От Дмитрий Кропотов Ответить на сообщение
К All Ответить по почте
Дата 16.09.2004 14:00:14 Найти в дереве
Рубрики История; Версия для печати

Ю.Семенов Был ли в реальности первобытный коммунизм?

Привет!

Наши форумные исследователи - Мирон с Мигелем резко отрицают существование когда-либо в человеческой истории уравнительных коммуналистических отношений.
Еще бы, если допустить такое - их теория "Как нам обустроить Россию" повисает в воздухе - так как маржинализм как ее основа оказывается недействующим для первобытного общества. Более того, при дополнительном анализе выясняется, что маржинализм, несмотря на все его претензии на всеобщность - всего лишь перелицованная экономическая теория капитализма.

В 60-х годах на Западе среди исследователей первобытных и ранних доклассовых обществ разгорелась дискуссия - можно ли с помощью формальной экономической теории (маржинализма) описать экономику доклассовых обществ.
Ученые разделились на три группы - формалисты (признававшие возможность этого), субстантивисты (отрицавшие это - среди них М.Салинс, К.Полани, Д.Дальтон), неприсоединившиеся (указывавшие на недостатки как той, так и другой позиции).
Ю.Семенов впервые в СССР опубликовал обзор этой дискуссии.
ТЕкст статьи "Теоретические проблемы экономической антропологии" помещен в копилку:
https://vif2ne.org/nvz/forum/files/Dim/Semenov_YU.Teoreticheskie_problemy_akonomicheskoj_antropologii.doc

В статье Ю.Семенова дается уничтожающая критика попыток объявить маржинализм всеобщей и универсальной экономической теорией, ярко иллюстрируются, на примере работ западных антропологов все недостатки и ограниченность этой теории.


Вот как о недостатках теории маржинализма говорит убежденный сторонник этой теории,известный западный антрополог Р.Ферс:

"Таким образом, по мнению Р. Ферса, из всех понятий и поло¬жений маржинализма к примитивной экономике может быть применено лишь несколько самых абстрактных и общих. К ним относятся положения, «что экономическая деятельность заклю¬чается в применении ограниченных средств к альтернативным целям, что это применение управляется принципами рациональ¬ного выбора и что целью индивидов, занятых экономической дея¬тельностью, является максимизация удовлетворения»74.
Однако, как показывает сам же Р. Ферс, все попытки практи¬чески использовать даже эти, казалось бы, самые общие, уни¬версальные положения для анализа примитивной экономики на¬талкиваются на непреодолимые трудности. «Тенденция экономи¬стов,— писал Р. Ферс,— заключается в претензии на всю сферу, где имеет место выбор при распределении ресурсов, как на свою область, но на практике они ограничивают свой анализ ситуаци¬ей, где существуют цены, где все измеряется в деньгах»75. Соот¬ветственно все они под максимизацией понимают извлечение наибольшей возможной в данных условиях денежной выгоды76.
Но в примитивном обществе деньги отсутствуют. Там неиз¬бежно должны действовать иные стимулы. Можно, конечно, предположить, что человек в примитивном обществе руковод¬ствуется стремлением к материальной выгоде, к наибольшему возможному удовлетворению своих материальных потребностей. Но даже если это допустить, совершенно неясно, каким обра¬зом можно осуществить в данных условиях рациональный расчет максимизации. Ведь если нет денег, то тем самым отсутствует способ выразить все возможные варианты распределения огра¬ниченных ресурсов между альтернативными целями человека в одних и тех же количественных единицах и тем сделать их сопо¬ставимыми, сравнимыми.
Но дело еще более усложняется, если мы примем во внима¬ние, что люди примитивного общества руководствуются в своей экономической деятельности отнюдь не только стремлением к прямой материальной выгоде. А на этом Р. Ферс категорически настаивает. «Иногда воображают,— пишет он,— что главным стимулом экономической деятельности людей племенного обще¬ства является непосредственное желание удовлетворить свои материальные нужды... Это является важным фактором в их жизни. Но было бы ошибочным интерпретировать их экономиче-
скую организацию как простую реакцию на их потребности в пище, одежде, жилье и т. п. Во-первых, эта реакция не индиви¬дуальная, а социализированная, общественная. Ценность пищи, заключается для них не просто в ее способности утолить голод, но и в том, что она может быть использована для выражения их обязательств по отношению к свойственникам, вождям, предкам, для проявления гостеприимства, для выставления напоказ бо¬гатства, для устройства инициации или браков сыновей... Вся экономическая 'Система этих людей пронизана данным сложным, комплексом духовных ценностей. Из этого можно видеть, во-вто¬рых, что многие из потребностей, на которых базируется их эко¬номическая жизнь, носят нематериальный характер. Стремление создать себе репутацию может толкать человека к накоплению пищи, коров, каноэ, но в определенных случаях это побуждает его к отказу от накопления, заставляет его преднамеренно да¬вать больше, чем он получает взамен, или расходовать свои ре¬сурсы на то, чтобы женить сына или похоронить отца, или, как в крайнем случае потлача индейцев северо-западного побережья Северной Америки, разрушать наиболее ценную свою собствен¬ность с тем, чтобы стать выше соперника в глазах окружающих. Все это — экономическое поведение, ибо связано с выбором спо¬соба распоряжения богатством. Но оно не покрывается идеей, что максимизация удовлетворения материальных потребностей является экономической целью»77.
По какому же признаку можно отделить в этих условиях ва¬риант распределения ресурсов, обеспечивающий максимизацию, от всех прочих, менее экономичных? И здесь сторонникам мар¬жинализма ничего другого не остается, как рассуждать пример¬но таким образом: раз человек выбрал данный вариант распре¬деления ресурсов, значит он и обеспечивает максимальное удов¬летворение его потребностей.
Р. Ферс указывает на возможность такого подхода. «Если ти-копиец бросает свою копательную палку и оставляет саженцы таро вянуть, чтобы идти и причитать на похоронах тетки, или разрушает каноэ, потому что племянник совершил самоубийство путем ухода в море, или воздерживается от строительства каноэ, ибо на громкий шум наложено табу, пока не высажен ямс, то может быть постулировано, что эти изменения в деятельности человека или разрушение его собственности представляют собой выбор, сделанный с учетом альтернатив, что удовлетворение, которое он получил от этого выбора, большее, чем он получил бы, приняв другой курс действия, и что для экономического анализа самое важное — достигнутый результат»78. Но, хотя такого рода подход и возможен, он ничего не дает для понимания экономиче¬ской жизни примитивного общества, ибо его «результатом был бы анализ, который оторван от реальности и исключает возмож¬ность предсказания будущего»79. Действительно, в таком случае ни о каком рациональном калькулировании, ни о каких прин¬ципах рационального выбора не может быть и речи. И все при¬менение формальной экономической теории к анализу примитив¬ной экономики сведется к обряжению актов человеческой дея¬тельности в мишуру маржиналистской терминологии. Но, пока¬зав, что подобного рода «экономический анализ» примитивной экономики представляет собой пустую фразеологию, Р. Ферс ни¬чего не может предложить взамен.
"


