От Александр Ответить на сообщение
К All
Дата 01.04.2013 22:14:54 Найти в дереве
Рубрики Россия-СССР; Крах СССР; История; Идеология; Версия для печати

Диалектика отчуждения

Крайне полезная статья про СССР и марксизм в нем http://tochka-py.ru/index.php/entry/2013/04/01/dialektika-otchuzhdeniya

Диалектика отчуждения

Думаю, я не единственный, у кого марксистская премудрость в школе и университете оставила гнетущее впечатление, что это нельзя понять, и надо лишь каким-то образом угадать, что понравится учителю, показать лояльность, повторить пару штампов. Тоска зеленая. Сдать и сбежать на вольные просторы математики, физики, химии, биологии.
С высоты сегодняшнего знания все не так безнадежно. Главное – не забывать о диалектике. Диалектика – искусство спора. И Маркс, как раз, вел спор. Но аргументы «заблуждающейся» стороны нам не сообщались. Сообщались только колкости, которые отпускал Маркс в адрес своих оппонентов. Какая же тут диалектика? Но, похоже, у марксистов были веские основания помалкивать о другой стороне.
ХIХ век, когда творил Маркс, был отмечен бурным ростом национализма. Исследователь национализма Бенедикт Андерсон считает, что его главной движущей силой были молодые люди, собранные имперскими государствами в университет. Задаваясь вопросом «почему мы здесь вместе», молодые люди изобретали себе нацию, которой они должны служить.
Любое гражданское общество имеет своих изгоев, которые «не доросли»: Индейцы, негры, рабочие, крестьяне... Школы «только для белых» в США, закон «о кухаркиных детях» в России, касты в Индии. Националистическая образованная молодежь начинала борьбу за включение угнетенных меньшинств в гражданское общество равноправными членами. Американские студенты шли под пули полицейских, чтобы негритят допустили в «белые» школы. Наши студенты были не хуже. Как пишет С.Г. Кара-Мурза: «Во время крестьянских волнений начала (20-го) века студенты за свою беззаветную помощь даже заслужили такое уважение, что само слово «студент» стало пониматься как что-то вроде «защитник народа». Известен случай, когда крестьяне в 1902 г. пошли громить полицейский участок, требуя «освободить их студента» – полуграмотного местного крестьянина, зачинщика их выступлений».
Профессор Рачинский бросил кафедру и основал несколько школ для крестьянских детей, в одной из которых преподавал. Лев Толстой, гневно осуждавший жестокость и черствость привилегированных сословий в отношении русского крестьянства, стал духовным лидером своего времени. Именно такая националистическая образованная молодежь возглавляла социалистические революции: адвокаты Ленин в России и Кастро на Кубе, офицер спецназа Чавес в Венесуэлле и доктор Сун Ятсен в Китае.
Идея реабилитировать угнетенных, включить их полноправными членами в гражданскую нацию, стремление поставить на службу своим народам современную науку и технику были универсальны среди националистов всего мира. Хотя помыслы националистов ограничивались их нациями, это не было вызвано эгоизмом или ксенофобией. Мы в России зачитывались «Хижиной дяди Тома», в советское время мы помогали другим странам строить школы и больницы. Становясь чиновниками и получая власть, молодые люди получали возможность воплотить свои мечты в жизнь. Применить на благо народа свои знания и умения. Первые фабрики построили английские капиталисты. Но фабрике все равно, кто ее построил, – английский капиталист или инженер на государственной службе. Главное, чтобы машины были сконструированы грамотно.
Попытки представить интеллигентов «идеалистами», а жажду наживы – единственным двигателем прогресса, нелепы и неуклюжи. А.Н. Энгельгадт хотел делать удобрения и умел их делать. Николай Вавилов хотел выводить новые сорта культурных растений и умел их выводить. Жуковский умел делать самолеты и хотел их делать. Крылов хотел строить корабли и строил их. Им не нужен был буржуй, чтобы реализовать свои идеи. Они хотели накормить, обогреть и защитить свой народ и, возглавив государственные институты, сделали Россию сверхдержавой. Капиталисты и националисты оказались движущими силами модерна. Только они были способны создать современную промышленность. Между капиталистами и националистами началась борьба за влияние на умы.
Защитив докторскую степень в юриспруденции в 1841 году, в 1842 году Маркс стал редактором радикально буржуазной оппозиционной газеты «Rheinische Zeitung». Задачей газеты была буржуазная революция в монархической Пруссии. Маркс был близок к националистическому движению младогегельянцев, но, работая редактором буржуазной газеты, порвал с национализмом и увлекся буржуазной идеологией – английской политэкономией.
Английские политэкономы решали ту же задачу, что и Маркс, – ограничить монархическую власть и обосновать свободу буржуазии. Основа любой идеологии – представления о человеке. Будучи людьми религиозными, политэкономы в своих работах обращались Библии, к Адаму, выброшенному из рая в проклятый мир шипов и репейников. Адам был в мире один. Никаких королей над ним не было. Тут надо заметить, что во время Адама и наций не было, и государств, и вообще общества. Ценой за исключение из картины мира короля стал радикальный индивидуализм.
