От Георгий
К И.Т.
Дата 23.12.2003 22:31:32
Рубрики Прочее; Россия-СССР; Ссылки;

"В соединении с видеорядом эта музыка оказывает исключительно сильное воздействие...." (*+)

http://www.russ.ru/culture/song/20031219_dalk-pr.html

Владимир Ашкенази на страже мира
Кирилл Дальковский

Дата публикации: 19 Декабря 2003

Одновременно с фестивалем "Владимир Спиваков приглашает" в Москве состоялись
концерты Владимира Ашкенази с программой "Музыка и диктатура". Идеей проекта
Ашкенази делился в свой предыдущий приезд: сопоставить произведения,
написанные по государственному заказу, с теми, что рождались по велению
сердца. В программу, уже представленную публике Лондона, Вены, Праги,
Кельна, Нью-Йорка, вошли вокально-симфонические сочинения Прокофьева и
Шостаковича, инструментальные концерты Шостаковича и Кабалевского, а также
вокальный цикл Щедрина "Век мой, зверь мой". Наиболее любопытной частью
этого проекта стали фрагменты музыки Шостаковича и Прокофьева к фильмам,
исполнявшейся параллельно с демонстрацией кинофрагментов. И хотя Ашкенази
утверждает, что значительная часть киномузыки Шостаковича, "где нет ничего,
кроме тоники и доминанты", создана лишь для того, чтобы бросить кость
властям, на деле музыкант доказал обратное: в соединении с видеорядом эта
музыка оказывает исключительно сильное воздействие.

Таким образом, идея противопоставления "официальных" сочинений
"неофициальным" сработала неожиданным образом: сочинения Шостаковича и
Прокофьева, написанные по государственному заказу, не в меньшей степени
отражают их гений, нежели музыка, которую они писали для себя. В особенности
сказанное относится к Прокофьеву, многие шедевры которого облечены в самую
что ни на есть верноподданническую форму. Среди них и "Кантата к ХХ-летию
Октября" на слова Ленина и Сталина, и "Ода на окончание войны", и открывшая
концерт 6 декабря "Здравица" к 60-летию Сталина. Разобрать слова в
исполнении хора Юрлова, увы, не представилось возможным; думается, их было
бы интересно услышать тем, кто не ознакомился с текстом заранее:

Ой, вчера мы песни пели да гуляли.
То не русую мы косу пропивали.
То не замуж мы Аксинью выдавали -
В гости к Сталину Аксинью провожали.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Он в Москву к себе приглашает всех,
Он встречает ласково,
Говорит со всеми мудро и весело.

Программу продолжили фрагменты из фильмов "Иван Грозный", "Незабываемый
1919-й", "Падение Берлина", демонстрировавшиеся на фоне музыки Прокофьева и
Шостаковича. В отличие от саундтрека к "Ивану Грозному", киномузыка
Шостаковича не всегда воспринимается должным образом без видеоряда; однако
если что-то и может заставить зрителя сопереживать кадрам, изображающим
мифические подвиги вождя, то это именно музыка. И даже если Шостакович
сочинял ее исключительно "назло", его внутренняя цельность здесь проявилась
вполне. По крайней мере, завершившая концерт симфония "Бабий Яр", созданная
автором без госзаказа, не прозвучала явной антитезой к первому отделению.
Вялый хор с неважной дикцией мог бы полностью погубить идею Владимира
Ашкенази, если бы не солист Сергей Лейферкус. Стихи Евтушенко, напоминающие
скорее публицистику, нежели поэзию, Лейферкус преподнес так прочувствованно,
искренне и убежденно, что более совершенного исполнителя этой симфонии
трудно себе представить.

К сожалению, из-за отсутствия финансовой поддержки Ашкенази не смог включить
в программу московских концертов ни ораторию Прокофьева "На страже мира", ни
концерты Шостаковича и Кабалевского. Если каждый из вечеров спиваковского
фестиваля открывался длинным перечнем спонсоров, то Владимиру Ашкенази
помогли лишь японское телевидение и российское агентство "Турне". Однако уже
один тот концерт, о котором шла речь, показал, насколько большую роль в
успехе проекта играет идея. Когда она есть, ни один из номеров программы не
вызывает вопросов, позволяя сосредоточиться лишь на музыке; этого нельзя
сказать о проходившем в те же дни спиваковском фестивале, на концертах
которого звучало немало "случайных" произведений. До конца декабря Москва
услышит как минимум десяток заслуживающих внимания программ, тогда как в
январе нас ждет затишье. Дай Бог, чтобы конструктивные идеи помогли
организаторам нашей музыкальной жизни сделать ее в следующем году такой же
насыщенной, каким стал уходящий декабрь.

