10.1998 Теория социализма ч.3 (реферат концепции Шушарин,"ЭГ")
Источник: Экономическая газета Регион: Город Москва
Дата: 14.10.1996 Город: Москва
Номер: 042 Автор: --
Страница: - Дата загрузки: 29.03.2000 19 ч.
ТЕОРИЯ СОВРЕМЕННОГО МИРА И СОЦИАЛИЗМА, ПЕРЕСКАЗЫВАЕМАЯ ВОПРЕКИ ВОЛЕ АВТОРА
(Продолжение. Начало в N 39-40)
Напомним, что в чистом виде функционального производства абсолютно никакого рынка, на котором можно приобрести ожидающие потребителя блага. не существует. Вся потребительская сфера, сфера жизнеобеспечения здесь тоже представляет собой совокупность производственных конечных функций, которые и обеспечивают людей, вообще говоря, совершенно безразлично через коллективы или индивидуально, жизненными благами (продукты питания, непродовольственные предметы потребления, жилье, коммунальное и бытовое обслуживание, общепит, транспорт и связь для населения, здравоохранение, отдых, туризм, спорт, учреждения культуры, воспитания и образования, "производственно-бытовая" инфраструктура и т.д.). Как и агенты всех других функций агенты конечных функций получают от обеспечиваемых ими агентов (коллективов и отдельных лиц) всевозможные конкретные документы, фиксирующие для управления (учета, отчета, планирования, согласования и т.д.), осуществление этого жизнеобеспечения. Строго говоря, когда мы покупаем в магазине продукты, то уплаченные за них деньги выступают в качестве закрытого нами наряда, свидетельствующего о том, что мы обеспечены магазином соответствующими продуктами.
Постоянными документами, обслуживающими в качестве материально-знакового отношения функциональное производство, являются также и невидимые, но образующие очень твердую реальность статусы (не совсем в привычном юридическом смысле, хотя отчасти и близком к нему). Статусы явно или неявно присущи всем коллективам, в том числе органам управления, а как ранги и всему населению, прежде всего занятому в виде простых должностей непосредственных работников, должностей руководителей представляющих (оформляющих, выражающих) соответствующие коллективы и органы (аппараты) административного управления. Юридическим выражением статусов являются, во-первых, многообразные административные документы, фиксирующие производственные права и обязанности коллективов и должностных лиц, а также ранги незанятого населения. Юридическим проявлением статусов в их потребительском содержании, то есть их своего рода "разменной монетой", и являются ранее упомянутые конкретные документы. Одним из частных, денежных проявлений статусов являются тарифные ставки, сетки, должностные оклады (а также пенсии, стипендии) и т.д., для коллективов выступающие в форме фонда заработной платы, других фондов, а в целом как оплата труда. Но вновь напомним, что это все суть знаковые проявления не вещественно-продуктовых, а потоковых субстанций потребления (благосостояния). Поэтому мы пока сознательно стараемся избегать всех не только объективно сдеформированных, но и когнитивно скомпрометированных стоимостных, товарно-денежных категорий. Вот когда дешевые товары (детские и пр.) исчезнут, когда "по стоимости" мы будем платить за мясо, молоко, хлеб, жилье, квартиры, отдых, ясли, лечение, обучение, транспорт, оживающую массовую "культуру" и т.д., то есть когда благодаря усилиям откровенных рыночников утвердится капитализм, чего, я полагаю, все-таки не произойдет, то тогда действительно статус исчезнет, превратится в заработную плату и капитал (его денежное выражение), тогда, кстати, наступит совсем красота и в том смысле, что ничего изучать в обществе уже не надо будет, ибо все окажется изученным в "Капитале" Маркса и останется только снова делать социалистическую революцию.
Статусы в качестве объективного знакового выражения объема функции являются, образно говоря, невидимыми в обыденном обращении, но лежащими в его основе, золотыми "деньгами" функционального производства. Только эти "деньги" не движущиеся, а "прикрепленные" к агентам производства сообразно действию закона положения функций. Именно статусы обслуживают соисполнение всех функций посредством управления ("производство золота") и "замыкают" объемы функций на работу конечных функций.