Ветхозаветный Адам стал прообразом человека экономического. Как и буржуй, Адам производил всякое. С одной стороны, «в поте лица своего есть хлеб» было наказанием за грех. С другой, Адам был создан по образу и подобию Бога, а Бог самый главный производитель в истории – всю Вселенную создал. Следовательно, сущность человека – производить. Знаменитый марксовский «материализм» вырос из религиозных предрассудков, английской политэкономии.
«Людей можно отличать от животных по сознанию, по религии – вообще по чему угодно. Сами они начинают отличать себя от животных, как только начинают производить необходимые им жизненные средства – шаг, который обусловлен их телесной организацией. Производя необходимые им жизненные средства, люди косвенным образом производят и саму свою материальную жизнь», – писал Маркс в «Немецкой идеологии». Откуда взялась такая необычная телесная организация? Ясно откуда – создана «по образу и подобию».
После грехопадения мир был проклят. Чтобы жизнь медом не казалась, человек был обречен «питаться полевою травой» и «в поте лица есть хлеб». Мы так виноваты и так наказаны, что вся жизнь – изнурительное производство. Ни на что другое не остается ни сил, ни времени. «То, что они (люди) собой представляют, совпадает, следовательно, с их производством – совпадает как с тем, что они производят, так и с тем, как они производят». Ни тебе погулять, ни к родственникам съездить. Не веришь? Думаешь, в жизни есть что-то кроме производства? – Получишь двойку. Даже две: одну – по «Закону Божьему», а другую – по «Историческому материализму»!
Чтобы понять Маркса, нужно рассматривать его теории как попытку перенести общепринятые понятия в воображаемый проклятый мир, населенный человеком экономическим. Чтобы обосновать необходимость включить в общество угнетенных, националисты напоминали публике что человек общественное существо. Мы один народ, одна семья. Все мы знаем, что семья в нашем мире. Семья – это долг, любовь, забота старших о младших, сильных о слабых. Семья это островок коммунизма в обществе, где распределяют по потребностям, и если не хватает, родители наизнанку вывернутся, чтобы обеспечить детей. Из семьи никого нельзя выкинуть. Но в мире Маркса семья – это рабство:
«...следовательно, дана и собственность, зародыш и первоначальная форма которой имеется уже в семье, где жена и дети – рабы мужчины. Рабство в семье – правда, еще очень примитивное и скрытое – есть первая собственность, которая, впрочем, уже и в этой форме вполне соответствует определению современных экономистов, согласно которому собственность есть распоряжение чужой рабочей силой».
Маркс много говорит об общественной природе человека, но не потому что она нужна в его теории, а потому что о ней говорили националисты. Да, говорит Маркс, люди общаются, но только с ростом населения, когда одиноких производителей Адамов становится много и они начинают сталкиваться друг с другом и обмениваться товарами. Давайте понимать общение «материалистически», как обмен товарами и тумаками:
«Это производство начинается впервые с ростом населения. Само оно опять-таки предполагает общение индивидов между собой. Форма этого общения, в свою очередь, обусловливается производством. Взаимоотношения между различными нациями зависят от того, насколько каждая из них развила свои производительные силы, разделение труда и внутреннее общение. Это положение общепризнано. Но не только отношение одной нации к другим, но и вся внутренняя структура самой нации зависит от ступени развития ее производства и ее внутреннего и внешнего общения... Рабство, в скрытом виде существующее в семье, развивается лишь постепенно, вместе с ростом населения и потребностей и с расширением внешнего общения – как в виде войны, так и в виде меновой торговли».
Ну конечно, говорит Маркс, человек – общественное существо. Но давайте под обществом понимать индивидов, обменивающихся товарами, – рынок. Лучше всего мировой. Например, инженер Новомосковского «Азота» носит китайские брюки, а китаец получает произведенные на «Азоте» минеральные удобрения. Они «общаются». Значит они – общество. А в деревне в 10км от Новомосковска, колхозник дядя Вася остался и без удобрений, и без штанов, и едва сводит концы с концами. С ним ни китаец, ни инженер не «общаются». Он не член общества. Он часть природы – «одичалый земледелец» и «идиот деревенской жизни». Кстати, «общение» должно быть молчаливым. Иначе окажется, что новомосковский инженер может легко общаться с дядей Васей, а с китайцем не может. Языка не знает. На китайца Маркс плевать хотел. Он доказывал, что прусаки общаются с английским буржуем и составляют с ним одно общество, а король и националисты только мешают «общению».
Ну и, наконец, надо иметь в виду, что человек Маркса – это предмет. Китаец – это джинсы. А инженер – это удобрения.
« все предметы становятся... опредмечиванием самого себя, утверждением и осуществлением его индивидуальности, его предметами, а это значит, что предметом становится он сам» (Философские рукописи 1844 года).
С одной стороны, отождествление человека с предметом позволяет превратить дядю Васю в ничто. Лишившись удобрений и тракторов, он не может производить предметы, значит, его просто нет. С другой стороны, людям, превратившимся в джинсы и удобрения, в голову не придет ему сочувствовать. У джинсов и удобрений нет головы.