==========
http://www.vremya.ru/2003/230/10/86765.html

Незабываемый 2003-й
Советская музыка в исполнении Владимира Ашкенази оказалась неожиданно
актуальной

----------------------------------------------------------------------------
----


Пианист и дирижер, русский эмигрант из первой лиги нынешней мировой музыки
Владимир Ашкенази зачастил в Москву, но его теперешний визит проиграл в
напряженной декабрьской конкурентной борьбе за публику. Интеллектуалы и
эстеты в первый день тура Ашкенази отправились на Бриттена от Алексея
Гориболя (газета <Время новостей> уже рассказывала об изящном цикле),
ортодоксальная аудитория преклоняла колени перед священным квартетом им.
Бородина на священных <Декабрьских вечерах>, а светскости мероприятию не
хватило. БЗК был приятно свободен от давки.

Между тем программа, разделенная на симфоническую и камерную части, была
захватывающей. Истовая нелюбовь Ашкенази к советской власти известна, но
только в 2003 году она вылилась в концертную серию, посвященную советской
музыке. Поводом стало пятидесятилетие смерти Сталина и Прокофьева, а
причиной -- обстоятельство, что на Западе и Прокофьев, и Шостакович
воспринимаются, по мнению нынешнего руководителя оркестра Чешской филармонии
и Молодежного оркестра Евросоюза, совершенно неправильно. Поэтому сперва в
<Нью-Йорк таймс> появилась статья Ашкенази, затем он устроил в Нью-Йорке
научную конференцию на тему <Музыка и диктатура: Россия при Сталине> и
только после этого заиграл концерты под тем же названием, защищая
Шостаковича и Прокофьева от упреков в конформизме.

Таким образом, цикл из сочинений обоих авторов, написанных, как объясняет
Ашкенази, по заказу режима и вопреки режиму (<Здравица> Прокофьева, с одной
стороны, и 13-я симфония Шостаковича -- с другой), на первый взгляд скорее
адресован непросвещенному западному слушателю. Но эффект, произведенный
затеей Ашкенази здесь, был едва ли не пронзительнее.

Программа второго дня выглядела содержательно, но вполне традиционно: с
российской премьерой вокального цикла Родиона Щедрина <Век мой, зверь мой>
(включенным в программу из-за посвящения Ашкенази и напряженной темы, а
вовсе не из-за <советскости> самого композитора) соседствовала музыка
Шостаковича -- Соната для фортепиано и альта в исполнении Ашкенази и Юрия
Башмета и Сонеты Микеланджело Буонаротти.

Зато в первый вечер в просторном БЗК, где над сценой был укреплен экран,
рядом с дирижерским пультом установлен телемонитор, а свет в зале выключен,
в исполнении оркестра <Новая Россия> и капеллы им. Юрлова, смутив
нестройностью и очаровав фирменным медленным прокофьевским вступлением и
живостью последующей речи, первой прозвучала <Здравица> (1939 год, к
шестидесятилетию Сталина). Далее Владимир Ашкенази и оркестр выступали уже в
роли таперов: в сопровождении оркестра, строго следовавшего сохранившимся
кинопартитурам, в БЗК были показаны фрагменты из фильмов <Иван Грозный>
Эйзенштейна с музыкой Прокофьева, <Незабываемый 1919-й> и <Падение Берлина>
Чиаурели с музыкой Шостаковича. Живой звук со сцены прямо по ходу
представления смешивался со звуковой дорожкой фильмов. Оттуда громыхали
колокола в сцене коронации Ивана, оттуда слышались взрывы и крики роскошной
батальной сцены <Взятие красной горки> (<Незабываемый 1919-й>, о ранних
успехах будущего Генералиссимуса), оттуда же звучала речь божества,
спускающегося с неба на самолете, -- Сталина в белоснежном френче (<Падение
Берлина>). Оркестрово-хоровые массы обволакивали победительную батальность
возвышенно-пышными темами редкой убедительности и красоты, а от силы
финальной сцены <Падения Берлина>, ее дикой иконографии с густо сияющим
торжеством живого звука (в кино эти партитуры не так хорошо слышно) шел
мороз по коже. Надо полагать, овации, взорвавшие киношную тишину
непереполненного БЗК, относились не столько к исполнительским особенностям
таперов (Владимир Ашкенази прекрасно синхронизировал звучание и кадры, но
синхронизировать юрловскую капеллу хоть с чем-нибудь оказалось выше его
сил), сколько к сногсшибательной красоте и силе заказных партитур, в
сочетании с религиозной мощью, пластической выразительностью и бесстыдством
видеоряда.

