От Дмитрий Ниткин Ответить на сообщение
К All
Дата 20.01.2002 12:00:42 Найти в дереве
Рубрики Прочее; Версия для печати

Заметки по 1 главе "Советской цивилизации"

Пару недель назад по совету одного из форумцев я познакомился с первой частью книги С.Г.Кара-Мурзы «Советская цивилизация» (в электронной версии). С самого начала хочу поблагодарить за направление моего внимания на интереснейшее публицистическое произведение, знаменующее, на мой взгляд, завершение формирования нового этапа развития российской коммуно-патриотической мысли (простите за термин, если не нравится – предложите свой). Представляемое С.Г.Кара-Мурзой направление характеризуется, на мой взгляд:
- окончательным отходом от марксизма как идейно-теоретической базы;
- отказом почти от всех форм интернационализма, стремлением к фиксации мировоззренческой, культурной и экономической обособленности отдельных этносов или суперэтнических общностей;
- принципиальным противостоянием капитализму, но уже не с позиций сторонников «более прогрессивного» строя, а с позиций суперконсервативных, феодальных и общинно-родовых.
- идеализацией советского периода российской истории, интерпретируемой так же не как утверждение «нового строя», призванного победить во всем мире, а как строительство неприступной крепости, призванной сохранить уникальные русские порядки, происходящие от общинного уклада.
- неприятием и недостаточным пониманием реальностей современного мира, что толкает автора к фактическому согласию с концепцией «мирового заговора», без которой он не может объяснить произошедшие за последние несколько десятков лет события.
Я прошу относиться к этим тезисам как к некоему вступлению. Каждый из них я надеюсь обосновать, если время и силы, а также ваше позитивное (пусть не поддерживающее, критическое, но и не отвергающее с порога) отношение позволят мне это сделать.
Прежде чем перейти к разбору содержания – несколько слов о стиле книги. Он оставляет смешанное впечатление. С одной стороны, перед нами, несомненно, цельная и последовательно изложенная автором концепция. С другой стороны, сразу заметно, что книга составлена из отдельных глав-кусков, и местами носит компилятивный характер, когда авторские вставки просто врываются в чей-то более ранний текст. Злоупотребление средствами текстовых редакторов приводит автора к результату, когда один и тот же фрагмент встречается в тексте книги неоднократно, иногда даже в пределах одной главы. Этот прием повышает силу воздействия книги на сознание, но находится на грани (если не за гранью) неуважения к читателю. Предупреждение автора о том, что его книга – не научный труд, что в ней много аргументов, не поддающихся критической проверке строгими методами, с одной стороны, призвано вывести автора из-под возможной научной критики, с другой стороны, резко снижает ценность книги в целом, во многом превращает ее выводы в декларацию личных убеждений. Здесь есть некое лукавство, стремление спрятать публицистику под научную маску – и в то же время сохранить за собой все преимущества публицистического вольнодумства. Такую же роль играет отсутствие полноценного ссылочного аппарата. Я не хочу подвергнуть сомнению добросовестность автора, но всегда остается вопрос о добросовестности авторов использованных им источников, равно как и вопрос о полноте использованных данных.
Две первые главы книги, несомненно, являются ключевыми для всего последующего ее понимания. В них дается принципиальная оценка движущих сил и направленности российских революций 1917г., и отсюда делаются выводы о всем характере послереволюционного развития.

1. Эффективность общинного землепользования и ее анализ у С.Кара-Мурзы
К сожалению, я не являюсь знатоком истории российского крестьянства конца XIX – начала XX веков. Однако, даже неспециалисту известно, что для этого периода были характерны:
- рост имущественного расслоения среди крестьянства;
- распад традиционной сельской общины;
- сельское перенаселение и отток активного населения из деревни в города;
- противостояние общинного и помещичьего землевладения.
На рубеже веков Россия переживала кризис традиционной хозяйственной системы, которая изо всех сил сопротивлялась натиску капиталистических отношений. В этой связи очень интересна предпринятая автором попытка вскрыть анатомию кризиса, показать логику противостояния традиционного крестьянского «мира», борющегося за самосохранение, и новых форм хозяйствования, подразумевающих обезземеливание сельских работников, их фактическую пролетаризацию.
Автор совершенно справедливо указывает, что общинная форма земледелия и землевладения составляла уникальную особенность России, выделяла ее из ряда других стран. Однако, некоторые аргументы в пользу тезиса об «уникальности» России весьма слабы.
