Одна из составляющих успешной, эффективной политики — правильное, научно обоснованное понимание общества, в котором мы живем. Эта проблема уже неоднократно ставилась в партии, всесторонне рассматривалась она и на Х съезде КПРФ.
В связи с решениями съезда особое значение приобретает более подробное исследование социально-классовой структуры современного российского общества. Определение того, на какие классы, слои и группы могут опираться коммунисты. Не зная этого, мы обречены двигаться впотьмах, на ощупь, методом проб и ошибок. Нелишне вспомнить, сколько сил было потрачено еще советскими учеными для изучения классовой структуры развитого индустриального общества.
Начиная со второй половины 60-х годов, на протяжении почти двух десятилетий в отечественной науке шла дискуссия о границах рабочего класса и одновременно о социальной структуре советского общества.
Целый ряд свидетельств о наступлении нового этапа развития, будь то “горячее лето” во Франции 1968 года или пражские события того же времени, лишь стимулировал эти поиски. В 70-е годы на Западе произошел существенный сдвиг в общественных настроениях влево. После португальской “революции гвоздик”, падения франкистского режима в Испании и небывалых успехов итальянских коммунистов на выборах эта проблема встала в центр советской общественной науки. О чем, в частности, свидетельствует тот факт, что следом за изучением развитых капиталистических стран началось исследование и социально-классовой структуры нашего общества, а также стран социалистического лагеря.
К сожалению, сегодня, после развала СССР, в условиях нарастающего кризиса и упадка российской науки, данная тематика выпала из сферы интересов еще сохранившихся научных коллективов. Однако это не значит, что снизилось значение такого рода исследований. Наоборот, их важность сегодня непрерывно возрастает, по сути становится определяющей.
Наш классовый оппонент
Сегодня российские коммунисты понимают, что наша дальнейшая работа невозможна без уяснения изменений в классовой структуре общества. Без этого, как указывал Ленин, “нельзя сделать ни шагу в какой угодно области общественной деятельности. От уяснения этих изменений зависит вопрос о перспективах, понимая под этим, конечно, не пустые гадания насчет того, чего не ведает никто, а основные тенденции экономического и политического развития — те тенденции, равнодействующая которых определяет ближайшее будущее страны, те тенденции, которые определяют задачи, направление и характер деятельности всякого сознательного общественного деятеля”. В данной статье хотелось обозначить хотя бы “рамки” этого вопроса.
Очевидно, что на сегодняшний день в России более или менее сложился только высший слой буржуазного общества. Слой крупных собственников, верхушка нового класса буржуазии. Он вбирает в себя примерно 3—5 процентов населения. Однако уже пользуется преимуществами своего классового положения. Причем не только финансовыми и материальными.
Примечательно, что на уровне этой буржуазной прослойки мы наблюдаем уже сложившуюся инфраструктуру того, что можно назвать “элитным сегментом” гражданского общества. Иначе говоря, уровень самоорганизации буржуазии существенно обогнал любой другой общественный слой. Профессиональные объединения, разного рода клубы, всевозможные структуры, связанные с менеджментом, отдыхом и культурным досугом, — все это успело сплестись в плотную организационную ткань.
В общем, свой участок российские верхи уже успели обустроить. Все это они активнейшим образом используют для защиты своих классовых интересов. Современная российская буржуазия смогла осознать себя самостоятельным классом. Понять свои эгоистические цели и задачи. А потому она наступательна и крайне жестка в поведении.
Сотрудничество с этим социальным слоем — как классом — для нас практически невозможно. Естественно, при этом нельзя исключать определенного взаимодействия с теми или иными его представителями. Причем в каждом конкретном случае такое взаимодействие должно определяться и выстраиваться в зависимости от условий общественной борьбы, спектра тактических и стратегических задач, стоящих перед нами. Хотя, в целом, нынешний высший слой российского общества антинационален. Он имеет компрадорский характер и ни политически, ни духовно несовместим с патриотическим движением. Суть борьбы с ним должна выражаться в массовых требованиях национализации олигархической собственности, недопустимости распродажи земли и лесов, расчленения естественных монополий.
