Поскольку Вы не обозначили мне запрета на учатие в дискуссии я решил воспользоваться своим правом.
ГЛАВА 3.13 СОЦИАЛИЗМ
Возможность использования положительного опыта развития Советского Союза заставляет особо внимательно учесть допущенные тогда ошибки экономического и политического строительства во избежание их повторения. Несмотря на наличие в социализме мощных механизмов развития, которые, при должной воле руководства, позволили бы стране преодолеть в 80-х годах кризисные явления и пойти дальше, по нашему мнению, многие черты советского социализма вызвали бы рецидивы кризисных явлений, и от этих черт надо было рано или поздно отказываться в любом случае. Самое интересное, что многие допущенные ошибки, являясь злом с точки зрения интересов развития всей страны, существенно облегчали жизнь очень многим, а то и большинству её граждан. Именно поэтому в 90-х годах СССР не только не смог отказаться от большинства недостатков своего экономического устройства при социализме, а только усугубила их… одновременно лишившись тех механизмов экономического развития, которые существовали при социализме. Представляется, что суть этих недостатков даже не может быть понята, если не учитывать эволюционного характера экономического развития. Подобно тому, как в биологической эволюции механизмы изменчивости и отбора работают на всех уровнях организации живого – для клеток в одном организме, для организмов в популяции, для популяций в видах и между видами - так же и экономическое развитие идёт быстрее всего, когда поиск и реализация новых возможностей для развития, естественный отбор наилучших методов производства идут на многих уровнях экономического организма страны. Главной проблемой СССР, в особенности после смерти Сталина, стало отсутствие альтернативной конкуренции и, соответственно, встроенных механизмов ускорения технологического роста, которые бы шли от абсолютной необходимости для предприятий и отдельных работников «быть на уровне» под давлением среды и в целях выживания, а не в зависимости только от заставлений начальства, которые могут оказаться недостаточно чувствительными. Столь же неблагоприятны последствия прекращения естественного отбора способов хозяйствования, технологий, предприятий…
Что же такое социализм? Вопрос о том, что понимать под социализмом, не имеет общепризнанного ответа в политических или экономических науках. Ранее этот термин был «застолблён» в официальном советском обществоведении за некоей формацией, переходной от капитализма к коммунизму, неизбежность прихода которого, как считалось, была предсказана Марксом и Энгельсом. Судя по их туманным высказываниям, под коммунистическим обществом они понимали некое сообщество самоуправляемых коммун, без государства и с отмиранием семьи, но с общей собственностью и отменой разделения труда, где управление людьми заменяется управлением вещами. Нет нужды подробно объяснять, что в рамках нашего более детального подхода ни одна из этих характеристик не выдерживает никакой критики: построить такой коммунизм невозможно без переделки биологии человека. Мы уже говорили, что жизнь без государства и силового подчинения человека обществу невозможна (а значит, и государство сохранится всегда, и управление людьми не отменишь). Представления Энгельса о самоуправляемых коммунах отличалось предельной утопичностью, что видно из его восхищения чехардой демократического переизбрания чиновников в Парижской коммуне во время боевых действий на подступах к городу. Понятие всеобщей собственности теряет всякий смысл, как только надо определить порядок пользования ограниченным ресурсом. Наконец, известный принцип коммунизма «от каждого по способностям, каждому по потребностям», независимо от того, насколько серьёзен был Маркс при его выдвижении, превратился в красивую сказку для соблазнения симпатии рабочих, подобно обещанию рая в христианстве.
Несомненно, в СССР сложился особый тип обшества. Социализм в приписываемой ему идеологами форме, с централизованным планированием, огосударствленной экономикой и ценоназначением вопреки балансу спроса и предложения не сохранился практически ни в одной из социалистических стран: даже те страны, в которых не произошло смены режима, отказываются от черт советского экономического устройства более или менее быстро. Первоначальный вариант социализма разрушен или мирно заменён на другую свою модификацию (в Китае, Вьетнаме, в подавляющем большинстве стран. Даже Северная Корея и Куба довольно быстро преображаются). Самыми стабильными оказались социалистические режимы в странах, которые имели социализм с национальными особенностями. Это указывает на то, что социализм, способствовавший на определённом этапе успешному догоняющему развитию самых разных стран, перестал быть устойчивым в новых условиях, так что даже самая ортодоксальная элита склонна к его реформированию. Следовательно, несмотря на кажущуюся приемлемость для большинства населения позднего советского социализма (даже скатившегося к коррумпированному бюрократическому рынку), были в этом устройстве элементы, заставлявшие либо саму элиту, либо активную часть населения вне элиты избавиться от того варианта социализма. И противодействовать этому не смог ни один лидер – напротив, Фидель Кастро и Ким Чен Ир стали осторожно поворачивать свои страны к использованию рыночных механизмов (а точнее, систем с отрицательной обратной связью) в организации экономики.
ТРУДНОСТИ ПОСТРОЕНИЯ СОЦИАЛИЗМА
Социализм нигде не строился бесконфликтно, и часто оказывалось, что строительством социализма недовольны именно те слои, а интересах которых, по идее, и проводилась политика социалистических партий. Были выступления рабочих в Берлине и волнения в Польше в 1953 году, волнения в Польше и мятеж в Венгрии в 1956 году, выступления рабочих в Новочеркасске в 1962 году, мятеж в Чехословакии в 1968 году, волнения в Польше в 1969, 1980 и 1981 годах, выступления в Алма-Ате в 1986 году. Интересно, что в 1980 г. на Гданьской судоверфи движение имело выраженный патриотический и социалистический характер. Рабочие требовали воплощения в жизнь фундаментальных принципов социализма (в том виде, как они пропагандировались официальной идеологией), крайне чувствительно относясь к любым отклонениям от его доктрины. В их требованиях не содержалось каких-либо принципиальных идей и ценностей, идущих вразрез с существующей стратегией общественного развития – напротив, рабочие Гданьской судоверфи были даже за больший эгалитаризм, чем тот, который существовал в то время в Польше. Режимы стран были вынуждены постоянно лавировать, балансировать между уравнительной тенденцией социализма и интересами развития страны, возрастающей ролью организаторского и интеллектуального труда в экономическом росте.
Тем не менее, по мере возрастания роли образованных слоёв населения и интеллигенции в экономике социалистических стран, а также по мере увеличения их численности всякий раз оказывалось, что уравнительные тенденции ведут к тому, что именно интеллигенция и управленцы считают себя самыми обделёнными. Они были недовольны как политическими возможностями, оставляемыми им господствующим режимом, так и своей долей в распределяемом общественном богатстве. Именно образованные слои населения выступали наиболее последовательными сторонниками свободного рынка, считая, что рынок даст им больше благ, чем социализм. Именно они подготовили в своих странах отказ от социализма, проведённый с согласия бюрократов-управленцев, которые тоже были недовольны теми возможностями, которые им предоставлял социализм.
ВАРИАНТЫ СОЦИАЛИЗМА
Вопрос о том, что понимать под социализмом, не имеет общепризнанного ответа в политических или экономических науках. Ранее этот термин был «застолблён» в официальном советском обществоведении за некоей формацией, переходной от капитализма к коммунизму, неизбежность прихода которого, как считалось, была предсказана Марксом и Энгельсом. Судя по их туманным высказываниям, под коммунистическим обществом они понимали некое сообщество самоуправляемых коммун, без государства и с отмиранием семьи, но с общей собственностью и отменой разделения труда, где управление людьми заменяется управлением вещами. Нет нужды подробно объяснять, что в рамках нашего более детального подхода ни одна из этих характеристик не выдерживает никакой критики: построить такой коммунизм невозможно без переделки биологии человека. Мы уже говорили, что жизнь без государства и силового подчинения человека обществу невозможна (а значит, и государство сохранится всегда, и управление людьми не отменишь). Представления Энгельса о самоуправляемых коммунах отличалось предельной утопичностью, что видно из его восхищения чехардой демократического переизбрания чиновников в Парижской коммуне во время боевых действий на подступах к городу. Понятие всеобщей собственности теряет всякий смысл, как только надо определить порядок пользования ограниченным ресурсом. Наконец, известный принцип коммунизма «от каждого по способностям, каждому по потребностям», независимо от того, насколько серьёзен был Маркс при его выдвижении, превратился в красивую сказку для соблазнения симпатии рабочих, подобно обещанию рая в христианстве. Так же как, например, незадолго до провозглашения независимости Украины в 1991 году ряд депутатов Верховной Рады подняли на заседании тему о том, что Англия должна Украине 16 ТРИЛЛИОНОВ (это не описка) фунтов стерлингов, набежавших по процентам с тех пор, когда гетман Полуботок отправил в Англию бочонок золота. В самом деле, осуществим ли коммунизм в смысле реализации лозунга «от каждого по способностям, каждому по потребностям»? Вряд ли. В реальном обществе все люди склонны к отлыниванию – это задаётся биологической необходимостью экономии энергии. Даже в идеальном коммунистическим обществе всегда найдётся один умник, который будет работать хуже других. Если его не наказать, то у него мгновенно возникнет сотня последователей. Его поведение неучастия в работе будет очень быстро размножаться. Следовательно, он должен быть как то наказан. Раз так, то для того, чтобы не дать этому виду поведения размножиться, неминуемы контролирующие и карающие органы, и от коммунизма не остаётся ничего. Конечно, можно надеяться на воспитание, но оно не отменяет необходимость экономии энергии для биологического вида. Можно, например, срочно изменить систему поощрений и, например, ввести поощрение известностью при полностью уравненном снабжении основными товарами. Но тогда чьи-то потребности к славе не будут удовлетворены, нарушая главный принцип коммунизма «каждому по потребностям». И главное, лозунг коммунизма противоречит правилу, согласно которому отдельный человек и общество в целом работают ровно до тех пор, пока считают, что дополнительные потребности, которые они хотят удовлетворить, всё ещё стоят дополнительных усилий. По всей видимости, это фундаментальный общеэкономический закон, отменить который не в силах рода людского. Грубо говоря, человек трудится не «по способностям», а «по потребностям». И лозунг «от каждого по способностям» тоже неверно отражает мотивацию труда человека и общества. В способностях человека трудиться и 5, и 7, и 10 часов в день, а Советская власть почему-то ввела 8-часовый рабочий день, вопреки способностям граждан. Всё это отражает полную неприменимость лозунга «от каждого по способностям» к решению обществом конкретной проблемы принуждения человека к труду.
ВОЗМОЖЕН ЛИ КОММУНИЗМ
“. . . общественная анархия в производстве заменится общественно-планомерным регулированием производства" (Энгельс, ПСС. т.19, стр. 223-224). ". . . должен произойти переворот в способе производства и распределения, устраняющий все классовые различия" (Энгельс, ПСС. т. 20, стр. 61). "Крупная промышленность, освобождённая от оков частной собственности, разовьётся в таких размерах, по сравнению с которыми её нынешнее состояние будет казаться таким же ничтожным, каким нам представляется мануфактура по сравнению с крупной промышленностью нашего времени. . . общество будет производить достаточно продукта для того, чтобы организовать распределение, рассчитанное на удовлетворении потребностей всех своих членов" (Энгельс, ПСС, т. 4, стр. 334-335). "Общество, которое по-новому организует производство на основе свободной и равной ассоциации производителей, отправит всю государственную машину туда, где ей будет тогда настоящее место: в музей древности" (Энгельс, ПСС. т. 21, стр. 173). Вот почти всё, что написал о будущем общественном строе Энгельс.
Анализ приведенных цитат показывает, что сформулированные особенности коммунизма либо заведомо невозможны ни в каком современном обществе, либо не поддаются однозначной трактовке при детальном рассмотрении (например, положение об отмене частной собственности разобрано нами в первой части и оказалось, что и в Советском Союзе собственность разных уровней была не только общегосударственной, но и узкогрупповой, и личной). Формировать представления о «настоящем» социализме по трудам Маркса и Энгельса не более осмысленно, чем формировать представления о рае по высказываниям Христа или ада по описаниям Данте. Понимание социализма или коммунизма как воплощения утопии Маркса или как приближения к ней во многом бессмысленно, потому что ключевые элементы этой утопии принципиально невозможны при данной биологии человека. Поэтому мы считает сугубо схоластическими все споры о том, являлся ли советский социализм настоящим, т.е. соответствовал ли чистому замыслу «научного коммунизма» или нет. Коль скоро ни одно общество не может соответствовать этому замыслу, то нелепо строить обвинительные речи, исходя из несоответствия теории.
Тем не менее, никто не станет спорить с тем, что многие страны в XX веке организовали свою жизнь на определённых принципах, которые принято связывать с социализмом. По этой причине под социализмом мы понимаем то реальное жизнеустройство, которое было у обществ, называвших себя социалистическими. Практически все отличительные особенности советского социализма, все его структуры повседневной жизни, тоже сложились как решение стоявших перед страной проблем. Например, как мы отмечали в одной из прошлых глав, в 1920-х годах у России было только два решения аграрной проблемы: столыпинский и сталинская сколлективизация. Столыпинский путь исключался, во-первых, общеполитической обстановкой, во-вторых, слабыми экономическими знаниями в стране, вызванными чрезмерным влиянием идеологии. Поэтому оставался только вариант коллективизации, но чтобы его идеологически оправдать, коллективизацию связали с необходимостью обобществления средств производства, предсказанной у классиков.
Советское жизнеустройство возникло в результате исторического творчества миллионов людей, которые либо вообще понятия не имели о марксизме, либо знали о нём весьма смутно и истолковывали на свой лад. Более того, реальный социализм резко отличался от этого "проекта". Черты нового общества сложились исторически, в результате решения народом и властью возникавших перед ними конкретных проблем, а господствовавшая идеология только склоняла чашу весов в пользу того или иного решения возникающих проблем, потому что влияла на общеполитическую обстановку в стране и задавала рамки, в которых развивалась мысль руководителей и населения. Идеологическое же оправдание принятых решений якобы соответствием гениальному замыслу классиков проводилось задним числом, ради чего приходилось даже творчески «развивать марксизм» тезисом об отмирании государства через усиление. Например, государство не отмерло, как обещали марксисты, а наоборот, усилилось сравнительно с государством царской России. Не исчезли деньги. Не исчез рынок. Не исчезло социальное и материальное неравенство.
Итак, хотя есть серьёзные различия между советским, китайским, кубинским, югославским и т.д. социализмом, хотя им присущи некоторые общие черты. По нашему мнению, хотя формально эти общества и объединяла приверженность установившегося режима идеологии или фразеологии марксизма, на самом деле, социализм во всех этих странах сложился вовсе не как реализация марксистского проекта (которого и не было).
ВОЗМОЖНЫЕ ОПРЕДЕЛЕНИЯ СОЦИАЛИЗМА
Так, Шумпетер определял [централистский] социализм как такую организацию общества, в которой средства производства контролируются, а решения о том, как и что производить и кто и что должен получать, принимаются органами власти, а не частными (по собственности и контролю) фирмами. Казалось бы, налицо выполнение программы Энгельса о замене «управления людьми управлением вещами» (хотя, конечно же, решения, что и как производить, требуют подчинении этим решениям людей)… Однако, как мы видели в прошлой главе, необходимость организации госсектора по принципу единой фирмы диктовалась не идеологией, а технической необходимостью: иначе Советская власть не могла решить задачи модернизации.
А что же такое социализм по Сталину? Об обществе можно судить по поставленной цели, которая во многом определяет формы общества. Сталин давал такое определение цели социализма. "Обеспечение максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества путём непрерывного роста и совершенствования социалистического общества на базе высшей техники" (Сталин). В определении отсутствует детальное определение социализма. Разберём, что же содержит определение Сталина. Он признаёт рост потребностей. Он признаёт, что они должны удовлетворятся максимально. Он указывает, что должны удовлетворятся потребности всего общества, то есть речь идёт о первоочередном учёте долгосрочных интересов страны. Сталин признаёт, что общество должно расти и совершенствоваться, он определяет базу роста - высшую технику. Сталин понимал, что технологическое совершенствование необходимо - иначе сомнут. Он же предвосхитил и способ роста - через создание высшей техники. Тем не менее, из этого определения не видно, чем же отличается этот социализм от капитализма нынешнего Запада.
По мнению А.Зиновьева, советский социализм – это и есть реальный коммунизм. При этом, однако, понятие коммунизма и социализма у политолога существенно преобразуется. Он рассматривает такое свойство советского общества как «коммунальность», разбиение общества на многочисленные вложенные ячейки – трудовые коллективы, как бы связанные общими чертами с идеей коммун: жизнь человека проходила на виду коллектива, в рамках которого организовался не только процесс работы, но и совместный досуг, и потребление с социальным обслуживанием и т.д. Нам представляется, что привязывать эту практику к идеологии марксизма тоже можно с большой натяжкой. На самом же деле, ячеистая организация общества сложилась как результат стихийного «живого творчества масс» под влиянием задач, поставленных перед конкретными людьми и коллективами. Представим, например, что в ходе индустриализации надо построить на новом месте большое градообразующее предприятие и обеспечить его бесперебойную работу. Естественно, сама же власть заинтересована в том, чтобы обеспечить рабочим поначалу крышу над головой рядом с предприятием, обучение детей, и строит для них на этом месте жильё, школы, поликлинику. Кому потом поручить приглядывать за добротным функционированием жилья рабочих, больниц, школ, как не директору завода, который в первую очередь заинтересован в выполнении планов и, следовательно, благополучии рабочих? В результате вся социальная сфера предприятия закономерно попадала в его баланс. Далее, начальник цеха был заинтересован в выполнении плана, возложенного на цех, а с ним – и все работники, которые были бы поощрены в случае перевыполнения плана и наказаны в случае его срыва. Но тогда получается, что и начальник цеха, и парторг, и все работники заинтересованы в том, чтобы в коллективе не было пьяниц, лодырей, разгильдяев. В результате этой «производственной необходимости» и свежих воспоминаний о том, как решались вопросы группового контроля в сельской общине, устанавливается примерно такой же групповой контроль в трудовом коллективе, когда все следят за всеми и не допускают выпадения членов коллектива из общей колеи. Другое дело, что в послесталинские годы, когда давление на трудовые коллективы и отдельных работников снизилось, все стали тяготиться прежними «общинными» формами группового контроля, о чём можно судить по их осуждению в фильмах «Служебный роман» и «Бриллиантовая рука».