Подведем краткие итоги
Функциональное производство, как отмечалось, содержит в себе уйму противоположностей, в том числе и между ячеистым и общественным трудом, между поставщиками и потребителями, между руководителями и подчиненными и т.д., но все это как раз те самые естественные противоположности, которые (как писал Маркс в анализе товара) "требуют только", чтобы индивиды относились друг к другу как агенты соисполняемых функций, и более ничего. Ведь что такое простое товарное производство? Чтобы не городить тонких деталей, заметим, что это, образно говоря, совершенно "честный", без эксплуатации, капитализм, то есть общество, построенное не только на обмене, но и на собственном труде участников. Но такое производство объективно крайне неустойчиво. Так, если бы можно было себе представить простое товарное производство, так сказать, полностью предоставленное самому себе, то легко увидеть, что оно в мгновение ока превратилось бы в капиталистическое (капитализированное), обретя все его атрибуты (большая часть агентов такого простого товарного производства превратилась бы в продавцов своей рабочей силы, меньшая часть - в нанимателей). В то же время как составной компонент, уклад, простое товарное производство может быть весьма стабильной частью реального производства: например, при капитализме как его своего рода постоянный "питательный" и "утилизационный" компонент. Он как бы еще свободен от господствующей (обычно капиталистической) формы, но уже, с одной стороны, "поставляет" для нее постоянно дифференцируемых участников в качестве включающихся в дело парвеню или рабочей силы, а с другой стороны, пополняется выбывшими из нее разорившимися собственниками и открывшими собственное простое дело пролетариями. Но вот логика простого базового производства это и есть описание базового взаимодействия, типа симметрии. Потому рассмотренное нами функциональное взаимодействие, его элементарные формы, и означает введение фундаментальной лексики и грамматики политической технологии. Иначе говоря, у нас теперь есть хоть минимум "слов", с помощью которых можно будет двигаться дальше.
Но вот поскольку, в отличии от товарности, в логику функциональности оказались включенными и отношения в иерархии отраслевого управления, то именно это всех экономически мыслящих индивидов и сбивает с толку, о чем они, разумеется, сами не подозревают, ибо для них все объективное, материальное в общественной жизни априорно тождественно экономическому, как физикам начала прошлого века все материальное было тождественно механическому. Иерархия отраслевого управления - это точно также объективный общественный механизм, усредняющий и нивелирующий все субъективное, но только уже регулирующий не обмен, а соисполнение функций в функциональном базовом взаимодействии, в котором все миллионы конкретных начальников, подчиненных, коллективов полностью исчезают, уступив место типам объективных агентов, действующих по законам функционального движения производства, в котором точно также нет плохих и хороших начальников, а все нормальные участники. Иерархия управления - это, если хотите, лишь более сложный "рынок", в смысле объективного контрольного механизма определения общественно-необходимого расхода труда выполнения функций. А вот вопрос о том, а почему этот честный, невинный, нормальный, объективный механизм привел ко всем известным аномалиям, негативным явлениям, в общем виде имеет в точности такой же ответ, как ответ на вопрос, а почему честный, невинный, объективный рынок привел к беспощадной власти денег над людьми, к всепожирающей погоне за наживой, безработице, стихии производства и пр. Ответ же на этот вопрос - в собственности, но только теперь уже в собственности на технологии, о существовании которой до сего дня даже не подозревают экономисты. Важен и следующий момент.
Парадокс состоит в том, что базовое взаимодействие может быть изучено, когда данное базовое взаимодействие уже достигло своей же высшей, аномальной, асимметричной формы как исторической, преходящей системы с ее негативными явлениями) ставшими поперек восходящего развития производительных сил, общества, человека.
В генезисе как не в историческом, а именно в логическом происхождении производственного содержания новая ограниченная (необщественная) собственность на технологии представляет собой общественную историческую форму преодолевающей капитализм технологизации производства, то есть утверждение нового способа производства, более высокого производственного порядка, "приучение" общества, людей к общей плановой дисциплине их общественных взаимоотношений.
Многими не улавливаемая диалектика здесь состоит в том, что каждая следующая форма накладывает на взаимоотношения людей некоторые новые ограничения, новые запреты, но ограничения и запреты как раз такие, которые освобождают человека, каждый раз все более защищают его же от ранее торжествовавших несправедливостей. Возрастание свободы человека по ступеням эндогенных форм означает ступени ограничения человеком собственных действий в отношении других людей, от которых тоже становятся невозможными эти нежелательные действия; это все более высокий, каждый раз новый отрицательный (запрещающий) консенсус.
