Перевод книги Маурицио Блонде об антиглобалистах (глава 4 Молекулярная война)
5. МОЛЕКУЛЯРНАЯ ВОЙНА
«Молекулярная гражданская война начинается незаметно. В парке накапливаются шприцы и битые бутылки. На стенах появляются монотонные граффити, единственное послание которых – аутизм: они возглашают «я», которое уже не существует. В классе разрушаются скамейки… Проколотые шины, сломанные общественные телефоны, подожженные автомобили. Эти спонтанные действия дают отдушину ярости, которая еще не тронута, ненависти к тому, что работает, ненависти, которая формирует нерастворимую амальгаму вместе с ненавистью к самому себе. И молодежь является авангардом гражданской войны». Так писал Ганс Магнус Энценсбергер, немецкий философ-неомарксист, в 1995 в очерке, озаглавленном «Перспектива гражданской войны» (Эйнауди). Нельзя сказать, что признаки универсального молодежного бунта, предварительные симптомы разрушительного пробуждения Пятого Сословия, не указывались заранее.
Также и нам в Италии явление, указанное Энценсбергером – кипящая деструктивная ярость – видно годами. Летом 1995 в Римини тысячи юношей сражались в абсурдном бунте из-за ничтожных дискотечных причин. Массовое хулиганство тиффози становится все более насильственным и устрашающим, но тревогу поднимают мало: кончилось тем, что вандализм и преступления против личности на стадионе стали считать социально приемлемыми. Есть оккупированные школы, и оккупация все чаще заканчивается разрушением скамеек и подпаливанием распятий. Регистрируются отдельные случаи хулиганства против иммигрантов, избиваемых молодежными бандами; самоубийственное поведение по глупости вырастает вокруг темных событий, самих по себе разрушительных, на дискотеках; ежегодно сотни двадцатилетних, мертвых из-за превышения скорости под воздействием возбуждающих средств; коллапсы от алкоголя и экстази, и это тоже кажется неизбежной ценой, с которой тоже надо смирится (вы же не хотите отнять у молодежи дискотеки).
Прохожий, который искал общественный телефон, все чаще находил его испорченным и нарочно сломанным, несомненно, каким-то малолетним хулиганом, не понимающим, что общественный телефон завтра, быть может, понадобится и ему. Но импульсивная непредусмотрительность, неспособность действовать с учетом будущего, это неизбежные характеристики – помимо дикости – «молодости».
Внимательный глаз должен был бы встревожиться еще более надписями на стенах, которые начали появляться уже не первый год. В отличие от надписей молодежных протестов в 1968 и 1977, это уже не идеологические лозунги или артикулированные угрозы (как незабвенные «Ударить одного, чтобы научить сотню» или «Адзет 36 / Фашист, где ты»), подсказанные предлогом политической ненависти. Граффити – нечленораздельные указы, и это пугает. Написанные загадочными письменами, язвительными, не расшифровываемыми, но пропитанные несомненной формой сатанизма, который не рискуют оформлять в фразы, даже в самых грубых из лозунгов. Чаще всего они выражают (если можно говорить о «выражении») американизированные звукоподражания, «Зум», «Гун», «Бум» и схожие с ними: фонемы, до-речевые вопли, хотя и аккуратно раскрашенные и графически претенциозные. Часто, если удается дешифровать новые граффити, видно, что они провозглашают имя, или, точнее, кличку, «подпись» тех, кто их написал. На стенах нашей периферии они таковы, словно слабые и отчаявшиеся существа, вышедшие из подземелий, кричат «Я есть», «Я тоже есть», «Я, я»: но у их отчаяния недостаточно «я», чтобы мочь сказать что-то еще. «Они провозглашают «я», которое не существует», говорит Енценсбергер. Граффити – сигналы существования человеческих существ, уменьшившихся до призраков. Несомненный сигнал, что Пятое Сословие выходит из своей исторической тьмы и наводняет места цивилизованного света, публичного пространства.