Конечно, если бы человек экономический существовал на самом деле, он не стал бы громоздить такие сомнительные конструкции для объяснения своей «общественной природы». У него общественной природы нет, а значит, и понятия эти ему без надобности. Выхолащивать осмысленные интуитивные понятия понадобилось, чтобы морочить голову реальным людям. Потому, что реальные люди могут не только товарами обмениваться, но и говорить, а значит, они могут договориться. А договорившись, начнут искать правды, дадут хлеб голодному, обеспечат «некий минимум» слабому, а там и до равенства не далеко. А этого никак нельзя допустить. Иначе «реакционные» националисты отодвинут на обочину истории «прогрессивного» английского буржуя, а это грубо:
«... (коммунизм) хочет насильственно абстрагироваться от таланта. Этот коммунизм, отрицающий повсюду личность человека, есть лишь последовательное выражение частной собственности, являющейся этим отрицанием. Всеобщая и конституирующаяся как власть зависть представляет собой ту скрытую форму, которую принимает стяжательство и в которой оно себя лишь иным способом удовлетворяет. Всякая частная собственность как таковая ощущает — по крайней мере, по отношению к более богатой частной собственности — зависть и жажду нивелирования, так что эти последние составляют даже сущность конкуренции. Грубый коммунизм есть лишь завершение этой зависти и этого нивелирования, исходящее из представления о некоем минимуме» (К. Маркс «Философские рукописи 1844 года»).
Честно говоря, я затрудняюсь перевести на русский язык марксово понятие «зависти». Кому завидовал А.Н. Энглельгардт, когда писал что не стоит экспортировать пшеницу, когда крестьянским детям «не хватает хлеба даже в соску», и смертность крестьянских детей выше, чем смертность телят у хорошего хозяина? С какой-то натяжкой можно принять это как «жажду нивелирования», но зависть? Наверное, «зависть» по Марксу – это что-то типа «сочувствия», а может просто ругательство. И что Маркс подразумевает под талантом? Как именно Рачинский «абстрагировался от таланта», отправившись учить крестьянских детей? Видимо материалистически понимаемый «талант» – это толщина родительского кошелька.
Среди прочих понятий, перетолкованных Марксом на политэкономический лад, есть и понятие «отчуждения». Националисты понимали под отчуждением исключение из гражданского общества угнетенных социальных групп. Марксу же надо было «доказать», что националисты все напутали и на самом деле отчуждение – это что-то совсем другое. Политэкономически понимаемое «отчуждение» – это уже не выбрасывание из общества негров или крестьян, а «отчуждение» индивида от его «человеческой сущности». А сущность человека – быть вольным предпринимателем.
«Подобно тому, как в религии самодеятельность человеческой фантазии, человеческого мозга и человеческого сердца воздействует на индивидуума независимо от него самого, т. е. в качестве какой-то чужой деятельности, божественной или дьявольской, так и деятельность рабочего не есть его самодеятельность. Она принадлежит другому, она есть утрата рабочим самого себя».
Забавно, что для иллюстрации своих умопостроений Маркс приводит в пример религию. Ирония в том, что религиозная фантазия Маркса об Адаме, одиноко производящем в проклятом мире шипов и репейников, где вся его деятельность – сплошная самодеятельность, становится некоей «сущностью человека», довлеющей над ним. Любое разделение труда, любое участие в коллективном проекте – «отчуждение» от этой воображаемой «сущности». Все, что не самодеятельность, для Маркса не человеческое, а животное. Проектировать многотысячным коллективом космический корабль, или строить атомную электростанцию – это животное. Все животные это делают. Или нет? Впрочем, не важно. Животные у Маркса тоже не от мира сего.
И раз уж марксисты напирают на диалектику, а диалектика – искусство спора, приведем спор Маркса с прусским националистом, написавшим под псевдонимом «Пруссак» статью о восстании прусских рабочих. Пруссак вполне резонно замечает, что рабочие выброшены из гражданского общества и являются в своей стране людьми второго сорта. Им нет сочувствия, с их интересами не считаются, к ним не прислушиваются. На что Маркс возражает:
«Но та общность, от которой изолирован рабочий, есть общность, имеющая совсем другого рода реальность и совсем другой объём, нежели политическая общность. Та общность, от которой рабочего отрывает его собственный труд, есть сама жизнь, физическая и духовная жизнь, человеческая нравственность, человеческая деятельность, человеческое наслаждение, человеческая сущность. Человеческая сущность и есть истинная общность людей. Злосчастная изолированность от этой сущности несравненно всестороннее, невыносимее, ужаснее, противоречивее, чем изолированность от политической общности; ... уничтожение этой изолированности и даже... восстание против неё, являются настолько же более бесконечными, насколько человек более бесконечен, чем гражданин государства, и насколько человеческая жизнь более бесконечна, чем политическая жизнь. Поэтому, как бы ни было частично восстание промышленных рабочих, оно заключает в себе универсальную душу, тогда как даже самое универсальное политическое восстание под самой грандиозной формой скрывает дух некоторой эгоистической ограниченности» (Из «Критических заметок к статье «Пруссак»).
Маркс рассматривает проблему отчуждения не с социологических позиций, а с точки зрения «Адамологии». Человек по природе – свободный одинокий предприниматель. А его приспособили как средство реализации чужого проекта. Отчужденный от своей предпринимательской «сущности», человек-буржуй загрустил и восстал.
