В 1990-е годы успокоили людей утопией: фермер накормит народ («как в Америке»). В 1994 году Институт экономики РАН выпустил книгу, где сказано: «В основу преобразования сложившихся в плановой экономике земельных отношений положена фермерская стратегия». И что? Сейчас фермеры занимают 25% посевных площадей, а производят 10% валовой продукции всего сельского хозяйства. Продуктивность земли у придушенных бывших колхозов почти вдвое выше, чем у фермеров, а в прессе читаем (6 марта 2016): «Минсельхоз России назвал фермерство настоящим и будущим страны». Министр заявил в эфире НТВ: «Мы делаем ставку на фермерское движение. И я считаю, что это настоящее и будущее АПК России. И мы видим, как фермерские хозяйства, семейные фермы во многом как раз этот рост и обеспечивают. Фермеры дают 10% от товарной продукции. Это только начало». Чиновники, похоже, намекают, что российские фермеры вот-вот будут похожи на западных фермеров, их дети будут учиться в колледжах, а сами они будут оснащены генномодифицированными семенами, инфраструктурой, энергией и, особенно, тракторами. Политики, академики и большинство населения даже не задумались, почему, по данным переписи 2006 года, из имеющихся фермерских хозяйств сельскохозяйственную деятельность осуществляли в 2006 году только 124,7 тыс. А 107 тыс. фермеров относились к категории «прекративших сельскохозяйственную деятельность». Еще 21,4 тыс. хозяйств считались «приостановившими сельскохозяйственную деятельность». Выходит, половина фермеров, получив землю, хозяйства на ней не ведут! Не задумались: почему колхозы и совхозы обходились 11 тракторами на 1000 га пашни, в то время норма для фермеров в Европе 10 раз больше – 110-120 тракторов (а в ФРГ – более 200 тракторов)? Никто не подсчитал, во сколько обошлась бы в России замена колхозов и совхозов фермерами в полном масштабе. Удивляются, что обеспечение их тракторами обошлось бы в 2008 г. в 1,3 трлн долл. Расчет таков: на 134 млн га пашни (как до реформы) для фермеров надо было бы купить 16 млн тракторов. В 2008 г. средняя цена трактора в России составляла, по данным Росстата, 2018 тыс. руб. или 84 тыс. долл. Значит, для приобретения нужного количества тракторов потребовалось бы около 1300 млрд долл. Для СНГ это было бы 2,5 триллиона долларов. Вот цена «входного билета» в сельское хозяйство западного типа для России. И ведь трактор – это лишь часть всего оборудования фермы! И ведь в 1991 г. вышла книга о сельском хозяйстве США, где сказано: «Концентрация капитала на крупных фермах, более эффективное использование его и, следовательно, земельных угодий, создание кооперированных объединений и компаний ускорило разорение мелких фермерских хозяйств... В 50-е годы разорилось около 1,5 млн. фермерских хозяйств, в 60-е годы … число ферм уменьшилось более чем на 1 млн. Еще около полумиллиона ферм исчезло в середине 70-х годов... С 1983 г. процесс разорения стал набирать новые обороты. С 1983 по 1987 г. в США исчезло еще почти 200 тыс. фермерских хозяйств... Несомненно, выживут крупнейшие и очень мелкие фермы (у которых прибыль большей частью получена за счет нефермерской деятельности» [209]. Чиновники могут рассказывать мифы потому, что публика погружена в невежество. Она не знает, что у нас было 30 лет назад, в каком состоянии сегодня деревня, сколько в России тракторов, коров и т.д. Данные публикуются, но их не читают. *** Большое поле, чтобы сеять невежество – экология. Она была новым предметом и для кое-кого перспективным поприщем – и в журналистике и политике. Диапазон мракобесия был очень широкий. Есть примеры почти безобидные, а есть целые пропагандистские акции в национальном масштабе. Вот, например, статья демографа с таким утверждением: «С какими же заболеваниями связано присутствие в воде различных химических элементов? Если в воде имеется какая-либо концентрация солей, она представляет собой полимер. Незримая опасность такой воды заключается в том, что она обладает способностью полимеризовать в организме человека все другие компоненты биологических жидкостей. И тогда получается не просто полимерная, а многополимерная вода. … В целом вода содержит 13 тыс. потенциальных токсичных химикатов» [203]. И это – в академическом журнале! Был создан устойчивый стереотип отрицания «вмешательства в природу», на чем строилось множество идеологических программ. Отвергался не конкретный технический проект, а именно сама идея «преобразования природы». Например, само слово «водохранилище» приобрело зловещий, антигуманный оттенок. Экономист Н.