|
От
|
miron
|
|
К
|
All
|
|
Дата
|
24.06.2005 16:19:27
|
|
Рубрики
|
Прочее; Россия-СССР;
|
|
Что такое социализм и почему от него отказались в СССР
ЧТО ТАКОЕ РЕАЛЬНЫЙ СОЦИАЛИЗМ?
Возможность использования положительного опыта развития Советского Союза заставляет особо внимательно исследовать существовавшую тогда политическую и экономическую систему, чтобы понимать, чего же мы реально добиваемся, воспроизводя ту или иную из прежних структур. Если опыт сталинского социализма, описывая путь «от сохи к атомной бомбе», относится к модернизации крестьянской страны с преобладающим натуральным хозяйством и представляет, скорее, исторический интерес, то опыт брежневского периода относится уже к современной экономике, и поэтому его учёт имеет гораздо большее практическое значение. В этой статье мы сосредоточимся на политэкономических особенностях функционирования советской экономики главным образом сталинского и брежневского периода
Многие страны в XX веке организовали свою жизнь на определённых принципах, которые принято связывать с социализмом. По этой причине под социализмом мы понимаем то реальное жизнеустройство, которое было у обществ, называвших себя социалистическими. Несмотря на серьёзные различия между советским, китайским, кубинским, югославским и т.д. разновидностями социализма, всем им присущи некоторые общие черты. По нашему мнению, хотя формально эти общества и объединяла приверженность установившихся режимов идеологии или фразеологии марксизма, на самом деле социализм в них сложился вовсе не как реализация марксистского проекта (которого и не было). Так, советское жизнеустройство возникло в результате исторического творчества миллионов людей, которые либо вообще понятия не имели о марксизме, либо знали о нём весьма смутно и истолковывали на свой лад. Реальный социализм резко отличался от этого "проекта". Черты нового общества сложились исторически, в результате решения народом и властью возникавших перед ними конкретных проблем.
Господствовавшая идеология только склоняла чашу весов в пользу того или иного решения, потому что влияла на общеполитическую обстановку в стране и задавала рамки, в которых развивалась мысль руководителей и населения. Идеологическое же оправдание принятых решений якобы соответствием гениальному замыслу классиков проводилось задним числом, ради чего приходилось даже творчески «развивать марксизм», например, тезисом об отмирании государства через усиление. Например, государство не отмерло, а усилилось по сравнению с государством царской России, не исчезли деньги, рынок, социальное и материальное неравенство.
Повторим ключевой тезис. Практически все отличительные особенности советского социализма, все его структуры повседневной жизни сложились как решение стоявших перед страной проблем. Например, в 1920-х годах у России было только два решения аграрной проблемы: столыпинский и сталинская коллективизация. Столыпинский путь по ряду причин исключался, а потому оставался только вариант коллективизации, который для идеологического оправдания связали с необходимостью обобществления средств производства, предсказанной классиками.
В подтверждение нашего тезиса рассмотрим несколько известных определений социализма и дадим альтернативное толкование, согласно которому соответствующая черта общества появлялась как ответ страны на исторический вызов, а не ради самого по себе соответствия идеальному проекту. Йозеф Шумпетер (ссылка) определял [централистский] социализм как такую организацию общества, в которой средства производства контролируются, а решения о том, как и что производить и кто и что должен получать, принимаются органами власти, а не частными (по собственности и контролю) фирмами. Казалось бы, налицо выполнение программы Энгельса о замене «управления людьми управлением вещами», но это только формально, так как по сути оно оставалось управлением людьми: ведь решениям, что и как производить, подчинялись не вещи, а люди… Необходимость организации госсектора по принципу единой фирмы диктовалась не идеологией, а организационно-технической необходимостью: иначе Советская власть не могла решить задачи модернизации.
А что же такое социализм по Сталину? Об обществе можно судить по поставленной цели, которая во многом определяет его черты. Сталин давал такое определение цели социализма. "Обеспечение максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества путём непрерывного роста и совершенствования социалистического общества на базе высшей техники" (ПСС). Разберём, что же содержит определение Сталина. Он признаёт рост потребностей и то, что они должны удовлетворяться максимально, подчеркивая, что важно удовлетворять потребности всего общества, то есть речь идёт о первоочередном учёте долгосрочных интересов страны.
Сталин признаёт, что общество должно расти и совершенствоваться, он определяет базу роста – высшую технику. Сталин понимал, что технологическое совершенствование необходимо – иначе сомнут. Он же предвосхитил и способ роста – через создание высшей техники. Тем не менее, из этого определения не видно, чем же отличается этот социализм от капитализма нынешнего Запада. Всюду идёт речь о решении страной насущных задач.
По мнению А.Зиновьева, советский социализм – это и есть реальный коммунизм. При этом, однако, понятие коммунизма и социализма у политолога существенно преобразуется. Он рассматривает такое свойство советского общества как «коммунальность», разбиение общества на многочисленные вложенные ячейки – трудовые коллективы. Они как бы связаны общими чертами с идеей коммун: жизнь человека проходила на виду коллектива, в рамках которого организовался не только процесс работы, но и совместный досуг, и потребление с социальным обслуживанием и т.д. Нам представляется, что привязывать эту практику к идеологии марксизма тоже можно с большой натяжкой. На самом же деле, ячеистая организация общества сложилась как результат стихийного «живого творчества масс» под влиянием задач, поставленных перед конкретными людьми и коллективами.
Представим, например, что в ходе индустриализации надо построить на новом месте большое градообразующее предприятие и обеспечить его бесперебойную работу. Естественно, сама же власть заинтересована в том, чтобы обеспечить рабочим поначалу крышу над головой рядом с предприятием, обучение детей, и строит для них на этом месте жильё, школы, поликлинику. Кому потом поручить следить за добротным функционированием жилья рабочих, больниц, школ, как не директору завода, который в первую очередь заинтересован в выполнении планов и, следовательно, благополучии рабочих? В результате вся социальная сфера предприятия закономерно попадала в его баланс. Далее, начальник цеха был заинтересован в выполнении плана, возложенного на цех, а с ним – и все работники, которые были бы поощрены в случае перевыполнения плана и наказаны в случае его срыва. Но тогда получается, что и начальник цеха, и парторг, и все работники заинтересованы в том, чтобы в коллективе не было пьяниц, лодырей, разгильдяев. В результате этой «производственной необходимости» и свежих воспоминаний о том, как решались вопросы группового контроля в сельской общине, устанавливается примерно такой же групповой контроль в трудовом коллективе, когда все следят за всеми и не допускают выпадения членов коллектива из общей колеи. В свою очередь, сочетание административных и хозяйственных, производственных и социальных функций в руках руководства предприятия тоже вполне вырастает из русских традиций экономии на аппарате управления. Другое дело, что в послесталинские годы, когда давление на трудовые коллективы и отдельных работников снизилось, все стали тяготиться прежними «общинными» формами группового контроля, о чём можно судить по их осуждению в фильмах «Служебный роман» и «Бриллиантовая рука».
Мы увидели на примерах, что разным исследователям социализм видится по-разному. Думается, что само определение социализма очень зависит от того аспекта общественного развития, который в первую очередь исследует говорящий. Выделяя для своего определения главный исследуемый аспект, попытаемся ответить на вопрос, чем же стал социализм для России в свете многолинейного развития человечества и соперничества составляющих его обществ. По нашему мнению, социализм – это специфическое общественно-политическое жизнеустройство, возникавшее чаще всего как один из вариантов догоняющего развития и характеризующееся индустриальным высокотоварным способом производства при отсутствии частного присвоения ренты на собственность, которая концентрируется в руках государства и используется в интересах ускорения развития общества под влиянием активнейших стимулирующих организационных усилий государства. Именно в целях догоняющего развития использовали социализм европейские и азиатские страны, в которых он возникал, с единственным исключением – Чехословакией, чешская часть которой была сравнима в конце 40-х по уровню развития со странами Западной Европы. Поэтому, быть может, для самой Чехословакии социалистические черты и не были столь выстраданными и незаменимыми для дальнейшего развития. Подчеркнём, однако, что для России и почти всех социалистических стран социализм стал именно вариантом догоняющего развития. Если же исключить из определения индустриальный характер производства и высокую товарность экономики, то остальным чертам социализма, перечисленным в нашем определении, Россия удовлетворяла на протяжении большей части своей истории.
НЕМНОГО ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ
Существуют два способа, с помощью которых люди могут повысить своё благосостояние: работа и грабёж. Если над обменивающимися сторонами не существует какой-либо силы, регулирующей их отношения, соображения экономической выгоды при возможном обмене приводят их к одному из двух альтернативных решений: выменять у соседа интересующую ценность либо отнять её. Ограбить владельца ценности, ничего не дав ему взамен, очевидно, выгоднее, чем дать ему взамен свой товар, но намного рискованнее. Товаровладельцы, предоставленные контролю лишь собственного разума без внешней силы, принимают одно из этих двух решений в зависимости от степени своей алчности и риска потерять всё в случае применения силы. На протяжении всех исторических эпох внешняя торговля и разбой составляли, как правило, два рода деятельности людей одной и той же профессии. Слабых грабили, с равными по силе торговали. Внутренняя торговля исключала прямой грабёж благодаря наличию общественной власти, государства. Таким образом, неизбежным дополнением к отношениям товарного обмена и фактором стабилизации общества с самого начала явилось государственное ограничение применению методов прямого насилия, принуждения и обмана. Создавать необходимые для этого правила поведения и принуждать к их исполнению – непременная функция любого государства.
Практика проведения российских реформ убедительно доказывает, что и в наше время там, где государство перестаёт выполнять эту функцию, немедленно возрождаются грубый обман, мошенничество, необязательность партнёров, спекулятивное использование политической и иной нерыночной конъюнктуры и даже прямой грабёж товаровладельцев, называемый рэкетом. Чтобы подобные способы присвоения чужой собственности были невыгодными, необходимы либо способность контрагента к защите своих интересов, либо наличие внешней силы, принуждающей стороны к соблюдению правил честного партнёрства. Такой силой с древнейших времен призвано быть государство, которое ограничивало свободу грабежей на своей территории, собирая взамен силовым способом какое-то количество налогов, необходимых для своего функционирования (ссылка).
Итак, рынок не работает без своего обеспечения государством. Попытки минимизировать государственные регулирующие ограничения и ввести свободный рынок приводят не к рынку, а к монополии и групповщине, при которой главными капиталистами, в лучшем случае, станут торговцы героином, и вся страна сядет на иглу. Связано это с тем, что при отсутствии силовых ограничений государства на незаконные действия отдельных граждан или групп все начинают вовсю пользоваться своими преимуществами, в том числе силовыми. Убедительным примером закономерного результата, к которому приводит попытка построить «свободный рынок» с уходом государства от исполнения обязанностей, является дудаевская Чечня в начале 1990-х.
Очень хорошо раскритиковал экономический образ мышления В.Лоскутов (ссылка), текст которого с небольшими сокращениями мы и приводим. “Пол Хейне в книге "Экономический образ мышления" изобразил романтическую картинку безупречной работы свободного рынка в виде действия автомобилистов при езде на скоростном шоссе, которые принимают решения автономно, ничего не зная о целях и намерениях друг друга, и, тем не менее, действуют удивительно согласованно. Эта аналогия должна, по мысли автора, всех убедить в том, что в экономике люди могут успешно действовать, руководствуясь только соображениями личной выгоды при полном отсутствии внешнего регулирования. Пола Хейне восхищает факт "сотрудничества посредством взаимного приспособления", которое позволяет автомобилистам перемещаться с одной стороны шоссе на другую "быстро и непрерывно, и гораздо эффективнее, чем если бы кто-то при въезде на автостраду выдавал билеты, предписывающие автомобилям занимать определённый ряд".
Картина, нарисованная Полом Хейне, как нельзя лучше раскрывает суть экономического образа мышления теоретиков-рыночников. Она заключается в полном абстрагировании от всех экономических категорий, а следовательно, и от всех фактов человеческой истории, кроме фактов товарного обмена, и в убеждении, что всякая система экономических отношений сводится к рыночным. Акцентируя внимание на факторе свободного выбора, основанного на соображениях личной выгоды автомобилистов, П.Хейне отвлекается от того, что езда по шоссе не была бы такой эффективной и вряд ли вообще была бы возможной, если бы ей не предшествовала выработка правил дорожного движения (обгона, требований к умению и трезвости водителей, скорости и интервалам передвижения и т.д.), подкрепляемых полицейским контролем над их соблюдением и системой санкций за их нарушение. Он отвлекается также от того, что за этими правилами стоит продолжительный "опыт" многочисленных дорожных происшествий, от того, что если бы не было этого "опыта", его обобщения и привычки выполнять основанные на нём правила, то водителям пришлось бы набить немало металлолома, прежде чем добиться согласованных действий”
ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ФУНКЦИИ В РЕГУЛЯЦИИ ЭКОНОМИКИ
Современное государство – основополагающая часть экономической системы, оно не только способно оказывать огромное воздействие на жизнь всего общества, но и неизбежно оказывает его – даже самой попыткой уйти от оказания воздействия. В числе основных внутренних регулирующих экономических функций государства выделяются:
1. Создание правовой основы рыночной экономики, устанавливающей права собственности, предпринимательства и всякого рода договорные отношения, в том числе – отношения между наёмными работниками и нанимателями.
2. Компенсация т.н. "провалов рынка" – непосредственная деятельность государственных органов в тех сферах, где рынок не работает по причине низкой прибыльности или полной бесприбыльности. Таковы, например, защита экологии и обеспечение "общественных благ" за счёт содержания армии, правоохранительных органов, системы образования и здравоохранения. Государством создаются технологические пирамиды, которые не способны освоить частные компании, в США есть государственное стимулирование рисковых фирм. Об очень ограниченной сфере рынка в разработке технологии и науке говорит такой факт. В 1987 году Рейган утвердил бюджет программы «Freedom». НАСА на этой основе выдало крупнейшим аэрокосмическим фирмам задания на проектирование и изготовление элементов будущей космической станции. Например, Боинг проектировал модули... (ссылка).
Наконец, государство может устанавливать путём поощрения как более высокий уровень конкуренции, чем «естественно» складывающийся без его вмешательства, так и более низкий. Причём во время войны на антимонопольную деятельность вообще закрывают глаза – настолько велика роль корпораций в современном мире (ссылка). В любом обществе конкуренция (соперничество) всегда сильно ограничено, как при помощи законов, так и при помощи культурных механизмов – табу. Например, построили супермаркет в маленьком городке с рынком на один супермаркет, всё прекрасно заработало, так тут же соперники открыли свой рядом, причём, с явным желанием разорить конкурента. Это в лучшем случае означает огромные траты энергии на соперничество, и тогда затраты на борьбу превышают затраты на созидание. В другом случае это влечёт неприемлемую для общества частоту гибели элементов экономики. И если общество не может позволить себе подобных затрат (гибель/проигрыш элементов и расход ими энергии на соперничество) в какой-либо области, то оно или обкладывает соперничество строгими рамками правил, или даже заменяет правила на управляемые извне, согласованные действия. Государство ограничивает свободу людей в интересах общества.
3. Социальная функция, основанная на перераспределении национального дохода и преследующая своей целью обеспечить всех членов общества минимально необходимыми средствами для существования и поддерживать таким путём согласие в стране. (Кстати, проведение многочисленных программ, связанных с этой функцией, поглощает почти половину всех бюджетных расходов развитых стран). В настоящее время то благосостояние, которое общество обеспечивает своим членам в любом случае, даже почти очевидным тунеядцам, есть плата общества индивиду за социальный мир. Либо государство даст человеку минимальное вспомоществование и не будет содержать огромный репрессивный аппарат, либо не даст и тогда будет тратить огромные деньги на полицию или милицию. Причём всё равно тех, кто не согласен с таким “свободным“ рынком, придётся кормить, но только в тюрьме. Расходы и в первом, и во втором случаях будут сравнимы, только в первом случае жить будет спокойнее, а во втором – на улицу уже не выйдешь. Как писала парижская Monde Diplomatique, "американцы часто издеваются над тем, что европейцы кормят столь большое число безработных и просто бездельников. Что ж, американцы решили держать их в тюрьме. Даже по деньгам это выходит не лучше: учитывая затраты на строительство, охрану и поддержание современных тюрем, один заключённый стоит порядка 30 тысяч в год – куда дороже, чем если бы он получал пособие. Что уж тут вообще говорить о несопоставимости уровней убийств и общего насилия в Европе и в Америке".
4. Функция макроэкономического регулирования, осуществляемая с помощью бюджетных, таможенных и денежно-кредитных механизмов. Её цель – наладить стабильное развитие страны без инфляции, кризисных спадов производства и при таких механизмах роста, которые бы вели к возможно более низкому уровню безработицы.
5. Поддержание общих условий для долговременного роста экономики своей страны. Сегодня главным, стратегическим направлением деятельности государства по осуществлению этой функции являются расходы, вложенные в инфраструктуру и "человеческий капитал" – на образование, на поддержку научных исследований и разработок... В условиях глобализации огромное значение приобретает поддержка "своих" транснациональных корпораций, проникающих во все уголки мира. Государство стремится обеспечить достаточный уровень инвестирования внутри страны. Это может быть сделано (1) увеличением пошлин (США – конец XIX – начало XX века), (2) стимулированием накопления в виде принуждения к трате части дохода только на территории государства, ограничением трат богатых на роскошь и заграничные поездки (Япония, Сингапур, Корея...), (3) закрытием границы для несанкционированного перемещения капитала (СССР).
6. Обеспечение альтернативности и выравнивание стартовых условий в экономическом развитии. Рынок по своей основе – это конкурентные отношения, неравенство на основе получения добавочного продукта – его механизм. Но неравенство эффективно только тогда, когда каждый сохраняет шанс вырваться вперед. Как только профессиональная элита начинает комплектоваться из элиты имущественной, общество закостеневает, и примеров таких в истории множество. Чем уже группа, из которой отбирается элита, тем ниже конкурентоспособность общества. И наоборот, равный доступ к образованию задаёт внутреннюю динамику общества и увеличивает его жизнеспособность.
Кроме перечисленных функций, одной из важнейших функцией государства является защита экономических интересов нации на международной арене. Американский экономист Фридман как-то сказал: “Невидимая рука рынка никогда не окажет своего влияния в отсутствие невидимого кулака. Макдоналдс не может быть прибыльным без МакДоннел Дугласа, производящего F-15. Невидимый кулак, который обеспечивает надёжность мировой системы благодаря технологии Силиконовой долины, называется Вооружённые силы: наземные, морские и воздушные, а также Корпус морской пехоты США”.
ИСПОЛЬЗОВАНИЕ НЕГОСУДАРСТВЕННЫХ ОГРАНИЧЕНИЙ И СМЕНА ГОСУДАРСТВЕННЫХ
На самом деле, только часть, и очень малая, групповых ограничений на деятельность человека накладывается путём нормативных актов, не говоря уже об эффективном функционировании правоохранительных органов, проверяющих выполнение законов. Это доказано хотя бы опытом трайбалистских государств Африки, где чиновник считает своим моральным долгом помогать людям своего племени – а не следить за соблюдением «правил игры», одинаковых для всех. Его даже подкупать не надо. Значит ли это, что чиновник уходит из-под группового контроля, определённого в данной стране? Нет, напротив: он следует тем нормам группового контроля, которые ему культурно навязаны в его племени. К нормативным актам, ограничивающим свободу действия человека на рынке, добавляются всевозможные запреты и ограничения других форм группового контроля, включая обычаи, привычки, представления о моральной оправданности каких-либо действий и т.д. Общество устанавливает правила игры в престиж, и это тоже сказывается на представлении человека о полезности экономических действий, выбираемых им из возможных вариантов. Часто человек действует так или иначе не потому, что ему что-то «объективно» надо, а потому, что общество требует. Человек действует согласно определённым усвоенным (навязанным обществом) стереотипам поведения, ценностям, верованиям и т.д. – идеологии в общем смысле. Человек обучается реагировать на определённые вызовы социальной системы соответствующим образом и занимает конкретное место в социальной структуре, где он выполняет эти действия; в данном случае можно провести аналогию с рабочим конвейера.
Законодательная система должна строиться так, чтобы дополнять уже существующую в данном обществе ненормативную систему запретов и ограничений до такой системы, чтобы обеспечить эффективное функционирование экономики. Поэтому она не может быть просто скопирована одной из стран у другой из-за различий в ненормативной системе ограничений. И только в тех случаях, когда существующий обычай или моральная норма реально противоречит интересам развития общества, можно попытаться осторожно их подправить. При этом вовсе необязательно дополнять и выстраивать систему группового контроля так, чтобы поведение человека на рынке отвечало, например, американским стандартам: возможных путей экономического развития существует бесконечное число, и нужно выбирать такую систему группового контроля, которая в конкретных условиях данной страны позволит быстрее развиваться с наименьшими потерями.
Но регулирующая роль государства не ограничивается однажды принятыми нормативными актами, соответствующими системе других форм группового контроля. В экономической системе с постоянными изменениями приходится без конца корректировать нормативные акты. Ярким примером постоянной корректировки являются изменения налоговой и таможенной политики. Ясно, что уровень тарифов и налогов в народном хозяйстве непосредственно влияет на результат успешного функционирования различных отраслей, а значит, от саморегулирования рынка остаётся ещё меньше, чем при тех ограничениях, которые мы перечислили раньше. Государство решает, что стране необходима какая-то отрасль – и устанавливает высокие пошлины на импорт продукции конкурентов, освобождает отрасль от налогов, а порой вообще запрещает отечественным потребителям покупать продукцию иностранных конкурентов. Решения же принимаются властью государства на основе лоббирования своих интересов различными фирмами. Лоббирование – это механизм поиска политической ренты, когда для увеличения прибыли производитель с помощью государства подстраивает рынок под себя, а не подстраивается под рынок. Так, когда в изготовлении железа использовался древесный уголь, издержки производства кожи в Англии в известной мере зависели от цены на железо. По этой причине кожевники добивались запрета на импорт железа с тем, чтобы спрос со стороны английских металлургов на древесный уголь из дуба мог обеспечить сохранение в Англии производства дубовой древесины и таким образом воспрепятствовать подорожанию коры дуба (ссылка).
Казалось бы, относительная свобода экономической деятельности остаётся хотя бы у потребителя, но и тут не всё так просто – существование рекламы с одобрения государства настолько сузило возможность самостоятельного принятия решений потребителями, что он обычно следует не здравому смыслу, а внушению рекламы с телеэкрана.
Сколько же свободы остаётся в экономической жизни после того, как государство наложило ограничения? Рассмотрим такую аналогию. Теоретически, у всякого твёрдого тела может быть шесть степеней свободы. Но если обычной двери предоставить все шесть степеней свободы, она может только упасть на кого-то и убить. Дверь функциональна только тогда, когда закреплена на петлях и имеет только одну степень свободы (которую, кстати, можно блокировать, запирая дверь на замок). Мало того, нужно знать, как именно предоставить двери одну степень свободы: обычно петли должны крепиться с боковой стороны дверного проёма, а не с верхней или нижней. Точно так же всякая реальная экономика настолько далека от абстракции совершенного рынка, что из огромного числа степеней свободы, которыми мог бы теоретически пользоваться человек, общество оставляет ему очень мало возможностей для свободного манёвра. Только в этих узких рамках человек руководствуется мотивами выгоды и повышения полезности в товарообмене, и только с такими ограничениями рынок имеет какой-то смысл и оказывается эффективным механизмом.
Получается, что «чистый» рынок существует только в очень узких сферах, всё остальное напрямую регулируется государством или, через неформальные ограничения, обществом. Несмотря на кажущуюся свободу функционирования «нормального» рынка, на самом деле он «опутан» огромным количеством ограничений, оставляя людям возможность действовать в очень узких рамках. Рынок как механизм передачи прав собственности встраивается в систему ограничений. Но только при таком самом жёстком опутывании рынок и может давать положительный результат, эффективно функционировать. Вопрос о том, какую сферу оставить рынку, а какую зарегулировать, далеко не самый очевидный в прикладной экономике при определении государственной экономической политики
МЕХАНИЗМЫ ЛОББИРОВАНИЯ
Различные государственные ограничения могут быть более или менее выгодными для различных групп. Мы это показали на примере таможенных тарифов. Систему государственных ограничений нужно постоянно корректировать, и неудивительно, что заинтересованные группы прилагают все усилия для того, чтобы добиться установления или отмены выгодных им ограничений. Приложение ими этих усилий ради получения выгоды тоже является своеобразной формой рыночной деятельности, с той существенной особенностью, что в роли товаров выступают сами по себе государственные решения.
При формировании рыночных ограничений в процессе законотворчества участвуют так называемые группы особых интересов [(ссылка) – здесь и далее в этом пункте]. Группы интересов конкурируют между собой за влияние на политиков и избирателей. Происходит конкуренция за установление выгодных форм государственного регулирования. Законотворчество сдвигается в пользу тех, кто более информирован и имеет лучшего представителя интересов во властных структурах. Лоббирование представляет собой усилия по покупке влияния. Если законодатели перераспределяют крупные суммы, то конкуренция за влияние на них будет очень велика.