Нам думается, что само определение социализма очень зависит от того аспекта общественного развития, который в первую очередь исследует говорящий. Вместо того, чтобы давать безукоризненное определение социализма, мы попытаемся ответить на вопрос, чем же стал социализм для России в свете многолинейного развития человечества и соперничества составляющих его обществ. Мы считаем, что социализм - это специфическая общественно-политическая формация, возникающая чаще всего как один из вариантов догоняющего развития и характеризующаяся индустриальным способом производства, товарным и в основном рыночным характером экономики при отсутствии частного присвоения ренты на собственность, которая концентрируется в руках государства и используется в интересах ускорения развития общества под влиянием стимулирующих сверхусилий государства. Именно в целях догоняющего развития использовали социализм все европейские и азиатские страны, в которых он возникал, с единственным исключением – Чехословакией, в которой чешская часть была сравнима в конце 40-х по уровню развития со странами Западной Европы. Уже в Швеции «социалистическая» уравнительность достигает не непосредственно путём государственное присвоение ренты в момент товарообмена, а путём перераспределения доходов через прогрессивный налог после капиталистического, по сути, принципа распределения богатства. Впрочем, конечный результат почти такой же, что позволяет, при желании, отнести Швецию к социалистическим странам. Подчеркнём, однако, что ДЛЯ РОССИИ и почти всех социалистических стран социализм стал именно вариантом догоняющего развития. Совершенно другая ситуация сложилась, когда СССР и некоторые страны народной демократии стали переходить к лидируюшему развитию. Но об этом позже.
СУТЬ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ МОДЕЛИ
Социализм есть особая экономная форма организации обшества. Она выкристализовалась только в 1979 году в СССР и несколько раньше в ГДР и Чехословакии и возможно в Венгрии. Она характеризуется достаточно стабильным развитием, но имеет собственные ограничители роста и кроме того на нее постоянно воздействует более богатый западный мир через своеогразный подкуп элиты.
Основными особенностями социализма являются при отсутствие сбора налогов и прямом изжятии государством бюджетных средств, централизованное планирование и относительно большая, чем в странах Золотого Миллиарда, норма накопления. В основном социализм использовался для догоняюшего развитие. Но у некоторух стран, таких как ГДР, Чехословакия, Венгрия и СССР, был уже переход к лидируюшему. Бюджет в СССР не воспринимался как проблема. Однако даже если руководители государства заявляют, что налогов нет, но есть бесплатность медицины и образования, фактически это означает, что налоги собираются в неочевидной форме.
Социализм в России широко использовал организационно-управленческие технологии азиатского способа производства без частного присвоения земельной и интеллектуальной ренты. При социализме главные действующие лица делового цикла остаются те же, наёмные работники, организатор, технолог, владелец ренты. Владельцем ренты выступает государство, как и в азиатском способе производства. Меняется роль организатора-предпринимателя. Решение и материальная ответственность за решение разделяются, нет риска личным имуществом, но включаются другие механизмы принуждения предпринимателей (заметим, что сейчас и на Западе крупных частных предприятий давно нет – во власти компаний стоят управленцы, ответственность которых за неудачи компании не столь велика). Кроме того, в отличие от азиатского способа производства (когда крестьяне сами прокармливали себя со своих участков, платили ренту и участвовали в общественных работах), советский социализм основан, большей частью, на свободном найме рабочей силы, хотя государство и выступало практически единственным работодателем. Поэтому неверно говорить, что при социализме рабочая сила не была товаром – напротив, практически вся экономика СССР работала на добровольном найме, как и при капитализме, то есть рынок рабочей силы был столь же широк. Итак, если брать не лозунги, а действительность, то оказывается, что реальный социализм по параметрам собственности был комбинацией характеристик капитализма и так называемого азиатского способа производства, которому почему-то в литературе до сих пор не уделяется должного внимания. Но как только технология стала развиваться, госсектор превысил предельные размеры управляемости и ослаб контроль над элитой, азиатский способ производства стал трансформироваться в административный рынок.
Большая часть современных экономических систем основана, главным образом, на добровольном товарообмене, частном целеполагании и свободной личной инициативе по организации экономической деятельности. Кроме того, социализм перенял у царской России опыт чрезвычайно экономного управления и экономность в потреблении. В такой экономике государство собирает налоги, стараясь не подавить ими её скорейшее развитие, а собранные средства направляет на общественное потребление и прочие нужды (в том числе ускоряющие экономический рост). Такая система проста в управлении. например, количество денег в обращении советским государством могло быть ограничено простым изъятием из обращения ,например, части выручки государственной розничной торговли, которая сдавалась в Госбанк. На Западе подобные ограничения - вещь почти невозможная, поскольку все они кому то уже принадлежат. Это одна из альтернативных возможностей развития России, назовём её децентрализованной. А уже внутри этой альтернативы есть разные варианты сбора налогов, ускорения технологического роста, организации образования, здравоохранения и т.д. (Мы относим образование и здравоохранение к инвестициям, поскольку они дают приращение человеческого капитала.)
Социализм был направлен на удовлетворение потребностей народа через механизм обратных связей внутри государства. Поскольку основная часть национального продукта в бюджет собиралась путем прямого изъятия, то естественно производство направлялось на удовлетворение потребностей обшества, которая путем контроля элиты следило за тем, чтобы не было зарвавшихся бюрократов. Если сначала национальный обшественный продукт разделить, а затем огромную часть его собирать в виде налогов, то ключевое влияние на то, как будет тратиться бюджет, получают самые богатые, кроме того собирать налоги всегда затруднительно. Деление национального продукта ведет к тому, что в целом активность обшества направляется на получение прибыли.
Поздний СССР был воспроизводяшейся устойчивой системой. Она работала только так и не иначе. Если изметь один параматр, то неизвестно что стало бы с системой. СССР был достаточно устойчивым аттрактором (напомним, аттрактор есть равновесное состояние сложной системы, основанное на оптимизации миллиардов индивидуальмных и многокомпонентных взаимодействий).
КЛЮЧЕВЫЕ ОРГАНИЗАЦИОННЫЕ ТЕХНОЛОГИИ СОЦИАЛИЗМА
СОЦИАЛИЗМ имел ряд ключевых механизмов, которые придавали ему устойчивость. Во–первых, был запрешен переток безналичных денег в наличные. Причина сушествования безналичных и наличных денег была исторической. Она была вызвана низкими ценами на энергоносители и уходом в период руководства страной Хрушевым от сталинского безэмиссионного социализма. Как только этот элемент был убран в 1988 году хозяйственная система СССР стала давать резкие сбои. По сути дела разрешение обналичивания безналичных дебег равносильно было открытия кинкстонов, что и повело к затоплению судна социализма.
Вторым важнейшим элементов системы была государственная монополия внешней торговли. Ее сушествование было связано с необходимостью предотврашения утечки капитала из стыраны, где основная масса товаров и услуг распределялась без учета ренты и полезности товаров.
Наконец, важнейшим элементов системы был самоконтроль элиты через коммунистическую партию.
КОНТРОЛЬ ЭЛИТЫ В СССР
Ключевыми социальными технологиями социализма можно считать контроль элиты в условиях постоянного давления Золтого Миллиарда (см. часть 4) и ограничение утечки капитала. Почему-то считается, что социализм был беззашитен перед перерождением бюрократии. Между тем в системе социализма сушествовали сдержки и противовесы перерождению бюрократии. Они были разработаны в годы правления Сталина. В эти годы властная элита была под строгим тройным контролем. Во первых, она контролировалась органами госбезопасности. Во вторых, до 1954 г. секретари обкомов (райкомов) и председатели исполкомов контролировались на местах в экономической деятельности аппаратом уполномоченных Госплана СССР, назначаемых постановлениями Совета министров СССР (как правило, за подписью Сталина). Кроме того, за политической и социальной деятельностью контроль осуществлялся аппаратом МВД СССР, областные и районные сотрудники которого так же, как и уполномоченные Госплана, состояли на самостоятельном партийном учете и также были по существу независимы от руководителей обкомов и райкомов КПСС. При такой системе контроля были практически невозможны в больших масштабах возникновение и деятельность подпольных предприятий, а, следовательно, и существование теневой экономики, а сведения о тех или иных злоупотреблениях со стороны областных руководителей (превышение власти, взятки, пьянки, рукоприкладство) быстро поступали в центр, в аппараты Совета министров СССР и ЦК КПСС с соответствующими организационными выводами.
С другой стороны, элита контролировалась ответственностью за порученное дело, поскольку при невыполнении плановых заданий в натуральных показателях и в виде снижения себестоимости продукции руководитель вполне мог наказан. Особенно кларалась халатность. В 1940 году от 5 до 8 лет лагерей давали директорам предприатий, которые выпускают бедоброкачественную продукцию. И это были не репрессии, а отвественность за порученное дело, поскольку никто насильно руководить человека не заставлял. Он всегда мог отказаться. Очень похоже на закон о государственной службе в Германии, где ответственность чиновников, идущих во власть, существенно превышает уголовную отвественность обычных граждан - не во власти.
Наконец, элита была под контролем рядовых членов партии и народа. В партии существовал порядок, когда выборы в партком были альтернативные и тот, кто набрал меньше голосов считался не избранным. Позже Хрущев эту систему модифицировал и ввел положение, согласно которому, если несколько человек набрали более 50% голосов, то количество членов этого партийного органа расширялось до числа набравших этот процент, что сделало альтернативность выборов профанацией. Выборы в народные депутаты хотя и были безальтернативными строго контролировались и если много голосовало против, это служило сигналом о плохой работе данного человека или о недовольстве данным человеком со стороны коллектива.
Советы при социализме выполняли роль датчика настроений масс. Хотя выборы были безальтернативными, явка на выборы служила индикатором отношения народа к местному партийному руководству. Именно поэтому избирательные комиссии на местах зачастую буквально упрашивали людей прийти на выборы.
Кадровая политика Сталина имела свои минусы. Поскольку обшественно важные решения могли приниматься только наверху, то и кадры, способные к такой деятельности, нужны были только в высших эшелонах власти. От остальных звеньев хозяйственной иерархии требовалось выполнение и перевыполнение заданной программы и, соответственно, совершенно иные таланты: послушание старшим, стремление выкладываться в выполнении "порученной" работы.
Со смертью Сталина система контроля элиты была частично отключена Хрушевым, а затем Брежневым. Однако и после Сталина некоторые противобюрократические механизмы сохранились. Противовесом чиновничьему произволу в Советском Союзе стала идеология, воплощенная в иерархическую структуру партии. Допустим, какой-нибудь чиновник начинал воровать не по чину, или, к примеру, не проследил за надлежащей подготовкой к зиме и допустил перебои в теплоснабжении населения. Под ним всегда существовал чиновник более низкого уровня, мечтающий занять его место. Этот чиновник более низкого уровня обращался через голову своего начальника к более высоким партийным органам, что так мол и так, товарищ такой-то не заботится о повышении благосостояния советских людей как это записано в программе партии. На "сигнал" приезжала комиссия, расследовала обстоятельства, и если обвинения подтверждались, снимала провинившегося чиновника и ставила на его место того, кто написал жалобу. Прелесть этой системы состояла в том, что все эти чиновники по своим внутренним убеждениям могли быть хоть антикоммунистами (да большинство из них и были), но тем не менее они были вынуждены заботиться о повышении благосостояния советских людей. Более того, на партийных съездах они были вынуждеы голосовать за принятие новых партийных документов, призывающих к дальнейшему повышению благосостояния советских людей. Между тем подобная противобюрократическая система имеет сушественный недостаток. Она зависит от решения вышестояшего начальника. Чем больше лидер зависит от элиты, тем быстрее перерождается власть. Как только корпоративные интересы элита стали всепроникаюшими, как только ЦК КПСС перестало реагировать на критические сигналы снизу в отношении высокостояших начальников (а это произошло с приходом Брежнева, который стал полностью зависим от элиты и вынужден был с ней постоянно заигрывать), так начался медленный демонтаж противоэлитного механизма. Если генеральный прокурор занят покрытием вора-президента, то он уже не может требовать от своих подчинённых, чтобы те преследовали воров более низкого уровня. Такая система не гарантировала, что элита не будет деградировать. Следует однако отметить, что элита деградировала при социализме медленнее, чем после отказа от социализма.
РЕГУЛИРОВАНИЕ РЫНКА РАБОЧЕЙ СИЛЫ ЧЕРЕЗ ОГРАНИЧЕНИЕ ВЫЕЗДА
Регулирование взаимоотношение элиты с заграницей было одним из ключевых параметров социализма. Его отмена неизбежно приводила к дестабилизации системы. Это и произошло после ликвидации выездных комиссий. Теперь чиновникам можно было давать взятки в виде загранпоездок. Кто же откажется. СССР много критиковали за ограничение свободного выезда из страны - дескать, нарушение прав человека! Когда указывается на аналогичные запретительные меры в иммиграционном законодательстве стран Золотого миллиарда - отвечают обычно сакраментальное: «это не право, а привилегия». Хотя ниоткуда не следует, что человек сам по себе имеет естественное право жить, где хочет: скорее, всё общество имеет право определять такой порядок общежития внутри страны, чтобы было ему, обществу, лучше. В частности, может воспрепятствовать потере своей страной рабочей силы, на создание которой ушли его, общества, ресурсы. Ограничивая для своих граждан возможность выезда из страны, Советский Союз сужал для них рынок, на котором они могли предложить свою рабочую силу, а значит, позволял снизить оплату труда так, чтобы оставалось больше ресурсов для инвестирования в интересах всего общества.
Правомочны ли были те ограничения, которые сушествовали при СССР? Начнем с того, что как мы показали в главе Х, та зарплата, которую получаете практически любой человек по сути принадлежит ему не более чем на 5%. На 95% она принадлежит обшеству. Он ведь и истратить ее вне обшества не сможете. Во вторых, имея основные права собственности на зарплату любого своего члена обшество вправе решать, какие ограничения оно может наложить на использование его зарплаты. Часть этих ограничений обшепринята. Это запрет на наркотики, на порнографию, на инцест, на растление малолетних и тд. Никто по этому поводу не возражает. Но это обшие запреты, имеюшие хождение по всему миру. Кроме того каждое обшество устатавливает частные запреты, например, в Израиле, Вам будет нельзя будет хранить на одной полке мясо и молоко, в Индии есть коров. Они могут быть обусловлены либо реальными причинами, либо традициями. Следовательно, обшество России вправе наложить запреты на те действия, которые могут привести к ухудшению ситуации в обшестве, особенно в такой хрупкой геополитической обстановке, как холодная зона России. Одним из таких запретов был запрет на выезд и ограничение на въезд. Он возник не случайно, а из за очень большой цены человеческого капитала в России. Россия не могла позволить бросаться людьми и заставляла их жить и работать на обшество. Поскольку в СССР образование и медицина были бесплатными за счет обшества (см выше), то выезд из страны наносил огромны ушерб обшеству. Во первых безвозвратно уезжал подготовленный человек, на которого обшество истратило большие ресурсы, которые самим могли бы сгодиться. Во вторых уезжали те, которые имели ренту от монополии на рабочее место. Поясним на примере: приходит место на аспирантуру. Есть два претендента. Один русский, другой еврей. Если у них равные условия, то парткомы в 70–80 годы предпочитали брать русского, поскольку тот хоть и хуже, но не уедет и он будет давать обшеству прибыль. Если брать чуть лучшего еврея, то он сначала даст больше, но потом уедет и обшество в целом получит меньше. Это подробно объясняли в парткомах, если кто то несознательный пробивал к себе в аспирантуру еврея, очень талантливого мальчика, которые сейчас успешно работает вице–директором одной крупной фаркомпании в США. Та же причина была в регламентации выезда в качестве туриста. Поскольку многие веши в СССР имели заниженную цену, например, энергоресурсы, то обмен туристами был неэквивалентным и приходилось его ограничивать. И обшество имело на это право, поскольку основная часть зарпллаты принадлежала ему.
Да, многих беспокоили административные ограничения на выезд за рубеж, но, как мы уже указывали выше, они были следствием бесплатности и отсутствия постоянного учета ренты на собственность. Тем самым был закрыт отток капитала на Запад, который и так имел преимушество из за использования в свою пользу третьих стран. Многие считают, что человек хочет уехать - все равно он уже особой пользы не принесет. Почему бы не взять у него деньги и не дать уехать? Но эти многие забывают такой фактор как монополия рабочего места. Поясним на следуюшем примере. Есть например, такой аппарат как аппарат ультразвуковой диагностики. На нем может работать один человек (предположим). По конкурсу отбирают лучшего и он достигает выдаюшихся результатов. Немедленно, США предлагают ему работу на Западе. Вопрос, сколько надо с него содрать, чтобы отпустить туда. Ответ на этот вопрос дает вполне либеральная концепция альтернативной цены. Цена его выезда должна включать все убытки государства, которые оно понесло в результате его отъезда и небольшую прибавку за их подсчеты.
Где то в районе 1970 г. власти в СССР ввели возможность уехать навсегда, оплатив высшее образование (правда, цена была такая, что оплатить никто не мог). В ответ посольство (кажется, Дании?) стало выдавать прошедшим остальные процедуры к отъезду нужную сумму. Лазейку прикрыли. Казалось бы, в чем же проблема? А проблема была в том, что кроме высшего образования советское обшество давало массу других благ за бесплатно и их все было очень трудно учесть. Если их учесть, то цифры становились неподъемными даже для датского посольства. Это кстати было сделано Н. Чаушеску в Румынии. Румыны там резко завысили цену на высшее и среднее образование и стали отпускать кого угодно, зарабатывая на этом деньги для государства.
