Есть ли основания трактовать кризис на Украине как фашизм?
Сергей Кара-Мурза
28 ноября 2014
В Центре изучения кризисного общества начинается серия семинаров по теме «Украина: предпосылки и факторы современного кризиса». Обсуждать будем не злободневные события и прогнозы, а исторические, социальные и культурные условия их возникновения.
Открывает серию доклад генерального директора Центра Сергея Кара-Мурзы (в него вошла часть, уже опубликованная на нашем сайте), посвященный проблеме предпосылок и факторов современного кризиса — реальных и вымышленных. Остановимся на вопросе о том, можно ли называть происходящее сегодня на части территории Украины фашизмом, а движущую силу этих событий — фашистами.
Есть ли фашизм на Украине?
В российских СМИ, в политических дебатах и в блогах нынешний режим Украины и активную провластную часть общества часто называют фашистскими. Дать явлению ошибочное имя — значит создать образ системы по аналогии с явлением, не выполняющим критерии подобия. Это чревато важными ошибками в функционально-структурном анализе, что может резко снизить качество политических и управленческих решений.
На наш взгляд, социокультурные процессы, происходящие на Украине, не обладают признаками, необходимыми для их квалификации как фашизма. «Майдан» и радикальные группы его активистов (например, «Правый сектор») не имеют генетической связи с фашизмом, хотя они используют атрибуты и символы фашизма и демонстрируют в практике агрессивность и жестокость, которые в современной культуре европейских народов наблюдались лишь в германском фашизме.
Однако эти атрибуты и символы при отсутствии системообразующих признаков говорят, скорее, об инсценировке и имитации явления, внушающего ужас и обладающего мощным потенциалом консолидации адептов.
Для социокультурных групп, прибегающих к такой инсценировке (обычно речь идет о группах, культивирующих агрессивный и даже архаический этнонационализм), можно употребить понятие неонацизм. Многими своими признаками и практиками он похож на фашизм 1920–1940-х годов, но отличается своими структурами мировоззрения, антропологии, политическими и социальными проектами, а также несопоставим с фашизмом масштабами и потенциалом культурных и политических проектов.
Чтобы различать это явление, коротко изложим представления о фашизме (конкретно, германском).
Фашизм — одно из важнейших понятий в современной политике. Это — исключительно важное и сложное, но очень четко отграниченное явление западной (и только западной) культуры и философии. Без указания необходимых и достаточных признаков этого явления распознать его и получить достоверного знания о его присутствии нельзя, а уж тем более нельзя предвидеть будущее.
Сегодня идеологи разного толка деформируют реальный образ фашизма, вычищая из него суть и заостряя внешние черты так, чтобы этот ярлык можно было прилепить к любому обществу. Понятие фашизма зарезервировано как мощное средство воздействия на общественное сознание и выведено из сферы анализа.
Идеологам, чтобы использовать ярлык фашизма, необходимо было сохранять это понятие в максимально расплывчатом, неопределенном виде, как широкий набор отрицательных качеств.
Вторая мировая война и преступления немецкого нацизма оставили в памяти народов такой глубокий след, что слово «фашизм» стало очевидным и бесспорным обозначением абсолютного зла. Политического противника, которого удавалось хоть в небольшой степени связать с фашизмом, сразу очерняли в глазах общества настолько, что с ним уже можно было не считаться. Он уже не имел права ни на диалог, ни на внимание. Особенно легко поддавались на манипуляцию понятием фашизма интеллигенты, выросшие на идеалах Просвещения и гуманизма. За это дорого поплатилось европейское антифашистское движение уже в начале 30-х годов.
Немецкий исследователь фашизма Л.Люкс пишет: «Пожалуй, наиболее чреватым последствиями было схематическое обобщение понятия “фашизм” и распространение его на всех противников коммунистов. Этим необдуманным употреблением понятия “фашизм” коммунисты нанесли урон прежде всего самим себе, ибо тем самым придали безобидность своему наиболее опасному врагу, по отношению к которому использовалось первоначально это понятие».
