Россия-СССР; Образы будущего; Культура; Война и мир;
А какие качества нужны монарху? Николай 2 очень даже подходил.
>Насколько мне известно, он изначально по многим качествам на роль монарха не подходил.>
Вам просто мало известно.
Из статьи М. Назарова
>Никакой глава государства не смог бы противостоять смуте такого масштаба. Поэтому не имеет смысла все сводить к мнимому “безволию” и “отсутствию политических способностей” у Государя Николая II. Здесь сыграли роль более важные, эпохальные факторы, которые создали в российском обществе нравственные и идейные предпосылки для революции и парализо вали сопротивление ей народа.
Царя тогда предал почти весь высший генералитет. По описанию адми рала А. Бубнова**, в Ставке царила атмосфера заговора. В решающий момент в ответ на ловко сформулированный запрос Алексеева об отречении лишь два генерала публично выразили преданность Государю и готовность вести свои войска на усмирение мятежа (генерал Хан Нахичеванский и генерал граф Ф. А. Келлер). Остальные приветствовали отречение, нацепив красные банты. В том числе будущие основатели Белой армии генералы Алексеев и Корнилов (последнему затем выпало объявить царской семье приказ Временного правительства о ее аресте). Великий Князь Кирилл Владимирович также нарушил присягу и 1 марта 1917 года — еще до отречения Царя и как средство давления на него! — снял свою воинскую часть (Гвардейский экипаж) с охраны царской семьи, под красным флагом явился в Государственную Думу, предоставил этому штабу масонской революции своих гвардейцев для охраны арестованных царских министров и выпустил призыв к другим войскам “присоединиться к новому правительству”***.
Это ширящееся предательство было для Государя тяжелым ударом... Читая приносимые сводки, что его отречения требуют армия, народ и даже члены династии, Помазанник не счел возможным удерживать свою власть насилием над народом, поскольку оказался ему не нужен — в этом случае он все равно переставал быть настоящим православным Самодержцем... В то же время, передавая власть брату, государь хотел облегчить совесть народа, не возлагать на него грех клятвопреступления.
Отречение Государю представлялось неизбежным, когда “кругом трусость, и измена, и обман”, — таковы были последние слова в царском дневнике в ночь отречения. О масштабах измены свидетельствует то, что помимо Великого Князя Кирилла Государя предали и многие другие члены династии. Дядя Царя, Великий Князь Николай Николаевич знал о заговоре, но не воспрепят ствовал этому, потворствовал отречению и открыто поддержал Временное правительство: “Новое правительство уже существует, и никаких перемен быть не может. Никакой реакции, ни в каких видах я не допущу...”*. О “всемерной поддержке” Временного правительства заявили также Великие Князья Борис Владимирович, Николай Михайлович, Александр Михайлович, Сергей Михайлович, принц Александр Ольденбургский**... И почти все другие члены династии забыли в те дни о присяге Государю, приветствовав его отречение. А Великий Князь Кирилл Владимирович, лично принявший вооруженное участие в свержении царской власти, в оправдание своей измены даже пригласил газетчиков домой и дал им несколько интервью о “гнете старого режима” и о “сияющих впереди звездах народного счастья”***; он даже оправдал арест Царской семьи словами: “Исключительные обстоятель ства требуют исключительных мероприятий”****!
Отношения Государя с многими членами династии испортились давно — из-за их незаконных браков. Так, несмотря на прямой запрет Государя, Великий Князь Кирилл в нарушение фамильных, государственных и церковных законов женился на своей двоюродной сестре, разведенной и неправославной. Против нарушителей Государь применял санкции (потомство Кирилла было лишено прав престолонаследия), вследствие чего Великие Князья позволяли себе открытую фронду по поводу многих его назначений и фактически вписались в кампанию революционеров по дискредитации Царской Семьи. Особенно это проявилось в раздувании “влияния Распутина”; его убийство, в котором были замешаны члены династии, показало, что “все дозволено”... В семье Великого Князя Кирилла, как свидетельствовал Родзянко, даже строили планы “уничтожить Императрицу”*****... Такое отношение членов императорской фамилии к Государю отражалось в печати и также оказывало разрушительное воздействие на государственную дисциплину и на народ.