Многие критики СССР отмечают, что в СССР не давали уехать не только людям, получившим высшее образование. Другим тоже не давали уехать например, сыну Корчного, которого Андропов не отпускал к отцу. Отметим, что гроссмейстер Корчной сам по себе был высокоценным объектом, опуская к нему сына СССР бы поошрило миграцию других гроссмейстеров из СССР. Так что КГБ все правильно делал. Только он не мог все это правильно обьяснить и причиной этой немоши был марксизм. Другие критики СССР спрашивают с пафосом, а почему дескать не давали съездить за границу на время. Мы не считаем, что все делалось абсолютно правильно. Можно было сделать и по другому и совершенно на законных теоретических основаниях. Дать человеку его зарплату, ту, что он заработал вне обшества, а остальное в виде обшественных фондов денежных целевого назначения и отменить все границы. Езжай на 15 рублей куда хочешь. А с тех, кто претендовал на уникальное рабочее место, надо было брать деньги и одновременно давать им бессрочный кредит. Работаешь в СССР кредит погашается, не работаешь, отдай деньги назад по концепции альтернативной цены. Как только Горбачев отменил выездные комиссии, немедленно начался процес разложения элиты через взятки в виде зарубежных поездок.
ИДЕОЛОГИЧЕСКАЯ БОРЬБА С ЗАПАДОМ
Одной из особенностей социализма было государственное идеологическое воздействие на население, и в частности ограничение доступа информации из за рубежа. Некоторые утверждают, что слушание радио "Свобода" в туалете в СССР наказывалось, хотя и редко. Поясняем, что только за слушание Свободы вообше никто и никогда не был наказан. Очень часто можно слышать голоса, что люди в СССР видели, что власть им запрещает слушать что они хотят (пусть даже запрет можно было часто обойти). Да, в СССР действовали глушилки радио Свобода. Но тогда их сушествование не было доказанным. Пользовались сплетнями и слухами. Во первых, никто никогда не смог доказать, что эти глушилки были из КГБ. Эта информация была секретной. Поэтому люди этого не видели, а пользовались сплетнями. Если бы власти СССР захотели, чтобы люди не слушали зарубежные радиоголоса, они бы не продавали приемники, как это делают власти Северной Кореи. Более того, каждый человек имел выбор. Он мог купить очень дорогой ламповый приемник со специальной настройкой, позволявшей фильтровать шумы, что позволяло влияние глушилок сушественно нивелировать. Поэтому советский человек имел право слушать вражеские голоса, но ему это было затруднено. Просто если кто то хотел слушать станции, подрывавшие основы советского строя, ему надо было покупать. Для рядового гражданина это было не доступно, но возможно. Точно такое же положение сушествует сейчас в США. США ограничивают распространение информации об умственных способностям негров и других национальных меньшинств. Американский человек может узнать коэффициенты умственного развития негров и белых, но ему это затруднено, поскольку из за политической корректности найти эти данные на страницах обычных средств массовой информации невозможно. Например, жители США могут узнать мнение россиян об умственных способностях негров – для жителей США затруднено, но возможно. Надо приехать в Россию и встретиться со людьми, которые имели дело с неграми. Однако ни одна газета США не даст высказать это мнение открыто. Люди США видят, что власть им запрешает слушать что они хотят (пусть запрет можно часто обойти). Поэтому хотя многие утверждают, что советские люди хотели, чтобы у них было право слушать зарубежное радио, но мол этого права у них не было. На это можно ответить, что такое право у них было, но никто не гарантировал им удобств при реализации этого права. Они имели возможность делать это не из-под полы и не взрагивать при открытии двери. Очень многие регулярно слушали и не дрожали. Поверьте нам. Мой отец одного из слушал очень регулярно, почти всегда. У него был очень хороший приемник с самонаводкой. И тоже никаких проблем не испытывал. Более того один из нас сам видел, как в учреждениях слушали Свободу в обеденный перерыв и никто даже ухом не повел. Наказания за анекдоты в туалете исчезло после 1956 года, поскольку нужно было иметь двух свидетелей и чтобы они гласно все подтвердили. Таких практически никогда не находилось.
Интеллигенция ныла о будто бы плохой жизни в СССР потому, что им не объяснили, как может быть плохо по–настояшему. А мешала опять зашоренность в идеологии – было запрешено изучать обшество, в котором жили. Человек беспокоит не абсолютный уровень жизни, а сравнительный. Помните? Нет ничего более приятного, чем неприятность у друга. Сравнивали же с Золотым Миллиардом. А надо было сравнивать с Кенией. Россия ЗМ никогда не догонит. Поэтому ошушение так ли плохо мы жили зависит от наших идей по поводу того, как мы должны жить. То есть от идеологии. Связано э’то с тем, что экономика есть проблема выбора и ошушения полезности. СССР проиграл именно в области идеологии, так как не сумел навязать свое представление о том, как жить хорошо. Кубинцы, например, считают, что лишний прожитый год важнее возможности дать отдельным гаванцам поехать в Европу. У них один из самых высоких (по крайней мере выше, чем в России) коеффициентов человеческого развития, высчитанных для всего мира, несмотря на то, что страна по меркам России нишая.
ПРИНУЖДЕНИЕ К ТРУДУ
Следуюшимн следствием социализма, производным от кривых зеркал низких цен на нефть и климатических особенностей СССР был способ принуждения к труду. Если капитализм заставлял работать экономическим принуждением, то реальный социализм заставлял сложной системой законов, организуемого общественного мнения (плюс парткомы, профкомы). Соответственно этой сложившейся системе, принуждение к труду при социализме было другим, чем на Западе – были по-другому расставлены групповые ограничения. Например, не считалось возможным дать человеку погибнуть под забором, чтобы его незавидная судьба пугала остающихся и заставляла не становиться бомжем: это нерационально для догоняющего общества и в особенности для геополитической ситуации России, где каждый человек на вес золота. Лучше поставить его на принудительные работы, а лентяев контролировать не столько зарплатой, сколько силовым контролем со стороны его же трудового коллектива (иначе бы пришлось урезать лентяям зарплату, оставляя без средств к существованию его и семью – опять нерационально). Нерационально и дорого, следуя Западу, принуждать отрицательной моральной стимуляцией к высокому потреблению, чтобы был стимул побольше заработать. В Советском Союзе было сделано наоборот, поэтому моральные стимулы дополняли материальные в положительной мотивации, а порой и перевешивали их. При реальном социализме, существовавшем в СССР, задача принуждения человека к труду решалась принудительно и через положительную агитацию. На Западе тоже есть моральное принуждение, но оно отрицательное и реализуется через наказание увольнением или изгнанием из определённого слоя. Получается, что и способы группового контроля сложились в советском обществе под давлением исторических обстоятельств и с минимальным участием идеологии.
СОЦИАЛИЗМ И ПЛАНИРОВАНИЕ
Для того чтобы понять суть многих элементов экономического устройства Советского Союза, необходимо, прежде всего, учесть те особые задачи, для решения которых выстраивался определённый тип экономического устройства. Попытаемся, например, объяснить причины появления в советской экономике централизованного планирования. Начнём с того, что вовсе не идеологические штампы заставили большевиков принять к исполнению план ГОЭЛРО (хотя невнятные высказывания Энгельса о том, что при коммунизме управление людьми заменится управлением вещами, и послужили хорошим идеологическим оправданием планированию). План ГОЭЛРО, послуживший отправной точкой централизованному планированию, был модифицированной версией программы электрификации России, разработанной ещё при царизме, то есть необходимость именно такого централизованного способа модернизации экономики следовала из самых насущных задач, из технической необходимости, а не из идеологии. И тут надо учесть возникшую в XX веке потребность мобилизационного догоняющего развития России под давлением государства, централизованно определяющего первоочередные направления, на которых надо сосредоточить силы, чтобы преодолеть отставание.
Чтобы проиллюстрировать простейшие закономерности народного хозяйства, выдающиеся экономисты часто приводили пример Робинзона Крузо, в одиночку ведущего хозяйство для удовлетворения всех своих нужд. Оказывалось, что уже и Робинзон Крузо в своём натуральном хозяйстве сталкивается с проблемой ВЫБОРА. Во-первых, сам Робинзон определяет, сколько ему работать: с одной стороны, ему хотелось бы удовлетворить больше потребностей, с другой – уставать не очень сильно. Как мы уже отмечали, Робинзон работает до тех пор, пока удовлетворение дополнительных потребностей в результате продолжения труда не становится для него менее ценным, чем отдых в условиях всё нарастающей усталости. Но помимо выбора общего объёма усилий, которые Робинзон готов приложить ради удовлетворения своих потребностей, он выбирает между самими потребностями – съесть ли ему больше черепашьего мяса (ради чего надо поймать черепаху) или испечь лепёшку (ради чего необходимо вырастить хлеб). Потребности для удовлетворения выбираются не сами по себе, а с оглядкой на усилия, которые надо приложить ради их удовлетворения. Наконец, для удовлетворения одной и той же потребности можно произвести разные блага, а производство одного и того же блага достижимо в результате разных технологических процессов. И здесь Робинзону приходится делать выбор – ловить ли рыбу на удочку или поставить сетку. Правда, если определённый дешёвый ресурс уже занят на производство более ценного блага, то приходится выбирать менее выгодный ресурс для производства менее ценного блага или трижды подумать, нужно ли производство менее ценного блага.
Возможности человека для удовлетворения потребностей резко повышаются, когда он обменивается с другими людьми, и особенно когда данное общество использует для обмена деньги. Во-первых, специализируясь на производстве чего-то, человек повышает эффективность труда и может удовлетворить намного больше потребностей, уставая меньше. Во-вторых, имея большой выбор предложений для обмена с другими людьми, он может удовлетворить более разнообразные потребности, чем в натуральном хозяйстве. В-третьих, у человека исчезает необходимость организовывать самому всё производство товара, на котором он специализируется, и благодаря доступности разных технологий и ресурсов (созданных другими людьми и предлагаемых к обмену) он может выбрать наиболее простой, выгодный способ производства определённого блага.
Однако, сам принцип осуществления выбора остается и при рынке: и отдельный человек, и всё общество работают до тех пор, пока не начинают чрезмерно уставать; и человек, и всё общество выбирают потребности для первоочередного удовлетворения с оглядкой на усилия, которые надо ради этого приложить; и человек, и всё общество выбирают наиболее простые и дешёвые способы производства благ, удовлетворяющих потребности. Использование денежного механизма со свободным формированием цен обеспечивает наиболее выгодное сотрудничество участников рынка ради удовлетворения потребностей всех. Например, часто противопоставляют работу экономики ради удовлетворения потребностей и ориентацию экономических субъектов на получение прибыли. Но кто доказал, что через прибыльную экономическую деятельность не достигается удовлетворение потребностей? Неужели, скажем, экономика капиталистических стран не удовлетворяет потребности своих граждан? Или неужели не было в истории экономики Советского Союза периодов, когда многие потребности граждан удовлетворялись куда хуже, чем сейчас во многих странах Третьего мира? Именно ориентация производителей на прибыль и есть ориентация на удовлетворение потребностей общества (тех потребностей, которые считают важными сами потребители, составляющие общество). Связь эта обусловлена возможностью потребителей (не только конечных) ВЫБРАТЬ товар того производителя, который лучше удовлетворяет их потребность (или с помощью которого можно организовать более выгодное производство). Благодаря этой возможности выбора лучше и дороже продаются не только более нужный товар, – и это правильно. При этом возникает загвоздка – распределение денег между конечными потребителями не всегда такое, которое желалось бы обществу, но проблема решается через механизмы перераспределения, существующие во всех странах. Есть и другие загвоздки – большая подверженность потребителя манипуляции рекламой и т.д., всё это в пределах управляемости обществом. Но если удаётся добиться «правильного» распределения денег между конечными потребителями и снизить остроту прочих загвоздок, то именно стремление производителей к прибыли и выгодно обществу. При прочих равных условиях (а как обеспечить их – большой и сложный вопрос!) бОльшую прибыль получает тот производитель, который лучше удовлетворяет потребности общества, потому что потребители ему за это платят – и это правильно. Та же ориентация производителей на прибыль заставляет их выбирать наиболее дешёвые способы производства данного блага или улучшать качество производимых товаров и услуг.
Поэтому, чисто теоретически, рынок оптимально удовлетворяет потребности обменивающихся людей, оставляя каждому из них возможность выбора: насколько тяжело трудиться ради удовлетворения потребностей, какие потребности удовлетворять и какой способ производства определённого блага выбрать как наименее тяжёлый. Но это в теории, а на практике, как уже неоднократно указывалось, для функционирования рынка необходимо государство, силовым образом воздействующее на рынок и, в частности, проводящее силовую фискальную политику, выходящую за рамки добровольного обмена. Опять-таки, теоретически для этого достаточно было бы ограничиться определённой налоговой политикой, чтобы на собранные средства государство силовым образом принуждало экономические субъекты следовать правилам рынка.
Но тут в дело примешивается геополитическое соперничество между государствами, угрожающее любой отстающей стране исчезновением. Хорошо, если царь, опираясь на церковь и дворянство, поддерживает приемлемый внутренний порядок, позволяя крестьянам работать столько, сколько они хотят (после выплаты ренты на содержание царя, церкви и дворянства) и удовлетворять те потребности, которые они хотят, производя, что хотят, и обмениваясь, с кем хотят на свободном рынке. А что, если царь видит военное усиление соседней Польши или Швеции? Должен ли царь и в этом случае позволять крестьянам делать, что хотят, или он обязан усилить налоговое давление на крестьян, чтобы они работали больше, обязан создать современную оборонную промышленность и армию? Должен ли государь равнодушно взирать на низкий культурный и образовательный уровень основной массы населения страны и усиливающееся технологическое отставание от соседей, если сами крестьяне не видят в своей необразованности ничего дурного и хорошо себя чувствуют с керосиновой лампой? Или он должен ЗАСТАВИТЬ крестьянских детей пойти в школу и осуществить централизованный план электрификации всей страны (ради чего, конечно, придётся и ЗАСТАВИТЬ крестьян больше работать)?
В результате получается, что сам по себе рынок, позволяя его участникам удовлетворять их субъективно понятые потребности и трудиться ради этого ровно столько, сколько они сами хотят, не обеспечивает сохранения страны. В дополнение необходимо централизованное государственное целеполагание, выходящее за рамки представлений отдельных граждан об их потребностях и необходимом объёме работы. Государь ОБЯЗАН ЗАСТАВИТЬ своих подданных поработать ради осуществления общегосударственных целей, и только потом разрешить заниматься своими делами. И на протяжении всей истории России оказывалось, что только при ускоренном мобилизационном развитии под давлением государства страна не отстаёт от своих соседей.
В принципе, достижение общегосударственных целей можно решить и «полурыночным» путём: собрать в казну необходимые налоги и нанять на собранные деньги военных, дать оборонный заказ и т.д. Но уже при Алексее Михайловиче оказалось, что такой теоретически правильный рыночный механизм не срабатывает из-за постоянного провала попыток увеличить фискальное давление, а также неэффективного расходования средств. Уже тогда государству оказалось легче не собрать достаточно налогов и оплатить оборонный заказ конкурирующим промышленникам (которых просто не было), а самому организовать постройку металлургических и оружейных заводов и установить на них такой режим работы, который бы позволил и прокормиться тамошним рабочим, и выдавал бы «на гора» необходимое число пушек. Добиться этого через налоги и добровольный товарообмен оказывалось невозможным, требовалось участие государства в роли предпринимателя. Немного погодя, при Петре Первом казённые мануфактуры основываются как лидеры новых способов производства, которым положено распространять передовой опыт по стране.
В результате государственный сектор экономики оказывался организованным по типу фирмы с принудительным, а не добровольно-обменным и на основе стоимостных ориентиров, движением натуральных потоков внутри госсектора. Очевидно, такой способ организации госсектора оказывается выгодным только тогда, когда: (1) государство знает свои потребности в определённом количестве натуральных благ и умеет соизмерять для себя их ценность (например, ценность пушек и железной дороги); (2) государство умеет соизмерять усилия, которые потребуются от государственных органов и подчинённого населения ради реализации того или иного производственного цикла, а также может принудить население прилагать эти усилия; (3) государство досконально знает наиболее эффективную технологию организации данного производства, знает необходимые для этого натуральные потоки продукции, и умеет принудить исполнителей точно придерживаться указанных технологий с заданными затратами и выходом ресурсов. (Кроме того, здесь предполагается, что государство-организатор знает технологию производства лучше самих исполнителей.)
Чем более мобилизационным оказывалось развитие России на том или ином историческом этапе, тем больше возрастала роль централизованного целеполагания по сравнению с желаниями миллионов граждан-потребителей и их готовностью работать ради удовлетворения этих желаний. И вот в 30-х годах мобилизация достигла наибольшей степени. Государство настолько сосредоточилось на решении своих задач ускоренной модернизации, что самостоятельно граждане не смогли бы организовать своё выживание во время, свободное от выполнения государственных обязанностей. Государству пришлось, среди прочего, решать за граждан, сколько им нужно, в среднем, хлеба и молока, отсюда и целеполагание сверху в натуральных показателях не только танков, но и хлеба… Оно же организовало производство, исходя из целеполагания сверху в натуральных показателях. На то были следующие возможности: (1) относительная простота технологических процессов и их сводимость к ограниченному числу натуральных показателей; (2) параметры заимствуемых технологических пирамид были известны, поскольку импортировались из более развитых стран; (3) потребности населения отличались малым разнообразием, так что государство знало, что выпущенные потребительские товары обязательно будут раскуплены по назначенным ценам. Вновь подчеркнём, что к натуральному целеполаганию в производстве потребительских товаров есть смысл переходить, когда государство «знает потребности» граждан «лучше них самих» - например, знает, что кефир им нужнее йогурта.