Вот как отзывается об этой статье и о Ю.Семенове известный английский этнолог и философа Е.Геллнер:
"Юрий Семенов — один из наиболее эрудированных историков антропологии и других общественных наук. Он весьма полно и точно осведомлен об антропологических исследованиях на Западе и к тому же обладает замечательным даром сжатого и беспристрастного изложения научных идей. Эти качества проявились, например, в его блестящей статье о дискуссии между формалистами и субстантивистэми в западной экономической антропологии. Но труды Семенова выходят далеко за рамки анализа тех или иных научных направлений. Он показал себя и как самостоятельный теоретик, причем творчески мыслящий, изобретательный и оригинальный. Будучи приверженцем марксизма, он быстро воспринимает про¬блемы, пронизывающие теоретическую структуру этого учения, и выдвигает идеи, важные для развития этих проблем.Так, Семенову принадлежит остроумная попытка снять известное возражение против марксистского тезиса об универсальной последовательности обществен-[то-экономических формаций, заключающееся в том, что любое конкретное общество почти никогда (или даже вообще никогда) не проходит через все предписанные марксистским учением стадии социально-экономического развития "
(статья Е.Геллнера "Марксистская книга Бытия", дающая высокую оценку Ю.Семенову выложена в копилку
https://vif2ne.org/nvz/forum/files/Dim/Gellner_E_Marksistkaya_kniga_Bytiya_(Semenov).doc
)




Е.Геллнер высказывает в своей статье много интересных мыслей, по мнению Ю.Семенова он глубоко понял его теорию антропосоциогенеза. Но ряд положений его статьи заставил Ю.Семенова выступить с откликом, в котором он, в частности, высказывается по вопросу существования первобытного коммунизма, составляющих частей марксизма и т.д.
https://vif2ne.org/nvz/forum/files/Dim/Semenov_YU_O_pervobytnom_kommunizme.doc

