Оказалось, что многие считают неважным переход от механической к органической солидарности, даже и не думали об этом. Более того, считают, что в послевоенное время не происходила фрагментация общества на группы - этого не замечали. Я этого не учел (и не ожидал). Поэтому я в 10 разделе добавил пояснения:
… Это наглядно видно на примере научной системы. В 1950 г. в СССР было 162 тыс. научных работников, а в 1975 г. 1223 тыс. – было необходимо иметь хоть небольшую группу специалистов на всех ключевых точках фронта мировой науки. Каждая эта группа становилась специфическим сообществом – со своим профессиональным языком, теориями и методами. Это сообщество формировалось как сгусток субкультуры. Например, в 1953 г. МГУ открылся новый университетский городок. В одном ряду стояли здания трех больших факультетов – физики, химии и биологии. Эти три сообщества так сильно различались, что их действительно можно было считать субкультурами. Разные картины мира, разные «образы жизни» в своих науках, уклады их сообществ. В 1958 г. химики и физики три месяца рядом жили и работали на целине, и удивительно было увидеть явно разные социальные установки. Это было неожиданное открытие.
А ведь внутри каждой науки оформились небольшие сообщества (т.н. научные школы). Они представляли сети малых групп, работавших во многих городах, в вузах и НИИ, имели свои внутренние информационные системы, организацию и даже традиции. Их конкуренция превращалась, хотя и редко, в войну с участием политических инстанций и драматическими последствиями. Пример: раскол и конфликт в сообществе генетиков («дело Лысенко»).
…
После 1950-х гг. стало отходить в прошлое единомыслие, и возникло много малых групп с разными инакомыслиями (большинство политикой пока не увлекалось). Однако, после восстановительного послевоенного периода консолидировались активные группы общностей, существенная часть которых имела основания для антисоветских настроений. Вспомним о них. Это часть политизированного слоя, пострадавшего от репрессий 30-х гг., особенно детей погибших (независимо от их вины или невиновности). Значительная общность зажиточных крестьян, пострадавших в ходе коллективизации, а также успевших «самораскулачиваться» и даже хорошо устроиться в городах – опять же, нередко самую острую обиду затаили дети и даже внуки.
Но самые главные общности диссидентов организовались в тех этнических группах, которые были объектами антисоветской индоктринации со стороны и «шестидесятников» в СССР и идеологическими службами холодной войны Запада. Это население западных территорий Украины и Белоруссии, Бессарабии и Северной Буковины, Литвы, Латвии и Эстонии, которые были присоединены к СССР в 1939-1940 гг. На Украине и в Прибалтике существенные группы националистов воевали во время ВОВ на стороне Германии и вернулись домой из лагерей и ссылки после 1956 г. Некоторые народы, части которых активно сотрудничали во время с германской армией или подозревались в такой возможности, были депортированы. Они также в большинстве вернулись на свои территории после 1956 г. (большинство литовцев, латышей и эстонцев, служивших в немецкой армии рядовыми и младшими командирами, были отпущены по домам до конца 1945 г.).
Здесь мы не даем оценок этих действий государства СССР, для нашей темы важен факт появления большого числа социокультурных общностей диссидентов, которые быстро развивались, которые быстро развивались по мере увеличения контингентов национальной интеллигенции во всех народах. Структура общества кардинально изменилась, но адекватного обновления символической сферы не было.
