>>> http://usoff.narod.ru/ANTIKOZH.htm
>>
>
Чтобы сделать из этих рассказов правильные выводы, необходимо с самого начала отбросить критерии нравственности или безнравственности, жестокости или великодушия, посредством которых мы оцениваем ЛИЧНЫЕ качества того или иного простого человека или исторического деятеля. Дело здесь не в личных качествах и вообще не в личностях. Даже если рассматривать поступок Тимура просто как преступление, то это, однако, такое преступление, которое выражает не столько личные качества этого деятеля, но ПРИНЦИП ВЛАСТИ, свойственный азиатскому обществу. Поступок Тамерлана демонстрирует ВЛАСТЬ как неограниченное, абсолютное торжество воли отдельного человека. Мало того, что власть в восточной империи должна принадлежать ОДНОМУ, воля этого одного должна быть предельно анархична, предельно свободна от всяких ограничений божеских и человеческих. Иначе говоря, власть должна быть абсолютным ПРОИЗВОЛОМ одного. Это абсолютная экспансия частной воли; нелепо спрашивать чем она ограничена или может быть ограничена хотя бы в теории, нелепо осуждать ее за тенденцию к неограниченности, она должна быть безграничной - в этом ее природа. ("Персы... называли Тимура ненасытным, вечно стремящимся и никогда не достигающим" (Там-же,с.410)) Естественно, что в качестве таковой эта власть может реализоваться через абсолютное подавление свободы других. Впрочем, нельзя даже сказать "свободы", ибо в данном случае отрицается не свобода человека, но САМ ЧЕЛОВЕК как нечто самоценное или самодостаточное. Абсолютная свобода одного строится и реализуется за счет абсолютного рабства всех.
Такова политическая идея восточных империй. Это определяет и ее эволюцию. Единственно возможный способ существования империи - непрерывное завоевание, пространственный прогресс. Причем этот прогресс регулируется и определяется не какими-то политическими соображениями, отношениями, вообще не политикой, но сугубо материальными обстоятельствами. Идея проста: ВСЯ ВСЕЛЕННАЯ должна принадлежать властителю, и реализуется она ровно настолько, насколько позволяют внешние обстоятельства. Закон здесь, опять же прост: пока очередной военный поход доставляет в распоряжение завоевателя больше материальных и людских ресурсов, чем растрачивается в ходе завоевания, до тех пор волна завоевания будет катиться все дальше и дальше, пределы империи будут расширятся. Но как только указанное соотношение становится обратным, расширение останавливается, начинается обратный процесс сжатия, разрушения, коррозии империи, и либо от нее остаются жалкие осколки, как от Золотой Орды, либо она исчезает вовсе, чуть ли не бесследно, как это произошло с империей Тамерлана.
Столь же очевиден социально-экономический характер восточных империй - это захват и эксплуатация данных природой или прежде кем-то созданных материальных ресурсов. Кочевническая по своей сути экономика не меняет своей экономической природы даже когда в ее оборот вовлекаются богатства многих государств и народов, а суть эта проста: проедание готового. Как только это паразитирование по понятным причинам становится все более затруднительным и наконец невозможным, начинается кризис, агония: частично это общество скатывается к первоначальному убогому кочевническому быту, частично переходит к оседлому или полуоседлому образу жизни, и этот переворот сопровождается длительными смутами, политическими распрями и т.п.
Эти распри, впрочем, в любом случае неизбежны: поскольку все концентрируется на одном лице, постольку со смертью этого лица вся система власти приходит в кризис. В конечном итоге все решается тем, насколько способны, сильны наследники "императора". Если кто-нибудь из них достаточно силен для того, чтоб прибрать к рукам всю власть, империя существует еще какое-то время. Но в конце концов, разделы, дробления все равно происходят, начинаются расколы, как внутри правящего рода, так и в обществе. Так что по истечении какого-то времени империя перестает существовать, оставляя после себя ряд слабых, бесконечно враждующих меж собой осколков, которые в конце концов становятся "добычей" какой-нибудь другой "империи".
