Можно подвести промежуточный итог сравнительному анализу доктрин марксизма и «советского солидаризма» в трех срезах: ценности, методология, политические установки. В каждом случае можно выявить сходство и различия, грубо оценить их «вес».
Изложу коротко мои выводы, не вдаваясь в подробную аргументацию.
1. Свобода, равенство, справедливость, прогресс
Обе доктрины ставят эти ценности высоко в иерархической шкале. Их смысл в существенной мере перекрывается в обеих доктринах, но и расхождения велики.
Марксизм выводит представления о свободе и равенстве из модели индивида, который является продуктом гражданского общества и с самого своего возникновения скован разделением труда и порожденной этим разделением частной собственностью. Эти оковы индивид носит в течение всего периода предыстории, вплоть до мировой пролетарской революции, которая и устранит разделение труда и частную собственность (с половым актом тут неясно). На эти оковы базиса накручивается надстройка в виде религии, традиций, государства и других пуповин. Все они будут с индивида сорваны, и он «вернется к своей сущности». Свобода и равенство нарастают скачкообразно со сменой формаций. Выражаются они в степени эквивалентности обмена между индивидами (спасибо Мамуту-отцу, хорошие места у Маркса нашел).
Человечество пока неоднородно, оно разделено по формациям. Блага свободы и равенства не могут распределяться равномерно. Критерием этого распределения служит высшая ценность – прогресс. Объективно разные структурные единицы человечества (народы, нации) делятся на прогрессивные и реакционные. Давать им блага поровну было бы несправедливо. Надо накапливать ресурсы в тех местах, где прогресс производительных сил быстрее всего приведет к пролетарской революции и ликвидации частной собственности (принцип Матфея: «у бедных мексиканцев да отнимется, богатым янки да прибавится»). Эта революция станет и страшным судом, который произведет селекцию народов и устранит реакционные. Речь не идет о физическом уничтожении всех индивидов из этих народов (хотя основную массу придется почикать путем «борьбы на уничтожение» и «беспощадного терроризма»). Оставшиеся индивиды будут лишь освобождены от прежних реакционных пуповин и пройдут через плавильный тигель «пролетариата, не имеющего отечества». Затем все, получившие на этом страшном суде на свой лоб печать «годен», вновь наделенные индивидуальной собственностью («экспроприаторов экспроприируют») и освобожденные от отчуждения, соединятся в свободные ассоциации производителей и обретут счастье в этом коммунизме.
Советский солидаризм (ядром которого был русский общинный солидаризм) исходит из представления о человеке как личности, включенной в Космос и в братство всех людей. Личность не отчуждена ни от людей, ни от природы. Ее не душат пуповины религии и общинности, не угнетает государство, не обесчеловечивает разделение труда. Личность соединена с миром – общиной в разных ее ипостасях, с народом как собором всех ипостасей общины и всемирным братством людей. В терминах повседневности соединение это осуществляется и обменом, и сложением. Все служат миру. Разные общества устроились по-разному и меняются в разном ритме. Идея о реакционных и прогрессивных народах не принимается. Внутри каждого общества и в отношениях между ними есть противоречия и несправедливости. Их приходится исправлять, в том числе, в крайнем случае, войнами и революциями.
На мой взгляд, представления марксизма и «солидаризма» в своей сущности расходятся принципиально и в долгосрочной перспективе ведут к различным политическим практикам. Но если сущность прикрыть, то «упаковка» марксизма вполне совместима с советским солидаризмом, а в некоторые исторические моменты может быть политически очень полезна и, возможно, даже необходима. Так и было в первой трети ХХ века, и по инерции (а также благодаря угрозе фашизма) этот симбиоз продлился еще на пару десятилетий. Без этого симбиоза марксизм стал бы достоянием истории. Политическое значение русской революции и СССР заткнуло рот критикам Маркса, хотя эта критика и была строгой и убедительной. Спасенный и отогретый на груди русского коммунизма марксизм позже стал одним из соучастников его убийства.
В культурном слое России до революции через марксизм прошла большая часть интеллигенции. Она разделилась на такие части: 1) освоили сущность и ее отвергли (ушли в народничество, в религиозную философию, в левый либерализм); 2) освоили сущность и ее приняли (меньшевики, бундовцы, троцкисты); 3) интуитивно отвергли сущность (не влезая в нее), но оценили полезность «упаковки» и использовали ее в политической практике (верхушка большевиков); 4) не вникали в сущность, выбирая свою позицию исходя из актуальных политических предпочтений.