>«Достаточно сказать, что в России из-за обширности территории и низкой плотности населения транспортные издержки в цене продукта составляли 50%, а, например, транспортные издержки во внешней торговле были в 6 раз выше, чем в США. Как это влияло на цену, рентабельность, зарплату, стоимость кредита и пр.? По сути, один лишь географический фактор заставлял в России принять хозяйственный строй, очень отличный от западного.»
К сожалению, ссылки здесь нет, и нам остается только гадать, в каком году это было, и было ли вообще (вопрос о надежности источника). США тех времен также обладали немалой территорией и не очень высокой плотностью населения. Основные потребители экспортируемого продовольствия – европейские страны – находились для США за океаном, а для России – всего лишь за пограничным шлагбаумом. Можно предположить, что основной фактор, снижавший транспортные издержки в США – более развитая, чем в России, сеть железных дорог. Так ведь это не фатальное, а устранимое с течением времени обстоятельство, как оно может определять хозяйственный строй?
«Мы уж не говорим о том, что совершенно необходимым условием для возникновения и развития западного капитализма было длительное изъятие огромных ресурсов из колоний. […] По данным Броделя, в середине XVIII в. Англия только из Индии извлекала ежегодно доход в 2 млн. ф.ст., в то время как все инвестиции в Англии оценивались в 6 млн. ф.ст. […] Еще более жесткие оценки значения ресурсов колоний и "третьего мира" дал К.Леви-Стросс, а в последнее время - экономисты ООН.»
Опять же, жаль, что нет ссылки! Сравнить бы эти 2 млн. ф.ст. с годовым ВВП Англии того времени. Да еще вычесть расходы на содержание колониальной администрации и армейских частей в той же Индии… А что значит «извлекала доход из Индии»? В середине XVIII века работающие в Индии предприятия, принадлежащие англичанам, приносили доход, который вывозился в Англию? Вряд ли. Скорее речь идет о доходах от торговых операций. Предположим, некий английский купец в том достопамятном веке вывозит из Индии чай и пряности, экспортирует туда мануфактурные изделия, и сколачивает на этом капиталец. Разумеется, он покупает чай у перекупщиков, которые обдирают производителей как могут. Но то же самое делали бы и без него. Его мануфактура дешева, что может привести к разорению какое-то количество индийских ремесленников, если он снизит цены. Но он не торопится это сделать, зачем? Он выступает эксплуататором индийских крестьян в той же степени, что и эксплуататором английских рабочих. Он наживается на продуктах труда и тех, и других. И где здесь изъятие ресурсов?
Но опять-таки, какой резон сравнивать нищую ресурсами Англию и богатейшую землей и недрами Россию? Не лучше ли еще раз сравнить с США, которые развивали свою экономику, обходясь без колоний и практически без экспорта капитала? Много ли они заработали на торговле с «банановыми республиками»? Можно вспомнить также Канаду и Австралию, которые сами находились на положении полуколоний. Можно, наконец, вспомнить Германию, практически не имевшую колоний, Австро-Венгрию, Италию, Данию, Швецию. А ведь возник там капитализм, и развивался, и неплохо выглядел!
За оценками же экономистов ООН мне видится совершенно определенный социальный заказ. Если уж сейчас из Африки раздаются требования к США компенсировать ущерб от работорговли (которой сами же африканские царьки и промышляли), то обосновать нынешнее процветание Запада грабежом колоний и вовсе несложно – было бы желание. Тем более, что состояние статистики 250 лет назад оставляло желать лучшего, чаще всего речь идет об экспертных оценках.
Однако, это все отклонение от темы. Колонии, несомненно, приносили метрополиям немалые доходы – иначе за них бы не держались и не воевали. Принципиально важно другое – развитие капитализма возможно и без колоний, при условии наличия у страны собственных природных ресурсов. Впрочем, даже и этот тезис слишком жёсток – достаточно вспомнить пример Голландии, Дании, Японии, стремительное развитие во второй половине XX века стран Юго-Восточной Азии. Мы видим из истории, что капитализм может произрастать на самых различных почвах. Что, однако, не значит – «на любой».
Основной вывод первой главы книги С.Г.Кара-Мурзы – утверждение о ложности тезиса о «прогрессивности капиталистических отношений в земледелии сравнительно с докапиталистическими". Я тоже предпочитаю не использовать такой термин, как «прогрессивность» - это очень расплывчатое понятие, в существенной степени зависящее от того, что считать прогрессом. Но проследим за логикой автора.