Анализ 175 организаций, имеющих представительства в Вашингтоне, показал, что 99% из них подготавливают доказательства для слушаний в Конгрессе или в правительственных агентствах, 98% встречаются с законодателями в офисе последних и 95% имеют неформальные контакты с законодателями, 92% подготавливают результаты исследований или техническую документацию для законодателей, 36% групп указали, что прямой контакт с официальными правительственными чиновниками является одной из трёх наибольших по затратам времени и ресурсов областей их деятельности (с.5).
Согласно закону 1995 года, фирмы, лоббирующие законы и решения у законодателей, должны давать отчёт о затратах на лоббирование. Число лоббистов за 1997-1999 годы возросло на 37%. Траты на лоббирование возросли с 1997 по 1998 год на 13%, достигнув 1,42 млрд. долларов в 1998 году (с.6). Закон 1974 года разрешил финансирование избирательных кампаний, вызвав этим взрыв активности (с.9). 58% лоббирующих организаций финансируют избирательную компанию (с.8). Так называемые мягкие деньги, истраченные республиканцами и демократами, составили 19,1 млн. в избирательной кампании 1970-1980 и 21,6 млн. – в кампании 1983–1984. В избирательной кампании 2000 года количество мягких денег выросло до 256 млн. долларов (с.10).
Парламент контролирует использование государственной властью таких рычагов, как бюджет, банковская система, государственное предпринимательство. Всё это ставит определённый барьер для произвольного манипулирования административной мощью государства со стороны правительства, чиновников и различных лоббистских групп, в том числе и в силу необходимости согласовывать решения с другими лоббистскими группами.
Лоббирование оценивается неоднозначно. Одни считают, что оно позволяет выбирать оптимальное решение, потому что принимается решение в пользу той группы лоббирования, которая потратила больше всего, что аналогично покупке товара потребителем, который в нём больше всего заинтересован и поэтому платит больше. Другие считают, что эти действия вредны, так как на них тратят намного больше денег, чем выгода от их активности.
ВЕРНО ЛИ ПРОТИВОПОСТАВЛЕНИЕ РЫНОЧНОГО КАПИТАЛИЗМА И ПЛАНОВОГО СОЦИАЛИЗМА?
Итак, реальное пространство «свободного рынка» даже в "капиталистических" экономиках США, Англии и других стран сравнительно мало. Тотального рынка нет нигде. Есть очень небольшие сегменты микроэкономики, где работает добровольный товарообмен. От 30% до 50% ВВП приходятся на государственные расходы, то есть на изымаемую часть общественного продукта. На Западе это, например, рынки потребительских услуг, сегментов товаров. В СССР это были колхозные рынки, теневые рынки (причём в «капиталистической» Италии базаров нет). Но количество рынков и свобода действий на них резко ограничены.
Разговоры о советском социализме как «централизованном планировании с учётом потребностей» преувеличены в не меньшей степени, чем слухи о западном капитализме как системе свободного рынка. Как только размеры госсектора СССР вышли за пределы управляемости в рамках единой фирмы и прямого контроля, всякие остатки тотального планирования в СССР исчезли. Вместо планирования было многоразовое согласование планов будущей работы внутри системы вложенных фирм; в ходе согласовательных торгов использовалась многовалютная система. Мы вернёмся к этому в третьей части; здесь же заметим, что модель теоретических исследований, привязывающих противопоставление рынка (стихийного порядка) и организации (подчинения) к сравнению западной и советской экономики не выдерживает сверки с реальностью. Нет на Западе тотального рынка, охватывающего большинство экономических действий людей, не было и в Советском Союзе никакого планового социализма, приказывавшего людям намного больше, чем на Западе.
И там, и там была многоукладная экономика, суть которой – расстановка обществом/государством определённых ограничений на действия людей и позволение людям самим выбирать, что делать в рамках этих ограничений. Сами ограничения выбирались исходя из исторических обстоятельств. Поскольку расстановка ограничений сильно отличалась, то идеологи навязали противопоставление план-рынок. И если в этой главе мы показываем огромное количество ограничений, опутывающих человека в «рыночном капиталистическом» хозяйстве, то в третьей части вкратце остановимся на рыночных механизмах (стихийной самоорганизации на основе свободного выбора) в «плановом социалистическом» хозяйстве. Правильнее сказать, что в разных странах существуют разные системы сбора налогов, поощрения развития и обеспечения государственной безопасности. Так, способ формирования бюджета в СССР и на Западе отличался кардинально. Грубо говоря, на Западе деньги сначала раздаются, а потом отбираются. В СССР нужные для развития государства деньги сразу оставлялись в бюджете (либо же налоги взимались в натуральной форме), а остальное распределялось на основе оценки полезности труда граждан на благо общества и в виде социальной поддержки.
ГРАНИЦЫ ПРИМЕНИМОСТИ РЫНОЧНЫХ ТЕОРИЙ
Для того чтобы у читателя не сложилось впечатления, будто сам факт многочисленных ограничений на функционирование рынка делает вообще неприменимыми разработанные в экономической науке теории, в заключение данного раздела мы несколько смягчим критику «рыночного фундаментализма», разобрав противоположные точки зрения. Начнём издалека. Что такое обмен? Это добровольная передача друг другу определённых прав собственности на те предметы, которыми обменивающиеся владели до начала обмена. При этом полезность нового набора предметов для каждого возрастает. Например, когда меняют шкуру соболя на бусы, для того, кто владел соболем, бусы более ценны. Но в процесс обмена всегда участвует общество. Во-первых, после обмена оно должно признать права нового владельца. Во-вторых, оно гарантирует, что в процессе обмена не будет участвовать такая категория как прогнозирование насилия в отношении обменивающегося или его близких со стороны частных лиц.
Предположим, что старушка, набравшая в лесу корзину ягод, встречает в глухом лесу атлетического сложения молодого человека. В такой ситуации, если он предложит поменять корзину ягод на 10 копеек, то старушка живо согласится, поскольку она учитывает возможный альтернативный вариант: если она не согласится, то молодой человек может её побить или даже убить. Следовательно, огромное значение в обмене имеет прогнозирование человеком будущего, учитывающее вероятность использования насилия при обмене. Формально такой обмен остается добровольным, на самом же деле он включает прогноз насилия. Если та же бабушка будет продавать свою корзину ягод на базаре в присутствии дежурящих милиционеров при хорошо работающей милиции, то она и за 10 рублей корзину ему может не продать. В этом случае к условиям обмена подключается прогноз силового воздействия уже на самого молодого человека со стороны милиции, в случае если он попытается отобрать ягоды, не добившись согласия старушки. Но если она знает, что милиция куплена, и если этот молодой человек во время торгов намекнет ей на возможные последствия того, что она такая несговорчивая, то бабушка добровольно снизит цену.
Итак, мы видим, что во всех описанных случаях слово «добровольно» носит условный характер и всегда подразумевает ограничение добровольности со стороны либо чьей-то силы, либо других механизмов группового контроля, включая существующую мораль. В частности, как уже много раз говорилось, чисто рыночного обмена в экономике не встречается: в ней всегда присутствуют, по меньшей мере, элементы перераспределения.
Однако значит ли это, что надо выбросить на помойку теории, разработанные для абстрактного случая «свободного рынка»? В общем случае, не значит, потому что такие ключевые положения этих теорий как концепции предельной полезности и альтернативной цены, закономерности получения добавочного продукта и его распределения, сохраняются и для обществ с большой долей перераспределения. Другое дело, что при практическом применении этих теорий надо учитывать, что выбор человеком одной из альтернатив поведения уже учитывает те ограничения, которые установило общество. В частности, просчитывая варианты поведения человека при разных ограничениях, можно выбрать ту или иную систему ограничений, которая будет выгодна обществу. Следовательно, нельзя отвергать разработанные экономистами теории, предполагающие как бы свободный выбор человека, – напротив, без важнейших понятий и моделей, разработанных в рамках этих теорий (тех же концепций предельной полезности и альтернативной цены) наблюдатель вообще не сможет понять, чем вызван тот или иной выбор человека, не говоря уже о прогнозировании экономического поведения. Просто использовать эти модели надо с оглядкой на типы ограничений поведения человека со стороны общества.
Продолжим наши рассуждения. При обмене, совершающемся на основе торга, то есть при попытках продавца и покупателя получить наибольшую выгоду от сделки в ходе переговоров, оба обменивающихся стремятся получить максимальную информации о своём визави и, главное, выяснить, насколько он готов снизить цену. Даже при отсутствии официальных денег, они при торгах неформально присутствуют в виде знания о том, как происходили у этого продавца или у этого покупателя (и не только у них) предыдущие торги по сходному предмету. Подсознательно торгующиеся оценивает количественно по отношению ко всем другим товарам уровень выгодности обмена. Оцениваются и другие аспекты, например, вероятность и возможность будущих услуг со стороны своего визави, прогноз постоянства данного покупателя и т.д. Многие считают, что если действует договор о длительных поставках по фиксированной цене, то это не типичный, или не рыночный, обмен (в стандартном его понимании), так как это будто бы неизбежно ведёт к системообразованию, как фактору, повышающему эффективность, к изоляции, протекционизму, группированию. Сам по себе этот вывод можно принять – беда только, что из него опять делают вывод о неприменимости к современной экономике теорий, рассматривающих условия свободного обмена. На самом же деле, и здесь речь должна идти просто о более аккуратном применении этих теорий. При заключении договора о длительных поставках основные свойства добровольного товарообмена сохраняются, просто в выбор вариантов меняющимися сторонами включается рассмотрение процесса обмена на стабильный период с учётом прогнозирования будущего. Известно, что торговля в один день может идти хорошо, а в другой – плохо. Поэтому приходится либо иметь резервы, а их надо хранить, либо терпеть убытки от непроданного товара. Заключение фиксированного договора на поставки представляет собой как бы страхование будущего. Да, в какие-то дни цена была бы выше, и тогда это есть упущенная выгода, но ведь в какие-то дни цена может быть и ниже, а договор – страхование от убытков. Здесь также существенную роль играет общество. Если правовая система работает и есть механизмы наказания за невыполнение договора, то торгующиеся легче идут на сделку. Если же эти механизмы отсутствуют, то торгующиеся вынуждены применять собственную систему страхования. Либо предпочитать знакомого контрагента, либо страховать свою сделку в страховой компании. Значит, и заключение долговременного контракта проводится на основе оценок полезности обеими сторонами, а значит, и здесь модели экономических теорий остаются применимыми (с оглядкой на существующие ограничения).
Наконец, ещё одна точка зрения отрицает теории западной экономической науки под тем предлогом, что экономика СССР строилась на других, нерыночных принципах. Например, они говорят, что длительное функционирование советской экономики в системе цен, назначенных без оглядки на баланс спроса и предложения, показало неприменимость к советской экономике концепции предельной полезности, подробно исследующей законы ценообразования в условиях рыночной экономики. По нашему мнению, подобный подход не просто теоретически неверен, но и не позволяет увидеть и понять многие важнейшие явления советской экономики, которые самым непосредственным образом сказывались на практической жизни. При добровольном обмене, когда спрос превышает предложение, а цену поднять формально нельзя (в экономиках стран социализма) торговля и торги приобретают особые черты. У продавца, получившего товар, есть несколько вариантов поведения. Во-первых, продать его весь, не использовав возможность получить выгоду лично для себя, то есть честно выполнить свои служебные обязанности продавца. Если это происходит, то товар случайным образом (а точнее, в соответствии с графиком привоза) выкладывается на прилавки. В этом случае обычно возникает очередь. Она растёт по мере распространения информации о “выкинутом” товаре. Преимущество получает тот, кто раньше пришёл и узнал. Обычно это праздно шатающиеся, которые ходят по магазинам и узнают, что тот или иной товар “выкинули”. Второй линией поведения продавца является попытка получить себе выгоду. Для этого есть несколько способов. 1. Продавец просчитывает варианты, прогнозируя, кто из его знакомых или начальников мог бы потом ему также оказать услугу. После подбора подходящих вариантов, продавец информирует этих людей о том, что товар будет «выброшен» в определённое время, они являются первыми и вместе со случайными покупателями разбирают товар. Сие деяние не является уголовно или даже морально наказуемым. 2. Продавец может спрятать весь товар и прямиком переслать его на рынок, где он будет продан в несколько раз дороже. Такая практика широко применялась в республиках Средней Азии и Кавказа, а также на Западной Украине. Она могла караться или нет государством в зависимости от местных обстоятельств. 3. Промежуточный вариант, когда товар в небольших количествах выбрасывается на прилавок и разбирается случайно оказавшимися здесь или информированными покупателями, а другая, как правило, большая часть задерживается на складе и продаётся знакомым продавца в обмен на обещание (или собственный прогноз) оказания услуги в будущем. Ты мне колбасы, а я тебе без очереди полечу, зуб или сделаю эндоскопический осмотр, или поучу твоего ребенка английскому...
Такая практика была наиболее широко распространена. Она приводила к возникновению рынка услуг, существенная часть которого могла бы быть направлена государством на свои цели, если бы при назначении некоммерчески низкой цены оно не отказалось добровольно от приобретения у населения трудовых усилий, которые оно было готово предоставить сверх официальной цены ради приобретения дефицитного товара. Рынок услуг постепенно включал всё более обширный их список. Директора создавали целые неучтенные цеха, чтобы в обмен на квартиру для своего ребенка можно было выполнить план производства дефицитного товара. Министры просили директоров дать ресурсы или поднажать, обещая потом снизить им план, если возникала такая возможность. Возник административный рынок, когда извлекалась рента из административной должности. Многие утверждают, что административный рынок не совсем рынок. На самом деле его законы очень сходны с законами товарного рынка. Та же зависимость реальной цены от спроса и от рекламы, прогнозирование рисков, вплетение отношений перераспределения в условно добровольный обмен.… Не овладев простейшим аппаратом анализа гипотетического чистого рынка и разработанными для этого экономическими теориями, невозможно получить содержательные выводы относительно административного рынка.
КЛЮЧЕВЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ СОЦИАЛИЗМА
Ключевыми организационными технологиями социализма явилась так называемая «безналоговая» система (название условное, планирование государственных инвестиций, и особая роль партии. Безналоговая система применяется, когда государство непосредственно контролирует ключевые отрасли экономики и прямо присваивает ренту на собственность. Затем часть присвоенного возвращается в область потребления через общественные фонды потребления, другая используется на выполнение государственных функций. Такая система играла большую роль в советские годы. Те небольшие проценты с зарплаты, которые платили советские люди, имели скорее символическое значение для формирования госбюджета по сравнению с государственным присвоением ренты на собственность. Кроме того, и при царизме, и при Советах большую роль играло прямое принуждение экономических субъектов к выполнению задач, которые в противном случае пришлось бы финансировать через налоги.
Социализм есть особая экономная форма организации общества. Она выкристаллизовалась в СССР только в 1979 г. и несколько раньше в ГДР и Чехословакии. Она характеризуется достаточно стабильным развитием, но имеет собственные ограничители роста и, кроме того, на неё постоянно воздействует более богатый западный мир через своеобразный подкуп элиты и идеологическую обработку населения. В основном, социализм использовался для догоняющего развитие. Но у некоторых стран, таких как ГДР, Чехословакия, Венгрия и СССР, был уже переход к лидирующему.
Основными особенностями социализма являются отсутствие сбора принятых на Западе налогов при прямом изъятии государством бюджетных средств из экономики, централизованная стимуляция развития и относительно большая, чем в странах Золотого Миллиарда, норма накопления. Основная часть национального продукта в бюджет собиралась путём прямого изъятия, а производство направлялось на удовлетворение потребностей общества, которое путём контроля элиты следило за тем, чтобы не было зарвавшихся бюрократов. Если же, как при капитализме, сначала национальный общественный продукт разделить, а затем огромную часть его собирать в виде налогов, то ключевое влияние на траты бюджета, получают самые богатые, кроме того, собирать налоги всегда трудно. В результате оттачивания особой системы сбора налогов, бюджет в СССР не воспринимался как проблема. Хотя, на самом деле, даже если руководители государства заявляют, что налогов нет, но есть бесплатность медицины и образования, фактически это означает, что налоги собираются в неочевидной форме.
Социализм в России широко использовал организационно-управленческие технологии азиатского способа производства без частного присвоения земельной и интеллектуальной ренты. При социализме главные действующие лица делового цикла остаются те же, наёмные работники, организатор, технолог, владелец ренты. Владельцем ренты выступает государство, как и в азиатском способе производства. Меняется роль организатора-предпринимателя. Решение и имущественная ответственность за решение разделяются, то есть нет риска личным имуществом, но включаются другие механизмы принуждения предпринимателей (заметим, что сейчас и на Западе крупных частных предприятий давно нет – во власти компаний стоят управленцы, ответственность которых за неудачи компании не столь велика). Кроме того, в отличие от азиатского способа производства и российского общества до Петра III (когда крестьяне сами прокармливали себя со своих участков, платили ренту и участвовали в общественных работах), советский социализм основан, большей частью, на свободном найме работников. Хотя госсектор и выступал практически единственным работодателем, на самом деле, была большая конкуренция между предприятиями за рабочую силу. Поэтому неверно говорить, что при социализме рабочая сила (а вернее, трудовые услуги) не была товаром – напротив, практически вся экономика СССР работала на добровольном найме, но рынок трудовых услуг был менее широк. Итак, если брать не лозунги, а действительность, то оказывается, что реальный социализм по параметрам собственности был комбинацией характеристик капитализма и так называемого азиатского способа производства со свойственной последнему высокой долей хозяйственных функций, выполняемых органами государственного управления на основе директивного целеполагания. Но как только технология стала развиваться, госсектор превысил предельные размеры управляемости и ослаб контроль над элитой, составляющая «азиатского способа производства» в социализме стала всё больше трансформироваться в административный рынок, в котором, в ходе повсеместного торга, более тонко учитывались интересы и возможности подчинённых уровней, выполняющих директивы. Это позволяло направить социализм на удовлетворение потребностей народа через механизм обратных связей внутри государства.
Экономическая система социализма имела ряд ключевых механизмов, которые придавали ей устойчивость. Во–первых, был запрещён переток безналичных денег в наличные. Причина существования безналичных и наличных денег была исторической. Она была вызвана необходимостью высокой доли накопления (фактически, означала запрет предприятиям тратить весь доход на потребление) и уходом в период руководства страной Хрущёвым от сталинского безэмиссионного социализма, способствовавшим избыточной эмиссии безналичных рублей. Как только запрет на переток денег был убран в 1988 г., хозяйственная система СССР стала давать резкие сбои. Разрешение на обналичивание безналичных денег и было одним из основных факторов, которые привели к гибели социализма.
Еше одним важнейшим элементом системы была государственная монополия внешней торговли. Она предотвращала незаконную утечку капиталов из страны, обеспечивала рациональное расходование средств на импорт товаров и контроль их качества. Она защищала от конкуренции и помогала накопить средства для развития стратегически важных для страны отраслей промышленности и сельского хозяйства без введения пошлин. Кроме того, решала ряд задач внешней политики государства экономическим путём.
ВОЗНИКНОВЕНИЕ ГОССЕКТОРА И ПЛАНИРОВАНИЯ
При исследовании экономического устройства Советского Союза необходимо учесть те особые задачи, для решения которых выстраивался данный тип экономической системы. Рассмотрим, например, причины появления в советской экономике централизованного планирования. Ведь вовсе не идеологические штампы заставили большевиков принять к исполнению план ГОЭЛРО (хотя невнятные высказывания Энгельса о том, что при коммунизме управление людьми заменится управлением вещами, и послужили хорошим идеологическим оправданием планированию). План ГОЭЛРО, послуживший отправной точкой централизованному планированию, был модифицированной версией программы электрификации России, разработанной ещё при царизме, то есть необходимость именно такого централизованного способа модернизации экономики следовала из самых насущных задач, из технико-экономической нужды, а не из идеологии. Следовательно, планирование стало столь широким именно из-за возникшей в XX веке потребности мобилизационного догоняющего развития России под давлением государства, централизованно определяющего первоочередные направления, на которых надо сосредоточить силы, чтобы преодолеть отставание. Попытаемся дать этому политэкономическое объяснение.
Чтобы проиллюстрировать простейшие закономерности народного хозяйства, выдающиеся экономисты часто приводили пример Робинзона Крузо, в одиночку ведущего хозяйство для удовлетворения всех своих нужд. Оказывалось, что уже и Робинзон Крузо в своём натуральном хозяйстве сталкивается с проблемой выбора. Во-первых, сам Робинзон определяет, сколько ему работать. С одной стороны, ему хотелось бы удовлетворить больше потребностей, с другой – не очень сильно уставать. Робинзон работает до тех пор, пока удовлетворение дополнительных потребностей в результате продолжения труда не становится для него менее ценным, чем отдых в условиях всё нарастающей усталости. Но помимо выбора общего объёма усилий, которые Робинзон готов приложить ради удовлетворения своих потребностей, он выбирает между самими потребностями – съесть ли ему больше черепашьего мяса (ради чего надо поймать черепаху) или испечь лепёшку (ради чего необходимо вырастить хлеб). Потребности для удовлетворения выбираются не сами по себе, а с оглядкой на усилия, которые надо приложить ради их удовлетворения. Наконец, для удовлетворения одной и той же потребности можно произвести разные блага, а производство одного и того же блага достижимо в результате разных технологических процессов. И здесь Робинзону приходится делать выбор – ловить ли рыбу на удочку или поставить сетку. Правда, если дешёвый ресурс уже используется на производство более ценного блага, то приходится трижды подумать, нужно ли производство менее ценного блага, для которого придётся выбирать менее выгодный ресурс.
Возможности человека для удовлетворения потребностей резко повышаются, когда он обменивается с другими людьми, и особенно когда данное общество использует для обмена деньги. Во-первых, специализируясь на производстве чего-то, человек повышает эффективность труда и может удовлетворить намного больше потребностей, уставая меньше. Во-вторых, имея большой выбор предложений при обмене с другими людьми, он может удовлетворить более разнообразные потребности, чем при натуральном хозяйстве. В-третьих, устраняется необходимость человеку лично изготавливать всё необходимое для производства блага, на котором он специализируется, так как благодаря доступности разных технологий и ресурсов (созданных другими людьми и предлагаемых к обмену) он может выбрать из них наиболее выгодные для его производства.
Однако сам принцип осуществления выбора остаётся и при рынке: и отдельный человек, и всё общество работают до тех пор, пока не начинают чрезмерно уставать. И человек, и всё общество выбирают потребности для первоочередного удовлетворения с оглядкой на усилия, которые надо ради этого приложить; и человек, и всё общество выбирают наиболее простые и дешёвые способы производства благ, удовлетворяющих потребности. Использование денежного механизма со свободным формированием цен обеспечивает выгодное сотрудничество участников рынка ради удовлетворения потребностей всех.
Часто противопоставляют работу экономики ради удовлетворения потребностей и ориентацию экономических субъектов на получение прибыли. Но кто доказал, что через прибыльную экономическую деятельность не достигается удовлетворения потребностей? Неужели, скажем, экономика капиталистических стран не удовлетворяет потребности своих граждан? Или неужели не было в истории экономики Советского Союза периодов, когда многие потребности граждан удовлетворялись куда хуже, чем сейчас в некоторых странах Третьего мира? Именно ориентация производителей на прибыль и есть ориентация на удовлетворение потребностей общества (тех потребностей, которые потребители в данном обществе считают важными). Связь эта обусловлена возможностью потребителей (не только конечных) выбрать товар того производителя, который лучше удовлетворяет их потребность (или с помощью которого можно организовать более выгодное производство). Благодаря этой возможности выбора быстрее и дороже продаются нужные товары, – и это правильно. При этом возникает загвоздка: распределение денег между конечными потребителями не всегда такое, которое желалось бы обществу, но проблема решается через механизмы перераспределения, существующие во всех странах. Есть и другие препятствия – большая подверженность потребителя манипуляции рекламой и т.д., но всё это в пределах управляемости обществом. Но если удаётся добиться «правильного» (желаемого господствующей моралью или царём) распределения денег между конечными потребителями и снизить остроту прочих загвоздок, то именно стремление производителей к прибыли и выгодно обществу. При прочих равных условиях (а как обеспечить их – большой и сложный вопрос!) большую прибыль получает тот производитель, который лучше удовлетворяет оплачиваемые потребности общества. Ориентация производителей на прибыль заставляет их выбирать наиболее дешёвые способы производства или улучшать качество производимых товаров и услуг.
