Альтернативный путь преодоления советских экономических бед
Как бы можно было по-умному рыночно реформировать советскую экономику.
(привожу два раздела из готовящейся совместной работы с Р.Скорыниным по истории реформ 90-х и был бы рад комментариям и дополнениям):
Ценовая структура: советское наследие с перестроечными штрихами
К концу 1980-х годов общественное мнение было готово к отказу от плановой экономики в пользу идеализированной рыночной. Это значило, что в любом случае пришлось бы отказаться от наиболее постылых (в тогдашнем массовом представлении) черт советской экономики. А именно, предстояло расширить долю негосударственного сектора, особенно в сфере услуг и мелкого производства, значительно сократить директивное планирование, отказаться от приводящего к дефициту административного назначения низких цен многие товары массового потребления, уменьшить количество «халявы» в потреблении (например, бесплатную раздачу квартир) и усилить, тем самым, экономические стимулы. Заметим, мы не считаем, что всё это действительно нужно было делать срочно и радикально – просто такова была сформированная к тому времени массовая воля населения, которую было непросто переломить. Но мы убеждены, что раз уж такой переход был неизбежен, то перечисленные только что изменения экономической системы, несмотря на их масштабность и радикальность, можно было достаточно быстро провести без экономической катастрофы, по меньшей мере, оставаясь на уровне, близком к достигнутому при СССР. (Хотя бы на этом уровне, ибо, конечно же, автоматического ускорения развития при новой системе никто не гарантировал, потому что, вначале, как уже говорилось, предстояло создать институты стимулирования и принуждения, замещающие прежние Госплан и ЦК КПСС.) Мало того, по нашему мнению, для нащупывания более верной политики не нужно было модных или каких-то особенно сложных экономических теорий, описывающих тончайшие эффекты в весьма специфических областях, а достаточно было отслеживать самые грубые и давно известные в основном течении экономической теории параметры рентабельности, доходности, спроса, объёма рынков, пошлин, налогов и прочего.
Но прежде, чем перейти к изложению и обоснованию нашей гипотезы, мы хотели бы кратко охарактеризовать, что собой представляла позднесоветская хозяйственная система в разрезе ценообразования и какие тектонические подвижки произошли в ней накануне гайдаровского «освобождения» цен. Это необходимо для того, чтобы составить адекватную картину стартовых условий перед нырянием России в «рынок».
В советской системе, достаточно независимо друг от друга, функционировали три денежных контура. Параметры взаимодействия между ними контролировались из одного центра. Один контур – безналичный, использовался для расчётов между предприятиями. Второй контур – наличный, в основном, обслуживал доходы и расходы населения. Третий контур – внешнеэкономический – был предназначен для экспортно-импортных операций. Для каждого контура использовались собственные деньги – соответственно, безналичный рубль, наличный рубль, и валютный рубль. Переток денег между контурами был больше похож на обмен валюты.
Главным фактором, определявшим суммарные расходы на потребительские товары и услуги по регионам и социальным слоям в наличном контуре, была единая тарифная сетка. В соответствии с этой сеткой слесарь 4-го разряда в механическом цехе металлургического завода в Днепропетровске и слесарь 4-го разряда на мебельной фабрике в Пермской области за один и тот же объём работы получали одинаковое количество наличных рублей (были ещё региональные и отраслевые коэффициенты и прочие добавки, но в целом картина была именно такой). Соответственно, размер фонда оплаты труда (ФОП) на каждом предприятии определялся исходя из штатной численности работников и размера их стандартной зарплаты. Сведённые вместе ФОПы и социальные выплаты (пенсии, стипендии и т.д.) в масштабах страны задавали параметры контура наличных (потребительских) денег.