Сначала С.Кара-Мурза признает, что «всем было очевидно, что вести хозяйство на крупных участках выгоднее: трудозатраты на десятину составляли в хозяйствах до 5 дес. 22,5 дней, а в хозяйствах свыше 25 дес. - 6,1 день.» (Ссылку бы! Ссылку!). Потом решительно отклоняет показатель производительности труда как критерий эффективности («прогрессивности», в терминологии автора) сельскохозяйственного производства, считая его «монетаристским» (видимо, для автора это вид ругательства), и предлагает иной критерий: «прогрессивнее то земледелие, при котором население лучше питается». Ну, допустим. При прочих равных, разумеется, то есть при сопоставимых условиях.
> «возникновение капитализма в Европе привело к резкому ухудшению питания - вплоть до момента, когда хлынул поток денег из колоний, мяса и пшеницы из Америки. В Германии в конце Средневековья потребление мяса составляло 100 кг на душу населения, а в начале XIX века - менее 20 кг.»
Ну, во-первых, начали с земледелия, а перешли на животноводство. А во-вторых - ох уж эта манера ссылок не давать! Конец Средневековья – это когда? XIV век или XVII? Я уж не спрашиваю – откуда статистика? И какая тогда была численность и плотность населения Германии? А какая – в начале XIX века? Могла ли в принципе экстенсивная культура земледелия при ограниченных посевных и пастбищных площадях и низкой урожайности зерновых обеспечить высокий уровень душевого потребления мяса – независимо от хозяйственного строя? Когда автор говорит, что возникновение капитализма привело к ухудшению питания – не делает ли он элементарную логическую ошибку? «После» не обязательно означает «вследствие», тезис нуждается не только в статистическом, но и в логическом обосновании.
«Поток мяса из Америки» не мог хлынуть вплоть до начала XX века, до появления мощных рефрижераторных установок. Хлынул он, надо отметить, отнюдь не из колоний, а из США и Аргентины. Таким образом, капитализм смог накормить перенаселенную Европу. Кстати, могу предположить, что наилучшим тогда было питание у американских ковбоев и аргентинских гаучо, занимавшихся отгонным скотоводством. У них, что ли, сельское хозяйство было самым прогрессивным, наряду с монгольскими ойратами? Но возможно ли представить себе Европу в виде бескрайних пампасов?
> «Индия до англичан не ведала голода.»
Не знаю, не уверен. Зато знаю, что ведала междуусобные войны раджей, которые не позволяли населению вырасти слишком сильно. И какое тогда население было в Индии в расчете на гектар сельхозугодий? И какое при англичанах?
> «Ацтеки в XV веке питались лучше, чем средний мексиканец сегодня.»
Неужели нам так хорошо известен рацион питания ацтеков доколумбовой эпохи? И опять-таки, сколько их кормилось тогда, и сколько мексиканцев кормится на этой земле сейчас?
> «В I томе "Капитала" мы читаем: "Если внешняя торговля, навязанная Европой Японии, вызовет в этой последней превращение натуральной ренты в денежную, то образцовой земледельческой культуре Японии придет конец".»
К.Марксу, как и любому серьезному исследователю, неоднократно случалось попадать пальцем в небо. Что хочет сказать С.Г.Кара-Мурза? Что в Японии до сих пор сохраняется натуральная рента? Или что там пришел конец земледельческой культуре?
> «В последнее время (особенно в связи с Конференцией ООН "Рио-92") вышло несколько важных трудов, показывающих, что крестьянское земледелие принципиально более продуктивно и экономно, нежели капиталистическая ферма. Причина - в накопленной веками экологической интуиции крестьянина, которая утрачена у фермера, "предпринимателя на земле".»
Хорошо бы, опять-таки, ссылочку… Неужто так прямо там и написано: «принципиально более продуктивно и экономно»?. Потом опять-таки, почему только земледелие? Автор вообще понимает разницу между земледелием и сельским хозяйством?
Можно сколь угодно долго рассуждать о вековых навыках крестьянина, научившегося жить в гармонии с природой, и все эти рассуждения будут верными – пока вся эта идиллическая картина не летит вдребезги при столкновении с ростом населения. Гармония с природой возможна при 60-70% детской смертности. Когда культура и медицина резко снижают данный показатель, община становится перенаселенной, и общинник не может найти для себя иного выхода, кроме увеличения нагрузки на землю. Стада скотоводов вытаптывают пастбища, земледельцы начинают игнорировать требования севооборотов, устраняют из них травы и участки под паром, сокращают поголовье скота, направляя все зерно на питание – и в результате теряют удобрения. Результат – истощение земли, и в конечном счете все-таки – распад общины и стремительная урбанизация. Все это неоднократно описано, причем у самого С.Г.Кара-Мурзы – тоже. Но автор почему-то предпочитает приписывать все эти беды капиталистическому развитию. Что ж, снижение детской смертности, действительно, есть отчасти порождение капитализма. Но какой отсюда надлежит сделать вывод?