Поэтому, чисто теоретически, рынок оптимально удовлетворяет потребности обменивающихся людей. Но это в теории, а на практике, как неоднократно указывалось, для функционирования рынка необходимо государство, силовым образом воздействующее на рынок и, в частности, проводящее силовую фискальную политику, выходящую за рамки добровольного обмена. Теоретически для этого достаточно ограничиться определённой налоговой политикой, чтобы на собранные средства государство силовым образом принуждало экономические субъекты следовать правилам добровольности в товарообмене.
Но тут в дело примешивается геополитическое соперничество между государствами, угрожающее отстающей стране исчезновением. В этом случае руководство страны (например, царь) обязано принять необходимые меры для организации защиты. Например, создать оборонную промышленностю и необходимую инфраструктуру, оснастить и подготовить вооруженные силы, повысить культурный и образовательный уровень населения. Всё это потребует больших затрат и приведёт к усилению давления на население с целью принуждения всех больше работать и сокращать потребление. Хорошо, если царь, опираясь на церковь и дворянство, поддерживает приемлемый внутренний порядок, позволяя крестьянам работать столько, сколько они хотят (после выплаты ренты на содержание царя, церкви и дворянства) и удовлетворять те потребности, которые они хотят, производя продукты на свой вкус и свободно обмениваясь товарами на рынке. А что, если царь видит военное усиление соседней Польши или Швеции? Должен ли он и в этом случае позволять крестьянам делать, что хотят, или он обязан усилить налоговое давление на крестьян для создания оборонной промышленности и перевооружения армии? Должен ли государь равнодушно взирать на низкий культурный и образовательный уровень основной массы населения страны и усиливающееся технологическое отставание от соседей, если сами крестьяне не видят в своей необразованности ничего дурного и хорошо себя чувствуют с керосиновой лампой? Или он должен заставить крестьянских детей пойти в школу и осуществить централизованный план электрификации всей страны (ради чего, конечно, придётся и заставить крестьян больше работать, чтобы выплатить зарплату учителям и построить Днепрогэс)?
Следовательно, рынок, позволяя участникам удовлетворять их субъективно понятые потребности и трудиться ради этого ровно столько, сколько они сами хотят, не обеспечивает сохранения страны. В дополнение к рынку необходимо централизованное государственное целеполагание, выходящее за рамки представлений отдельных граждан об их потребностях и необходимом объёме работы. Государь обязан заставить подданных поработать ради осуществления общегосударственных целей, и только потом разрешить заниматься своими делами. И на протяжении всей истории России оказывалось, что только при ускоренном мобилизационном развитии под давлением государства страна не отстаёт от своих соседей.
В принципе, достижение общегосударственных целей можно решить и «полурыночным» путём: собрать в казну необходимые налоги и нанять на собранные деньги военных, дать оборонный заказ и т.д. Но уже при Алексее Михайловиче оказалось, что такой теоретически правильный рыночный механизм догоняющего развития не работает из-за постоянного провала попыток увеличить фискальное давление, а также неэффективного расходования средств. Уже тогда государству оказалось легче не собирать денежные налоги и передавать оборонный заказ промышленникам, а непосредственно организовать строительство оборонных заводов, обеспечение рабочих и установление режима работы для выдачи «на гора» необходимого количество оружия. При Петре I казённые мануфактуры основываются как лидеры новых методов производства, которым положено распространять передовой опыт по стране. Они поставляли государству запланированные товары обусловленного качества по заданной цене, так что плановая экономика и Госплан возникли в России задолго до XX века. Так что гипотетический оборонный заказ было и некому давать: в стране не было частной промышленности нужного технологического уровня.
В результате государственный сектор экономики оказывался организованным по типу фирмы с принудительным движением натуральных потоков внутри госсектора по заданным ценам (а не согласно выбору производимого товара и партнёров самими субъектами, определённому большей прибыльностью). Это означает совмещение определённых функций государства в одних структурах в целях экономии на управлении. Когда государство заставляет какое-то предприятие отдавать определённый товар по цене ниже той, которая сложилась бы на рынке, это значит, что функции налоговых органов взяли на себя те структуры государства, которые заставляют предприятия отдавать товар по цене ниже рыночной.
Если на Западе государство силовым образом выбивает налоги из самых разных экономических субъектов, а предприятия сами продают государству свои товары на собранные им деньги, то в России у предприятий сразу забирались необходимые товары, и это было своеобразной системой, совмещающей налогообложение и последующую государственную закупку. Там, где на Западе нужен отдельный налоговый инспектор и отдельный организатор конкурса на поставку товаров государству, в России обходились одним плановиком. Очевидно, такая организация госсектора выдвигает большие требования к плановику и оказывается эффективной при следующих условиях: 1) государство знает свои потребности в определённом количестве натуральных благ и умеет оценить их сравнительную необходимость (например, пушек и железной дороги); 2) государство в состоянии соизмерять усилия, которые потребуются от его органов и общества для реализации того или иного производственного задания, а также имеет возможность принудить население приложить эти усилия; 3) государство (плановик) неплохо знает технологии организации данного производства, знает необходимые для этого натуральные потоки продукции и умеет принудить исполнителей придерживаться указанных технологий не хуже, чем с запланированными затратами и объёмом выхода продукции. Это не исключает возможных потерь, если известные плановику технология производства и натуральные потоки не соответствуют наиболее эффективным возможностям предприятия. В последнем случае потери от выбора невыгодного способа производства необходимого конечного товара могут превысить возможные потери от разделения функций налогового инспектора и закупщика товаров, а также издержки самих предприятий на самостоятельный поиск партнёров, и тогда планирование оказывается более дорогим вариантом.
Чем важнее была необходимость в мобилизационном развитии России, тем больше возрастала роль централизованного целеполагания по сравнению с желаниями общества и его готовностью работать ради их удовлетворения. В 1930-х годах изъятие средств для мобилизационного развития достигло такого предела, что у граждан уже не осталось бы сил в свободное от налогообложения время самим организовывать своё выживание работой в негосударственном секторе с последующим перераспределением потребительских благ от негосударственного сектора к государственному через трату налогов, собранных с негосударственного сектора. Государству пришлось непосредственно заняться этим, в том числе, «решать за граждан», сколько им нужно, в среднем, продуктов питания, отсюда и целеполагание сверху в натуральных показателях не только тракторов, станков, но и хлеба, молока … Для обеспечения этого были следующие возможности: 1) относительная простота основных технологических процессов и их сводимость к ограниченному числу натуральных показателей; 2) параметры заимствуемых технологических пирамид и необходимые натуральные потоки продукции были известны, поскольку импортировались из более развитых стран; 3) потребности населения отличались малым разнообразием, так что государство знало, что выпущенные потребительские товары обязательно будут раскуплены по назначенным ценам. Вновь подчеркнём, что переход на натуральное целеполагание в производстве потребительских товаров означает, что государство как бы имеет возможность узнать, что для граждан кефир нужнее йогурта. Или знает, что сами граждане не смогли бы наладить производство необходимой им продукции в свободное от выполнения государственных повинностей время.
Итак, государственный сектор был организован по типу единой фирмы, когда сверху имеется возможность проконтролировать материальные потоки на основе приказа, а также известно, какие материальные потоки необходимы для того или иного производства. В госсекторе появилась возможность назначения цен на основе издержек, необходимых для производства данного товара, а не готовности субъектов экономики добровольно продать смежнику произведённый ими товар. Это эквивалентно издержкам госаппарата на принуждение соответствующих субъектов к производству нужного товара: сколько-то потрачено на выплату зарплаты, сколько-то на охрану и т.д. Ценоназначение упрощало задачу планирования для высшего экономического руководства, которое могло проще соизмерить усилия, необходимые для производства товаров тем или иным технологическим способом. В 30-е годы это было обоснованно и послужило экономическим фундаментом для централизованного назначения цен не на основе баланса спроса и предложения, а на основе издержек, понесённых на производство данного товара в госсекторе (или на добычу его вне госсектора, например, продовольствия из колхозов).
Верна ли дилемма «прибыль – удовлетворение потребностей»? Для того чтобы лучше понять функционирование советской экономики, нам придётся разобрать ряд теоретических воззрений на суть планирования. Попытаемся построить теоретическую модель полностью плановой экономики. В такой экономике государство сначала собирает информацию: о приоритетных потребностях общества (готовности платить из зарплаты за определённые товары и услуги); о возможных путях удовлетворения этих потребностей (знает возможные технологии производства); о готовности граждан трудиться на определённых видах работы за определённую зарплату для удовлетворения потребностей. Затем государство организует огромный госсектор для производства благ по образу единой фирмы. Она подчинена правительству, что позволяет планировать натуральные потоки продукции внутри него. При этом внешние ценовые ориентиры играют для госсектора такую же роль, как и для любой другой фирмы. Например, если госсектор окажется стабильно убыточным, то это значит, что сумма выданных им зарплат и прочих выплат населению больше, чем цена произведённых потребительских товаров, которые население купит на зарплату и выплаты, т.е. начнётся либо инфляция, либо дефицит. Руководство фирмы-госсектора оптимизирует натуральные потоки и принуждает подчинённых улучшать показатели на микроуровне. При этом отношения между госсектором и рабочей силой основываются на рыночных началах: государство покупает труд у работников, которые могут выбирать разные варианты продажи своего труда из нескольких возможностей, предложенных государством. При покупке трудовых услуг государство вынуждено поощрять трудовое усердие и платить больше за более квалифицированную и качественную работу, потому что иначе не удастся отрегулировать добровольный обмен разных видов труда на зарплату. Производя в госсекторе запланированное, государство удовлетворяет свои потребности и продаёт гражданам произведённые потребительские товары.
Описанная здесь плановая экономика может развиваться с определённой скоростью и без мощного стимулирующего воздействия лидера государства на работу госсектора с требованием постоянно повышать эффективность. Задания по повышению отдачи отражаются в плане. В основу плана может быть положено, например, требование снижения себестоимости, которое будет отражаться на цене товара при сохранении качества. Сохранение качества может обеспечиваться, например, требованием гарантийного ремонта за счёт производителя. Всё это означает, что на каждом месте, на каждого работника идёт постоянное давление сверху с требованием улучшить заданные руководством показатели. Однако и руководство на всех уровнях вынуждено становиться максимально компетентным, чтобы задавать подчинённым реальные задания по улучшению показателей и равномерно распределять по подчинённым нагрузку во избежание недовольства и чувства ущемлённой справедливости.
По мнению некоторых сторонников социализма, экономика планового социализма ориентируется не на удовлетворение платежеспособного спроса ради получения прибыли экономическими субъектами, а на потребности. Иными словами, потребности граждан должны удовлетворяться по их заявкам в плановые органы, независимо от распределения денег между ними (то есть без учёта их отдачи обществу).
Такая постановка вопроса кажется нам не совсем уместной. Что она означает в переводе на простой язык? Чтобы понять, что же такое экономика, направленная на удовлетворение платежеспособного спроса, рассмотрим сначала «несоциалистические» альтернативы. Если первобытный человек захотел связку бананов, то он тратит силы на то, чтобы дотянуться до бананов – и получает необходимое. Эта затрата дополнительных сил и означает для первобытной экономики предъявление платежеспособного спроса: человек приложил к природе определённые усилия и получил в ответ бананы. Если человек «при капитализме» хочет купить себе какую-то дорогую вещь, то он работает больше (производит больше продукции, необходимой другим людям), зарабатывает на неё и покупает. Иными словами, и тут предъявление платежеспособного спроса связано с дополнительным трудом ради удовлетворения дополнительной потребности.
При плановом же социализме, согласно теории удовлетворения натуральных потребностей, не согласованных с платежеспособным спросом, если кому-то нужна дефицитная вещь, он обращается в Госплан., который принуждает к работе других, и вещь попадает к тому, кто захотел её иметь. Получается, «кто не работает, тот и ест».
По нашему мнению, такая теория далека от реалий. Поскольку госсектор – это огромная фирма, которая не должна быть убыточной, она не может позволить себе бесплатно удовлетворять потребности бездельников и поощрять тезис «кто не работает, тот и ест». Поэтому государство вынуждает работать всех трудоспособных, что при советском социализме отражалось в борьбе с тунеядством. В свою очередь, передовиков производства, высокофвалифицированных специалистов, представителей тяжёлых профессий дополнительно поддерживали материально, отвечая на их платежеспособный спрос более широким удовлетворением потребностей, а они платили государству усиленным трудом. Например, им обеспечивается доступ в спецраспределитель, даётся премия или путёвка на курорт. В сочетании с моральными вознаграждениями и наказаниями (присвоением почётных званий и «постановкой на вид») такое многовалютное стимулирование более эффективного труда обеспечивало советской экономике высокую отдачу от человеческого материала и быстрое догоняющее развитие.
Необходимость предъявления платежеспособного спроса относилась не только к отдельным людям, но и предприятиям и организациям. Даже если какой-то директор и захотел бы получить через Госплан какой-то товар для подчинённого коллектива, Госплан просто так его просьбу не удовлетворил бы, а заставил обменять на соответствующий товар то, что нужно другим людям, т.е. заплатить, предъявить платежеспособный спрос. Этот принцип в СССР соблюдался (кроме образования и медицинского обслуживания), хотя и не всегда последовательно (например, бесплатное распределение жилья, путёвок на отдых и др.), несмотря на официально провозглашённый тезис об удовлетворении потребностей кого угодно. Это позволяет нам утверждать, что на самом деле плановая экономика при социализме является рыночной, с применением многовалютной системы оплаты в рамках административного рынка.
Бесплатными должны быть только установленные в государстве гарантированные блага, объём которых по мере роста благосостояния общества может увеличиваться. Однако эти потребности должны быть чётко оговорены и предоставлены для всех одинаково, иначе начинается коррупция. Дополнительные же потребности общества должны удовлетворяться через включение рыночного механизма, т.е. все отрасли экономики, работающие не на базовые потребности, должны работать на удовлетворение платежеспособного спроса. В значительной степени эта дилемма была решена в рамках сталинского малоэмиссионного социализма, обеспечивавшего базовые потребности всех и платежеспособный спрос части населения. При нём продукция колхозных рынков, ресторанов и ряд услуг не были отнесены к базовым потребностям и Госпланом в натуральных показателях не планировались, а их оплата шла на основе рыночной конкуренции. Аналогичным образом, моральные и материальные привилегии были рассчитаны на передовиков производства, а не на кого угодно, следовательно, для получения этих привилегий надо было дополнительно потрудиться, предъявить платежеспособный спрос. Всё это означает, что большая часть экономики – кроме той, что удовлетворяет базовые потребности, – работает именно на удовлетворение платежеспособного спроса, то есть является рыночной.
Мы, однако, хотели бы также поставить под сомнение тезис, что при такой системе другая часть экономики, которая удовлетворяет базовые потребности, работает непосредственно на удовлетворение потребностей. На самом же деле, ситуацию можно трактовать и так, что и она работает на платежеспособный спрос, но со стороны государства. Другое дело, что необязательно оно платит деньгами, а может использовать силовое принуждениея и моральную стимуляцию. Тут может быть несколько вариантов. Первый – государство силовым образом организует работу граждан на удовлетворение их и государства базовых потребностей, но платит им не деньгами, а отсутствием наказания за неявку на работу (так было в некоторых восточных цивилизациях и в России). Второй – государство платит тем, кто удовлетворяет его и общества базовые потребности, именно деньгами. Но для этого нужно силовым образом собрать деньги в бюджет, а значит, государство платит не деньгами, а отсутствием наказания, уже донорам бюджета. Третий вариант – государство само выступает в роли предпринимателя и организует производство гарантированных благ. В последнем случае оно платит работникам зарплату, которую собирает как через налоги на государственный и частный секторы экономики (силовое воздействие), так и оказывая силовое воздействие на управляющих госсобственностью, которые отдают государству не только обычные налоги, но и ренту на госсобственность. Каждый из вариантов связан с определёнными издержками (затратами усилий) государственного аппарата на принуждение людей к определённым действиям, и от конкретной ситуации зависит, какой из способов оказывается наиболее дешёвым и эффективным в поощрении дальнейшего развития.
Итак, любая реальная экономика и её субъекты работают на удовлетворение платежеспособного спроса. Другое дело, что в способы платежа входят силовое воздействие и моральное поощрение государства. В СССР экономика работала как сочетание трёх описанных вариантов, то есть она всегда работала на удовлетворение платежеспособного спроса, но часть платежа осуществлялась не деньгами и материальными привилегиями, а силовым и моральным воздействием государства. Таково же положение и в экономиках Запада, просто там удовлетворение приоритетных государственных потребностей через платёж силовым воздействием опосредовано налогами, но и моральное воздействие тоже никто не отменял.
В дополнение к обычной денежной оплате и силовому воздействию, в сферу средств оплаты в любой экономике неизбежно включаются другие легальные и полулегальные рычаги – растёт сфера т.н. административного рынка.
СТАЛИНСКИЙ ПЛАНОВЫЙ МАЛОЭМИССИОННЫЙ СОЦИАЛИЗМ
Перед тем как перейти к характеристике брежневкого варианта социализма необходимо очень кратко остановиться на том, как он исторически сложился. Прежде всего подчеркнем, что политэкономическое устройство, интуитивно нащупанное Сталиным в последние годы жизни, как нельзя лучше отвечало особенностям России и способствовало ускоренному развитию страны. Мы бы хотели обратить внимание на 3 ключевые, с нашей точки зрения, черты этого устройства.
1. Властная элита была под строгим тройным контролем государственных и партийных органов. Во-первых, она контролировалась органами госбезопасности. Во-вторых, до 1954 г. секретари обкомов (райкомов) и председатели исполкомов контролировались на местах в экономической деятельности аппаратом уполномоченных Госплана СССР, назначаемых постановлениями Совета министров СССР (как правило, за подписью Сталина). Кроме того, за политической и социальной деятельностью контроль осуществлялся аппаратом и МВД СССР, областные и районные сотрудники которого так же, как и уполномоченные Госплана, состояли на самостоятельном партийном учёте и также были независимы от руководителей обкомов и райкомов КПСС. Тем самым осуществился сдвиг в пользу усиления роли конституционных органов в системе управления и ослабления роли партии. При такой системе контроля сведения о тех или иных злоупотреблениях республиканских, краевых и областных руководителей быстро поступали в центр, в аппараты Совета министров СССР и ЦК КПСС с соответствующими организационными выводами. Всё это обеспечивало усиление роли конституционных органов в системе управления и ослабление роли партноменклатуры. Кроме того, элита была под контролем рядовых членов партии и народа, благодаря существовавшему порядку выбора руководящих органов партии (от парткомов до центрального комитета) и народных депутатов (подробнее см. далее).
2. Сталин вёл жёсткую борьбу против нарушений плановой дисциплины и искажений отчётности. Так, Вознесенскому, расстрелянному в составе Ленинградской группы после войны, инкриминировали "обман государства", или, выражаясь современным языком, очковтирательство. Стремясь облегчить себе жизнь, Вознесенский умышленно занизил план промышленного производства с тем, чтобы позднее рапортовать руководству о его перевыполнении. Такие действия, да еще со стороны человека, которого Сталин ставил в пример, вызвали у него крайнее возмущение. Госплан, не раз повторял он, – это генеральный штаб экономики, который должен быть абсолютно объективным и честным, иначе порядка в стране не навести. Вознесенский всячески содействовал продвижению на высокие посты "своих" людей, в расчёт при этом брались не деловые качества, а принадлежность к так называемой "ленинградской группе". На торговой ярмарке, которую Попков и Лазутин устроили в Ленинграде с разрешения Вознесенского, не смогли реализовать продовольственные товары, свезённые в Ленинград со всей страны, что привело к их порче и астрономическому ущербу. В связи с арестом Вознесенского говорилось также о попытке его группы создать Компартию России. Отстранив Вознесенского и дав санкцию на его арест, Сталин приравнял очковтирательство и групповщину к тягчайшим преступлениям (ссылка)
После замены Вознесенского в плановых органах была установлена строгая плановая дисциплина. Планы были сбалансированы и основывались на натуральных показателях, учёте денег и использовании кредитов. Число натуральных плановых показателей увеличилась с 4744 в 1940 г. до 9490 в 1953 г. При назначениях каждый будущий руководитель знал, что если он не справится с работой, его, в лучшем случае, освободят от должности без права в дальнейшем занимать руководящие должности или посадят, в худшем – расстреляют. Поэтому руководители типа гайдаров, черномырдиных и иже с ними, как чёрт ладана, боялись предложений руководящих должностей. В то же время, никакого давления не было: отказ от назначения, как правило, не приводил ни к каким последствиям (ссылка).
3. Поддерживалась постоянно высокая норма накопления, что создало возможность долговременного роста народного хозяйства. Рентабельность считали за период не менее 15 лет с учётом интересов страны в целом, а не отдельных отраслей, тем более предприятий. Таким образом, целесообразность определялась возможностью получения результатов через длительный период, что не может себе позволить даже средний капиталист и тем более владелец малого предприятия.
4. Самым же главным элементом системы, который почему-то никто не хочет замечать, была очень малая эмиссия. При этом устройстве, который мы называем малоэмиссионным социализмом, рост производительности труда стимулировался плановым заданием по снижению себестоимости. На каждом уровне, на каждом предприятии было только две возможности снизить себестоимость – либо снижать зарплату, либо повышать производительность труда. Это заставляло руководителей всех уровней до последнего выискивать все резервы повышения производительности, а рабочих – повышать производительность, чтобы угнаться за плановым повышением нормы выработки и не снизить свою зарплату.
Именно в угрозе жёсткого наказания руководителя за невыполнение задания по снижению себестоимости и угрозе снижения зарплаты рабочим, не повышающим своё мастерство, и заключается суть изобретённого Сталиным нерыночного давления на всех работников, заставляющего их выкладываться «по полной». Давно уже доказано, что человек гораздо сильнее реагирует на штраф, чем на премию. Если зарплата гарантированно не падает, то человек расслабляется,. а если падает, то он в тонусе. При этом человек сильнее чувствует снижение номинальной зарплаты в отсутствие инфляции, чем такое же снижение реальной зарплаты (без снижения номинальной) в инфляционной экономике, как это происходит на Западе. Поэтому он будет из кожи вон лезть при угрозе снижения номинальной зарплаты, и это стимулирует куда больше, чем инфляция при постоянной зарплате. Если подобное отрицательное стимулирование распространить и на начальство, то результат получится фантастический.
Очень важно понять, что ключевой элемент всякой эффективной политики поощрения развития состоит не в том, чтобы обеспечить народному хозяйству хорошие «макроэкономические параметры» (низкий процент и широкие возможности для кредитования, малую инфляцию, стабильные рыночные ограничения). Куда важнее – найти способ «достучаться» до каждого предпринимателя и работника, заставляя всех постоянно осваивать новые, всё более производительные умения и навыки. Безусловно, всё это должно сопровождаться достаточным инвестированием в физический капитал, чтобы каждый человек смог реализовать более производительные умения и навыки. В свою очередь, целенаправленным инвестированием в человеческий капитал облегчается последующее быстрое освоение новых производительных знаний.
ПОСЛЕ СТАЛИНА
Главной чертой реформ Хрущёва в сельском хозяйстве стал отказ от налогового давления на крестьян. В начале 60-х годов на смену быстро снижающемуся налогу с оборота на сельхозпродукцию приходят дотации аграрному сектору и, видимо, как результат в начале 60-х годов СССР начинает в крупных масштабах закупать зерно за границей. Состояние сельского хозяйства становится долгосрочной проблемой, сюда приходится направлять всё новые ресурсы – и всякий раз без той отдачи, на которую рассчитывались вложения. По большому счёту, налоговая реформа Хрущёва-Маленкова и не могла закончиться иначе. В поисках дешёвой популярности Хрущёв и Маленков не стали искать более адекватные способы налогообложения (а надо было заменить налогообложение сельского хозяйства на изъятие земельной ренты) и повторили исторический опыт по освобождению от податей потомков Ивана Сусанина, но теперь в масштабах всей страны… и с тем же плачевным результатом. Позволив крестьянам резко увеличить в первый момент сборы с необлагаемых приусадебных участков, в долгосрочной перспективе отказ от экономического давления неизбежно приводил к вырождению села. Зачем стараться, если государство никогда не оставит в беде и покроет все убытки постоянно растущими дотациями? Землю-то не отберут, сколь бы плачевными ни были результаты хозяйствования! Опыт этой реформы показывает, что государство не должно отказываться ни от материального и морального стимулирования, ни от положительной и отрицательной мотивации.