Советская экономика была построена на централизованном ценообразовании. Для потребительских товаров оно исходило из неких идеологических и этических посылок, влияние которых приводило к тому, что уровень потребительских цен слабо привязывался к предельным затратам на производство данной группы товаров или спросу населения. В рамках господствующей доктрины устанавливались заниженные цены на продовольственные товары, жилищно-коммунальные услуги и общественный транспорт. Одновременно была выделена группа товаров, которые относились к роскоши, и цены на которые были заведомо высокими. К ним относились: большинство видов одежды и обуви, радиоэлектроника, мебель, посуда, автомобили. С данных видов товаров взимался высокий налог с продаж, который посредством бюджета перераспределялся и позволял дотировать товары первой группы. Общепринятым способом оценить покупательную способность зарплаты является определение того, сколько единиц данного товара можно приобрести на среднюю зарплату. Согласно этой методике, средняя советская зарплата позволяла купить довольно большое количество продовольствия и совершить большое число поездок в общественном транспорте, но, например, для покупки цветного телевизора нужно было отработать 3-4 месяца. Неожиданным эффектом заниженных цен на продовольствие по мере роста доходов населения стала фетишизации определённых видов «престижных» товаров (ковров, хрусталя), за которые люди были готовы выкладывать эквивалент сотен литров молока или килограммов хлеба.
При этом централизованное воздействие на цены не ограничивалось субсидированием производителя одной группы товаров за счёт налога с продаж другой группы товаров: в дополнение к этому цены искусственно отклонялись от уровня равновесия спроса и предложения, как в меньшую сторону («дефицит»), так и в большую (торговля «в нагрузку»). Последний фактор приводил к товарному дефициту (очереди, “колбасные” электрички, торговля из-под полы) и усугублению фетишизации ряда дефицитных товаров. При этом, по чисто идеологическим соображениям, населению был перекрыт вообще или сильно ограничен доступ к приобретению целого ряда товаров, на которые оно было готово потратить излишек доходов (жильё, особенно частное домостроительство для горожан, автомобили, дефицитный ширпотреб). Искривлённая ценовая структура и дополнительные ограничения в потреблении «роскоши», ранее призванные облегчить массе населения бедной страны доступ к жизнеобеспечивающим благам, насильственно приковывали ставшее зажиточным население к структуре потребления только жизнеобеспечивающих товаров, свойственной давно закончившемуся состоянию крайней бедности.
В целом к середине 80-х годов образовался устойчивый дисбаланс между доходами населения и объёмом предлагаемых на потребительском рынке товаров. Об этом, в частности, говорит опережающий рост вкладов населения в Сберегательном банке. Среднедушевые доходы выросли с 74 рублей в месяц в 1970г. до 121 руб. в 1980г., или в полтора раза, а остатки вкладов в сбербанке на душу населения выросли с 200 рублей в 1971 до 600 рублей в 1981г. (в 3 раза). С 1980 по 1990 гг. доходы выросли в 1,8 раза (с 121 до 215 рублей в месяц), а вклады в Сбербанке – с 600 рублей в 1981 до 1500 руб. на конец 1990г. (в 2,5 раза). Люди просто не могли потратить всех заработанных денег в соответствии со своими предпочтениями и откладывали излишек для будущего потребления (которое для многих так и не случилось по причине инфляции начала 90-х). Подчёркиваем, что структура потребительских цен диктовалась идеологическими выкладками в намного более сильной степени, нежели прагматическими соображениями.
Отдельно остановимся на ценообразовании в двух таких важных сферах как жильё и общественный транспорт. Большинство граждан СССР получало жильё формально бесплатно от государства. Общественные фонды потребления, направляемые, в том числе, и на жилищное строительство, проходили отдельной строкой в бюджете и никак не учитывались в размере зарплаты. Получалось, что такая жизненно важная статья расходов как жильё, вроде бы как отсутствовала в среднем семейном бюджете. Примечательно, что такой подход имеет давние корни. В царской России статистика приводила затраты наёмных работников на все основные статьи расходов, кроме одной (по материалам сборника за 1913 г.). Какой? Правильно, оплаты жилья. Уж не знаем, как жилищная проблема решалась до революции, но на одного горожанина (в том числе и профессора Преображенского с его восемью комнатами в калабуxовском доме) приходилось в среднем всего 8,2 кв. метров жилплощади (источник: Таблицы 7.42 «Городской жилищный фонд» и 5.2 «Численность населения» РСЕ 2001; в 1917 г. площадь жилищ в городах составляла 127 млн. кв. метров. В 1917 г. городское население в современных границах РФ составляло 15.5 млн. чел.). Тот же подход применяется и сейчас. Официальный прожиточный минимум включает в себя расходы на питание, предметы повседневного спроса, некоторый набор одежды и обуви, оплату общественного транспорта и жилищно-коммунальные услуги (электричество, газ, вода, телефон). (Показать структуру.) Оплата жилья в этом перечне не предусмотрена вообще. Очевидно, предполагается, что человеку всегда есть, где жить, крыша над головой досталась всем от Господа Бога или как наследие мрачного тоталитарного прошлого, и нет никаких расходов на съём или выплату ссуды за дом – плати только за коммунальные услуги и “в ус не дуй”.
