Марксизм и тезис о реакционности советской революции. Судите сами
Наши марксисты возмущаются – ничего подобного Маркс не имел в виду – вот четыре черновика его неотрправленного письма к Вере Засулич. Вот неотправленное письмо в «Отечественные записки». Говорят также, что я не понимаю смысла слов Маркса. Их, мол, малок кто может понять, тут нужен посвященный человек, как раввин для толкования Талмуда.
Я в моем понимании действительно беру первый, очевидный смысл. Мое понимание подкрепляю эмпирическим опытом – меньшевики (вплоть до Плеханова) понимали Маркса так же, как и я; антисоветские марксисты конца 80-х годов понимали его так же, как и я. Из чего же следует, что я ошибаюсь, а Фриц проникает в тайные мысли вождя?
Судите сами.
Я считаю, что мысль о том, будто «преждевременная» попытка антикапиталистической революции до полного созревания буржуазного классового общества является реакционной, представляет собой фундаментальное положение марксизма. Маркс и Энгельс даже вынесли ее в отдельный раздел «Манифеста». Когда много читаешь Сочинения, на эту мысль натыкаешься часто.
Вот абзац из «Манифеста»:
«Первые попытки пролетариата непосредственно осуществить свои собственные классовые интересы во время всеобщего возбуждения, в период ниспровержения феодального общества, неизбежно терпели крушение вследствие неразвитости самого пролетариата, а также вследствие отсутствия материальных условий его освобождения, так как эти условия являются лишь продуктом буржуазной эпохи. Революционная литература, сопровождавшая эти первые движения пролетариата, по своему содержанию неизбежно является реакционной. Она проповедует всеобщий аскетизм и грубую уравнительность» («Манифест Коммунистической партии». Соч., т. 4, с. 455).
Здесь с удивительной прозорливостью описана именно советская революция. Еще более черты советского строя узнаются в рассуждениях Маркса о раннем (преждевременном) коммунизме. О коммунизме, который возникает «без наличия развитого движения частной собственности», когда противоположность между трудом и капиталом «еще не выступает как обусловленная самой частной собственностью», как это и было в советской революции, Маркс пишет:
«Беря отношение частной собственности в его всеобщности, коммунизм в его первой форме является лишь обобщением и завершением этого отношения. Как таковой он имеет двоякий вид: во-первых, господство вещественной собственности над ним так велико, что он стремится уничтожить все то, чем, на началах частной собственности, не могут обладать все; он хочет насильственно абстрагироваться от таланта и т. д. Непосредственное физическое обладание представляется ему единственной целью жизни и существования; категория рабочего не отменяется, а распространяется на всех людей; отношение частной собственности остается отношением всего общества к миру вещей…
Этот коммунизм, отрицающий повсюду личность человека, есть лишь последовательное выражение частной собственности, являющейся этим отрицанием. Всеобщая и конституирующаяся как власть зависть представляет собой ту скрытую форму, которую принимает стяжательство и в которой оно себя лишь иным способом удовлетворяет. Всякая частная собственность как таковая ощущает — по крайней мере по отношению к более богатой частной собственности — зависть и жажду нивелирования, так что эти последние составляют даже сущность конкуренции. Грубый коммунизм есть лишь завершение этой зависти и этого нивелирования, исходящее из представления о некоем минимуме. У него — определенная ограниченная мера. Что такое упразднение частной собственности отнюдь не является подлинным освоением ее, видно как раз из абстрактного отрицания всего мира культуры и цивилизации, из возврата к неестественной простоте бедного, грубого и не имеющего потребностей человека, который не только не возвысился над уровнем частной собственности, но даже и не дорос еще до нее.
Для такого рода коммунизма общность есть лишь общность труда и равенство заработной платы, выплачиваемой общинным капиталом, общиной как всеобщим капиталистом. Обе стороны взаимоотношения подняты на ступень представляемой всеобщности: труд — как предназначение каждого, а капитал — как признанная всеобщность и сила всего общества…
Таким образом, первое положительное упразднение частной собственности, грубый коммунизм, есть только форма проявления гнусности частной собственности, желающей утвердить себя в качестве положительной общности» («Экономические рукописи 1844 г.», соч., с. 114-115).
