Источник: Экономическая газета Регион: Город Москва
Дата: 05.11.1996 Город: Москва
Номер: 046 Автор: --
Страница: - Дата загрузки: 29.03.2000 19 ч.
ТЕОРИЯ СОВРЕМЕННОГО МИРА И СОЦИАЛИЗМА, ПЕРЕСКАЗЫВАЕМАЯ ВОПРЕКИ ВОЛЕ ЕЕ АВТОРА, АНДРЕЯ ШУШАРИНА
Окончание. Начало в NN 39-45)
Еще раз о ступенях гуманизации
Общечеловеческое, кроме экстенсивного вступления в событие культур или всемирной (в подвластном социализму масштабе) "экзистенциональности" человеческой жизни имеет, напомним, вторую ипостась, гуманистическую. То есть общечеловеческое - это и всечеловеческое, но и именно человеческое, это и всеобщность, и некая сущность.
Вообще говоря, гуманистические идеи и движения неотъемлемы от любого восходящего исторического процесса. Поэтому гуманистические подъемы идей мы найдем у истоков самых ранних общественных форм, затем в восходящей феодальной Идеологии в любых концах света, затем в зреющих буржуазных революциях, затем в пролетарском движении, наконец, в современном мире и социализме. Однако, в первоначальном и чистом виде все это, хотя и в меняющихся исторических формах (именно как подъемы, выбросы) не более чем абстрактный гуманизм, выражающий в лучшем случае в положительной форме протест против обнаружившихся отживших производственных отношений, а равно подъем человеческого духа, стихийно рвущегося преодолеть эти отношения очередным шагом к свободе (героика греческого эпоса; нравственность восходящих религий, гуманизм Возрождения, коммунизм пролетариата, обращенность к человеку в современности).
Совершенно неотъемлема гуманистичность и в материальном содержании каждого исторического шага обобществления производства, но эта гуманистичность в восходящем развитии конкретно-исторична, а потому восходяще относительна, как отмечалось, однократна (преодоление первобытности обобществлением общей жизни освободило человека от животной эгостадности, но обернулось рабством; обобществление работников феодализмом освободило человека от рабства, но позже обернулось тисками автаркии; обобществление пространства производства капитализмом освободило человека от прикрепленности к местности, но обернулось его зависимостью от капитала, средств производства, эксплуатации; обобществление средств производства освободило человека от эксплуатации, но в условиях НТР быстро обернулось всеми "прелестями" линейной формы и т.д.). Другими словами, и абстрактная, и конкретно-историческая гуманистичность в восходящем развитии еще ничего не говорят о гуманистичности как стороне общечеловеческих отношений. Поэтому рабовладение гуманистичной по сравнению с животной первобытностью: феодальные отношения - по сравнению с рабством; капиталистические отношения - по сравнению с феодальностью; линейные отношения по сравнению с капиталистическими и т.д., но сами по себе они еще не суть нечто общечеловеческое, ибо каждый раз в нескончаемом развитии обнаруживают свою ограниченность. Смысл общечеловеческой гуманистичности улавливается из сути восхождения к ней, понимание чего потребует от читателя некоторого внимания, хотя это и не так сложно, сколько очень важно.
Гуманистичность неумолимо предполагает человеческую апелляцию к человеку, человеческие средства взаимоотношений ("ахимса", например, по учению М.Ганди), а не силу, не оружие ("химса", насилие). Но все дело в том, что ненасилие ("ахимса") само имеет сложную структуру. И с этой точки зрения вновь рассмотрим "глобальную" эндогенную логику в синтезе перехода развития человечества в социализм. Главнейшим гуманистическим завоеванием рабства, преодолевшего кровно-родственные структуры утверждением гражданского общества эндогенной демографизацией производства (обобществление общей жизни), является "изобретение" ЗАКОНА, институтов права.