Как бы мы ни относились к советской системе распределения жилья, достаточно очевидно, что она могла работать только при одном условии – постоянном централизованном выделении огромных средств на строительство жилья (в 1970-1990 гг. на жилищное строительство направлялось 16-18% всех инвестиций, фактическая стоимость 1 кв. метра общей площади за этот период выросла с 200 до 500 рублей), а затем распределении этого жилья между гражданами в соответствии с некоторыми принципами (очередности, состава семьи, категории предприятия, должности). При этом на государственные органы ложилась обязанность следить за тем, чтобы в каждой отрасли, на каждом предприятии и в каждом регионе выдерживалось требование к нормативной численности работников. А в условиях свободного найма, существовавшего в СССР, это значит, что нужно было либо обеспечить работников жильём или обещанием жилья, либо затруднить неконтролируемые потоки населения в более комфортные места жительства через институт прописки. Итак, для большей части экономики (кроме отдельных организаций с ведомственным жильём и заводов, строивших жильё для работников на свои деньги) статья расходов на обеспечение работников с семьями жильём не проходила через добавленную стоимость предприятия, на котором работал этот человек. А это требовало дополнительной работы и средств государственных органов по «подкреплению» работы данного предприятия государственным жильём для его работников.
Искажения, подобные оплате за жильё, в плановой системе наблюдались и в отношении другой жизненно важной статьи расходов современного горожанина. Речь идёт об общественном транспорте. Дотационность была заложена в основу деятельности как "Горэлектротранспорта" Чебоксар, так и московского ордена Ленина метрополитена имени Ленина. Это автоматически означало повсеместно мизерные цены на проезд – 3,4,5 копеек, не покрывающие фактические затраты ни троллейбусного депо, ни метрополитена. При том, что затраты на строительство метрополитена на порядки превышали затраты на устройство троллейбусной линии. Кто оплачивал удовольствие, доступное только столичным жителям? Центральный (или как бы сейчас сказали – федеральный) бюджет, который формировался в том числе и за счёт чебоксарскиx предприятий. За исключением единичных транспортных систем, обильно орошаемых денежным дождём (часто даже избыточным, вызванным соображениями престижа), транспорт подавляющего числа городов сидел на голодном пайке. Закупка подвижного состава была оформлена, примерно, как и распределение жилья – исходя из мнения начальства о необходимости наладить транспорт в данном городе, а не исходя из дохода транспортного предприятия. Старые, или просто негодные по качеству, битком набитые автобусы или троллейбусы – вот, что было "товаром", доступным большинству населения за "символический" пятачок. От этого подхода с тех пор так и не ушли, стоимость проезда в государственном транспорте покрывает только операционные расходы. Новые трамваи и троллейбусы закупать не на что. «Меценаты» иногда дарят. Из бюджета (городского или выше) изредка выделяется некая сумма на закупку пары новых машин. В результате единственным видом коммерчески выгодного транспорта на всех российских (и шире – постсоветских) просторах стали пресловутые "маршрутки".
Другая статья конечного потребления – инвестиции – в советской экономике всегда была очень значительна. Например, в 1991 году, на исходе плановой эры, на инвестиции приходилось 39% всего номинального валового внутреннего продукта (ВВП), тогда как на потребление домохозяйств – 40%. Наконец, значительны были расходы на государственные учреждения и некоммерческие учреждения, обслуживающие население.