Предположение, что капитализм охватит весь мир, есть слишком важная часть всей концепции Маркса, чтобы жертвовать ею ради русской общины. Маркс пишет в «Капитале»:
“Для того чтобы предмет нашего исследования был в его чистом виде, без мешающих побочных обстоятельств, мы должны весь торгующий мир рассматривать как одну нацию и предположить, что капиталистическое производство закрепилось повсеместно и овладело всеми отраслями производства” (Соч., т. 23, с. 594).
Это условие стало неотъемлемой частью «модели» (метода) Маркса, что и приводило к фундаментально неверным выводам, в особенности в отношении такой очевидно «иной» нации, как Россия.
Отвечая на вопросы Веры Засулич, письмо которой Маркс получил 18 февраля 1881 г., он написал четыре варианта письма, но ни один не отослал (как не отправил он и большое письмо в журнал «Отечественные записки», написанное в ноябре 1877 г. в ответ на статью Н.К.Михайловского). Слишком в большое противоречие с теорией входили эти ответы. Стоит заметить, что в сентябре-октябре 1882 г. Маркс читает, делая заметки на полях, книгу А.Н.Энгельгардта «Письма из деревни (1872-1882)».
Уточненная формула ответа была опубликована в 1882 г. в предисловии ко второму русскому изданию «Манифеста Коммунистической партии» за подписью: Карл Маркс, Фридрих Энгельс. В нем сказано:
«Спрашивается теперь: может ли русская община – эта, правда, сильно уже разрушенная форма первобытного общего владения землей – непосредственно перейти в высшую, коммунистическую форму общего владения? Или, напротив, она должна пережить сначала тот же процесс разложения, который присущ историческому развитию Запада?
Единственно возможный в настоящее время ответ на этот вопрос заключается в следующем. Если русская революция послужит сигналом пролетарской революции на Западе, так что обе они дополнят друг друга, то современная русская общинная собственность на землю может явиться исходным пунктом коммунистического развития» (Соч., т. 19, с. 305).
После смерти Маркса оговорки относительно роли общины вообще были как бы забыты. Россия идет общим путем, указанным «более развитыми странами»!
Вот пример. Энгельс пишет в письме русскому народнику (переводчику «Капитала») Н.Ф.Даниэльсону 22 сентября 1892 г.: «Если Россия после Крымской войны нуждалась в своей собственной крупной промышленности, то она могла иметь ее лишь в одной форме: в капиталистической форме. Ну, а вместе с этой формой она должна была принять и все те последствия, которые сопровождают капиталистическую крупную промышленность во всех других странах. Но я не вижу, чтобы результаты промышленной революции, совершающейся на наших глазах в России, отличались чем-нибудь от того, что происходит или происходило в Англии, Германии, Америке» (Соч., т. 38, с. 400).
Это поразительно! В России развитие капиталистической промышленности вело к антикапиталистической революции, и в 1892 г. это было совершенно ясно, а в Англии, Германии и Америке ничего подобного не было. В России результатом промышленной революции стал секторный разрыв, а в Англии, Германии и Америке ничего подобного не было. Эмпирических данных для того, чтобы резкие различия можно было увидеть, имелось в 1892 г. вполне достаточно, но Энгельс верил догме, а не реальности.
Какую роль сыграла эта позиция Маркса и Энгельса в судьбе революционного движения в России, видно из следующего. В 1875 г. народник П.Ткачев пишет брошюру «Открытое письмо г-ну Фр. Энгельсу», в которой и объясняет, почему в России назревает революция и почему она будет антикапиталистической. Маркс пересылает эту брошюру Энгельсу и просит ответить. Тот отвечает, сравнивая Ткачева с «зеленым, на редкость незрелым гимназистом».
Ответ этот, «О социальном вопросе в России» (Соч., т. 18, с. 537-548), был опубликован в 1875 г. в Лейпциге и, как сказано в предисловии к 18-му тому сочинений Маркса и Энгельса, «положил начало той всесторонней критике народничества в марксистской литературе, которая была завершена В.И. Лениным в 90-х годах ХIХ века и привела к полному идейно-теоретическому разгрому народничества» (Соч., т. 18, с. ХХIХ).