"
Первобытный коммунизм. Дав высокую оценку моей концепции социогенеза, Э. Геллнер вместе с тем допускает, что она может быть опровергнута новыми данными. «Вдруг,— пишет он,— факты подтвердят, что иерархия и доминиро¬вание, столь характерные для предчеловеческих стад, никогда и не прерывались, что никакого промежуточного периода первобытного коммунализма на самом деле не было?» (С. 50). Для Э. Геллнера, таким образом, концепция первобытного коммунизма есть гипотеза, которая может подтвердиться, а может быть и оп¬ровергнута.
На мой взгляд, дело обстоит иначе. Совершенно независимо от того, верна или неверна моя теория; социогенеза, существование коммунизма в прошлом человечества есть факт, который совершенно твердо установлен и никогда не будет опровергнут.
У всех народов, находившихся на самых ранних ступенях развития, добытая пища всегда в конечном счете распределялась между членами общины совершенно независимо от того, участвовали они в ее добывании или не участвовали. И распределялась она между членами общины в общем и целом в соответствии с их потребностями, т. е. по потребностям. Это распределение происходило в трех основных формах. Каждый член общины брал из добытого определенную долю. Это — разбор. Добычу делили между членами общины. Это — разделодележ. Члены общины делились добытым друг с другом. Это — дачедележ . Вся добытая пища поступала в разбор или дележ внутри общины. Это свидетельствует о том, что вся пища независимо от того, кем она была добыта, была собственностью общины, общей собственностью.
Собственность на продукт, как известно, проявляется в распоряжении и пользовании им. Ячейки собственности, распоряжения и пользования могут совпадать, но могут и не совпадать. В последнем случае имеет место расщепление

собственности. В случае разбора пища, находящаяся в собственности и распо¬ряжении общины, поступает в пользование, а тем самым в потребление отдельных ее членов. При более поздней форме — дележе (в обоих его видах) пища, оставаясь собственностью общины поступает в распоряжение отдельных ее членов. Пищу, полученную в распоряжение, можно не только потребить. Ею можно поделиться с другими членами коллектива. Ее можно подарить члену другой общины.
Существуют два первичных способа перехода пищи в распоряжение человека. Один из них — разделодележ. Пища, поступившая в распоряжение общины в целом, в результате разделодележа поступает в распоряжение отдельных ее членов. Другой способ можно было бы назвать трудодележем. Человек сразу же становится распорядителем пиши, которую добыл.
Были общества, в которых разделодележ отсутствовал. В них вся пища первоначально поступала в распоряжение людей, которые ее добыли. В результате некоторые из исследователей, имевших дело с такими обществами, нередко приходили к выводу, что в них вся пища была индивидуальной или даже частной собственностью.
Так. например, И. Шапера, характеризуя общественные отношения у буш¬менов, подчеркивал, что «пища, животная и растительная, и вода являются частной собственностью и принадлежат человеку, который добыл их». Казалось бы, точка зрения исследователя ясна: ни о каком коммунизме у бушменов говорить не приходится. Но буквально тут же И. Шапера добавляет, что «от каждого, кто имеет пищу, однако ожидают, что он даст ее тому, кто ее не имеет». «В результате,— пишет он,— практически вся добытая пища поровну распределяется по всему лагерю». Окончательный вывод И. Шаперы заключается в том, что хотя экономическая жизнь группы бушменов реально основывается на понятии частной собственности практически она «приближается к разновид¬ности коммунизма» 3.
То же самое, почти слово в слово пишет А. Р. Рэдклифф-Браун в своей монографии о туземцах Андаманских островов. Он тоже начинает с решительного утверждения, что «вся пища есть частная собственность и принадлежит мужчине или женщине, которые добыли ее». Однако он тут же добавляет, что «от каждого, кто имеет пищу, ожидают, что он даст тому, у кого ее нет» и «результатом этого обычая является то, что практически вся добываемая пища поровну рас¬пределяется по лагерю» . И основной вывод полностью совпадает с тем, к которому пришел И. Шапера. Хотя экономическая жизнь локальной группы андаманцев основывается на понятии частной собственности, в действительности же она «приближается к разновидности коммунизма» 5.
То же противоречие пронизывает работы Р. Б. Ли о бушменах. «Пища,— утверждает автор,— есть собственность мужчины или женщины, которые добыли ее, однако,—тут же добавляет он,— почему-то каждый член лагеря участвует в вечерней трапезе даже в дни, когда только некоторые из его членов участвовали в добывании пищи» б. И Ли рисует в работе детальную картину распределения всего добытого членами группы внутри лагеря, в результате которого каждый получает «справедливую долю»7. Общий вывод, к которому он приходит, за¬ключается в том, что общество бушменов есть коммунистическое, в котором действует принцип: от каждого по способностям, каждому по потребностям . В одной из последних своих работ Ли без всяких оговорок отстаивает взгляд на первобытное общество как на первобытно-коммунистическое или коммуналисти-ческое 9.
Из описанного выше противоречия есть только один выход. Нужно признать, что пища, добытая теми или иными людьми, находилась не в их собственности, а только в их распоряжении. Подлинным же ее собственником была община. Общественная собственность на пищу проявлялась в обязанности лиц, в распо¬ряжении которых она находилась, делиться ею с другими членами коллектива.
Значительно более наглядно принадлежность пищи коллективу, а не отдельным