Что авторы вандализма и граффити «молодые», и что «молодежь», как социологическая категория, сегодня по большей части идентифицируется с Пятым Сословием, это антропологическая истина. Молодежь – Пятое Сословие по природе, по крайней мере, временно: ее «я» еще не сформировано, не цельно, не способно даже выразить себя, и ее жизни находятся в состоянии продолжительной маргинальности, без функций и ответственности. Оккупанты школ, кажущиеся столь рассудительными в их требованиях, ради которых они «оккупируют» (школьная реформа, лучшие преподаватели, даже отопление в классах), потом оказываются теми же, кто ломает и поджигает классы, делая их непригодными. Есть очевидный разрыв между тем, что они заявляют, и тем, что они делают; между «разумностью» требований и иррационализмом действий. Это один из сигналов отсутствия у «молодежи» так называемого «я».
«Молодежь имеет смелость других идей», известное изречение Эннио Флайано, не есть un mot d`espirit (слово духа), но снова антропологическая истина. Бесполезно делать зондажи, опрашивая молодых о ее «идеях». Идеи и личные убеждения – продукт жизненного опыта, плод зрелости, а молодые – по причине возраста – не имеют ни того, ни другого. То, что они выражают, когда их опрашивают эксперты при зондажах – как «молодежь», как категорию – это не их идеи, а лохмотья изложений, лозунгов или идеологии предшествующего поколения. Часто патетически вне контекста, точно как портрет Че Гевары, которые школьники 90-х несут, когда выходят на улицы, требуя «школьной реформы». Естественно, сложная проблема образования в обществе, которое должно быть постиндустриальным, не может вполне использовать устремления главы (провалившейся) коммунистической революции в Боливии. Но мотивации, как символы этой молодежи, это простые предлоги. По правде – или лучше спонтанно – в них остается разрушительная, и, прежде всего, саморазрушительная, агрессивность, готовая обрушиться на любой объект. То, что выражает тенниска с портретом Че – это слабое желание бунта против реальности, мятежа против «существующего положения вещей»: это является одновременно эстетизирующим и психоаналитическим импульсом. «Существующее положение вещей» становится мишенью тех, кто недоволен собой, кто чувствует себя неадекватным. Это прирожденный рефлекс Пятого Сословия по отношению к «нормальному» обществу, в котором, хорошо или плохо, действуют норма и форма. Желание гражданской войны без цели и будущего.
«Молекулярная» гражданская война, о которой говорит Энценсбергер, - это мелкий повседневный вандализм против техники, доверенной публике, молодежное накопление в парках шприцев и битых бутылок, пачканье стен, желание жить среди куч мусора и запаха собственной мочи у молодежи в «Социальных Центрах» и на праздниках рейва – само по себе является достаточно серьезным психиатрическим симптомом: пациенты старых психиатрических клиник демонстрировали такое же ущербное, во вред себе, поведение в отношение окружающей обстановки (ели пуговицы своей одежды, пачкали стены своими экскрементами, ломали стулья), из-за неспособности держаться в «форме», нигилистического сладострастия «позволить себе» (душевная болезнь – сладострастное освобождение от ответственности и «формы»). В категории, называемой молодежью, такое поведение свидетельствует об обострении болезни, которую другой философ, Ортега-и-Гассет, указал как «вертикальное вторжение варваров».
«Варвары», о которых он говорил – это молодые. В современных государствах, сильно структурированных в «форму», варвары – по крайней мере, до глобализации – не приходили извне, из степей по ту сторону границы. Давно уже не происходят (времена меняются) «горизонтальные» вторжения варваров. Однако даже «формованные» общества постоянно подвергаются нашествию варваров изнутри. Каждое новое поколение является таким «вертикальным» вторжением; наши дети – варвары в колыбелях, и общество должно предпринимать постоянные усилия для того, чтобы цивилизовать их, приспособить к своим обычаям, своим законам, своей «форме». Вот что такое воспитание: обучить молодежь цивилизации. И это не было задачей одной только школы: передача опыта отцов, выработанной предшествующими поколениями культуры, исправленных ошибок, тяжкого труда поиска истины и справедливости дедами, ставшего идеями, интеллектуальным и моральным наследством, приобретенной мудрости: всего того, что называется «традицией». Традиция, т.е. «передача» молодым поколениям того, чему научились (за свой счет, ценой своей крови) старшие поколения. Традиция была тем процессом, с помощью которого общество цивилизовало своих вертикальных варваров.