Итак, государственный сектор был организован по типу фирмы, когда сверху имеется возможность проконтролировать все материальные потоки на основе приказа. Однако, для этого нужно было целеполагание основных задач экономики в натуральных показателях. Грубо говоря, это делалось товарищем Сталиным, который мог соизмерить потребность в танках и самолётах. Но и он не мог с точностью соизмерить потребность населения в мясе и сметане, поэтому оставались колхозные рынки как индикатор отклонения назначаемых государством розничных цен. Ценовой механизм в некоторой степени снижал свою роль в целеполагании. В меньшей степени это проявлялось для конечных потребителей – всё же, к концу 40-х и началу 50-х годов, в рамках малоэмиссионного социализма, дефицит был ограничен, но и товары не залёживались – значит, цены примерно соответствовали представлениям населения о ценности товаров. В большей степени ограничение действия ценового механизма проявилось на промежуточных этапах технологических цепочек. Считалось, что плановые органы лучше исполнителей знают наиболее эффективный способ имеющихся натуральных ресурсов, поэтому исполнителям оставалось выполнять план, выбор был им ни к чему. Внутри госсектора появилась возможность назначения цен, исходя не из готовности субъектов экономики продать смежнику произведённый ими товар, а на основе издержек, необходимых для производства данного товара внутри госсектора. Это упрощало задачу планирования для высшего экономического руководства, которое могло так проще соизмерить усилия, необходимые для производства товаров тем или иным технологическим способом. И в 30-х годах это было, в достаточной мере, обоснованно. Это послужило экономическим фундаментом для возможности централизованного назначения цен не на основе баланса спроса и предложения, а на основе издержек, понесённых на производство данного товара в госсекторе (или на добычу его вне госсектора, например, продовольствия из колхозов).
Тем не менее, вне мобилизационного развития и по мере усложнения экономики централизованное целеполагание неизбежно должно снижать свою роль, а от ценоназначения приходится уходить. Во-первых, в условиях разнообразия потребностей назначение потребительских цен не позволяет учесть предпочтения потребителей – миллионов граждан страны, назначение цен лишает экономику адекватного целеполагания во всём, кроме самых насущных общегосударственных нужд. Ведь именно готовность массового потребителя добровольно заплатить за товар и намечающаяся прибыль при его производстве и служит тем сигналом, который указывает предпринимателям-организаторам производства, что эту потребность можно удовлетворить и граждане готовы ради этого потрудиться, нанимаясь рабочими по цене рабочей силы в данной отрасли. Во-вторых, вне мобилизационного развития ценоназначение, как правило, контрпродуктивно даже внутри госсектора, потому что лишает рынок механизмов баланса спроса и предложения, а значит, лишает экономику возможностей поиска наиболее эффективного использования ресурсов и выбора альтернативных путей развития. Мало того, в нынешней ситуации даже при мобилизационном развитии ценоназначение было бы контрпродуктивно, потому что централизованное управление уже заведомо не может организовать планирование в натуральных показателях без учёта стоимостных ориентиров. В наше время из-за резкого возрастания сложности технологии и взрывного увеличения числа комплектующих плановые органы не обладают и не могут обладать всей необходимой информацией о наиболее выгодной технологии организации производственных процессов, а значит, не знают оптимальной организации натуральных потоков. Приходится спускать эти решения – возможность выбора – на места, но это значит, что на места надо задавать и параметры предпочтения технологий, ресурсов, результата. И это значит, что надо дать субъектам экономики возможность выбора между способом производства, выбора поставщиков, выбора покупателя, то есть учитывать готовность других субъектов на добровольный обмен. И тут же неизбежно возникает необходимость задавать параметры работы отдельных предприятий через стоимостные ориентиры, чтобы они сами пытались наилучшим способом удовлетворить потребности своих потребителей (которым должно быть предоставлено право выбора!), выбирая, в свою очередь, лучшие способы производства, выгодных партнёров-поставщиков и т.д. И для экономических субъектов неизбежно возникает необходимость ориентации на экономию общественных затрат или увеличение выгоды для общества (как показатель эффективности), а не на выполнение плана в натуральных показателях, потому что спущенный сверху план в натуральных показателях не может быть оптимальным в силу недостаточной информированности плановых органов о технологических процессах, об особенностях предприятия и работающих там людей. Думается, данная оговорка поможет нам лучше понять описание проблем планирования, возникших в советской экономике.
По данным Вишневского (1998, стр. 52), ни один из пятилетних планов не был формально выполнен. Первый пятилетний план (1928-1932) был выполнен на 51% (отправной вариант) или на 41% (оптимальный вариант); второй (1933-1937) - на 70%; выполнение третьего было прервано войной; четвертый (1946-1950) выполнен - на 88%, шестой (1956-1960) - на 74%, седьмой (1961-1965) - на 75%, восьмой (1966-1970) - на 64%, девятый (1971-1975) - на 70%, десятый - (1976-1980) - на 55%. Н.Назарбаев в 1991 г. писал: На протяжении трех десятилетий (т.е. с конца 50-х годов) никакой плановой экономики или планового хозяйства у нас просто не было. А за терминами этими скрывались не просто иные методы хозяйствования, а ужасная бесхозяйственность и безответственность".
МНОЖЕСТВЕННЫЕ СОГЛАСОВАНИЯ ПЛАНОВЫХ ЗАДАНИЙ КАК СПОСОБ РАСПРЕДЕЛЕНИЯ РЕСУРСОВ
Попытаемся в упрощённом виде представить ход планирования в натуральных показателях на основе только технологических параметров производства и без учёта готовности и желания отдельных производителей организовать какое-то производство. По идее, через 5 лет планируется увеличить производства определенных видов продукции в плановых показателях до такого-то уровня. Но для этого нужно производить сколько-то электроэнергии (следовательно, построить электростанций), построить сколько-то заводов, наладить для них производство определённых комплектующих и т.д. Всё во времени с примерной оценкой срока работ и оценки необходимых комплектующих по известным параметрам технологических пирамид на Западе или собственным расчётам таковых пирамид.
Но тут возникает незадача. Совершенно невозможно заранее знать все необходимые параметры потребного для производства в точности. Ведь плановые органы знают параметры только существующих технологических пирамид и то приблизительно. Поэтому плановые показатели задаются не в точном описании поставляемой продукции, а в приблизительном, используя агрегированные показатели и обобщая разные, но сходные виды продукции как одну и ту же продукцию. И вот, когда производственнику спускают план, то он обнаруживает, что комплектующие, которые обещаны ему планом, не отвечают технологическим требованиям производства нужной ему продукции. Он обращается в плановые органы за корректировкой планов. Но ведь и получатель его продукции, и его поставщики тоже сталкиваются с той же проблемой. Планы корректируются, спускаются снова – и снова выявляется их несоответствие технологическим процессам - так без конца. Теоретически каждая новая корректировка приближает план к реальному, но часто устранение одних нестыковок порождает другие. Наконец, процесс согласований и улучшений планов прерывается силовым образом после очередного уточнения, и самим субъектам приходится как-то выкручиваться. Оказывается, что единственный выход – договариваться в обход плановых органов, приплачивая партнёру услугами и т.п. Плановые органы помогают только в какой-то степени. Даже в совершенно централизованном организме человека существует автономная нервная система, сама принимающая решения о реакции на внешние и внутренние стимулы. А ведь общество неизмеримо сложнее организма человека, и в экономике сами люди автономно принимают решения по своим проблемам.
Особо тяжёлая обстановка возникает из-за того, что плановые органы по определению не могут знать всех технических подробностей организации производства, которые знает конкретный директор. Они вынуждены верить ему на слово. Вот он и заказывает кучу не жизненно необходимых ему комплектующих «про запас». Это хорошо описывает Покровский (форум), знающий работу советской системы снабжения изнутри. Вначале на предприятии в течение месяца-двух (летом) проводится кампания по составлению заявок по материально-техническому обеспечению на будущий год. Например, по той же электронике составляется длиннейший список позиций поставки. Понятно, что только по резисторам, диодам и транзисторам - это тысячи строк. От конкретного маленького коллектива (группы в составе лаборатории), конечно, поменьше, но тоже весьма внушительно. На каждую позицию - некоторое количество штук. При этом надо учесть тот факт, что дадут не всё (порежут заявку). На сколько порежут - неясно. Многое зависит от настроения того, кто контролирует заявку. В ту же заявку необходимо включить жидкости, газы, светофильтры, тестеры, осциллографы, калькуляторы, ветошь (в килограммах), свёрла, метчики, плашки. Все эти простыни сводятся в единый список на уровне лаборатории, цеха, отдела, предприятия и т.д. На каждом уровне список преобразуется с учётом имеющихся на складах данного уровня невыбранных по предыдущим заявкам запасов тех или иных позиций по инвентаризационным спискам. Причём, очень часто никто точно не знает, что есть на складе. Список поднимается наверх. Наверху происходит разверстка заказов на министерства и территориальные снабженческие управления. Создаются планы поставок, которые реализуются в течение 1-4 кварталов того года, на который заказано. Часть заказа режется, поскольку известно, что заказанные материалы просят с запасом (на всякий случай, на местах же уже известно, что наверху режут, поэтому делать точную заявку - себе дороже). А мощностей у промышленности не хватает. В урезанном виде и обеспечивается поставка. В подавляющем большинстве случаев по достижении уровня отделов и лабораторий она уже близко не лежит к первоначальному заказу, поскольку две трети самых нужных позиций после всех «урезаний» на разных уровнях так сократились, что достаются они только 7 отделам из 10. А что-то ненужное, но упорно производимое промышленностью поставляется (или готово быть предоставлено) якобы взамен затребованного. Свёрл и метчиков для резьб М3, М4, М5 - мало, берите сверла диаметром 8 мм. Фактически для организаций это означало то, что отдел снабжения, высунув язык, мотался по городам и весям (по тем же заводам или другим НИИ) и выпрашивал "в порядке оказания технической помощи", чтобы продали сверх разнарядок то-то и то-то. Или обменяли такие-то позиции на другие. Кроме снабженцев ездили и сотрудники, добывая компоненты, которые не поставили по системе снабжения, либо те, потребность в которых возникла в течение года. Для лаборатории по ремонту приборов добывали в качестве плоскогубцев с маленькими губками (которыми удобно придерживать малюсенькую гайку в узких местах прибора) - стоматологические хромированные щипцы. И маленькие кусачки - тоже стоматологические. Иначе - просто нечем оказывалось работать. Касторовое масло для поверочного устройства (для манометров), которое не удалось пробить через систему распределения, - покупали пузырьками по 5(!) миллилитров в аптеках. В этой аптеке нашлось три пузырька, в этой - пять. А всего надо было закачивать в гидравлическую систему миллилитров 300. Для того, чтобы поверять газовые термометры при ремонте, использовали тающий лёд и кипящую воду в качестве точек с известной температурой. Термостат для захлебывающегося от ремонтных задач подразделения по заявке обещали предоставить через два года. А завод, требующий всех этих приборов (завод силикатного кирпича) надо было пускать через 4 месяца. Потом оказалось, что так необходимые термостаты для проверки газовых термометров по нескольку лет стояли на складе того завода, с которого в лабораторию к С.Покровскому пришёл снабженец. Шли на хитрости - термостаты списывали и выменивали на литр спирта.
Примеров приводить можно много. Не в них суть. Суть в том, что система управления СССР реально контролировала и как-то распределяла НАТУРАЛЬНЫЕ ШТУКИ ПРОДУКЦИИ. И если на первую пятилетку требовалось учесть тысячи позиций, то уже за 9-10 пятилеток возникали двадцать-сорок миллионов наименований изделий. Мнение о том, что раз в предыдущую пятилетку справлялись с 10 млн., то в эту можно было бы справиться с 20 млн. - неверное. НЕ СПРАВЛЯЛИСЬ и с 10 млн. Система централизованного снабжения (распределения) проваливалась повсеместно. По нарастающей. Начиная с первых пятилеток. Только в первые пятилетки масштаб проваленности достаточно неплохо компенсировался корректировками руководства. Чем больше становилось позиций, чем больше становилось различных потребителей, тем больше было провалов. Худо-бедно обеспечивались потребности, не меняющиеся год от года, "ОТ ДОСТИГНУТОГО". Но любая смена производства, любое развитие становились тем отклонением, которое нарушала функционирование системы снабжения. Тракторы и комбайны портились из-за того, что не удавалось выбить по каналам снабжения малюсенькую детальку, какое-нибудь копеечное чугунное уплотнительное кольцо для цилиндра или форсунку для дизеля. Огромные площадки с гноящейся сельхозтехникой С.Покровский лично наблюдал во многих местах. И поля, заставленные гниющими из-за мелких неисправностей электродвигателями в Казахстане - тоже. И всегда спрашивали - почему? - Нет фондов на такие-то детали, которые часто выходят из строя, например, на подшипники, на какие-то бронзовые втулки, на какие-то крышки из силумина. Сфера же БАЗОВЫХ продовольственных и бытовых товаров (важнейшие продукты питания, одежда, обувь, посуда, мебель и др. обеспечивалась. Но эта сфера в СССР была многократно беднее ассортиментом, чем сфера промышленного и научного снабжения. Электроника - только одна из таких сфер. Химия - намного хуже. Ничем не легче электротехника со всеми выключателями, реле, пускателями, концевиками, кнопками, разъёмами, клеммниками и т.д. Система распределения по натуральным показателям стала тормозить развитие экономики. И прежде всего, экономики сложных отраслей, требующих комплектации тысячами компонент. На пару-тройку приоритетных отраслей военно-промышленного комплекса системы приоритетного (избыточного) распределения хватало. Но гражданские отрасли, вынужденные ориентироваться на такое распределение, теоретически просто не способны были развиваться.
Да, в капиталистическом мире финансовая система вполне справляется с десятками миллионов ценовых позиций. Но с товарными позициями она и не пытается справляться. Она удачно справляется с налогообложением прибыли и финансированием отраслей и предприятий, в которых наметились перспективы прибыльности. Возрос спрос на продукцию (т.е. она оказалась в дефиците или просто возросла в ней потребность) - появилась прибыльность. Прекрасно - повысились акции, компания выпускает акции под дальнейшее расширение производства - началась их скупка, появились средства для расширения производства. Контролируется единственный параметр - прибыльность. И всё. Остальное - дело рук миллионов продавцов и покупателей. Маленькие продавцы и покупатели контролируют свои натуральные закупки по несколько десятков позиций, крупные корпорации - по несколько десятков тысяч позиций. И то, по достижении определённой степени сложности контроля производства, часть бизнеса выделяется в дочернюю компанию. Так, у корпорации "Сименс" отдельная дочерняя структура делает мобильники, отдельная - электролампочки, отдельная - медицинское оборудование. Кто-то изготавливает турбины, кто-то - ЧПУ. Связь между дочерными предприятиями (у некоторых из них Сименс - единственный акционер) и головной фирмой - чисто финансовая: есть прибыль или нет прибыли. Да, в самих корпорациях идёт учёт комплектующих, изделий, килограммов продукции и пр. - натуральный учёт. Но он ОГРАНИЧЕН по числу связей. Нарастание числа связей между элементами множества - очень быстро нарастающая величина. По достижении определённого предела отслеживание натуральных показателей становится НЕПОДЪЁМНЫМ. Поэтому переходят к обобщающим показателям. Этим показателем является прибыль. И гори оно огнём оптимизировать снабжение по натуральным показателям. Те самые люди, которые занимаются подобной оптимизацией, садятся ярмом на шею производителям, потому что эффект от их деятельности не покрывает затрат на функционирование. И это хорошо фиксируется прибылью-убытком, что и показывает опыт больших корпораций на Западе, выделяющих дочерние подразделения по достижении определённого размера. Могла ли советская хозяйственная система вести себя в таких случаях тем же образом, что и на Западе? Могла бы, но для этого автоматически потребовалась бы свобода торговли и свобода получения прибыли (по Покровскому).
На кризис советского планирования можно посмотреть и с точки зрения концепции альтернативной стоимости. Понятие альтернативной стоимости полностью применимо к социалистическому обществу, в котором ресурсы размещают государственные плановые органы. Для экономических плановых органов в Советском Союзе затраты на строительство железной дороги из Сызрани в Казань - это ценность того, что ещё могло бы быть сделано при ином использовании этих ресурсов. Но если наделённые властью государственные чиновники могут получать ценные ресурсы, не торгуясь, каким образом узнают они ценность этих ресурсов при альтернативном применении? По мнению П.Хейне, тот способ, посредством которого оцениваются затраты на альтернативные действия, является отличительной чертой различных экономических систем. Когда ресурсы находятся в частном владении, торг покупателей и продавцов формирует цены, близкие к альтернативной стоимости для владельцев ресурсов. Когда у ресурсов нет определённого владельца, этот механизм не может функционировать. Что же его заменяет? Кто определяет относительную ценность этой железнодорожной линии по сравнению с той? Кто решает: направить ли сталь на изготовление железнодорожных рельсов или на производство грузовиков? Кто решает, что выгоднее: совершенствовать транспортные средства или наращивать уже имеющиеся? Кто делает выбор между дополнительным производством потребительских товаров и повышением их качества и дополнительным досугом? В советской экономике решения принимали экономические плановые органы, руководствовавшиеся, в идеале, указаниями партии и правительства. Поскольку роль мерила полезности играли не цены, а знание высшего руководства о первоочередной нужности того или иного товара, то малейшую задачу технологической притирки приходилось поднимать на уровень плановых органов, которые выясняли, стоит ли овчинка выделки (стоит ли полезность запланированного товара удорожания его производства в ходе притирки) и целесообразно ли осуществлять таким образом много повторных оценок. Однако, нельзя забывать, что во-первых, указания партии и правительства формировались с учётом информации, поступавшей от статистических и плановых органов, т.е. последние не были чисто подчинённым звеном. Во-вторых, хуже того, планы не всегда выполнялись, и при срыве плана приходилось выбирать, что приоритетнее в выполнении, а тут уже не до продуманного выбора, согласованного со всеми инстанциями и высшим руководством, - всё решается интуитивным выбором на среднем уровне, принятым не столько в интересах всей страны, сколько под влиянием вхожести в кабинеты и личных интересов. В рыночной экономике конкуренция покупателей и продавцов в процессе торга создаёт важнейшую информацию, содержащуюся в рыночной цене товара и говорящую, сколько и чего экономические субъекты готовы отдать за этот товар в ходе добровольного взаимовыгодного обмена. Эта информация включает, среди прочего, полезность и альтернативные возможности. Нельзя сказать, что в советской экономике не было других рычагов передачи информации и принятия соответствующих мер: не раскупавшийся покупателями товар снимался с производства, а самые дефицитные товары планировались а увеличение выпуска, если была такая возможность. Тем не менее, экономическим плановым органам легко навязать обществу свои собственные частные оценки альтернатив, которыми они располагают, т.е. не лучшим для общества образом (по П.Хейне).