Конечно, здесь не может не возникать вопрос о появлении и принципиально другого вида предпринимателей. А именно — людей, занятых производством материальных и духовных благ. Заработавших свои средства не разграблением общественной собственности, а личным трудом. Готовых работать на благо страны. И не словами, а делом поддерживающих принципы социальной справедливости. Проблема эта вполне может возникнуть после прихода коммунистов к власти, как она, например, уже стоит в социалистическом Китае. Думаю, что такого рода задачу нам необходимо ставить перед собой и тщательным образом ее исследовать.
Коммунисты и маргиналитет
На другом полюсе в значительной мере успел сложиться самый низший социальный слой российского общества — маргинальная и даже люмпенская прослойка. Эти люди не просто выброшены из полноценной жизни. Они морально свыклись со своим ущербным положением, освоили его и уже не желают подчас ничего другого. Они даже готовы отстаивать это свое положение, страшась любых перемен. Специалисты оценивают этот общественный слой примерно в 10—15 процентов населения.
В нынешнем его состоянии он, как правило, неохотно идет на контакт с нами. И одновременно весьма активно поддерживает — особенно в ходе избирательных кампаний — власть и ее кандидатов. Аналитиками еще в ельцинскую пору было замечено, что наибольших успехов Ельцин и патронировавшиеся им партийные образования добивались в двух категориях регионов — самых богатых и самых нищих, от людей с наибольшим и с наименьшим уровнем доходов.
История давно доказала, что люмпенизированные слои населения охотнее всего поддерживают не тех, кто стремится их защищать, взывая к идеалам справедливости, а тех, кто наиболее преуспел в жизни, разбогател. Именно на них эти социальные слои стремятся ориентироваться.
Чтобы повести за собой эти массы социально обездоленного населения, необходима демонстрация мощи, воли, духовного превосходства. Они всегда следуют за сильным. Поэтому политическое взаимодействие с такими группами населения должно быть выстроено особым образом, с учетом специфики их психологии. Для нас, коммунистов, это во многом непривычная работа, требующая пересмотра ряда стереотипов действия. И, тем не менее, работать в этом направлении необходимо. И работать надо настойчиво и постоянно.
В потоке “социального расплава”
Между этими двумя социально-классовыми группами располагается сегодня вся остальная часть общества, пребывающая в состоянии своеобразного расплава. Эта социальная “магма” потихоньку остывает. Она очагами кристаллизуется в те или иные прослойки и группы. Однако процесс классообразования идет медленно. Он постоянно прерывается новыми “извержениями” экономических и политических потрясений. В итоге значительная часть населения оказывается вынужденной одновременно выполнять как бы несколько социальных ролей.
Скажем, трудовая книжка человека лежит в каком-нибудь “умирающем” учреждении или предприятии, что дает ему официальное положение государственного служащего. Одновременно этот человек подрабатывает в какой-то частной фирме консультациями, что де-факто включает его в качестве наемного работника в систему частного предпринимательства. И, наконец, основные средства для существования он черпает, занимаясь бизнесом — мелкой куплей-продажей. Три социальные роли — три достаточно разных психологических уклада. На какой из них делать ставку, обращаясь к такому человеку с нашими предложениями, пропагандой, призывами? Какая из трех его “личностей” может оказаться важнее?
Думаю, что многие наши неудачи в избирательных делах были связаны именно с тем, что мы не смогли здесь определить верный социально-психологический адресат. Поэтому нам сегодня, как воздух, нужна не только формальная картина расстановки классовых сил в обществе. Необходима и своего рода “карта” массовых умонастроений, описывающая характер всех социальных слоев и прослоек нынешнего российского общества.
Итак, социально-классовая почва в стране очень подвижна и неустойчива. Выстраивать свою политическую работу, опираясь на этот расплав, трудно. Все слишком зыбко. Партия уже не раз ощущала это на себе. Не раз наши призывы, казалось бы, полностью учитывающие интересы тех или других больших групп избирателей, вдруг зависали в воздухе, не находили адресата, проваливались будто в пустоту.
О современном рабочем классе России
Мы говорим о рабочем классе, о пролетариате, о трудящихся. Однако все эти социально-классовые категории носят исторический характер. Их интересы, психология и поведение в разные эпохи могут быть очень разными. Особенно, когда речь идет не просто о переходных периодах в жизни страны, а о трагическом зависании общества в неопределенности, как это произошло с Россией. При этом нам есть на что опереться в работе. У нас удивительно богатый опыт.