лицам, выступала в обществах, где существовал разделодележ. Ведь последний предполагал, что пища первоначально поступала не только в собственность, но и в распоряжение общины.
Исходя из факта существования разделодележа и дачедележа, многие иссле¬дователи прямо пришли к выводу, что в изучаемых ими доклассовых обществах пища или. по крайней мере, охотничья и рыболовная добыча, была общей собственностью |0.
Объекты, которыми делятся, всегда являются общей собственностью тех лиц, которые ими друг с другом делятся. Это верно по отношению не только к пище, но и к любым другим предметам. О вещах, которые находятся в общем распо¬ряжении и пользовании членов общины, никто не спорит. Они без обиняков признаются общей собственностью. Спор возникает лишь тогда, когда речь заходит о вещах, находящихся в индивид} альном распоряжении и пользовании. Именно они рассматриваются многими исследователями как находящиеся в индивидуальной или даже частной собственности. Однако эти же самые иссле¬дователи рисуют картину постоянного перехода данных вещей из рук в руки. Члены общины были обязаны делиться друг с другом не только пищей, но и вещами ". Отсюда следует, что не только пища, но и вещи были общественной собственностью. И этот факт был достаточно адекватно осознан рядом исследо¬вателей. «Внутри рода,— писал Дж. Тэплин об австралийцах,— нет личной собственности — все орудия, оружие и т. д. принадлежат всем членам рода коллективно; каждый рассматривает их как собственность его рода... Если у него есть какое-либо оружие, или сеть, или лодка, которые в известном смысле являются его собственными, он знает, что его собственность на эти предметы подчинена верховным права»* его рода» п.
Весь материал о народах, находящихся на ранних ступенях развития, сви¬детельствует о существовании у них коммунистических (коммуналистических) отношений. Поэтому очень важно ознакомиться с доводами противников кон¬цепции первобытного коммунизма. На что они ссылаются, какие факты приводят?
Один довод уже был рассмотрен: коммунизм предполагает отсутствие инди¬видуальной собственности, а таковая существует даже у бушменов и андаманцев, не говоря уже о более развитых народах. Как уже было показано выше, и у бушменов, и у андаманцев существовали не индивидуальная собственность, а индивидуальное распоряжение объектами, находящимися в общинной собствен¬ности.
Своеобразную эволюцию претерпели взгляды на первобытную экономику у Б. Малиновского. В монографии «Семья у австралийских аборигенов» (1913 г.) Малиновский безусловно признавал существование у них коммунизма, хотя и подчеркивал, что распространяется он лишь на пищу, точнее даже, только на охотничью добычу". В более поздней работе «Аргонавты Западного Тихого Океана» (1922 г.) исследователь характеризует концепцию «первобытного ком¬мунизма дикарей» как явно ошибочную, как недоразумение |4. В этой книге в отличие от первой он исходит из данных об экономике меланезийцев о-вов Тробриан. И в отношении тробрианцев он был совершенно прав: никакого коммунизма у них не существовало. Но это ни в малейшей степени не опровергает концепции первобытного коммунизма.
В развитии общества, которое принято называть первобытным, примитивным, догосударственным и т. п., можно выделить стадию собственно первобытного общества и стадию перехода от собственно первобытного общества к классовому, которую можно было бы назвать стадией предклассового общества. В свою очередь в эволюции собственно первобытного общества можно выделить два этапа: фазу ранней первобытной общины (раннепервобытного общества) и фазу поздней первобытной общины (позднепервобытного общества) '5. Первобытный коммунизм был характерен только для первой из этих фаз. Раннепервобытная община была коммуной. На этой стадии все средства производства и предметы потребления были собственностью общины, что, начиная с определенного времени