Итак, произвол, как единственная идея власти, захват, как единственно возможная внешняя политика, экономический паразитизм в качестве экономического базиса - таковы главные черты восточных империй. Отсюда ближайшие следствия: бесплодность, непрочность, и так сказать, беспочвенность. Империя возникает, разрушает, уничтожает все вокруг себя, ибо только таким образом может осуществить себя, затем, то что не уничтожено - "проедает" и когда этот цикл физиологического существования заканчивается, естественно прекращается и политическое существование империи. Роль восточных империй в истории человечества - та же что, что роль стихийных бедствий, эпидемий и т.п. В борьбе с этими бедствиями человечество закалялось, училось бороться и выживать. То есть они имеют значение в истории не как положительное достижение, а именно как препятствие к всякому положительному движению вперед, не как дар богов, а как бич божий.
Аналогичным образом, мы не должны видеть в поведении Камилла только великодушный поступок. В конце концов к великодушным и справедливым поступкам были способны и восточные деспоты, тот же Тамерлан, например. "Для порядочного человека и на войне существуют какие-то законы", - это не просто красивая фраза. Какие же законы могут быть на войне, где заведомо нет никакой внешней силы, которая могла бы навязать полководцу гуманное отношение к неприятелю? НИКАКОЙ, кроме его собственного разума и совести. Идея внутреннего самоограничения - вот что содержится в поступке Камилла, вот что он иллюстрирует. Но это вовсе не есть самоограничение в смысле восторженного, идеалистического прекраснодушия - как раз подобное умонастроение было наиболее чуждо римлянам - это самоограничение не означает отказа от распространения силы и власти личности, но оно направляет этот прогресс в противоположную сторону - внутрь, а не наружу, и этим сообщает ему ДРУГОЕ качество. Внутренний рост начинает преобладать над внешней экспансией. Камиллу не нужна внешняя победа, если ради нее требуется пожертвовать какими-то принципами и убеждениями, т.е. неким внутренним содержанием.
История азиатских империй начинается с какого-нибудь незаметного движения в недрах азиатского общества, движения, которое производит взрыв и волну внешней экспансии. Совсем иное начало Римского государства: Ромул проводит плугом священную борозду - ГРАНИЦУ между будущим городом и внешним миром, границу, от которой отталкиваются не столько затем, завоевать внешний мир, сколько затем, чтоб сосредоточиться в себе и сформировать ядро собственной индивидуальности. Самоограничение есть потребность не только взять, но и что-то ДАТЬ этому миру, изменить его в соответствии с самим собой и именно ЭТИМ утвердить себя, распространить СЕБЯ во вне. Это самоограничение производит поэтому переворот прежде всего в экономической деятельности и означает переход от собирательства и присвоения готовых природных ресурсов к ПРОИЗВОДСТВУ этих ресурсов, т.е. переход к созидательному труду. Но и этого мало. Труд вообще есть материальная необходимость, сам по себе он может быть причиной как прогресса, та и деградации человека. Только тогда, когда созидательный труд становится внутренней потребностью, когда в процессе труда человек не только подчиняется тяжкой необходимости, но раскрывает себя, приходит к некоему самоудовлетворению, обретает единство, гармонию с собой и внешним миром, - только такого рода труд становится началом прогресса как индивидуального, так и общественного. Но сама эта потребность в созидательном труде, вообще в рациональной деятельности пробуждается, когда человек отрекается от внешнего количественного
прогресса, когда пробуждается его самосознание, когда человек стремиться завладеть не столько внешней вещью, сколько овладеть самим собой.
Разумеется и сам внешний прогресс, совершающейся на подобной основе становится совершенно другим. Материальное богатство становится не просто механическим скоплением и нагромождением захваченных богатств, но является в процессе расширения, интенсификации, рационализации созидательной деятельности. Богатство не просто производится, а затем проедается, но частично оно становится базисом дальнейшего расширения производства. Экономическая деятельность превращается в органический процесс созидания; начинается как раз то, что мы именуем материальным прогрессом, цивилизацией.