Уместно вспомнить ту ситуацию, которая сложилась в стране в начале 20-х годов прошлого века, после колоссального разорения, последовавшего за первой мировой и гражданской войнами. Промышленность была разрушена и встала. Не только потомственное кадровое ядро пролетариата, но и его, так сказать, “периферийные” слои оказались в значительной мере выбиты в ходе военных действий. Они разбрелись, спасаясь от голода, либо оказались деклассированными за время экономической разрухи. “В силу печальных условий нашей действительности,— писал в те дни В.И. Ленин,— пролетарии вынуждены прибегать к способам заработка не пролетарским, не связанным с крупной промышленностью, а мелкобуржуазным, спекулятивным и путем ли хищений, путем ли частного производства на общественной фабрике добывать продукты себе... — в этом наша главная экономическая опасность, главная опасность всего существования советского строя”. У пришедшей к власти пролетарской партии большевиков парадоксальным образом — а история очень любит такие парадоксы — практически не оказалось необходимой социальной базы, того самого рабочего класса.
Поэтому, беря курс на индустриализацию, наши предшественники решали не только вопрос о восстановлении и развитии промышленности и экономики в целом. Не менее важным был и другой, человеческий аспект этой задачи: заново воссоздать по ходу индустриализации рабочий класс. То есть восстановить свою собственную социально-политическую базу. И задача эта была с блеском решена.
Думаю, что после прихода к власти партии придется решать примерно такую же задачу. Возрождая экономику страны, особенно ее производственное ядро, во многом заново создавать рабочий класс современного типа, который крайне необходим нам в качестве социальной и политической опоры.
Пока же оценить состояние современного пролетариата чрезвычайно трудно. Здесь возможны лишь укрупненные оценки. Думается, что сейчас промышленное ядро пролетариата уменьшилось, по крайней мере, вдвое. Причем в его составе достаточно четко выделяются три слоя.
Во-первых, своего рода “рабочая аристократия”, сконцентрированная прежде всего в нефтегазовой и других отраслях, работающих на экспорт. Эти люди во многом являются заложниками своего относительно благополучного положения. Они более всего страшатся его потерять. И поэтому общественно пассивны и политически управляемы со стороны власть имущих. Найти пути и методы работы с ними — наша первостепенная задача.
Во-вторых, это работники тех предприятий, которые смогли уцелеть в хаосе экономической ломки последних пятнадцати лет и постоянно балансируют на грани минимальной стабильности. С ними у партии выстраивается гораздо лучшее взаимодействие.
В-третьих, речь идет о трудящихся заводов и фабрик, что называется, лежащих на боку. То есть втянутых в процесс искусственного разорения и приватизации либо полного уничтожения. Здесь концентрируется громадный потенциал протеста. Объективно эта “треть” промышленного пролетариата ближе всего коммунистам по настроениям и интересам. Но, к сожалению, мы не всегда находим общий язык с этой возбужденной и радикализованной массой. Опаздываем подключаться к ее выступлениям. Не можем убедительно говорить на ее языке. А то и, прямо скажем, слишком пассивны для нее. Здесь нам тоже предстоит многому учиться и работать, как говорится, не покладая рук.
Вместе с тем резко расширился слой окружающих это ядро других групп — в частности, тех, которых В.И. Ленин называл “чиновническим пролетариатом” или “пролетариатом инженерным”. Сегодня особо важна следующая мысль В.И. Ленина: “Капитализм не был бы капитализмом, если бы “чистый” пролетариат не был окружен массой чрезвычайно пестрых переходных типов от пролетария к полупролетарию...”
Конечно, было бы большим комплиментом в адрес “реформаторов” и нынешнего политического режима утверждать, будто они совершенно осознанно гробят российскую экономику именно для того, чтобы не дать сложиться той социально-классовой почве, на базе которой коммунисты смогли бы быстро прийти к власти. Однако объективно хаос последних полутора десятилетий, учиненный ими в стране, играет именно такую роль.