Отдельным предложением выделим роль внешней торговли, которая стопроцентно находилась под контролем государства. Предприятия-экспортёры не распоряжались валютной выручкой. Она целиком поступала в распоряжение нескольких государственных учреждений.
Параметры конечного спроса задавали, по большому счёту, архитектуру остальной экономики и систему цен в производственном безналичном контуре, с той лишь оговоркой, что и в последней цены не всегда соответствовали балансу спроса и предложения, а сдвигались в сторону себестоимости. Из-за этого были дефицитные фонды, которые предприятиям приходилось «выбивать» с огромным трудом.
Особого внимания заслуживает то, что участие страны во внешней торговле было устроено так, что внешние цены практически не влияли на внутренние. Соотношение внутренних цен на большинство товаров в разы отличалось от типичных "мировых" цен. Да что там Запад! Система внутренних цен в СССР существенно отличалась даже от цен в социалистических странах. Утюги и эмалированные кастрюли стоили несколько рублей, а самый дешёвый кассетный магнитофон продавался за 100-120 рублей. Моряки, плавающие в "загранку", покупали японские магнитофоны по 50-60 долларов. Моряков не интересовали кастрюли и утюги, за которые нужно было выложить 10-20 долларов. Такая трата драгоценной валюты была, конечно же, неразумной: имело смысл, наоборот, везти с собой кастрюли или утюги, продать их в 2 раза дешевле местных цен (скажем, за 5 долларов), и купить за эквивалент 10 утюгов (50 руб.) один японский магнитофон (который можно было сдать в комиссионку в Союзе за 200 руб.). Подобное нехитрое практическое применение рикардианской теории внешней торговли стало очень популярным в начале 90-x, когда миллионы советских граждан повезли в Румынию, Венгрию, Монголию всё те же кастрюли, утюги, электродрели и пассатижи.
Данные несложные экспортно-импортные операции по обмену кастрюль на магнитофоны могли довольно быстро приблизить соотношение внутренних цен на кастрюли и магнитофоны к тому, которое установилось на Западе. Ясно, что в этом случае отечественные производители кастрюль получили бы неожиданные сверхприбыли, а производители магнитофонов – разорились бы. По теории сравнительных преимуществ получается, что страна выиграла бы, сосредоточив усилия на производстве кастрюль и импортируя магнитофоны. Но произошло бы это на самом деле или нет, зависело от того, могла ли страна перевести ресурсы, высвободившиеся в производстве магнитофонов, в производство кастрюль, от того, насколько быстро можно было перевести эти ресурсы, от перспектив кастрюльной и магнитофонной отрасли и т.д.
Реформа цен, которой не было
Итак, советская плановая экономическая система, в том виде, в каком она сложилась в 70-е и 80-е годы, в плане образования цен на потребительские товары руководствовалась этико-идеологическими соображениями, в соответствии с которыми цены на многие важные товары отклонялись от того уровня, на котором они бы установились в условиях равенства спроса и предложения и в условиях равноправного налогообложения, но при тех же конечных доходах населения. Не удивительно, что данная громоздкая система нескольких внутренних валют, централизованного ценообразования, планирования от достигнутого и нормативной численности работающих и нормативной же оплаты их труда требовала постоянного контроля и «ручного» стиля управления. Отказ от этих особенностей системы, усложнявших её управление без видимых преимуществ в эффективности, стал, видимо, неизбежным решением, выстраданным не только в недрах госаппарата, но и среди населения. Вот как описывает ход обсуждения этой реформы ещё в 1987 г. горбачёвский советник В.А.Медведев:
"В ходе горячих дискуссий вырабатывались основные контуры реформы ценообразования. Необходимость преодоления серьёзных перекосов в сложившейся системе цен была довольно очевидной и мало кем оспаривалась. Это было настоящее "королевство кривых зеркал", дававшее совершенно искажённую картину народнохозяйственных величин и пропорций. А главное, эта система цен порождала антистимулы повышения эффективности производства, закрепляла его затратный характер. Заниженные, по сути дела, бросовые цены на сырьё и топливо исключали возможность перехода к ресурсосберегающему типу воспроизводства. Низкие закупочные цены на сельхозпродукцию, дотации на её производство, принявшие колоссальные размеры – до 90-100 млрд. рублей в год, стали серьёзнейшим препятствием на пути подъёма сельского хозяйства и создания достатка предметов питания для населения и сырья для лёгкой промышленности. Цены на конечную продукцию как производственного, так и потребительского назначения не увязывались должным образом с качеством изделий, что исключало возможность решить эту важнейшую экономическую и социальную проблему.