Ашкенази объясняет в одной из своих статей, что, к счастью для Шостаковича,
в отличие от гонимых властью литераторов <его средством выражения было не
слово, а музыка -- единственный вид искусства, позволяющий при некоторых
хитростях эффективно высказывать собственные мысли> (судя по программе, то
же он мог бы сказать и о Прокофьеве). Мысли, которые можно было расслышать в
плавном течении киномузыки, точно так же, как в лианозовского толка
оттепельной 13-й симфонии Шостаковича с сольной партией в строгом исполнении
Сергея Лейферкуса, действительно были какие-то страшноватые. Кому-то
показалось, что это были мысли не только композиторов, но еще и самого
Ашкенази, -- причем про времена не только сталинские, но и куда более
близкие (<выразительно, особенно накануне выборов>, пронеслось по залу). А
может, это были наши собственные соображения. В любом случае лишенный
чистоты жанра, задуманный как хорошая публицистика и реализованный еще и как
нетривиальное представление проект оказался и хитрым, и эффективным.

Юлия БЕДЕРОВА

=================
http://www.kultura-portal.ru/tree/cultpaper/article.jsp?number=497&crubric_i
d=100442&rubric_id=207&pub_id=500094

Противостояние

Владимир Ашкенази завершил мировое турне в Москве
Татьяна ДАВЫДОВА



Нет, не быть Владимиру Ашкенази пророком в своем бывшем Отечестве. 40 лет
назад - до 1963 года, пока музыкант не покинул эту страну, последняя
проявляла свое "внимание" к нему ограничением свободы передвижения, да и
других свобод. Теперь же Родина не выказывает жгучего интереса к его
гастролям. Правда, тогдашняя опека все же хуже теперешнего безразличия.
Нынче, скорее всего, маэстро просто не везет. Во-первых, концерты в Большом
зале консерватории и ТКЦ Павла Слободкина, замыкающие мировой тур Владимира
Ашкенази "Музыка и диктатура" ("Прокофьев и Шостакович под Сталиным",
"Противостояние диктатуры и искусства в СССР"), чуть было не затерялись в
пестром сонме музыкальных событий декабря, своей перенасыщенностью
вынуждающего попенять организаторам всевозможных фестивалей... Во-вторых, не
нашлись солидные спонсоры, отчего Владимир Давидович выступал без гонорара,
а тур был довершен на не вполне достойном идеи уровне.
"Я хочу поведать публике о том невероятном давлении, которому подвергались
советские композиторы. Люди легко забывают или ничего не знают о том
времени. Основная цель состоит в том, чтобы напомнить людям на Западе, как
тяжело было великим композиторам жить и творить в Советском Союзе", - так
прокомментировал Ашкенази свой проект, приуроченный к 50-летию со дня смерти
Сталина и Прокофьева, скончавшихся в один день. Концерты - преимущественно с
музыкой Шостаковича и Прокофьева - с триумфом прошли в Нью-Йорке, Лондоне,
Вене, Кельне и Праге. Москва триумф "зажала".
Финалом стал вечер, в котором Владимир Ашкенази за роялем, Сергей Лейферкус,
Юрий Башмет, британский тенор Марк Такер и актриса Алла Демидова преподнесли
сочинения Шостаковича и Щедрина. Раздосадовало место действия:
культурно-политический проект общенационального значения ютился в Центре
Слободкина. А первым и основным московским событием стал перформанс в БЗК,
где звучали многонациональная "Здравица" Прокофьева, фрагменты его музыки к