Поэтому проблема формирования классовой опоры для КПРФ неотделима от задачи борьбы с режимом, кардинального изменения ситуации в стране. Поскольку именно эти процессы начинают определять многие сферы жизни общества, все грани конфликтов в нем. Ведь совершенно очевидно, например, что сражение вокруг проблемы так называемой монетизации льгот стремительно приобрело классовый характер. Льготы отнимаются именно у трудящихся, ликвидируются достижения именно советской поры. Тогда как гораздо б`ольшие льготы буржуазной бюрократии даже не упоминаются. Они упорно наращиваются и закрепляются всей политикой режима.
В целом мы обязаны уже сегодня определить тот класс или слой общества, которому будем адресовать наши призывы и действия. Я бы определил его так: это производящий слой современного российского общества. Это люди, которые своим непосредственным трудом производят материальные и духовные ценности, доносят их до потребителя либо оказывают населению опять же материальные или духовные услуги. Мы оцениваем размеры данного социального ядра в 45—55 процентов населения. Причем он весьма слоист и разнороден.
В плену “коллективного бессознательного”
Конечно, это еще не класс. Хотя бы потому, что его место в общественном разделении труда пока не определилось. К тому же, как уже отмечалось, основная часть трудящихся сочетает в своей повседневной жизни признаки разных социальных типов.
Массив людей труда сильнейшим образом расколот. Социальная структура общества перемалывается “реформами” как мясорубкой. Известно, что средняя продолжительность пребывания современного работника на одном месте ограничивается тремя — пятью годами. Человек не перемещается по векторам социально-профессиональной структуры, а мечется по ним. Можно составить, обращаясь к житейскому опыту последних полутора десятилетий, “типовую” модель трудовой карьеры рядового современника.
Конец 80-х — начало 90-х годов. Он покидает привычное рабочее место в госучреждении или НИИ и окунается с головой в нарождающийся бизнес. Открывает с несколькими приятелями свою “фирму”, при этом не обрывая, как правило, связи со старым местом работы.
Первая половина 90-х годов. После недолгого и очень скромного по результатам взлета предпринимательской “карьеры” следует ее упадок. Довольно часты ссоры с приятелями-компаньонами. Фирма распадается или замораживается. Человек либо возвращается на старое место работы, либо спускается на уровень мелкого бизнеса, пробуя себя, возможно, в роли “челнока”.
Вторая половина 90-х годов. После опять же краткосрочного улучшения положения — серия очередных неудач. Личная инициатива перестает приносить ощутимые результаты. Приходится осваивать, например, “профессию” охранника в сумевших выжить организациях или наемного работника.
Начало 2000-х годов. Мечты о собственном деле уходят в далекое прошлое. Подыскивается достаточно скромное место в какой-нибудь бюрократической структуре. Или — бесконечное “кочевание” от фирмы к фирмочке с устройством на год-другой. Главным пополнением личного или семейного бюджета делается мелкое “маклерство” — по принципу “подзаработал здесь, урвал там”. Всяк сам за себя, никакого “чувства локтя” в коллективе. Атомизация, а нередко и маргинализация личности.
Вот огрубленно жизненная модель многих соотечественников в последние годы.
Естественно, что на такой почве классовых структур, а тем более классового сознания и действия образоваться не может. Не говоря уж о том, что постоянные жизненные метания до такой степени подчас “взбалтывают мозги”, что никакие общественные дела не лезут в голову. Все, что не касается личных и семейных проблем, ощущается исключительно как посторонний фон, нередко раздражающий и надоедливый.
Перипетии политической борьбы воспринимаются при этом не столько умом, сколько рефлекторно, подсознанием. “Коллективное бессознательное” в таких условиях начинает играть решающую роль в поведении личности. Ничего стабильного — все в движении.
В итоге даже тред-юнионистское сознание, то есть способность коллективно бороться за свои экономические права, за лучшие условия продажи своей рабочей силы, недоступно подавляющему большинству российских трудящихся. Его, а тем более классовое сознание еще только предстоит вносить в их мировосприятие.