В наше время трагически разорвана эта непрерывность, молекулярный, ежедневный цивилизующий процесс. И не случайно, а по программе: сегодняшняя культура считается «прогрессистской» и потому отказывается передавать традицию. Быть «прогрессистским» в сегодняшней культуре означает вот что: быть нарушителем в отношении наследия и мудрости прошлого, отбросить традицию, как бесполезный вес при прыжке в будущее; полностью рассеять ее.
Но таким образом трансгрессивное общество позволяет молодежи расти среди нас варварами, не цивилизуя их. И варвары становятся нецивилизованными взрослыми, приобретают силу и власть без понимания глубоких мотивов цивилизации; каждое новое поколение должно начинать с нуля, вновь обретая за свой счет (ценой крови) запас мудрости, который сэкономил бы ей труд и кровь. Это начинание с нуля, повторение тех же ошибок и того же опыта на собственной шкуре поколением за поколением, противоположно прогрессу. Можно сказать, что «прогрессизм» имеет такой результат: он больше не передает прогресс.
Действительно, наши юноши живут в сложнейшей технической и юридической цивилизации, в которой они рождены, как дикарь, живущий в первозданном лесу. Как охотники-собиратели Палеолита, они имеют и приобретают технические изделия (телефоны, автомашины, напитки в банках) так, словно они растут на деревьях, словно они «природные»: т.е. даны однажды и навсегда, без усилия и ответственности человека. Они ломают автомобили, телефоны, стадионы, и, в общем, рамки законности, с бездумной безответственностью, из-за которой игнорируют, что плоды цивилизации нуждаются в постоянном поддержании и заботе. Варвар, выросший среди нас, убежден, что аспирин, избавляющий его от боли, компьютер, на котором он играет, ядерная физика и представительная демократия «уже здесь», словно фрукт первозданного леса, а не как блага, которые изобретены, ремонтируются и совершенствуются. Он бежит от всякого знания, что цивилизация в целом является артефактом, который теряется без поддержания, и который портится, если и сам он не заботится о нем.
Но особенно важно отметить, что молодые, будучи нецивилизованными варварами, уважают регрессивные действия и моды, мечтают о примитивных решениях, далеких от высот современной сложности (и навязывают их). Неомодернистские дикари, они предаются всем видам cargo cult: обожание глобального Интернета сочетается в них с самым неопределенным и ядовитым антиглобализмом; примитивизм сочетается с пароксизмом культа сотового телефона; жадность к артефактам типа Кока и Нутелла – с бредом о «нетронутой природе» и причудами экологизма; самый твердый буржуазный эгоизм, жадность к благосостоянию индустриальной цивилизации – с морализаторским хныканьем о «справедливости» и «Третьем Мире»; насилие – с «пацифизмом». Сущность cargo cult – желание материальных благ цивилизации без понимания неизбежных следствий.
Один из наиболее опасных эффектов этого регрессивного повторения молодежи – первоочередное использование насилия – что свойственно примитивным. Прямое действие, как говорит идеология анархистов, не случайно взорвавшаяся с развращающей силой среди молодых антиглобалистов. То, что их насилие прекрасно мирится с их заявляемым «пацифизмом», «никогда больше война», отказом от воинской службы и сатанизацией военного, униформы и армии, является другим симптомом – и не меньшим – их незнания цивилизации. Отношение между войной и насилием – одно из наиболее сложных, относительно которого нецивилизованному очень легко запутаться.
Молодой неоварвар убежден, что «мир» (тот, в котором он, на свое счастье, родился и вырос) является «естественным» состоянием общества, а война – «неестественна». На деле естественное состояние совместной жизни – насилие, произвол, убийство. Поэтому в течение тысячелетий вырабатывались нормы (в том числе внутренние: воинская честь, которая останавливает убийство женщин и детей, пленных и безоружных), чтобы канализировать насилие, сократить его до extrema ratio (до минимума). Вся цивилизация есть усилие уменьшить насилие до этого extrema ratio. А «война» является институтом, трагическим артефактом, чтобы избежать того, что насилие превратится в убийство без разбора, чистый произвол вооруженных над безоружными. Военная этика, униформа, усилие не низводить солдата до убийцы, даже сила вооружений под четким и ответственным командованием, являются некоторыми из сложных правил этого сложного артефакта. Правила очень хрупкие, трудные для исполнения, но тем более достойные культивирования, чтобы не превратить мир в бесконечную психиатрическую клинику.