Отсюда возникает очевидная разница между западными и восточными империями. Для азиатских империй внешний мир - предмет потребления, для западных - объект созидания и материя для самовыражения. Империя Тамерлана или Чингисхана пожирала культуру и благосостояние других народов, Римская империя распространяла материальную цивилизацию римского общества. Римляне тоже жгли и разрушали, но они так же и строили города, прокладывали дороги, водопроводы, строили школы и библиотеки, водворяли порядок, а главное, несли с собой тот рационализм, без которого невозможна вообще никакая положительная деятельность. Как говорит Моммзен, были народы, которые воевали не хуже римлян, но не было другого народа, который более римлян был бы способен к созидательному труду. Завоеванное мечом, римляне вторично завоевывали плугом и именно этим сообщали своим завоеваниям особенную прочность.
Кожинов, перечисляя завоевания Карла Великого не заметил даже той детали, что если империя Чингисхана разрушала цивилизованные государства, то империя Карла Великого, защищала цивилизацию от варварских племен и сама возникла как результат борьбы с варварами. Если бы Франкскому государству не угрожали арабы с запада, норманны с севера, германцы и славяне с востока, то и империя бы не сложилась, вообще все было бы иначе. Империя Карла Великого есть ничто иное как римская идея цивилизации и цивилизованности, которая будучи вроде бы растоптанной варварскими ордами, вновь восстала, возникла в среде уже самих варваров, их самих сделала своими служителями, проводниками и защитниками. Не случайно Карл Великий получил титул римского императора. Этот сам по себе малозначительный момент лишний раз подчеркивает силу и способность к органическому развитию римской цивилизации, которая воспроизводит себя вопреки всем препятствиям, перерабатывает, "переваривает" первоначально чуждый ей человеческий и культурный материал, и в конце концов побеждает, несмотря на все
внешние потрясения и катастрофы. Отсюда другое важнейшее отличие западной империи от восточных: империя Карла Великого возникла как органическое явление жизни Запада, как СВЯЗЬ между прошлым и будущим, как связь времен, возникла, несмотря на все внешние препятствия; Золотая Орда свалилась словно с неба на покоренные ею народы и надолго прервала всякое их органическое развитие, явилась как разрыв, провал во времени, как то именно препятствие, которое всякий завоеванный ею культурный народ должен был ПРЕОДОЛЕТЬ в своем развитии.
Именно на это отличие и указывали Кожинову и Гегель, и Тойнби, и другие историки, и даже... "Советская энциклопедия"! Но глух остался наш "историк" ко всем этим "внушениям". Он продолжает обо все судить со своего кондачка: ему мнится, что "западные идеологи" позволяют себе "наглый двойной счет" в отношении восточных империй, всячески принижают их. Соответственно, он в очередной раз встает горой "за правду", убедительно доказывая сколь много было дорог в монгольской империи и как быстро по ним скакали путешественники и ханские гонцы, из чего, по его мнению, сам собою следует вывод о "высокоорганизованной государственности" монгол.
В довершение всего мы должны еще узнать как, оказывается, на Руси любили монгол.
"При достаточно углубленном изучении русских исторических источников XIII-XVII столетий, - говорит он, - неопровержимо выясняется, что выразившиеся в них восприятие и оценка Монгольской... империи решительно отличается от того восприятия и той оценки, которые господствуют в русской историографии и идеологии XIX-XX веков."(гл.2)
Любопытно. Что же это за источники?