Так, образно говоря, рабовладение запрещает уничтожать, есть других людей, относиться к ним как к зверям; феодализм запрещает рабство, отношение к человеку как к вещи; капитализм запрещает всякую прикрепленность к местности; линейная форма запрещает эксплуатацию, основанную на частной собственности на средства производства. Эти отрицательные консенсусы накапливаются как бы нарастающим итогом (в эндогенных ступенях). Но в каждой новой форме вырабатываются и новые положительные консенсусы. Но вот с ними происходят более странные метаморфозы. При преодолении первобытности, так сказать, договорились пусть все люди воспитываются, обучаются, работают, затем сами воспитывают, короче - просто живут, но без нарушения этого договора получилось рабство; при преодолении рабства договорились - все не рабы, граждане, соседи, но без нарушения этого договора получились тиски феодализма; при его преодолении договорились - пусть все честно торгуются по взаимным соглашениям, но без нарушения этого договора получились оковы капитала; при его эндогенном преодолении договорились - пусть все работают по согласованным планам, но без нарушения этого договора исторически быстро получилась линейная форма со всеми ее уже новыми недостатками. Вот и получается, что каждая новая форма необратимо сбрасывает недостатки предшествующей (отрицательный консенсус), но при каждый раз более высокой новой и совершенно честной игре по "договоренным" правилам (положительный консенсус) обрастает уже совершенно новыми несвободами, а это и обуславливает все основные сложности постижения сути отжившей формы.
Каждая из чистых эндогенных форм как ядро способа производства - это непререкаемое господство вполне определенной производственной власти, обуславливаемой доминирующей собственностью, и совершенно независимо от демократических или сатраповских форм политической власти и конституционных выражений ее осуществления, систем представительства и т.д. Все люди, конечно, во все времена за демократические порядки. Но самая глубокая греческая, скажем, демократия или кровавая тирания ни на йоту не влияет на сам рабовладельческий порядок производства. Этот порядок предстает нам ужасным, но ведь он в любом случае является первым неживотным общественным порядком в отношениях людей.
Тут надо оставить всякие сантименты и хотя бы вспомнить мысль Плеханова, тираны могут людей массами казнить, но уже не делают из них жаркое. Причем, абстрактный отказ от рабовладения, без понимания сложной и назревшей замены его более высоким, территориальным порядком, мог означать лишь чистейшей воды утопическое рабовладение ("идеальные государства" Платона, Аристотеля с обязательными рабами), а преждевременный или бунтарский (нигилистический, "анархистский") отказ приводил к мгновенным рецидивам животных отношений (вспомним описание кошмара от преждевременного победоносного восстания рабов в Египте).
Из всех подобных соображений следует, что события политической истории, а равно процессы, в частности, в аграрном секторе, в кооперативных формах, в сфере обслуживания, каковые события в разных социалистических странах протекали иной раз совсем непохоже, не имеют существенного отношения к сути линейности. Суть эта спрятана вовсе не в аграрном, потребительском секторах, не в отставших, слабых и т.д. регионах, а наоборот в самом "благополучном" индустриальном, научно-производственном технологизированном звене отношений, которые и приостановили НТР, направили ее отчасти в иррациональное русло, а заодно "осветили", подчинили своей логике все ранее снятые, в том числе экономические производственные отношения, все остальные сектора и регионы производства, в том числе и те, где объективно еще высока и даже несколько повышается роль экономических отношений.
Итак, в теоретическом продвижении линейная форма предстает как данность, в которой уже "все опирается одно на другое". Причем, сущность этой формы не имеет никакого отношения к ранее господствовавшим, то есть к экономическим производственным отношениям со средствами производства. Последние, как необратимо снятые, и превратились в материальную огромную "бухгалтерию" (хозрасчет), отнюдь не утратив своей объективности, сохранив и ранее завоеванную экономическую (товарно-денежную) дисциплину производства, но уже без самодовлеющей, бесконтрольной власти над людьми капитала, стихии рынка, денег и т.д. Но вот именно линейная форма, собственность на технологии, и подчинила своим конкретно-историческим законам все производство, породила и все уже новые негативные явления. Однако, при малейших подступах к уяснению этой формы мы и наталкиваемся на стену фетишизма.