фильму С.Эйзенштейна "Иван Грозный" (о замечательном вожде, "впервые
объединившем Россию"); отрывки киномузыки Шостаковича ("Падение Берлина" и
"Незабываемый 1919-й") и его 13-я симфония с "еврейским вопросом", "Бабий
Яр" (солировал эталонный Сергей Лейферкус). Киномузыка сопровождала
кинокадры на экране, где вожди - Иван Грозный и не менее грозный Иосиф -
красовались крупным планом.
В качестве хора была приглашена Капелла им. А.Юрлова, не донесшая внятного
слова, разношерстная, истошная в кульминациях и нуждающаяся в витаминах (для
повышения тонуса и работоспособности) во все остальное время; в качестве
пианиста - Сергей Мусаелян, каковой восчувствовал себя солистом в "Штурме
Красной горки", а не оркестрантом, как того желал Шостакович, мчался
неизменно вперед такта и не раз угодил мимо нот. Не заладилось и с оркестром
"Новая Россия", половину которого одесную дирижера (а медную группу - в
полном составе) должно отправить на переэкзаменовку в консерваторию или
запереть с томами "оркестровых трудностей" до получения требуемого
результата.
Публика встретила концерт прохладно, что объяснимо исполнительским
несовершенством. Но... Намедни маэстро Ашкенази рассказывал, что музыка
Шостаковича и Прокофьева - как компромиссная, так и антирежимная - на Западе
якобы не нуждалась в комментариях. Мол, советская история интересует людей
за морем, и им все понятно. Нашему человеку, оказалось, еще надо объяснять,
почему создавалась музыка к к/ф "Незабываемый 1919-й" (кто нынче скажет, чем
так уж памятен тот год?) и о чем "Бабий Яр". Пламенная речь Сталина с экрана
не вызывала бы горячие (к счастью, немногочисленные) аплодисменты в зале, а
13-я симфония Шостаковича, разве что при условии адекватного исполнения, -
зевоту. Москва - единственный российский город в турне Ашкенази - не находит
тему "Музыка и диктатура в СССР" ни щемяще-ностальгической, ни
экзотически-попсовой, ни всерьез актуальной. От известного имени, лишь собою
сделавшего сбор, ей потребен прежде всего entertainment. А напрягающий
экскурс в светлой памяти темное прошлое ей, похоже, не нужен вовсе.





От Георгий
К Георгий (23.12.2003 22:31:32)
Дата 23.12.2003 22:35:45

В. Ашкенази: "Я - модифицированный русский" (*+)

http://2002.novayagazeta.ru/nomer/2002/48n/n48n-s38.shtml

Владимир АШКЕНАЗИ:
Я - МОДИФИЦИРОВАННЫЙ РУССКИЙ
Один из лучших пианистов современности наконец выступит на родине, в Москве.
Через три месяца (и тридцать девять лет)

В течение нескольких десятилетий имя Владимира Ашкенази было в первой
десятке, казалось, невосполнимых потерь русской культуры. Таких потерь, как
Ростропович, Барышников, Галич, Аксенов: Я знал о нем всю свою жизнь, в
первой ее половине даже не мечтая услышать его игру, довольствуясь лишь
пересказами редких счастливцев. А сегодня он возвращается, пусть и с
британским паспортом. Один из величайших пианистов прошлого века и, кажется,
лучший из перешагнувших в век нынешний в октябре выступит с концертом у себя
на родине. Живые глаза, мягкая, застенчивая улыбка, интересная речь: и
довольно сильный английский акцент. Советский режим украл у одной шестой
части суши талант Владимира Ашкенази, а у него самого - родной язык.