Коммунисты и крестьянство
И есть российское крестьянство. Или, скажем так,— трудящиеся на земле. Определить их социальную суть сейчас очень сложно. Очевидно, что это уже не советский, то есть кооперированный мелкий земельный собственник. Это и не рабочий совхоза. Колхозно-совхозная система разрушена. Это и не фермер западного типа. Фермерская перспектива для российского земледельца оказалась очередным “миражом в пустыне”.
Перед нами опять-таки “социальный расплав”. В нем перемешаны характерные черты очень разных классовых групп. Сельские труженики отброшены подчас к натуральному хозяйству. Как и городскому слою трудящихся, российскому крестьянству еще только предстоит объединиться в нечто целостное и жизнеспособное.
Неровно выстраиваются отношения с ним коммунистов. Крестьянам всегда, даже в относительно благополучные эпохи, свойственна большая инерция. Они неторопливы в своих решениях. Достаточно долгое время, вплоть до конца 90-х годов, наша деревня как бы оставалась еще в советской поре, пыталась жить ее ценностями и ориентирами и потому активно поддерживала КПРФ. Затем она либо сжилась с нынешним положением вещей, либо — и по большей части — приспособилась к ним. Обрела склонность к “консервации” уже нынешнего пусть и ущербного, но обжитого уклада. Отчасти это повлекло за собой отток крестьянства из социальной опоры Компартии.
Тем не менее для нас, коммунистов, земледелец остается одной из центральных фигур, с которой мы выстраиваем самые тесные отношения. Наши социально-экономические интересы в целом совпадают. Наши моральные нормы и принципы — тождественны. Однако, после того как власти удалось внести раскол в аграрное движение, у нас ослабли рычаги взаимодействия с крестьянством. Вот их-то нам в первую очередь и надо восстанавливать, наращивать или создать заново.
Бюрократия как “классовая гвардия” режима
Еще один социальный слой, приобретший в нынешних условиях поистине самодовлеющее значение,— это чиновничий аппарат. Причем хочу сразу оговориться: основная его масса — не управленцы. Поскольку они не заняты руководством содержательных производственных процессов. Сегодня наш бюрократический аппарат во все большей мере отчуждается и от производства, и от распределения, и от организации культурной жизни населения. Это, по сути, замыкающийся в себе общественный клан, охватывающий почти шестую часть населения страны. В нынешнем “социальном расплаве” он — наиболее устоявшийся сегмент, этакий “почти класс”.
С одной стороны, он высасывает жизненные соки из окружающего общества, ничего не давая ему взамен. А с другой — составляет ядро массовой базы режима, с которым его накрепко связывают паразитарные интересы.
Именно поэтому “партия власти” искусственно стремится расширить данную социальную прослойку, действуя в ущерб элементарной целесообразности и логике. В сущности, безгранично раздувая слой чиновничества, власть за народные средства создает и кормит ядро собственной социально-политической базы. Уникальный в мировой истории случай: социальная опора “партии власти” юридически встраивается в структуру общества, получая конкретный ранг.
Другое дело — “бюджетники”. Этот слой мелких служащих, лишенных управленческих функций, во многом сохраняет инерционный еще от советских времен характер. Это низшая прослойка госслужащих: педагоги, научные работники, медики. Это прообраз непроизводственного пролетариата. Он наиболее зависим от “партии власти”, более всего придавлен ею и ей подчинен. Ведь ни для кого не секрет, какому страшному давлению подвергались, например, по ходу последних думских выборов учителя и директора школ. Их не только буквально обязывали брать на себя организацию агитационной работы в пользу “Единой России”, но и спускали им разнарядки на прием в эту партию. И попробуй откажись. Вывести этот слой общества из подобной зависимости — трудная и долгая задача. Но на этом направлении надо работать, и очень энергично.
Этот оскорбительный термин “иждивенцы”
Такова в общей форме социально-классовая структура общества. И даже эта приблизительная картина показывает, что партия объективно может бороться за поддержку 60—70 процентов населения, занятого конкретным созидательным трудом. Весь вопрос заключается в том, как найти точки соприкосновения с этим социальным массивом, как стать для него своим. Но есть здесь и еще один аспект.
Речь идет о таком слое общества, как экономически неактивные граждане. На их долю приходится порядка трети населения страны. Это огромная сила. Наладить диалог с нею — крайне непростая задача. Именно на нее во многом опирается нынешний режим. И проблема тут выглядит не столько социальной, сколько моральной и общечеловеческой.