ПОПЫТКИ ОПТИМИЗИРОВАТЬ ПЛАНИРОВАНИЕ ЧЕРЕЗ КОМПЬЮТЕРИЗАЦИЮ
Попытку усовершенствовать планирование на основе использования ЭВМ сделал акад. Глушков. Однако его план не был реализован. Глушков утверждал, что против его предложений единым фронтом выступили "Голос Америки" и экономисты: Либерман, и др. Экономисты выступили не столько единым фронтом, сколько с разных сторон, поскольку Глушков предлагал технократическую утопию, глобальную централизованную информатизацию производства. То есть задачу, которая до сих пор до конца не реализована даже в крупнейших корпорациях. "Голос Америки" же, возможно, испугался, что эта штуковина может сработать. Но едва ли это решило бы коренные проблемы советского планирования, возникшие из-за натурального целеполагания. АСУ могли обслуживать только СУЩЕСТВУЮЩУЮ деятельность, использующую хорошо известные и рассчитанные технологии. Оптимизировать её до идеала. Но создавать новые виды деятельности АСУ не могли. А главное, никакая машина не может решить, стоит ли овчинка выделки при предпочтении одного варианта натуральных потоков другому. Например, именно человек, а не машина решает, что ради покупки дополнительной связки бананов он не готов остаться на работе на сверхурочный час, а ради десяти апельсинов – готов, а вот ради девяти апельсинов – уже нет. Никакие ЭВМ и АСУ не имели возможности заниматься целеполаганием о необходимом производстве для миллионов потребителей, а также принимать за людей решения, к какому труду они готовы ради удовлетворения каких потребностей.
Между тем мировой опыт показывал, что Глушков был на верном пути. Например, в Англии служба по заказу и поставке труб уже тогда была компьютеризировано. Заказ поступал к определённый компьютерный центр, где он обрабатывался и с учётом необходимого количества, загруженности разных заводов-производителей, удалённости от заказчика и срочности этот центр устанавливал контакты и сообщал, когда и где можно получить заказ. Как правило, на всю эту процедуру уходило не более 3-х месяцев. В СССР все это занимало не менее 2-х лет.
Всё это не значит, что невозможно планирование с сочетанием натуральных и ценовых показателей, с ориентацией субъектов экономики на прибыль: оно возможно и нужно. С той лишь оговоркой, что и прибыль должна определяться исходя из добровольной готовности и конечного, и промежуточного потребителя заплатить в условиях наличия свободного выбора, а не исходя из цен, посчитанных Госкомценом (именно из-за неосвобождения цен и провалилась попытка косыгинской реформы, когда предприятиям предоставили хозяйственную самостоятельность и разрешили ориентироваться на прибыль, а цены по-прежнему считались не столько исходя из готовности потребителя платить за товар, сколько исходя из трудовой теории стоимости). Кроме того, важнейшим требованием для централизованного планирования является отсутствие искажения информации как при составлении отчетов, так и при изначальном планировании. Более того, проблема была именно в отсутствии ценово-полезностных ориентиров планирования, которые позволили бы опускать задачу планирования на более низкие уровни и позволять денежную притирку потребителей к поставщикам. Вместо бюрократического рынка борьба за отладку параметров поставки приобрела бы в такой системе характер нормального торга смежников, причём директор мог бы повышать цену, предлагаемую поставщику за дополнительную услугу, только в размере своей прибыли, иначе смежнику есть смысл отказаться от участия в таком плане. То есть, оппортунистов на этих технологических цепочках, не желающих идти на уступки в цене, можно было бы ограничивать возможностями обхода и отказа от услуги. Если следующий по цепочке получатель готов переплатить, чтобы получить, что ему нужно, он увеличит свою предлагаемую цену, что повысит возможности данного директора, и так идёт наладка внутри цепочки, уже без обязательного выхода на плановые органы, имеющие возможность приказывать. Тогда бы каждый потребитель технологической цепочки мог бы сказать, сколько он может заплатить за ту или иную корректировку плана непосредственному поставщику, а не обращаться на самый верх. Это тоже непростая система, однако в ней, по крайней мере, проглядывался бы свет в конце туннеля, возможная альтернатива организации централизованного планирования в Советской экономике. Чисто натуральное планирование, без ценовых ориентиров и стимулов, оказалось тупиковым путём. Однако, для того чтобы понять причины неперехода советской экономики к освобождению цен, необходимо учесть другие факторы, связанные с общественным устройством СССР.
Почему же плановая экономика со всеми ее казалось бы вопиюшими недостатками была так динамична? Но сначала надо ответить на вопрос, а было ли стопроцентное директивное планирование в позднем СССР? А дело в том, что недостатки плановости вполне компенсированы теневыми рынками и административным рынком. Чтобы понять работу этой системы надо осознать, что в народном хозяйстве действуют законы не менее жёсткие, чем законы физики. Каждый продукт может быть потреблён только в количествах, не превышающих объёма его производства (для простоты мы не будем касаться здесь запасов). Отражением этого простого материального факта является баланс данного продукта. Система планового управления, выдавая производственные задания и распределяя ресурсы, должна постоянно учитывать балансы, которые сковывают её и сужают пространство возможных решений. Однако, плановая экономика порождает элементы хаоса и незапланированности неизбежно; без них вообще невозможно осуществление планов, поскольку постоянно рождаются новшества. В этом состоит главная проблема планового хозяйства. Любое новое хозяйственное дело всегда требует огромного количества перестроек, которые при централизованном социализме, как правило, осуществляются через "верх". Если же при этом образуется управленческая пробка, то она блокирует эти перестройки.
МНОГОУКЛАДНОСТЬ ЭКОНОМИКИ
Как правило, способ производства, сложившийся в СССР, описывался с двух противоположных событий. Согласно первой из них, марксистской, это было плановое хозяйство, где использовался принцип оптимального планирования, что позволяло хозяйствовать не на стихийной основе, а на осноиве научного прогнозирования. Тот факт, что произошел отказ от социализма в СССР, трактуется сторонниками данной точки зрения как доказательство не верной организации планирования или как доказательство преждевременности построения социализма в СССР без перехода через стадию капитализма. Согласно другой точке зрения, либерально–рыночной, СССР представлял собой неповоротливую сверхукрупненную фирму, не имеюшую возможности быстро реагировать на спрос и потребности. Обе эти точки зрения исходят из того, что в СССР было плановое хозяйство. Так ли это на самом деле? Действительность выглядела вопиюше другой. СССР представлял собой многоукладную экономику, базируюшуюся на административном рынке. Административный рынок решал ту же задачу – удовлетворения растуших потребностей населения наиболее оптимальным образом. Обшество решало задачи удовлетворения потребностей населения путем административного согласования плановых заданий, изменений плана в нужное время. Обеспечение ресурсами решалось через использование двух легальных и трех теневых нелегальных рынка. Сушествовало множество курсов рубля, были региональные коэффициенты цен и тд. Все это казалось бы создавало простор для спекуляции и не давало сигналов о состоянии спроса и рынка.
Для обеспечения нормальной жизнедеятельности народного хозяйства циклы иерархических согласований "снизу вверх" и "сверху вниз" должны были бы повторяться столько раз, сколько требуется для достижения полной сбалансированности плановых заданий с их ресурсным обеспечением. Однако трудности проведения циклов приводят к тому, что акт согласования искусственно прерывают, не доводя до конца. В результате задания предприятиям оказываются необеспеченными ресурсами, что (если предприятия не могут получить их "теневым" способом и не имеют достаточных резервов) приводит к срыву производственной программы. В свою очередь вышедшие из планового ритма предприятия подрывают программу своих потребителей и т.д. Срывы производства распространяются по технологическим цепочкам, поражая целые секторы народного хозяйства.
Представьте себе положение, когда для переезда с квартиры на квартиру нужно обращаться за грузовиком в Совет Министров СССР. Вы, конечно, поступите проще - договоритесь с соседом-шофёром, и он сам решит этот трудный государственный вопрос. Точно также поступали руководители предприятий, главков, министерств, договариваясь между собой о материалах, дефиците, путёвках в санатории, различных услугах. Часто эти сделки разрешались вышестоящими органами либо по необходимости (горит план), либо в порядке такого же соглашения (ты – мне, я – тебе). С народнохозяйственной точки зрения эти сделки - и легализованные, и нелегализованные - являются игрой без правил, в ходе которой партия труб может обмениваться на прописку для одного человека. Являясь противозаконными, они могут стоить и часто стоят их участникам свободы. Однако, ни одно предприятие не сможет работать, если решения его директора будут приниматься только в рамках правил. Делают это все, а садится в тюрьму тот, кто зарвался или кому-нибудь не угодил. Надо сказать, что масштаб этих операций был очень велик. Некоторые экономисты считали, что на долю нелегальных и легализованных сделок приходилось до 70% всех поставок между предприятиями. Их значение для страны носило двойственный характер: сохраняя системе хозяйствования жизнь, они наносили ей же огромный моральный ущерб. Полулегальные и нелегальные операции, особенно рискованные, редко проводятся между малознакомыми людьми. Поэтому только руководитель, обросший связями, может быть полезен своему учреждению. В результате взаимоотношения управленцев перерастают в могучую систему кумовства "ты - мне, я - тебе", охватывающую все сферы жизни общества (Найшуль). Рамки конкуренции предельно ограничиваются, потому что из такой торговли исключены участники, которые, быть может, выполняли бы данный заказ наилучшим образом или которым выполнение данной услуги особо необходимо. Возникают "бюрократическая торговля" и "бюрократический рынок" (термины были введены применительно к административным структурам США американским экономистом, лауреатом Нобелевской премии Дж. Бьюкененом). Руководитель одного из предприятий, которое выпускало нужные всей стране запчасти, говорил, что предприятие остановится, если запчасти перестанут быть дефицитом и нельзя будет получать за них дефицитные мясо и колбасу. Длительное функционирование в СССР обменного бюрократического рынка привело к прекращению чёткого выполнения приказаний и должностных инструкций и к утрате соответствующей профессиональной этики управленцами. Но этот рынок, когда отдельные предприятия начали обмениваться исходя из своих представлений о полезности, и не мог не возникнуть, да и функционирование экономики без него было бы невозможно, потому что плановые органы уже не владели информацией о наиболее оптимальной организации производства и необходимых натуральных потоках. Госсектор перестал функционировать как единая фирма, в которой предприниматель организует все натуральные потоки наиболее выгодным способом и может проконтролировать их движение. Неизбежно появилась новая проблема - советский директор, который должен был иметь резервы и не все их показывать планирующим органам. Иначе все резервы включались в план, и работать становилось очень трудно. Директор находился меж нескольких огней: министерства, обкома КПСС и рабочих. Министерство требовало план, обком требовал развития социальной сферы. Рабочие боролись против повышения норм выработки и даже за снижение этих норм. Чтобы иметь возможность удовлетворить всех, директор создавал резервы. Эта систем резервов и омертвения ресурсов также мешала правильному целевому планированию. Наконец, каждый директор или секретарь партийного комитета имел свои карьерные интересы. Обычно первые секретари обкома не заботились о повышении производственного плана для области, если не пытались сделать карьеру.
Итак, согласно распространённой точке зрения, советская экономика управлялась сверху директивными органами. Генеральный секретарь ЦК КПСС, председатель Совета Министров СССР, аппарат ЦК и Совета Министров или на худой конец Госплан СССР разрабатывали планы или их основные направления. Затем эти планы, спускаясь по иерархиям вниз к министерствам, главкам, объединениям и предприятиям, конкретизировались и превращались, наконец, в производственные задания предприятиям. Однако людям, анализировавшим в брежневскую эпоху обычную практику хозяйственного управления в нашей стране, реальность представлялась часто совсем в ином свете. В стране действовала не командная система, а "экономика согласований" - сложный "бюрократический рынок", построенный на обмене-торговле, осуществляемой как органами власти, так и отдельными лицами. В отличие от обычного, денежного рынка товаров и услуг, на бюрократическом рынке происходит обмен не только, и даже, пожалуй, не столько материальными ценностями (товарами производственного назначения, предметами потребления или допусками к кормушкам и пайкам), но и властью и подчинением, правилами исключениями из них, положением в обществе и вообще, всем тем, что имеет какую-либо ценность. Согласие директора предприятия на увеличение плана может быть обменено, например, на улучшение его служебного реноме, дополнительную партию труб и незаконное разрешение нарушить одно из положений инструкции. Поэтому товаром стало всё и вся. Коррекции плана, связи и неучтенные резервы были основой функционирования экономики СССР, по типу, я тебе стержни для сварки, а ты моему сынку устрой квартирку.
Бюрократический рынок, так же как и товарно-денежный, обладает стихийной способностью к саморегуляции, хотя и очень слабо поддаётся оптимизации из-за отсутствия ценовых ориентиров. То, что на нём происходит, зависит от всех участников торга вместе и ни от кого в частности. Советский бюрократический рынок устойчиво гасил действия даже таких крупных игроков, как ЦК КПСС или Совет Министров СССР. Их постановления и решения, касающиеся: "усиления, улучшения, совершенствования, упразднения и создания", а также "проведения радикальных, крупномасштабных экспериментов и реформ", вызывали, как правило, лишь быстропроходящую рябь на поверхности народнохозяйственного болота. Стоит также заметить, что столь характерное для нашей страны отсутствие виноватых при наличии потерпевших является свойством именно рыночной, а не командной организации общества.
Экономический анализ, проделанный рядом незашоренных экономистов, показал, что в советской экономике действовало шесть разновидностей рынков, отличающихся и по субъектам, и по объектам, и по степени легальности (Katsenelinboigen A. 1977; Кордонский С. 2000). Ровно половина из них – это рынки теневые. По мнению Л. Тимофеева (1978, опубликовано в 1990), как ни парадоксально, именно чёрный рынок и обеспечивал более или менее нормальный производственный процесс в СССР. На ту же закономерность указывает Найшуль. Советская экономика была своеобразным синтезом официально-плановых отношений с рыночными: легальными, полулегальными и совершенно нелегальными. По сути, имелась скрытая многоукладность советского хозяйственного строя. Многие виды теневой экономической деятельности – уклонение от налогов, искажение официальной отчётности, вторичная занятость, коррупция – встречаются как при социализме, так и в обществах ЗМ. Как пишет П.Вилес, на практике все общественные системы опираются на “бойскаутскую” (“пионерскую”) мораль: любовь к богу (или к Марксу), верность королю (или Политбюро), идеологическую лояльность, упорный труд, уплату налогов (или их прямое изъятие), экономию денег, законопослушность. Теневая экономическая деятельность нарушает эти универсальные моральные нормы, даже если приносит экономическую пользу (Латов, 2000).
Тот феномен, который у Найшуля назван бюрократическим рынком, Л. Тимофеев (2000) назвал “институциональной коррупцией”, а С. Кордонский (2000) именует „административным рынком„ – “иерархизированной системой, где экономический и политический компоненты даже аналитически не могли быть разделены, ситемой, в которой социальные статусы и потребительские блага конвертируются друг в друга по определенным, отчасти неписанным правилам, меняющимся во времени”. На этом рынке можно было приобрести практически все, но не всем. Деньги сами по себе не играли в этой системе роль всеобщего эквивалента, гораздо важнее было наличие “блата”, властных привилегий. В результате “политический рынок” совпадал в СССР с рынком обычных потребительских благ. Если на Западе политики, согласно теории общественного выбора, максимизируют прежде всего свой политический рейтинг, то в Советском Союзе – скорее личный материальный достаток: дача, пищевое довольствие и медицинское обслуживание пропорциональны административному статусу, а потому повышение уровня жизни неотделимо от продвижения по служебной лестнице. При этом легальные привилегии и льготы органически дополнялись нелегальными, официально не признаваемыми, но всем известными. На каждом функциональном уровне развивались все возможные формы деятельности, в том числе теневые и откровенно криминальные.
С точки зрения теории экономических систем, в экономике СССР противостояли друг другу и взаимодополняли друг друга четыре сектора: 1) легальная командная экономика (именно это плановое хозяйство описывалось Г.Х. Поповым как “административно-командная система” и Я. Корнаи как “экономика дефицита”); 2) легальная рыночная экономика (колхозные рынки, рынки потребительских товаров – словом, все то, что в классификации А. Каценелинбойгена (1977) называется красным, розовым и белым рынками); 3) нелегальная рыночная экономика (неформальный сектор – все то, что в теории Л. Тимофеева (2000) – собственно “черным рынком”); 4) нелегальная командная экономика (“клановый социализм” – отношения, описываемые Л. Тимофеевым (2000) как рынки должностей и привилегий, административно-хозяйственных согласований и бартера, а С. Кордовским (2000) – как административные рынки).