- Владимир Давидович, насколько для современного музыканта, ставшего
практически гражданином мира, важно иметь культурные корни?
- Я никогда не отказывался от русских корней и по своей воле от них
не отрывался.
- Кто вы сейчас - англичанин, русский, еврей или космополит, то есть
гражданин мира?
- Конечно, я русский. Моя мама - русская, а папа - еврей. Гражданин
мира - это слишком пафосно, для политических деклараций. А слово
<космополит> для меня до сих пор имеет другое значение: так во времена моего
детства здесь называли евреев, помните <дело врачей>? Точнее всего сказать,
что я - модифицированный русский. Пока я рос в России, учился, развивался, я
впитал все русское. А сегодня я пытаюсь сохранить из этого все самое ценное
и впитать все самое ценное на Западе, где я живу уже почти сорок лет.
- А что для вас - самое ценное?
- Пожалуй, это: я не помню по-русски: по-английски - :
- А так и будет - <толерантность>. В классическом русском языке для
этого понятия даже нет полного аналога. Ближе всего - <терпимость>.
- Ну да, вы правы: Слово <терпимость> даже звучит как-то: не очень.
Так вот, толерантность и есть самое главное, что есть в западной культуре в
отличие от русской.
- Владимир Давидович, вы вспомнили <дело врачей>, космополитизм:
Прошло уже полвека, для вас это до сих пор так чувствительно?
- Знаете, там вообще не имеют ни малейшего понятия о том, в каких
психологических условиях здесь люди жили!
Вот в один день, 5 марта 1953 года, умерли два человека: Иосиф Сталин
и Сергей Прокофьев - скоро будет полувековая дата. К этой дате я планирую
провести в Лондоне серию концертов и дискуссий. Кроме Прокофьева, мы
планируем исполнять еще произведения Шостаковича и Кабалевского. Тогда же
будем рассказывать о том, как трудно было жить и работать этим композиторам.
Недавно я прочел мемуары Вано Мурадели - был потрясен его
формулировкой: он написал, что горд, попав в ТАКУЮ компанию со своей оперой
<Великая дружба>! Вы помните то знаменитое постановление ЦК о <сумбуре
вместо музыки>? Дело в том, что Сталин в то время был крайне удивлен и
обижен, почему ведущие композиторы не пишут произведений о нем. И вот
Мурадели в своих мемуарах пишет, что тогда готовили арест Шостаковича.
Вы смотрели фильм <Падение Берлина>? Его ставил Михаил Чиаурели, там
в конце под торжественную музыку появляется Сталин, и к нему бегут народы,
его приветствуя. Можно много разного говорить про это кино, и крайне
интересен вопрос, насколько допустимо было с творческой точки зрения писать
музыку к <Падению Берлина>, но Шостакович не был арестован только благодаря
тому, что написал эту музыку.
- Владимир Давидович, очень странно от вас все это слышать: даже
сразу после отъезда вы ни разу не выступали с политическими декларациями!
Может быть, поэтому во время советской власти вокруг вашего имени всегда
присутствовала <фигура умолчания>? О вас не говорили хорошо, но и не
клеймили позором как изменника:
- А я и не был <изменником>, по крайней мере, в собственном
понимании. Меня тогда буквально выдавили из СССР! Все началось в 58-м году
после гастролей в Соединенных Штатах. Тогда полагалось, чтобы вместе с
музыкантами на все гастроли ездили сопровождающие из КГБ, мы их называли
<ангелы-хранители>. Так вот, после этих гастролей мой <ангел-хранитель> по
фамилии Волошин, не помню имени, написал про меня: репортаж. Он дословно
обвинил меня в том, что <мне понравилась Америка>. Тогда меня вызвали в
специальную комиссию Министерства культуры, прочитали этот: репортаж и
отменили мое турне по Германии. Я даже помню, как сказали: <Вы, Ашкенази,
теперь будете играть для рабочих и крестьян!>. Они это сделали <в
наказание>, вы понимаете? И очень удивились, когда я их поблагодарил и
сказал, что на зарубежных гастролях очень утомляюсь и рад, что теперь смогу
немного отдохнуть. На том заседании присутствовал некто Курпеков, секретарь
комитета комсомола консерватории. Он был, как ни странно, порядочным
человеком - вышел вместе со мной и долго меня успокаивал.
А потом произошла уж совсем фантастическая история! Дело в том, что
моя жена - исландка, она тоже училась в консерватории, мы тогда только
собирались пожениться. Так вот, меня как-то нашел этот Курпеков и сказал,
что был в одном кабинете и случайно слышал телефонный разговор, в котором
один начальник просил другого, чтобы моей будущей жене не продлевали визу!
Но бюрократия и в то время была ужасной: пока эта информация не дошла до
нужного кабинета, у нас было в запасе несколько дней. В общем, она в тот же
день пошла в МИД, визу ей продлили, и мы успели пожениться. Кстати, этот
Курпеков был на моем концерте в 89-м году, я узнал его, представил всем и
рассказал, что он для нас тогда сделал.
- А как все-таки произошел ваш отъезд?
- Когда мы поженились, мою жену заставили принять гражданство СССР. И
когда она получала новый паспорт, ей сказали: <Поздравляем вас, вы теперь -
гражданка самого свободного в мире государства!>. В это же самое время меня
не хотели выпускать на конкурс Чайковского! Впрочем, мне повезло, я выступил
и разделил на нем первое место.
Тогда знаменитый импресарио Сол Юрок смог добиться, чтобы меня