Всякое право, опять же по природе своей, лишь фиксирует сложившееся, ибо ни при каких расчудесных обстоятельствах не изменяет сложившегося порядка вещей, который изменяется, даже если в некоторой правовой форме, но только материальной силой, действием, а не юридическим путем. К сожалению эти простые марксистские истины приходится повторять, а потому поясним их даже своего рода обратным примером. Когда в условиях зреющих преобразований сначала поднимаются упрощенные настроения, даже социальное дно (всегда самое легкое на подъем), то как раз и обнаруживается, что право, не способное делать шагов вперед, шаги назад как раз может делать весьма легко. Всякое деобобществление, дезинтеграция, денационализация и т.д. просты, энтропийны, осуществляются практически (мы здесь оставляем без внимания социальное сопротивление здоровых сил) относительно легко, как легко идти назад и вниз, в сравнении с всегда более сложным подъемом вверх. Поэтому, грубовато говоря, если разрешить законами расхватывать средства производства, то это начнут делать где-то весьма быстро (безразлично, какими словами это будет называться, скажем, акционерность, приватизация, "свобода экономической деятельности", или иначе это называется капитализмом); если разрешить расхватывать территории производства, то где-то мгновенно найдутся желающие образовывать феодальные структуры (безразлично, какими словами это будет называться, скажем, территориальный хозрасчет, "свобода территориальной деятельности", экологические требования и т.д.); если законами разрешить приобретать рабов, то самые мускулистые не замедлят превращать в рабов более слабых ("свобода гражданских структур", клеймление полугражданством и т.д.); если, наконец, разрешить вернуться к первобытности, то тоже некоторые желающие найдутся быстро, что, впрочем, и без разрешений сейчас и обнаруживается в росте уголовщины.
В противоположность этим шагам, шаги вверх, даже вполне назревшие шаги обобществления, то есть интеграций, объединений и т.д. трудны, встречают сопротивление, и либо чисто формальны, либо их результаты "медлят сказаться", и в рамках права реализуются лишь в особых случаях, права меньшинства. Поэтому в обратном рассмотрении приведенных ранее примеров оказывается, что невозможно сочинить такого закона, по которому уголовники добровольно вернут награбленное и сами стройными рядами пойдут по местам заключения; по которому феодалы с радостью начнут отдавать в общее пользование землю; по которому совбуры вернут в общее пользование средства производства и т.д., во всех этих шагах, увы, право требует и общественной силы. Впрочем, именно в условиях социализма, при определенных обстоятельствах, право может и должно суметь "забежать вперед" от мнения большинства, чтобы быть законной правовой основой обновлений.
Гигантский революционный шаг капитализма в эндогенных ступенях социализации восхождения к гуманизму, в апелляции к человеку, при сохранении права и всеобщности образования, состоит в сбросе господства иррациональности предшествующих идеологий, то есть как бы только в очищении идейной почвы, в форме совершенно анархической, стихийно-рациональной, то есть дорациональной, доразумной эмпирической плюралистичности идейной жизни, как иновыражение авторитета голого опыта. Безраздельная диктатура капитала, по самой природе частной собственности на средства производства, диктатуре абсолютно монистичной, очень жесткой (бескомпромиссная власть денег), совершенно безразлична религиозная мистика, а равно и любая другая определенная идейная форма. Капиталу в чистом виде совершенно безразлично, из труда физиков или лириков, магометан, православных или коммунистов извлекается прибавочная стоимость; капиталу "выгодно" торжество голого опыта и его чистая форма как торжество безмыслия или "диктатура глупости" в виде хаоса мысли. Короче говоря, человеческая апелляция теперь осуществляется и в форме права, и во всеобщности образования, и без господства иррациональности, но с эмпирической рациональностью опыта. Но в идейном содержании капитал создал хаос мысли или, что то же, чистую доску в идеологическом восхождении человечества по ступеням гуманизации. Здесь, конечно, надо понять, что идеологическая интеллигенция капитализма весьма могущественна, деятельна, изощренна, идеологически весьма экспансивна и т.д., но вся ее деятельность, обслуживающая капитал, и направлена на железное сохранение "диктатуры глупости", обеспечивающей адаптацию капитализма хаосом чисто эмпирического поиска. Происхождение марксизма, затем первой (линейной) формы социализма, и означает высший и решающий шаг в ступенях гуманизации в апелляции к разуму уже в собственном смысле посредством теории, пусть теперь, как выяснилось, социологически очень узкой, частной, гомогенной, только экономической (а по другому и быть не могло), но именно теории. Соответственно марксизм, большевизм, коммунистическое движение, социализм это и суть первый шаг материального вступления человечества в ноосферу, в подлинную сферу разума, Высокой Рациональности. Гуманистическая ипостась общечеловечности и состоит в апелляции к разуму народа, выразителями самого же народа, посредством права, образования, опыта и научного знания о сущности происходящего в мире с помощью идеологической интеллигенции, коммунистической партии.