В противоположность вышеописанной картине, средние и крупные капиталистические хозяйства имеют возможность интенсифицировать землепользование, не нанося земле ущерба – за счет мелиорации земель, внедрения новых машин и технологий, приобретения удобрений и химикатов, использования достижений агрономии и селекции, всего арсенала современной сельскохозяйственной науки. В Западной Европе сейчас не происходит деградации почв – это общеизвестно. Общиннику, с утра до ночи ведущему полунатуральное хозяйство на жалком клочке земли, эти блага просто недоступны. Он элементарно не в состоянии накопить себе на новую машину, на породистую корову, на мешок селитры. Снова и снова бьется он на своем клочке, пока однажды не осознает: Все! Бесполезно! Тогда он заколачивает избу, собирает пожитки и уходит искать счастья в город. Но земля его втуне не остается.
> «Вопреки нашим поверхностным представлениям, крестьянин в России использовал землю гораздо бережнее и рачительнее, нежели частный собственник - потому что для крестьянина земля означала жизнь, а для собственника лишь прибыль. А по своей важности это разные вещи. А.В.Чаянов пишет: "Очевидно, что для капиталистического хозяйства являются совершенно неосуществимыми мелиорации, дающие прирост ренты ниже обычного капиталистического дохода на требуемый для мелиорации капитал, и столь же очевидно, что все эти соображения неприменимы в отношении мелиораций трудового крестьянского хозяйства уже по одному тому, что оно не знает категории капиталистической ренты... В условиях относительного малоземелья семья, нуждающаяся в расширении объема своей хозяйственной деятельности, будет производить многие мелиорации, невыгодные и недоступные капиталистическому хозяйству, точно так же, как она уплачивает за землю и ее аренду цены, значительно превышающие капиталистическую ренту этих земель".»
Ну что ж, Чаянов знал, о чем пишет. Он говорил о том, что крестьяне в мелком хозяйстве подвергаются сверхэксплуатации еще и потому, что вынуждены делать экономически неэффективные с народнохозяйственной точки зрения вложения в землю и оплачивать непомерную аренду – ради сохранения своего хозяйства. Чем эта картина так радует С.Г.Кара-Мурзу – понять трудно. Еще труднее понять, как он умудряется проигнорировать общеизвестный факт – крестьянин осуществляет мелиорацию только тогда, когда земля закреплена за ним достаточно крупным участком на долгие годы. Община, с ее черезполосьем и переделами раз в несколько лет, никаких стимулов к мелиорации (долговременному улучшению) земель не создавала. Факт весьма примечательный: автор демонстрирует знакомство с весьма серьезными работами по экономике сельского хозяйства, но сознательно (уверен, что сознательно) не хочет оперировать аргументами «против» своей теории. Для борца с «манипулированием сознанием» - факт, примечательный вдвойне. Кстати, хорошо бы заглянуть в первоисточник, и поглядеть, о каком «трудовом крестьянском хозяйстве» писал Чаянов – о хуторянах, закрепивших за собою землю, или об общинниках? С.Г.Кара-Мурза часто пользуется одним и тем же термином, не давая пояснений.
Последующее изложение показывает весьма экзотическое представление автора о понятии «эффективность» Он опять излагает по Чаянову: « в Коротоякском уезде средняя арендная плата была 19,4 руб., а чистая доходность десятины 2,7 руб. Разница колоссальна - 16,6 руб. с десятины, в семь (!) раз больше чистого дохода.» Значит, арендная плата резко превышает земельную ренту, и крестьянское хозяйство не только не получает дохода, но и отдает часть необходимого продукта, то есть деградирует и разоряется. Но тем не менее, какой отсюда вывод – не у Чаянова, у С.Г.Кара-Мурзы?
> «Таким образом, даже в рамках понятий политэкономии, то есть используя чисто монетарное измерение, следует признать крестьянское хозяйство в условиях России более эффективным, нежели фермерское капиталистическое.»
Политэкономия обычно использует измерение не монетарное, а стоимостное. Что не совсем одно и то же. Но как из высокой степени эксплуатации крестьян вытекает эффективность их хозяйства? Эффективное хозяйство – то, в котором семь шкур дерут?
