Владимир Ашкенази на страже мира
Кирилл Дальковский
Дата публикации: 19 Декабря 2003
Одновременно с фестивалем "Владимир Спиваков приглашает" в Москве состоялись
концерты Владимира Ашкенази с программой "Музыка и диктатура". Идеей проекта
Ашкенази делился в свой предыдущий приезд: сопоставить произведения,
написанные по государственному заказу, с теми, что рождались по велению
сердца. В программу, уже представленную публике Лондона, Вены, Праги,
Кельна, Нью-Йорка, вошли вокально-симфонические сочинения Прокофьева и
Шостаковича, инструментальные концерты Шостаковича и Кабалевского, а также
вокальный цикл Щедрина "Век мой, зверь мой". Наиболее любопытной частью
этого проекта стали фрагменты музыки Шостаковича и Прокофьева к фильмам,
исполнявшейся параллельно с демонстрацией кинофрагментов. И хотя Ашкенази
утверждает, что значительная часть киномузыки Шостаковича, "где нет ничего,
кроме тоники и доминанты", создана лишь для того, чтобы бросить кость
властям, на деле музыкант доказал обратное: в соединении с видеорядом эта
музыка оказывает исключительно сильное воздействие.
Таким образом, идея противопоставления "официальных" сочинений
"неофициальным" сработала неожиданным образом: сочинения Шостаковича и
Прокофьева, написанные по государственному заказу, не в меньшей степени
отражают их гений, нежели музыка, которую они писали для себя. В особенности
сказанное относится к Прокофьеву, многие шедевры которого облечены в самую
что ни на есть верноподданническую форму. Среди них и "Кантата к ХХ-летию
Октября" на слова Ленина и Сталина, и "Ода на окончание войны", и открывшая
концерт 6 декабря "Здравица" к 60-летию Сталина. Разобрать слова в
исполнении хора Юрлова, увы, не представилось возможным; думается, их было
бы интересно услышать тем, кто не ознакомился с текстом заранее:
Ой, вчера мы песни пели да гуляли.
То не русую мы косу пропивали.
То не замуж мы Аксинью выдавали -
В гости к Сталину Аксинью провожали.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Он в Москву к себе приглашает всех,
Он встречает ласково,
Говорит со всеми мудро и весело.
Программу продолжили фрагменты из фильмов "Иван Грозный", "Незабываемый
1919-й", "Падение Берлина", демонстрировавшиеся на фоне музыки Прокофьева и
Шостаковича. В отличие от саундтрека к "Ивану Грозному", киномузыка
Шостаковича не всегда воспринимается должным образом без видеоряда; однако
если что-то и может заставить зрителя сопереживать кадрам, изображающим
мифические подвиги вождя, то это именно музыка. И даже если Шостакович
сочинял ее исключительно "назло", его внутренняя цельность здесь проявилась
вполне. По крайней мере, завершившая концерт симфония "Бабий Яр", созданная
автором без госзаказа, не прозвучала явной антитезой к первому отделению.
Вялый хор с неважной дикцией мог бы полностью погубить идею Владимира
Ашкенази, если бы не солист Сергей Лейферкус. Стихи Евтушенко, напоминающие
скорее публицистику, нежели поэзию, Лейферкус преподнес так прочувствованно,
искренне и убежденно, что более совершенного исполнителя этой симфонии
трудно себе представить.
К сожалению, из-за отсутствия финансовой поддержки Ашкенази не смог включить
в программу московских концертов ни ораторию Прокофьева "На страже мира", ни
концерты Шостаковича и Кабалевского. Если каждый из вечеров спиваковского
фестиваля открывался длинным перечнем спонсоров, то Владимиру Ашкенази
помогли лишь японское телевидение и российское агентство "Турне". Однако уже
один тот концерт, о котором шла речь, показал, насколько большую роль в
успехе проекта играет идея. Когда она есть, ни один из номеров программы не
вызывает вопросов, позволяя сосредоточиться лишь на музыке; этого нельзя
сказать о проходившем в те же дни спиваковском фестивале, на концертах
которого звучало немало "случайных" произведений. До конца декабря Москва
услышит как минимум десяток заслуживающих внимания программ, тогда как в
январе нас ждет затишье. Дай Бог, чтобы конструктивные идеи помогли
организаторам нашей музыкальной жизни сделать ее в следующем году такой же
насыщенной, каким стал уходящий декабрь.
Пианист и дирижер, русский эмигрант из первой лиги нынешней мировой музыки
Владимир Ашкенази зачастил в Москву, но его теперешний визит проиграл в
напряженной декабрьской конкурентной борьбе за публику. Интеллектуалы и
эстеты в первый день тура Ашкенази отправились на Бриттена от Алексея
Гориболя (газета <Время новостей> уже рассказывала об изящном цикле),
ортодоксальная аудитория преклоняла колени перед священным квартетом им.