Товарный фетишизм Маркс, кстати, в полном соответствии с самой этимологией этого понятия, связывал с вещизацией общественных сущностей, с овеществлением лиц и персонификацией вещей, с товарно-денежной обезличенностью людей вещами, в частности, деньгами.
Власть в линейной форме имеет уже совсем другое содержание, но все это по-прежнему суть лишь форма субъективного проявления объективных отношений. Поэтому в целом в этом "волнующем" вопросе о власти, классах, силах, стратификации следует обратить внимание на следующее. Две с половиной тысячи страниц "Капитала" сгруппированы в пятьдесят две главы. Глава о классах, то есть самое начало уяснения стратификации буржуазного общества (причем, в основе своей весьма простой, дихотомичной) объемом в одну страницу, на которой, кстати, и обрывается рукопись, к сведению любителей легкого "классового" подхода, является пятьдесят второй.
Всем ясно, что так называемая Административная Система (правда, это лишь лихой популистский ярлычок) это что-то плохое в общественной организации (то есть некая асимметрия), но толковому ученому столь же ясно, что сама по себе административная (ведомственная) централизация нечто совершенно естественное и необходимое (некая симметрия). Но, понятно, что с помощью нескольких, в основном просто эмоционально натруженных, слов (администрирование, централизм, плохо, хорошо и т.д.) "Капитала" не напишешь. Однако, он давно написан и огульными рыночниками усиленно используется, так сказать, в обратную сторону своего подлинного назначения.
Политическая экономия не знает никаких производственных отношений кроме экономических, а потому и экономическая антитеза "Административной Системе", в какие бы термины она не облачалась, может быть только или реставрационной (в капиталистическом смысле) или рыхлой, аморфной, то есть по сути просто ненаучной. Однако главным в неадекватной происходящему идеологической громаде является вовсе даже не экономический фетишизм, а наиглубочайшие предрассудки уже совсем другого рода, к уяснению смысла которых и подступиться не так просто.
Например, что такое коллектив. У нас это понятие идеологизировано в положительном ценностном смысле до такой степени, что, кажется, в политической социологии здесь делать просто нечего и с сутью коллектива можно разбираться как, скажем, с понятием добра, только в этике. Так что нам еще долго придется привыкать к тому, что на самом деле коллективы могут не только делать ракеты, перекрывать Енисей и достигать успехов в области балета, но и "совершать" Чернобыль, поворачивать реки, паразитировать, заниматься совершенно бессмысленной деятельностью. Кроме того, в укоренившихся представлениях как раз крайне характерно то, что коллектив чаще всего и понимается как некий субъект (потому совершенно естественно, что это автоматически фиксируется и правом в виде субъекта права как юридического лица - предприятие, колхоз, совхоз, НИИ, орган управления и т.д., то есть право как бы механически отражает тот факт, что в линейном производстве физические лица лишь номинальны, не существуют.
Когда говорят коллектив сделал, решил, проявил самостоятельность, ответил постановил и т.д.. то за этими условными, публицистически понятными суждениями подчас и проскользает глубочайшая фальшь. Коллектив ничего не может "сделать", "решить", "проявить самостоятельность", "ответить". "постановить" и т.д., ибо все это могут только определенные люди. Коллектив - это форма связи, отношение людей определенной совокупности; отношение, которое вообще говоря с равным успехом может как раскрывать потенции людей, так и превращаться для людей в невыносимые тиски. Поэтому, учитывая огромную сложившуюся, как отмечалось, положительную моральную нагруженность понятия коллектив, об этом явлении в его объективном содержании мы чаще будем говорить группа, опять же всегда, когда это необходимо, различая ее условный смысл как субъекта и строгий смысл как отношения. Именно такое понимание, кстати, ниже и продвинет нас в понимании действительного смысла господствующей собственности на технологии.
Характер собственности на технологии
Все наши беды обусловлены ограниченной собственностью на технологии, которая и привела к безраздельному господству высшей формы гомогенных функциональных производственных отношений над всем гетерогенным богатством общественной жизни. Но в силу экономического, управленческого и группового фетишизма в наличном мышлении этой собственности просто не существует, как, скажем, для средневековых представлений просто не существовало Солнца, вокруг которого вращается Земля. Эта собственность потому и составляет, говоря словами Маркса, "самую глубокую тайну" отжившей формы. Эта тайна спрятана куда прочней, чем секреты за замками любых подземных сейфов, ибо спрятана она от мышления самим сложившимся способом этого мышления.