Конечно, человеческая жизнь не ограничивается политической жизнью, но если ты обществу чужой, тебе нацепили ошейник и погнали на плантацию, или нацепили шестиконечную звезду и погнали в Бухенвальд, то и не политическая жизнь принимает совсем другой оборот.
Вопрос – от чего отчужден человек: от гражданского общества или от своей буржуазной «сущности» – для нас ключевой. Приняв буржуазную марксистскую точку зрения как «всесильно-верную», мы наломали много дров.
Отчуждение, как его понимает научная социология – отчуждение от гражданского общества, в СССР было преодолено. Рабочие и крестьяне были полностью интегрированы. Было осуществлено все, о чем даже мечтать не смели Рачинский и Толстой. Рабочие и крестьяне учились в тех же школах по тем же программам, что и образованные слои общества, читали те же книги и журналы, смотрели то же кино, жили в тех же домах, ездили в том же транспорте, лечились в тех же больницах, могли точно так же пойти в университет, а в партию вступить рабочим было даже легче.
Но с марксистской точки зрения все это мелочь. Все это лишь политическая общность, к тому же «эгоистичная». Марксисты зрят в политэкономический корень и рассуждают об «отчуждении в СССР». Об отчуждении от чего? От буржуазной «сущности человека» как одинокого предпринимателя. Инженер в советском НИИ выполнял приказы начальства, а значит, был «отчужден» от своей предпринимательской «сущности». Не смотрите, что он получил образование, журналы книги читает и даже «голоса» слушает. Когда НИИ закрыли и выбросили инженера в «челноки» и «ларечники», он это «отчуждение от сущности» преодолел. И даже превратившись потом в бомжа, остался неотчужденным.
Буржуазный «материализм» бросает национализму и моральные обвинения в «эгоистической ограниченности политической общности, как бы универсальна она не была». «Неограниченная» общность – это мировой рынок. Английский буржуй, продающий на этом рынке свои дешевые и качественные сюртуки, – образец альтруизма. То, что этот «альтруист» уморил миллионы индийских ткачей – досадная, но не имеющая отношения к делу «мелочь».
А Рачинский, обучавший крестьянских детей в построенной на собственные средства школе, – «ограниченный эгоист». Ну и что, что он пытался сделать крестьянских ребятишек полноправными гражданами Российского общества? Эта гадкая Россия – сама по себе ограниченная и эгоистичная общность! И Лев Толстой, обличающий дискриминацию крестьян и требующий для них равенства, – тоже эгоист.
Это буржуазное морализаторство Маркса далеко не безобидно. Оно аукнулось нам диссидентами, перестройкой и импотенцией нынешних левых. На этом Маркс не остановился. В «Немецкой философии» он развивает свою концепцию «отчуждения»:
«...отдельные индивиды, по мере расширения их деятельности до всемирно-исторической деятельности, все более подпадали под власть чуждой им силы (в этом гнете они усматривали козни так называемого мирового духа и т.д.) – под власть силы, которая... в конечном счете проявляется как мировой рынок. Но столь же эмпирически обосновано и то, что эта столь таинственная для немецких теоретиков сила уничтожится благодаря ниспровержению существующего общественного строя коммунистической революцией... То, что действительное духовное богатство индивида всецело зависит от богатства его действительных отношений, ясно из сказанного выше. Только в силу этого отдельные индивиды освобождаются от различных национальных и местных рамок, вступают в практическую связь с производством (также и духовным) всего мира и оказываются в состоянии приобрести себе способность пользоваться этим всесторонним производством всего земного шара (всем тем, что создано людьми). Всесторонняя зависимость, эта стихийно сложившаяся форма всемирно-исторической совместной деятельности индивидов, превращается благодаря коммунистической революции в контроль и сознательное господство над силами, которые, будучи порождены воздействием людей друг на друга, до сих пор казались им совершенно чуждыми силами и в качестве таковых господствовали над ними. Это воззрение можно опять-таки трактовать спекулятивно-идеалистически, т.е. фантастически, как «самопорождение рода» («общество как субъект»), представляя себе весь ряд следующих друг за другом и связанных между собой индивидов как одного-единственного индивида, совершающего таинство порождения самого себя. Здесь обнаруживается, что хотя индивиды как физически, так и духовно творят друг друга, они, однако, не творят самих себя ни в духе бессмыслицы святого Бруно, ни в смысле «Единственного», «сотворенного» человека».
О чем он? Можно ли это понять? Понять можно, если подходить не как к святому писанию, а диалектически, как к спору с националистами. Что это за карикатурные «козни мирового духа», которые Маркс высмеивает? Это какие-то идеалистические химеры? Вовсе нет. Пруссия отстала от Англии и конкурировать на «мировом рынке» не могла. Но английская буржуазия была совсем не прочь поживиться за счет Пруссии, а Маркс ей помогал, убеждая прусаков, что и Пруссии-то никакой нет. Есть индивиды. И они тем более «духовно богаты», чем больше потребляют английских товаров. Надо срочно свергнуть прусскую монархию и открыться английскому дэмпингу. Этот «мировой дух» и сегодня никуда не делся. Это рвущийся к частной власти Давид Рокфеллер, Бильдербергский клуб, ВТО, бомбежки Ливии и шестой флот США. Ничего «таинственного» в этой силе нет ни для «немецких теоретиков», ни, тем более, для нас сегодня.