Впрочем, постоянное давление отрицательной мотивацией было убрано Хрущёвым не только в деревне, но и в городе. Главной реформой Хрущёва в экономической области, о которой стараются не говорить, стал тот факт, что он начал эмитировать деньги. Это было неизбежным следствием уменьшения экономического давления на население. Напомним, что в поздние сталинские годы страна стояла на малоэмиссионном пути развития, когда увеличивающиеся в реальном исчислении государственные расходы покрывались без бюджетного дефицита. Постоянное давление на руководителей и работников заставляло снижать себестоимость выпускаемой продукции, повышать эффективность работы под страхом наказания (для руководителей) или снижения зарплат (для рабочих, не справляющихся с освоенной остальными технологией увеличения выработки). Хрущёв не только отменил ежегодный пересмотр расценок в целях снижения себестоимости, что сразу затормозило эволюционный процесс повышения производительности труда на микроуровне, но и уменьшил налоги, что снизило бюджетную дисциплину. Отказ от ежегодного пересмотра норм выработки при растущих расходах означал переход на эмиссионную форму денежного обращения, особенно для безналичных рублей. Зарплата не падала, а то и росла при таких же результатах труда, что вело к избытку денег на потребительском рынке. Реагирование через инфляцию на избыток денег было блокировано стабильными ценами, что приводило к преобразованию инфляции в дефицит и очереди. В то же время, и внутри госсектора состоялось уменьшение давления на постоянное снижение себестоимости на каждом предприятии. Это откликнулось увеличением количества безналичных рублей, слишком просто достававшихся предприятиям, а следом и пренебрежительным отношением плановых органов к стоимостным показателям работы предприятия. Ценовые ориентиры ослабляли свою информационную и регулирующую функцию.
Перевод Хрущёвым социализма на эмиссионный тип развития сразу создал серьёзные трудности. Уже в 1961 г. потребовалось проведение денежной реформы с понижением золотого эквивалента. В 1962 г. цены на продукты питания подскочили на 25-30%, а тарифные расценки на производстве понизились на треть. Результатом стали события в Новочеркасске 1962 г. со взбунтовавшимися обывателями, которые подумали, что социализм – это когда не только руководители, а все работают меньше, а получают больше.
После 1953 г. были сделаны две крупные попытки изменить управление промышленностью. В 1957 г. начали действовать областные советы народного хозяйства – совнархозы, которым подчинялись находящиеся на территории предприятия. Министерства – главные командиры предприятий во времена до и после совнархозов – сохранились, но их стало меньше, и их роль упала. В результате реформы стало легче согласовывать деятельность предприятий в тех случаях, когда они находились на территории одного СНХ, и труднее – во всех остальных. Поэтому в 1960-1961 годах происходит укрупнение Совнархозов, число которых уменьшается со 100 до 47, а в 1963 году вместо упразднённых экономических министерств были созданы Госкомитеты, занимающиеся вопросами организации производства (ссылка). Совнархозы себя не оправдали и в 1964 г. были ликвидированы. Брежневский период характеризовался поступательным развитием и стабилизацией экономики. Система стала самовоспроизводяшейся. Теперь можно разобрать основные элементы сложившейся системы и их недостатки.
ПРЕДЕЛ УПРАВЛЯЕМОСТИ В РАМКАХ НАТУРАЛЬНОГО ПЛАНИРОВАНИЯ
Попытаемся в упрощённом виде представить ход планирования в натуральных показателях на основе только технологических параметров производства и без учёта готовности и желания отдельных предприятий организовать какое-то производство. Допустим, через 5 лет планируется увеличить производство определенных видов продукции в плановых показателях до такого-то уровня. Но для этого нужно производить сколько-то электроэнергии (следовательно, построить электростанции), построить сколько-то заводов, наладить для них производство сырья, определённых комплектующих и т.д. Всё планируется во времени, с примерной оценкой необходимых комплектующих и сырья, срока и стоимости работ по известным параметрам технологических пирамид на Западе или собственным расчётам.
Но тут возникает незадача. Совершенно невозможно заранее в точности знать все параметры продукции, необходимые для производства. Ведь плановые органы знают параметры только существующих технологических пирамид и то приблизительно. Поэтому они задают плановые показатели не точным описанием поставляемой продукции, а приблизительным, используя агрегированные показатели и обобщая разные, но похожие виды продукции как одну и ту же продукцию. И вот, когда предприятию спускают план, то выясняется, что комплектующие, которые обещаны планом, не отвечают точным технологическим требованиям производства нужной ему продукции. Предприятие обращается в плановые органы за корректировкой планов. Но ведь и получатель его продукции, и его поставщики тоже сталкиваются с той же проблемой. Планы корректируются, спускаются снова – и снова выявляется их несоответствие технологическим процессам, и это может повториться многократно. Теоретически каждая новая корректировка приближает план к реальному, но часто устранение одних нестыковок порождает другие. Поскольку идеально отточить план невозможно, то на каком-то этапе процесс согласований и улучшений планов прерывается силовым образом, и самим субъектам приходится как-то выкручиваться. Оказывается, что единственный выход – договариваться в обход плановых органов, приплачивая партнёру услугами или другими товарами за пределами запланированного директивного товарообмена. Плановые органы помогают только частично, что вынуждает руководство предприятий самостоятельно решать проблемы взаимодействия со смежниками.
Положение усложняется тем, что плановые органы не могут знать всех технических подробностей организации производства, которые знает руководство предприятий, и часто вынуждены верить им на слово. В результате, если из-за щедрости плановых органов ресурсы оказываются для предприятий слишком дешёвыми, то они уже и не заинтересованы в экономии и заказывают их для себя «про запас». Это описывает С.Покровский (форум), столкнувшийся с работой советской системы снабжения. Приведём краткое изложение его данных. Вначале на предприятии в течение месяца-двух (летом) разрабатываются заявки по материально-техническому обеспечению на будущий год. Например, по электронике заявка включала тысячи позиций поставки: резисторы, диоды, транзисторы, жидкости, газы, светофильтры, тестеры, ветошь, свёрла, метчики и многое другое. На каждую позицию – несколько штук. От группы в составе лаборатории – поменьше, но тоже внушительно. Все знают, что дадут не всё – заявку порежут, но на сколько порежут – неясно. Все эти простыни сводятся в единый список на уровне лаборатории, цеха, предприятия, объединения. На каждом уровне список корректируется с учётом имеющихся на складах данного уровня остатков по предыдущим заявкам по инвентаризационным спискам. Причём, очень часто никто точно не знает, что есть на складе. Список поступает наверх, где происходит разверстка заказов на министерства и территориальные снабженческие управления. Разрабатываются планы поставок, которые реализуются в течение 1-4 кварталов того года, на который заказано. Часть заказа режется, поскольку известно, что заказанные материалы просят с запасом (на всякий случай, на местах же уже известно, что наверху режут, поэтому делать точную заявку – себе дороже). А мощностей у промышленности не хватает. В урезанном виде и обеспечивается поставка. В подавляющем большинстве случаев она уже не соответствует первоначальному заказу предприятия и его подразделений, поскольку две трети самых нужных позиций после всех «урезаний» на разных уровнях так сократились, что достаются они только 7 отделам из 10. А что-то ненужное, но упорно производимое промышленностью поставляется (или готово быть предоставлено) якобы взамен затребованного. Свёрл и метчиков для резьб М3, М4, М5 – мало, берите сверла диаметром 8 мм. Для предприятий это означало то, что отдел снабжения, высунув язык, мотался по городам и весям (заводам, НИИ, магазинам или базам) и выпрашивал "в порядке оказания технической помощи", чтобы продали или обменяли сверх разнарядок одни позиции на другие. Кроме снабженцев ездили и сотрудники подразделений, добывая компоненты, которые не поставили по системе снабжения, либо те, потребность в которых возникла в течение года. Для лаборатории по ремонту приборов добывали в качестве плоскогубцев с маленькими губками (которыми удобно придерживать малюсенькую гайку в узких местах прибора) стоматологические хромированные щипцы и маленькие кусачки – тоже стоматологические. Иначе было нечем работать. Касторовое масло для поверочного устройства (для манометров), которое не удалось пробить через систему распределения, – покупали пузырьками по 5(!) миллилитров в аптеках. В этой аптеке нашлось три пузырька, в этой – в пять. А всего надо было для заполнения гидравлической системы 300 миллилитров. Термостат, необходимый для ремонтных работ подразделения, по заявке обещали предоставить через два года. А завод силикатного кирпича, куда требовалась поставка этих приборов, надо было пускать через 4 месяца. Оказалось, что так необходимые термостаты для проверки газовых термометров уже нескольку лет лежали на складе того завода, с которого в лабораторию к С.Покровскому пришёл снабженец. Шли на хитрости – термостаты списывали и выменивали на литр спирта. Пример из электроники – только одна из таких сфер.. Ничем не легче область электротехники со всеми выключателями, реле, пускателями, концевиками, кнопками, разъёмами, клеммниками и т.д., а в химическом производстве – намного сложнее.
Суть дела не в примерах, а в том, что система управления СССР была направлена на распределение и контроль натуральных штук продукции. И если на первую пятилетку требовалось учесть тысячи позиций, то уже за 9-10 пятилеток их количество достигло двадцати-сорока миллионов. Мнение о том, что если в предыдущую пятилетку справлялись с 10 млн., то в эту можно было бы справиться с 20 млн. – неверное. Не справлялись и с 10 млн. Система централизованного снабжения (распределения) давала сбои повсеместно, по нарастающей, начиная с первых пятилеток. Только в первые пятилетки масштаб этого явления достаточно неплохо компенсировался корректировками руководства. Чем больше становилось позиций, поставщиков и потребителей, тем больше было провалов. Худо-бедно обеспечивались потребности, не меняющиеся год от года, "от достигнутого". Но любая смена производства, любое развитие становились тем отклонением, которое нарушало нормальное функционирование системы снабжения. Тракторы и комбайны выходили из строя из-за того, что не удавалось выбить по каналам снабжения какое-нибудь копеечное чугунное уплотнительное кольцо для поршня или форсунку для дизеля. Огромные площадки с ржавеющей сельхозтехникой С.Покровский лично наблюдал во многих местах. И поля, заставленные ржавеющими из-за мелких неисправностей электродвигателями в Казахстане – тоже. И всегда спрашивали – почему? – Нет фондов на такие-то детали, которые часто выходят из строя, например, на подшипники, бронзовые втулки, крышки из силумина и др.
При этом поставка базовых продовольственных и бытовых товаров (важнейшие продукты питания, одежда, посуда и др.) обеспечивалась. Но эта сфера в СССР была многократно беднее ассортиментом, чем сфера промышленного и научного снабжения. Система распределения по натуральным показателям стала тормозить развитие экономики и, прежде всего, сложных отраслей, требующих многие тысячи комплектующих изделий. На отрасли ВПК системы приоритетного (избыточного) распределения хватало. Но гражданские отрасли, при ориентации только на такую систему распределения, теоретически не способны были нормально развиваться.
В капиталистическом мире финансовая система вполне справляется с десятками миллионов ценовых позиций. Но с товарными позициями она и не пытается справляться. Маленькие продавцы и покупатели контролируют свои натуральные закупки по нескольким десятков позиций, крупные корпорации – по нескольким десятков тысяч позиций. И то, по достижении определённой степени сложности контроля производства, часть бизнеса выделяется в дочернюю компанию. Так, у корпорации "Сименс" одна дочерняя структура делает мобильники, другая – электролампочки, третья – медицинское оборудование. Кто-то изготавливает турбины, кто-то – ЧПУ. Связь между дочерними предприятиями (у некоторых из них Сименс – единственный акционер) и головной фирмой – чисто финансовая: есть прибыль или нет прибыли. Да, в самих корпорациях идёт учёт комплектующих, изделий, килограммов продукции и проч. – натуральный учёт. Но он ограничен по числу связей. Нарастание связей между элементами множества – очень быстро нарастающая величина. По достижении определённого предела отслеживание натуральных показателей становится неподъёмным. Поэтому переходят к обобщающим показателям. Этим показателем является прибыль. И гори оно огнём оптимизировать снабжение по натуральным показателям. Люди, которые занимаются подобной оптимизацией, садятся ярмом на шею производителям, потому что эффект от их деятельности не покрывает затрат на их функционирование. И это хорошо фиксируется прибылью-убытком, что и показывает опыт больших корпораций на Западе, выделяющих дочерние подразделения по достижении определённого размера. Могла ли советская хозяйственная система вести себя в таких случаях тем же образом, что и на Западе? Могла бы, но для этого автоматически потребовалась бы свобода торговли и свобода получения прибыли.
В приведённом описании следует разделить два аспекта трудностей, возникавших в организации советской экономики. Как уже говорилось, при усложнении экономического организма издержки на организацию взаимодействия (транзакционные издержки) растут в любом случае – независимо от того, организована ли экономика по типу единой фирмы с натуральным планированием потоков продукции или разбита на многие независимые фирмы, обменивающиеся между собой на добровольной основе. Сам по себе поиск партнёров в западной экономике, видимо, ничуть не легче, чем в советской. Поэтому трудности при поиске партнёров не служат аргументом против планирования. В описании С.Покровского мы столкнулись с проблемами, возникающими не из-за самого по себе поиска партнёров, а из-за того, что в крупной корпорации (каковой был госсектор) при попытке организовать натуральный товарообмен без учёта ценовых ориентиров хозяйствующие субъекты не несли полные издержки по оплате заказанной продукции и поиску партнёров. А что делать в случае дефицита какого-то изделия, как распределить между заказчиками ограниченное число данных комплектующих? В западной экономике такие вопросы решаются на основе ценовых ориентиров. Товар достаётся либо тому, кто раньше закажет, либо тому, кто больше заплатит. Если некто готов переплатить за дополнительное производство нехватившего товара или за услуги по поиску другого производителя – это и означает, что данный товар действительно нужен для прибыльной деятельности в экономике. Если он не готов переплатить, то значит, им выбрана более выгодная альтернатива. Система натурального планирования (в своём теоретическом функционировании) этого в принципе не могла учесть, потому что не могла корректировать ценовые сигналы в процессе торга и уточнения планов. Но, сейчас мы увидим, что на самом деле она их учитывала, так как оптимизировалась не согласно теории, по натуральным показателям, а рыночными способами).
Итак, по мере своего роста госсектор советской экономики не мог оставаться организованным как единая фирма со всецело натуральным планированием внутри и ценовыми ориентирами только снаружи госсектора (т.е. только на рынках потребительских товаров и рабочей силы). И самое главное тут – не только в знании информации о возможных технологических процессах и альтернативных способах производства, которыми плановые органы уже не обладали в наше время. А в знании информации с мест, что и как, а также за какое вознаграждение, готовы сделать работающие в экономике люди. В малой фирме всё относительно просто, потому что руководитель знает возможности и претензии своих подчинённых, а также может их контролировать прямым наблюдением. Но не всё так просто в экономике с миллионами людей. Тем более в динамичной экономике, в которой эти самые миллионы ежедневно и ежечасно придумывают частные экономические решения и альтернативные варианты, которые оказываются более эффективными, чем заложенные в идеальный план, но противоречат ему, потому что используют другие ресурсы, других поставщиков и т.д.
В отличие от сталинского периода, когда размеры госсектора и ассортимент выпускаемой продукции были не столь велики, технологии менее сложны, а технологические цепочки менее разветвлены и альтернативны, в более позднее время обмен внутри огромного госсектора уже не мог строиться на основе приказа и знания главного плановика только о натуральных возможностях производителей. На этом этапе обмен должен включать информацию о готовности субъектов предпочесть именно эту альтернативную возможность обмена, что требует уже внутри госсектора введения добровольного товарообмена на денежной основе – иными словами, хозрасчёта и самостоятельноста предприятий. А это означает, что даже внутри госсектора будет очень сложно организовать ценоназначение и директивное планирование. Без выбора альтернативных путей производства на местах на основе ценовых показателей невозможно достичь оптимального распределения ресурсов, а выбор центральным планирующим органом в настоящее время невозможен, потому что у него нет и не может быть полной конкретной информации, которая есть об альтернативных возможностях на местах.
На проблемы натурального планирования можно посмотреть и с точки зрения концепции альтернативной цены. Понятие альтернативной цены полностью применимо к социалистическому обществу, в котором ресурсы размещают государственные плановые органы. Для плановых органов в Советском Союзе затраты на строительство железной дороги из Сызрани в Казань – это ценность того, что ещё могло бы быть сделано при ином использовании этих ресурсов. По мнению П.Хейне, тот способ, посредством которого оцениваются затраты на альтернативные действия, является отличительной чертой различных экономических систем. Когда ресурсы находятся в частном владении, торг покупателей и продавцов формирует цены, близкие к альтернативной цене для владельцев ресурсов. В советской экономике решения принимали экономические плановые органы, руководствовавшиеся, в идеале, указаниями партии и правительства и знаниями об усилиях госаппарата, которые надо приложить для производства тех или иных благ. Поскольку роль мерила полезности играли не цены, а знание высшего руководства о первоочередной потребности того или иного товара или сложности его производства, то малейшую задачу технологической притирки при натуральном планировании приходилось поднимать на уровень плановых органов, которые выясняли, стоит ли овчинка выделки (стоит ли полезность запланированного товара удорожания его производства в ходе притирки) и целесообразно ли осуществлять много повторных оценок через многократные согласования
ПОПЫТКИ ОПТИМИЗИРОВАТЬ ПЛАНИРОВАНИЕ ЧЕРЕЗ КОМПЬЮТЕРИЗАЦИЮ
Попытку усовершенствовать планирование на основе использования ЭВМ в 1970-х годах сделал академик Глушков. План этот не был реализован. Ходят слухи, что будто бы Глушков установил, что вычислительной мощи всего мира не хватает - и ни в каком обозримом будущем не будет хватать! - для оптимального управления всей экономикой страны из единого центра, даже если этот центр каким-то образом сможет получать всю информацию, необходимую для определения оптимума. Правда при этом эти академик "забыл" разобратося в том "что такое управлять?", и "что такое информация?", не говоря о том "что такое оптимально?" Некоторые утверждали, что Глушкова поддержал Канторович. Однако скорее всего этого не было, поскольку Канторович был образованный человек и прекрасно знал маржинализм.
Прежде чем выяснить, как планировать, считать и оптимизировать, надо разобраться, ЧТО надо планировать, считать и оптимизировать, РАДИ ЧЕГО это надо делать. Вот этого-то у Глушкова, судя по описаниям в Интернете и в помине не было. Это не мешает оптимистам планирования носиться с именем Глушкова, как с писанной торбой, и кричать, что, дескать, надо только компьютеры в Госплан поставить - и покажем Америке кузькину мать.
Понятно, что для царя и генсека оптимально, когда армия крепка и хорошо вооружена, когда дворцы царские (государственные) круче, чем в Европе, когда крестьянские детишки грамотны и могут межконтинентальную ракету соорудить. А для дяди Васи оптимально, когда на хлеб хватает и на водку и когда можно по полгода на печи валяться. Поэтому нет объективной оптимальности - надо искать компромисс между волей лидера, усиленно думающего о будущем страны, и желанием простых граждан о комфортной жизни. (Плюс, конечно, найти способ заставить лидера усиленно стараться ради будущего.) На практике этот компромисс часто устанавливается сам собой, потому что принуждение граждан к дополнительному труду ради выполнения царских (генсековских) начинаний требует больших усилий царя-генсека, и начиная с какого-то уровня принуждения, сил его не хватает преодолевать сопротивление, которое социум оказывает царской интенсификации. Есть, правда способы повлиять на представления дяди Васи о комфорте средствами пропаганды, манипуляции и рекламы - убедить, что для комфортной жизни не обойтись без позолоченного храма, хороших школ и ракет, избы, покрытой соломой, с резными ставнями окна... Но это уже для умных царей и генсеков, не для Хрущёва с Гайдаром.
С другой стороны, Глушков утверждал, что против его предложений единым фронтом выступили "Голос Америки" и экономисты: Либерман, и др. Экономисты выступили не столько единым фронтом, сколько с разных сторон, поскольку Глушков предлагал технократическую утопию, глобальную централизованную информатизацию производства. То есть задачу, которая до сих пор до конца не реализована даже в крупнейших корпорациях. "Голос Америки" же, возможно, испугался, что эта штуковина может сработать. Но едва ли это решило бы коренные проблемы советского планирования, возникавшие из-за натурального целеполагания. Если АСУ и могли, то обслуживать только существующую деятельность, использующую хорошо известные и рассчитанные технологии, с целью её оптимизации. Но создавать новые виды деятельности АСУ не могли. А главное, никакая машина не может решить, стоит ли овчинка выделки при предпочтении одного варианта натуральных потоков другому. Например, именно человек, а не машина решает, что ради покупки дополнительной связки бананов он не готов остаться на работе на сверхурочный час, а ради десяти апельсинов – готов, зато ради девяти апельсинов – уже нет. Никакие ЭВМ и АСУ не имели возможности заниматься целеполаганием о необходимом производстве для десятков миллионов потребителей, а также принимать за людей решения, к какому труду они готовы ради удовлетворения каких потребностей.
Идеи Глушкова не умерли. До сих пор небольшая группка восхваляет идеи "школы" Побиска Кузнецова, но достаточно одной дискуссии про траны, чтобы понять, что там к чему. Все эти товарищи, которые рекламируют то повсеместную компьютеризацию планирования, то возможность перевода всей экономики на "объективный" натуральный показатель, не могут понять, что ведь не решены принципиальные вопросы - что считать и с какой целью при планировании. И не будут решены никогда на таком уровне обсуждения - только чтобы понять это, надо экономическую теорию изучить. В Госплане эти вопросы решались благодаря деятельности не компьютеров, а людей, согласовывающих свои интересы. Эту часть планирования нигде и никогда не удастся компьютеризировать. А вот уже когда в ходе согласования интересов выяснятся приоритетные цели и приемлемые средства их достижения (включая цены, которые участники процесса готовы заплатить за достижение своих целей), тогда и могут пригодиться компьютеры, чтобы оптимизировать процесс с уже установленной целью.
Проблема оптимизации, как видим, не только и не столько в имеющихся ресурсах. Дело ещё в альтернативных возможностях организации разного производства, видимых только на местах и постоянно изменяющихся в динамичной экономике, а также в готовности человека в каждый конкретный момент выбрать одну из имеющихся альтернативных возможностей. И, главное, дело в необходимости постоянной децентрализованной смены производительных «рутин» на более эффективные. Это не такая информация, которую просто загнать в компьютер. Экономика – это миллионы ежедневных и ежечасных решений по выбору альтернативных вариантов. При этом нужен разумный компромисс между максимизацией эффекта, который даётся свободным выбором альтернатив на местах, и максимизацией эффекта, который даётся от ликвидации издержек договаривающихся сторон с достижением кооперативного эффекта при директивном планировании, лишающем кого-то определённой свободы выбора альтернатив. Иными словами, мы снова возвращаемся к проблемам теории фирмы, её оптимального размера и иерархической структуры, проблеме эволюции рутин.
Всё это не значит, что невозможно планирование с сочетанием натуральных и ценовых показателей, с ориентацией субъектов экономики на прибыль: оно возможно и нужно. С той лишь оговоркой, что планирование должно строиться на разных принципах внутри фирм, способных получить результат на основе только натурального планирования своего внутреннего производства и обмена, и вовне фирм, в отношениях между ними. Во втором случае планирование должно строиться уже исходя не из приказов руководства фирмы подчинённым, а из добровольной готовности и конечного, и промежуточного потребителя (фирм) заплатить в условиях наличия свободного выбора, а не исходя из цен, посчитанных Госкомценом. (Именно из-за неосвобождения цен и провалилась попытка косыгинской реформы, когда предприятиям предоставили хозяйственную самостоятельность и разрешили ориентироваться на прибыль, а цены по-прежнему устанавливались исходя из трудовой теории стоимости, а не готовности потребителя платить за товар). При свободном ценообразовании внутри госсектора отладка параметров поставки имела бы характер нормального торга смежников, причём директор мог бы повышать цену, предлагаемую поставщику за дополнительную продукцию или услугу, только в размере своей прибыли, иначе смежнику есть смысл отказаться от участия в таком плане. То есть, оппортунистов на технологических цепочках, не желающих идти на уступки в цене, можно было бы ограничивать возможностями обхода и отказа от их услуг. Если следующий по цепочке получатель готов переплатить, чтобы получить, что ему нужно, он увеличит свою предлагаемую цену, что повысит возможности данного директора, и так идёт наладка внутри цепочки, уже без обязательного выхода на плановые органы, имеющие возможность приказывать. Тогда бы каждый потребитель технологической цепочки мог бы сказать, сколько он может заплатить за ту или иную корректировку плана непосредственному поставщику, а не обращаться на самый верх. Это тоже непростая система, однако, в ней, по крайней мере, проглядывался бы свет в конце туннеля, возможная альтернатива организации централизованного планирования в Советской экономике.
Мировой опыт показывает, что когда решаются проблемы обеспечения натурального планирования внутри фирм и добровольности обмена между ними, Глушков был на верном пути. Например, в Англии служба по заказу и поставке труб уже тогда была компьютеризирована. Заказ поступал в определённый компьютерный центр, где он обрабатывался и с учётом необходимого количества, загруженности разных заводов-производителей, удалённости от заказчика и срочности этот центр устанавливал контакты и сообщал, когда и где можно получить заказ. Как правило, на всю эту процедуру уходило не более трёх месяцев. В СССР это занимало до двух лет.