Естественно, что реформа ценообразования не могла ограничиться только оптовыми или закупочными ценами, она неизбежно должна была затронуть розничные цены и тарифы на услуги – то есть всю систему цен. Переход к нормальным ценам, отвечающим реальным народнохозяйственным величинам, приблизил бы их к структуре цен мирового рынка и тем самым облегчил вхождение советской экономики в мировое хозяйство" [В.А. Медведев. «Перед вызовами постиндустриализма». Часть первая, глава II, раздел "Как была торпедирована реформа 1987 года"].
Давайте и мы перенесёмся в середину 1980-х гг., поставим себя на месте горбачёвской команды и попытаемся понять, как можно было бы реформировать систему ценообразования в сторону «рыночной», не вызывая обвала экономики. Заранее оговоримся, что наша игра ума по-прежнему предполагает централизованное регулирование цен, а не их мгновенное освобождение. То есть у нас сохраняются все макроэкономические рычаги, доступные в то время центральным органам СССР. Для этого коротко пройдёмся по основным группам товаров и представим, что и как можно было предпринять для того, чтобы подготовить экономику к наименее болезненному «переходу к рынку».
Изменения потребительских цен
Первыми в списке стоят основные продовольственные и непродовольственные товары. Можно выделить два основных бинарных признака – дефицитность и дотационность. Соответственно, всего возможны 4 комбинации, которые приведены в таблице ниже, с несколькими примерами. Совершенно понятно, что политика перехода к рынку для каждой из этих подгрупп должна была быть своей.
____________________________________________________________
Таблица. Потребительские товары (примеры)
Жильё - Большая часть (80%) было государственным, финансируемым из бюджета (общественных фондов) и распределяемым в порядке очереди. Соответственно, система оплаты труда была построена с учётом того, что жильё оплачивается из бюджета в результате перераспределительной политики. Меньшая часть жилья была кооперативной, предоставляемой по номинальной стоимости строительства, и с предоставлением низкопроцентных долгосрочных ссуд
Общественный транспорт - Заниженные цены. Дотации из бюджета по принципу остаточного финансирования
_____________________________________________________________
Например, на мясо была установлена государством цена в 2,30 р. за 1 кг, и в большинстве городов по этой цене оно не залёживалось на прилавках (а во многих не было доступно в государственной торговле вообще). При этом в коопторге или на рынке его можно было купить практически всегда по 4-4,50 рублей. Следовательно, на мясо можно было установить новую цену в районе 4 рублей и направить дополнительную выручку производителям, решая одновременно две проблемы – дефицита и дотаций. А часть сэкономленных на дотациях бюджетных средств можно было направить на поддержку тех социально незащищённых категорий населения и организаций, доступ которых к мясу требовалось гарантировать (например, пенсионеров и детских домов).
Примером дефицитного недотационного товара является чёрная икра. Здесь освобождение цен привело бы к появлению сверхприбыли у производителя и торговли. В случае если производство можно увеличить, это бы повлекло увеличение предложения данного товара. Но в случае с икрой и рядом других дефицитных товаров производство расширить нельзя ни при каком росте цены – осетровым трудно объяснить новые планы партии – и более логично было бы изымать сверхприбыль отрасли введением специального икорного налога.
Для недефицитных дотационных товаров возможны были два способа избавиться от дотаций: увеличить цену либо изменить схему налогообложения, так чтобы производство таких товаров стало прибыльным.
Наконец, для целого ряда бездефицитных недотационных товаров каких-то особых мер можно было не предпринимать.