Вот эта теоретичность, научность идеологии и образует вторую сторону основного производственного социализма вообще. Но это же значит, что с главным преимуществом (основной закон - это закон развития) социализм приобрел и совершенно неустранимый "порок" - неспособность к назревшим качественным обновлениям без соответственно качественных обновлений социологической теории во всем объеме ее основных положений.
Судьбы социализма сейчас во многом и определяются тем, хватит ли у творческого меньшинства опыта для выработки у основной части трудящихся открытого, диалектического и материалистического мировоззрения. Но в любом случае многие нынче в бывшем СССР уже объективно ждут обновления идеологии. Инстинкт же их противников - подсказывает искать всяческие препятствия на пути идеологических обновлений - пусть на свет идет что угодно, но только не качественные попытки развития марксизма - не постмарксизм. Но социализм в шаге развития по своей материальной природе уже не способен к блужданию в эмпирических потемках, а потому пока события неуклонно движутся к хаотизации.
В политэкономии социализма, которая существовала вчера, вопреки ее упрощенной критике, нет абсолютно ничего неверного, но в ней нет абсолютно ничего о действительно господствующих и уже отживших производственных отношениях.
В условиях торжества "марксизма" материально неумолимая идеологическая метаморфоза трансформации социальных идей в только обслуживающую господствующие отношения форму в "ортодоксальной" политэкономии социализма вылилась просто в отсутствие действительной теории происходящего, в полнейший вакуум (кроме пары словечек о планомерности). Марксизм уже не может развиваться неадекватно, но он может просто качественно не развиваться. Политэкономия социализма, подчеркиваю, это квазитеория или теория уже снятых экономических отношений, выступающих под "освещением" неизвестной формы как основа уже материальной (то есть вполне объективной) "бухгалтерии".
Но поскольку удовлетворить обширную практику новых господствующих отношений эта квазитеория никак не могла, ибо ведь и господствуют совсем другие отношения (функциональные в линейной форме), то со всей неизбежностью естественный социальный заказ практики реализовывался всей совокупностью представлений о планировании, управлении. Атак как в этом русле справедливо сомнительным представлялся теоретизм, то, наконец, появилась "неортодоксальная" политэкономия или "система оптимального функционирования экономики" (СОФЭ), а теперь уже и "теория оптимального функционирования социалистической экономики" (ТОФЭ). Многое было брошено на защиту новой теории, вплоть до философских обоснований. Но это была борьба лжетеории с вообще нетеорией.
В нашей стране удар по производству был нанесен сначала законом о трудовом коллективе, затем двумя версиями закона о предприятии. Первые удары какбы и обнажили подлинного "субъекта". Что же при этом происходит в "чистом виде"? А просто объективно проявляется, что в линейной форме производства не коллектив (форма групповой связи, средство раскрытия личности и т.д.) служит Человеку, а полностью наоборот, человек подчинен безликой, неперсонифицируемой форме или средству. Иными словами, пресловутая "самостоятельность" предприятий, коллективов, обозначившаяся в современной форме, выявляет безраздельное господство основного производственного отношения, линий производства, и обнажает, с одной стороны, все большую несамостоятельность центров, а с другой стороны, все большую несамостоятельность человека. В то же время все это лишь маскирует за узким коллективизмом "безымянную" групповую основу собственности на технологии. Производством командуют не люди, а безликая собственность на технологии, собственность неосязаемая, "мистичная", группо-иерархичная.