сочеталось с тем обстоятельством, что многие из них находились в распоряжении отдельных индивидов. Все продукты труда распределялись между членами общины в соответствии с их потребностями.
Переход к фазе позднепервобытной общины был ознаменован появлением, наряду с распределением по потребностям распределения по труду, а также индивидуальной собственности и определенного имущественного неравенства. Однако на этой стадии сохранялся равный доступ всех членов общины к средствам производства.
Стадия предклассового общества характеризуется началом формирования ча¬стной собственности и основанных на ней различных видов эксплуатации человека человеком. Тробрианское общество, детально изученное Б. Малиновским, как раз относилось к предклассовой стадии.
Разделодележ, дачедележ, а иногда разбор продолжали существовать и в фазе позднепервобытного общества и даже на стадии предклассового общества. На этом основании некоторые исследователи говорили о существовании первобытного ком¬мунизма в отдельных позднепервобытных и даже предклассовых обществах. Возражая им, другие ученые приводили данные, свидетельствующие о наличии в этих обществах подлинной индивидуальной или даже частной собственности и т. п. Они считали, что тем самым опровергают концепцию первобытного коммунизма. Так, например, поступал Р. Лоуи в своем «Примитивном обществе» 16.
У него мы обнаруживаем и еще один подход к проблеме первобытного коммунизма. Он создал для себя представление о том, каким должен быть этот коммунизм. В частности, коммунизм, по его убеждению, должен исключать какие бы то ни было личные права на вещи, какие бы то ви бьито личные мотивы деятельности ". Сопоставляя реальные общества с созданным им идеалом, Лоуи отказывает им в праве именоваться коммунистическими на том основании, что они не полностью согласуются с ним.
И все-таки в конце концов он вынужден признать, что по крайней мере общества некоторых «примитивных» народов являются коммунистическими. В частности, это относится к народам Арктики. Он даже говорит об «арктическом коммунизме» и указывает как на одну из его черт на «альтруистический дележ пищевых запасов» '8.
Решительным противником концепции первобытного коммунизма был Г. Кунов. Первобытный коммунизм, в его представлении, это такой строй, при котором «все принадлежит всем», в частности земля является «собственностью всех» !9. Но по¬добного рода общественные нормы никогда не существовали Земля на ранних стадиях развития принадлежала «не всем без различия, а определенным маленьким кочующим ордам» . И вообще, когда сообщается о совместной собственности, то это всегда собственность не всех, а определенных групп людей21.
Положение о том, что земля принадлежала отдельным общинам, в основном верно, хотя существовали и исключения. Но она ни в малейшей степени не опровергает концепции первобытного коммунизма. Коммунизм предполагает не всеобщую собственность, а общественную собственность, собственность общества. Первобытная община была обществом. Поэтому общинная собственность была собственностью общества.
Это настолько очевидно, что в дальнейшем изложении Г. Кунов снимает свое возражение. Он выдвигает уже иное понимание первобытного коммунизма: все члены общины сообща владеют всеми имеющимися налицо предметами,— и пытается доказать, что у австралийцев, например, ничего такого не было. Земля, конечно, принадлежала общине в целом, но все, что добывает индивид собст¬венными усилиями, является его собственностью п.
Конечно, Г. Кунов не может обойти тот факт, что члены общины делились своей добычей друг с другом. И вот что он пишет по этому поводу: «Правда, у австралийцев мы находим род потребительского коммунизма. Счастливый охотник должен отдать орде часть своей охотничьей добычи; и в этом случае

