|
От
|
Ольга
|
|
К
|
C.КАРА-МУРЗА
|
|
Дата
|
10.01.2003 01:51:57
|
|
Рубрики
|
Россия-СССР;
|
|
Другое время - новый дискурс
Здравствуйте.
Теперь, когда закончилась безумная новогодняя ночь, можно предаться трезвым размышлениям...
>Сейчас, когда сюжет фильма знаком до мелочей, вдруг начинаешь видеть в нем второй план, который возникает при сравнении показанной в нем реальности 70-х годов с нынешней реальностью – и одновременно с траекторией самого Э.Рязанова. В этом году в фильме стала видна не ирония, а какое-то сатанинское издевательство судьбы. Издевательство над жизненными установка-ми Э.Рязанова и, косвенно, его любимых героев. Да, в общем, и всех нас, - тех, которые с этими героями сроднились и стали с ними духовно солидарны.
Да, в перспективе "большого времени" (М. Бахтин) культурные тексты обнаруживают новые смыслы, рождаются новые дискурсы. Это явление, в общем, типичное. Настал черед и "Иронии". Жаль препарировать любимое с детства, но куда ж денешься? И мы и время - все изменилось. И себя трудно уже настроить на лирическо-возвышенный лад, когда видишь, во что вылились те самые камерные интеллигентские мечты и чаяния... Я, кстати, поэтому стараюсь реже смотреть этот фильм, чтобы не травмироваться лишний раз.
>В чем же ирония судьбы? В том, что Э.Рязанов и близкие ему художники, снедаемые антисоветским чувством, с любовью отразили и тем самым создали определенный социальный и духовный мирок – а этот мирок оказался возможен только когда он был окружен и защищен грубыми структурами советского жизнеустройства.
В точку.
>Э.Рязанов кропотливо строил ту матрицу, на которой формировались и сходили с экрана в жизнь его герои, в надежде, что эта матрица своей этикой и эстетикой подавит, разложит и уничтожит советский генотип. <
Имхо, здесь некоторая натяжка. Скорее всего, делая этот фильм, Рязанов еще и не помышлял о гибели советского строя, тем паче о его сознательном разрушении. Но мысль о том, что герои "Иронии" - "новые люди", "за которыми будущее", несомненно, прочитывается.
Хотелось-то "социализма с человеческим лицом", то бишь, с лицом Брыльской.
>И вот это произошло – и что же? Этот мирок не просто стал невозможен после гибели советского организма, но и выросший на его матрице культурный тип оказался грубо выброшен из жизни. Э.Рязанов стал соучастником убийства своего любимого творения.<
Тоже достаточно типичная ситуация: не ведаем, что творим...
Блок, воспевший Прекрасную Даму, а затем революцию в "Двенадцати", тоже, видимо, не предполагал, что одно из его детищ будет уничтожено другим. Для него тогда и то и другое было разными сторонами единого идеала.
>>Давайте подчеркнем этот момент: фильмы 70-х годов не отражали реальную трудовую советскую интеллигенцию как социальную базу перестройки – они ее создавали. Тургеневских барышень не было, пока их не описал Тургенев! Культурные типы лепятся в идеологических лабораториях, и лучшие художники в этих лабораториях – главные Франкенштейны. Поэтому надо изучать самые популярные фильмы и с этой стороны – какой тип они лепят?
Мне кажется, несколькими строками выше Вы выразились точнее: "отразили и тем самым создали". Художник (талантливый) не создает культурный тип, он его улавливает из самой жизни, из жизни и делает его реальностью общественного сознания, пути которого неисповедимы. Кто знает - не будь Горбачева и перестройки и иже... может, лукашины и восторжествовали бы в нашей жизни, а не оказались бы за ее бортом? Ведь часть лукашиных так и не стала социальной базой ельцинско-гайдаровских реформ, "прозрела", убоялась греха, отшатнулась, возопила "изыди!"
>>И не хотелось тогда замечать, что нет, не можем войти, что это – ложные образ-цы, манящие привидения.
Я бы и здесь увидела не столько политико-идеологический дискурс, сколько типичный художетсвенный: узнаваемость героев позволяет зрителю до некоторой степени отождествлять себя с ними, идеализация же образов препятствует этому слиянию, рождая эффект "остраннения". Это и создает то магическое и сладкое напряжение, которое является залогом успеха творения - грезы о невозможном, тоска по идеалу. А что еще нужно для рождественско-новогодней сказки?