Взятку можно рассматривать как способ адаптации управления к местным условиям и коррекцию неправильностей оплаты труда управленца. В царской России взятки чиновникам никого не удивляли и это считалось нормальным. Почему же считать удивительным взяточество в СССР? На Кавказе, в, Средней Азии, на Западной Украине, Москве
взятки считались нормой жизни. Они принимали самые разнообразные формы. Так например, мы знаем случай, как заведуюший кафедрой Азербайджанского мединститута попросил своего ассистента повозить студентов Ивановского мединститута по Баку без компенсации ему расходов. Естественно ассистент находил возможность компенсации через вымогательство денег на экзаменах. Проросло взятничество и в среде врачей особенно на юге и в Москве. Вот, например, как в палатах московских клиниках вымогали взятки за операцию. Человек, поступивший на операцию, помешался в палату, где ему первое время не уделяли внимания. Другим же пациентам, напротив, уделялось самое повышенное внимание. Наш больной удивлен. Он начинает выяснять причину и ему осторожно намекают, что надо дать взятку лечашему врачу. Профессор уролог мог и не брать взятки напрямую, но он оперировал заместителей облисполкома и поэтому очередь на автомашины для него сокрашалась до недели, тогда как другие ждали годами. Поэтому распоряжение ресурсами было одним из способов компенсации отсутствия рассмотрения полезности при назначении цен на товары в СССР.
Для уменьшения взятничества в медицине необходимо было поставить между пациентами и врачами несколько частных, конкурируюших между собой медицинских страховых компаний. Надо было делать частное страхование при госконтроле. Один из лучших в мире проектов медицинского страхования был разработан для СССР, но Ельцин после переворота 1993 года его заменил на совершенно неадекватный закон с одним страховым монополистом.
Конечно, идеально, когда все бесплатно, но при бесплатности требуется ограничения на выезд, начинается воровство лекарств из больницы медсестрами и врачами. Малые цены на любой ресурс внутри страны при отсутствии барьера на границе означает автоматически утечку капитала.
Итак, в советской хозяйственной системе существовала не одна, а две параллельные командные экономики – легальная (выполнение плановых заданий) и нелегальная (получение нелегальных личных благ и привилегий благодаря личным связям). Общим правилом было совмещение ролей: каждый государственный служащий участвовал не только в формировании плановых заданий и их выполнении, но и в обеспечении “своих людей” дефицитными жизненными благами в обход официальных норм (Латов, 2000).
Наивные либералы замечали в советской теневой экономике только сектор № 3, а потому полагали, что достаточно освободить людей от жестких административных запретов и ограничений, стесняющих хозяйственную гибкость (избавить его от давления сектора № 1), как Россия немедленно заживет “полной чашей”. На самом же деле власть перешла в руки агентов сектора № 4 – его действительно избавили от контроля со стороны сектора № 1. В результате мы наблюдаем имитацию рыночного хозяйства при реальном сохранении основ командной экономики – но уже не централизованной (по типу обществ азиатского способа производства), а децентрализованной (по типу феодальных обществ). У советского “общества светлого будущего” оказалась длинная тень: легальная командная экономика исчезла, но ее теневой двойник, как в сказке Г.-Х. Андерсона, пережил своего “хозяина” (Латов, 2000).
Новая экономическая система не вводилась в стране декретами правительства. Она формировалась постепенно под действием "потребностей практики" путём обычных административных реорганизаций, отмены или просто неупотребления старых инструкций и принятия взамен них новых. Конечным результатом этого процесса, однако, стала качественно иная система управления экономикой, основанная на согласованиях. Отметим, что участники согласования, как правило, имеют неодинаковую возможность влиять на окончательное решение. Она определяется их "весом": способностью поощрять угодные действия и наказывать неугодные - "если вы так, то я.". В результате каждое хозяйственное решение становится предметом административной бюрократической торговли. Механизм этой торговли оказывается настолько мощным, что при большом неравенстве весов позволяет отвергать право слабого участника на вето. Вес участника бюрократической торговли, как правило, был тем выше, чем больше размер организации, которую он представлял. (Найшуль)
Таким образом. либералы все время описывали ужасы и нестыковки планирования, не обрашая нашего внимания на то, что эти ужасы легко решались административным рынком, который хотя и был чуть менее эффективен, чем обычный рынок, тем не менее при закрытых границах легко решал проблемы развития страны. Марксисты–догматики, напротив, не хотели замечать административного рынка, поскольку он подрывал чистоту идей коммунизма.
Социализм имел свои особенности в странах народной демократии. Например, в ГДР не было рынков, но были мелкие частные магазины. В Чехословакия была создана очень сильная социальная поддержка женшин и детства. В Венгрии были сильно развиты кооперативы. В Польше было в основном частное сельское хозяйство.
РОЛЬ ПАРТИИ
Кроме административного рынка и теневого сектора экономики сушественную роль в самонастройке советской эконoмики играла партия. Она по сути стала тем механизмом, который сделал управление страной дешевым. Однако КПСС была лишь верхушкой большой многомерной системы власти и управления, которая опиралась на непрерывное средне- и долгосрочное программирование и подкреплялась развитой идеологией. При этом КПСС имела совсем иной тип, нежели партии западного гражданского общества, конкурирующие на «политическом рынке». Будучи единственной партией у власти, КПСС по сути была особым «постоянно действующим собором», представляющим все социальные группы и сословия, все национальности и все территориальные единицы. Внутри этого собора и происходили согласования интересов, нахождение компромиссов и разрешение или подавление конфликтов - координация всех частей государственной системы. Понятно, что в партии соборного типа, обязанной демонстрировать единство как высшую ценность и источник законности всего государства, не допускалась фракционность, естественная для «классовых» партий.
Она не только играла роль датчика в системе, но и одновременно выполняла многие административные функции в частности функцию арбитражного суда. Так что включение в Конституцию при Брежеве статьи о руководящей роли КПСС отражало фактическое строение коммунистического государства. Советское производство подчинялось командам партийных руководителей в соответствии с их представлениями о том, что выгодно населению, а что невыгодно, исходя из сигналов, получаемых им от этого населения через разветвленную сеть партийных организаций и подчиненных им структур. По численности чиновники госаппарата составляли в СССР порядка 1 миллиона человек. Численность партийной организации СССР составляла порядка 17 миллионов человек. Госаппарат просто в силу своей малочисленности в принципе не мог бы управлять экономикой страны. Только партийная организация обладала более-менее достаточными людскими резервами. Партаппарат смыкался с госаппаратом только в верхних эшелонах управления. Госаппарат - аппарат бюрократический, как и везде - аппарат верхнего уровня управления. Там действительно имеют большое значение своды правил и инструкций. Но партийная организация, в отличие от госаппарата пронизывала всю стравну, все трудовые коллективы, все организации, все клекточки общества. Она осуществляла управление непосредственно на местах и непосредственно на местах получала сигналы о нуждах и заботах людей и доносила их на верхние слои управления, если решения выходили за уровень компетенции рядовой парторганизации, или решала все на месте, если это было возможно. Без такой разветвленной сети в принципе не было бы возможно никакое управление народным хозяйством. В основе своей механизм управления на нижних и средних звеньях представлял собой отнюдь не бюрократический механизм, а основывался на живом общении людей. То, что хозяйственные руководители почти сплошь были партийными - это была необходимая норма советского способа хозяйствования. Если взаимодействие госаппарата и партаппарата в СССР - это был симбиоз, то почему интересно нельзя назвать симбиозом такое же взпаимодействие западного госаппарата с крупными частными предпринимателями Запада? Там, извините, сплошь и рядом крупные госчиновники становятся членами совета директоров крупных частных корпораций, а потом обратно госчиновниками.
Партийный аппарат состоял из совокупности комитетов партии, начиная от низших (районных и на правах районных) и кончая высшим. Члены комитетов избирались на соответствующих партийных конференциях. Большинство из них работало в каких-то других учреждениях и периодически собирались на собрания (пленумы). Лишь часть из них становилась постоянными сотрудниками данного партийного комитета как особого делового учреждения, в котором работали не только упомянутые члены комитета, но и штатные сотрудники, не являющиеся членами комитета, но помогавшие членам выполнять техническую работу. Несколько комитетов объединялись в целое путем создания комитета более высокого уровня, которому они подчинялись. Одним из важнейших средст, с помощью которых партийный аппарат держал в своих руках всю систему власти и управления обществом и включался в нее, являлся способ назначения начальников всех сортов и рангов на все более или менее важные посты - номенклатура партийного аппарата.
Партийные работники задавали цели деятельности руководителям предприятий и контролировали выполнения решений, призванных осуществить эти цели. Кроме того они были важнейшим компонентом административного рынка. позволявшим находить ресурсы для выполнения планов. Руководители предприятий были все партийные и несли ответственность прежде всего по партийной линии, а уж затем только по государственной. На Западе также. Сначала предприниматель несет ответственность за неправильные действия по линии рынка - т.е. разоряется, а уж потом только по государственной линии - когда его сажают в тюрьму за финансовые махинации или неуплату налогов. Например в одной неназванной фирме за производство отвечает начальник производства, но он не руководитель фирмы. Руководители фирмы - три человека, которые в производстве разбираются намного слабее начальника производства и его заместителей. Однако они вырабатывают политику продаж и они реально командуют производством. Определяют его цели и дают указания - на какую продукцию надо налечь в данном месяце. Осуществляют контроль. Контактируют с другими предпринимателями. Захотят - уволят начальника производства и наймут другого. Так вот, у партийных организаторов были такие же функции, как и у этих руководителей на фирме в смысле экономики. Они не обязаны были вникать в тонкости производственного процесса, но они обязаны были определять цели деятельности, давать указания, сообразуясь с требованиями вышестоящих партийцев, когда те принимали решения что-то поменять и обязаны были поставлять информацию наверх, чтобы было по поводу чего принимать решения. Обязаны были осуществлять контроль за выпонением принятых решений.
Даже судопроизводство в СССР было подчинено принципу экономности и следовательно и здесь роль партии была огромна. Приоритет принципа состязательности над принципом объективной истины действительно имеет место быть и действительно во многом противоречит той правовой культурной традиции, которая сохраняется в обществе, воспитанном в советской системе ценностей. В СССР судебные органы, будучи включенными в систему органов правоохранительных, имели своей целью не просто рассудить стороны, но и защитить закон. Причем сделаь это при миним альных затратах. Точнее сказать – «навести порядок» во взаимоотношениях сторон. Отсюда и активная роль суда, не просто арбитра, но и своего рода «следователя», нацеленного на выяснение действительных обстоятельств дела всесторонне и объективно. И если суд в ходе судебного расследования выяснял некие новые обстоятельства, не упоминавшиеся в заявленных сторонами требованиях, он обязан был решать дело с учетом этих обстоятельств, даже если такое решение шло вразрез с интересами сторон и в чем-то ухудшало их положение по сравнению с тем, как оно было до суда. Стороны могли пострадать, зато наводился порядок и торжество закона. Если в ходе спора двух хозяйствующих субъектов суд занимая активную позицию начнет выяснять дополнительные обстоятельства, не указанные сторонами, и выяснит, что эти хозяйствующие субъекты, допустим, занижали прибыль и не уплачивали налоги, то он должен будет возбудить уголовное дело или передать соответствующие материалы в следственные органы. Такие действия суда нанесли бы ущерб интересам сторон, т.е. не способствовали бы развитию предпринимательской деятельности. Поэтому партия проникала даже в судопроизводство, решая, что полезно для обшества, и что нет.
МОТИВАЦИЯ К СОВЕРШЕНСТВОВАНИЮ В РАМКАХ СОЦИАЛИЗМА
Советский тип экономики характеризовался тем, что вместо стремления к прибыли мененджеры стремились к своему карьерному росту. Как и в случае обычного рынка это вело автоматически (из за сушествования особых правил игры либо в рынок, либо в КПСС) к обеспечению растуших потребностей населения. В отличие от Западной экономики, где неравномерность развития технологии проявлялась в финансовых кризисах, в СССР неравномерность развития находила выражение в появлении дефицитов. Как и финансовые кризисы, которые решались на Западе путем изменения учетной ставки на кредиты, кризисы дефицита в СССР легко разрешались путем перераспределения финансовых потоков.
Если многие считают, что главной задачей обычного рынка является получение прибылки, то тогда можно по аналогии утверждать, что главной задачей административного рынка было обеспечение карьеры бюрократа, что тем не менее объективно реализовалось через удовлетворение потребностей населения. По сути дела все было то же, что и в рыночном хозяйстве. Там фирма решает проблему выживания и максимизации прибылей, что обьективно ведет к удовлетворению потребностей населения из за таким образом устроенных правил игры в рынок, основанный на обшестве без сушественного влияния промежуточных местечковых групп. И тот и другой вид рынка основан на поведении человека как сушества максимизируюшего свою выгоду. То есть такой человек при прочих равных условиях выберет себе работу, где выше зарлата, и купит более дешевый товар. В СССР имели место более выраженные групповые интересы. Они базировались на марксистской идеологии и не позволяли захватывать себе большую долю избыточного и добавочного продукта, чем человек приносил выгоды обшеству, давал ему прибыли. То есть обшество было справедливее, чем на Западе
Многие считают, что мотивацией советского человека было некое стремление к удовлетворению потребностей обшества. на самом деле основой мотивации была самая, что ни на есть жажда наживы. "Во многих местах непосредственным толчком к высокой производительности труда стахановцев является простой интерес к увеличению своего заработка" –писал Молотов в "Правде", 19 ноября 1935 г. По всем газетным сообщениям, во всех речах стахановцев, красной нитью проходит: личная материальная заинтересованность. Это есть основной стимул стахановского движения, и именно это, и только это обеспечивает ему несомненный рост в ближайшем будущем.
Отметим, что сталинизм не есть устойчивое развитие. Он характерен экстенсивным развитием за счет одного фактора, избытка дешевой рабочей силы в деревне. Это было догоняюшее развитие с изменением внутренних соотношений обшества. Вводимые новые мощности должны были либо найти рабочую силу там, где она имеется в избытке (так было сделано в сталинской экономике, пока был избыток рабочей силы на селе), либо переманивать ее с других производств, создав стимулы для перехода в виде более высокий заработной платы, возможности получения жилья или доступа к распределителям материальных благ. В свою очередь, "старые" производства, откуда происходил отток рабочей силы, вынуждены добиваться увеличения оплаты своих работников вместо того, чтобы благополучно закрыться, выкинув работников на улицу и заставив их идти на новое производство без повышения зарплаты. Если переходы наемных работников от одного работодателя к другому свободны, то наемный работник быстро начинает понимать, что если его зажимают на одном предприятии, то можно уйти на другое предприятие. Это приводило к тому, что начался преимущественный рост зарплаты именно представителей рабочих профессий. Особенно, если учесть перепроизводство в СССР работников с высшим образованием. Компенсация недостатков планирования теневыми рынками и административном рынком.
Так или иначе, но советская система была стабильной и давала устойчивый рост национального дохода в 1979 году, когда она полностью сложилась, до 1988 года, когда произошел ее крах из за открытия канала для обналичивания безналичных денег. В течение 10 лет несмотря на политические пертурбации и частую смнену лидеров страны рост ннационального дохода был исключительно стабильным, в среднем 3,5% в год. По–видимому, это и был обьективный предел роста национального дохода для обшеств такого типа при 40 часовой рабочей неделе и массе праздничных дней, когда резерв рабочей силы иссяк. Социализм как экономическая система самовоспроизводилась, несмотря на смерти лидеров, попытки борьбы за дисциплину и ускорение.
Административный рынок так же подвержен кризисам как и обычный. Но если при обычном рынке эти кризисы имеют вид финансовых кризисов и решаются они путем изменения учетной ставки на кредит, то кризисы административного рынка имеют вид периодически возникаюших товарных дефицитов. Причиной их также является неравномерность технологического развития. Дефицит ликвидировался путем перераспределения ресурсов средств.
Мы считаем, что для тех условий, которые были (доминирование догматической идологии, переход от догоняюшего к лидируюшему развитию (об этом говорит рост изобретений и техническое перевооружение мирных отраслей народного хозяйства), жесткое геополитическое с США, геополитическое положение России как самой холодной страны света.) в то время, 3–4% прироста национального дохода в год был,и очень хорошим результатом. Хотя может быть и выглядели бледно по сравнению с Японией. Но в Японии был соотвествуюший менталитет престижности работы. Однако они были очень приличны при сравнении с Америкой с ее 1,8%. Система содержала остатки идеологии, так называемый культ личности генерального секретаря партии. Система была экономичной из–за отсутствия псеприникаюшей рекламы. Если выражаться языком сложных систем, то это был аттрактор , специфически для данных геополитических условий России. Другими успешными аттракторами для России были царизм Александра 3, и сталинизм. Однако две последние системы были изменяюшимися из за наличия резервов рабочей силы.
ТОВАРНЫЙ ДЕФИЦИТ КАК ПРОЯВЛЕНИЕ НЕРАВНОМЕРНОСТИ РАЗВИТИЯ СОЦИАЛИЗМА
Несмотря на то, что в наше время стало общим правилом ругать дефицит в советской экономике, причины этого часто не проговариваются с достаточной ясностью. Часто говорят, что стремление советской власти к назначению цен на все товары следовало из идеологических соображений, попытки придерживаться трудовой теории стоимости и «справедливой» (т.е. одинаковой) нормы прибыли в отраслях. Возможно, конечно, это сыграло свою роль, однако в этом объяснении упускается из виду, что Советская власть чаще всего отступала от идеологических догм, когда видела их несоответствие потребностям практики. И угрожающая роль явлений, связанных с дефицитом, была видна ещё 20-е годы, когда будущий лауреат Нобелевской премии по экономике В.В.Новожилов резко критиковал практику назначения некоммерчески низких цен в розничной торговле. Сам же Новожилов делал оговорки, указывая, в каких случаях необходимо отступать от принципа свободных цен: когда ставится цель обеспечить доступность благ всему населению, а привести доходы в соответствие с этим принципом не представляется возможным. Например, во время войны не получается повысить низкие доходы до такой степени, чтобы всем хватало на жизнь при свободных ценах. Многие даже считают, что экономика СССР могла нормально работать только при некотором превышении платежеспособного спроса над предложением товаров. Этим достигался баланс производства и потребления. И к изменению общего индекса цен это не приводило, да и не могло привести. Другое дело, что это приводило к системному дефициту. Однако опыт ГДР, Чехословакии, Венргии и ПОльши показывает, что проблема дефицита легко решается путем легализации мелких предпринимателей.