только определенный круг родственников. К тому же этот потребительский коммунизм возникает не из так называемого первобытного «духа общественности» или ^чувства солидарности» и т. д., вообще не из какого-либо этического принципа, а под давлением, нужды: это фактически коммунизм нищеты (Notstandskommunismus) a. Все верно: первобытный коммунизм возник вовсе не из этических принципов. Но главное: он возник и существовал.
Самая последняя по времени попытка поставить под сомнение концепцию первобытного коммунизма была предпринята Э. Сервисом. Его позиция крайне противоречива. Он безусловно признает, что социальная экономика «примитив¬ных» народов является полной противоположностью капиталистической, в силу чего ее иногда характеризуют как коммунизм или первобытный коммунизм. Как отмечает он, слово «коммунизм» имеет несколько значений, но все они включают идею общественной, коммунальной или государственной собственности, по крайней мере, на важнейшие ресурсы и средства производства24.
Бесспорно, что естественные ресурсы, используемые общиной охотников и собирателей, находятся в коллективной или коммунистической собственности. Что же касается вещей, то они: — в руках отдельных людей. Поэтому в каком-то смысле можно сказать, что они были в «собственности» (это слово поставлено в кавычки Э. Сервисом) индивидов. Но это обладание вещами носило крайне своеобразный характер. Существовало мощнейшее обязательство делиться всеми вещами и продуктами. В силу его самые различные люди имели право на долю всего того, чем обладал данный индивид. В результате каждый обладатель не имел права распоряжаться вешами по своему усмотрению. Тем более нет смысла говорить о существовании в примитивней общине частной собственности, которая предполагает, что одни люди что-то имеют, а другие — лишены этого 25.
Но убедительно показав, что в ранней общине охотников и собирателей существовал коммунизм, Э. Сервис открещивается от признания рассматриваемого общества коммунистическим. «Если,— пишет он,— не существует истинной ча¬стной собственности в сколько-нибудь пригодном смысле в примитивных обще¬ствах, то являются ли они коммунистическими? Если подойти к вопросу поверхностно, то ответ будет утвердительным. Рассмотрение его по существу влечет за собой отрицательный ответ. Если коммунизм означает просто отсутствие часгной собственности на природные ресурсы и средства производства, то без¬условно общины охотников и собирателей являются коммунистическими. Но это в лучшем случае поверхностное, если не ошибочное заявление. Община охотников и собирателей базируется на родстве: она является фамилистической (familistic). Но разве семьи (фамилии), особенно домашние семьи в любом обществе, включая «капиталистическую Америку* и «коммунистическую Россию», не являются в равной степени коммунистическими? Если мы будем сравнивать сопоставимое, то обнаружим, что примитивная община охотников и собирателей из 30—60 человек несомненно превышает по размерам семью в урбанизированной Америке, но она все же семья и она же все-таки очень небольшое общество, И неудивительно, что ее члены действуют фамилистически, как в экономических, так и других делах м.
Далее следует длинная цепь рассуждений, суть которых коротко сводится к следующему. В каше время коммунизм рассматривается как альтернатива ка¬питализму. Говоря и о капитализме, и о коммунизме имеют в виду большие индустриальные государства. Поэтому собственность принадлежит не кучке род¬ственников, а либо миллионам граждан государства, либо самому государству. Средствами производства, которые находятся в собственности, являются не ка¬менные яожи, а фабрики, рудники и т. п. Говоря и о капитализме, и о коммунизме, мы имеем в виду не семьи, а большие сложные государства, базирующиеся не на родственных, а на безличиостных связях. И если употреблять слово «коммунизм» в этом смысле, то общину охотников и собирателей нельзя назвать коммунистической. Экономику этой общины лучше всего можно было бы охарактеризовать как фамилистическую. А ни одно современное общество
каким бы коммунистическим оно не было, не является фамилистическим в целом ".
Сервис совершенно прав, когда говорит о качественном отличии первобытных общин от тех современных обществ, которые принято называть коммунистиче¬скими. Но это ни в коем случае не ставит под сомнение концепцию первобытного коммунизма — именно первобытного, а не какого-либо иного коммунизма. По существу Сервис признает эту концепцию, отказываясь лишь от использования слова «коммунизм* в применении к первобытности. Ученый прав, указывая на определенное сходство отношений в первобытной общине и современной семье. И там, и там действует принцип распределения по потребностям. Но коренное различие заключается в том, что первобытная община была обществом, а со¬временная семья является небольшой ячейкой общества, базирующегося на от¬личных от коммунистических экономических связях.
Марксизм и первобытный коммунизм. Основным в статье Э. Геллнера является тезис о том, что концепция первобытного коммунизма является важнейшей составной частью марксизма. «Ведь марксистское предсказание будущего,— пишет он,— основано на реконструкции прошлого, т. е. на том, что на ранних этапах истории существовало бесклассовое, свободное и гармоничное общество. Именно таким (и только таким!) образом можно показать, что коммунистические обще¬ственные отношения составляют реальный идеал человечества» (с. 37).
Думаю, что Э. Геллнер неправ. Марксизм и концепция первобытного ком¬мунизма возникли совершенно независимо друг от друга.
Зачатки идеи первобытного коммунизма мы находим еще у Монтеня . В зародышевой форме она присутствует в работах Морелли 29, Мабли30, Дидро 3|. Но более или менее четкое выражение эта идея нашла в замечательной книге Ферпосона «Очерк истории гражданского общества» (1767 г.). Он выделил дикость, варварство и цивилизацию как последовательно сменяющиеся стадии поступа¬тельного развития человечества. Первая, по Ферпосону, характеризуется обще¬ственной собственностью на землю и продукты труда, распределением по потребностям и равенством людей32. Никто из названных авторов термина «коммунизм» не употреблял. Он появился только с началом 40-х годов XIX в., причем первоначально лишь для обозначения определенного социального дви¬жения того времени и его идеалов 33.
Марксизм при своем возникновении никак ие был связан с концепцией перво¬бытного коммунизма. В ранних работах Маркса и Энгельса, относящихся к 40-ым годам XIX в., идея первобытного коммунизма полностью отсутствует 34. Это относится и к одной из первых работ уже зрелого марксизма — «Манифесту Коммунисти¬ческой партии». В ней прямо утверждается, что «история всех до сих пор существовавших обществ была историей борьбы классов» 3 . Этот факт отмечает Э. Геллнер, но почему-то совершенно не учитывает его в своих построениях.
И отсутствие идеи первобытного коммунизма ни в малейшей степени не мешало Марксу и Энгельсу обосновывать необходимость коммунистического переустройства общества. В дальнейшем они эту идею приняли и разработали, но она никогда не использовалась ими в качестве доказательства неизбежности смены капитализма новым коммунистическим обществом. У них была совершенно иная система аргу¬ментации, чем та, что приписывает им Э. Геллнер. Чтобы убедиться в этом, достаточно ознакомиться с «Капиталом» Маркса. Ценность концепции первобытного коммунизма они видели в том, что она свидетельствует о возможности существования общества без эксплуатации и классов, но не более того.
Не Маркс и не Энгельс ввели в употребление термин «первобытный комму¬низм». При жизни Маркса не было опубликовано ни одной его работы, в которой этот термин использовался бы. Энгельс впервые употребил его в 1884 г. в книге «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Но еще в 1877 г. Морган в «Древнем обществе» использовал термин «коммунизм» в применении к первобытностиЗб. И в дальнейшем употребление этнографами термина «КОМ¬МУНИЗМ», а иногда и слова «социализм» для характеристики общественных от-