Разумеется, фрондируя против Николая II до революции, такие члены династии не намеревались свергать саму монархию: этим они лишили бы себя привилегий и доходов из уделов. Они лишь надеялись использовать заговорщиков в своих интересах, для дворцового переворота внутри династии (семья Кирилла строила планы посадить его на трон) — но жестоко обманулись. Временное правительство сразу же показало, что даже лояльные Романовы как “символы царизма” новой власти не нужны.
Более же всего духовное состояние России тогда выявилось в поведении высших архиереев Русской Православной Церкви. Они не осудили Фев ральскую революцию, не выступили против незаконного отречения Царя, принужденного к тому обманом и насилием, не поддержали его духовно — а лишь растерянно и безвольно последовали призыву его брата Михаила (3 марта) подчиниться Временному правительству. Удивительно легко, за редкими исключениями, они Указом от 6 марта вычеркнули имя Помазанника Божия из богослужебных книг, не вспомнили даже о клятвопреступлении, освободив армию и народ от присяги законному Царю, которую каждый гражданин Империи приносил на Евангелии (впрочем, официальное освобож дение от присяги Синод все же постеснялся издать). 7 марта всем епархиям был предписан текст присяги новой власти со словами: “В заключение данной мною клятвы осеняю себя крестным знамением и нижеподписуюсь”; принятие присяги производилось с участием духовенства. Были упразднены все царские дни в календаре, хотя формально Дом Романовых оставался царствующим до решения будущего Учредительного собрания* . В знаменитом Обращении Святей шего Синода от 9 марта говорилось:
“Свершилась воля Божия. Россия вступила на путь новой государственной жизни... доверьтесь Временному Правительству; все вместе и каждый в отдельности приложите усилия, чтобы трудами и подвигами, молитвою и пови новением облегчить ему великое дело водворения новых начал государственной жизни и общим разумом вывести Россию на путь истинной свободы, счастья и славы. Святейший Синод усердно молит Всемогущего Господа, да благо словит Он труды и начинания Временного Российского Правительства...”.
Тем самым Синод вместо призыва к соблюдению Основных законов и присяги Помазаннику Божию совершил церковное оправдание революции ради земных благ “истинной свободы, счастья и славы”. Синод мог хотя бы подчеркнуть временный и условный характер нового правительства, но архиереи еще до решения будущего Учредительного собрания (которое должно было решить вопрос о форме правления) сочли монархию безвозвратно упраздненною “волей Божией” и “общим разумом”; послание подписали все члены Синода, даже митрополиты Киевский Владимир и Московский Макарий, имевшие репутацию монархистов-черносотенцев. Такой призыв от имени Церкви парализовал сопротивление монархических организаций и право славного церковного народа по всей стране; лишь в немногих приходах продолжала звучать молитва о Государе, и из немногих городов в Синод поступили запросы о присяге и призывы к сопротивлению антимонархической революции, большая часть духовенства растерянно отмолчалась, а многие епархиальные собрания (во Владивостоке, Томске, Омске, Харькове, Туле) также приветствовали “новый строй”**. 12 июля Синод обратился с соответст вующим посланием к гражданам России, “сбросившей с себя сковывавшие ее политические цепи”***. Этот дух, к сожалению, сильно отразился и в деяниях Поместного Собора 1917—1918 годов (которые поэтому не могут служить надежной духовной основой для возрождения церковной жизни сегодня).
Неважно, сделали это архиереи под давлением масонской власти или из чувства своей “порабощенности” светской властью в соперничестве с нею (как полагает цитированный нами М. А. Бабкин в своей обстоятельной работе). В любом случае это стало возможным из-за того, что даже возглавление Русской Церкви поддалось общему апостасийному процессу и утратило понимание удерживающей сути православной монархической государственности. И это было главной причиной внутренней слабости России перед натиском ее врагов.