Очевидно, однако, что в долгосрочной перспективе и в мирных условиях государство имеет возможность найти способ справедливого распределения денег, чтобы самым малообеспеченным слоям хватало на необходимое, но и более обеспеченные слои имели возможность сделать желаемые покупки на свои более высокие заработки – иначе пропадает весь смысл материального стимулирования. Нет никакой справедливости в том, что дефицитный товар достаётся не труженику, получающему за более сложную и полезную работу большее вознаграждение, а лентяю, слоняющемуся целый день по магазинам в ожидании дефицита.
Розничные товары в СССР продавались с излишней привязкой к себестоимости, без достаточного учёта их редкости и полезности для потребителя. Другими словами, отсутствовала олигопольная составляющая цены. Часто говорят, что вместо решение проблемы дефицита повышением цен на дефицитные товары, в СССР сигнальным механизмом служила очередь: были на товар большие очереди – ставилась цель увеличения его производства, но без отрыва цены от издержек производства. Однако, этот процесс был естественно ограничен, и рост был медленный, поэтому полезность постоянно колебалась вокруг себестоимости, возникали дефициты, которые приводили к изъятию части добавочного продукта теми, кто торговал. Не всегда наращивание производства дефицитного товара было в принципе возможно: например, себестоимость чёрной икры невысока, но наращивание её выпуска до такой степени, чтобы икра не была дефицитной при продаже по цене, близкой к себестоимости, поставило бы под угрозу осетровые богатства Каспия. Удовлетворить спрос на товары со сверхполезностью типа чёрной икры и павлиньих языков при низкой цене было теоретически нельзя.
Дефицит позволял наживаться определенным категориям населения на основе спекуляции на полезности товара. Полезность используется для себя теми, кто стоит рядом с распределением товаров, - торгашами, так тогда назывались торговые работники, и номенклатурой. Они присваивали разницу между ценой (с включением полезности) и себестоимостью товара в виде обмена услугами. Те, кто стоял рядом с прилавком, присваивали себе олигопольную составляющую в виде приплаты, взяток, услуг. Дотирование было в интересах правящего слоя, особенно москвичей. Дотирование поездок, машин, телефонов вело к тому, что разница в уровне жизни маскировалась очередями. Спецпайки же элите давали ей доступ к дефицитным благам. Поэтому не все были заинтересованы в ликвидации дефицитов. А повысить цены или вернуться к сталинским магазинам не позволяла идеология. Это означало бы признание того, что мы все еще живем «не при социализме». Вместо того, чтобы пересматривать теорию, власть усиленно занималась подгонкой жизни под неправильную и устаревшую теорию.
Очень часто можно слышать утверждение, что квартиры в СССР были редкостью, но товаром при этом не были. Однако всё зависит от интерпретации понятия "обмен". Да, квартиры "давали", но они имели разную полезность. Поэтому своим давали квартиры с большей полезностью, в центре, а не своим - с меньшей полезностью, на периферии. Потом полезность можно было отоварить при обмене и получить за квартиру в центре большую квартиру на периферии. Менее жёсткое регулирование цен было в Польше и Венгрии. Его не было в Югославии.
Нам представляется, что причины сохранения дефицита и отказа экономики от перехода к коммерческим ценам следует искать не столько в идеологической сфере, сколько в интересах тогдашней элиты. Представим, например, министерского чиновника в Москве, у которого зарплата немногим выше, чем у инженера в Казани. Принципы социализма очень затрудняют элите повысить свои номинальные денежные доходы, назначить себе более высокую зарплату. И вот, чтобы повысить свои реальные доходы, элита изобрела обходной путь: на престижные и модные товары, деликатесы и т.д. назначалась некоммерчески низкая цена под предлогом обеспечения возможности приобрести эти товары малообеспеченным слоям. И в то же время, эти товары реализовывались не равномерно в розничной торговле, а в первую очередь в Москве (в которой жила бОльшая часть элиты) и спецраспределителях по провинции. Тем самым, низкие цены, в сочетании в преимущественным доступом к дефициту москвичей и региональной элиты, способствовали маскировке разницы в реальном уровне жизни, обеспеченной для себя элитой. Потребности удовлетворялись, но из-за дотирования цен возникали перекосы и дефициты. Дотирование приводило к тому, что тот, кто потреблял больше из-за доступа к дефициту, приобретал несправедливо много добавочной полезности товаров. Дешёвое мясо было очень выгодно москвичам. Они его потребляли больше, чем другие регионы, поэтому в виде дотаций на мясо москвичи получали от страны добавочный доход. Рынок в позднем СССР был манипулятивный, в интересах москвичей. При видимом равенстве зарплат потребление было неравным. Это был способ перераспределения земельной ренты в пользу элиты. Цены не выполняли в достаточной мере ни информационных, ни балансирующих функций. Цены в СССР были установлены так, чтобы замаскировать неравенство в потреблении между элитой и простым народом. Так что наша советская семья имела явных любимых сынков (москвичей) и явных пасынков. О том, что Москва любимчик, было ясно уже в 1953 году. Оставалось еще 40 лет советской власти, и всё это время фактическая разница в уровне жизни стабильно возрастала. Именно элита и была заинтересована в том, чтобы не переходить к коммерческим розничным ценам, а без этого переход к введению свободных цен в экономике был невозможен, а следовательно, было невозможно излечение механизма централизованного планирования.
КРИВЫЕ ЗЕРКАЛА В ВИДЕ НИЗКИХ ЦЕН НА ЭНЕРГОНОСИТЕЛИ
Как мы уже отмечали в предыдущей главе, СССР перенял от царской России её практику использовать для стимуляции отечественного производства низкие внутренние цены на энергоносители. Нас могут упрекнуть в том, что мы не учитываем, что например высокооктановый бенизн в СССР был, например, в 1985 году, даже дороже, чем в США. Но это была целенаправленная стратегия по ограничению роста числа личных автомашин. Не только СССР вел борьбу с ростом личных автомобилей, подобную же цель имело и имеет правительство Сингапура, которому в рыночной ориентации не откажешь. Однако в целом перекос в ценах на энергоносители был вопиюшим. Один из авторов наблюдал в одну из холодных зим конца 80х годов такую картину. Все окна в правлении колхоза были открыты настежь, несмотря на то, что на улице был 30 градусный мороз. Внутри стоял огромный жучок, который нагревал помешение. Все дело было в том, что 1 квт/час стоил для села только 1 коп.
Если до 50-х годов такая политика имела смысл, то начиная с 70-х существующая система ценообразования приводила к невиданной расточительности энергопотребления. Несмотря на широкие компании за экономное расходование топлива, у потребителей не было стимула бережно относиться к расходу энергоресурсов. Если бы рента на собственность учитывалась, то люди бы по другому относились ко всему. Очень мешала идеология марксизма. Вместо того, чтобы все учитывать в денежной форме все переводилось на бесплатную схему. А надо было так. Поехал бесплатно на автобусе или метро, возьми талон и тебе запишут в долг. Когда из страны уедешь, долг отдашь. Перекосы в ценовой политике, недооценка закона полезности товара, особенно в последние годы советской власти, затрудняли анализ причин недостатков. Киловатт час электроэнергии на селе стоил 1 копейку. Однажны один из нас был на селе в 30 градусный мороз и видел правление колхоза, где все окна были открыты настежь, а комната обогревалась огромнейшим жучком.
Одной из "экономических проблем социализма" стало как раз исключение из реальной экономической политики ренты, вместо того чтобы честно его учесть в цене товара. Да, реальная жизнь заставляла выправлять это исключение для сельскохозяйственной ренты. Например, на продукцию колхозов и совхозов устанавливались дифференцированные закупочные цены в зависимости от качества участка, однако, найти ренту на микроуровне без открытой конкуренции за ресурс невозможно. Попытка индивидуального, по производителям, выправления неравномерной ренты специальными ценами для каждого из них и создавала "кривые зеркала". А неосознание обществом понятия ренты приводило к дополнительному недовольству, потому что сложно было объяснить ему, зачем одну и ту же пшеницу покупать у северного колхоза дороже, чем у кубанского. Да, государство пыталось присваивать земельную ренту через механизм дифференцированных закупочных цен, но и это не всегда удавалось. Так, в Грузии с её благоприятным климатом только последний лентяй не строил двухэтажного особняка, о котором мечтать не мог крестьянин в Нечерноземье. До сих пор не ясно, почему грузины не платили земельную ренту за их благодатный климат, если охрану их собственности на землю от чужеземцев осуществляла вся страна. Почему нефть им отпускалась по тем же ценам, что и в России, где землю надо пахать и пахать? Именно разумность, а не популизм политики в отношении владельцев более высокой ренты, могла бы предотвратить распад. Если бы были убраны кривые зеркала в ценообразовании, можно было бы реально подсчитать, кто сколько трудится и кто сколько имеет (конечно, потребовалось бы введение свободной персональной конкуренции за ресурс). Тогда бы не было разговоров, что Украина Россию кормит.
Справедливости ради, надо отметить, что многие советские экономисты прекрасно видели, что рента должны была включаться в цену. Как пишет Д.Ниткин (форум), в ходе проработки теории оптимизации планирования довольно быстро пришли к тому выводу, что цены оптимального плана должны включать в себя, помимо покрытия прямых расходов, ещё и плату за ограниченность используемых ресурсов. То есть, плату рентного характера, получать которую должно было, разумеется, государство. Соответственно, уже в годы перестройки, когда с подачи Абалкина начались эксперименты с переходом на полный хозрасчёт, были введены плата за фонды (впрочем, она была и раньше), плата за трудовые ресурсы (тогда они были в дефиците), плата за загрязнение окружающей среды. И другой, существенный момент: переход на первую модель хозрасчёта был, фактически, введением налога на прибыль. Иными словами, каждому предприятию фиксировалась доля прибыли, которую оно было обязано передать государству, всё остальное оставалось ему. Это был огромный шаг вперёд на пути отказа от недостатков бюрократического рынка, но без освобождения потребительских цен и без конкуренции за право пользования фондами эта полумера не давала должного эффекта, а положение предельно усугубилось из-за развала денежной системы страны. Надо сказать, что политэкономия марксизма сильно напортила возможности понять положительные эффекты рыночного ценообразования намного раньше. Маркс видел в реальной рыночной цене только «форму стоимости», предпочитая исследовать более глубокое содержание стоимостных отношений. Иными словами, он считал реальную рыночную цену менее существенной, чем якобы скрытую под ценой истинную стоимость, пропорциональную затраченным трудочасам. По мнению Д.Ниткина, в советской практике этот подход привёл одновременно к нигилизму и догматизму в отношении ценовых пропорций. С одной стороны, цены будут такие, какие установим, с другой стороны, нам бы "настоящую трудовую стоимость" не упустить.
БЫЛ ЛИ ЭКОНОМИЧЕСКИЙ КРИЗИС?
Невозможность командных органов досконально знать параметры технологических процессов и особенности предприятий, по мере усложнения экономики, привела бы к параличу глобальной плановой системы, но экономика стихийно нашла выход, позволявший «обходить» неизбежные заторы центрального планирования через некий суррогат добровольных рыночных обменов, отличавшийся отсутствием чётких правил и тем, что часто платили не своими ресурсами, а чужими. Вместо одного всезнающего предпринимателя-государства в стране появилось много предпринимателей, организовывавших производство там, где они могли проконтролировать технологические процессы в натуральных показателях, и торговавших между собой и с государством, но по очень странным правилам. С одной стороны административный рынок и теневая экономика позволали не допустить паралича экономики из-за превышения пределов возможности управления прежними способами, с другой стороны, многие считают, что эта система способствовала расшатыванию устоев государства, криминализации общества, появлению «вотчин», в которых исключалась конкуренция. По мнению некоторых теоретиков светлого будушего, расцвет коррупции постепенно создал в номенклатуре влиятельную криминализованную прослойку с уголовным мышлением и абсолютно циничным отношением к стране и народу. Отметим, однако, что понятие преступления и коррупции зависит от ее определения в законе. Например, деятельность мелких производителей не относилась к коррупции в Польше, ГДР, Венгрии. Между прочим в Венгрии, Чехословакии и ГДР дефицитов практически не было. Они компенсировались работой мелкого бизнеса, который был вполне легальным. Более того, криминальная прослойка возникла еше при Сталине после ввоза огромного количества неучтенных материальных ценностей из Германии. Никто пока не доказал, что за годы советской власти после Сталина преступность выросла и стала угрожать безопасности страны. Она была приемлема для нормального роста. Более того в СССР она медленно, но снижалась. Между тем, идеологи обеих противостояших сторон (и либералы и сторонники чистого коммунизма) очень любят выставлять СССР как страну несунов. Многие считают, что расцвет "теневиков" стал символом разложения советской системы в период "позднего застоя". Не видеть этого, восклицают они, - значит объяснять перестройку только "изменой" Горбачева, что совершенно ошибочно.
Действительно несунство было развито. Например, в г.Зеленокумск Ставропольского края на излете советской эры почти все покупаемое населением сливочное масло и колбаса были вынесены с местных пишевых предприятий. Многие считают, что именно массовое, в конце советской эры повальное, распространение несунства породило весьма примирительное отношение к воровству по отношению к государству и госимуществу. Именно оно обеспечило морально-психологическую подготовку массовой растащиловки, потому как между приватизацией оконного листа с завода и завода в целом разница всего лишь количественная, но не качественная.
Да и был ли так страншен черт, как его малевали? Во первых, коррупция была встроена в плановую систему, без корупции система не могла работать. Во вторых, уровень преступности и несунства был ничтожным при сравнении с товарооборотом в целом. И во времена Советского Союза существовал преступный мир. Но он был замкнут, маскировался, держался в рамках теневой экономики и воровства, воспроизводился без расширения масштабов. В 1987 году, последнем году перед реформой, в РСФСР было совершено 9,2 тыс. убийств или покушений на них, 33,8 тыс. грабежей и разбоев. Преступность имела уровень простого воспроизводства, расширенного воспроизводства не было!!!! Отметим для сравнения, что В 2002 году зарегистрировано 32,3 тыс. убийств и 214,4 тыс. краж и разбоев. Число тяжких и особо тяжких преступлений уже много лет колеблется на уровне 1,8 млн. в год (к тому же сильно сократилась доля тех преступлений, что регистрируются и тем более раскрываются) (СГКМ, 2004). Кроме того роль так называемых экономических преступлений была в том, что они делала плановую систему более гибкой. На самом деле, экономика была очень сложной и многоукладной. Почти половина ее была невидимой официальным лицам. Устройство ее не знал никто, да и сейчас мало кто знает. Мешало ли воровство и несунство? Нет не мешало серьезно. Уровень коррупции был приемлемым не выше, чем в США. Была обратная связь, не дававшая ей разрастись. Советы, КПСС.Коррупция в советском понимании, теневые рынки были одним из компенсируюших механизмов планирования. Они позволяли решать проблему дефицита. Об этом очень хорошо описано в книге С. Кордонского (2000). И в Грузии то теневики открыто работают, и в Узбекистане то расцвела мафия (в марксистском понимании). Полная ликвидация преступности в многонациональной стране невозможна. Сушественное ее снижение возможно только в моноэтническом государстве. Например, Финляндии. Или государстве, где очень высоко моральное неприятие воровства. Например, в Швейцарии. В России такого никогда не было. Поэтому экономисты институционалисты вводят понятие приемлемого для народа уровня преступности. Это оптимальное для роста и стабильного развития соотношение цены мер борьбы с ушербом от преступности. Кроме того весь мировой опыт показывает, что наскоком преступность не победить. Требуется очень медленная и упорная борьба с учетом интересов самих преступных группировок.
СОЦИАЛИЗМ И РЫНОК
Товарное производство и рынок существовали много лет и до капитализма. Есть ли товарность при социализме? Один из путей определить товарность общественной системы – сказать, что товарность характеризуется тем, потребляет ли производитель большую часть производимого или обменивается с другими производителями; чем выше доля, произведённая для обмена, тем выше товарность. Нет сомнений, что социализм – это общество, экономика которого носит высокотоварный характер, так как натуральное хозяйство после коллективизации и индустриализации было минимальным. Но вот вопрос о наличии при социализме товарного рынка вызывает большие споры. Если считать рыночным только добровольный товарообмен, при котором участники имеют право выбирать варианты обмена и договариваться о них, то следует признать, что ВНУТРИ ГОССЕКТОРА рыночность была существенно ограничена. В идеале, в первые пятилетки госсектор был организован как одна большая фирма. Внутри госсектора рынка не было. Цены определялись на основе затрат, но использовались не как ориентиры для отдельных предприятий о том, кому продавать и у кого покупать, а в качестве информации для высших плановых органов, которые и определяли наиболее выгодное направление натуральных потоков. Для отдельных предприятий цены не выполняли ни информационных, ни балансирующих функций. Однако, как мы уже указывали во второй части книги, существуют предельные размеры фирмы, после которой начинает терять смысл управление натуральными потоками из единого центра без учёта ценности товаров для отдельных субъектов, определённой исходя из их добровольной готовности к обмену. И по мере роста госсектора управляемость его по принципу одной фирмы стала невозможна, что повлекло столь же неизбежное возникновение рынка (пусть бюрократического) даже внутри госсектора.