> «вопреки мощному политическому и экономическому давлению крестьянство не исчезало, а оказывалось жизнеспособнее и эффективнее, чем фермы. В 1913 г. 89% национального дохода, произведенного в сельском хозяйстве европейской части России, приходилось на крестьянские хозяйства - в 10 раз больше, чем на капиталистические (по другим оценкам, для России в целом накануне Первой мировой войны доля крестьян по стоимости продукта в земледелии и животноводстве составила 92,6%). Значит, насаждавшиеся правительством фермы были менее эффективны.»
Вот это да! Крестьянские хозяйства производят больше – значит они эффективнее! А сколько в них занято людей? Сколько занимают земли и какого качества эта земля? Какое там поголовье продуктивного и рабочего скота? Каковы урожайность, продуктивность, доходность? Неужели таки все это без значения? Так и хочется достать учебник по экономике и задиктовать уважаемому автору: «Эффективность – отношение результата к затратам на его достижение».
Все перечисленные мною факторы отражаются еще и в таком показателе эффективности сельскохозяйственного производства, как товарность, то есть доля реализуемой на рынке продукции в общем объеме производства данного хозяйства. Чем в большей степени хозяйство является товарным (если оставить в стороне фиктивную «товарность» мелких хозяйств, убедительно вскрытую автором), тем в большей степени хозяйство способно к расширенному воспроизводству, наращиванию капитала, мелиорации земли.
Известный советский статистик В.С. Немчинов рассчитал для 1909-1913 годов следующие данные (в процентах):
Валовый сбор хлебов:
- середняки и бедняки – 50%
- кулаки – 38%
- помещики – 12%
- Итого 100%
Потребление внутри деревни:
- середняки и бедняки – 42,6%
- кулаки – 25%
- помещики – 6,4%
- Итого 74%
Товарный хлеб:
- середняки и бедняки – 7,4%
- кулаки – 13%
- помещики – 5,6%
- Итого 26%
Из приведенных данных видно, что самая высокая товарность (почти половина ) хлеба оставалась в крупных помещичьих хозяйствах. В середняцких и кулацких хозяйствах, производивших 88 % зерна, основная его часть 67,6 % использовалась на внутридеревенское потребление, что значительно превышало его товарную часть.
/*Источник: Бирюков В.В., К вопросу о реструктуризации в сельском хозяйстве и эффективности http://www.aris.ru/MSHP/DEECON/AN/restruk.html */.
К этому можно только добавить данные Чаянова, приведенные С.Г.Кара-Мурзой, о том, что товарность мелких хозяйств искусственно завышалась, чего нельзя сказать о крупных хозяйствах. Видно, что кулацкие и помещичьи хозяйства давали больше 70% товарного хлеба.
Да, разумеется, механизированное, агрономически культурное высокотоварное хозяйство не нуждается в том же количестве живого труда, что и мелкое крестьянское хозяйство. Укрупнение хозяйств неизбежно вытесняло крестьян в города. Но разве сохранение общинного землевладения представляло этому разумную альтенативу? Консервация старых порядков обещала жизнь впроголодь для всех, истощение земель, торможение капиталистического развития, срыв индустриализации страны, а в конечном счете – выпадение страны из числа великих держав. Со всеми вытекающими последствиями.
> «Подойдем к понятию "прогрессивное земледелие" с другой стороны - не производственно-экономической, а социальной. Ведь сельское хозяйство - это не только производство, а и образ жизни. Для России конца XIX века - образ жизни 85% населения. Можно ли считать прогрессивным процесс в экономике, при котором жизнь подавляющего большинства народа ухудшается?»
Серьезный вопрос. Именно из-за его серьезности я и избегаю такого понятия, как «прогрессивность». Но можно ли считать доказанным ухудшение жизни в России на грани веков - во-первых, и связь этого гипотетического ухудшения с развитием капитализма – во-вторых? Вот какой аргумент (единственный) приводит автор:
> «Вот что показали имитационные модели двух вариантов развития сельского хозяйства России - по схеме реформы Столыпина и по прежнему пути, через крестьянское землепользование и сохранение общины (результаты моделирования приводит В.Т.Рязанов). Без реформы социальная структура деревни в 1912 г. была бы такой: бедняки - 59,6, середняки - 31,8, зажиточные - 8,6%. Реально в ходе реформы соотношение стало 63,8:29,8:6,4. Заметный социальный регресс. Если бы столыпинская реформа продолжалась еще 10 лет, как и было предусмотрено, то социальная структура ухудшилась бы еще сильнее, до 66,2:28,1:5,5.»