Бородина на священных <Декабрьских вечерах>, а светскости мероприятию не
хватило. БЗК был приятно свободен от давки.
Между тем программа, разделенная на симфоническую и камерную части, была
захватывающей. Истовая нелюбовь Ашкенази к советской власти известна, но
только в 2003 году она вылилась в концертную серию, посвященную советской
музыке. Поводом стало пятидесятилетие смерти Сталина и Прокофьева, а
причиной -- обстоятельство, что на Западе и Прокофьев, и Шостакович
воспринимаются, по мнению нынешнего руководителя оркестра Чешской филармонии
и Молодежного оркестра Евросоюза, совершенно неправильно. Поэтому сперва в
<Нью-Йорк таймс> появилась статья Ашкенази, затем он устроил в Нью-Йорке
научную конференцию на тему <Музыка и диктатура: Россия при Сталине> и
только после этого заиграл концерты под тем же названием, защищая
Шостаковича и Прокофьева от упреков в конформизме.
Таким образом, цикл из сочинений обоих авторов, написанных, как объясняет
Ашкенази, по заказу режима и вопреки режиму (<Здравица> Прокофьева, с одной
стороны, и 13-я симфония Шостаковича -- с другой), на первый взгляд скорее
адресован непросвещенному западному слушателю. Но эффект, произведенный
затеей Ашкенази здесь, был едва ли не пронзительнее.
Программа второго дня выглядела содержательно, но вполне традиционно: с
российской премьерой вокального цикла Родиона Щедрина <Век мой, зверь мой>
(включенным в программу из-за посвящения Ашкенази и напряженной темы, а
вовсе не из-за <советскости> самого композитора) соседствовала музыка
Шостаковича -- Соната для фортепиано и альта в исполнении Ашкенази и Юрия
Башмета и Сонеты Микеланджело Буонаротти.
Зато в первый вечер в просторном БЗК, где над сценой был укреплен экран,
рядом с дирижерским пультом установлен телемонитор, а свет в зале выключен,
в исполнении оркестра <Новая Россия> и капеллы им. Юрлова, смутив
нестройностью и очаровав фирменным медленным прокофьевским вступлением и
живостью последующей речи, первой прозвучала <Здравица> (1939 год, к
шестидесятилетию Сталина). Далее Владимир Ашкенази и оркестр выступали уже в
роли таперов: в сопровождении оркестра, строго следовавшего сохранившимся
кинопартитурам, в БЗК были показаны фрагменты из фильмов <Иван Грозный>
Эйзенштейна с музыкой Прокофьева, <Незабываемый 1919-й> и <Падение Берлина>
Чиаурели с музыкой Шостаковича. Живой звук со сцены прямо по ходу
представления смешивался со звуковой дорожкой фильмов. Оттуда громыхали
колокола в сцене коронации Ивана, оттуда слышались взрывы и крики роскошной
батальной сцены <Взятие красной горки> (<Незабываемый 1919-й>, о ранних
успехах будущего Генералиссимуса), оттуда же звучала речь божества,
спускающегося с неба на самолете, -- Сталина в белоснежном френче (<Падение
Берлина>). Оркестрово-хоровые массы обволакивали победительную батальность
возвышенно-пышными темами редкой убедительности и красоты, а от силы
финальной сцены <Падения Берлина>, ее дикой иконографии с густо сияющим
торжеством живого звука (в кино эти партитуры не так хорошо слышно) шел
мороз по коже. Надо полагать, овации, взорвавшие киношную тишину
непереполненного БЗК, относились не столько к исполнительским особенностям
таперов (Владимир Ашкенази прекрасно синхронизировал звучание и кадры, но
синхронизировать юрловскую капеллу хоть с чем-нибудь оказалось выше его
сил), сколько к сногсшибательной красоте и силе заказных партитур, в
сочетании с религиозной мощью, пластической выразительностью и бесстыдством
видеоряда.
Ашкенази объясняет в одной из своих статей, что, к счастью для Шостаковича,
в отличие от гонимых властью литераторов <его средством выражения было не
слово, а музыка -- единственный вид искусства, позволяющий при некоторых
хитростях эффективно высказывать собственные мысли> (судя по программе, то
же он мог бы сказать и о Прокофьеве). Мысли, которые можно было расслышать в
плавном течении киномузыки, точно так же, как в лианозовского толка
оттепельной 13-й симфонии Шостаковича с сольной партией в строгом исполнении
Сергея Лейферкуса, действительно были какие-то страшноватые. Кому-то
показалось, что это были мысли не только композиторов, но еще и самого
Ашкенази, -- причем про времена не только сталинские, но и куда более
близкие (<выразительно, особенно накануне выборов>, пронеслось по залу). А
может, это были наши собственные соображения. В любом случае лишенный
чистоты жанра, задуманный как хорошая публицистика и реализованный еще и как
нетривиальное представление проект оказался и хитрым, и эффективным.