Еще раз подчеркнем, что передача братом Царя решения судьбы самой монархической государственности на “волю народа” (Учредительного собрания) была вопиюще незаконной. Его принудили к этому революционеры-февралисты, сами сознававшие нелегитимность этого акта. Так, В. Д. Набоков, один из составителей отказа Михаила, признал, что никто не был вправе “лишать престола то лицо [царевича Алексея], которое по закону имеет на него право”. Поэтому заговорщики “не видели центра тяжести в юридической силе формулы, а только в ее нравственно-политическом значении”****, — это важное признание с точки зрения легитимности всех последующих властителей России.
4 марта, узнав о таком поступке своего брата, Государь заявил, что передумал и согласен на вступление на Престол царевича Алексея при регент стве брата. Однако генерал Алексеев не отправил эту телеграмму Времен ному правительству, “чтобы не смущать умы”, поскольку отречения уже были опубликованы. (Об этом малоизвестном эпизоде писали полковники В. М. Про нин и Д. Н. Тихобразов, генерал А. И. Деникин, историк Г. М. Катков.)*
Из этого следует, что на Государя нельзя возлагать вину за падение монархического строя и за нарушение клятвы Собора 1613 года. В своем обращении к начальнику штаба (оно было затем напечатано как “Манифест отречения”) Государь, чтобы “облегчить народу Нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для... доведения войны во что бы то ни стало до победного конца”, передал трон своему брату Михаилу и призвал народ “к исполнению своего святого долга” перед Отечеством “повиновением Царю”. Не Государь Николай II передал решение о судьбе монархии на “много мятежную” волю Учредительного собрания — это сделали не имевшие на то права Михаил и присоединившиеся к его заявлению другие члены династии при шумном требовании “прогрессивной общественности” и молчаливом попустительстве народа, выжидавшего исхода событий и обещанных выборов в Учредительное собрание (впрочем, некоторые полагали, что это будет нечто вроде традиционного Земского Собора).
Разумеется, и на народ повлияла клеветническая кампания против Царя. Особую роль в этом и в создании революционной атмосферы сыграла печать. Лишь позже выяснилось, что все обвинения против царской семьи оказались клеветой. Комиссия Временного правительства, созданная для обнаружения доказательств “антинародной деятельности” Царя, “поощрения им антисе митских погромов”, его “тайных переговоров с Германией”, назначения министров “под безраздельным влиянием Распутина”, — ничего подобного не обнаружила. Один из следователей-евреев сказал: “Что делать?.. Я начинаю Царя любить”. А главный следователь Руднев закончил свой доклад словами: “Император чист, как кристалл”**.
Тем не менее из-под ареста ни его, ни его семью не освободили, что и способствовало их убийству большевиками после взятия власти. Царскую семью держали в Царскосельском дворце, с ограничением на общение даже друг с другом. И никто из ранее активных монархистов не вступился за нее. Правда, многие тоже были арестованы, их организации разгромлены. Но даже Всероссийский Поместный Собор 1917—1918 годов не вступился за Помазанника... Сам же свергнутый Император не искал путей бегства за границу и разделил судьбу лучшей части своего народа.
Те, кто упрекает Государя в “безволии” в те роковые дни, не осознают того мистического уровня мировой катастрофы, остановить которую никакой глава государства был не в силах. Не революция произошла в результате отре чения Царя, поскольку он ее “не остановил”, а его насильственное отрешение было победной атакой предсказанной в Священном писании всемирной апостасийной революции. Так же и в конце земной истории последний “удержи ваю щий” не сможет противостоять “тайне беззакония”, — но это не будет его вина, а вина неудержимо апостасийного мира. В этом смысле антимонархи ческая революция в “удерживающей” России стала генеральной репетицией будущих апокалиптических событий, с тем же раскладом действующих сил.
