В МГУ идет международная конференция «Российская обществоведческая, экономическая и философско-хозяйственная мысль сегодня: итоги, проблемы, перспективы». Первые два доклада делали патриархи политэкономии, потом я. Вот этот краткий доклад,как аннотация того, о чем мы здесь говорим:
Место обществоведения в нашей жизни и предварительный диагноз его провалов
В конце ХХ века Россия погрузилась в кризис. Надо продумать генезис нашего кризиса. Один из срезов – роль общественных наук. Последние тридцать лет многие в России напряженно изучали те процессы, которые привели к краху СССР. Мой тезис: одна из причин краха – ошибки нашего обществоведения. Об отдельных талантах и коллективах не говорим, не они не определяли общий фон.
Второй тезис: форсирование развития общественной науки – императив для России. Я надеюсь на расцвет этой области знания.
Обществоведение – необходимая часть «центральной нервной системы» общества и государства. Сейчас ее надо подвергнуть диагнозу и лечению. Строго говоря, речь о сообществе обществоведов. Ведь до сознания общества и власти доходят не сигналы бытия, а их интерпретация. «Объясняет не наука, а ученые». Их позиции заданы когнитивной системой. Через нее они видят реальность, как через объектив прибора. Конечно, есть интеллектуалы, которые искажают данные их приборов и лгут. Это мы выносим за скобки.
Перестройка вскрыла провал нашего обществоведения, но ведь это не было замечено сообществом! Все внимание было к словам и действиям власти. Как будто забыли, что любому политическому действию предшествует изменение сознания правителей – дело их учителей и экспертов. Сознание определяет бытие!
После войны обществоведы получили доступ к огромной аудитории: помимо вузов в 1948 г. в СССР действовало 122 тыс. политшкол с 1,5 млн слушателей. Эта армия была полна штампами, заданными элитой. Подспудный конфликт этой элиты с властью сдвинул эту общность на антисоветский фланг, она превратилась в отряд идеологических бойцов. Ее долг был давать достоверное знание об обществе, объяснять причины главных противоречий и их вероятные последствия. Вместо этого – фальшивая апологетика и подрыв системы.
К этому была предпосылка. На Западе в ходе Научной революции возник новый метод познания общества – научное обществоведение. Оно вышло не из натурфилософии с ее ценностями и холизмом, а из науки Галилея и Ньютона. Оно отошло от эссенциализма, т. е. поиска сущности каждого явления. Это знание, автономное от ценностей, беспристрастное и нацеленное на истину, а не на добро.
Обществоведение России вышло не из науки, а из классической русской литературы. Оно несло в себе присущие ей черты и было проникнуто нравственным чувством. Оно сразу утверждало «то, что должно быть» – декларировало ценностные нормы. Русское обществоведение пошло по пути натурфилософии. Это прекрасно, но в сложном обществе уже было необходимо и голое знание, как на войне нужна разведка, приносящая знание, а не трактаты о добре и зле.
Уже в начале ХХ века в системе знания о России пошли отказ за отказом. Государство и общество развивались при остром дефиците знания о самих себе. Россия, по выражению М. Вебера, попала в «историческую ловушку» – систему порочных кругов. Что бы ни делало правительство, оно ухудшало положение. Не лучше было и в оппозиции – после Февраля 1917 года либералы, элита интеллигенции, пришли к власти – и никакого проекта, приняли концепцию непредрешенчества, полный провал! А левые довели до гражданской войны между социалистами. Вышли из пропасти на здравом смысле.
Опираясь на опытное знание, реализм практиков и на сообщество «жестких» ученых, укрепили государство и целый исторический период решали очевидные главные задачи. Но социальное знание стояло не на науке, а на опыте и здравом смысле. После войны знание научного типа стало условием выживания. Неявное знание уже не отвечало сложности. Ю.В. Андропов признал, что «мы не знаем общество, в котором живем».
Власть в 1985 году обслуживали 163 тыс. только научных работников в области исторических, экономических и философских наук. Если при этом «мы не знали общества», значит, что методология была неадекватна предмету – советскому обществу. Познавательные инструменты не годились. Это и привело к провалу.
После краха СССР пошла мемуарная литература обществоведов. Она показывает, что их методологическая база отличается от научного метода в главных его компонентах. Обществоведы около власти были «идеологическим спецназом», а не учеными, ищущими истину. Многие авторы пишут: крах СССР «предуготовлен движением “шестидесятников”». Но ведь за этим движением потянулось все сообщество. Большинство честно преподавало «научный коммунизм» и вовсе не хотело разрушить советский строй, но легко приняло антисоветский проект элиты. Те, кто интуитивно отвергал этот проект, не имели языка и логики, чтобы внятно изложить товарищам суть этой угрозы. Факт: советское обществоведение оказалось несостоятельным в предсказании и объяснении кризиса советского общества.
СССР продержался на «неявном» знании поколений, которые практически строили государственность и хозяйство, вели войну и восстановление. С их уходом ошибочные представления об обществе, полученные в школе, вузе и СМИ, вели к все более глубоким срывам.
В новой политической системе элита, перешедшая на антисоветские позиции, не предполагала создавать новое профессиональное сообщество обществоведов на новой методологической и организационной основе – старое служило хорошо. Сменились вывески, деньгами помогли западные фонды. Методология сохранилась, но перевели старые западные учебники. Эти учебники уже не отвечают даже западной реальности и не имеют никакой связи с российской действительностью. Царит когнитивный диссонанс. Ни старые, ни новые поколения обществоведов не могут адекватно представить ситуацию ни внутри, ни вне России, а значит, не могут и предвидеть ход процессов.
Сейчас изъяны когнитивной структуры постсоветского обществоведения уже как на ладони, но нет кого бы это заинтересовало. Как можно преподавать студентам, чего от них можно требовать? Студент-политолог боится прикоснуться к политике, даже к безобидному ее проявлению, ¬— его убедили: чем угодно занимайся, но не касайся российской реальности. Уже не стоит вопрос ни об истине, ни о добре, все смешано в кашу — ризому.
Только собранное сообщество может выработать, задать и поддерживать всю систему норм, регулирующих получение, проверку и движение научного и вообще рационального знания о предмете. Для этого требуется социальная организация, «полиция нравов» и дееспособная система санкций. Ничего этого в постсоветском обществоведении нет – нарушения норм научности (по ошибке или из цинизма) не влекут за собой не только санкций, но и никакой реакции.
Резко усложнившиеся постсоветское и «чужие» общества делают невозможной – при отсутствии научного обществоведения – «визуализацию» общественных процессов и предвидение зарождающихся рисков. России необходима сборка обществоведения как сообщества, стоящего на платформе научной рациональности. В условиях культурного кризиса речь может идти о небольшом числе «сгустков», соединенных минимумом общих норм, дающих возможность дискуссии и диалога.