отпустили на гастроли в США. И вдруг случается карибский кризис 62-го года,
начальники боятся лишних осложнений и заняты другими проблемами. Словом, нас
выпускают, а моему <ангелу-хранителю> американцы визу не дают! В общем,
фантастическая была поездка: мы с женой были одни. Вот тогда и родилась
мысль: <А что, если:>. Но мы вернулись, неудобно было подводить людей,
которые нас выпустили. А потом у меня была поездка в Великобританию, и
представляете, уже моей жене не хотели давать визу! Я собирался отказаться
от гастролей, но начальники испугались неустойки, и ее выпустили. Впрочем, я
даже не знаю, что больше подействовало: денежный вопрос или политический -
моя жена тогда заявила, что пойдет в посольство Исландии и возьмет обратно
свое гражданство. В общем, мы все-таки поехали и уже там поняли, что больше
нас могут не выпустить. И решили остаться. Все процедуры выезда тогда были
очень унизительны, вы представляете, на каком-то комитете меня однажды
спрашивали, читал ли я <...Ивана Денисовича>!
- А вы читали?
- Нет, но только потому, что просто не смог достать, хотя очень
хотел. <Один день Ивана Денисовича> я потом нашел в Великобритании, на
английском языке.
- Говорят, вы впервые встретились с Солженицыным только в этот приезд
в Россию, это правда?
- Да, причем именно сегодня. Дело в том, что он всегда был моим
кумиром, но встретиться не получалось. Недавно я познакомился с его сыном
Игнатом, вы же знаете, он очень приличный пианист. Так вот, Игнат
договорился с отцом о нашей встрече.
- И о чем вы говорили с Александром Исаевичем?
- Вы знаете: это была частная беседа, я не хотел бы ее пересказывать.
- Извините. Тогда давайте вернемся к вашему отъезду и первым годам на
Западе.
- Я тогда не стал делать никаких заявлений и не отказался от
советского гражданства. Я оставил советский паспорт и на каждую поездку из
Великобритании в другую страну получал визы. А в Союзе не знали, к какой
категории меня отнести: вроде бы и не предатель, но не возвращается.
Гражданство я поменял только через много лет, чтобы удобнее было ездить по
миру.
- А в октябре вы впервые будете играть в Москве после 63-го года?
- Да: Я уже приезжал сюда в 1989-м, но тогда я только дирижировал, а
в этот раз буду, кроме того, и играть.
- Своих родителей за эти годы вы видели?
- Да. Видимо, <за мое хорошее поведение> в середине 70-х родителям
разрешили выехать ко мне в гости.
- Ваш отец Давид Ашкенази тоже много лет был одним из самых известных
пианистов в СССР. У него после вашего отъезда появились сложности?
- Как ни удивительно, никаких особых проблем не было. Ему только
запретили играть на правительственных приемах, и все. Вот, правда, сестру
Лену не приняли в консерваторию, хотя она играла очень прилично, но им
хватило одного <перебежчика>. А в <Гнесинку>, оказалось, можно, ведь ничего
политического я не заявлял.
- Ваш сын знает русский?
- Нет. Совсем нет.
- Так что же, все эти годы вы были лишены родного языка?
- По-русски я читал. Я понимаю, почему вы спрашиваете, у меня сейчас
интонации английские, да?
- Ну немного. А какой язык у вас сегодня <рабочий> в оркестре чешской
филармонии?
- Когда мы знакомились с оркестром, я их спросил, какой они
предпочитают, и добавил шепотом: <По-русски, может быть, не стоит?>. Они
посмеялись, и теперь рабочие у нас - английский и немецкий, по-русски мы
часто говорим в перерывах.
- Знаменитый рок-пианист и композитор Рик Уэйкман сказал мне, что
именно концерт Владимира Ашкенази, слышанный в детстве, призвал его в
музыку. Как вы к этому относитесь?
- Мне очень приятно, но я его не знаю. Я вообще никого не знаю из
этой музыки.
- А где граница между <музыками>? Что - культура, а что -
масс-культура?
- Не знаю, я много думаю, и пока нет ответа. Границы, наверное, тоже
нет.
- Владимир Давидович, Михаил Барышников вообще ни разу не приезжал в
Россию, а Ростропович очень активно участвует в нашей общественной жизни.
Вам не поступало предложений куда-нибудь вступить и в чем-нибудь
поучаствовать?
- Нет, никаких предложений не было. Дело в том, что для Славы это
состояние органично и естественно. Славу из страны впрямую выгнали, и он
стал общественной фигурой уже тогда, вот все и продолжается.
- Вы сегодня следите за тем, что происходит в мире?
- Сейчас слежу, но очень выборочно. Интересует многое, не знаю, как
объяснить: Я слежу, куда идет мир и почему. Меня интересуют причины. Это
относится к нашему существованию на планете, почему мы такие, почему системы
разные.
- И почему же мы, русские, такие? Почему никак не становимся частью
европейской цивилизации, почему замкнуты в самих себе, как японцы до
позапрошлого века?
- Это очень долгий и серьезный разговор. Камни, холод, пространство.
При этом очень легко было добывать пищу, не так, как, скажем, викингам. Но
окончательного ответа у меня и здесь нет.
- Владимир Давидович, скажите, когда у пианиста работают руки,
насколько включена его голова?
- У меня, надеюсь, всегда. Хотя это шутка, как и ваш вопрос.
Объяснить этот процесс в принципе невозможно. Если бы я знал ответ, я был бы
самым гениальным артистом: или наоборот?..