В явлении "самостоятельности" коллективов, предприятий эта господствующая собственность на технологии какбы лишь только сбрасывает свою былую, наиболее "яркую" централизованную форму номинально общественных интересов (напомним, что целей, интересов у производства не бывает, но центральные структуры номинально субъективируются в общественных интересах), тем не менее показывая, что групповой основе собственности на технологии нет никакого дела ни до человека, ни до общественных интересов. При этом напомним, что эта основа (в отличии, скажем, от немного похожей парцеллярной при феодализме и логически совсем простой, частной при капитализме) в линейной форме имеет групповой характер, но и главное, никогда не "однослойна" (группа - это и участок, и цех, и предприятие, и объединение и т.д.). Вместе с тем, обнажение основы собственности при одновременной маскировке ее как будто бы субъектом (а группа не субъект, а форма, или лишь юридический субъект), разумеется, саму ее ничуть не поколебало. Как, скажем, "народный капитализм" не может быть народным, так и коллектив в действительности не может быть субъектом (это форма, связь, средство, отношение и т.д.), но создает видимость его, как акционерность, "системы участий" и пр. создают видимость народного капитализма. Более того, при соединении с рыночным движением эта форма пошла как бы в разнос.
Разумеется, единичные коллективы могли найти в себе творческие силы для обновлений, для обретения чувства подлинного хозяина страны, чувства подлинного коллективизма, но это, увы, и в счет брать нельзя, ибо в среде эгоистического группового разгула в активных (куй монету) и пассивных (тише едешь - дальше будешь) формах, здоровым и локальным узелкам выжить куда потрудней, чем, скажем, известным опытам Фурье или Оуэна. Но опять же главное даже совсем не в этом. Групповая основа собственности на технологии как "всеобщее" производственное отношение остается совершенно незыблема, и даже упрочняется.
Более того, децентрализация приводит к перемещению отраслевых структур в территориальные, что означает рецидивы автаркии, суверенизации, но собственность на технологии и в этом случае остается все столь же неизменной и господствующей, лишь "сливается" с территориальными, натуральными структурами. Здесь еще и еще раз напомним, важно понять, что центральные иерархические функциональные (отраслевые) структуры, конечно, поражены и бюрократизмом, и "перенаселением", и т.д., но они лишь форма, худо-бедно балансирующая статусные (производственные и потребительские) структуры производства. А ослабление этих центральных структур ведет совсем не к очищению общества от "скверны" отживших отношений, а просто ко всем разбалансированиям, кдеструктуризации производства.
Напомним, что рыночность имеет и основания, и даже несет в себе кое-что положительное (развиваются местные рынки, люди учатся считать, появляются ростки диспозитивных безадресных связей), но вся эта рыночность и объективно (в силу влияния отставших структур), и, как мы показали, гносеологически, субъективно есть разрушительный процесс. Строить капитализм из социализма чрезвычайно легко: размышлять не надо. Например, Е.Ясин (ныне министр экономики) прекрасно видит огромное число трудностей в процессе перехода к господству рынка, но его совершенно не смущает, что в движении к чему-то якобы новому он ни в одном слове не выходит за рамки понятий и явлений, известных по меньшей мере сотню лет.
Сущность происходящего
Во всяком квазистабильном состоянии композиции и любой агломерации производственных отношений господствовать, доминировать может только одна собственность (асимметрия), только один тип базовых производственных отношений, базовый механизм, а все остальные базовые и вариационные структуры даже огромных агломерации производства при этом так или иначе деформируются, находятся под асимметричным "влиянием" господствующего типа симметрии ("типа связи") или равновесия. В современном социализме, в высшем, все определяющем, технологизированном или индустриальном (научно-индустриальном) секторе производства господствует асимметрия (стихия, необщественность) группо-иерархической собственности на технологии и соответственно функциональные производственные отношения, то есть торжествует, доминирует над всем, в том числе и всеми другими отношениями, механизм соисполнения функций ("планомерность").
В абстрактно-чистом понимании этой линейной формы планомерность является предельно универсализирующей, централизующей все производство, предельно сужающей сферу действия других механизмов: общение, приобщение, сопроживание, обмен ("рынок"). Образно говоря, в своих проявлениях, это сплошная планомерность, сплошная форма господства иерархии отраслевых структур. В соотнесении с реальностью это классическое состояние, конечно, как отмечалось, в таком чистом виде никогда и нигде не наблюдается, а потому может лишь приблизительно коррелироваться со своего рода дореформными состояниями, например, с "застоем" у нас, с производством в КНР до 1978 года, в силу все той же собственности на технологии. Но до их обобществления дело еще далеко не дошло, а происходит лишь центробежная (буквально, если так можно сказать, по всем мыслимым направлениям) деструктуризация производства, в чем рыночность занимает совершенно особое место.