Чисто натуральное планирование, без ценовых ориентиров и стимулов, основанных на свободном ценообразовании продукции предприятий, оказалось тупиковым путём. Однако, для того чтобы понять причины неперехода советской экономики к освобождению цен, необходимо учесть другие факторы, связанные с общественным устройством СССР.
ТОВАРНЫЙ ДЕФИЦИТ КАК РЕЗУЛЬТАТ ЦЕНОНАЗНАЧЕНИЯ
Несмотря на то, что в наше время стало общим правилом ругать дефицит в советской экономике, причины его часто не излагаются с достаточной ясностью. Часто говорят, что стремление советской власти к назначению цен на все товары следовало из идеологических соображений, попытки придерживаться трудовой теории стоимости и «справедливой» (т.е. одинаковой) нормы прибыли в отраслях. Возможно, это сыграло свою роль, однако в предложенном объяснении упускается из виду, что Советская власть чаще всего отступала от идеологических догм, когда видела их несоответствие потребностям практики. Уже при Брежневе реальная внутренняя и внешняя политика была предельно деидеологизирована.
Угрожающая роль явлений, связанных с дефицитом, была видна ещё 20-е годы, когда будущий лауреат Нобелевской премии по экономике В.В.Новожилов (ссылка) резко критиковал практику назначения низких некоммерческих цен в розничной торговле. Сам же Новожилов делал оговорки, указывая, в каких случаях необходимо отступать от принципа свободных цен: когда ставится цель обеспечить доступность благ всему населению, а привести доходы в соответствие с этим принципом не представляется возможным. Например, во время войны не получается повысить низкие доходы до такой степени, чтобы всем хватало на жизнь при свободных ценах. Однако, в долгосрочной перспективе и в мирных условиях государство имеет возможность найти способ «справедливого» распределения денег, чтобы самым малообеспеченным слоям хватало на необходимое, а более обеспеченные слои имели возможность сделать желаемые покупки на свои более высокие заработки – иначе пропадает весь смысл материального стимулирования. Нет никакой справедливости в том, что дефицитный товар достаётся не труженику, получающему за более сложную и полезную работу большее вознаграждение, а лентяю, слоняющемуся целый день по магазинам в поисках дефицитных товаров.
Розничные товары в СССР реализовывались с излишней привязкой к себестоимости, без достаточного учёта их редкости и полезности для потребителя. Другими словами, отсутствовала олигопольная составляющая цены. Многие считают, что экономика СССР могла нормально работать только при некотором превышении платежеспособного спроса над предложением товаров. Этим якобы достигался баланс производства и потребления. Однако опыт ГДР, Чехословакии, Венгрии, Польши и Югославии, в которых было менее жёсткое регулирование цен, показывает, что проблема дефицита на потребительском рынке во многом решалась путем легализации мелких предпринимателей. Возможно, в силу малых размеров госсектора этих стран, перед ними не стояла настолько острая проблема дефицитов на рынках промежуточных благ.
Некоторые говорят, что в СССР большие очереди за дефицитным товаром служили сигнальным механизмом, который ставил цель увеличения его производства, но без отрыва цены от издержек производства. Однако этот процесс был естественно ограничен, и рост был медленный, поэтому дефицит на ряд товаров сохранялся долго и приводил к изъятию части прибавки теми, кто торговал. Не всегда наращивание производства дефицитного товара было в принципе возможно: например, себестоимость чёрной икры невысока, но наращивание её выпуска до такой степени, чтобы икра не была дефицитной при продаже по цене, близкой к себестоимости, поставило бы под угрозу осетровые богатства Каспия. Удовлетворить по низкой цене спрос на товары со сверхполезностью типа чёрной икры и павлиньих языков невозможно даже теоретически.
Дефицит позволял наживаться определённым категориям населения на основе спекуляции на полезности товара. Полезность используется для себя теми, кто стоит рядом с распределением товаров, – торгашами, так тогда назывались торговые работники, и номенклатурой. Те, кто стоял рядом с прилавком, присваивали разницу между ценой (с включением полезности) и себестоимостью товара в виде приплаты, взяток, услуг. Дотирование было в интересах правящего слоя и жителей привилегированных городов. Дотирование поездок, машин, телефонов вело к тому, что разница в уровне жизни маскировалась. Спецпайки же элите давали ей доступ к дефицитным благам. Поэтому не все были заинтересованы в ликвидации дефицитов.
Нам представляется, что причины сохранения дефицита и отказа от перехода к коммерческим ценам следует искать не столько в идеологической сфере, сколько в интересах элиты. Представим, например, министерского чиновника в Москве, у которого зарплата немногим выше, чем у инженера в Казани. Уравнительные стереотипы социализма очень затрудняют элите повысить свои номинальные денежные доходы, назначить себе более высокую зарплату, даже когда это вполне оправданно с учётом высокой сложности и ответственности работы. И вот, чтобы повысить свои реальные доходы, элита изобрела обходной путь. На престижные и модные товары, деликатесы и т.д. назначалась низкая некоммерческая цена под предлогом обеспечения возможности приобрести эти товары малообеспеченным слоям. Но, эти товары реализовывались не равномерно в розничной торговле, а в Москве (в которой жила большая часть элиты) и спецраспределителях по провинции. Тем самым, низкие цены, в сочетании с преимущественным доступом к дефициту москвичей, региональной и местной элиты, способствовали маскировке разницы в реальном уровне жизни. Дотирование приводило к тому, что тот, кто имел больший доступ к дефициту, приобретал на одни и те же номинальные доходы товары большей полезности по сравнению с теми, кто не имел этой возможности. Получалось, что дешёвое мясо было очень выгодно не малообеспеченным слоям, ради которых оно якобы дотировалось, а москвичам, которые его потребляли больше, чем другие регионы, поэтому в виде дотаций на мясо москвичи получали от страны добавочный доход. При видимом равенстве зарплат потребление было неравным. Так что советская семья имела явных любимых сынков и явных пасынков. Именно «прислонённые к дефициту» были заинтересованы в том, чтобы не переходить к коммерческим розничным ценам. Но без перехода к коммерческим розничным ценам, невозможен был и переход к введению свободных цен во всей экономике, в торговле между предприятиями, что затрудняло излечение механизма централизованного планирования путём перехода к ценовым ориентирам добровольного товарообмена между фирмами.
Заметим, что мы не считаем, что советская элита слишком много потребляла. Возможно, она вполне заслуживала и более высокой разницы в реальном потреблении. Можно было бы добиться необходимой разницы реальных доходов, повысив и цены на дефицит, и зарплаты тем категориям населения, которые выполняли более важную работу. Однако такой путь был закрыт идеологией, требующей уравнительного распределения. Более высокие номинальные зарплаты элиты означали бы признание того, что мы всё ещё живём «не при социализме». Идеологию приходилось обходить через спецраспределители и улучшенное снабжение столицы. Одновременно увеличивались реальные доходы не только тех, кто действительно этого заслуживал, но и тех, кто «был рядом» с дефицитными товарами –работников торговли, их близких и т.д.
МНОГОУКЛАДНОСТЬ ЭКОНОМИКИ
Почему же плановая экономика, со всеми её, казалось бы, вопиющими недостатками, была так динамична? Но сначала надо ответить на вопрос, а было ли стопроцентное директивное планирование в позднем СССР? Конечно нет, так как недостатки плановой экономики компенсировались теневыми и административным рынками.
Обычно способ производства, распределения и обмена, сложившийся в СССР, описывался с двух противоположных позиций. С марксистской точки зрения, это было плановое хозяйство, где использовался принцип оптимального планирования, позволявший хозяйствовать не на стихийной основе, а на основе научного прогнозирования. А факт отказа от социализма трактуется как доказательство неверной организации планирования или как доказательство преждевременности построения социализма в СССР без перехода через стадию капитализма. Согласно либерально–рыночной точке зрения, СССР – неповоротливая сверхукрупнённая фирма, не умевшая быстро реагировать на спрос и потребности. Оба подхода исходят из того, что в СССР было плановое хозяйство. Так ли это на самом деле? Действительность выглядела вопиюще другой. СССР представлял собой многоукладную экономику, основанную на административном рынке. Административный рынок решал задачу удовлетворения растущих потребностей населения приемлемым для населения и для будущего страны образом. Это достигалось путём административного согласования плановых заданий и при необходимости корректировкой планов, а обеспечение ресурсами решалось путём использования двух легальных и трёх теневых нелегальных рынков.
Как пишет В.Найшуль (ссылка), чтобы понять работу этой системы, надо осознать, что в народном хозяйстве действуют законы не менее жёсткие, чем законы физики. Каждый продукт может быть потреблён только в количествах, не превышающих объёма его производства (для простоты мы не будем касаться здесь запасов). Отражением этого простого материального факта является баланс данного продукта. Система планового управления, выдавая производственные задания и распределяя ресурсы, должна постоянно учитывать балансы, которые сковывают её и сужают пространство возможных решений. Однако плановая экономика, как и любая другая, порождает элементы хаоса и незапланированности неизбежно; без них вообще невозможно осуществление планов, поскольку постоянно рождаются новшества и возмущения. В этом состоит главная проблема планового хозяйства. Любое новое хозяйственное дело всегда требует огромного количества перестроек, которые при централизованном социализме, как правило, осуществляются через "верх".
Для обеспечения нормальной жизнедеятельности народного хозяйства циклы иерархических согласований "снизу вверх" и "сверху вниз" должны были бы повторяться столько, сколько необходимо для достижения полной сбалансированности плановых заданий с их ресурсным обеспечением. Однако трудности проведения циклов согласования приводят к тому, что их, как правило, не доводят до конца. В результате задания предприятиям оказываются необеспеченными ресурсами, что (если предприятия не могут получить их "теневым" способом и не имеют достаточных резервов) приводит к срыву производственной программы. В свою очередь, предприятия вышедшие из планового ритма, подрывают программу своих потребителей. Срывы производства распространяются по технологическим цепочкам, поражая целые секторы народного хозяйства.
Представьте себе положение, когда для переезда с квартиры на квартиру нужно обращаться за грузовиком в Совет Министров СССР. Вы, конечно, поступите проще – договоритесь с соседом-шофёром, и он сам решит этот трудный государственный вопрос. Точно так же поступали руководители предприятий, главков, министерств, договариваясь между собой о материалах, оборудовании, путёвках в санатории и других услугах. Часто эти сделки разрешались вышестоящими органами либо по необходимости (горит план), либо в порядке такого же соглашения (ты – мне, я – тебе). С формальной точки зрения эти сделки – и легализованные, и нелегализованные – являются игрой без правил, в ходе которой партия труб может обмениваться на прописку для одного человека. Являясь противозаконными, они могут стоить и иногда стоили их участникам свободы. Однако ни одно предприятие не сможет работать, если решения его директора будут приниматься только в рамках правил. Делали это все, а садились в тюрьму только те, кто зарвался, нарушив неписаные правила и подорвав государственный интерес, или кому-нибудь не угодил. Масштаб этих операций был очень велик. Некоторые экономисты считали, что на долю нелегальных и легализованных сделок приходилось до 70% всех поставок между предприятиями. Полулегальные и нелегальные операции, особенно рискованные, редко проводятся между малознакомыми людьми. Поэтому только руководитель, обросший связями, мог быть полезен своему учреждению. В результате взаимоотношения управленцев перерастают в могучую систему кумовства, охватывающую все сферы жизни общества.
В описанной системе предельно ограничены рамки конкуренции, потому что из такой торговли, в силу «закрытости» мини-рынков для посторонних, исключены участники, которые выполнили бы данный заказ быстрее, дешевле или с более высоким качеством. Возникают "бюрократическая торговля" и "бюрократический рынок" (термины были введены применительно к административным структурам США американским экономистом, лауреатом Нобелевской премии Дж.Бьюкененом). Руководитель одного из предприятий, которое выпускало нужные всей стране запчасти, говорил, что предприятие остановится, если запчасти перестанут быть дефицитом и нельзя будет получать за них дефицитные мясо и колбасу. Если перевести это на язык ценовых пропорций, то становится понятным, что недостатки централизованного ценоназначения вполне компенсировались именно административным рынком. В самом деле, если дефицитную колбасу в рамках такого рынка можно было получить только в обмен на дефицитные запчасти, то это и значит, что для обеих обменивающихся сторон полезностная надбавка к официальной цене была включена в ту цену, по которой производился реальный обмен. Например, если банка чёрной икры, согласно назначаемой цене, стоит 2 рубля, то в рамках административного рынка никто не обменяет её на 10 буханок чёрного бездефицитного хлеба, официальная цена которого 20 копеек за буханку. Требовалось дать в обмен на икру другой товар с полезностью, соответствующей банке икры.
Длительное функционирование в СССР обменного бюрократического рынка привело к прекращению чёткого выполнения приказов и должностных инструкций и к утрате соответствующей профессиональной этики управленцами. Его значение для страны носило двойственный характер: сохраняя системе хозяйствования жизнь, он наносил ей же огромный ущерб. Но появление этого рынка, когда предприятия начали обмениваться с учётом своих представлений о полезности, было неизбежным, так как плановое управление уже не могло обеспечить нормальное функционирование экономики. Госсектор перестал работать как единая фирма, в которой предприниматель (государство) организует все натуральные потоки наиболее выгодным способом и может проконтролировать их движение. Неизбежно появилась новая проблема – положение советского директора, который должен был выполнять приказы и распоряжения государственных и партийных органов, иметь резервы и не все их показывать планирующим органам. Иначе все резервы включались в план, и работать становилось очень трудно. Директор находился меж нескольких огней: министерства, обкома КПСС, государственных органов власти и рабочих. Министерство требовало выполнять план, обком (или другие местные органы) требовал развития социальной сферы. Рабочие (часто через профсоюзы) боролись против повышения норм выработки и за улучшение условий труда. По теории, директор должен работать честно и прозрачно в рамках назначаемых цен., но чтобы иметь возможность удовлетворить всех, директор создавал неучтённые резервы. На самом же деле, министерство своими плановыми заданиями заставляло предприятие повышать эффективность и платить налоги. Как уже говорилось, если государственная власть принуждает завод поставлять дефицитный товар по цене, ниже той, которая сложилась бы при балансе спроса и предложения, это эквивалентно дополнительному налогу на предприятие (помимо официальных налогов). Требования обкома были формой взимания с предприятия региональных и местных налогов – чаще всего, в натуральной форме. Формально зарплаты каждой специальности часто были фиксированы, но на самом деле, вступая в торг с рабочими за нормы выработки и внезарплатные льготы, директор повышал и понижал им зарплату. Это и стало способом, которым реальное народное хозяйство обошло те формальные рамки, которые делали бы невозможным его функционирование.
На описанный процесс можно посмотреть и с позиции теории уровней собственности. Как пишет Кордонский, формально распоряжение ресурсами входило в определение статуса – так, руководитель предприятия формально имел право распоряжаться его ресурсами. Однако формальная доступность была ограничена тем, что распоряжение этим же ресурсом входило в определение и других статусов. Так, кроме руководителя предприятия его ресурсами могли распоряжаться – естественно по-разному – представители вышестоящих отраслевых организаций, работники партийных органов и исполкомов Советов. В Советском Союзе стоимости, товары, ценности, налоги, цели и средства их достижения были слиты в единое административное целое (ссылка).
Итак, продолжает В.Найшуль (ссылка), согласно распространённой точке зрения, советская экономика управлялась сверху директивными органами. Генеральный секретарь ЦК КПСС, председатель Совета Министров СССР, аппарат ЦК и Совета Министров или на худой конец Госплан СССР разрабатывали планы или их основные направления. Затем эти планы, спускаясь по иерархиям вниз к министерствам, главкам, объединениям и предприятиям, конкретизировались и превращались, наконец, в производственные задания предприятиям. Однако людям, анализировавшим в брежневскую эпоху обычную практику хозяйственного управления в нашей стране, реальность представлялась совсем в ином свете. В стране действовала не командная система, а "экономика согласований" – сложный "бюрократический рынок", построенный на обмене-торговле, осуществляемой как органами власти, так и отдельными лицами. В отличие от обычного, денежного рынка товаров и услуг, на бюрократическом рынке происходит обмен не только, и даже, пожалуй, не столько материальными ценностями (товарами производственного назначения, предметами потребления или допусками к кормушкам и пайкам), но и властью и подчинением, правилами исключениями из них, положением в обществе и, вообще, всем тем, что имеет какую-либо ценность. Согласие директора предприятия на увеличение плана может быть обменено, например, на улучшение его служебного реноме, дополнительную партию труб и незаконное разрешение нарушить одно из положений инструкции. Поэтому товаром стало всё и вся. Коррекции плана, связи и неучтённые резервы были основой функционирования экономики СССР, по типу «я тебе стержни для сварки, а ты моему сынку устрой квартирку».
Бюрократический рынок, так же как и товарно-денежный, обладает стихийной способностью к саморегуляции, хотя и очень слабо поддаётся оптимизации из-за больших издержек договаривающихся сторон и отсутствия ценовых ориентиров. То, что на нём происходит, зависит от всех участников торга вместе и ни от кого в частности. Советский бюрократический рынок устойчиво гасил действия даже таких крупных игроков, как ЦК КПСС или Совет Министров СССР. Их постановления и решения, касающиеся "усиления, улучшения, совершенствования, упразднения и создания", а также "проведения радикальных, крупномасштабных экспериментов и реформ", вызывали, как правило, лишь быстропроходящую рябь на поверхности народнохозяйственного болота. Стоит также заметить, что столь характерное для нашей страны отсутствие виноватых при наличии потерпевших является свойством именно рыночной, а не командной организации общества. Советская экономика была своеобразным синтезом официально-плановых отношений с рыночными: легальными, полулегальными и совершенно нелегальными. Была достигнута многоукладность хозяйственного советского строя. Многие виды теневой экономической деятельности – уклонение от налогов, искажение официальной отчётности, вторичная занятость, коррупция – встречаются как при социализме, так и в обществах стран Золотого Миллиарда. По мнению Л.Тимофеева (ссылка), как ни парадоксально, именно чёрный, (а точнее теневой административный) рынок и обеспечивал более или менее нормальный производственный процесс в СССР. На ту же закономерность указывает Найшуль (ссылка). Описанное в теории плановое хозяйство с директивным товарообменом и назначаемыми ценами существовать не может. Его и не было.
Тот феномен, который у Найшуля (ссылка) назван бюрократическим рынком, Л.Тимофеев (ссылка) назвал “институциональной коррупцией”, а С.Кордонский (ссылка) именует «административным рынком» – “иерархизированной системой, где экономический и политический компоненты даже аналитически не могли быть разделены, системой, в которой социальные статусы и потребительские блага конвертируются друг в друга по определённым, отчасти неписаным правилам, меняющимся во времени”. На этом рынке можно было приобрести практически всё, но не всем. Деньги сами по себе не играли в этой системе роли всеобщего эквивалента, гораздо важнее было наличие “блата”, властных привилегий. При этом легальные привилегии и блага органически дополнялись нелегальными, официально не признаваемыми, но всем известными. На каждом функциональном уровне развивались все возможные формы деятельности, в том числе теневые и откровенно криминальные.
С точки зрения теории экономических систем, в экономике СССР противостояли друг другу и дополняли друг друга четыре сектора: 1) легальная командная экономика (именно это никогда не существовавшее само по себе плановое хозяйство описывалось Г.Х.Поповым как “административно-командная система” и Я.Корнаи как “экономика дефицита”) (ссылка); 2) легальная рыночная экономика (колхозные рынки, рынки потребительских товаров – словом, всё то, что в классификации А.Каценелинбойгена (ссылка) называется красным, розовым и белым рынками); 3) нелегальная рыночная экономика (неформальный сектор – всё то, что в теории Л.Тимофеева ссылка) – собственно “чёрный рынок”); 4) нелегальная командная экономика (“клановый социализм” – отношения, описываемые Л.Тимофеевым как рынки должностей и привилегий, административно-хозяйственных согласований и бартера, а С.Кордонским – как административные рынки).
Наивные либералы замечали в советской теневой экономике и считали ценным только сектор № 3, а потому полагали, что достаточно освободить людей от жёстких административных запретов и ограничений, стесняющих хозяйственную гибкость (избавить его от давления сектора № 1), как Россия немедленно заживёт “полной чашей”. На самом же деле, власть перешла в руки агентов сектора № 4 – его действительно избавили от контроля со стороны сектора № 1. В результате мы наблюдаем имитацию рыночного хозяйства при реальном сохранении основ командной экономики – но уже не централизованной (по типу обществ азиатского способа производства), а децентрализованной (по типу феодальных обществ). У советского “общества светлого будущего” оказалась длинная тень: легальная командная экономика исчезла, но её теневой двойник, как в сказке Г.-Х.Андерсена, пережил своего “хозяина” (ссылка).
Итак, в советской системе существовала не одна, а две параллельные командные экономики – легальная (выполнение плановых заданий) и нелегальная (получение нелегальных благ и привилегий благодаря личным связям). Общим правилом было совмещение ролей: каждый государственный служащий участвовал не только в формировании плановых заданий и их выполнении, но и в обеспечении “своих людей” дефицитными жизненными благами в обход официальных норм (ссылка). Как заметил один марксистский псевдоэкономист, если его мама помогала сынкам торгашей учить уроки, то почему она не имела права отовариться без очереди?
ФОРМИРОВАНИЕ ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОЙ КОРРУПЦИОННОЙ СИСТЕМЫ (АДМИНИСТРАТИВНОГО РЫНКА)
Новая экономическая система не вводилась в стране декретами правительства. Она формировалась постепенно под действием "потребностей практики" путём обычных административных реорганизаций, отмены или игнорирования старых инструкций и принятия взамен них новых. Конечным результатом этого процесса стала качественно иная система управления экономикой, основанная на согласованиях. Отметим, что участники согласования, как правило, имеют неодинаковую возможность влиять на окончательное решение. Она определяется их "весом": способностью поощрять угодные действия и наказывать неугодные – "если вы так, то я…". В результате каждое хозяйственное решение становится предметом административной бюрократической торговли. Механизм этой торговли оказывается настолько мощным, что при большом неравенстве весов позволяет отвергать право слабого участника на вето. Вес участника бюрократической торговли, как правило, был тем выше, чем больше размер организации, которую он представлял (ссылка).
Между тем, не все понимают, что заведомое неравноправие участников административного рынка является закономерным следствием сочетания в системе функций обмена и перераспределения, включения налогообложения в административный рынок. Отношения между налоговым инспектором и налогоплательщиком заведомо не могут быть равноправными. Например, что означает, с точки зрения госаппарата, выделение государством на какую-то одну социальную цель больше средств, чем на другую? Это означает, что налоговые органы должны были больше поработать ради выбивания из экономики налогов на эту цель, а хозяйственные субъекты потом больше работали, чтобы получить эти деньги, выполняя госзаказ. Но в Советском Союзе, как и всегда в российской истории, управленческая и хозяйственная, налоговая и социальная функции совмещались в работе одной иерархической системы. Вместо того чтобы дублировать функции силового принуждения, выбивая налоги из наёмного работника (функция государственной налоговой службы), а потом, следить за добросовестным выполнением своих обязанностей этим наёмным работником (функция системы управления внутри частной фирмы, выполняющей госзаказ), советская система сразу принуждала человека выполнять нужную государству работу.
Во что это выливалось на практике? Как пишет Кордонский (ссылка), каждая из иерархий власти на каждом уровне своей организации эмитировала до перестройки свои административные деньги. При этом все знали, что бумажки с грифом «ЦК КПСС» давали право на большую часть доли национального богатства, чем бумажки с грифом обкома партии или Советов народных депутатов. Листы бумаги в ходе делопроизводства наделялись функциями ценных бумаг, у каждого вида которых был определённый круг хождения. Но ведь здесь как раз и описана система совмещённого выбивания налогов и финансирования государственных функций. Ясно, что бюджет высшего органа управления страной выше, чем у местного органа власти, поэтому он может выделять большие деньги, чем региональный орган – отсюда и разная ценность бумажек с разными грифами. Ясно, что каждый из органов власти финансирует выполнение своих функций в пределах своей компетенции – отсюда и разный круг хождения. В свою очередь, возможность высшего органа власти заплатить более крупную сумму административных денег означает большую возможность этого органа принудить экономических субъектов к выполнению той или иной работы.
Это в западной экономике эквивалентно возможности привести в действие более серьёзные усилия налоговых органов, а также управленческих иерархий различных фирм путём раздачи госзаказов. В ходе многократных итераций согласования при планировании плановым органам поступала важная информация по возможностям усиления налогового давления на предприятие. Если директор завода ни в какую не соглашался увеличивать производство на 10%, даже в обмен на дополнительные фонды и ресурсы для коллектива, то это могло означать либо что пределы возможностей завода достигнуты, либо что директор некомпетентен.