Беседовал Сергей МИРОВ
08.07.2002





От Георгий
К Георгий (23.12.2003 22:35:45)
Дата 23.12.2003 22:52:00

Нет, все-таки на место этих людей я стать не могу... противно


В моих последних сообщениях я пытался стать на чье-то место. Но вот
сталкиваешься с реальностью - и понимаешь: невозможно.
Мерзко. Наверное, потому что я НЕ МОДИФИЦИРОВАННЫЙ РУССКИЙ.


> Советский режим украл у одной шестой части суши талант Владимира Ашкенази,
а у него самого - родной язык.

Бог мой! Каждый, кто хотел, сохранял язык достаточно успешно. А в том, что
сын Герцена не говорил по-русски, был повинен, стало быть, царский режим?

>А сегодня я пытаюсь сохранить из этого все самое ценное и впитать все самое
ценное на Западе, где я живу уже почти сорок лет.
> - А что для вас - самое ценное?
> - Пожалуй, это: я не помню по-русски: по-английски - tolerance.
> - А так и будет - <толерантность>. В классическом русском языке для
этого понятия даже нет полного аналога. Ближе всего - <терпимость>.
> - Ну да, вы правы: Слово <терпимость> даже звучит как-то: не очень.
Так вот, толерантность и есть самое главное, что есть в западной культуре в
отличие от русской.

Надоело про эту "толератность" постоянно слышать. Вот США как раз ее очень
демонстрируют. А как Запад в целом в этом отношении - так это на Лефт.ру.

> Вы помните то знаменитое постановление ЦК о <сумбуре вместо
музыки>? Дело в том, что Сталин в то время был крайне удивлен и обижен,
почему ведущие композиторы не пишут произведений о нем.

Оказывается, все дело в том, что о Сталине не писали? %-)))

> интересен вопрос, насколько допустимо было с творческой точки зрения
писать музыку к <Падению Берлина>, но Шостакович не был арестован только
благодаря тому, что написал эту музыку.