2. Методология
Здесь совпадения очень малы. Видимо, главное в том, что в обеих доктринах подспудным основанием является хилиазм – вера в возможность построения тысячелетнего земного Царства Божия. Однако в хилиазме марксизма и русского социализма есть большие различия. С.Н.Булгаков посвятил этому большую работу («Апокалиптика и социализм»), из которой можно вывести, что в марксизме воплощены принципы иудейской апокалиптики с ее верой в «объективные законы», а в русском социализме сильнее крестьянский «народный хилиазм» и новозаветная эсхатология. В марксизме обретение нового царства происходит как катастрофа, как разрушение старого мира – при непосредственной помощи избранному народу (пролетариату) со стороны Бога через откровение (сам марксизм). В советском проекте революция есть очищение (нахождение града Китежа) того, что таится в нынешнем мире (в общине святой Руси). В марксизме сильны аллюзии к Ветхому завету, у нас их нет (указание на эти аллюзии и сейчас вызывает у наших марксистов сильное раздражение).
Марксизму свойственен экономический детерминизм, и жестким методологическим правилом стало в нем всегда искать экономическую подоплеку всех общественных явлений (что при размытости понятий и обилии обстоятельств не составляет труда). У нас этого не было и нет. Вторым методологическим правилом марксизма было представлять события в понятиях классовой борьбы. В реальности это правило было всерьез принято только тупыми адептами марксизма и демагогами.
Фундаментальным методологическим принципом было в марксизме воинствующее отрицание религии. В доктрине советского социализма его не было, так что «естественный религиозный орган» был даже развит до гипертрофии, марксистский атеизм был использован в советской доктрине как оружие в борьбе с политическими и идеологическими противниками (основные травмы при этом были нанесены «своим»).
Марксизм постулировал научный характер своего социализма. В реализации проекта русского социализма догмам и запретам «науки» принципиально не следовали, а следовали анализу ситуации с учетом выявленных тенденций и их динамики (что, кстати, и было приближением к действительно научному методу).
Представления о генезисе и структуре субъекта политического действия. Здесь, похоже, именно в советском проекте произошел сбой и отставание от марксизма. Были всерьез приняты и укоренились положения классовой теории марксизма, которые были абстракциями, при анализе реальности не принимавшимися во внимание самими марксистами. Напротив, «работающие» представления, заданные Просвещением и реально принятые в марксизме, в советском проекте освоены не были. В этих представлениях действуют общности людей, соединенные не классовой солидарностью, а солидарностью этнического типа. Более того, и пролетариат, формально названный классом, выступает в марксистской модели как избранный народ, выполняющий мессианскую роль. Перед выполнением этой роли ему даже надлежит «конституироваться как нация».
Эти представления марксизма вовсе не являются чем-то экстравагантным. Проблема «выделения» народа из населения продолжала разрабатываться в марксистской методологии, о чем пишет А.С.Панарин, обсуждая последний труд Хабермаса.
3. Каковы сейчас возможности политического симбиоза марксизма и «нового советского проекта»?
Предложение Грамши «похоронить истмат со всеми подобающими почестями» не прошло. Марксисты укрепились в обществоведении и в СССР, и на Западе. Неолиберальная волна на их статусе никак не сказалась, потому что марксисты с ней вполне совместимы – говорится, что пролетарская революция не созрела, советский строй был реакционным, надо способствовать развитию производительных сил в рамках капитализма. Борьба за интересы трудящихся более эффективна в рамках социал-демократии, а небольшие реликтовые компартии везде содержатся как «бронепоезд на запасном пути» – чтобы никто не тревожился из-за отсутствия носителей «и этой альтернативы».
Положение постсоветского пространства иное – здесь происходит «демонтаж» бывшего советского народа как «реакционного» и таящего риски. Часть адептов марксизма не признает самой этой постановки вопроса и готова сотрудничать лишь с теми, кто присоединяется к доктрине классовой борьбы. Другая часть, никогда не вникавшая в сущность марксизма, исповедует его «упаковку» как привычный символ советских ценностей.
Вариантов для сотрудничества в любом случае три: или ты принимаешь язык и доктрину партнера, или он принимает твою, или партнеры договариваются о демаркации и находят зону общих интересов, достаточно нейтральную по отношению к доктринальным расхождениям.
На мой взгляд, положение таково, что первые два варианта не пройдут ни с одной категорией марксистов. С первой категорией расхождения сущностные, со второй по сущности расхождений нет, но они не могут поступиться символами. Если так, надо обсуждать линию демаркации, договариваться о нормах идеологической дискуссии и определять пространство возможного взаимодействия по конкретным проблемам.
Представив состояние обеих групп марксистов, я нахожу, что легче найти прагматический компромисс с первой группой, хотя и с ней отношения будут очень натянутыми. Со старшим поколением второй группы (это в основном КПРФ) переговоры вряд ли возможны. Более продуктивным будет сотрудничество, при котором вопрос о марксизме вообще не поднимается. Но и так шансы на успех невелики, потому что там есть «служба идеологической безопасности», которая все равно прицепится.
С новым поколением проблем не будет, так что выработка понятийного аппарата вне рамок марксизма, но с использованием его для сравнительного анализа, будет идти без больших эмоций и иррационального отторжения.