РОЛЬ ПАРТИИ
Партия не только играла роль датчика в системе, но и одновременно выполняла многие административные функции, в частности функцию арбитражного суда. Как пишет Кордонский, аппарат парткомитетов служил местом наиболее интенсивного административного торга. Рассмотрим его механизмы и движущие силы. Как известно, существовали планы поставок продукции государству. Эти планы спускались из партийных и государственных вершин на предприятия и организации и подлежали, казалось бы, неуклонному выполнению. В годы существования сталинской экономики так оно и было, предприятия и организации выполняли планы поставок, даже если это приводило к остановкам производств и к голоду среди населения. Выполнение плана влекло получение предприятиями и организациями ресурсов из госфондов «согласно установленным нормативам». Невыполнение плана влекло санкции «вплоть до исключения из партии» или более сурового наказания. Перевыполнение планов давало руководству предприятия основание для обращения в высшие инстанции с целью получения дополнительных фондов заработной платы, товаров народного потребления и продуктов питания в размере, пропорциональном «процентам перевыполнения плана» (следовательно, рынок внутри госсектора был уже при Сталине).
В хрущёвские, а тем более в брежневские времена как объёмы поставок государству, так и объём ресурсов, получаемых территорией из госпоставок, стали предметами торга между смежными уровнями государственного устройства. Каждый уровень иерархии стремился отдать государству поменьше, а получить больше. Естественно, что аппарат райкома КПСС, например, был на территории района единственным институтом, могущим торговаться с руководителями предприятий, входящими в его номенклатуру, поскольку обладал убийственным аргументом – угрозой партвзыскания с записью в личное дело, исключающей возможности его служебного роста или пребывания на руководящей должности.
Объём фондов, который государство могло «отстегнуть» предприятию при перевыполнения плана, был, чаще всего, несравним с тем, который руководство предприятия получало, организуя «цеховое» производство и отпуская продукцию «налево» или меняя её на продукцию других предприятий (по бартеру). (Что и неудивительно: в западной системе это соответсвовало бы невыплате налогов с дополнительно произведённой продукции.) И эта возможность реализовывалась в виде дополнительного производства товаров и услуг, не попадающих ни в какую отчётность. Потому, что всякая статистика могла дать только заниженные оценки объёмов советской экономики.
В ходе такой деятельности возникала своеобразная общность руководящих работников партаппарата, государственных органов и руководителей предприятий, обладавших «скрытыми ресурсами», возникшими из совместной деятельности. Внутри этой общности шёл перманентный торг и обмен, поскольку каждый её член знал о другом, что у кого есть, что он может раздобыть и на какой канал получения «дефицита» вывести.
АДМИНИСТРАТИВНО–РЫНОЧНАЯ КОРРЕКТИРОВКА НЕДОСТАТКОВ ПЛАНОВОГО РАСПРЕДЕЛЕНИЯ
Новая многоукладная экономика позволяла смягчить, хотя и не без огрехов, многие недостатки, связанные с неадекватностью уравнительной системы распределения, провозглашённой официальной идеологией. Огрехи были вызваны тем, что на оправданную дифференциацию доходов из-за различия в квалификации, тяжести, ответственности или условиях труда человека, наслаивалась дифференциация реальных доходов, связанных не с его личными заслугами, а с размером ренты на собственность, статусом и местом проживания. Однако эта система распределения гораздо лучше обеспечивала мотивацию к труду, чем номинальное распределение доходов, задаваемое идеологией. Дополнительный сдвиг реального распределения относительно номинального обеспечивался и разной покупательной способностью денег, существенно зависящих от социального статуса их обладателя. Как пишет Кордонский, в силу ранжирования территорий, отраслей, должностей и распределения благ, покупательная способность денег возрастала с ростом служебного положения, перемещения из поселений низшего ранга в поселения высших рангов, переходом предприятий непрестижных отраслей в престижные. Например, высокое должностное положение или работа в отрасли, имеющей высокий статус, благодаря специализированному снабжению и другим льготам, давала возможность получения благ по более низкой цене, что позволяло иметь гораздо более высокие реальные доходы, чем у людей с такими же номинальными доходами.
Пресловутое несунство тоже служило способом корректировки системы распределения. Так, в г. Зеленокумск Ставропольского края на излёте советской эры почти всё потребляемое населением сливочное масло и колбаса были вынесены с местных пищевых предприятий. А связано это было с тем, что по плану 100% производимой, например, мясокомбинатом продукции направлялось в Москву. Несунство означало, что работники данного предприятия, после выплаты государству налогов в виде выполнения плановых поставок, получали к своей зарплате добавку в объёме продукции, которую смогут произвести и вынести в дополнение к плану из имеющихся ресурсов. Таким образом, система согласований при составлении планов обеспечивала относительно равномерное распределение налоговой нагрузки по субъектам экономики, а после выплаты этих налогов предприятия могли работать на удовлетворения потребностей своих работников.
БЫЛ ЛИ ЭКОНОМИЧЕСКИЙ КРИЗИС?
Если бы советская система выстраивалась согласно теории плановой экономики, то невозможность командных органов досконально знать параметры технологических процессов и особенности предприятий привела бы, по мере усложнения экономики, к полному параличу глобальной плановой системы. Но народное хозяйство стихийно нашло выход, позволявший «обходить» неизбежные заторы центрального планирования через некий суррогат добровольных рыночных обменов и силового изъятия налогов, отличавшийся отсутствием чётких правил. Вместо одного всезнающего предпринимателя-государства, в стране появилось много предпринимателей, организовывавших производство там, где они могли проконтролировать технологические процессы в натуральных показателях. Вот эти предприниматели и торговались между собой и с государством, но по очень странным правилам.
Многие считают, что хотя административный рынок и теневая экономика позволяли не допустить паралича экономики из-за превышения пределов возможности управления прежними способами, эта система способствовала расшатыванию устоев государства, криминализации общества, появлению «вотчин», в которых исключалась конкуренция. По мнению некоторых теоретиков, расцвет коррупции постепенно создал в номенклатуре влиятельную криминализованную прослойку с уголовным мышлением и абсолютно циничным отношением к стране и народу. Однако, эта точка зрения небесспорна. Если руководитель предприятия выторговывает фонды для предприятия или своих работников, одновременно стараясь не зарываться и не подрывать фундаментальные интересы страны, то где же тут цинизм? Вообще, заметим, что понятие преступления и коррупции зависит от её определения в законе. Например, деятельность мелких производителей, совершенно аналогичная деятельности советских теневиков, не относилась к коррупции в законодательстве Польши, ГДР, Венгрии.
Да и был ли так страшен чёрт коррупции, как его малевали? Во-первых, коррупция была встроена в плановую систему, без коррупции система не могла работать. Во-вторых, уровень настоящего воровства и несунства (такого, который подрывал выполнение плановых заданий по налогообложению) был ничтожным при сравнении с товарооборотом в целом. В-третьих, те вопиющие случаи, которые действительно подрывали устои страны, отслеживались правоохранительными органами. Да, во времена Советского Союза существовал преступный мир. Но он маскировался и был замкнутым, оставаясь в рамках теневой экономики и воровства. В 1987 г, последнем году перед реформой, в РСФСР было совершено 9,2 тыс. убийств или покушений на них, 33,8 тыс. грабежей и разбоев. Расширенного воспроизводства преступности не было!!! Отметим для сравнения, что в 2002 г. зарегистрировано 32,3 тыс. убийств и 214,4 тыс. краж и разбоев. Число тяжких и особо тяжких преступлений уже много лет колеблется на уровне 1,8 млн. в год (к тому же сильно сократилась доля тех преступлений, что регистрируются и тем более раскрываются) (ссылка).
Основная масса экономических нарушений и преступлений в то время делала плановую систему многоукладной и более гибкой. Почти половина экономики была невидимой официальным лицам. Механизмы функционирования теневой экономики тогда, да и сейчас мало кто понимает. Несуны никому особо не мешали, кроме приверженцев идеологической чистоты. Уровень «коррупции» (в понимании сторонников святости) был приемлемым и не выше, чем в США. Была обратная связь, не дававшая ей разрастись, – Советы, КПСС, правоохранительные органы. Коррупция, теневые рынки были механизмами, компенсировавшими недостатки планирования и позволявшими решать проблему дефицита. В Грузии теневики работали открыто, в Узбекистане вообще, в понимании блюстителей законов, расцвела мафия. Но это мнение далеко не бесспорно: на самом деле, шло приспособление системы обмена и распределения к местным особенностям. Полная ликвидация нарушения законов и преступности в многоэтнической стране вообще невозможна, потому что нельзя выработать единые, приемлемые для всех правила, отделяющие преступные действия от легальных. Существенное её снижение возможно только в государствах с моральным неприятием экономических нарушений и других преступлений всем обществом (например, Швейцарии). При этом нужно, чтобы трактовка действия как преступного была одинаковой в морали всего общества, а это, как правило, достижимо только в моноэтнических государствах. В России этого никогда не было, и в обозримой исторической перспективе не будет. Поэтому экономисты-институционалисты вводят понятие приемлемого для народа уровня преступности. Это оптимальное для роста и стабильного развития соотношение цены мер по борьбе с преступностью и наносимого ей ущерба. Когда затраты на усиление борьбы с преступностью превышают уменьшение ущерба от преступности в результате дополнительных мер борьбы, дальнейшее усиление борьбы становится бессмысленным. Кроме того, весь мировой опыт показывает, что наскоком можно победить только самую вопиющую преступность. Требуется постоянная и упорная борьба с учётом особенностей самих преступных группировок и интересов населения.
Идеологи противостоящих сторон (либералы и сторонники чистого коммунизма) очень любят выставлять СССР как страну несунов. Они утверждают, что именно массовое, в конце советской эры, распространение «несунства» породило весьма примирительное отношение к расхищению госимущества. Многие из них считают, что расцвет "теневиков" стал символом разложения советской системы в период "позднего застоя". Не видеть этого, восклицают они, – значит, объяснять перестройку только "изменой" Горбачёва, что совершенно ошибочно. Но это утверждение нуждается в дополнительной проверке. Криминальная прослойка и теневые рынки возникли ещё при Сталине после ввоза огромного количества неучтённых материальных ценностей из Германии. Никто пока не доказал, что преступность выросла и стала угрожать безопасности страны. Она была приемлема для нормального роста. Действительно, несунство развращало общество, но полная мгновенная его ликвидация в тех условиях была невозможна. Для того чтобы бороться с негативными последствиями несунства для морали, надо было сначала разобраться, какой легальный механизм позволил бы компенсировать недостатки планирования, и вводить этот легальный механизм одновременно с борьбой против этого несунства. Например, надо было одновременно, а не по очереди, выправлять систему номинального распределения доходов, отменять привилегированное положение «прислонённых к дефициту» (через более свободные розничные цены) и бороться с несунством.
ПОПЫТКА ЛИКВИДАЦИИ РЫНОЧНОЙ ЭКОНОМИКИ АНДРОПОВЫМ И ГОРБАЧЕВЫМ
Самое поверхностное исследование явлений административного рынка привело нас к удивительному, казалось бы, выводу. В течение перестройки и последующих лет либералы всё время описывали ужасы и нестыковки планирования, не обращая нашего внимания на то, что эти ужасы легко преодолевались административным рынком. При закрытых границах СССР решал проблемы развития страны. Да, чисто теоретически, если исключить из рассмотрения необходимость сбора налогов и выполнения государственных функций, то административный рынок кажется менее эффективным, чем обычный рынок, из-за повышенных издержек договаривающихся сторон в условиях скрытности и непрозрачности торга, ограничения количества возможных участников сделки и ограничения ценовой конкуренции. Однако, как только мы включим в расходы обычного рынка повышенные затраты на содержание налоговой службы и системы государственного социального обеспечения и государственных закупок, дублирующие структуру управления государством и экономикой, то уже не столь очевидно, где больше потерь. Россия, несмотря на многочисленные западнические реформы, раз за разом приходила примерно к одним и тем же особенностям налоговой системы. И это указывает, что под давлением требований о повышении отдачи миллионы людей пробовали на местах разные способы организации и в миллионах конкретных случаях отдавали предпочтение российским способам налогообложения, потому что эти способы были дешевле, сопрягались с меньшими усилиями, давали больший результат. Маленькие сдвиги к традиционным методам постепенно превращались в систему, ломая неадекватные российским условиям новшества. Дороговизна системы налогообложения, которую скопировала нынешняя Россия, станет ещё более очевидной, если учесть, что западная система установления правил налогообложения и взаимоотношений с внешним рынком тоже опирается на такой же административный рынок внутри этих стран, сложную систему лоббирования через парламент и министерства. В СССР предприятия, оказавшиеся в излишне привилегированном положении, обкладывались усиленными плановыми заданиями, установленными административным рынком. На Западе в аналогичной ситуации тоже включается сложная система очередной административно-рыночной коррекции правил налогообложения и таможенных сборов, которая точно так же изымает «излишек», образовавшийся в привилегированной отрасли (либо заставляет направить весь «излишек» на расширение производства).
Деятельность Андропова и Горбачёва была направлена на искоренение административного рынка, который, как считалось, подрывал устои социализма. В то же время организовать научный анализ проблемы ни один из этих деятелей не сумел. Интересно, что один из первых исследователей системы административного рынка Л.Тимофеев сразу после написания своей книги был арестован и последующие два года провёл «в отрыве от научной деятельности». Как пишет Кордонский (ссылка), перестройка на первых этапах своего существования, собственно, и была попыткой ликвидировать обменные отношения и связанную с ними теневую экономику. Перестройка выступила как усилия определённых подразделений государства, а конкретно, репрессивных органов, по ликвидации обменных связей. В частности, одним из первых действий перестройки была борьба с теневыми отношениями на самых низших уровнях иерархии административного рынка – борьба с нетрудовыми доходами, ограничение деятельности всякого рода «бригад» и других формирований мобильной рабочей силы. В дальнейшем перестройка приняла форму борьбы с «цеховиками», то есть объединениями, включающими теневых прорабов, линейных специалистов и рабочих. Третьим этапом перестройки стало расследование тех форм теневой деятельности, в которые были включены функционеры партийного и советского аппарата управления.
Эта борьба заключалась в удалении конкретных людей, занимающих определённые функциональные места в иерархии отношений административного рынка: сначала – рабочих и людей, занятых в личном подсобном хозяйстве, потом – организованных полулегальных и нелегальных производителей материальных благ (цеховиков), и в конце – партийных и советских чиновников, контролировавших эти производства. Идеология борьбы основывалась на предположении, что суть проблемы заключается в аномальном поведении отдельных людей, а не в свойствах всей системы отношений социалистического общества. Стремление локализовать и нейтрализовать отдельные напряжения в системе привели к тому, что стали возможными структурные массовые изменения на административном рынке, принявшие, в частности в конце 80-х годов, форму трудовых конфликтов. Все эти преобразования так или иначе приводили к разрыву сложившихся за десятилетия отношений и структур административного рынка и к атомизации его элементов. Атомизация проявлялась прежде всего в недейственности привычных форм управления, и в виде социальных, в частности, трудовых конфликтов, принявших в конечном итоге форму рабочих и политических движений. Можно только удивляться, как советская экономика выдерживала мощнейшие удары на уничтожение системообразующих связей, наносимые Андроповым и Горбачёвым в течение двух и трёх лет, соответственно.
Бесславный конец перестройки во многом связан с отсутствием у её руководителей видения «перестраиваемой» социально-экономической системы, в стремлении бороться со ставшими естественными феноменами и отношениями, а не пытаться использовать конструктивные особенности системы для достижения своих высоких целей.
Последним ударом по экономике стала ликвидация традиционной системы сбора налогов в виде отмены планирования под лозунгами «экономической свободы». Как уже говорилось, наложенные государством на предприятия обязанности поставлять продукцию определённого вида по заданным ценам фактически означали дополнительные налоговые задания по сравнению с ситуацией, при которой они могли бы сбывать продукцию по свободным ценам. В свою очередь, плановые поставки данному предприятию дефицитной продукции по заниженной цене (по сравнению с гипотетически свободной ценой) означали дополнительные субсидии, не отражаемые в собственно денежных потоках. Мгновенное освобождение цен и отмена плановых поставок с 1991 г. означали ликвидацию налаженного механизма дифференцированного налогообложения и субсидирования различных отраслей и отдельных граждан без введения адекватного заменителя. Резкое падение реального государственного бюджета, последовавшего за попыткой скопировать западную систему налогообложения, сделало невозможным выполнение государственных функций.
СОЦИАЛИЗМ И СОБСТВЕННОСТЬ
Одним из основных положений марксистов–догматиков и их современных последователей, часто рядяшихся в тогу солидаристов и других истов о социализме является постулат о единой государственной собственности на средства производства. Считалось, что имеется государственная и колхозно-кооперативная формы собственности. На деле же между ними особых различий не было. Единственным отличием была возможность ограниченно корректировать цены на свою продукцию для кооперативов (особенно в сфере сбыта). Тем самым достигалась адаптация спроса и предложения к колебаниям представлений о полезности товара. Однако изменение цен было ограничено в достаточно узком диапазоне.
Из этого постулата делался вывод: если все «средства производства» (так в марксизме называются капитальные блага) принадлежат одному юридическому лицу (государству), то не может быть и рынка средств производства. Раз так, то средство производства не было товаром. Пусть даже за средства производства предприятия платили безналичные деньги поставщику, это было не более чем перекладывание денег из одного кармана государства в другой. Кроме того, по мнению марксистов, в результате планирования предприятия не имели права в полной мере распоряжаться по своему усмотрению своей продукцией. Следовательно, рынка при движении натуральных благ внутри госсектора не было.
Между тем дело не так просто: реалии очень часто были другими по сравнению с тем, что писалось на бумаге. Для того чтобы понять суть дела, рассмотрим сначала само понятие собственности и владения при социализме. Утверждения о том, что при социализме не было "частной" (мы придерживаемся немарксистской классификации, поэтому назовём её личной, или узкогрупповой) собственности на капитальные блага, так как всем владело государство, легко опровергаются. Действительно, формально в СССР средствами производства владело государство. Это было только на бумаге и, отчасти, во времена Сталина. На деле если бы министр попытался волевым решением, без всяких объяснений и компенсаций (например, в виде будущих услуг) передать станок от одного завода другому, то он был бы в очень большом затруднении. Для того чтобы это сделать, приходилось торговать услугами (особенно в послесталинский период). Мы уже не говорим здесь о ситуации, когда директор одного предприятия решил бы взять что-то на другом предприятии самовольно. То есть на деле собственность никогда не была чисто индивидуальной или чисто групповой или чисто государственной. Не вдаваясь в детали этого сверхдискуссионного вопроса, вернёмся к рассмотрению понятия товара при социализме. Была ли действительно государственная собственность при социализме единой? Формально, да, но фактически она была групповой. Другими словами, право пользования капитальными благами принадлежало трудовым коллективам, представленным их лидерами. Отчуждение этого права собственности со стороны государственных органов теоретически могло случаться (особенно в сталинское время), но фактически было очень болезненными и, как правило, компенсировалось обменом услугами. Следовательно, наряду с формально единой государственной собственностью существовал второй уровень собственности – групповая, распоряжение капитальными благами со стороны коллективов, и государственная собственность смыкалась с кооперативной, где капитальные блага уже формально принадлежали коллективам.
Наконец, наряду с указанными основными формами собственности, существовала личная собственность. Часть небольших средств производства принадлежала индивидуалам: машины, мелкие станки, косилки, культиваторы. Они также были не полностью подконтрольны владельцам и в определённых условиях могли изыматься (в чрезвычайных ситуациях автомашины могли быть взяты в пользование государством и т.д.) или право пользования ими ограничивалось. Например, владельцы автомашин де-юре не имели права подвозить пассажиров за деньги. Поскольку высший уровень собственности (так же как фактически и кооперативной) был общегосударственным, то встаёт вопрос, а кто же распоряжался им. И здесь опять действительность отличалась от лозунгов. В определённой мере, этим правом обладал высший руководитель страны, хотя его власть и была ограничена возможностью его смещения с поста. Итак, существовало не только государственное право на средства производства, но и групповое (ссылка). Более подробно мы этот вопрос разберем в другой статье.
МОЖНО ЛИ ОПИСЫВАТЬ СОЦИАЛИЗМ, ИСПОЛЬЗУЯ ФОРМАЛИЗМЫ СОВРЕМЕННОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ НАУКИ?
Некоторые марксистские последователи считают, что в СССР была совершенно необычная экономика, где экономические категории не действовали. Этому противостоит прежде всего мнение самого Сталина, которое он отстаивает в работе «Экономические проблемы социализма в СССР». Новизна, прежде всего теоретическая, состояла в обосновании усиления государства и его регулирующей функции по мере продвижения к коммунизму, что шло вразрез с положением Энгельса об отмирании государства в будущем. Более того Сталин предостерегает тех, кто недооценоивает рыночные категории при описании экономики СССР.
Да и другие попытки отбросить экономические закономерности не выдерживают критики. Заявление марксистских псевдоэкономистов о том, что люди получают не зарплату, а денежное довольствие, противоречит финансовым документам советских предприятий, в которых средства на оплату труда обозначались как заработная плата, а не денежное довольствие. Во всех советских учебниках политэкономии зарплата так и была обозначена. О заработной плате говорил Сталин. Зарплату получали наши родители, дедушки с бабушками, прадедушки с прабабушками… Прибыль в народном хозяйстве и у отдельных предприятий была, есть и будет, и до революции, и в советское время, и сейчас. В экономической науке возможны разные понимания прибыли, но в советском хозяйстве было и то, и другое. Даже марксистские псевдоэкономисты пишут, что прибыль предприятий напрямую шла в бюджет. Значит, была у нас не только зарплата, но и прибыль. Налоги и бюджет в России были и до революции, и в советское время, и сейчас. При этом в советское время бюджет формировался, в основном, за счёт ренты на государственную собственность, т.е. были почти 100% налоги на рентные доходы, что и мы предлагаем в новой России. При царизме основу бюджета сначала составляла подушная подать, а потом налоги на импортируемую нефть и доходы от продажи зерна.
Процентная ставка в СССР тоже была – она неизбежно возникла, когда советские экономисты стали определять «способы нахождения максимума эффекта капиталовложений в социалистическом хозяйстве». Слова в кавычках повторяют заголовок важной работы великого советского учёного В.В.Новожилова. Книга его написана для специалистов и практиков-плановиков, более сложным языком, чем наша, и требует некоторой математической и экономической подготовки, но разбирающийся в экономической теории и элементарной математике человек сразу определит, что указанная Новожиловым методика соизмерения народнохозяйственного эффекта от различных проектов сориентирована именно на максимизацию по денежным (а не каким-то там натуральным) показателям, на получение наибольшей прибыли, вопреки высосанным из пальца убедениям некоторых псевдоэкономистов, прочитавших только книгу Корнаи о дефиците при социализме. При этом сама собой возникает и процентная ставка – грубо говоря, такой уровень процента, что проекты, которые дадут прибыль выше этого уровня, принимаются, а те, которые дают прибыль ниже этого уровня – отвергаются, потому что на них уже не хватает денег при принятой государством норме накопления. Вот цитата «Отсюда следует, что при увеличении числа вариантов вложение обе эти величины – минимум эффективности принятых и максимум эффективности отвергнутых вариантов – стремятско к одному и тому же пределу» (с. 162). Этот предел, о котором говорит Новожилов, – это и есть процентная ставка для новых проектов, в западной экономике это норма процента. Просто Новожилов не мог называть вещи своими именами и был вынужден придумывать новые термины для типичных явлений, найденных и обоснованных маржиналистами. Но всё, что от маржинализма нужно для планирования, в книге Новожилова можно найти – например, необходимость учитывать альтернативные цены (а вовсе не себестоимость) при планировании (он альтернативные цены называет затратами обратной связи) и т.д. Есть и специальная оговорка для некоторых, мечтающих о том, чтобы норма прибыли устанавливалась сверху для всего народного хозяйства: «Вместе с тем практика не приемлет и единой (средней) нормы прибыли» (с. 200). Так что советское хозяйство было очень даже коммерческим, просто солидаристы-утописты этого не знают.