Владимир Ашкенази завершил мировое турне в Москве
Татьяна ДАВЫДОВА
Нет, не быть Владимиру Ашкенази пророком в своем бывшем Отечестве. 40 лет
назад - до 1963 года, пока музыкант не покинул эту страну, последняя
проявляла свое "внимание" к нему ограничением свободы передвижения, да и
других свобод. Теперь же Родина не выказывает жгучего интереса к его
гастролям. Правда, тогдашняя опека все же хуже теперешнего безразличия.
Нынче, скорее всего, маэстро просто не везет. Во-первых, концерты в Большом
зале консерватории и ТКЦ Павла Слободкина, замыкающие мировой тур Владимира
Ашкенази "Музыка и диктатура" ("Прокофьев и Шостакович под Сталиным",
"Противостояние диктатуры и искусства в СССР"), чуть было не затерялись в
пестром сонме музыкальных событий декабря, своей перенасыщенностью
вынуждающего попенять организаторам всевозможных фестивалей... Во-вторых, не
нашлись солидные спонсоры, отчего Владимир Давидович выступал без гонорара,
а тур был довершен на не вполне достойном идеи уровне.
"Я хочу поведать публике о том невероятном давлении, которому подвергались
советские композиторы. Люди легко забывают или ничего не знают о том
времени. Основная цель состоит в том, чтобы напомнить людям на Западе, как
тяжело было великим композиторам жить и творить в Советском Союзе", - так
прокомментировал Ашкенази свой проект, приуроченный к 50-летию со дня смерти
Сталина и Прокофьева, скончавшихся в один день. Концерты - преимущественно с
музыкой Шостаковича и Прокофьева - с триумфом прошли в Нью-Йорке, Лондоне,
Вене, Кельне и Праге. Москва триумф "зажала".
Финалом стал вечер, в котором Владимир Ашкенази за роялем, Сергей Лейферкус,
Юрий Башмет, британский тенор Марк Такер и актриса Алла Демидова преподнесли
сочинения Шостаковича и Щедрина. Раздосадовало место действия:
культурно-политический проект общенационального значения ютился в Центре
Слободкина. А первым и основным московским событием стал перформанс в БЗК,
где звучали многонациональная "Здравица" Прокофьева, фрагменты его музыки к
фильму С.Эйзенштейна "Иван Грозный" (о замечательном вожде, "впервые
объединившем Россию"); отрывки киномузыки Шостаковича ("Падение Берлина" и
"Незабываемый 1919-й") и его 13-я симфония с "еврейским вопросом", "Бабий
Яр" (солировал эталонный Сергей Лейферкус). Киномузыка сопровождала
кинокадры на экране, где вожди - Иван Грозный и не менее грозный Иосиф -
красовались крупным планом.
В качестве хора была приглашена Капелла им. А.Юрлова, не донесшая внятного
слова, разношерстная, истошная в кульминациях и нуждающаяся в витаминах (для
повышения тонуса и работоспособности) во все остальное время; в качестве
пианиста - Сергей Мусаелян, каковой восчувствовал себя солистом в "Штурме
Красной горки", а не оркестрантом, как того желал Шостакович, мчался
неизменно вперед такта и не раз угодил мимо нот. Не заладилось и с оркестром
"Новая Россия", половину которого одесную дирижера (а медную группу - в
полном составе) должно отправить на переэкзаменовку в консерваторию или
запереть с томами "оркестровых трудностей" до получения требуемого
результата.
Публика встретила концерт прохладно, что объяснимо исполнительским
несовершенством. Но... Намедни маэстро Ашкенази рассказывал, что музыка
Шостаковича и Прокофьева - как компромиссная, так и антирежимная - на Западе
якобы не нуждалась в комментариях. Мол, советская история интересует людей
за морем, и им все понятно. Нашему человеку, оказалось, еще надо объяснять,
почему создавалась музыка к к/ф "Незабываемый 1919-й" (кто нынче скажет, чем
так уж памятен тот год?) и о чем "Бабий Яр". Пламенная речь Сталина с экрана
не вызывала бы горячие (к счастью, немногочисленные) аплодисменты в зале, а
13-я симфония Шостаковича, разве что при условии адекватного исполнения, -
зевоту. Москва - единственный российский город в турне Ашкенази - не находит
тему "Музыка и диктатура в СССР" ни щемяще-ностальгической, ни
экзотически-попсовой, ни всерьез актуальной. От известного имени, лишь собою
сделавшего сбор, ей потребен прежде всего entertainment. А напрягающий
экскурс в светлой памяти темное прошлое ей, похоже, не нужен вовсе.