Нет, ну это уже просто невыносимо! Кто такой В.Т.Рязанов, когда он моделировал, по какой методике, где опубликован результат? Не из буквоедства спрашиваю, а потому что по сути непонятно: если даже модель адекватна, то с каким приростом производства и с какой динамикой городского и сельского населения связана ее возможная реализация? Какие объемы производства давали бы бедные, средние и зажиточные хозяйства? Стала бы Россия потреблять больше или меньше? Без ответов на эти вопросы приведенные цифры, увы, пустой звук.
> «Россия, как говорил Менделеев, долго вынуждена была жить "бытом военного времени". Поэтому "прогрессивным" для нее могло считаться только то хозяйство, которое сохраняет свою дееспособность в чрезвычайных условиях.»
Тут как раз более применим термин «эффективность». Способность обеспечить требуемый результат при существенных потерях ресурсов (тягловой и рабочей силы).
> «По всей России к 1915 г. посевная площадь крестьян под хлеба выросла на 20%, а в частновладельческих хозяйствах уменьшилась на 50%. В 1916 г. у частников вообще осталась лишь четверть тех посевов, что были до войны. В трудных условиях крестьянское хозяйство оказалось несравненно более жизнеспособным.»
Понятно, что в частных хозяйствах посевные площади сократились. Наемные работники и арендаторы ушли в армию, оставшиеся успевали обрабатывать только свои наделы и помогать соседям. А кто давал товарный хлеб, кто кормил армию? Нет ответа.
Подведем промежуточные итоги. Автор поставил перед собою цель доказать, что общинное землепользование наиболее адекватно удовлетворяло потребности России, уверенно вступившей во второй половине XIX века на путь капиталистического развития. Поставленная цель, увы, не достигнута. Вместо конкретных цифр, доказывающих точку зрения автора, читателю предлагаются данные, допускающие по крайней мере неоднозначную интерпретацию. Попутно автор продемонстрировал принципиальное непонимание понятий «эффективность» вообще и «эффективность сельского хозяйства» в частности.
2. Крестьянская община и капитализм.
Выводы, сделанные автором на эту тему, особенно интересны. Если подвести их итог, он выглядит примерно так:
Община и мелкие трудовые хозяйства изо всех сил сопротивлялись капитализации во имя своего самосохранения. Мимикрируя под товарные и полутоварные производства, крестьянские хозяйства, тем не менее, в значительной степени сохраняли натуральный характер. В то же время, интересы самосохранения доминировали в общине над интересами экономической эффективности производства, что обеспечивало капиталистическому сектору экономики возможность для сверхэксплуатации крестьянства и тем самым создавало еще один источник первичного накопления капитала.
Данный вывод, на мой взгляд, правильный, и не требует опровержения. Однако в ходе его доказательства автор демонстрирует принципиальное непонимание механизма капиталистической эксплуатации.
> «Образно говоря, капитализм не может существовать без более или менее крупной буферной "архаической" части, соками которой он питается.
>Глобализация капитализма, которая началась с XVI века, привела к тому, что эту "архаическую" часть Запад смог в значительной степени вынести за пределы метрополии, господствуя над архаическими укладами, находящимися в заморских территориях - сначала в колониях, а потом в "третьем мире". Но Россия, не будучи колониальной империей, могла вести развитие капитализма только посредством архаизации части собственного общества.»
Тезис о том, что Россия не была колониальной империей – сомнителен. Ленин в работе «Империализм, как высшая стадия капитализма» приписывает России немалые площади колоний. Очевидно, Ленин считал колонией всю территорию Туркестана, и это оправдано – то, что эти владения не являлись «заморскими», не меняет сути отношений данных территорий с метрополией. Русским населением эти земли заселены не были. Однако я настаиваю, что наличие или отсутствие колоний в принципе не имело решающего значения для возможности капиталистического развития. Примеры тому были приведены мною выше.
То, что наряду с передовым капиталистическим хозяйством всегда существует архаичное производство мелких производителей, подвергающихся сверхэксплуатации – факт общеизвестный. Но ни одному из серьезных современных исследователей не приходит в голову считать существование такого производства основным, обязательным условием существования капитализма, главным источником капиталистического накопления. Миф о том, что капиталистическая эксплуатация является обманом и грабежом, убедительнее всех опроверг Маркс еще полтора века назад. От взаимного грабежа, как известно, общественное богатство не прирастает, также как не прирастает оно от биржевых спекуляций (с известными оговорками) – а капитализм демонстрирует рост общественного богатства и производительных сил. Здесь уместно вспомнить известное высказывание того же Маркса о том, что на ранних стадиях буржуазного общества трудящиеся страдают не столько от капитализма, сколько от его недостаточного развития.