Предстоящее обобществление технологий действительно некоторым образом высвободит сейчас как бы прочно "зажатые" экономические, товарно-денежные отношения, но только как вторичный эффект, но не наоборот. Поясним это следующим образом.
При феодализме (автаркическая форма территориальных производственных отношений, парцеллярно-иерархическая собственность на пространство производства (были тоже резко "зажаты" уже необратимо снятые демографические производственные отношения ("зажаты", кстати, были и будущие господствующие, экономические отношения). Так вот, в последующем капитализме демографические отношения (грубо говоря, все формы, регулирующие структурные и пространственные движения работников) действительно, оставаясь все теми же уже снятыми, получили большое высвобождение, но именно вторично. По этому если бы теоретики феодальных времен давили бы на высвобождение именно демографических отношений (не замечая господствующей собственности на пространство производства, как сейчас политэкономы в упор не видят господствующей собственности на технологии), то они двигали бы форму не вперед к капитализму, а назад к рабству или к рецидиву крепостничества (что и получилось в некоторых формах).
Примерно также происходит и в современном социализме. В будущем, пока совершенно неизвестном научно-техническом производстве экономические, товарно-денежные отношения (если так хочется, рынок), оставаясь все теми же необратимо снятыми (материальная "бухгалтерия"), действительно получат значительно большее, чем в линейной форме, развитие, но давить на их самостное высвобождение сейчас (рыночность), в упор не видя плавного (собственность на технологии), означает движение не к научно-техническому производству, а наоборот - к капитализму. Но с бычьим упрямством, явно или неявно, осознанно или неосознанно (вспомним гносеологические корни), рыночные политэкономы и тянут нас туда. Поэтому Ясин правильно говорит, что он видит свет в конце туннеля, но только у туннеля два выхода, а в темноте этого туннеля Ясин идет в обратную сторону, а потому и удайся ему выйти на свет, он и увидит там, в лучшем случае ранний капитализм. Тем не менее в достаточно развитых социалистических структурах капитализм уже "физически" не пройдет. И вовсе не потому, что просто есть люди, борющиеся за социалистические принципы, завоеванную социальную защищенность и пр., а в силу уже других материальных структур технологизированного производства. Поэтому вытекающая из настойчивой рыночности капитализация форм все равно с некоторых пор будет встречать неодолимое объективное сопротивление плановых (групповых, линейных) структур, а субъективно, как ни странно, и слева (социалистические силы), и справа (эгалитаристские, охлократические силы). Правда, в больших агломерациях в отставших секторах и регионах рыночность способна разбудить большие силы, но тем суровей будет борьба, уже далеко не производственных структур. Конечно, меру упрямства экономизма оценить трудно, но даже если, абстрактно говоря, капитализм рыночникам построить удастся, то это будет совершенно нелепый, уродливый, групповой капитализм.
Кроме того, вообще надо уяснить, что смена господствующего "типа связи", равновесия (механизма, собственности) это переворот всей композиции производственных отношений, в том числе экзогенных структур, под "эгидой" преобразований в высшем звене. А потому он уже никогда не пройдет в мечтаемом рыночниками розовом облике. Происходящее в центробежных процессах высвобождение территориальных структур ничуть не меняет господства линий (групповых структур), а при "перегибах" ведет к автаркии, экологическому эгоизму, углубляющему общий кризис. Высвобождение демографических структур в этих же тенденциях центробежных процессов ведет к росту стихии миграций, к известным потерям квалифицированных работников, к умножению социального дна. Высвобождение рыночных структур тоже, как отмечалось, ни на йоту не затрагивает групповую основу собственности на технологии, а при "перегибе" это неизбежные инфляции, капитализация отдельных форм, а в отдельных странах или в свободных зонах возможно, как отмечалось, и прямое реставрационное перерождение.