"Обратимся хотя бы к сочинениям одного из виднейших церковных деятелей ... епископа Владимирского Серапиона. Он ни в коей мере не закрывал глаза на страшные бедствия монгольского нашествия, пережитого им вместе со всеми в юности. Около 1275 года он в высоком риторическом слоге вопрошал: "Не пленена ли бысть земля наша? Не взяти ли быша гради наши? Не вскоре ли падоша отци и братья наша трупием на земли? Неведены ли
быша жены и чада наша в плен? Не порабощены быхом оставшеи горькою си работою от иноплеменник? Се уже к 40 лет приближает томление и мука..." Но вот что Серапион писал о монголах, нелицеприятно сопоставляя их со своими одноплеменниками. Хотя они, писал он, "погании (то есть язычники. - В. К.) бо. Закона Божия не ведуще, не убивают единоверних своих, ни ограбляют, ни обадят, ни поклеплют (оба слова означают "клеветать", "оговаривать" - В. К.), ни украдут, не запряться (зарятся) чужого; всяк поганый своего брата не продаст; но кого в них постигнет беда, то искупят его и на промысл дадут ему... а мы творимся, вернии, во имя Божие крещени есмы и заповеди его слышаще, всегда неправды есмы исполнени и зависти, немилосердья; братью свою ограбляем, убиваем, в погань продаем; обадами, завистью, аще бы можно, снели (съели. - В. К.) друг друга, но вся Бог боронит..."(гл.2)
Вывод:
"Явное утверждение нравственного превосходства монголов (даже несмотря на их язычество) - не некий странный, "исключительный" образ мысли; напротив, перед нами типичная для той эпохи русская оценка создателей Монгольской империи."(гл.2)
Хотя Кожинов и называет эту оценку "типичной", он не приводит более ни одного (!) примера, ее подтверждающего. Да и слова Серапиона, которым он придает столь великое значение, много ли стоят? Это всего лишь типичный образчик нравственных наставлений и обличений с которыми лучшие русские люди время о времени обращались к своим соплеменникам. Приходит на ум: а что если бы Серапион ради "красного словца" привел в пример не монгол, а скажем, турок, как это и сделал другой обличитель общественных язв Юрий Крижанич в 17 веке? Чем бы тогда подкреплял Кожинов свои теоретические построения? Где бы искал доказательств? Как вообще можно выносить оценку целому историческому явлению на основании мнения одного человека, да и то мнения, К ДЕЛУ НЕ ОТНОСЯЩЕГОСЯ?
Допустим, что монголы и действительно превосходили русских в нравственном отношении. Что из этого? Разве от этого "томление и муки" были легче? Или это как-то возмещало сожженные русские города, убитых "отцов и братьев", жен и детей, уведенных в рабство? Что за дикий силлогизм опять пытается выстроить Кожинов: если кто-то из русских замечал в монголах кое-какие нравственные черты, достойные подражания, то, СЛЕДОВАТЕЛЬНО, татаро-монгольское иго не было ИГОМ?!
Кожинов пытается нам доказать, что современники татаро-монгольского ига относились к монголам совсем не так, как более поздние поколения русских, отравленных ядом западной идеологии. Мне представляется обратное. Что было бы если бы нынешние евразийцы вместе с Кожиновым явились к русским людям 13-14 веков с своими новейшими теориями о том, что русские должны быть чуть ли не благодарны монголам за благодеяния, которые те оказали России и русскому народу? Думаю, ног бы не унесли за такие свои проповеди!
Какая разница кто что писал или говорил, хотя бы говорили и писали лучшие люди того времени? Какая разница много ли было перебежчиков из татарских ханств в Москву и кто там на ком женился? Какая разница каким родственником приходился Кучуму какой-нибудь генерал? - Всему этому Кожинов уделяет много места, ему это кажется ВАЖНЫМ. Он это называет ФАКТАМИ:
"... факты такого рода поистине неисчислимы, и они ясно говорят о том, что господствующие представления об отношениях Руси и Монгольской империи (и ее наследия) совершенно не соответствуют исторической реальности." (гл.2)
В конце концов, Батыев погром был или нет? Грабежи и насилия были? Реки крови были? Разорение земли русской было? Сожженные города были? Или мы должны считать эти факты не бывшими на том основании, что кто-то на ком-то женился? Многовековой вражды и войны - не было на том основании, что были перебежчики с той и другой стороны? И если в войске Грозного было много татар, то взятия Казани - трудного, кровопролитного - не было? Что называет Кожинов "исторической реальностью"? Монгольское иго принесло России смерть и разруху и ничего другого варварское завоевание никогда не приносило никакому народу. Вот это и есть историческая реальность. А если евразийцы каким-то образом выводят, что монгольское иго явилось для России благодеянием, то это уже не историческая реальность, а причуды их теории. Ибо что это за благодеяние, оказанное, как уверяют, целому народу и государству, которого, однако, НИКТО НЕ ЗАМЕТИЛ, кроме нескольких интеллигентов в 19-ом, да нескольких недоучившихся ученых в 20-ом веке?...