Маркс, описывая капиталистическое накопление, более чем убедительно выводит его из факта существования такого товара, как рабочая сила, из способности человека создавать стоимость бОльшую, чем стоит его собственное воспроизводство. Этот вывод Маркса никем до сих пор не опровергнут, и С.Г.Кара-Мурза – не исключение. Он даже не делает таких попыток. У Маркса нет потребности вводить в свою модель расширенного воспроизводства капитала обманутого и ограбленного туземца из колонии. Что, впрочем, не означает, что для него там не может найтись места. Он возможен, но не обязателен.
Стремление видеть в эксплуатации голый обман и насилие – отличительная черта люмпенской идеологии. Это известно еще со времен Прудона, с его знаменитым тезисом: «собственность есть кража». К работе Маркса «Нищета философии», посвященной критике данного мировоззрения, я и адресую автора.
> «В своем труде "Развитие капитализма в России" Ленин делает вслед за Марксом ошибку относительно прогрессивной роли капитализма в целом, в рамках всей системы "центр-периферия".»
Ошибался, значит, основоположник. И не в чем-нибудь, а в базовом своем постулате, о прогрессивности капитализма по сравнению с феодализмом и родовым строем, а то и с рабовладением. Да и то сказать, в той же главе автор пытается доказывать, что негры-рабы на хлопковых плантациях работали производительнее, чем наемные работники. (Правда, можно себе представить, каким опустившимся люмпеном должен был быть белый человек, чтобы в тогдашних США наняться на сезонную работу рядом с неграми. И как негры ему «помогали» работать.) Но это к слову, а вообще-то, чтобы опровергнуть этот тезис Маркса, надо немало потрудиться. Надо, например, доказать, что все невиданное развитие производительных сил человечества, чему мы являемся свидетелями на протяжении последних столетий – фикция, видимость, перераспределение богатства от бедных к богатым. Надо доказать, что если в системе «центр-периферия» все «взять и поделить», то мир в целом окажется на уровне примерно XVI века (когда, по С.Г.Кара-Мурзе, началась «глобализация»). Тяжелая задача. Я бы даже сказал, невыполнимая. Но автор и не пытается взвалить ее себе на плечи. Он просто лаконично констатирует: неправ старина Маркс. Феодализм, рабство и первобытно-общинный строй – светлое будущее всего человечества!
Кстати, об использовании автором термина «прогрессивный». В работе «Манипуляция сознанием» он относит «прогресс» к числу слов-амеб, малосодержательных, не имеющих определенного значения, и скорее затуманивающих картину мира, чем обозначающих конкретные понятия. Могу согласиться, с известными оговорками. Прогресс общества – это его развитие к тому состоянию, которое кажется желательным наблюдателю. Соответственно, пока нет общего понимания, какое состояние является желательным - нет и смысла говорить о прогрессе. Но почему тогда автор так усердно опровергает тезис о «прогрессивности» капитализма в сельском хозяйстве, а теперь и о прогрессивности капитализма вообще? Сказал бы просто, что эти утверждения бессодержательны и занялся бы конкретным сопоставлением разных форм хозяйствования по тем или иным параметрам. А потом сказал бы, например, что племена американских охотников-индейцев, живущих в гармонии с природой и регулирующих свою численность во время межплеменных войн, являются для него идеалом общественного устройства. Почему бы и нет, в конце концов? Только не надо забывать, что такая система могла прокормить на всей территории нынешних США не более 5 млн. человек, а нынешняя система худо-бедно кормит во всем мире 6 миллиардов (чего никогда не было в истории).
Однако же, автор воюет именно с утверждениями о «прогрессивности», подставляя этот термин даже туда, где любой исследователь будет говорить об «экономической эффективности». Очень похоже на известный демагогический прием – опровергать утверждение, которое оппонентом не высказывалось и не отстаивается. Да, и Ленин, и Маркс говорили о «прогрессивности» капитализма, но разве С.Г.Кара-Мурза ведет полемику конкретно с Лениным и Марксом? Он оспаривает некоего идеального оппонента, виртуального «либераста», созданного масс-медийным сознанием. Это не вредно, даже полезно, как и любая борьба с навязанными сознанию штампами. Но в то же время это «бой с призраком», победу в котором одержать, как известно, нетрудно.