Новые варвары, Пятое Сословие, скваттеры, которые видят себя протагонистами будущего, ничего не знают об этом тысячелетнем усилии. Для них мир – не трудный продукт договоров, уголовных кодексов, этических правил чести и аккуратных балансов военных сил. Они отказываются допускать, что хорошая армия предотвращает больше войн, чем создает; они, варвары, верят, что достаточно отменить армии, чтобы сделался «мир», который является естественным стремлением всех людей (но особенно Каина, который сказал бы, что «естественное стремление всех людей» – произвол). Так и получается, что Карло Джулиани, пацифист и отказник от военной службы, стремился раскроить голову карабинеру, и был им убит выстрелом из пистолета. Он полагал, что карабинер в опасности не станет стрелять, потому что его, карабинера, «правила» (которые Карло Джулиани презирал) это ему запрещали. Бедный Джулиани узнал, таким образом, поздно и на своей шкуре, как насилие срывает хрупкие, трудные правила «войны». Жертва своего «естественного устремления» и того, что не был цивилизован.
В осажденном Сараево сербские (по мнению автора – прим. перев.) снайперы, которые три года прицельно стреляли в женщин и детей, все были моложе 20 лет: лишь в таком варварском возрасте убивают не задумываясь и с удовольствием. Чаще всего именно футбольные хулиганы, болельщики «Динамо Красная Звезда», были задействованы в убийствах, вооруженные карабинами с оптическим прицелом из сербских арсеналов. К удивлению, никто из них не хотел войны: они хотели только спокойно убивать женщин и детей, с разрешения сербской нации. Когда НАТО повело войну против хулиганов и их хулиганского государства, отряды пацифистов и «строителей мира» вышли на площадь «против войны», в защиту права снайперов убивать спокойно. (Типичная трактовка событий в СМИ стран НАТО в рамках демонизации сербов – см. К.Г. Мяло, «Россия и последние войны ХХ века. Прим. перев.) Есть опасность, что и наши молодые «пацифисты» быстро найдут тех, кто даст им винтовки с оптическим прицелом и автоматы.
Я уже говорил, но повторяю снова: понять молодых означает, прежде всего, не строить в отношении них иллюзий. Не считать их взрослыми и цивилизованными, исповедующими законные идеи, имеющими собственную «личность». Прежде всего, надо понять, что, как в Пятом Сословии (среди парий, маргиналов и слабоумных), так и в подростке «личность» летуча, потому что только начинается. Подросток не имеет собственного «я» и не желает его.
Специалисты по рекламе, демагоги, поклонники тоталитаризма знают, как использовать в своих интересах импульсивный стадный дух молодежи. И как его возбуждать. Здесь рождается тревожная загадка: откуда они идут, кто их создает и доминирует над ними, этими «коллективными атмосферами», которым подчиняется молодежь (и Пятое Сословие)? Святой Павел намекал на демоническую сферу, которую назвал «силы из воздуха»: воздух в древние времена был символом именно изменчивых психических состояний. Сатанические силы из воздуха были сущностью, способной двигать людьми через коллективное внушение, анонимные прихоти, состояния духа, «дух времени». Во время кризиса, когда сами взрослые инсценируют коллективную ярость, протест, задиристость, молодые являются наиболее беззащитной жертвой заразной психической болезни, именно потому, что еще не имеют личности; в такие времена электрическая нервозность распространяется и среди маргиналов Пятого Сословия, передавая им коллективное беспокойство. Те и другие готовы стать орудием «сил из воздуха».
Очевидно, существуют современные колдуны, манипулирующие «из воздуха» коллективной психикой, умеющие использовать ее для своей выгоды.