>Начать с того, что обоим главным героям – далеко за тридцать, но у них нет семьи и нет детей. Похоже, и друзья их без-детны. У них поэтому есть время и ходить в баню, и бродить по городу, навещая друг друга. Уже одно это делает их особой кастой и придает особые черты их мировоззрению. «Мы разучились совершать сумасшедшие поступки!» Ах, какой упрек плебеям, как им должно быть стыдно. И плебеи к середине 80-х годов исправились.<
>Герои фильма – не люди массы, они составляют братство, говорят на одном языке, понимают жесты друг друга. Условно говоря, «они ходят в баню», хотя у них в доме есть ванна. Отношения между ними тонкие, построены на нюансах, и неспособный на сумасшедшие поступки Ипполит им не ровня, брак с ним был бы мезальянсом для героини. <
Герои Мягкова и Брыльской, действительно, аристократы, причем взятые в романтическом смысле: "аристократы духа". Тут в одной подветке спорят о том, аристократ Ипполит или плебей. Может, и аристократ, только другого толка - приземленного. Это оппозиция, подобная оппозиции "родовая аристократия - народившаяся буржуазия". Первые - элитарны "по рождению", вторые - "по факту". Для первых ("первородных") вторые и есть самые настоящие плебеи, усвоившие только внешние признаки высшей касты, но далекие от истинно аристократических традиций. Добротное пальто, автомобиль, французские духи... То, чем располагает Ипполит, - не более чем внешняя форма, точнее суррогат "избранности", но подлинные "избранники" опознают друг друга совсем по другим признакам: стихи Пастернака, Цветаевой, пение под гитару ... О них ипполиты слыхом не слыхали. (Помните его наивный вопрос: "Чьи это стихи?" и снисходительный, вполоборота головы, ответ Нади: "Ахмадулиной..." Так и слышится: "Тебе-то какая разница?")
>Этот уютный материальный и духовный мирок – их башня из слоновой кости, их экологическая ниша, в которой они отгораживаются от мира. При посторонних они споют про вагончик и про тетю, а душу выражают в стихах Ахмадулиной и Цветаевой. Свои профессии считают самыми важными (в шутку, конечно), и заметят, что им за их работу недоплачивают. Заметят беззлобно, с доброй иронией – они выше такой прозы.
Точная характеристика. Это тип советских интеллигентов, ставших бескрылыми мечтателями, обмещанившихся (как ни парадоксально) романтиков, готовых играть по правилам "плебеев". Надя дарит Ипполиту не томик Мандельштама, а дефицитную бритву, прямо в тон его же подарку. Мягкие, беззубые, безвольно-прекраснодушные герои, чей романтизм сузился до "безумных" походов в баню на Новый Год, до непредполагаемой транспортировки в атрофированном состоянии из одного города в другой. Мнимого нонконформизма Нади не хватает даже для того, чтобы честно предъявить подругам "заменителя Ипполита", а ведь она куда решительнее, чем Женя. Не такие уж они и безрассудные, стало быть. И только новогодняя ночь открывает им "момент истины". Только вот надолго ли?
>Но вот что удивительно – эта надуманная элитарность и инфантилизм, переходящий в экзистенциальную безответственность, каким-то образом были подхвачены и усвоены весьма значительной частью интеллигенции, причем людьми взрослыми, обременными трудами и детьми. Это – факт, который мы как-то не замечали или считали признаком тонкой духовной организации. И так пошло это обучение, что поступки стали сводиться не к тому, чтобы сходить в баню и улететь спьяну в Ленинград, а чтобы подпилить тот сук, на котором сидели. Да не только под собой, но и под совершенно посторонними людьми.
Такая метаморфоза случилась, хотя она не была неизбежной. Возможно, она обязана эволюции самого Рязанова, фильмы которого раз от разу становились все забористее, все идеологичнее, из-за чего старые образы начинали увязываться с последующими, выстриваться в некую логичную парадигму: от ничего не подозревавшей "гусарки" Шурочки до "бедного гусара", открыто выступившего против законной власти.
>Интересно, понимает ли Э.Рязанов, что он участвовал в убийстве своего идеального создания – или, отряхнув его прах с ног, он стал к таким мелочам нечувствительным?
И Рязанов, и другие всегда могут списать эти жертвы на счет "объективных законов" или "превратностей судьбы".
...А вот понимают ли Рязанов и Ко, что и сами они как художники тоже остались в Том Времени, а в Этом - лишь их бледные тени, пустотелые коконы?..