На прусаков не подействовало. Зато подействовало на нас. Если строить космические корабли и атомные электростанции – «отчуждение», то, распилив заводы на металлолом и обменяв его на сникерсы и видеомагнитофоны, мы «вступили в практическую связь с производством всего мира», «освободились от национальных и местных рамок» и обрели «действительное духовное богатство». «Магнитку» и ДнепроГЭС строило бездуховное быдло. Космос осваивали ограниченные национальными рамками, не приобщенные к мировому производству совки. Зато сегодня импортное пиво тянет высоко духовный всемирно-исторический индивид.
«Эмпирически обоснованную коммунистическую революцию» тоже нельзя понимать буквально. Эмпирически – значит экспериментально, на практике. Никаких коммунистических революций ни во времена Маркса, ни после не произошло. Все социалистические революции провела националистическая интеллигенция в незападных странах, чтобы защитить свои народы от западного колониализма. Похоже, и слово «эмпирически» на самом деле обозначает совсем не то, что все думали, а то, что Маркс сказал. А наблюдаемое в реальности следует называть «утопия».
Ну и, наконец, о «самопорождении рода» и «обществе как субъекте». Националистические общественные движения создавали идеологию, реабилитирующую угнетенные группы и очерняющую их очернителей. Это позволяло интегрировать угнетенных в гражданское общество и создать нацию. Националисты называли самопорождением рода то, что сегодня социологи называют нациестроительством. Советский народ создавали своими стихами и романами Пушкин, Некрасов и Толстой, убеждавшие читателя, что мы единый народ. Его создавали учителя и врачи подвижники Рачинский и Чехов, ученые Энгельгардт, Менделеев и Жуковский. Образцом «отчуждения от сущности» был граф Ипатьев. Химик, отправленный царем к союзникам закупать оборудование для создававшейся в России химической промышленности. Шла первая мировая война и Германия почему-то перестала продавать России взрывчатку, а свою делать не умели. После революции союзники хотели присвоить 200 миллионов российских золотых рублей, но граф Ипатьев их припрятал и после признания СССР пошел в посольство и, наступив на горло своей «человеческой сущности» выписал нашей «ограниченной эгоистичной общности» чек на 200 миллионов. СССР возник, потому что националистическая интеллигенция создала идеологию народа и служения ему. И если бы Маркс не задавался целью расчистить английской буржуазии путь к мировому господству, не было бы никакой нужды этот процесс высмеивать и объявлять буржуазную идеологию «сущностью человека».
Проклиная отчуждение от высосанной из пальца буржуазной «сущности человека», классики марксизма с восторгом очерняли угнетенных и оправдывали их отчуждение от гражданского общества. Вот Энгельс выговаривает русскому революционеру Бакунину:
«Или, может быть, это плохо, что прекрасная Калифорния была отобрана у ленивых мексиканцев, которые не знали что с ней делать? Энергичные янки посредством быстрой эксплуатации золотых приисков увеличат оборотные средства, в несколько лет сконцентрируют плотное население и широкую торговлю в самых подходящих местах Тихоокеанского побережья, создадут большие города, откроют пароходное сообщение, построят железную дорогу...?» (Ф. Энгельс «О демократическом панславизме»).
Конечно, плохо, Фридрих. Поэтому, когда энергичные янки посыпали бомбами Ханой и готовили вторжение на Кубу, потомки Бакунина отправили «ленивым» кубинцам и «неисторическим» вьетнамцам зенитные ракеты и реактивные истребители. Но для марксистов выбрасывание из общества «ленивых мексиканцев» – пустяк по сравнению с новыми возможностями для буржуазной «сущности» предприимчивых янки. Освобождение предпринимательской «сущности» оправдывает в глазах марксизма любые гадости по отношению к людям. Ведь не корысти ради, а только в интересах цивилизации:
«Как ни импозантно выглядят в наших глазах люди этой эпохи, они неотличимы друг от друга, они не оторвались еще, по выражению Маркса, от пуповины первобытной общности. Власть этой первобытной общности должна была быть сломлена, – и она была сломлена. Но она была сломлена под такими влияниями, которые прямо представляются нам упадком, грехопадением по сравнению с высоким нравственным уровнем старого родового общества. Самые низменные побуждения – вульгарная жадность, грубая страсть к наслаждениям, грязная скаредность, корыстное стремление к грабежу общего достояния – являются воспреемниками нового, цивилизованного, классового общества; самые гнусные средства – воровство, насилие, коварство, измена – подтачивают старое бесклассовое родовое общество и приводят к его гибели. А само новое общество в течение всех двух с половиной тысяч лет своего существования всегда представляло только картину развития незначительного меньшинства за счет эксплуатируемого и угнетенного громадного большинства, и оно остается таким и теперь в еще большей степени, чем когда бы то ни было прежде» (Ф. Энгельс «Происхождение семьи, частной собственности и государства»).