Современное социалистическое производство уходит в стертую, адаптивную логику, при сохранении господства группо-иерархической собственность на технологии или в бифуркацию реставрации. В частности, чем больше рыночности, тем сильней уползание в адаптацию, но такую, которая окажется или постоянно шатающейся (между рыночностью и неотносительным свертыванием), или в адаптацию, подобную адаптациям первобытности или феодализма, то есть все это ни к чему "хорошему" не ведет. Это может быть "синтез" недостатков и линейной, и капиталистической форм (а то еще и с автаркическими элементами). То есть даже самое высокое развитие рыночности (экономических, товарно-денежных отношений) ведет либо к срыву в непредсказуемый хаос или затормаживается все тем же самым, диковинным образом, модифицируемым, господством линейно групповых структур.
Суть предстоящих обновлений в достижении социализмом нового качественного состояния и состоит в осуществлении зреющего в недрах производства обобществления технологий, в их изъятии из ограниченной (необщественной)группо-иерархической собственности, в постановке их под "контроль всеобщего интеллекта". Этот шаг будет означать не нелепое абстрактно-гуманистическое, а конкретно-историческое высвобождение Человекам производства от оков группо-иерархической собственности, отчуждающих и властвующих над человеком технологий и статусных структур, но при этом сами, пока господствующие, функциональные производственные отношения и структуры, сбросив стихию линейной формы, вовсе не будут ликвидированы (как в свое время пытались "ликвидировать" товар, экономические отношения), а будут необратимо сняты новым, более высоким, научным механизмом или "второй сигнальной системой" общественного производства. Люди перестанут зависеть от стихии диктующих их поведение неподвижных и "безымянных" линий производства, заставляющих гнать "вал", рыть котлованы и отторгать все новое, а будут знать технологии, управлять их развитием и переменами. Трудящиеся, как действительные хозяева, отмечает Д.Ортега, "должны знать все... " Социализм в основном содержании - это человеческий способ события культур, безразлично, космических или еще даже собирательских. Современный же процесс преобразований социализма состоит в предстоящем утверждении более высокой ведущей, научной структуры или механизма производства. Новый механизм и будет означать повсеместное утверждение знания трудящимися процессов производства, да это и есть самая краткая суть предстоящих огромнейших, революционных перемен, которые и изменят весь облик социализма.
При этом коллективы из групповых тисков превратятся в динамичные, подвижные средства раскрытия и развития личности, творчества, инициативы, а отраслевая иерархия из господствующей, окаменелой и тяготеющей над людьми и производством формы превратится в гибкую служебную отраслевую организацию производства. В свою очередь процесс революционного обобществления технологий повлечет за собой и вместе с собой ликвидацию всех отживших отношений и форм, раскроет потенциал сейчас "зажатых" всех базовых (культурно-родовых, демографических, территориальных, экономических) и вариационных структур производства, которые пока обнаруживают себя в тенденциях центробежной деструктуризации производства. Так что будет и "рынок", будет и "план", но не самостные, не командующие и самодовлеющие, а наоборот, подчиненные человеку в виде гуманного и рационального научного механизма регулирования производства. Многообразие производства многократно возрастет, продолжится процесс эластичного поднятия отставших культур, в уже новой, более высокой форме их взаимодействий. Впрочем, для "выводов" теории сказано уже слишком много - теория, напомним, выявляет барьер, подлежащий преодолению, а будущее - открыто, ибо восходящие шаги развития - это усложнение, умножение многообразий, творчество масс, а не теоретиков.
Наконец, если вспомнить название последней, полуторастраничной главы третьего тома "Капитала" (а называется эта 52 глава "Классы"), надо задаться вопросом - кто будет осуществлять преобразования. И хотя ответ на этот вопрос уже уходит из области политической социологии в сферу более конкретного социально-политического анализа, научного коммунизма (в узком смысле), все же кратко остановимся на нем.