Даже вызывает тревогу тот факт, что такое колоссальное событие в истории Запада, как фашизм, осталось практически не изученным и не объясненным. Попробуйте вспомнить основательный, серьезный и доступный труд, который бы всесторонне осветил именно сущность фашизма — как философского течения, как особой культуры и особого социального проекта. Думаю, что такого труда никто не назовет, и ни одной ссылки на него мне нигде не встречалось. А ведь в Германии произошло нечто совершенно небывалое. Немцы демократическим путем избрали и привели к власти партию, которая, не скрывая своих планов, увлекла их в безумный, безнадежный проект, означавший разрыв со всеми привычными культурными и моральными устоями.
На знание об этой болезни Европы наложено негласное табу, которое никто не осмелился нарушить. Это тем более поразительно, что уже более полувека нам твердят об угрозе неофашизма.
Возможно, дело в том, что через «соблазн фашизма» прошло гораздо больше интеллектуалов Запада, чем мы думаем. Л.Люкс замечает: «Именно представители культурной элиты в Европе, а не массы, первыми поставили под сомнение фундаментальные ценности европейской культуры. Не восстание масс, а мятеж интеллектуальной элиты нанес самые тяжелые удары по европейскому гуманизму, писал в 1939 г. Георгий Федотов».
Для нас важно, что неопределенность понятия фашизм сковывает наше мышление. Поняв суть фашизма, мы, при нашем хаосе мыслей, лучше сможем избежать многих подводных камней и ловушек, которые нас стерегут на пути к новому пониманию категорий народ, нация, государство, солидарность.
Мы наблюдаем постоянное размывание понятия и расширение сферы его применения. Так, фашистом называли Саддама Хусейна, не приводя для этого никаких оснований, кроме того, что он «кровожадный мерзавец». В Испании профессора-политологи говорят о «баскском фашизме», вот основание причислять сепаратистов-басков к фашизму: «Одержимость идеей политического единства народа, которая несовместима с демократическим плюрализмом; презрительное отношение к представительной демократии; фальшивый синтез национализма и социализма, без которого не может быть и речи об истинном фашизме». Говорится, что баски к этому предрасположены традицией их коллективного поведения — «антилиберальной тенденцией к народному единомыслию».
Если строго следовать этому определению, то к фашистам следует причислить всех тех, кто обладает этническим сознанием и в то же время исповедует идею социальной справедливости («социализм»). Сегодня под это определение фашизма подпадают почти все страны незападной культуры. Время от времени поднимают и тему «русского фашизма».
В результате, если собрать все эти признаки, отобранные демагогами, и использовать их по своему усмотрению, то с одинаковым основанием можно назвать фашистами и Тэтчер, и Ицхака Рабина, и Горбачева, и Ельцина.
А вот Жириновского, как ни странно, назвать фашистом нельзя, т.к. в признаки фашизма входила «защита, не на жизнь а на смерть, западных ценностей». Иногда признаком фашизма считают любую «антидемократическую идеологию». Но тогда и католический священник попадает в эту кучу — религия по определению «антидемократична».
Упорядочим понятия.
Человек
В царской России, в СССР и в постсоветский период еще не произошло рассыпания народа на индивидов. В разных вариациях общество всегда было соединено «механической солидарностью». Украинское общество еще и в городах не успело атомизироваться, это видно и по Майдану, который на первом этапе напоминал махновскую общину.
Фашизм, напротив, «наложил» на индивидуализированное общество догму общности как идеологию (что изуродовало многие черты его общества). Примечательно интервью, которое дал последовательный антисоветский идеолог Ю. Афанасьев. Он сказал, что одно из главных противоречий ХХ века — это противоречие между коллективизмом и универсализмом, с одной стороны, и индивидуализмом, либерализмом — с другой. Ему говорят:
— Это любопытно... А, скажем, социальную философию фашизма вы к какой из этих сторон относите?
Ю.А.: Она, конечно, сугубо сингуляристская, абсолютно. Она делает ставку на индивидуум и замкнута на индивидуальное сознание. Причем индивидуальное сознание, которое приобретает гипертрофированный, как у Ницше, характер и воплощается уже в образе вождя.
Журналист удивляется:
— То есть фашизм — это гипертрофированный либерализм?