Таким образом, даже самый поверхностный взгляд на взятые наугад продовольственные товары показывает, что нельзя было просто взять и освободить цены – нужно было кропотливо разбираться с каждой группой товаров и выстраивать политику компенсаций, которые помогли бы смягчить переход к новой системе, так чтобы государственный контроль над ценообразованием и госдотации имели бы незначительный масштаб.
Безусловно, перестроечные эксперименты внесли в систему новые трудности. Если раньше большинство советских товаров продавались по своим ценам на бездефицитной основе и ценовые перекосы были велики лишь для относительно небольшой и хорошо отслеживаемой группы «дефицитов» и т.п., то с перестроечными «раздачами» денег налево и направо в разряд дефицита попали даже многие элементарные вещи. Как в этих условиях можно было изменить программу реформирования по сравнению с только что описанным? Безусловно, начать надо было с «затыкания дыры»: прекратить деятельность параллельных эмиссионных центров и временно пресечь схемы по перекачке из «безналички» в «наличку», обязать государственные предприятия расходовать зарабатываемые средства не только на мгновенную выдачу зарплат, но и на инвестирование, прекратить рост бюджетного дефицита. Сразу после этого можно было провести некоторое подобие «павловского» повышения цен; восстановить хотя бы статус-кво начала перестройки. Затем можно было менять ценовую структуру.
Жильё и транспорт
Но даже оптимизация системы несбалансированных цен на потребительские товары не позволила бы немедленно перейти к «рыночным ценам». Необходимо было также решить проблему с оплатой жилья и тарифами на проезд в общественном транспорте. Оплату жилья необходимо было пересмотреть по нескольким причинам. Самой главной из них было то, что при новом экономическом порядке не нашлось бы места советской системе финансирования, строительства и распределения жилья. Сохранение такой системы означало бы необходимость, во-первых, изымать у предприятий значительные суммы на строительство, во-вторых, заниматься непосредственном процессом строительства, и, в-третьих, поддерживать социалистические по сути механизмы распределения жилья не по результатам работы, а по длительности стояния в очереди и составу семьи. Естественно, что подобная схема была совершенно несовместима с рыночной самостоятельностью предприятий и материальным стимулированием труда. Очевидно, нужно было переходить от системы распределения жилья в натуре к системе распределения денег на приобретение жилья. Вариантов здесь можно предложить множество, но наиболее реалистичным, по-видимому, был бы перевод всего жилья в статус, близкий тогдашнему кооперативному. Для тех, кто не застал те времена, напомним коротко, что собой представляла система советского кооперативного жилищного строительства. Строительством занимались государственные стройорганизации, те же самые, что строили обычные государственные дома. Желающие купить кооперативную квартиру должны были а) встать в очередь, очень похожую на общую государственную, б) получить разрешение на получение ссуды в государственном банке (ссуда давалась на 15, позже на 25 лет, под минимальный процент), в) внести первоначальный взнос – обычно около 20 процентов от стоимости квартиры, г) быть готовым выплачивать довольно значительную сумму за квартиру. При этом даже полностью выплаченную квартиру нельзя было продать кому угодно без согласия правления кооператива. То есть, со многими оговорками (ограниченное право продажи и другие), статус кооперативного жилья был достаточно близок к статусу жилья, покупаемого на Западе на условиях ипотечной ссуды – с той лишь разницей, что человек не имел права приобрести кооперативное жильё, если не имел меньше минимальной нормы, позволяющей стать в очередь.
Думается, именно этот опыт и можно было учесть при создании новой системы. Главные требования к ней достаточно очевидны. С одной стороны, она должна была обеспечить реальную доступность жилья для всех людей, действительно желающих ради этого трудиться и зарабатывать. Это значит, что доходы разных категорий трудящихся должны были быть скорректированы так, чтобы хоть какое-то жильё могли приобрести все, а те, кто готов вкалывать – и жильё более высокого качества. С другой стороны, новая система должны была исключить рецидивы «халявы» в обеспечении жильём. А это значит, что только льготные категории (инвалиды, пенсионеры и т.д.) имели право на бесплатное жильё без права «прописывания – перепрописывания – переперепрописывания» для передачи льгот детям, трудоспособные же должны были на него зарабатывать. С третьей стороны, необходимо было обеспечить справедливые условия стартовой обеспеченности жильём. А это значит, что при определении права гражданина на определённое жильё надо было учесть его заслуги и социальное положение, а при определении ценности жилья надо было учесть не только формальный признак «квадратных метров на человека», но и ценность жилья, связанную с качеством и местоположением.