Об основной стратификации (классы)
Назревшие преобразования отживших производственных отношений осуществляют не как таковые правительства, толковые руководители, ученые или революционеры, а народ, выдвигаемые им восходящие силы, "представляющие" новое становящееся производство. Соответственно и неизбежно появление в этом процессе целого спектра сил перегибающих ("левых"), реакционных, консервативных, просто инертных и т.д., причем, самых разных мастей. В конечном счете успех зависит от консолидации здоровых, восходящих сил, которые в условиях зреющего объективно преобразования выражают в итоге интересы большинства народа. Поэтому анализ расстановки общественных сил, классовый подход в уяснении любых общественных явлений, - неотъемлемый и важнейший социально-политический пункт марксизма.
Мы ранее показывали, что в других формах производства основные стратификации могут быть логически совершенно непохожи ни друг на друга, ни на самую простую стратификацию именно буржуазного общества. Например, рабы или крепостные являются достаточно четко и априорно идентифицируемыми группами, но ни те, ни другие в чистом виде совершенно не являются восходящими силами; не рабы сбрасывают рабство и устанавливают более высокие феодальные порядки, равно как не крепостные как таковые сбрасывают автаркию и устанавливают более прогрессивные буржуазные порядки.
Восходящие силы обновления социализма, "действительно трудящиеся", диструктурны по отношению ко всей многообразнейшей статической стратификационной структуре линейного производства. Передовой отряд трудящихся, как именно восходящих сил, сосредотачивается в научно-производственном секторе, а, точнее, около стихийно складывающихся рациональных, научных порядков производства. Конечно, в силу высокой базовой диверсификации производственных структур вся совокупность трудящихся, ориентирующихся на преодоление отживших порядков, весьма неоднородна (и это сложное обстоятельство предстоит учитывать, ибо в отставших секторах есть и "недовольные" вполне рациональными элементами отношений), но в целом трудящиеся рассеяны по всем "этажам" и общественным группам. И самое главное, что трудящиеся в принципе априорно не саморефлексируются, то есть без идеологического обновления они не консолидируются. Более того, восходящие силы, трудящиеся социализма, сейчас находятся как бы в самом "невыгодном" положении, ибо силы реакции, реставрации (условно говоря, рыночники, буржуазные популисты, а равно все формы национализма, сепаратизма, охлократии и пр. консолидируются обычно относительно легко, ибо никакой теории здесь совершенно не надо, а потому одной из простейших форм консолидации этих сил является антипартийность. Трудящиеся же без обновления идеологии были, остаются и будут оставаться разрозненным "классом в себе". Исходя из этого, мы и подошли к простому пониманию, что кризис социалистического производства, углубляющееся противоречие между восходящими производственными силами и линейной формой производства, полностью, если не сказать, абсолютным образом, в соответствии с основным законом социализма вообще (вторая сторона), концентрируется в кризисе идеологии, современного марксизма, а равно ее носителе и выразителе - партии.
О кризисе марксизма, несоответствии его устаревшего конкретно-исторического состояния неизмеримо усложнившейся реальности, западные марксисты говорили давно. У нас это до последних лет игнорировалось, робко заговорили только сейчас. Кто-то сказал: "На смену классической физике Ньютона пришла физика Эйнштейна. Не стоим ли мы на пороге чего-либо подобного в развитии марксистского обществоведения". Стоим, и стоим давно, и стоим прочно, только в несоизмеримо более громадном научном, социально-интеллектуальном масштабе перемен по сравнению с аналогией в развитии физики, ибо эти перемены затронут социально-философский, но касающийся самой повседневной жизни срез всех современных языков, то есть мышления и действий каждого человека. И затронут не парой "слов" или философских идей, а революционным обновлением всего социального миропонимания. Соответственной противником обновления марксизма, а следовательно, в конечном счете, и противником выживания человечества, является антиинтеллектуализм, примитивизм, популизм и пр. всех мастей и разновидностей, А ядром этого антиинтеллектуализма, его пока непоколебимой "организующей" силой является политэкономический догматизм.
Идеалы ("модели") - великое мобилизующее, нормативное, объединяющее, ориентирующее и т.д. идейное оружие и даже с некоторого момента окрыляющая восходящее движение сила. И до них дело дойдет. Как мы писали с В.С.Готтом, реабилитация идеалов коммунизма, в их обновленной исторической форме (прежде всего, как конечная, вполне достижимая цель), неизбежна. Но это уже дальнейшая практически-политическая работа, причем, состоящая в выражении уже складывающихся настроений масс. Однако, пока, до теории, до ее начального социального продвижения хотя бы в рамках только идеологического и даже научного, но уже обновленного профессионализма - все это лишь антиинтеллектуальный проектизм, вред, зло, дезориентация иллюзиями.