ношений изучаемых ими народов чаще всего никак не было связано с марксизмом. Ни фон Эренрейх ", ни Шрешс18, ни Кидд39, ни Лопатин 40, ни Вановерберг4|, ни Расмуссен 42, ни Карстен 4 марксистами не были. Над ними не тяготели никакие доктрины, требующие употребления этих терминов. Они использовали данные понятия исключительно лишь потому, что видели в них адекватное выражение сущности изучаемых общественных отношений.
Исходя из того, что концепция первобытного коммунизма жизненно важна для марксизма, Э. Геллнср рисует любопытную картину. Какие-то очень высокие лица в руководстве КПСС, обнаружив, что теории возникновения первобытного коммунизма до сих нор не существует, дали указание срочно создать «Маркси¬стскую книгу Бытия». Была подобрана группа ученых, которой и было поручено это ответственное дело. Результатом и явилась трехтомная «История первобытного общества» 44.
Должен разочаровать и Э. Геллнера и читателей. Ничего подобного не было. Инициатором создания трехтомника был заведующий Сектором истории перво¬бытного общества Института этнографии АН СССР А. И. Першид, Его идея пришлась по душе работникам сектора и нашла поддержку у директора института Ю. В. Бромлея. Этим все и ограничилось. Представители же идеологических верхов, я думаю, не прочли ни одной строчки из написанных нами книг. Более того, они, вероятно, и не подозревали о существовании трехтомника.
Что же касается моей личности, то, по мнению Э. Геллнера, мною двигал не только научный интерес, но и стремление осмыслить окружающую меня социальную действительность. Как человек лояльный к строю я не мог не приветствовать социалистическое переустройство общества. И в то же время, будучи мыслящим ученым, не мог не задумываться над природой наличествующих в этом преобразовании общества различного рода отрицательных явлений.
Именно исходя из этого, я, рисуя картину становления первобытного ком¬мунизма, допускал не только неизбежность, но и нужность, полезность сохранения в этот период элементов старых животных отношений, в частности пережитков доминирования. «Весьма важно,— подчеркивает Э. Геллнер,— что эта концепция объясняет и оправдывает любые временные недостатки формирующегося обще¬ственного строя» (с. 47).
Опять должен разочаровать Э. Геллнера. Все сказанное им не имеет никакого отношения ни к моей концепции самой по себе, ни к причинам ее появления. Конечно, я не мог не исходить из того, что в период перехода от животного мира к человеческому обществу новые зарождающиеся социальные отношения неизбежно должны были сосуществовать со старыми, что в этот период неизбежными были прорывы зоологического индивидуализма. Но ничего полезного в последних я не видел. «...Прорыв зоологического индивидуализма в сфере распределения мяса,— писал я,— представлял для праобщества огромную опасность. Объединения, в которых данная норма (запрет отстранять кого бы то ни было из членов праобщины от мяса.— Ю, С.) не восстанавливалась, с неизбежностью исчезали. Сохранялись и получали возможность дальнейшего развития только такие объединения, в которых данная норма возрождалась и утверждалась» 4S.
Так обстоит дело с чисто фактической стороны. Нет ни одной строчки моей работы, в которой бы говорилось о нужности и полезности сохранения элементов доминирования в эпоху праобщества. Это во-первых. А во-вторых, у меня не было никаких оснований для того, чтобы, выражаясь словами Э. Геллнера, «провести параллели между положением человека в эпоху палеолитического коммунизма и в современном социалистическом обществе» (с. 48).
Конечно, когда-то я, как и большинство людей моего поколения, считал наше общество социалистическим и переживал, что в нем не все происходит так, как хотелось бы. Однако к 1980-м гг., когда создавалась обсуждаемая работа, я давно >же от этой иллюзии избавился. К началу 1970-х гг. мне было совершенно ясно, что никакого социализма ни в нашей стране, ни в соседних с ней не существует. За какой-то десяток лет, прошедших после 1917 г., у нас сформи-