Следовательно, система распределения жилья могла бы быть изменена, например, следующим образом. Начиная с некоторого момента, всё государственное жильё (кроме социального жилья для определённых категорий населения: инвалидов, людей преклонного возраста и др.) приравнивалось по статусу к кооперативному. Соответственно, зарплаты увеличивались так, чтобы скомпенсировать населению расходы на уплату ссуды. Перед этим необходимо было разработать методику определения остаточной стоимости жилья, с учётом площади, класса и возраста дома, категории города и района. Всего несколько верифицируемых количественных параметров, так чтобы любой желающий мог без посторонней помощи оценить свою квартиру. Одновременно с этим было необходимо разработать методику определения размера условного жилищного счёта гражданина, определяющий ценность жилья, на которую он уже имеет право без покрытия ссуды, – с учётом стажа, времени стояния в жилищной очереди, профессии, накоплений на пенсию и прочего. Для многих остаточная стоимость квартиры полностью погашалась бы условным жилсчётом, а некоторые из них могли бы рассчитывать на дополнительную материальную поддержку для покупки жилья. Тем, у кого была положительная разница (получил квартиру недавно), нужно было бы оформить ссуду, подобную кооперативной. Таким образом, переход к новой системе был бы справедлив и понятен для каждого.
Кроме того, можно было бы ввести налог на недвижимость, включая не только квартиры и дома, но и дачи, гаражи и прочее. Это позволило бы решить проблему легализации и оформления права собственности на многие объекты, статус которых и до сих пор остаётся непонятным (например, дачные участки). Вместе с налогом на собственность, предлагаемая система попутно позволила бы решить ещё одну важную задачу – а именно она смогла бы стать своеобразным демпфером ценовых колебаний, основным монетаристским рычагом в условиях перехода к новой системе цен. Иными словами, ежегодно регулируя ставку налога на собственность, можно было откачивать, или наоборот, задерживать на руках населения излишек денег, как с целью недопущения чрезмерного роста цен на товары, так во избежание затоваривания.
Аналогично жилью, необходимо было уходить от заниженных цен на общественный транспорт, которые подразумевали дотации, в том числе, и на закупку нового подвижного состава. Реально, достаточно было 2-3 кратного повышения цен (то есть проезд стоил бы не 5, а 10 или 15 копеек). Также как и в случае с жильём, можно было распределить часть высвободившихся дотационных средств в виде добавки к зарплате.
Товары производственного назначения и инвестирование
Итак, разобравшись с возможными путями освобождения цен на потребительском рынке, перейдём к производственному контуру. Основная часть ценовых искажений при торговле фондами «индуцировалась» искажениями на потребительском рынке, но совершенно понятно, что освобождение цен при оптовой торговле и фондами немедленно поставило бы под угрозу закрытия целый ряд производств, пользовавшихся дефицитными фондами. Постепенное изменение цен позволило бы государству рассмотреть каждый такой случай в отдельности и решить, то ли увеличить расходы на закупку у этого предприятия производимой продукции (чтобы у него были деньги на закупку дефицитных фондов), то ли выделить предприятию кредит на модернизацию, то ли закрыть его, используя высвобождающиеся ресурсы в более выгодных видах деятельности.