Некоторые марксистские псевдоэкономисты поднимают на шит Чаянова. Действительно его эмпиричекий анализ русского крестьянства позволил распространить идеи марджинализма и на русских крестьян. Но если почитать другие экономические работы Чаянова, то волосы дыбом встают. Это сейчас многие пытаются доказать, что Чаянов имел какую-то особую программу «мягкой» коллективизации. Но мало кто знает, что Чаянов одним из первых поддержал форсированное огосударствление деревни, причём в абсолютно фантастическом варианте (ссылка). Государственный коллективизм характеризуется Чаяновым следующими основными признаками: 1) уничтожением категорий капитализма: капитала, процента на капитал, зарплаты, ренты; 2) единым огромным хозяйством всего народа; 3) существование данного хозяйства обеспечивается выполнением планов государственных органов, определяющих структуру, пропорции, темпы и цели развития экономики. Главное отличие данной системы от остальных систем, по Чаянову, заключается не просто в отсутствии рыночных отношений, но в неспособности «существовать чисто автоматически, элементарно», для этого строя требуются непрерывные общественные усилия и государственные меры экономического и внеэкономического принуждения. Чаянов показал, что совхоз – это последовательно государственное советское предприятие и является безошибочным индикатором аграрной политики и аграрных отношений в стране. В утопии 1928-го финал жестоко ясен и прост: «В сущности, будущее сельского хозяйства – правда, самое отдалённое, – это отмена сельского хозяйства, в современном смысле этого слова, и переход к изготовлению питательных и текстильных материалов фабричным способом, подобно обычным продуктам тяжёлой и лёгкой индустрии, путём ассимиляции азота и углекислоты из воздуха с помощью химического, синтетического процесса». Все сельское хозяйство надо огосударствить, превратить его в единый приписной совхоз. И когда государство в сельском хозяйстве останется наедине с самим собой, оно будет вынуждено нести ответственность за своё хозяйство (ссылка). Приведённые цитаты заставляют вообще усомниться, могла ли быть у Чаянова адекватная программа аграрной политики.
Собственно теоретических результатов Чаянова или дельных практических предложений не известно. Например, Те идеи, которые Чаянов написал об отсутствии категории ренты, прибыли, процента и т.д. не выдерживает никакой критики. Новожилов убедительно доказал, что все эти отвергнутые Чаяновым категории в советском хозяйстве очень даже присутствовали.
Некомпетентность же А.В.Чаянова в теоретических вопросах блестяще раскрыта В.В.Бруцкусом. После высылки Бруцкуса Чаянов подучился и разродился на действительно выдающееся эмпирическое исследование, в котором показал на фактах, что поведение русского крестьянства полностью подпадает под маржиналистскую парадигму экономического поведения человека в части выбора необходимого объёма работы. Цитату Маршалла с общим описанием этого феномена мы приводим в книге. И вопреки представлению некоторых марксистских псевдоэкономистов, западная наука вполне себе учитывает этот феномен. Вот цитата из книги Барро и Сала-и-Мартина –“Chapter 9 allows for an endogenous determination of labor supply and population, including models of migration, fertility, and labor/leisure choice” (с. xv). Так что Чаянов не открыл Америки, а оставил для потомков хорошую подборку фактических данных своего времени, за это ему спасибо.
При социализме есть инвестиции в народное хозяйство и денежное довольствие. В общенародном хозяйстве трудовой доход включает в себя и зарплату, и инвестиции в народное хозяйство, и учебу-лечение и обороноспособность. Это подтверждает ту трактовку разделения ВВП на общественное и личное потребление с дополнительным контролем государства над личным потреблением. Инвестиции в народное хозяйство, расходы на оборону, учёбу и лечение покрываются из государственного бюджета.
Доля консолидированного бюджета в ВВП, грубо говоря, определяет долю государства в целеполагании экономики по сравнению с гражданами-потребителями, платящими из своего кармана. Вот цитата из Новожилова, показывающая причину возникновения директивного характера планирования – необходимость высокой доли государства в целеполагании экономики: «Директивный характер планирования – его необходимая черта. Она отражает невозможность организации социалистического хощяйства лишь на основе «голосования рублём», т.е. спроса трудящихся. Спрос не может служить единственным критерием даже при определении программы производства средств потребления. Ещё меньше его роль в опроведелении программы производства средств производства. Ибо эта программа связана с объёмом накопления, который, очевидно, нельзя определять по объёму индивидуального сбережения трудящихся» (с.202). Итак, Новожилов вовсе не отвергает начисто «спрос трудящихся» в целеполагании экономики – он говорит, что просто его доля в целеполагании должна быть меньше единицы – остальное остаётся за государством.
Анализ Новожилова подтверждает нашу модель. В частности, подтверждает наш тезис о большой роли высокой нормы накопления, силовым образом устанавливаемой государством, в ускоренном развитии советской экономики, а вовсе не каких-то непонятных «некоммерческих принципов». Всё конкретно и осязаемо: государство силовым образом собрало очень много налогов и направляет их в инвестиции, что и позволяет поддерживать высокую норму накопления. А если тратить много бюджетных средств на «некоммерческое хозяйствование», то и денег на инвестиции не останется.
Кстати, насчёт категории ренты и необходимости её изъятия в бюджет, вот другая цитата Новожилова на той же странице: «Закон распределения по труду тоже воздействует на закон стоимости. Он требует, чтобы стоимостные показатели успешности работы отдельных звеньев производства (предприятий, цехов и т.д.) не зависели бы от таких условий приложения труда, на которые данное звено не может влиять». Разбирающийся в экономике человек поймёт, что тут содержиться призыв не оставлять предприятиям ренту на государственную собственность, и этот призыв при Советской власти выполнялся, пока не пришёл Горбачёв.
Чтобы понять, что основные закономерности мировой экономической науки выполнялис и в СССЕ, начнем с констатации очевидной истины: всех экономических благ никогда не хватит для удовлетворения потребностей в них. Просто потому что потребности человека будут всё время расти по мере повышения производительности народного хозяйства – иначе человеку будет не к чему больше стремиться. Даже если допустить что потребности в товарах расти не будут они будт расти в области здравоохранение и услуг, в частности образовательных услуг. Другое дело, что общество может принять решение, что определённые потребности должны удовлетворяться в полном объёме, и организовать производство этого ограниченного списка благ в таком количестве, чтобы полностью удовлевторить соответствующую потребность. Например, к таким благам относится среднее образование. Но совершенно понятно, что такое возможно только для ограниченного количества благ, а остальные обязательно будут произведены в недостаточном количестве, так что всем не хватит или, по крайней мере, потребности не будут удовлетворены полностьюв данное время. Такова, например, чёрная икра, и необходимо обратить внимание на недобросовестность псевдоэкономистов, подменяющих вопрос о распределении колбасы и чёрной икры вопросом о средстве защиты растений, для которого надо отдельно решать, удовлетворять ли потребность в нём полностью или частично.
Значит, надо как-то решать вопрос распределения произведённых таким образом недостаточных благ и вопрос приоритетного расходования ресурсов для их производства. За прошедшие тысячелетия человечество научилось решать эти вопросы с помощью денежного механизма, причём конкретная форма каждого из этих решений должна быть приемлема для общества. На самом же деле, совершенно понятно, что чёрной икры «на всех не хватит» для полного удовлетворения потребности в ней, какую бы цену на эту икру ни назначали. В том числе и низкую, как того требуют псевдоэкономисты. Вопрос в том, будет ли цена на чёрную икру на уровне баланса спроса-предложения или нет. Если нет, то будут созданы дополнительные механизмы ограничения доступа к чёрной икре, так что как её на всех не хватало раньше, так и теперь не хватит. И весь вопрос в том, отвечает ли предлагаемый механизм ограничения доступа к чёрной икре интересам страны, или нет.
Например, если распределять икру среди Героев России и ветеранов, то это отвечает интересам общества, решившего создать атмосферу почёта и уважения к наиболее заслуженным своим членам (в частности, с целью воспитать стремление стать заслуженным). Если продавать икру «дорого», т.е. по цене, отвечающей балансу спроса и предложения, то желающий покушать чёрной икры пошабашит дополнительно ради того чтобы заработать деньги на чёрную икру и принесёт обществу пользу. Если же распределять икру московским халявщикам, потому что они ближе к уху ЦК КПСС и громче требуют удовлетворения своих потребностей, то обществу только вред: исчезают возможность «припахать» московских халявщиков и бесполезно расходуется икра, которой можно было бы использовать на то, чтобы припахать шабашников в провинции. На полное удовлетворение потребностей как не хватало, так и не хватит, это непреложный факт. Только москвичи вокруг этого разводят демагогию и бьют по чувствам, чтобы им, родимым (а вовсе не простым российским гражданам), досталось больше икорки.
Средство защиты растений – это особый вид товара, содержащий большую интеллектуальную ренту. Фокус в том, что себестоимость копирования (без разработки) этого вида товаров очень мала. Но ценность их для многих потребителей очень велика, потому что, в данном случае, позволяет спасти урожай на намного бОльшую сумму. Поэтому у фирмы-производителя таких товаров есть возможность удерживать предложение на достаточно низком уровне, при котором равновесная цена баланса спроса-предложения высока, и получать за счёт этого большую прибыль. Эта прибыль и есть интеллектуальная рента, достающаяся фирме-создателю средства защиты растений. Но именно для этого типа товаров выполняется такая закономерность: в силу исключительно низкой себестоимости его копирования общие доходы народного хозяйства будут выше, если запретить фирме удерживать предложение на низком уровне, то есть если продавать средства защиты растений много по цене, близкой к себестоимости, а награду фирме давать из госбюджета (или напрямую финансировать разработки из госбюджета). По такому пути шёл Советский Союз, и именно это предлагаем сделать мы.
Подчёркнем, что это годится только для ограниченного круга товаров, и для государственного финансирования разработок новой технологии нужно, в частности, держать цену на чёрную икру выше себестоимости и собирать разницу в госбюджет. Марксистские псевдоэкономисты тщательно обходят в своих заявлениях вопрос о том, как забрать из экономики этот самый дополнительный продукт, как обеспечить адекватное государственным задачам целеполагание соответствующих усилий. Больший эффект от разработок для государства воизникает именно тогда, когда государством проводится разная ценовая политика в отношении, с одной стороны, чёрной икры и колбаски, а с другой – компьютерных программ и средств защиты растений. Вот только марксистские псевдоэкономисты не идут на то, чтобы сформулировать это прнципиальное различие. Они под предлогом необходимости дешёвого средства защиты растений хотят себе дешёвую лосятину и икорку.
Экономику можно условно разделить на сектор, производящий общественные блага, и на сектор, производящий блага частного потребления. Высокие налоги более-менее равномерно действуют на оба сектора, повышая цены в обоих из них. Но та доля налогов, которая идёт из сектора, производящего общественные блага, просто вращается между госбюджетом и бюджетом финансовых организаций, не нанося никакого бюджету никакого ущерба. А вот та доля налогов, которая изымается из сектора, производящего потребительские блага, идёт на оплату труда работников сектора, производящего общественные блага. Таким образом, чем выше налоги, тем больше денег можно перераспределить от «частного» сектора к общественному, тем больше реальных усилий можно направить на научные исследования и другие общегосударственные задачи. При реальном социализме Госплану приходилось давить на директоров предприятий (выбивать налоги), и директора этому сопротивлялись, так что в итоге вырабатывалось компромиссное решение.
Для финансиста деньги на финансирование исследований идут из госбюджета, а деньги в госбюджете собираются именно из разного вида налогов – в частности, почти стопроцентного налога на ренту на собственность в Советском Союзе. Просто советские марксисткие псевдоэкономисты и иже с ними не знают, что всё это называется налогами, не подозревают о существовании категории ренты и считают, что тепло в батареях берётся не из рынка или энергоносителей, а из государства.
Марксистские псвдоэконимисты считают, что содержать работника это учить, лечить, кормить поить одевать и согревать и защищать. И все. Это достаточно для производства. Но это коренным образом противоречит данным экономической науки, указывающей на зависимость производства от разного типа мотивации, устанавливаемого, в частности, государством. И об этом же пишет Чаянов в своем эмпирическом исследовании русского крестьянства. Об этом же пишет Энгельгарт, рассказывая как работала русская артель. Подобная система была реализована только в одной стране мира – в Камбодже. Самое интересное, что не все работники придерживаются такого мнения. А есть и такие, которые расширяют понятие минимально необходимой кормёжки до требований халявной чёрной икорки и лосятины. Казалось бы, работа Туполева на шарашке неплохое доказательство – там было без разносолов. Но там была надежда на скорое освобождение. И возможность вновь гоняться за шмотками, чем Туполев занимался до шарашки. И зачем-то его Сталин личной машиной обеспечил. Совершенно излишней, по теориям марксистских псевдоэкономистов. Самое интересное, что личная мотоивация никак не противостоит, более того часто идет параллельно мотивации обшественной. Этото вопрос давно решен в теории институционализма, где изучается роль статусности и иерархии в обшестве
СОЗИАЛИЗМ И СПРАВЕДЛИВОСТЬ
В массовом сознании укоренено мнение, что социализм – это справедливое общество. И это мнение не лишено оснований, если принять во внимание, что представления о справедливости – это изменяющиеся идеи (мимы), которые чаще всего (хоть и не всегда) были направлены против всего того, что, очевидно, препятствует развитию общества, ставит под угрозу его стабильность и выживание. В поздней царской России такой вопиющей несправедливостью было сверхпотребление непригодной элиты на фоне беспросветной нищеты крестьянства и лишь немногим лучшего положения рабочих. Этот фактор, препятствовавший развитию России, был устранён в результате революции. Одним из показателей справедливости является вертикальная мобильность общества, исключающая монополизм и загнивание элиты. (Под монополизмом элиты мы понимает замедление вертикальной мобильности согласно деловым качествам.) Ленинская идея о том, что кухарка должна учиться управлять государством и приписываемая Сталину фраза «Незаменимых людей у нас нет» как нельзя лучше отражают, что первые советские лидеры чётко видели суть проблемы монополизма элиты. И общеизвестно, что отличием сталинского социализма была высокая вертикальная мобильность, что отражало истинное равенство. Это вовсе не означало абсолютного равенства в распределении.
Сталин понимал, что уравниловка уберёт стимулы к повышению производительности и совершенствованию общества, и вводил поощрение такого труда, который в наибольшей степени соответствовал развитию страны. То, что уравниловка не работает, неоднократно доказывалось историческими экспериментами. Если дать все блага только элите, как сейчас в России, то страна начинает немедленно деградировать. Это Сталин предвидел – стахановец и академик, с одной стороны, лентяй и пьяница, с другой, никогда не получали одинаково. Одновременно проводилась пропагандистская кампания, чтобы в обществе не было ощущения несправедливости из-за высокой разницы в доходах. Поэтому вознаграждение в то время соответствовало общественным представлениям о тяжести труда и заслуженности привилегии. И если учесть, что распределение потребляемой части национального продукта было именно «по труду», то это значит, что из личных доходов была практически исключена рента на собственность.
Разумеется, это не абсолютный принцип: как уже говорилось, Советской власти так и не удалось в достаточной степени изъять земельную ренту по регионам, не говоря уже о ренте наличия «блата». Но масштабы присвоения ренты на собственность были несопоставимы со временами паразитов-помещиков царской России. Суть социализма – направление ренты не на паразитическое потребление, а преимущественно на развитие технологии и общества, на нужды накопления, а также централизованное использование ренты для социальной поддержки (что можно рассматривать как реализацию идеи всеобщего страхования, заимствованную ещё из русской общины). Стоит только подчеркнуть ещё раз, что рента на собственность при социализме изымалась не прямо, в ходе конкурса арендаторов за используемый ресурс, а в результате присвоения государством всего того, что образовывалось сверх «распределения по труду» (согласно представлениям общества о тяжести труда и заслуженности вознаграждения, а также процессам административного рынка). Поскольку иных способов государственного присвоения ренты Советская власть изобрести не могла, то она всячески препятствовала и накоплению богатства в частных руках, которое неизбежно привело бы к появлению ренты на собственность и (судя по опыту царской России) повлекло бы появление паразитических слоёв. Поэтому не было в личной собственности квартир, так как они дают рост богатства при их сдаче. Поэтому ограничивались размеры личных домов.
КОНТРОЛЬ ЭЛИТЫ В СССР
К числу ключевых социальных технологий социализма следует отнести контроль элиты. Почему-то считается, что социализм был беззащитен перед перерождением бюрократии. Между тем в системе социализма существовали сдержки и противовесы перерождению бюрократии. Они были разработаны в годы правления Сталина. Как мы уже отмечали, в эти годы властная элита была под контролем как государственных и партийных органов, так и общества. Функционировала система строгой ответственности элиты за выполнение как плановых заданий, так и условий обращения с трудовым коллективом. Особенно каралась халатность. В 1940 г. от 5 до 8 лет лагерей давали директорам предприятий, которые выпускают недоброкачественную продукцию. И это были не репрессии, а ответственность за порученное дело, поскольку никто насильно не заставлял человека руководить. Назначение на руководящие должности производилось при согласии работника, то есть он всегда имел право отказаться. Это очень похоже на закон о государственной службе в Германии, где ответственность чиновников, идущих во власть, существенно превышает уголовную ответственность обычных граждан, не во власти.
Наконец, элита была под контролем рядовых членов партии и народа. При Сталине в партии существовал порядок, когда выборы в партком были альтернативные, и тот, кто набрал меньше голосов, считался неизбранным. Отбор руководящих кадров начинался с первичных партийных организаций путём внесения в списки для тайного голосования неограниченного числа кандидатов. При этом в руководство проходили те лица, которые пользовались наибольшим доверием рядовых коммунистов. Позднее Хрущёв эту систему модифицировал и ввёл положение, согласно которому, если несколько человек набрали более 50% голосов, то количество членов этого партийного органа расширялось до числа набравших этот процент, что сделало альтернативность выборов профанацией. Выборы в народные депутаты строго контролировались, и если много голосовало против, это служило сигналом о плохой работе данного человека или о недовольстве данным человеком со стороны коллектива. Таким образом, выборы при социализме играли роль датчика настроений масс. Хотя выборы были безальтернативными, явка на выборы служила индикатором отношения народа к местному партийному руководству. Именно поэтому избирательные комиссии на местах зачастую буквально упрашивали людей прийти на выборы.
Со смертью Сталина система контроля элиты была частично отключена Хрущёвым, а затем Брежневым. Однако и после Сталина многие противобюрократические механизмы сохранились. Противовесом чиновничьему произволу в Советском Союзе стала идеология, воплощённая в иерархическую структуру партии и государственного устройства. Допустим, какой-нибудь чиновник начинал воровать не по чину, или, например, не проследил за надлежащей подготовкой к зиме и допустил перебои в теплоснабжении населения. Под ним всегда был чиновник более низкого уровня, мечтающий занять его место. По получении от него "сигнала" приезжала комиссия, расследовала обстоятельства, и если обвинения подтверждались, снимала провинившегося чиновника, заменяя его другим (возможно даже тем подчиненным, кто подал «сигнал»). Мог пожаловаться и рядовой житель. Достоинство этой системы состояло в том, что чиновники по своим внутренним убеждениям могли быть хоть антикоммунистами, но тем не менее они были вынуждены заботиться о повышении благосостояния советских людей. Более того, на партийных съездах и региональных конференциях они были вынуждены голосовать за принятие новых партийных документов, призывающих к дальнейшему повышению благосостояния советских людей.
Конечно, подобная противобюрократическая система имела существенный недостаток, так как её эффективность сильно зависела от личных качеств вышестоящего руководства. Пока эта система опиралась на самоотверженную преданность народу, волю и силу лидера (Сталина), она гарантировала недопущение деградации элиты в больших масштабах. Но чем больше лидер зависел от элиты, тем быстрее перерождалась власть. Уже Брежнев вынужден был постоянно заигрывать с элитой. Как только её корпоративные интересы стали всепроникающими, государственные и партийные органы всех уровней стали меньше реагировать на критические сигналы снизу, начался медленный демонтаж механизма контроля. Например, если генеральный прокурор занят покрытием вора-президента, то он уже не может требовать от своих подчинённых, чтобы те преследовали воров более низкого уровня. Поэтому сталинская система, которая опирается на добрую волю и силу лидера, не гарантировала, что элита не будет деградировать. Следует, однако, отметить, что даже при брежневском социализме элита деградировала гораздо медленнее, чем после отказа от социализма.
К проблеме контроля элиты непосредственно примыкают различные пути организации народовластия. До последнего времени мощным механизмом народовластия и быстрого распространения необходимых стране управленческих сигналов выступали органы госбезопасности (помимо чисто контрольной и правоохранительной функций). Сколько бы времени прошло, прежде чем руководство получило сигнал о настроении в «гражданском обществе», чтобы скорректировать свою политику в соответствии с пожеланиями масс, либо, наоборот, перенаправить усилия пропагандистского аппарата для аккуратной коррекции общественного мнения? Всепронизывающая структура органов госбезопасности позволяла быстрое поступление наверх сигналов о непригодности местного начальника, об оригинальной организационной задумке простого гражданина, о причинах недовольства политикой руководства и их неудачных решениях, о возможных путях улучшения имиджа руководства и др. Другим мощнейшим механизмом народовластия служила советская пресса, в которую мог пожаловаться любой гражданин, и всякий орган был обязан отвечать на критическое выступление печати.
Регулирование рынка рабочей силы через ограничение выезда
Регулирование взаимоотношение элиты и квалифицированных кадров с заграницей было одной из ключевых скреп социализма. Его отмена неизбежно приводила к дестабилизации системы, что и произошло после ликвидации выездных комиссий. Теперь чиновникам можно было давать взятки в виде загранпоездок – кто же откажется? СССР много критиковали за ограничение свободного выезда из страны – дескать, нарушение прав человека! Когда указывается на запретительные меры в иммиграционном законодательстве стран Золотого миллиарда, отвечают обычно сакраментальное: «Это не право, а привилегия». Хотя ниоткуда не следует, что человек сам по себе имеет естественное право жить, где хочет: скорее, всё общество имеет право определять такой порядок общежития внутри страны, чтобы ему, обществу, было лучше. В частности, оно может силовым образом воспрепятствовать потере своей страной интеллектуальных кадров и рабочих рук, на подготовку которых ушли его, общества, ресурсы. Ограничивая для своих граждан возможность выезда из страны, Советский Союз сужал для них рынок, на котором они могли предложить свои умения, а значит, позволял снизить оплату труда так, чтобы оставалось больше ресурсов для инвестирования в интересах всего общества.
Правомочны ли были те ограничения, которые существовали при СССР? Начнём с того, что общество имея основные права собственности на зарплату любого своего члена (вспомним, что только около 5% дохода гражданина можно отнести на его счет) вправе решать, какие ограничения оно может наложить на использование его зарплаты. Часть этих ограничений общепринята. Это запрет на наркотики, на порнографию, на инцест, на растление малолетних и т.д. Никто по этому поводу не возражает. Но это общие запреты, имеющие хождение по всему миру. Кроме того, каждое общество устанавливает частные запреты. Например, в Израиле не рекомендуется хранить на одной полке мясо и молоко, в Индии – есть коров. Они могут быть обусловлены либо реальными причинами, либо традициями. Следовательно, общество России вправе наложить запреты на те действия, которые могут привести к ухудшению ситуации в обществе, особенно в сложной геополитической обстановке, которая вызвана особыми климатическими, географическими и историческими условиями страны. Одним из таких запретов был запрет на выезд и ограничение на въезд. Он возник не случайно, а из-за очень большой цены человеческого капитала в России. Россия не могла позволить бросаться людьми и заставляла их жить и работать на общество.
Поскольку в СССР образование и медицина были бесплатными за счёт общества, то выезд людей из страны наносил огромный ущерб. Во-первых, безвозвратно уезжал подготовленный человек, на которого страна истратила большие ресурсы. Во-вторых, уезжали те, которые имели ренту от монополии на рабочее место. Поясним на примере: приходит место на аспирантуру. Есть два претендента. Один русский, другой еврей. Если у них сопоставимые способности, то парткомы в 70–80 годы предпочитали брать русского, поскольку тот хоть и хуже, но не уедет и будет давать обществу прибыль. Если брать чуть лучшего еврея, то он сначала даст больше, но потом уедет, и общество в целом получит меньше. Одному из авторов это популярно объяснили в парткоме, когда он пробивал к себе в аспирантуру еврея, очень талантливого мальчика, который сейчас успешно работает вице–директором одной крупной фармацевтической компании в США. Та же причина была в регламентации выезда в качестве туриста из-за фактического вывоза ренты туристом, связанной с перепадом внутренних и внешних цен и принципами установления официального курса.
Конечно, решить проблему выезда на постоянное место жительства можно было и другими мерами. Например, взимая с уезжающего компенсацию за потери, понесённые обществом. Но расчёт компенсации должен быть правильным, в контексте монополии рабочего места. В 70-х годах власти СССР попытались дать право выезда при условии оплаты высшего образования (правда, цена была такая, что оплатить мало кто мог). В ответ одно из западных посольств (кажется, Дании) стало выдавать прошедшим остальные процедуры к отъезду нужную сумму. Лазейку прикрыли. Казалось бы, в чём же проблема? А проблема была в том, что кроме высшего образования советское общество давало своим гражданам массу других благ бесплатно и их все было очень трудно учесть. Если их учесть, то цифры стали бы неподъёмными даже для посольства Дании. Как же правильно подсчитать компенсацию? Предположим, например, что есть аппарат ультразвуковой диагностики, на котором может работать один человек. По конкурсу отбирают лучшего, и он достигает выдающихся результатов, используя этот общественный ресурс. США предлагают ему работу. Вопрос: сколько надо с него взять, чтобы отпустить туда? Ответ на этот вопрос даёт вполне либеральная концепция альтернативной цены. Цена его выезда должна включать все убытки государства, которые оно понесёт в результате его отъезда, плюс небольшую прибавку за подсчёты. Проблема была отчасти решена Н.Чаушеску в Румынии (ссылка). Он резко повысил цену за высшее и среднее образование и стал отпускать кого угодно, зарабатывая на этом деньги для государства. Что же касается ограничения туристических поездок за рубеж, то тут, не исключено, советский путь решения проблемы не единственно возможный, но опыта-то не было.