«Ленивые мексиканцы», «неотличимые друг от друга» дикари, «неисторические индусы», «свиноголовые славяне», «идиотизм деревенской жизни», «баранье племенное сознание» – все это классические приемы очернения социальных групп, призванные оправдать их выбрасывание из гражданского общества. Они, по мнению классиков марксизма, «не доросли» до цивилизации. Они животные, и отношение к ним соответствующее. Что стоят все эти недочеловеки в сравнении с освобождением «человеческой сущности» одного буржуя? Даже рабочих, вождь мирового пролетариата, не задумываясь, объявил «животными».
Буржуазная «адамология» марксизма с ее космополитизмом и индивидуализмом была бомбой под фундаментом СССР. Высмеивая «призраки», «духи», «узы», восхваляя мировой рынок, марксисты выращивали диссидентов и обезоруживали националистическую интеллигенцию, фактически являлись пятой колонной Запада:
«… с первого дня своего появления на русской почве марксизм начал борьбу со всеми русскими разновидностями утопического социализма, провозглашавшими Россию страной, исторически призванной перескочить от крепостничества и полупримитивного капитализма прямо в царство социализма. И в этой борьбе Ленин и его литературные сподвижники активно участвовали. Совершая октябрьский переворот, они поэтому совершили принципиальную измену…» (из «Политического завещания» лидера меньшевиков Аксельрода).
Ленин на марксистском поприще действительно отметился. Например, в предисловии к «Развитию капитализма в России», он отметал доводы экономистов, доказавших что капитализм в России станет катастрофой, просто обвинив их в сочувствии к крестьянину, которого предстояло согнать с земли.
«Превращение мелкого производителя в наемного рабочего предполагает потерю им средств производства – земли, орудий труда, мастерской и пр. –- т.е. его «обеднение», «разорение». Является воззрение, что это разорение «сокращает покупательную способность населения», «сокращает внутренний рынок» для капитализма... Такое воззрение совершенно ошибочно, и объяснить его упорное переживание в нашей экономической литературе можно только романтическими предрассудками народничества»..
Подумаешь, миллионы «одичалых земледельцев» вместе с семьями лишатся средств к существованию. Пустяк какой! Зато пара тысяч толстосумов разовьет свою «человеческую сущность» и станет «всемирно-историческими индивидами», фарцуя на мировом рынке.
Став руководителем советского государства, Ленин проводил кардинально иную политику, настолько бережную и гуманную в отношении к обывателю, что работавший в то время в России английский экономист Дж. Кейнс писал, что «ленинизм – странная комбинация двух вещей, которые европейцы на протяжении нескольких столетий помещают в разных уголках своей души, –- религии и бизнеса».
Часто говорят, что СССР был выстроен «по Марксу». Но построить социализм, отрицая и высмеивая любовь к своему народу, невозможно. Не мог Сталин, призывавший избирателя «голосовать за тех, кто очень любит свой народ», быть марксистом. О роли марксистской теории в строительстве СССР можно судить по воспоминаниям сбежавшего на Запад секретаря политбюро Божанова:
«…В первое же время моего секретарствования на Политбюро (1923 год) мое ухо уловило иронический смысл термина «образованный марксист». Оказалось, что когда говорилось «образованный марксист», надо было понимать: «болван и пустомеля». Бывало и яснее. Народный комиссар финансов Сокольников, проводящий дежурную реформу, представляет на утверждение Политбюро назначение членом коллегии Наркомфина и начальником валютного управления профессора Юровского. Юровский — не коммунист, Политбюро его не знает. Кто-то из членов Политбюро спрашивает: «Надеюсь, он не марксист?» – «Что вы, что вы, – торопится ответить Сокольников, – валютное управление, там надо не языком болтать, а уметь дело делать». Политбюро утверждает Юровского без возражений».
Но идеологический запрет на любовь к людям никуда не делся. Марксистов подкупили пайком, отстранили от практической работы, но бросили на преподавательскую, рассчитывая, видимо, что там от них меньше вреда. И вот уже в 1990 году секретарь политбюро по идеологии А.Н.Яковлев учит студентов «материализму»:
«До сих пор во многих сидит или раб, или маленький городовой, полицмейстер, этакий маленький сталин. Я не знаю, вот вы, молодые ребята, не ловите себя на мысли: думаешь вроде бы демократически, радикально, но вдруг конкретный вопрос – и начинаются внутренние распри. Сразу вторгаются какие-то сторонние морально-психологические факторы, возникают какие-то неуловимые помехи».
Безраздельно контролируя систему образования, общественные науки и СМИ, марксисты поколение за поколением выколачивали из студентов любовь к своему народу и вколачивали любовь к «человеческой сущности» и «мировому рынку». Любовь к своей стране и своему народу представлялась «ограниченной и эгоистичной». Мировой рынок, наоборот, объявлялся универсальной и бескорыстной «человеческой сущностью». После Великой Отечественной войны, когда свежи были воспоминания от близкого знакомства с «прогрессивным» Западом, началась было кампания по борьбе с «безродными космополитами», но после смерти Сталина ее быстро свернули.