Не менее сложной задачей было бы реформирование системы инвестирования. Уровень инвестирования в СССР был очень высоким: как в строительство новых объектов производственного, социального, инфраструктурного назначения, так и в их модернизацию и поддержку в работоспособном состоянии. При этом источники финансирования этих инвестиций можно разбить следующим образом: инвестиции, осуществляемые прямо или косвенно за счёт бюджетов разных уровней, и инвестиции, осуществляемые из выручки предприятий, которых государство обязывало отчислять определённую долю прибыли на амортизацию и обновление, а не проедать. Совершенно понятно, что никаких революционных решений о том, чтобы «взять и отменить» с понедельника не менее 60% строек, как это предлагала программа «500 дней», ни в коем случае было нельзя принимать. В случае с уже начатыми инвестиционными проектами необходимо было для каждого проекта разбираться, выгодно ли его завершать с учётом оставшихся расходов на строительство, или выгоднее забросить. Что же касается новых инвестиций, то переход на «рыночные» рельсы предполагал разграничение инвестиций на те, которые делало бы государство и на те, которые делали бы частники, рассчитывая получить от этого свою выгоду. В силу довольно низкой склонности к сбережению в России, государство обязано было взять на себя не только инвестирование в инфраструктуру и социальные объекты, как на Западе, но и инвестирование во множество ключевых отраслей экономики, надеясь на частника только в тех отраслях, в которых последний себя уже уверенно чувствовал и был готов рискнуть капиталом. Следовательно, на продолжительное время предстояло не только доводить до ума большие государственные инвестиционные проекты, но и заставлять предприятия, находящиеся в государственной собственности, инвестировать часть зарабатываемых денег, предстояло строить и модернизировать за счёт государства новые объекты и т.д. Сами граждане, скорее всего, инвестировали бы первое время только в жильё и мелкий бизнес, лишь со временем дополняя государственную экономику во всё новых и новых областях.
Дальнейшие меры по реформированию
По нашему мнению, именно описанная ценовая реформа была первейшим и необходимым условием каких-либо дальнейших преобразований, просто потому, что прояснила бы ситуацию. В самом деле, во-первых, цены товаров были бы приведены в соответствие с потребительскими предпочтениями и ценностью затрачиваемых на это ресурсов. В результате необходимость прямого ручного управления значительно снизилась бы. Ради того чтобы сохранить производство на прежнем уровне, не нужно было бы уже контролировать, какие дефицитные ресурсы и фонды куда направить, потому что это и так было бы наиболее выгодной из имеющихся возможностей для производителя данного ресурса. Точно так же, не нужно было бы уже распределять по регионам и районам дефицитный продукт. Не нужно было уже субсидировать производство огромного количества товаров частного потребления, потому что потребители сами платили бы почти за всё. Не нужно было бы следить за выделением жилья и распределением автобусов. В этих условиях сохранение прежнего уровня производства обеспечивалось бы самой по себе рыночной системой, без надоевших командно-административных мер, а отклонения от устоявшегося равновесия, направленные на увеличение прибыльности отдельных предприятий, не подрывали бы экономику, а были бы выгодны всей стране.
После проведения внутренней ценовой реформы можно было освободиться от монополии внешней торговли, вводя поначалу пошлины, которые сохраняли бы прежнюю ценовую структуру внутри страны, а потом снижая каждую из них после индивидуального рассмотрения в том и только в том случае, если это позволяло бы повысить национальный доход, а не потерять важные отрасли.
Подчеркнём, что этим и исчерпывается список первоочередных мер по реформированию – только после полного завершения ценовой реформы и демонополизации внешней торговли (с установлением тарифной системы) было бы видно, нужно ли срочно делать что-то ещё и что именно. Скорее всего, дальнейшие меры по реформированию включали бы расширение многоукладности экономики, то есть постепенное созревание новых организационных структур вместо однообразной формы госпредприятий, которые были бы более эффективны в тех или иных конкретных нишах. Предстояло наладить такую налоговую систему, которая поставила бы в равноправные условия госпредприятия с другими формами предприятий, и позволить новой экономике расти рядом с уже имеющейся системой. Если же в какой-то экономической нише было очевидно, что частные фирмы той или иной формы (кооперативы, частные фирмы, ЗАО, корпорации) выполняют свои функции лучше, чем госпредприятия (а ценовая и налоговая система сделала бы так, чтобы лучшее выполнение функций показывалось бы большей прибылью), то тогда можно было идти на реорганизацию существующих предприятий в более эффективную форму собственности. Но и эту процедуру нужно было проводить не через обвальную приватизацию, а в индивидуальном порядке – через банкротство неэффективных предприятий, их акционирование и поглощение более эффективными конкурентами и т.д.