Судя по всему, из всех политических участников драмы Февраля более всего ощущал ее смысл именно Государь Николай II (пусть даже не всегда совершенно осознанно — человеку не дано точно знать будущее, — а интуитивно, своей совестью; вспомним верный голос его совести в еврейском вопросе). Ведь он был Помазанником Божиим и никогда не забывал этого, отказываясь идти на поводу у неразумных требований “общественности” (именно из-за его твердости, а не безволия, она считала Царя “глупым полковником”, “антисемитом” и т. п.). Таинство Помазания на царство не наделяет правителя особым талантом политического расчета, но раскрывает ему духовный взор — если Царь верен Богу, тогда он именно совестью своей чувствует, как надо служить Замыслу Божию в данных политических обстоятельствах. И если каждый верующий человек в трудном положении обращается к Богу с молитвой о помощи и вразумлении, то, несомненно, и Помазанник не мог не делать этого в те трагические дни. И если Бог по Своей милости порою помогает даже недостойным, мог ли Он не помочь принять верное решение совести самому православному из последних монархов Третьего Рима?
Государь всегда помнил о своем рождении в день Иова Многостра даль ного, воспринимая это как указание свыше. Есть свидетельства, что Царю были известны предсказания инока Авеля, преп. Серафима Саровского и других подвижников о мученической судьбе царской семьи, о революции и бедствиях России, о возможности покаяния и грядущего возрождения. При открытии мощей преп. Серафима в 1903 году в Дивееве одна из стариц передала Государю письмо с этими пророчествами. Многие мемуаристы отмечали в пове дении Государя накануне революции предчувствие им своей судьбы: “Быть может, необходима искупительная жертва для спасения России — я буду этой жертвой”.
Он предчувствовал, что спасти Россию уже нельзя военно-политическими мерами (которые он предпринял для подавления бунта, но они были за его спиной отменены генералами-заговорщиками), а только Божией помощью — вот что было тогда для него главной мыслью. Поэтому в те безумные для России дни его смиренный отказ бороться за власть и затем за жизнь был не слабостью, а продолжением служения православного Царя, слушающего голос своей совести. Его отказ от борьбы за власть в тех условиях в чем-то подобен, христоподражательно, отказу Христа бороться за Свою власть и жизнь перед распятием. Ведь и Христа его избранный народ распял именно как Царя, не соответствующего земным представлениям еврейского народа о царском могуществе. (Параллель видна и в предательстве Царя высшими иерархами Св. Синода — так же, как от Христа во время его ареста отреклись Его ученики.) Сын Божий смиренно предал Себя в руки палачей ради спасения рода человеческого через победу над смертью в Своем Воскресении, Он молча стоял перед Пилатом и беснующейся еврейской толпой. Так же на свою Голгофу молча взошел и помазанник Божий Николай II, человек высочайшего христианского духа, полагаясь на волю Божию с полным доверием к ней и чувствуя, что Господь не оставит Россию, даже если, возможно, иного пути ее спасения уже нет, кроме как самопожертвования для вразумления потомков на предстоящем пути страданий. Вот в чем смысл святости Царя-Мученика.
Таким образом, он ощущал свое вынужденное отречение как последний акт царского служения Помазанника Божия Божией воле. Это подтвердилось чудесным явлением иконы Державной Божией Матери в Коломенском в день отречения и затем было открыто митрополиту Московскому Макарию (Временное правительство сочло его неисправимым монархистом и отправило в ссылку) в примечательном сне: Царь вымолил у Господа горькую чашу для себя и манну для своего народа, после чего незримый голос сказал: “Государь взял вину русского народа на себя, и русский народ прощен”*.
Но прощение духовно действует лишь вместе с осознанием греха грешни ками и с их покаянием. До тех пор оно остается невостребованным.
Свержение православной монархии с последующим убийством Помазан ника Божия стало кульминационной точкой в двухтысячелетнем противоборстве “тайны беззакония” и христианских сил, на государственном уровне удерживавших мир на пути следования Божию замыслу. С тех пор в мире больше нет такого государства. Поэтому мировая закулиса в XX веке смогла приступить к установлению “новой эпохи в истории мира” (Ллойд Джордж), успешно преодолевая инстинктивное, а уже не осознанное духовное, сопротивление прочих самобытных народов в ходе последующих войн.
(Из книги М. Назарова “Вождю Третьего Рима”) Взято из Наш Современник>