Наконец, кто-то спросит, может быть автор все-таки выскажет самые первые политические "практические предложения" о том, как же начать обобществлять технологии. Вопрос ребром, и таковым же макаром придется ответить.
Никаких "практических предложений"
Первые действительно "практические предложения" о том, как обобществлять средства производства, стали своевременными и разумными, можно сказать, только примерно в апреле 1917 года, то есть спустя ни много, ни мало пятьдесят лет после создания теории (первый том "Капитала" вышел в свет в 1868 году). Время, будем надеяться, стремительно сжимается, но сейчас у нас еще нет в бытии теории, нет попыток обновления марксизма.
В существующей, все более усложняющейся ситуации, хотя бы для стабилизации развороченного вульгарной рыночностью производства, конечно, практические предложения острейше необходимы. Однако, к еще более обостряющемуся, глубиннейшему, "стратегическому" кризису марксизма и социализма, до разрешения которого дистанция огромного размера, а равно пути его преодоления - все это не имеет ровным счетом никакого отношения.
"Практические предложения, - писал Энгельс, -для устранения всех социальных зол, эти социальные панацеи всегда и повсюду изготовлялись основателями сект, выступавших в те времена, когда пролетарское движение было еще в младенческом возрасте... Развитие пролетариата отбрасывает в сторону эти детские пеленки и воспитывает в самом рабочем классе понимание того, что нет ничего менее практичного, чем эти заранее вымышленные, пригодные к любому случаю "практические решения", и что, напротив, практический социализм заключается в правильном понимании различных сторон капиталистического способа производства. Для рабочего класса, обладающего таким пониманием, никогда не представит трудности в каждом данном случае решить, против каких социальных учреждений и каким образом следует направить свои главные удары". Кстати, именно примат "практических предложений" нашел свое философское выражение ни в чем ином, как именно в антиинтеллектуализме А.Бергсона. Вот и весь простой секрет.
Кажется, к сказанному и добавлять-то нечего. Когда трудящиеся социализма в ходе практики поиска перемен, ожогов о результаты вульгарной рыночности и т.д. и с помощью нового научного, идеологического профессионализма обретут "правильное понимание различных сторон" линейного способа производства и всего мирового процесса, тогда для них не составит трудности направить свои действия против отживших структур и на синтез новых. Тогда и "практические предложения" обретут смысл и вообще перестанут быть "проблемой". Иначе - антиинтеллектуализм, бланкизм, волюнтаризм, популистский авантюризм и пр. Субъект обновлений социализма - трудящиеся, передовые слои которых уже сейчас ждут обновленной теории марксизма. Соответственно все силы антиинтеллектуализма "во главе" с невидимым, но всепронизывающим политэкономическим догматизмом, стоят на пути любых попыток продвижения в теории. Догмы все равно будут проломлены, но вот вопрос, в каких формах.
Что делать
Прежде всего - не искать сравнений с ситуацией создания ленинской работы "Что делать?" когда была и теория, и научный профессионализм, и партия, владеющая основами теории, и самодвижение восходящих сил. Сейчас есть хаотизированное восходящее движение трудящихся, но нет теории, нового научного профессионализма и владеющей основами теории партии.
Вся настоящая работа представляет собой эскиз, набросок, своего рода развернутую программу обновления марксистско-ленинской социологии, определенный вариант основы процесса этого обновления.
Если 200-страничное изложение 2000-страничной работы не вызвало интереса, что делать ясно - пассивно или активно препятствовать ее продвижению. Если работа вызвала интерес, то тоже что делать должно быть ясно любому человеку, любому коммунисту.
ТЕОРИЯ СОВРЕМЕННОГО МИРА И СОЦИАЛИЗМА, ПЕРЕСКАЗЫВАЕМАЯ ВОПРЕКИ ВОЛЕ ЕЕ АВТОРА, АНДРЕЯ ШУШАРИНА // Экономическая газета (Москва).- 05.11.1996.- 046