ПРИНУЖДЕНИЕ К ТРУДУ
Одним из характерных свойств социалистического общества был способ принуждения к труду. Если капитализм заставляет работать в основном через зарплату, то реальный социализм делал это сложной системой законов с использованием государственных органов (исполкомы, милиция и др.), формированием общественного мнения (плюс парткомы, профкомы). Соответственно этой сложившейся системе, принуждение к труду при социализме было другим, чем на Западе – были по-другому расставлены групповые ограничения. Например, не считалось возможным дать человеку погибнуть под забором, чтобы его незавидная судьба пугала остающихся и заставляла не становиться бомжем: это нерационально для догоняющего общества, и в особенности для геополитической ситуации России, где человек на вес золота. Лучше принудить его к работе, а лентяев контролировать не столько зарплатой, сколько силовым контролем со стороны его же трудового коллектива (иначе бы пришлось урезать лентяям зарплату, оставляя без средств к существованию его и семью – опять нерационально). Нерационально и дорого, следуя примеру Запада, побуждать население к высокому потреблению с выбрасыванием ещё годных товаров (принуждая к престижному потреблению под угрозой снижения статуса и исключения из определённого круга), чтобы был стимул побольше заработать. В Советском Союзе было сделано наоборот, поэтому моральные стимулы дополняли материальные в положительной мотивации, а порой и перевешивали их. При реальном социализме в СССР задача принуждения человека к труду решалась принудительно и через положительную агитацию. На Западе тоже есть моральное принуждение, но оно отрицательное и реализуется через наказание увольнением или изгнанием из определённого слоя. Способы группового контроля сложились в советском обществе под давлением исторических обстоятельств и с минимальным участием идеологии.
СХОДСТВО СИСТЕМЫ ПРОИЗВОДСТВА, ОБМЕНА И РАСПРЕДЕЛЕНИЯ ПРИ ЦАРИЗМЕ И СОЦИАЛИЗМЕ
На протяжении почти всей истории России власть строила свою геополитику правильно, находя зачастую единственно возможный путь, который существенно отличался от опыта других стран. Особенно это касалось постоянной выработки и адаптации системы налогообложения, поощрения развития и выполнения функций государственной безопасности. Экономическая политика России характеризовалась централизованной модернизацией с направлением на накопление значительной части национального дохода, изъятой силовым способом через налоги, а не добровольным решением граждан о накоплении части своего личного дохода в ожидании последующего поступления ренты на собственность. Догоняющее развитие в России могло и может быть успешным только при стимулирующей роли государства. В подтверждение данного вывода можно привести следующую выдержку из книги известного экономиста-народника В.Воронцова: "Идя капиталистическим путём, мы не создадим у себя высокоразвитой механической промышленности. Но мыслим и иной путь промышленного прогресса. Первый способ приложим в настоящее время к тем производствам, которые легко доступны для артельной организации, к числу последних не принадлежит механическое дело, и потому к нему должен быть приложен второй способ. Для этого необходимо, чтобы производство находилось в руках учреждения, не столько заинтересованного в его сиюминутных материальных успехах, сколько заботящегося о прочной постановке дела и относящегося к вопросу с точки зрения общественной пользы. Таким учреждением является правительство; оно и должно заведовать интересующими всех в настоящее время промышленными предприятиями. В России так оно и было до последнего времени: наша крупная промышленность явилась на свет божий по желанию правительства, и некоторые его отрасли наполовину оставались в его прямом заведовании, другие оно поддерживало пособиями и заказами" (ссылка). Таким образом, ещё в далёком 1882 г. Воронцов правильно предсказывал, как пойдёт промышленное развитие России после социалистической революции.
После революции 1905 г. Столыпин нащупал путь постепенного преодоления кризиса, вызванный отставанием России. Помимо стимулирования расселения крестьян по огромной территории страны, что смягчало аграрную проблему, он стал создавать производственные монополии, которые благодаря массовому производству сумели резко снизить издержки и стали вытеснять западные товары из России. Чуть позднее, во время первой мировой войны, русский царизм и Германия использовали меры стимулирования индустрии, которые потом тоже использовались большевиками, как и находки Столыпина. В решениях царизма можно найти и другие основные черты советского строя: регулирование цен; низкие цены на энергоносители и государственное присвоение разницы внутренних и внешних цен при их экспорте; централизованные решения об индустриализации, мощное развитие военной технологии и промышленности не на рыночной основе, а на основе административно-командной системы. Командно-административная система успешно функционировала на крупнейших, особенно оборонных, предприятиях. Как пишет С.Г.Кара-Мурза (ссылка), в 1988 г. на круглом столе в АН СССР историк К.Р.Шацило объяснял. Совершенно ясно, что в крупнейшей промышленности, на таких жизненно важных заводах военного ведомства как Обуховский, Балтийский, Адмиралтейский, Ижорский, горных заводах Урала капитализмом не пахло, не было абсолютно ни одного элемента, который свойственен политэкономии капитализма. Что такое цена, на заводах не знали; что такое прибыль – не знали, что такое себестоимость, амортизация и т.д. и т.п. – не знали. А что было? Был административно-командный метод: постройте 4 броненосца и скажите, сколько заплатить, желательно построить за 3 года. Построили за 6, ну что же сделаешь. Командно-монархическая система управления крупной индустрией под руководством Александра III была весьма эффективна и по-своему прогрессивна, хотя и не избежала ошибок. На поверхности, для подпитки творчества идеологов, лежал капитализм, тогда как командно-административная система, составляющая основу Российского государства, была скрыта от посторонних глаз. Основные финансовые рычаги в виде экспортных пошлин и налога на землю находились в руках царя.
Если при Александре III регулирование цен не было обширным, то Николай II расширил его. Царский режим регулировал из центра цены на основные товары и услуги: хлеб, нефть, марганец, на железнодорожные и трамвайные билеты. Немногие знают, что задолго до Октября домовладельцам было запрещено поднимать цены при сдаче квартир внаём (кстати, это часто практиковалось и в городах США). Царизм не только держал цены на энергоносители низкими, но, точно так же, как в СССР, использовал разницу внешней и внутренней цены на вывозимую нефть для модернизации страны (через экспротную пошлину). В целом, цари и Сталин делали абсолютно правильно, снижая цены на нефть – надо было подтолкнуть переход от гужевой тяги к машинам.
Командно–административная система с регулируемыми ценами осталась и при большевиках, но Сталин расширил эту систему и оставил колхозные рынки как индикаторы правильной ценовой политики на потребительском рынке. Методы планирования в начале Советской власти были скопированы с военно-плановых разработок Германии во время первой мировой войны. Госпланирование, как и многое другое, – это не изобретение большевиков, а характеристика социалистической экономики как просто "плановой" неточна и требует раскрытия – и по генезису, и по реальности.
Способ производства, который возник в годы НЭПа, мало отличался от того, который был при царизме, и представлял собой торговлю и конкуренцию с элементами командно-административной системы, более сильными ограничениями на внешнюю торговлю, мелкокрестьянским сельским хозяйством, отсутствием помещиков и капиталистов. Сходство экономики НЭПа и нынешней России поражает. Оказывается, задержки зарплаты – это не изобретение нынешних экономистов. Вот что докладывало Сталину ГПУ о таких же процессах в 1924 г. "Наиболее важной причиной материальной необеспеченности рабочих всё ещё остаётся несвоевременная выдача зарплаты. Недовольство на этой почве по Москве отмечалось на 24-х предприятиях в декабре (1923 г.) и 23-х в январе (1924 г.). В провинции улучшения в этом отношении не наблюдается. Из важнейших предприятий, где отмечалась задержка зарплаты, следует отметить следующие в металлопромышленности: Мытищинский вагоностроительный завод (1200 рабочих), "Рускабель" N 3 (840 рабочих) и "Динамо" (400 рабочих) в Москве; Надеждинский завод (жалование не выплачено за октябрь-декабрь) и Ново-Лялинский завод (жалование рабочих использовано на хозяйственные нужды и не выдано с декабря) – в Уралобласти, Мариупольские заводы Югостали, завод "Красное Сормово", металлозаводы Брянской, Самарской, Омской, Иркутской и Амурской губерний. В текстильной промышленности задержка жалования отмечалась на фабриках: "Шерсть-сукно" (бывшей Кудряшева) (500 рабочих), Куровской и Новинской фабриках Орехово-Зуевского района (100 рабочих), ф-ке "Революционная волна (525 рабочих) и ряде других в Москве и на отдельных фабриках Тамбовской, Брянской, Гомельской, Витебской и Кустанайской губерний. На железнодорожном транспорте несвоевременная выдача жалования отмечается в Ленинградском районе, Сибири и на Дальнем Востоке; в горнопромышленных районах Донбасса (Шахтинский и Макеевский округа), Уралобласти, Горреспублики" (ссылка). Не это ли было одним из факторов, повлёкших последующий отказ от НЭПа?
Многие признаки и в других областях жизнеустройства, характерные для СССР, зародились ещё в царской России. Царская Россия и СССР имели очень похожие системы власти лидера: царь и генеральный секретарь партии. При внимательном рассмотрении можно найти абсолютную зависимость царя и генсека от элиты, а также идеократическое государство. Близким по методу и целям было руководство культурой. Так, оперы до своей постановки в театре, проходили рецензирование в театральном комитете, аналоге Союза Композиторов СССР. Например, весной 1870 г. опера “Борис Годунов” была представлена в театральном комитете и забаллотирована им (ссылка). Прописка была не только в СССР, но и в царской России. Так, принадлежность крестьянскому сословию определялась припиской, формальной регистрацией семьи в крестьянской общине (ссылка). После стабилизации советской власти были восстановлены полицейские законы царской России. Так, Уголовный кодекс 1926 г. содержал санкции против антиправительственных преступлений, которые ни по широте трактовки, ни по суровости существенно не отличались от законов, принятых царским режимом (ссылка).
В СССР реальный уровень политического давления и общественных свобод существенно различался в различных регионах (достаточно указать на незначительное количество колхозов в Сибири и фактическое разрешение частного предпринимательства в Грузии). Ярко это проявлялось и в царской России, национальные окраины которой имели собственные суды, судившие по своим законам все преступления, кроме политических и особо тяжких (в основном убийств), а Финляндия имела не только свой парламент, но и свою валюту.
Что же было перед 1991 г.? Многие элементы традиционного пути сохранились: регулирование цен и низкие цены на энергоносители, централизованные решения о направлениях экономического развития: (продовольственная, жилищная и энергетическая программы); мощное развитие военной промышленности и технологии. Бессмысленно приписывать Россию к какой-то определённой «общественно экономической формации», говоря языком марксизма. Если на то пошло, ещё при царях Россия представляла собой азиатский способ производства, смешанный с социализмом и капитализмом. Тем не менее, успехи мобилизационных периодов развития России впечатляющи: огромные успехи были достигнуты и царизмом (четвёртое место в мире), и Советами (второе место в мире).
Итак, суть социалистической системы состоит в использовании государственного стимулирования для развития народного хозяйства, очень экономном государственном устройстве, прежде всего в плане расходов на управление (как и в царской России), организации массового производства продукции, что позволяло делать её дешевле, а также блокировании утечки капитала. Ряд стран успешно заимствовал организационные технологии российской цивилизации для ускорения своего развития. К особенностям Российской цивилизации следует также отнести: ключевую роль монарха, которая воспроизводится и при республиканской конституции через генсека; крайнюю нерегулярность и сезонность основных сельскохозяйственных работ; необходимость отопления для нормальной жизни и работы народного хозяйства; негативную роль той части элиты и интеллигенции, которая всегда считала и считает, что Россия хуже Запада.
Возвращаясь к определению социализма, данному в начале этой главы, мы видим, что социализм стал продолжением традиционного русского пути с добавлением ключевых модернизирующих элементов – высокой товарности и индустриального способа производства, грандиозных масштабов подготовки человеческого капитала, а также исключения частного присвоения ренты и вывоза капитала. Мы считаем, что политика большинства царей и особенно Сталина, реформы Столыпина и стабилизация социализма Брежневым и Черненко, были успешными для выживания и развития России в условиях геополитического давления извне.
После 1991–1993 гг. способ производства остался во многом таким же, включая огромную роль административного рынка. Однако при этом исчезли усилия государства по модернизации и резко упал сбор реальных налогов, возросли расходы на управление, прекратилось принудительное направление средств на накопление и обеспечение безопасности, частоное присвоение ренты привело к масштабной утечке капитала. Катастрофически ослаб контроль над элитой, исчезло участие прессы и органов госбезопасности в обеспечении народовластия через быстрое распространение сигналов и реагирование на них органов власти. Наконец, была ликвидирована структура КПСС с её соборно-форумной системой обсуждения и взаимного учёта интересов различных групп общества. Всё это обернулось стремительной деградацией и ведёт к разрушению России.
При позднем социализме место перекосы в системы распределения благ, устранению которых мешало давление эгалитарной идеологии, привилегированных слоёв элиты и противоречивых настроений населения. Недостатки экономической системы и вызванное этим недовольство, расхождение идеологии с практикой, идиотизм лидера, лицемерное и предательское поведения элиты, активная и враждебная идеологическая пропаганда ЗМ привели к утрате веры и чувства справедливости строя у части населения СССР и других стран соцлагеря. Это стало одной из причин организации антигосударственных движений и переворотов в странах соцлагеря.
Между тем, слабость, проявленная советским социализмом, не указывает на непригодность всех элементов его устройства, по всем параметрам. Слабость позднесоветской системы контроля элиты, идеологии и системы распределения, нисколько не указывают на непригодность ключевых элементов традиционного российского жизнеустройства, позволявших стране существовать в сложных геополитических условиях. Напротив, характер развития страны в 1990-х годах подтвердил и необходимость мобилизационных усилий догоняющего развития под давлением государства, необходимость принудительно высокой нормы накопления, необходимость минимизировать частное присвоения ренты и бороться с утечкой капитала. Другое дело, что события последних двадцати лет показали необходимость новый идеологии, новых механизмов народовластия и более жёсткого контроля элиты.
ЛАЙНЕР СССР
Многие почему то сводят проблему разрушения СССР к простой дилемме. Если система (набор инструментов) была хороша, но развалилась в руках "музыкантов", значит, плохи были музыканты, которые не могли эти инструменты применять в соответствии с их качествами и целевым назначением. Если музыканты были нормальные, то тогда система развалилась, очевидно, из-за внутренних дефектов – негодности инструментов. Либо и то, и другое имели свои дефекты. Но может быть и третий вариант. И инструменты были нормальные, и музыканты неплохие, но пришёл негодный дирижёр и всех разогнал.
Попробуем сравнить ситуацию гибели СССР с движением огромного современного лайнера, который пока отстаёт от лидирующего лайнера (США), но достаточно быстро его догоняет. Вспомним 1979-1988 гг. Страна прекрасно работает, даёт 3,5% ежегодного роста национального дохода. Быстрее страна не может развиваться, так как исчерпан резерв рабочей силы, рабочий день ограничен 40 часами в неделю, а быстрого повышения норм выработки и устрожения контроля за результатом интеллектуального труда категорически не примут сами работники. Система стала стабильной и 10 лет давала очень высокий прирост национального дохода. Рост идёт, несмотря на то, что цены на нефть между 1982 и 1986 годами упали в 6,8 раза (ссылка), несмотря на «маразм» Брежнева, шарахания Андропова по «наведению порядка», воцарение Черненко, гласность Горбачёва. Все больше стран мира покупают советские самолеты. Космос, единая электросеть, единая система железных дорог. Самодостаточность в культуре и туризме. Даже Канада покупает советские электротурбины, с условием, чтобы об этом не писалось в печати. Советское образование лучшее в мире, число зарегистрированных изобретений в СССР превысило их общее количество в остальном мире, и это действительно новые технические решения. Пока не все из них внедряются, но это огромный творческий потенциал. Да, есть сбои в работе двигателя, но меньше, чем у лидирующего судна. В лидирующем судне сбои корректируют путём изменения учётной ставки. На нашем судне это делается путём борьбы с дефицитами.
Отметим, что в 1978-1988 годах СССР уже не имел никакого серьёзного конфликта с Западом, был подписан договор о безопасности. И мобилизационное развитие практически закончилось. Возникло стабильное самоподдерживающееся общество, которое имело два дефекта: остаточный догматический марксизм в области идеологии и очень опасный механизм функционирования Верховной власти. Они как два детонатора и сработали.
Итак, вроде бы всё нормально, но борта судна не такие гладкие, как следует из замутнённого догматической идеологией мнения команды: на нём наросли ракушки теневиков и несунов, которые наживаются вопреки идеологии. Плановые задания выполняются с задержкой, но – какой ужас! – не за счёт теоретически правильного выполнения команд по часам, а обеспечиваясь ресурсами за счёт личных связей и административного рынка. Но идеологическая чистота требует, чтобы вся коррупция теневиков была искоренена. Да и скорость судна не такая, как следует из господствующей на судне идеологии. У идеологов чистоты общества возникает аллергический зуд. Аллергеном служат нормальные напряжения, которые постоянно воспроизводятся в любом обществе. Что-то не так. Не всё соответствует идеальной модели коммунизма. А капитану и его помощникам нужно ускорить-догнать-перегнать, и немедленно. Если генсек не будет ничего делать, понимая, что не может это тяжелогружёное судно плыть быстрее, то его тут же объявят застойником и маразматиком.
Что бы должна была сделать нормальная команда? Спустилась за борт и исследовала уровень обрастания ракушками. Проверила бы, насколько допустимо закладывать руль, чтобы судно не стало черпать бортами, заделало бы мелкие течи, попыталась бы установить новый двигатель. Но заниматься «мелочами» было не принято: зачем разбираться в функционировании административных рынков и причинах появления теневых рынков, если в единственно верном учении давно сказано, что и как делать? Проблема не в том, что правду об устройстве судна не знал даже генсек – проблема в том, что никто не подозревал, что теория работы судна, основанная на марксистской парадигме, неадекватна. Начинают ловить начальников в банях, раскачивать лодку. Потом меняется рулевой, и страна снова начинает худо-бедно, но работать и давать стабильные 3,5% прироста в год.
Но вот после смерти последнего осторожного и опытного капитана Черненко за кормило встаёт человек, который вообще ничего не умеет, кроме активного облизывания одного места у нужных людей. Говорит он красиво, без бумажки, уверенно. Это позволяет ему обмануть бдительность команды помощников капитана, ответственных за его выбор. Но вот новый капитан приходит, и ему напевают, что не всё в порядке, надо что-то срочно менять. Если же не будешь менять, то тебя сменят однопартийцы, которым надоел «застой».
Встав на капитанский мостик наш герой начинает активно крутить рулём, но толку нет,. Сначала он решает сделать гласность и вдруг оказывается, что наше прошлое не такое, как рисуют в марксистских лубках. Очень много жестокости, не стыкуется с общечеловеческими ценностями и правами человека. Выход есть – нужен социализм с человеческим лицом. Тогда герой даёт новое задание, ускориться. Но он не знает, как. Чтобы ускориться, нужно увеличить накопление, резко увеличить ассигнования на науку, заставить интеллигенцию работать на результат. Но из-за марксизма экономическая наука не может подсказать нашему герою нужные шаги, а советует начать очередную халявную программу «Жильё-2000». Да и народ не хочет перенапрягаться. Им и так хорошо. Поэтому ускорение выражается в увеличении прироста на 0,2%. Новые и новые идеи по ускорению сыплются, как из рога изобилия. Давайте срубим виноградники! Срубили. Давайте очерним всех! Очернили. Давайте ускоримся! Ускорились? Судно не реагирует. Скорость не снижается. Конструктивно оно сделано на века. Но соратники не видят результата, наобещанного капитаном. Более того, судно уже покачивается, создавая неудобства пассажирам. Увеличиваются дефициты, усиливается недовольство. Капитан наобещал и не выполнил, надо уходить. Чтобы удержаться, наш герой решает одним махом перейти к рынку. Там ведь спасение по марксизму.
В самом деле, коль скоро всё дело в «производственных отношениях», то продолжающееся отставание социалистической экономики от капиталистической вызвано именно тем, что рынок лучше, чем план. Он же более эффективен. Очень характерно высказывание Горбачёва, приведённое в книге Виктора Афанасьева "Четвёртая власть и четыре генсека" «Мы сделали поначалу ставку… на научно-технический прогресс, но механизмы его внедрения не сработали. Взялись за реформу хозяйственного механизма, но и она блокировалась. Тогда и появилась идея политической реформы...». Как видим, у лидера не было и попытки разобраться с существом дела. Была уверенность, что стране срочно нужна не то Конституция, не то севрюжина с хреном, а каждый новый провал убеждал группу «реформаторов» не в том, что они чего-то не понимают и в этом надо разобраться, а в том, что им мешает система, которую надо сломать. Не получилось с научно-техническим прогрессом – давайте переделаем всю экономику! В науке и технике наши представления разошлись с действительностью – займёмся экономикой, уж это у нас точно выйдет, а науку и технику отрегулирует рынок. Не получилось с реформой экономики – введём демократию, уж при ней-то рынок построится безупречный!
И тогда наш герой решает сделать резкий поворот. Он открывает клапан, отделяющий наличную денежную массу от безналички, и ликвидирует выездные комиссии обкомов. По сути это значило не только повернуть руль на 90 градусов, но и открыть кингстоны. Ему это наперебой советуют его помощники, уверяя что на лидирующем судне кингстоны всегда открыты. Они не знают, что там кингстоны стоят между полостями в борте и наружной водной средой, что синхронное с качкой открытие–закрытие кингстонов действительно позволяет уменьшать качку. Наши же советники не знают, что советское судно сконструировано иначе, в нём кингстоны соединяют трюм с внешней средой. Под давлением помощников наш всезнающий капитан открывает кингстоны – и судно начинает крениться, черпает бортами воду, но всё ещё на поверхности, кингстоны не поздно закрыть. Но за то время, пока наш капитан вертел рулём, на судне выросли национальные шайки. Шайки распиливают борта, оставив капитану только баранку от руля, и судно в виде нескольких кусков начинает плыть по течению, некоторые куски тонут быстро, другие медленнее, третьи взяты на буксир Финляндией…
* * *
Подведём итоги. В результате живого творчества масс в СССР сложился новый тип жизнеустройства, который лежал в русле основных традиций российских организационных технологий, адаптированных к современным геополитическим условиям страны. Такую политэкономическую систему принято называть социализмом. Её суть – совмещение хозяйственных и административных, налоговых и предпринимательских функций в единой экономной структуре управления, так что значительная часть общественного продукта напрямую изымалась государством без использования классического налогового механизма и направлялась на нужды страны. Распределение благ в социалистическом обществе проводилось с учётом целесообразности для страны в целом. Такая система нуждалась в централизованном планировании, которое не могло быть реализовано в чистом виде без полного учёта всей информации и из-за сложности согласования разных интересов центра и периферии. Творчество масс позволило найти компромиссный выход из планового тупика и расшить узкие места экономики через создание административного и теневых рынков.
В советской экономической системе было несколько ключевых решений, заданных геополитическими особенностями России: исключение оттока капитала из страны через монополию внешней торговли, строгий финансовый контроль и ограничения на выезд; экономный и признанный всеми механизм согласования интересов в обществе, выполняемый КПСС; быстрое устранение недостатков и корректировка политики Советами и КПСС с помощью прессы и органов госбезопасности; наличие системы сдерживания компрадорского перерождения элиты с помощью государственных и партийных органов. Экономика в СССР была рыночной с преобладанием административного рынка, а её система позволяла адекватно совмещать элементы силового сбора налогов и добровольного товарообмена. В обращении находились полноценные деньги. Особенностью института собственности при социализме был её многоуровневый характер с широким разбиением прав собственности на пучки. Социализм решал проблему справедливости как на индивидуальном, так и на национально–этническом уровне. Как и при капитализме, из-за неравномерностей технологического развития, при социализме периодически возникали кризисы, приобретавшие форму всплесков товарного дефицита, которые были в принципе решаемы советской экономикой. Ряд факторов влёк перекос системы распределения, которые было сложно преодолеть из-за давления эгалитарной идеологии и заинтересованности привилегированных групп. Возможность использования положительного опыта Советского Союза в будущем требует заранее предусмотренных мер по недопущению разрушительной деятельности лидера и элиты, выработки адекватной идеологии и суровой борьбы с угрозой сепаратизма.
Кудрявцев, Миронин, Скорынин