В психологическом плане те, кто поддерживает Путина, делятся на две большие группы. Первая — те, кого либералы презрительно именуют иждивенцами. Это ветераны войны и труда, пенсионеры, льготники. На самом деле это никакие не иждивенцы, а люди, давшие в долг обществу. Именно их ратным и мирным трудом были защищены границы Отечества, освоен Север, построено дешевое жилье, обеспечено бесплатное образование и лечение, выплачивались пенсии, ликвидированы последствия катастроф и т.д. Теперь эти люди имеют полное право требовать от общества, чтобы оно вернуло им долги.
Ясно, что буржуазное общество этого делать не хочет и не будет. Но это становится понятным только сегодня. Ему выгодно шантажировать этих людей разного рода новыми приступами “борьбы со льготами”. Манить мизерными “уступками” и “помощью”. Держать в напряжении, вымогая тем самым политическую поддержку. Хотя в течение более 10 лет исключительно усилиями КПРФ, всей левопатриотической оппозиции, а не власти в стране сохранялись осколки социализма в области льгот, образования, медицины, коммунальных услуг, социального обеспечения. Но большинство полагало, что все это по-прежнему даруется существующей властью. И поэтому оно поддерживало эту власть. И по тем же соображениям продолжает сегодня поддерживать Путина. Хотя именно при Путине развертывается самое жестокое и безжалостное наступление на права и на жизнь стариков, детей и женщин.
Вторая группа — молодежь до 18 лет. Обкатка технологий ее приручения властью идет вовсю. Достаточно посмотреть на операции с “Идущими вместе”. Ставится задача — создать из этих мальчиков и девочек, подвергнутых телевизионной “промывке мозгов” и искушению вседозволенностью и “легкими деньгами”, кулак и щит для того, чтобы бросить их в огонь политического кризиса. Вот та цель, что проступает за клоунадами таких “движений”. Допустить этого нельзя. Борьба за молодежь для нас исключительно важна и жизненно необходима.
В трясине мелкобуржуазности
Нужно заметить и следующее. В целом за годы “перестроек” и “реформ” в стране возник новый, весьма обширный, как бы “переходный” по его исторической функции мелкобуржуазный слой. Причем весьма своеобразный. Это предприниматели, “челноки”, ремесленники, посредники, люди самых странных занятий.
Они экономически заинтересованы в полной, ничем не стесненной свободе предпринимательства. Но эта свобода — не для них, а для правящих социальных слоев и групп. В массе своей эти люди балансируют на грани деклассирования. В отличие от типичных мелких буржуа, потеря экономической самостоятельности для них чревата отнюдь не превращением в наемного рабочего. Такая перспектива была бы подарком для решающей части мелкобуржуазного слоя. Сегодня в России просто-напросто нет производственных структур, которые могли бы вобрать в себя пролетаризирующихся мелких собственников. Этот канал социальной мобильности, типичный для буржуазного общества, во многом предохраняющий его и от общественных взрывов, и от гниения, в наших условиях просто закрыт.
Поэтому альтернатива мелкобуржуазному положению у нас не пролетаризация, а маргинализация, то есть провал в социальную яму, в ничто. Отсюда все та же колоссальная зависимость от власти этого общественного слоя, его управляемость, высочайшая услужливость и бесхребетность. Этим людям просто некуда деваться. Власть это понимает и делает с ними, что захочет.
Мелкий буржуа страдает и от экономического господства олигархии, и от административного произвола бюрократии, и от криминального рэкета. И, что весьма важно, в отличие от рабочего, кооперированного крестьянина или интеллигента, он сталкивается с ними значительно чаще, практически повседневно.
Подлинное лицо корыстолюбивой власти ему хорошо знакомо. Поэтому в массе своей он не верит в ее желание и способность “помочь малому и среднему бизнесу”. Сегодня его единственное пожелание и требование: “Не мешайте нам!” Но при этом он уповает на то, что верховная власть в лице президента защитит от произвола, обуздает вконец распоясавшихся “бояр” и “держиморд”.