— Абсолютно — да. Иными словами, социальный атомизм.
— Мы, кажется, далеко зашли...— пугается журналист.
Очевидно, что «Правый сектор» и Музычко никак не назовешь «гипертрофированным либерализмом».
Фашизм — извращенное гражданское общество, но в каком-то смысле это прототип гражданского общества будущего — общества «золотого миллиарда». Почему же коллективизм не вызывал у русских и украинцев фанатизма, который овладел немцами, как только они стали «товарищами в фашизме»? Потому, что солидарность у нас была культурно унаследована от множества поколений и наполнена множеством разных человеческих связей — а
солидарность фашизма внедрена с помощью идеологического гипноза в сознание человека, который уже много поколений осознает себя индивидуумом.
Фашизм был болезненным припадком группового инстинкта — инстинкта, силой культуры подавленного в западном атомизированном человеке.
Расизм
У нас примитивное представление о национализме и расизме. Считается так: кто бьет негров — тот расист. Кто хвалит свой народ — националист. Да, наш хулиган может обругать и побить негра. При этом он не станет расистом, а лишь выразит, в тупой и грубой форме, общее для всех народов свойство этноцентризма — неприязни к иному. Но суть в том, что он обругает негра как человека, как бы он его ни обзывал. Фашист мыслит иначе.
Расизма не было в традиционном обществе Европы. Он стал необходим для колонизации, и тут подоспело религиозное деление людей на две категории — избранных и отверженных. Ницше дошел до идеи сверхчеловека, который освобождается от «человеческого, слишком человеческого». Фашисты произвели из метафоры Ницше упрощенную версию — белокурой бестии.
В этом вопросе культура исторической России и СССР, в которой воспитывалось население Украины, есть антипод фашизма. И она не может измениться за 20 лет, каким бы радикальным и даже безумным ни был припадок украинского этнического национализма или безобразия «Правого сектора».
В.Шубарт писал в своей книге: «Фашистский национализм есть принцип разделения народов. ... Фашизм перенес разъединительные силы из горизонтальной плоскости в вертикальную. Он превратил борьбу классов в борьбу наций».
Фашизм вырос из идеи конкуренции и подавления друг друга — только на уровне не индивидуума, а расы. Ничего подобного нет в массовом сознании украинцев.
Их оторвали от России, представили «москалей» как хитрых врагов — и они захотели влиться в «европейскую семью народов, но не помышляя о «конкуренции и подавлении» хозяев европейского дома.
Подчеркну, что сущность фашизма — не зверства, а его специфическая картина мира, антропологические и квазирелигиозные представления. Этих признаков в культуре населения Украины и даже ее интеллигенции не обнаружено. Структуры культуры фашизма украинцам было бы очень трудно освоить, даже если бы они очень хотели и изучали их в школе и на политзанятиях.
Национал-социализм
Вспомним привычные определения фашизма, данные марксистами и либералами. Г.Димитров сказал, что это «открытая террористическая диктатура самых реакционных, шовинистических и империалистических сил финансового капитала». Этого на Украине нет, там самая империалистическая мечта — пролезть на задворки ЕС.
Либералы нажимают на то, что фашизм — это, прежде всего, тоталитаризм и национал-социализм, отрицающий свободный рынок и вытекающие из него демократические права человека. Но антибуржуазные и антирыночные установки — общая черта очень широкого спектра культурных и философских течений. Антибуржуазность не есть признак фашизма, это его идеологическая маска.
Несмотря на жесткую антибуржуазную фразеологию и широкое привлечение в свои ряды рабочих, фашизм возник в тесном и глубоком взаимодействии с крупным капиталом — взаимного отторжения между ними не возникло. Для крупного капитала фашизм был средством овладеть массами и «выключить» классовую борьбу с помощью мощной идеологии нового типа. Для капитала принять флаг «социализма» и антибуржуазную риторику оказалось вполне приемлемой жертвой. Ничего этого нет на Украине.