Можно долго рассказывать, как режиссер Ром попрекал СССР «черносотенством» за исполнение увертюры Чайковского 1812 года. Как Сахаров описывал «черты советского мещанина»:
«идеология советского мещанина (я говорю о худших людях, но они, к сожалению, весьма распространены среди рабочих, крестьян и интеллигенции) состоит из нескольких несложных идей: 1) культ государства; 2) эгоистические стремления; 3) идея национального превосходства, принимающая темные, истерические и погромные формы».
Служение народу на марксистском новоязе – «культ государства». Государство, нация – это наносное. У материалистичного Адама их не было, и Рокфеллеру они только мешают. Кроме того, служение народу – несомненный эгоизм. Альтруисты удовлетворяют платежеспособный спрос на мировом рынке. Только эгоисты вроде Рачинского едут в деревню, учить нищих сопляков. Ну и, конечно, виной всему «идея национального превосходства». Именно она толкнула Рачинского учить детей бедных русских крестьян, а не детей богатых английских лордов.
Сам Сахаров, создавая водородную бомбу, чтобы американские бомбовозы не жгли русских детей ядерным огнем, как японских, или напалмом, как вьетнамских, был, видимо, «советским мещанином», а начав брюзжать по диссидентским кухням, стал «наиболее прогрессивной, интернациональной и самоотверженной частью интеллигенции».
Полного логического развития идеи «преодоления отчуждения» достигли в речах бывшего мэра Москвы, декана экономического факультета МГУ Г.Х. Попова:
«Необходимо изъять из национальной компетенции и передать под международный контроль ядерное оружие, ядерную энергетику и всю ракетно-космическую технику. Нужна передача под глобальный контроль всего человечества всех богатств недр нашей планеты. Прежде всего – запасы углеводородного сырья».
К черту «эгоистичные народы». Ресурсы сдать западной корпоративной олигархии, а от народов оставить столько, сколько этой олигархии зачем-то нужно. Не лучше обстоят дела и на «патриотическом» фронте. Не знаю, что за марксист в 2004 году писал Зюганову эту программную статью, но по сути она о том же, о чем говорит Попов. Калька с Маркса:
«Народ не любит олигархов – это правда, но это отнюдь не вся правда. Ведь не любить их можно совершенно по-разному. Можно бороться против них как капиталистов – эксплуататоров рабочего класса, прикарманивших прибавочную стоимость. А можно ненавидеть как конкурентов, нахапавших в период приватизации больше других общенародной собственности. Какая же «нелюбовь» преобладает в современном российском обществе? Нужно глядеть правде в глаза. Сегодня преобладает вторая – мелкобуржуазная, эгоистическая зависть. Чубайсовская приватизация во многом достигла своей цели – сумела превратить значительную часть населения в микроскопических собственников и привить им соответствующую психологию. Было бы большим заблуждением ставить знак равенства между этой психологией и обычным чувством социальной справедливости».
Ограбленному народу нет места в гражданском обществе. Он «эгоистичный», «завистливый», «мелкобуржуазный». Сочувствовать ему нельзя. Хотя огромные массы фактически выброшены из цивилизации: лишились работы, доступа к образованию и медицинскому обслуживанию, кое-кто потерял связь с внешним миром из-за сокращения общественного транспорта, тут марксист «отчуждения» не усматривает. Отчуждение – у эксплуатируемых олигархами нефтяников. Даром что они на «Фордах» рассекают. Зато «человеческая сущность» олигарха раскрылась полностью. Фарцуя нашими ресурсами на международном рынке, он преодолел «эгоистическую национальную ограниченность» и отчужденность от своей «человеческой сущности».
Ну да довольно о марксистах. Поговорим о нас. С чем мы остались? Что стало с нашей «эгоистичной общностью»? Она рассыпана в прах. Из нее выброшены не только рабочие и крестьяне, не только малые народы, а буквально все. Даже преподаватели ВУЗов, врачи и учителя. Недавняя кампания по закрытию ВУЗов это прекрасно показала. Никакого сочувствия в обществе преподаватели и студенты не вызвали. Они достаточно очернены. Студенты –«дегенераты», преподаватели «торгуют дипломами». Так им и надо. Давно пора!
«Продвинутые» граждане не понимают, что, объявляя соотечественников «быдлом», рубят сук, на котором сидят. Ведь если народ «быдло», то его не обязательно лечить, учить, защищать. Значит, не нужны врачи, учителя, полицейские. Значит, и они тоже «быдло». Сегодня директор районной поликлиники советует акушеркам не выбрасывать одноразовые зеркала: «Можете ими доярок смотреть». Доярки люди последнего сорта, почти неотличимые от своих коров. Но этот социальный расизм не делает директрису «всемирно-исторической». Наоборот! Завтра в области кто-то точно так же скажет, что нельзя районным лапотникам медициной заниматься. Они вон одноразовые зеркала по нескольку раз используют, дикари. Пусть лучше коров доят. И пойдет «продвинутая» директриса сама в доярки устраиваться, вместе со своими акушерками. Если возьмут. А потом в Москве сочинят что-нибудь про областное «провинциальное быдло». А уж журналисты центрального телевидения растолкуют гражданам, что русские врачи западным не чета.