Оппозиция же притягивает его своими идеями, верностью принципам социальной справедливости. И одновременно... страшит решительностью, планами общественных перемен. Поэтому-то мелкая буржуазия по своему социально-экономическому положению постоянно колеблется между властью и оппозицией.
Нам надо бороться не с ней, а за нее. Настойчиво и терпеливо разъяснять суть происходящего. Разъяснять противоположность ее интересов интересам правящих классов. Необходимо искать технологии и приемы действий, особенно в социально-экономической сфере, там, где сконцентрированы их жизненные интересы.
Огрубленно говоря, коммунисты должны научиться быть полезными для этих людей в берущих их “за живое” вопросах. В делах трудоустройства, в вопросах защиты рабочего места, в проблемах, связанных с жильем, в деле организации медицинского обслуживания и отдыха, в вопросах образования и переквалификации. В тех случаях, когда необходима юридическая помощь и защита.
Ведь эти люди очень рациональны. Жизнь приучила их ставить на первое место личный интерес и выгоду. Так просто их не переделать. Поэтому нам самим необходимо скорректировать собственный образ действий и характер взаимоотношений с ними. Стать для этих людей своими, нужными и полезными. Только тогда мы сможем рассчитывать на их массовую и решительную поддержку. В частности — в тех же избирательных делах.
Конечно, это огромная и серьезнейшая задача. Рывком ее не осилить. Однако мы обязаны уже сегодня постепенно и с нарастающим усилием втягиваться в ее решение.
Компартия и трудящиеся XXI века
Такая работа для коммунистов тем более необходима, ибо в повестку дня уже встает и другая задача — взаимодействие с новыми группами трудящихся, рожденными современным этапом научно-технической революции. Это, в частности, “компьютерный пролетариат”. Это работники системы услуг, которая в постиндустриальном обществе вбирает в себя основную массу населения.
Например, еще в 1996 году в материалах одного из пленумов ЦК КПРФ о современном передовом общественном классе — носителе социального прогресса и выразителе общенародных интересов — говорится следующее.
Это, во-первых, производители вещественного, высокотехнологичного и наукоемкого продукта — ученые, конструкторы, технологи, управляющие, квалифицированные рабочие, в деятельности которых гармонично сочетается физический и умственный труд.
Это, во-вторых, производители невещественного, программного продукта, обеспечивающего функционирование производственных систем и социальной инфраструктуры. В деятельности этого отряда трудящихся в качестве непосредственной производительной силы выступают наука, научное знание, высокое индивидуальное развитие самого работника.
Это, в-третьих, все те, кто обеспечивает воспроизводство самого человека как субъекта труда и общественной жизни,— воспитатели, учителя, преподаватели вузов, производители услуг в сфере развивающего досуга, врачи и т.д.
Сегодня именно через их труд осуществляются главные производственные инвестиции — вложения в человека, в его развитие. Поэтому они также являются, в полном смысле слова, производительными работниками. По сути дела на наших глазах формируется новый рабочий класс — рабочий класс XXI века.
Накопленный за последние два десятилетия мировой опыт говорит о том, что социальный характер новых профессий носит во многом двойственный характер. С одной стороны, эти люди либо работают по найму, либо встроены в некие разноуровневые, часто аморфные производственные структуры, где занимают позицию все тех же наемных тружеников. Вместе с тем эти люди зачастую не вписаны ни в какие коллективы. Их труд сугубо индивидуален. Связи с работодателями прерывисты, во многом непохожи на взаимоотношения работника и хозяина еще середины прошлого века. Они обладают хорошим, но зачастую односторонним техническим образованием. Это по-своему формирует и их мировоззрение. Им чуждо стремление к широкому объединению для защиты своих профессиональных интересов.
Конечно, ход экономического развития рано или поздно вызовет к жизни процессы социализации и этого слоя наемных работников. Начнется их превращение из “класса в себе” в “класс для себя”. Однако это не значит, будто коммунистическое движение должно сидеть сложа руки и ждать, пока объективный процесс предельно облегчит работу с этими группами современного пролетариата.
Для сегодняшней России такого рода задача еще не вполне актуальна. Наша страна отброшена к началам процесса классообразования, типичного для индустриального, а не информационного общества. И, тем не менее, парадокс российской действительности состоит в том, что наряду с социальными группами, напоминающими классовую структуру начала XIX века, в стране формируется и слой трудящихся “компьютерного” типа.