Мда... А вот Мандельштама не спасла даже ода Сталину. Кстати, Георгий
Свиридов од Сталину не писал.

>Так вот, после этих гастролей мой <ангел-хранитель> по фамилии Волошин, не
помню имени, написал про меня: репортаж. Он дословно обвинил меня в том, что
<мне понравилась Америка>. Тогда меня вызвали в специальную комиссию
Министерства культуры, прочитали этот: репортаж и отменили мое турне по
Германии. Я даже помню, как сказали: <Вы, Ашкенази, теперь будете играть для
рабочих и крестьян!>. Они это сделали <в наказание>, вы понимаете? И очень
удивились, когда я их поблагодарил и сказал, что на зарубежных гастролях
очень утомляюсь и рад, что теперь смогу немного отдохнуть.

Этот же самый анекдот насчет "невыезда" слышал про Ростроповича. Бродячий
сюжет, что и говорить...

> Недавно я познакомился с его сыном Игнатом [Солженицыным], вы же
знаете, он очень приличный пианист.

Слышал (в Пятом концерте Бетховена). Не очень. В отличие от самого Ашкенази.
%-)))

> - Ну немного. А какой язык у вас сегодня <рабочий> в оркестре
чешской филармонии?
> - Когда мы знакомились с оркестром, я их спросил, какой они
предпочитают, и добавил шепотом: <По-русски, может быть, не стоит?>. Они
посмеялись, и теперь рабочие у нас - английский и немецкий, по-русски мы
часто говорим в перерывах.

Как противно...

> - И почему же мы, русские, такие? Почему никак не становимся частью
европейской цивилизации, почему замкнуты в самих себе, как японцы до
позапрошлого века?
> - Это очень долгий и серьезный разговор. Камни, холод,
пространство. При этом очень легко было добывать пищу, не так, как, скажем,
викингам. Но окончательного ответа у меня и здесь нет.

Глубокомысленно, что и говорить. Особенно про легкость добывания пищи...

================
Кстати, когда Ашкенази где-то объясняет, что когда он, мол, уехал на Запад,
то Шостаковича считали этаким официальным композитором, не стоящим внимания,
и что в значительной степени он, Ашкенази, объяснил "людям с иным
менталитетом" истинное значение Шостаковича - естественно, убедив их в том,
что Шостакович, мол, насквозь антисоветский , маскировался...
Я, со своей стороны, знаю, что и Леопольд Стоковский, и Леонард Бернстайн
(не последние, скажем так, люди в музыкальном мире) очень хорошо отзывались
и о Шостаковиче, и о русской музыке (в т. ч. советского периода) в целом
(см. например книгу Стоковского "Музыка для всех нас", написанную в 1950-е
гг.).
Так что не знаю, с кем он там общался... %-))))






От concord
К Георгий (23.12.2003 22:52:00)
Дата 26.12.2003 18:57:32

Какой контраст с Рихтером

которому много раз предлагали остаться в Америке. Но Рихтер говорил, что для него лучше играть на разбитом рояле в сельском доме культуры, чем в Америке, которую он ненавидел и считал, что страшнее Америки на свете ничего не бывает. А ведь Рихтер был отнюдь не просоветски настроенный.

От Товарищ Рю
К concord (26.12.2003 18:57:32)
Дата 28.12.2003 14:35:16

Что ж, вполне логично :-)

>Но Рихтер говорил, что для него лучше играть на разбитом рояле в сельском доме культуры, чем в Америке, которую он ненавидел и считал, что страшнее Америки на свете ничего не бывает. А ведь Рихтер был отнюдь не просоветски настроенный.

Довольно многие - и я, скромный, в том числе :-) - не горели и не горят желанием перебираться в Америку, отрицая при этом СССР. Просто потому, что, к счастью, существует масса прочих, неамбициозных (и потому приятных для жизни) обществ - от Чехии до Новой Зеландии. Но тут есть нюанс - Америка лучше, чем СССР, исполняет функция мирового жендарма. А кто в здравом уме скажет, что полиция не нужна, особенно, когда бомжи за каждым углом?