Вернемся, однако, к тезису автора об «ошибке» Маркса. Я вовсе не настаиваю на том, что теория общественно-экономических формаций – единственно возможная форма периодизации человеческой истории. Я даже склонен думать, что эта теория фактически игнорирует так называемый «азиатский» способ производства. Однако, для меня несомненно, что есть некие типы общественных производственных отношений, наблюдаемые в разные эпохи в разных странах, и соответствующие определенным уровням развития производительных сил. Эффективная индустрия не может быть основана на рабстве и крепостничестве, несмотря на известные исторические казусы. Не может она строиться и на «общинно-колхозном», артельном владении средствами производства. Крупное индустриальное производство, делающее работника придатком машины, просто не признает общинных, кооперативных форм управления. Рабочий становится частью технологического процесса, а технологическим процессом должны управлять профессиональные специалисты-технологи, которые и сами также являются частью технологии, чем-то вроде блока управления в машине. Рабочий может участвовать в таком процессе производства либо по вольному найму, либо по принуждению (рабство), либо вследствие какого-либо сочетания первого и второго (труд в мобилизованной на войну экономике). Соответственно, выбирая предпочтительный способ, надо всего лишь определиться, что является более эффективным (заодно определившись с понятием эффективности) и более соответствующим природе человека. Очевидно, что свободный найм более эффективен – иначе рабство не было бы в мире преследуемым институтом, и существовали бы целые отрасли промышленности, основанные на рабском труде.
Современная промышленность требует с одной стороны – свободного наемного работника, не имеющего права вмешиваться в управление, с другой стороны – работодателя, управляющего производством и в какой-то степени капиталом (капиталиста, эксплуататора, буржуя, директора). Это обстоятельство может нравиться или не нравиться, но оно объективно существует. Соответственно, человек, признающий, что индустриальное развитие является на определенном этапе развития экономики желательным, должен признавать также и необходимость перехода к капиталистическим отношениям, хотя бы в сфере трудового найма. Нельзя отказывать капитализму в «прогрессивности» и одновременно ратовать за развитие промышленности. Одно без другого не бывает.
Мне могут возразить, что социалистическая индустриализация – как раз пример обратного. Но она может эффективно осуществляться только на базе производительных сил и классов, первоначально созданных капитализмом. Невозможно представить себе коммунистическую революцию в России в 60-ые годы XIX века. Во-вторых, я не вижу принципиальной разницы между наймом работника при социализме и при капитализме. Отношения возникают одни и те же: «Ты платишь, я работаю». Социализм использует те же стимулы к труду и те же формы заработной платы. Все разговоры об «общенародном характере собственности, делающем трудовой найм при социализме простой видимостью» позвольте мне считать демагогией, хотя бы потому, что я испытал на себе и те и другие отношения найма, и не заметил особой разницы. Кроме, разве что, большей заинтересованности в результатах труда на частных предприятиях.
Я могу согласиться с автором, когда он утверждает, что для капитализма в сельском хозяйстве России были возможны больше чем два классических пути развития – американский и прусский. Был и путь «врастания» общины в систему капиталистических отношений. Однако сам же автор весьма убедительно доказывает, что этот путь – путь сверхэксплуатации крестьянства! Он означает для крестьянства беспросветную нищету, вечный голод, деградацию почвы, разрушение традиционной культуры. За примерами далеко ходить не надо – достаточно посмотреть едва ли не на любую страну «третьего мира». Более высокая эффективность общинного хозяйства автором не доказана и доказана быть не может. Этот путь ущербен и для капитализма – он привыкает паразитировать на крестьянстве, утрачивает свой деловой характер, вместо бизнеса начинает заниматься жульничеством. Но почему-то именно этот путь представляется С.Кара-Мурзе крайне привлекательным.
Однако, хотя и с известными оговорками, я хотел бы согласиться со следующим положением:
>«Россия в конце XIX и начале ХХ века была именно страной периферийного капитализма. А внутри нее крестьянство было как бы "внутренней колонией" - периферийной сферой собственных капиталистических укладов. Его необходимо было удержать в натуральном хозяйстве, чтобы оно, "самообеспечиваясь" при очень низком уровне потребления, добывало зерно и деньги, на которые можно было бы финансировать, например, строительство необходимых для капитализма железных дорог. Крестьяне были для капитализма той "природой", силы которой ничего не стоят для капиталиста.»
 К этому выводу я еще собираюсь вернуться.