В этой работе Энгельс дает развернутое изложение марксистского взгляда на русскую общину (которая «составляет естественную основу для восточного деспотизма»), артель, крестьянство и характер будущей русской революции.
Энгельс издевается над прогнозами народников: «Г-н Ткачев говорит чистейший вздор, утверждая, что русские крестьяне, хотя они и «собственники», стоят «ближе к социализму», чем лишенные собственности рабочие Западной Европы. Как раз наоборот. Если что-нибудь может еще спасти русскую общинную собственности и дать ей возможность превратиться в новую, действительно жизнеспособную форму, то это именно пролетарская революция в Западной Европе» (т. 18, с. 546).
Более того, Энгельс предупреждает, что революция в России, согласно марксизму, имела бы реакционный характер: «Только на известной, даже для наших современных условий очень высокой, ступени развития общественных производительных сил, становится возможным поднять производство до такого уровня, чтобы отмена классовых различий стала действительным прогрессом, чтобы она была прочной и не повлекла за собой застоя или даже упадка в общественном способе производства. Но такой степени развития производительные силы достигли лишь в руках буржуазии». Эту мысль Энгельс с иронией поясняет таким образом: «У дикарей и полудикарей часто тоже нет никаких классовых различий, и через такое состояние прошел каждый народ. Восстанавливать его снова нам и в голову не может прийти» (т. 18, с. 537).
Энгельс в связи с брошюрами Ткачева предупреждает: «Русские должны будут покориться той неизбежной международной судьбе, что отныне их движение будет происходить на глазах и под контролем остальной Европы» (т. 18, с. 526).
Во время Октябрьской революции все это сыграло огромную роль. Марксисты отвергли советскую власть, буквально следуя указаниям «Манифеста» и трудов Маркса. Вот раздел из Политического завещания лидера меньшевиков Аксельрода (письмо Ю.О.Мартову, сентябрь 1920 г.). Он пишет о большевиках:
«… И все это проделывалось под флагом марксизма, которому они уже до революции изменяли на каждом шагу. Самой главной для всего интернационального пролетариата изменой их собственному знамени является сама большевистская диктатура для водворения коммунизма в экономически отсталой России в то время, когда в экономически наиболее развитых странах еще царит капитализм. Вам мне незачем напоминать, что с первого дня своего появления на русской почве марксизм начал борьбу со всеми русскими разновидностями утопического социализма, провозглашавшими Россию страной, исторически призванной перескочить от крепостничества и полупримитивного капитализма прямо в царство социализма. И в этой борьбе Ленин и его литературные сподвижники активно участвовали. Совершая октябрьский переворот, они поэтому совершили принципиальную измену и предприняли преступную геростратовскую авантюру, с которой их террористический режим и все другие преступления неразрывно связаны, как следствие с причиной.
Большевизм зачат в преступлении, и весь его рост отмечен преступлениями против социал-демократии. Не из полемического задора, а из глубокого убеждения я характеризовал 10 лет тому назад ленинскую компанию прямо, как шайку черносотенцев и уголовных преступников внутри социал-демократии… А мы противники большевиков именно потому, что всецело преданы интересам пролетариата, отстаиваем его и честь его международного знамени против азиатчины, прикрывающейся этим знаменем… В борьбе с этой властью мы имеем право прибегать к таким же средствам, какие мы считали целесообразными в борьбе с царским режимом…
Тот факт, что законность или необходимость этого крепостнического режима мотивируется, хотя бы и искренно, соображениями революционно-социалистическими или коммунистическими, не ослабляет, а усугубляет необходимость войны против него не на жизнь, а на смерть, - ради жизненных интересов не только русского народа, но международного социализма и международного пролетариата, а быть может, даже всемирной цивилизации…
Где же выход из тупика? Ответом на этот вопрос и явилась мысль об организации интернациональной социалистической интервенции против большевистской политики… и в пользу восстановления политических завоеваний февральско-мартовской революции».
Таким образом, тезис о реакционности революции при незрелых классовых отношениях был важным оправданием развязывания Гражданской войны против советской власти, выведенным из марксизма. А в 80-е годы – оправданием уничтожения советского строя.
Что здесь можно было неправильно понять у Маркса?