К закрытию приговорены 3/4 педагогических институтов, но на это просто не обратили внимания. А ведь учителей готовят только там. По новейшим требованиям, чтобы преподавать в школе, надо пройти курсы психологии, педагогики и т.п. Ликвидация науки, сокращения полиции, не говоря уж о закрытиях предприятий, почт, больниц не вызвали никакой реакции.
Мы преодолели свой «национальный эгоизм», «романтические предрассудки», «морально-психологические факторы» и «вернулись из религии, морали, семьи и государства к самим себе». Мы стали друг другу всемирно-историческими индивидами. Нас не волнует, что русские дети не получат образования, а старики – медицинских услуг. Нас не волнует, чем будут в случае войны воевать наши солдаты. И никого не волнует, если мы завтра окажемся на улице. Мы отреклись от «ограниченной эгоистичной общности» и активно избавляемся от «недочеловеков». И если завтра среди недочеловеков окажешься ты сам – ну, что же, не выдержал конкуренции. Главное, чтобы Рокфеллеру было хорошо с его «человеческой сущностью». Пусть мировой рынок рассудит, кто имеет право на существование.
Не пора ли снова изобретать себе народ и нацию? На этот раз, на пушечный выстрел не подпуская к нашим детям марксистских догматиков с их ветхозаветной догмой. Маркс оказался неправ принципиально. Человек – не одинокий Адам-предприниматель, связанный с другими людьми только обменом товарами. Он общественное существо, и его сила – в обществе. Не в мировом рынке, а в его стране, народе, государстве. Оказавшись неправы в фундаментальном вопросе, марксисты не могли и никогда не смогут «творчески развивать» свое учение. Потому что «творчески развить» марксизм – значит, отказаться от него и признать правоту тех, с кем Маркс всю жизнь воевал.
Марксизм обречен, и позволить этому учению утащить за собой в могилу Россию, а то и весь мир, было бы просто преступлением перед мировой историей. Пора вернуться из политэкономических нагромождений к простым и понятным понятиям. Пора преодолевать реальное отчуждение. То самое, которое преодолевали Рачинский, Толстой, Энгельгардт. Пришло время восстанавливать свой народ, свою нацию. Пора реабилитировать очерненные социальные группы. Политкорректность на Западе не от дури придумали. Прежде чем втаптывать кого-то в грязь, остановись, подумай, может не стоит. А еще лучше – подумай, как кого-то из грязи вытащить. Иначе в нашем гражданском обществе просто не останется граждан. Вот как сокрушается В.И. Новодворская в диалоге с К.Н. Боровым:

В.И.Н.: Дорогие россияне! Я не понимаю, чему вы радуетесь. У нас там, кажется, 130 миллионов, да?
К.Н.Б.: 142.
В.И.Н.: 142 миллиона. Сдаётся мне, что из них очень много лишних, которые «ни Богу свечка, ни чёрту кочерга». Ну, посчитайте всех рабов любой власти, какая только не выпадает на долю несчастной Российской Федерации. Вычтете тех, кто ждёт подачек от Путина, бюджетников, которые не в состоянии сами себя прокормить. Посчитайте заодно тех, кто собирается голосовать за «Единую Россию», за коммунистов, за Жирика, тоже вычтете. И кто у нас останется в сухом остатке?
К.Н.Б.: Никого не останется, Лерочка. Двое останется, ты да я.
В.И.Н.: Ну, вот. Так что, похоже, что даже те, которые есть у нас здесь, лишние.
К.Н.Б.: Ещё надо вычесть тех, кто собирается голосовать за фашистов...
В.И.Н.: Да, есть и такие.
К.Н.Б.: ...и за разумный, либеральный национализм, как говорил Милов.
В.И.Н.: Так что не нужно нам никаких миллиардов. Во-первых, даже с тем, которые у нас здесь завелись, контингентом, мы ничего путного сделать не можем. Вы сначала сделайте страну, а потом уже рожайте детей.
К.Н.Б.: Лера, они не нужны даже Путину. Они не нужны Путину, в этом основная проблема. Они – это просто балласт, в этом проблема. Им на обслуживание трубы много не надо. Для того чтобы снимать вот эту ренту с энергоносителей, много не надо. Всё остальное – балласт.
В.И.Н.: Вот, Пушкин отдыхает. У него Евгений Онегин был лишним человеком, а у нас все люди – лишние. Мы-то, двое, точно лишние.
К.Н.Б.: Печорин был лишним.
В.И.Н.: Да, и Печорин был лишним. Но это уже у Лермонтова.
(Диалог взят с http://vnovodvorskaia.livejournal.com/844766.html#cutid1).

Продолжая «очищаться» от чумазых, мы не превратимся во «всемирно-исторических индивидов», а сами окажемся в резервациях. Реабилитировать общество и собирать народ – не эгоизм. Восстановим народ – будет сильная Россия. А будет сильная Россия – «мировой дух» перестанет вбамбливать народы в каменный век, да и со своими будет обращаться человечнее. Восстановить нашу страну – наш долг перед человечеством. Без нашей помощи ему уже, похоже, не устоять.
------------------------
http://tochka-py.ru/