ровалось общество, по многим своим признакам сходное с тем, что возникло в IV тысячелетии до н. э. в странах Древнего Востока и было первой формой исторического бытия классового общества.
Способ производства, который лежал в основе первых классовых обществ, К. Маркс именовал азиатским. Название не самое удачное, ибо формирующиеся и сформировавшиеся общества данного типа существовали и за пределами Азии — в Африке, Европе, Южной и Северной Америке и Океании. Поэтому я предпочитаю именовать этот способ производства политарным (от греч. полития — государство).
Особенность этого способа производства состоит в том, чад частным собст¬венником (полным или верховным в зависимости ог варианта) средств произ¬водства является весь класс эксплуататоров в целом, а не его члены, взятые в отдельности. Этот способ, таким образом, основан на общеклассовой частной собственности, которая с неизбежностью принимает форму государственной. С этим связано совпадение в общем и целом класса эксплуататоров с государственным аппаратом. Эта характеристика в равной степени относится и к обществу Древнего Востока я к советскому обществу 20—80-х гг. XX в. Но нельзя не видеть и различия между ними. Общество Древнего Востока было аграрным, наше — индустриальным. Таким образом, существуют две основные разновидности по-литаризма, которые соответственно можно было бы назвать агрополитаризмом и индустрополитаризмом. Можно спорить о том, являются ли они двумя вари¬антами одного способа производства или двумя самостоятельными способами производства, но их близость друг к другу неоспорима,
В 1972—1973 гг. я написал большую статью, в которой был дан детальный анализ экономической и политической структуры агрополитарного общества. По отношению к ней действительно можно говорить о проведении параллелей между тем, что было в прошлом, и тем, что существовало в нашей стране. Причем это не требовало и не предполагало внесения в картину агрополитарного общества каких-либо добавлений или же изъятия из нее тех или иных моментов. Наоборот, эти параллели вырисовывались тем более отчетливо, чем ближе к истине была нарисованная картина.
Эти параллели были столь очевидными, что после сдачи в издательство статья была исключена бдительным его руководством из состава сборника «Становление классов и государства», для которого она предназначалась. Мне срочно пришлось писать для сборника другую статью. Только после этого сборник увидел свет. Это произошло в 1976 г. Что же касается крамольной статьи, то она продолжала лежать в ящике письменного стола, пока благодаря титаническим усилиям экономиста-востоковеда В. Г. Растянникова не была опубликована в 1980 г. в сборнике «Государство и аграрная эволюция в развивающихся странах Азии и Африки». Правда, для этого статью пришлось значительно сократить и дать ей сугубо академическое название «Об одном из типов традиционных социальных структур Африки и Азии: прагосударство и аграрные отношения». Но зато в результате бдительность начальства была притуплена.
Таким образом, когда я в начале 1980-х гг. писая главы для «Истории первобытного общества», то никакими идеологическими мотивами не руководствовался. Меньше всего я думал о необходимости обоснование социализма. Вообще, на мой взгляд, вопрос о том, существовал или не существовал первобытный коммунизм, не имеет прямого отношения к проблеме будущего развития человечества. Это чисто научная проблема, и она должна решаться чисто научными методами.
Проблемой становления человеческого общества я занимался давно. В 1962 г. вышла моя монография «Возникновение человеческого общества», которая в существенно переработанном виде была переиздана в 1966 г. под названием «Как возникло человечество». От многого из того, что было сказано в этих книгах, я не отказываюсь и сейчас. Но концепция становления социально-эко¬номических отношений в них отсутствовала. И это не случайно. В конце 1950-х — начале 1960-х гг. наука не располагала материалом для конкретных суждений по этому вопросу.

За последяие двадцать лет положение изменилось. Во-первых, впервые в истории науки было проведено множество систематических исследований пове¬дения обезьяч, включая человекообразных, в естественных условиях, были де¬тально изучены отношения в их объединениях. Во-вторых, получила развитие научная дисциплина, которая за рубежом именуется экономической антрополо¬гией, а у час - - экономической этнологией (этнографией). Огромный материал, собранный ею, дал возможность реконструировать первоначальную форму пер¬вобытных производственных отношений и выявить объективную логику их эво¬люции. Все это вместе взятое сделало возможным перекинуть мост от объединений животных к человеческому обществу, раскрыть внутренний механизм зарождения и формирования социально-экономических отношений.
"



Дмитрий Кропотов, www.avn-chel.nm.ru