П. Шмелев, депутат Верховного Совета СССР, ответственный работник ЦК КПСС, позже академик РАН, писал в важной книге: «Рукотворные моря, возникшие на месте прежних поселений, полей и пастбищ, поглотили миллионы гектаров плодороднейших земель» [185, с. 140]. Восприятие этого утверждения – продукт невежества. Водохранилища не «поглотили миллионы гектаров плодороднейших земель», а позволили оросить 7 млн га засушливых земель и сделали их плодородной пашней. При строительстве водохранилищ в СССР было затоплено 0,8 млн га пашни из имевшихся 227 млн га – 0,35% всей пашни. Отставание России от мирового уровня в использовании водохозяйственного потенциала было колоссально, но общество легко поверило, что водное хозяйство приобрело у нас безумные масштабы – ну как не поверить слову ученых! Когда велась кампания против водохранилищ, в США было 702 больших водохранилища, а в России 104. Больших плотин (высотой более 15 м) было в 2000 г. в Китае 24 119, в США 6 389, в Канаде 820, в Турции 427 и в России 62 [195]. Как легко оказалось внедрить в сознание ненависть к ГЭС. Казалось бы, значение ГЭС должно было быть для каждого очевидно – за их счет существенно снижается цена электроэнергии в России. Так, в 2008 г. Усть-Илимская, Братская и Иркутская ГЭС поставляли на рынок электроэнергию по цене 1,45 коп./кВт-час! Это в 30 раз дешевле, чем электрическая энергия близлежащих тепловых станций той же компании «Иркутскэнерго» [187]. Полезно было бы сегодня в учебных целях поднять материалы хотя бы по двум большим психозам, созданным в общественном сознании в начале реформ – нитратном и сероводородном. Тогда многие видные «деятели науки и культуры» сделали кучу нелепых, противоречащих и знанию, и логике, и здравому смыслу заявлений. Это – важный феномен нашей новейшей истории, нельзя его обходить вниманием. «Литературная газета» писала: «Что будет, если, не дай Бог, у черноморских берегов случится новое землетрясение? Вновь морские пожары? Или одна вспышка, один грандиозный факел? Сероводород горюч и ядовит... в небе окажутся сотни тысяч тонн серной кислоты». И читатели, а это в основном образованные люди, эту чушь принимали. Максимальная концентрация сероводорода в воде Черного моря составляет 13 мг в литре, что в 1000 раз меньше, чем необходимо, чтобы он мог выделиться из воды в виде газа. В тысячу раз! Группа океанологов смогла только в «Журнале Всесоюзного химического общества» (№ 4, 1990) изложить «сероводородную проблему» Черного моря и представить ее как симптом глубокого кризиса рациональности. Они писали: «Работая во взаимодействии с выдающимися зарубежными исследователями, восемь поколений отечественных ученых накопили огромные знания о сероводородной зоне Черного моря. И все эти знания, накопленные за столетие, оказались невостребованными, ненужными. В самое ответственное время они были подменены мифотворчеством. Эта подмена – не просто очередное свидетельство кризиса в социальной сфере, к которой принадлежит наука. В силу ряда особенностей это, по нашему мнению, является ярким индикатором социальной катастрофы. Особенности заключаются в том, что на всех уровнях надежное количественное знание об очень конкретном, однозначно измеренном объекте, относительно которого в мировом научном сообществе нет разногласия по существу, подменено опасным по своим последствиям мифом. Это знание легко контролируется с помощью таких общедоступных измерительных средств, как канат и боцманский нос. Информацию о нем легко получить в течение десятка минут обычными информационными каналами или телефонным звонком в любой институт океанологического профиля АН СССР, Гидрометеослужбы или Министерства рыбного хозяйства. И если в отношении такого, вполне определенного знания оказалась возможной подмена мифами, то мы должны ожидать ее обязательно в таких областях противоречивого и неоднозначного знания, как экономика и политика. Множество кризисов, в которые погружается наше общество, представляет собой болото искусственного происхождения. Утонуть в нем можно только лежа. Дать топографию болота кризиса на нашем участке, показать наличие горизонта, подняв человека с брюха на ноги, – цель настоящего обзора» [318 Айзатулин Т.А., Фащук Д.Я. и Леонов А.В. // «Журнал Всесоюзного химического общества». 1990, № 4.]. Похоже, что интеллигенты действительно забыли, что такое сероводород или нитраты.