Таким образом, рынок в СССР если и отсутствовал, то только при Сталине и только внутри госсектора, охватывавшего значительную часть производящей экономики. Да, если это была гигантская фирма, но рынок был снаружи от фирмы. Многие почему-то считают, что абсолютное большинство продуктов труда советских людей не подлежало рыночной оценке, поскольку производились из других, нерыночных интересов. Но рыночность определяется добровольностью товарообмена и ростом полезности товара при его обмене. А социализм - это не значит, что всё распределялось. Магазины были, но не было полного директивного распределения на уровне конечных потребителей. Люди сами выбирали что купить, был колхозный рынок, были негосударственные колхозы, наконец.
Действительно, СССР характеризовался жёстким планированием основной части производственного сектора экономики. Но это не мешало обмену товаров, то есть функционированию рынка вне госсектора. Вне госсектора люди обменивались товарами исключительно добровольно (случаи торговли «в нагрузку» были редки), хотя централизованное назначение цен, основанное на вычислении их себестоимости, не учитывало меру полезности товара. Распределение факторов производства в плановой экономике решается через межотраслевой баланс и другие показатели, но вот распределение готовых потребительских товаров и услуг, как правило, осуществлялось с помощью рынка, на котором хоть и присутствует государство (как единственный поставщик) свободный выбор индивидов-покупателей всё же есть. То есть, свобода покупки была. Может быть, не было спроса и предложения, его регулирующей роли? Было. Рос спрос - увеличивалось производство. Падал спрос - товары уценялись и производство их прекращалось. Кроме того, существовала развитая система обмена дефицитов и дефицитными услугами. Торговля была всегда, большая часть конечных товаров не распределялась директивно – значит, рынок был, хотя и «сдвинутый», без учёта в цене баланса спроса и предложения, на основе кривых зеркал-цен.
Далее, многие почему-то говорят, что при социализме не было рынка, потому что не было погони за прибылью (Почему то принято считать, что рынок - это когда все гоняются только за прибылью). Но ведь никто не доказал, что при социализме нет материальных мотивов в поведении человека. Несмотря на все усилия пропаганды, человек при социализме сохранил свою экономическую сущность и всегда покупал более дешёвый товар при равном качестве и при прочих равных условиях выбирал работу с большей оплатой.
Последнее замечание позволяет перейти к обсуждению вопроса, был ли при социализме рынок рабочей силы. Почему-то говорится, что при социализме не допускается рынок рабочей силы и средств производства. Однако, по нашему мнению, именно рынок рабочей силы при социализме существовал; производство было крупное и поэтому рабочим приходилось продавать свою рабочую силу государству. Это был целиком добровольный обмен, причём вне госсектора (в отличие от движения натуральных потоков внутри госсектора) – обмен между покупателем рабочей силы, в качестве которого выступало то или иное предприятие, и гражданином, который, кстати, часто мог выбрать работу и на другом предприятии, да и предприятия соревновались за рабочих…
Подводя итоги, следует сказать, что аргумент о нерыночном характере социализма неверен. Однако реальный социализм - это попытка применить законы рынка без учёта редкости, качества и полезности товара. Отсутствие естественного регулирования цен через баланс спроса и предложения приводило к перераспределению части продукта в пользу привилегированных категорий людей, связанных с распределением. У них появилась рента от близости к распределению. Отсутствие учёта полезности при обмене ведёт к развитию коррупции.
СОЦИАЛИЗМ И ДЕНЬГИ
Как вводились деньги в плановую экономику? Давали кредиты через центральный банк. Председатель Госплана Вознесенский писал («Экономика СССР в годы войны»), что даже во время войны правила кредитования соблюдались: выдача предприятиям стратегических резервов для организации военного производства оформлялась через предоставление им кредита на закупку этих резервов. В отличие от западной экономики, где основой развития был кредит, советская социалистическая система была построена на ресурсном обеспечении и планировании. При этом, разумеется, деньги были, был и кредит для предприятий, однако в большинстве случаев он выдавался Госбанком автоматически, по предъявлению предприятием документов об отгрузке продукции, направляемой потребителю в соответствии с утверждёнными планами. Как только в Госбанк поступали документы о том, что потребитель продукцию получил, кредит с предприятия-изготовителя списывался.
Для того, чтобы предприятия не могли переводить свои оборотные деньги на потребительские нужды, существовала система разделения денег на "наличные" и "безналичные" (на счетах предприятий), причём переход из одной категории в другую мог происходить только в рамках жёстко нормированной зарплатой схемы. Таким образом, денежная система в СССР была достаточно сбалансирована и обеспечивала воспроизводство.
СОЦИАЛИЗМ И СОБСТВЕННОСТЬ
Одним из основных постулатов марксистов–догматиков о социализме является постулат о единой государственной собственности на средства производства. Считалось, что имеется государственная и колхозно-кооперативная формы собственности. На деле же между ними особых различий не было. Единственным отличием была возможность ограниченно корректировать цены на свою продукцию для кооперативов (особенно в сфере сбыта). Тем самым достигалась адаптация спроса и предложения к колебаниям представлений о полезности товара. Однако, как правило, изменять цены было дозволено в достаточно узком диапазоне.
Этот постулат был основан на законах и пропаганде, внедряемой советской системой в умы людей. Исходя из данного постулата, делался вывод: если все средства производства принадлежат одному юридическому лицу, то ни о каком рынке средств производства не может быть и речи. Тем не менее за средства производства предприятия платили безналичные деньги поставщику. Средство производства, будучи проданным от одного предприятия другому, согласно официальной точке зрения не меняло хозяина, оставаясь государственным. Раз так, то средство производства не было товаром. В результате планирования предприятия и т.п. не могли в полной мере распоряжаться по своему усмотрению своей продукцией. Ведь средства производства существуют для производства продукции, а «внеэкономическое» отчуждение продукта труда в смысле конечного результата равносильно праву на отчуждение самих средств производства.
Между тем дело не так просто - реалии очень часто были другими по сравнению с тем, что писалось на бумаге. Для того чтобы понять суть дела, рассмотрим сначала само понятие собственности и владения при социализме. Утверждения коммунистов, что при социализме не было "частной" (мы придерживаемся немарксистской классификации, поэтому назовём её личной, или узкогрупповой) собственности на средства производства, потому что будто бы всем владело государство, на деле легко опровергаются. Действительно, формально в СССР средствами производства владело государство. Это было только на бумаге и, отчасти, во времена Сталина. На деле если бы министр попытался волевым решением, без всяких объяснений и компенсаций (например, в виде будущих услуг) передать станок от одного завода другому, то он был бы в очень большом затруднении. Для того чтобы это сделать, приходилось торговать услугами (особенно в послесталинский период). Мы уже не говорим здесь о ситуации, когда директор одного предприятия решил бы взять что-то на другом предприятии самовольно. То есть на деле собственность никогда не была чисто индивидуальной или чисто групповой или чисто государственной. Не вдаваясь в детали этого сверхдискуссионного вопроса, вернёмся к рассмотрению понятия товара при социализме. Была ли действительно государственная собственность при социализме единой? Формально, да, но фактически она была групповой. Другими словами, право пользования средствами производства принадлежало трудовым коллективам, представленным их лидерами. Отчуждение этого права собственности со стороны партийных или государственных органов теоретически могли случаться (особенно в сталинское время), но фактически было очень болезненными и, как правило, имело вид обменов услугами. Следовательно, наряду с формально единой государственной собственностью, на деле, существовал второй уровень собственности - групповая, распоряжение средствами производства со стороны коллективов, и здесь по сути государственная собственность смыкалась с кооперативной, где средства производства уже формально принадлежали коллективам.
Наконец, наряду с данными ведущими формами собственности, существовала личная собственность. Часть небольших средств производства принадлежала индивидуалам: машины, мелкие станки, косилки, культиваторы. Они также были не полностью подконтрольны владельцам и в определённых условиях могли изыматься (в чрезвычайных ситуациях автомашины могли быть взяты в пользование государством и т.д.) или право пользования ими ограничивалось. Например, владельцы автомашин не имели права подвозить пассажиров за деньги. Поскольку высший уровень собственности (так же как фактически и кооперативной) был общегосударственным, то встаёт вопрос, а кто же распоряжался им. И здесь опять действительность отличалась от лозунгов. Фактически, этим правом обладал высший руководитель страны, хотя его власть и была ограничена возможностью его смещения с поста. Итак, существовало не только государственное право на средства производства, но и групповое (по Лоскутову).
ПРОБЛЕМА ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ СОБСТВЕННОСТИ
Интеллектуальная собственность и, следовательно, интеллектуальная рента была очень ограничена, или, можно сказать, практически отсутствовала, что способствовало бесплатному распространению знаний и быстрому технологическому прогрессу. Однако, существовала система не только морального вознаграждения, но и премирования создателей интеллектуальной ренты. Очень интересной была система вознаграждения за создание популярных произведений, например, в каждом ресторане после закрытия певцы писали в отдел по авторским правам рапортички, какие песни они исполняли в течение данного вечера. Сведения стекались в Москву, и там за каждое исполнение автору насчитывалась копеечка. Если песня была популярна, то набегали сотни и тысячи рублей. Авторские же гонорары (сотни рублей) ни в какое сравнение не шли с нынешними и поражают своей мизерностью.
Интересным был подход к патентованию изобретений в СССР. Здесь патентование было редким делом, хотя и было в принципе возможным. Как правило, патентование было невыгодным для изобретателя-одиночки или для производителя из СССР, но патент можно было иметь патентодержателю из другой страны, и защита авторских прав действовала для данной фирмы со стороны советской законодательной системы. В СССР была государственная собственность на изобретения, которая реализовывалась в виде выдачи авторских свидетельств. Если изобретение использовалось в промышленности, то авторам полагалась премия в виде процента от экономии (хотя и были серьёзные нарекания к точному подсчёту экономии) или в виде не очень большой фиксированной суммы. Это стимулировало у них интерес к внедрению (не говоря уже об огромном моральном удовлетворении). Однако те люди, которые имели право решать - имеется в виду руководство предприятий стимула не имели. Поэтому внедрение многих полезных изобретений тормозилось. Часто изобретатели включали в число соавторов руководство заводов, чтобы содействовать внедрению изобретений. Конечно, руководство получало премии за внедрение новой техники, однако размер премий, как правило, не стимулировал внедрение изобретений. Их внедрение часто спускалось на формальных тормозах, а руководство предприятий свою премию получали и без этого. Для их личного благополучия внедрения нового по сути не требовалось.
Существенную особенность роли интеллектуальной собственности в СССР можно проиллюстрировать на примере учебников. Авторское право в СССР защищалось, но не в судебном порядке, а в морально-административном порядке. Вместе с тем интеллектуальной ренты на авторское право (собственность) практически не существовало – у авторов не было возможности сократить предложение интеллектуальной собственности для увеличения прибыли, их вознаграждение определялось нерыночным порядком. Писались рапортички на песни и платились деньги за число исполняемых песен и в зависимости от тиража.
СОЦИАЛИЗМ И СПРАВЕДЛИВОСТЬ
В массовом сознании укоренено мнение, что социализм - это справедливое общество. И это мнение не лишено оснований, если принять во внимание, что представления о справедливости – это изменяющиеся мимы, которые чаще всего (хоть и не всегда) были направлены против всего того, что очевидно препятствует развитию общества, ставит под угрозу его стабильность и выживание. В поздней царской России такой вопиющей несправедливостью было сверхпотребление обленившейся элиты, не исполнявшей должным образом своих обязанностей, на фоне беспросветной нищеты крестьянства и лишь немногим лучшего положения рабочих. Этот фактор, препятствовавший развитию России, был устранён в результате революции. Так, одним из показателей справедливости является вертикальная мобильность общества, исключающая монополизм и загнивание элиты. (Под монополизмом элиты, напомним, мы понимает замедление вертикальной мобильности согласно деловым качествам.) Ленинская идея о том, что кухарка должна учиться управлять государством и приписываемая Сталину фраза «Незаменимых людей у нас нет» как нельзя лучше отражает, что первые советские лидеры чутко видели суть проблемы монополизма элиты. И общеизвестно, что отличием сталинского социализма была высокая вертикальная мобильность, что отражало истинное равенство. Это вовсе не означало абсолютного равенства в распределении. Уже Сталин понимал, что равенство в распределении уберёт стимулы к развитию, и вводил поощрение такого труда, который в наибольшей степени соответствовал развитию страны. Если дать всем поровну, то общество не будет расти и совершенствоваться. Это неоднократно доказывалось историческими экспериментами. Уравниловка не работает. Если дать все блага только элите, как сейчас в России, то страна начинает немедленно деградировать. Это Сталин предвидел. Стахановец и академик, с одной стороны, и лентяй с пьяницей, с другой, никогда не получали одинаково. Одновременно проводилась пропагандистская кампания по недопущению в обществе ощущения несправедливости из-за высокой разницы в доходах. Был на практике реализован принцип «от каждого по способностям, каждому по труду»: фактически, на каждом рабочем месте давление группового контроля заставляло человека выкладываться по максимуму, а вознаграждение соответствовало общественным представлениям о тяжести труда и заслуженности привилегии. И если учесть, что распределение потребляемой части национального продукта было именно «по труду», то это значит, что из личных доходов была практически исключена рента на собственность. Разумеется, это не абсолютный принцип: как уже говорилось, Советской власти так и не удалось в достаточной степени изъять земельную ренту по регионам, а после Сталина появилась и рента близости к спецраспределителю, но, всё же, масштабы присвоения ренты на собственность несопоставимо с временами паразитов-помещиков царской России. Суть социализма - направление ренты на собственность не на паразитическое потребление, а преимущественно на развитие технологии и общества, а также её централизованное использование для социальной поддержки (что можно рассматривать как реализацию идеи всеобщего страхования, заимствованную ещё из русской общины). Однако, подчеркнём ещё раз, что рента на собственность при социализме изымалась не прямо, в результате конкурса арендаторов за используемый ресурс, а в результате присвоения государством всего того, что образовывалось сверх «распределения по труду» (согласно представлениям общества о тяжести труда и заслуженности вознаграждения). Поскольку иных способов государственного присвоения ренты Советская власть изобрести не могла, то она всячески препятствовала и накоплению богатства в частных руках, которое неизбежно привело бы к появлению ренты на собственность и (судя по опыту царской России) повлекло бы появление паразитических слоёв. Поэтому не было в личной собственности квартир, так как они дают рост богатства при их сдаче. Поэтому были ограничены размеры всех личных домов.
ДЕМОКРАТИЯ ПРИ СОЦИАЛИЗМЕ
Советское государство брежневского периода было по-настоящему демократическим государством (более демократической может быть и то с оговорками была лишь Швейцария) именно потому, что оно было устроено для народа, и простые люди имели в нём реальную власть влиять на свою судьбу и на поведение государственных органов. Например, достаточно было написать письмо-жалобу в газету на какого-либо чиновника, чтобы меры принимались сразу и безоговорочно (почувствуйте разницу с современным положением в России). В царской России, с её устоявшейся сословностью и элитарностью высших слоёв, наплевательски относящихся у нуждам простых людей, об этом не могло быть и речи уже в XIX веке. К сожалению, советская власть не сумела теоретически обосновать новую форму демократии, а тем более сделать ее стабильной и воспроизводяшейся формой государственного устройства.
РЕШЕНИЕ НАЦИОНАЛЬНОГО ВОПРОСА
В рамках СССР были созданы самые благоприятные условия для развития национальных культур всех народов. Во внешнеполитическом отношении СССР надежно обеспечивал коренные национальные интересы всех народов союзного государства. Ни один из них не был объектом для внешней угрозы военного характера и не эксплуатировался экономически. Большинство простых людей разных национальностей жили дружно и не были заражены сепаратизмом. Этой болезнью страдали лишь определенные слои интеллигенции, но им не давали возможности пропагандировать свои взгляды. Между тем неравенство наций в СССР имелось и проявлялось и в таких деталях. К примеру районный узел связи в Российской Федерации имел по штату 1 инженера связи в испытательной лаборатории, а в Узбекской ССР — 3. Причем, если эти инженеры были из местных, то они и за 1-го не тянули. Вся работа висела на начальнике лаборатории, как правило, русском.
ПОДВЕДЕМ ИТОГИ. В СССР в результате творчества народных масс сложился новый тип жизнеустройства, адаптированный к геополитическим условиям России. В большей части литературы такая экономическая систена названа социализмом. Ее суть состояла в том, что добавочный и часть избыточного продукта напрямую изымалась из экономики государством без использования налогового механизма. Далее распределение средств между членами социалистического обшества проводилось исходя из критериев целесообразности для страны в целом. Такая система была более экономной и нуждалась в централизованном планировании. С другой стороны центырализованное планирование не могло быть реализовано без полного учета всей информации и из за особенностей согласования разнонаправленных интерсов между центром и периферией. Творчество масс позволило найти разумный компромис и выход из планового тупика. Был создан административный рынов, подкрепленный несколькими теневыми рынками. Они позволяли расшивать узкие места экономики. Тем не менее в данной экономической системе было несколько ключевых рычагов, заданных геополитическими особенностями России. Во первых, необходимо было предупредить тенденцию к оттоку капитала из страны. Это решалось путем введения монополии внешней торговли и ограночений на выезд. Далее требовался экономный и всеми принимаемый механизм согласования интересов. Эту задачу решала партия. Наконец, необходимо было избежать типичного для стран догоняюшего развития компрадорского перерождения элиты. Эту задачу решала система советов и партийных комитетов. Вместе с тем экономика в СССР была вполне рыночная, хотя и с преобладанием административного рынка. Обрашались вполне полноценные деньги. Особенностью института собственности при социализме был двойственный ее характер и широкое использование разбиения прав собственности на пучки (см. главу Х). Социализм решал проблему справедливости как на индивидуальном, так и на национально–этническом уровне. Как и при капитализме при социализме периодически возникали кризисы из за неравномерностей технологического развития. Они имели форму всплесков товарного дефицита и легко решались советской экономикой.