Социализм фашистов был логическим продуктом, теории гражданского общества Локка, в котором скрытый расизм евроцентризма переводился в видимую часть идеологии. По Локку, человечество состояло из трех элементов: ядра (цивильного общества, «республики собственников»), пролетариата, живущего в «состоянии, близком к природному», и «дикарей», живущих в природном состоянии. Фашизм означал соединение первых двух компонентов немецкой нации в одно ядро — цивильной пролетарской нации, устанавливающей свой «социализм» путем закабаления «дикарей». Фашизм не отвергал антропологию гражданского общества. Он вместо преодоления классового антагонизма путем «экспроприации экспроприаторов» направлял эту экспроприацию вовне.
Для фашистов социализм — это способ преодолеть раскол нации на классы, чтобы сплотиться для великой войны за «жизненное пространство».
Фашизм, национал-социализм, означал создание социализма для своего «избранного народа» (арийцев у немцев, потомков римлян у итальянцев) — превратив во «внешний пролетариат» низшие расы. Фашизм привлек рабочих, используя сразу две сильные идеи, резко разделенные в марксизме — социализм и национализм.
Никаких признаков философии и идеологии национал-социализма на Украине не наблюдается, да их там практически никто и не знает — как и в России.
Государство
Фашистское государство в Германии возникло, по словам первого вице-канцлера Папена, «пройдя до конца по пути демократизации» Веймарской республики. То есть в условиях крайнего кризиса гражданское общество с помощью присущих ему демократических механизмов породило фашистское государство.
Философ Хоркхаймер, которого любят цитировать наши либералы, сказал о фашизме: «тоталитарный режим есть не что иное, как его предшественник, буржуазно-демократический порядок, вдруг потерявший свои украшения». А вот что пишет об этом Маркузе: «Превращение либерального государства в авторитарное произошло в лоне одного и того же социального порядка». Фашизм — это западная демократия на высшей ступени развития.
Ни либерального, ни буржуазно-демократического государства и гражданского общества на Украине не было и нет. После краха советской системы, в президентство Кравчука и Кучмы, возникло государство «переходного типа» — с «олигархами» из номенклатуры и «теневиков». Все эти структуры, как и в России, никакого подобия с фашизмом не имеют.
Фашистское государство возникло как особый выход из нестабильного равновесия, к которому привел тяжелый кризис Запада: буржуазия не могла справиться с рабочим движением «легальными» методами, а пролетариат не мог одолеть буржуазию. Фашисты предложили выход: считать разоренную войной Германию «пролетарской нацией» и объявить национал-социализм, направив свою «классовую борьбу» вовне. Но в постсоветской Украине не было ни пролетариата, ни буржуазии, ни классовой борьбы. Здесь не было ни базиса, ни надстройки фашизма — только инсценировка маргинальных групп и части интеллигенции.
Постсоветское и фашистское государства принадлежат к совершенно разным типам, они на разных ветвях цивилизации. Одно — государство традиционного общества под шапкой модернизма, другое — порождение гражданского общества под шапкой традиционализма.
Фашистское государство было принципиально антитрадиционным, это был именно плод западного общества на новой, больной стадии развития.
Ницше сказал западному обывателю: «Бог умер! Вы его убийцы, но дело в том, что вы даже не отдаете себе в этом отчета». Ницше еще верил, что после убийства Бога Запад найдет выход, породив из своих недр сверхчеловека. Такими и должны были стать фашисты. Но Хайдеггер, узнав их изнутри (он хотел стать философом фюрера), пришел к тяжелому выводу. Коротко, он таков: «сверхчеловек» Ницше — это средний западный гражданин, который голосует за тех, за кого «следует голосовать». Это индивидуум, который преодолел всякую потребность в смысле и прекрасно устроился в полном обессмысливании, в самом абсолютном абсурде, который пляшет на кладбище машин, всегда находя разумные и прагматические оправдания.
Ничего подобного ни на первом, ни на втором Майдане не было, а были романтические утопии типа культа карго.
Вывод таков: основания для квалификации режима и общества Украины как нацистских и фашистских в СМИ и выступлениях политологов неубедительны. Неверная квалификация резко затрудняет анализ реальности и прогноз тенденции кризиса Украины, что может нанести ущерб и России. Оценка политической целесообразности или вреда от неадекватного представления украинского кризиса — прерогатива МИДа РФ.