Уяснение таинства собственности на технологии начинается с того простого осознания, что эта собственность (конечно, даже еще не совсем как собственность) в существующем мышлении воспринимается как нечто совершенно "само собой разумеющееся". В урагане идей, критики, предложений, если не считать отдельных, мгновенно гаснущих искр, разумно и безумно пересматривается все на свете, кроме как раз самого главного.
Технология, конечно, в сравнении со средствами производства объект необычный. Но вспомним, что и "принадлежность к племени (коллективу)" суть тоже условие производства, способное находиться в ограниченной, необщественной собственности (эгостадность первобытности). Технологии есть ведь ничто иное как сами выполняемые коллективами невинные совместные работы, сгруппированные ячеистые процессы производства, но просто выступающие в качестве доминирующего базового объекта ограниченной господствующей собственности. Подобным образом, например, также и совершенно невинное пространство производства ("живущая пашня") при феодализме, или невинные потребительные стоимости как средства производства при капитализме и выступали в качестве доминирующих объектов этих форм собственности.
"Тяготеющее проклятие" в сложившемся мышлении состоит в утилитарном, как правило имущественном (вещественном) понимании объектов собственности. Между тем, собственность - это способ связи труда и его условий, производственные отношения людей по поводу некоторого объекта обстоятельств производства. Но именно различие этих объектов и обуславливает в исторических формах отношения собственности, логически в корне отличающиеся друг от друга. В первобытности собственность на общую жизнь образовала чисто групповые отношения; собственность на рабов надстраивала над собой многоклассовую структуру: собственность на пространство производства оказалась парцеллярно-иерархической; собственность на средства производства логически наиболее проста, дихотомична (собственник-несобственник). Возникает, например, такой вопрос. Технологии, как правило, невозможны без некоторых средств производства, ибо ведь эти технологии и есть, в частности, функционирование этих средств производства (машины, оборудование и пр.). Значит, получается, что технологии включают средства производства. Включать-то (в процессуальном смысле) включают, но это не имеет ни малейшего отношения к самой господствующей собственности. Например, частные средства производства в виде, скажем, завода тоже занимают некоторое пространство, но собственность на него при капитализме обобществлена (если не считать землю как средство производства). Поэтому увязывать собственность на технологии с отношениями со средствами производства - это все равно что увязывать капиталистическую собственность на средства производства с уже обобществленным пространством производства. Как отношения по поводу этого пространства производства (без которого никакое производство невозможно) не имеют ни малейшего отношения к сущности частной собственности на средства производства, точно также отношения со средствами производства (без которых тоже никакое производство невозможно) не имеют ни малейшего отношения к сущности собственности на технологии, хотя последняя способна весьма сильно сдеформировать движение средств производства, отношения с ними (экономические отношения). Ни один коллектив, малый или большой, не является собственником средств производства, которые при социализме обобществлены, хотя подчас и сильнейшим образом может влиять на их движение, использование, качество и т.д. Поэтому именно моя (не моя) бригада, смена, лаборатория, фабрика, кафедра, отрасль, наука и т.д. и являются простейшими субъективны ми проявлениями собственности на технологии. Понятно также, что это наипростейшее "изоморфное", универсальное свойство любого базового объекта как раз и расшифровывает его как всегда вполне определенную общественную форму богатства, в связи с которым и складываются отношения людей, собственности. А в функциональном производстве, как отмечалось, богатством и являются процессы, деятельные люди, приводящие в движение вещи, то есть технологии.
Но вот то, что технологии - это собственность коллектива, а этой собственностью как совместным процессом труда распоряжается (конечно, не в юридическом, а в производственном смысле) по своему собственному разумению именно каждый обособленный коллектив, а не общество, то это и есть всем очевидная банальность, само собой разумеющая данность, предстающая сейчас настолько естественной, извечной, абсолютно нормальной, морально положительной, что даже как раз все то, что мешает этой собственности выглядит просто предосудительным.
ТЕОРИЯ СОВРЕМЕННОГО МИРА И СОЦИАЛИЗМА, ПЕРЕСКАЗЫВАЕМАЯ ВОПРЕКИ ВОЛЕ АВТОРА // Экономическая газета (Москва).- 14.10.1996.- 042