Да, он пока аполитичен, пассивен к разного рода общественным делам. Часто заявляет о своей нелюбви ко всяким партиям. И, тем не менее, это уже миллионы трудящихся. Причем людей молодых, активных, энергичных, по-своему переживающих все сломы и повороты общественной жизни.
Поэтому мы обязаны изучать их нужды. Искать с ними точки соприкосновения. Мы обязаны, решая текущие проблемы, учиться привлекать к себе и эти, обращенные в будущее, группы трудящихся. И чем скорее мы этому научимся, тем б`ольшую силу приобретем, когда настанет решающий момент общественного развития.
Российский бонапартизм
И еще один кардинальный вопрос: чем чревата для России сложившаяся социально-классовая ситуация, каковы ее политические аспекты. Сегодня очевидно: правящий в России класс возник как результат симбиоза коррумпированной бюрократии, спекулятивного капитала и организованной преступности. Их союз стратегический, но конкретные условия соглашения могут различаться. Если при Ельцине он был более или менее равноправным — каждый имел свою долю украденного у народа пирога, то с приходом Путина ситуация стала меняться. Бюрократия, мобилизовав все возможности спецслужб, стремительно подмяла под себя двух других союзников.
Такого рода режимы в истории известны. Иногда их называют бонапартистскими. И это не хлесткий эпитет, а строгое научное определение. Марксизм объясняет их возникновение слабостью, взаимным обессиливанием основных классов буржуазного общества. Благодаря этому бюрократия обретает самодовлеющее значение. Где и когда ослабляется органическое экономическое единство страны, там и тогда усиливается “единство” чиновничье.
Почва для современного российского бонапартизма состоит именно в социально-классовой неразберихе. Классовая структура прежнего социалистического общества уже разрушена, а структура буржуазного общества еще не сложилась. Поэтому любое социальное движение — как “назад”, так и “вперед” — смертельно опасно для самодержавия нынешней бюрократии. Отсюда и ее стремление всячески закрепить это межеумочное положение. Все предпринимаемые путинским режимом меры по “укреплению государственности” преследуют только эту цель. Бюрократия не может допустить свободного развития страны, всячески тормозит его. Роль бюрократии реакционна даже с точки зрения буржуазного прогресса.
Впрочем, называть сегодняшний российский режим бонапартистским — большой для него комплимент. Он стоит гораздо ниже классического бонапартизма. Ведь бонапартизм — это доведенная до предела, даже до самоотрицания национальная идея, возвеличивание своей страны. Путинский режим, наоборот, старательно втаптывает ее в грязь. Бонапартизм холит и лелеет свою армию. Российский режим вгоняет ее в гроб. Бонапартизм стремится стабилизировать свою страну, выводя внутренние классовые противоречия вовне, за национальные границы, организуя внешнюю экспансию. Нынешняя власть России ввела общественный конфликт, наоборот, во внутрь страны, организовав чеченский нарыв, усугубив внутренний кризис. Бонапартизм норовит все вокруг поставить на службу своей стране. Сегодняшний компрадорский режим ставит Россию на службу кому угодно из соображений самой мизерной выгоды.
Так что называть режим Путина бонапартистским можно лишь условно — так сказать, в кавычках. Это — провал в истории, которому нет ни аналогий, ни параллелей, ни освященного историей имени.
Мирный, демократический выход из создавшегося положения был и пока есть. Это проведение всенародного референдума по четырем базовым вопросам, который предложила наша партия два года назад. Это позволило бы изменить социально-экономиче-ский курс в пользу народа и государства. Создать благоприятные условия для развития всех форм собственности и хозяйствования, возрождения России. Дать импульс позитивным процессам в обществе, в том числе — его социально-классовому структурированию. Внести в него элемент уверенности и надежности. Развить низовую самоорганизацию масс — то самое гражданское общество. Возродить “средний класс” — социальное ядро стабильности общества. Но для таких решений нужна не суета вокруг сводки текущего дня, а взвешенная, продуманная стратегия развития страны на обозримую перспективу.
