Перевод книги Маурицио Блонде об антиглобалистах (10 Диктатура волонтериата)
10. ДИКТАТУРА ВОЛОНТЕРИАТА
Не случайно, что туманность антиглобального движения узнает себя в утопии нео-примитивистов, в антиномическом анархизме Хаким Бея или некрофилии Апокалиптической Утопии. Вероятно, многие группы, которые участвовали в Генуэзском Социальном Форуме, запротестовали бы (они очень восприимчивы) против этого нашего описания, как злостной пародии на движение и его плюрализм и сложность. С видимым резоном. К Генуэзскому Социальному Форуму примкнули 700 групп давления, каждая со своим единственным вопросом или идеей-фикс: активисты стаи геев и Жозе Бовэ, который хочет экспортировать французское продовольствие и блокировать американское; экологисты и борцы со СПИДом в Африке, Скрипачи и Итальянский консорциум солидарности, Социальный Центр Леонкавалло и неаполитанские сапатисты и тиффози, ностальгические палео-коммунисты, вегетарианцы, анималисты и чистые монахини (изобиловали члены групп волонтеров католического рода: люди равноправной торговли, миссионеры в Третьем мире, люди «преференциального выбора в пользу бедных», священники, защищающие негритянскую проституцию, волонтеры из центров приема иммигрантов и токсикоманов, протестующие, пацифисты, враги МВФ и ВТО, сторонники Налога Тобина на международные финансовые спекуляции…). Газеты повторяли, что цели Генуэзского Социального Форума в целом разделяются, и даже широко разделяются, общественным мнением. Это превосходно «хорошие цели», т.е. добрые, демократические и политкорректные.
Однако… именно с этим аргументом надо разобраться поглубже. И я делаю это с сознанием, что затрагиваю болевую точку, задевая доверчивую щедрость одних, не ведающих, и благонамеренные предрассудки других. Все люди за добро. И я тоже помещаю себя в эту кучу и говорю ради добра, чтобы те, кто может и должен, размышляли и несли лучшее. Поэтому прошу их всех простить мне откровенность и выслушать суть (с другой стороны, меня ободряет опыт: когда язык давит на больной зуб, пора идти к дантисту).
Что у нас общего, – могла бы доблестно сказать любая из этих групп, – с Черным Блоком, увечащими себя панками и анархо-примитивистами, желающими отменить цивилизацию? И каждый желает оправдать свое собственное отдельное дело, особый интерес или идею, которую продвигает, как решение больных проблем общества, желает считаться особой идеологией (часто маргинальной и меньшинства), которая выражает свой протест.
На деле анализ этих идеологий раскрыл бы куда больше соответствия, чем они думают, и их общую конвергенцию в нигилизме; но не стоит его проводить. Важна идеология-гегемон, та, что доминирует на деле в неустойчивой и кишащей туманности «альтернативных» мелких групп. Итак, был элемент, который объединял многочисленные колышущиеся группы, - коллективное решение не дискриминировать внутри Генуэзского Социального Форума, не проводить разграничения, не выносить суждения по другим группам и их тактике и целям. Никакого различия между уличными священниками и геями, Социальными Центрами и миссионерами, насильственными и пацифистами.
Этот отказ от различения, избирательности и суждения был необходимой уловкой: единственное условие, которое могло удерживать вместе столь разношерстные организации, объединенные случаем для цели «дня», протеста против встречи глав государств и правительств Восьмерки.
Но не только это было и есть. Отказ от внутреннего различения – точно идеологический. Не тактика, а применение анархического самоуправления «масс», объединенных «горизонтально», «на правах участия» и «не авторитарно», что гуру Зерцан ценит в пигмеях мбути. В Генуэзском Социальном Форуме, как в племенных обществах, воображаемых гуру анархо-примитивистов, «допускается любая приемлемая форма демонстрации и выражения». 700-800 разнообразнейших эмблем, представленных в Генуе, участвуют – сознательно или нет – в главном социальном обряде Анархии.
Этот самоуправляемый метод был уже в совершенстве явлен на демонстрации «народа Сиэтла» против МВФ, как объяснила «Вашингтон Сити Пэйпе» (апрель 2000) . Уже тогда галактика, которая готовилась к уличной демонстрации в американской столице, заявила, начиная с инициативных рабочих групп, что будет следовать «ненасильственной тактике, но не маргинализируя явно активистов, которые используют другие тактики, например – взятие на мушку собственности». Нельзя было даже добиться, как просили некоторые, чтобы лидеры протеста выразили ясное осуждение разрушений. Лидеры, как Аньолетто в Генуе, «подтвердили свою заботу о ненасилии, но сказали, что не могли говорить за тех – и еще менее контролировать их – кто будет на демонстрации». Ненасильственные, которые не отделяют себя от насильственных. В Вашингтоне неоспоримый лидер демонстрации, Надин Блок (Bloch), ветеран Гринпис, оборвала эту дискуссию: дебаты о допустимой тактике создавали раскол в движении, «это один из способов, которым правые разрушают изнутри. Как движение, которое оппонирует структурному насилию, осуществляемому монстрами ТНК, мы имеем главный интерес в концентрации на темах протеста, вместо того чтобы разделяться по вопросам тактики».
И тогда туманность дискутирует, как в Генуе, задействовать ли внутреннюю службу порядка. Это провалилось. Наилучшей была группа «Революционный Антикапиталистический Блок» с таким аргументом: «Мы не можем допустить участие полицейских или сил охраны порядка в этом или другом движении, протесте или демонстрации. Те, чья работа состоит в защите интересов правящего класса (т.е. частной собственности), не могут быть нашими. Еще менее мы можем сотрудничать с людьми, диктующими, какая тактика допустима, а какая нет. Никто не должен претендовать быть хозяином нашего движения или манифестации».
Это непобедимый аргумент в организации, которая видит себя «неформальной, без структуры, без лидеров, не иерархической»; т.е. анархической с идеологической чистотой.
Дело в том, что в таких группах, «не структурированных и без иерархии», гегемонию осуществляет группа, идеологически «наиболее» чистая, т.е. наиболее радикальная. Как говорит, в затруднении, той же «Вашингтон Сити Пэйпе» «демократический» адвокат Захари Вольф, «в этой обширной эгалитарной ассамблее есть ощущение, что маленькое меньшинство думает, что знает, что делает, и все другие идут следом». Меньшинство, которое знает, что делает, - наиболее радикально подрывное.
В Генуе, на бесконечных ассамблеях Социального Форума, мы присутствовали при тех же самых штучках, что были в Вашингтоне; тот же отказ отделиться от насильственных во имя «разнообразной идентичности», та же бесполезная полемика о службе охраны порядка. Мы присутствовали и при более курьезном феномене: ангелизации Белых Курток, т.е. Социальных Центров и их идеологии. Перманентные «Оккупанты», банды панк-бестий, добровольные маргиналы Временно Автономных Зон с их «нуждами» (наркотики, потребление оборванцев, анархо-нигилистическое бунтарство) вновь показывают себя озабоченными судьбами Третьего Мира; в виде Белых Курток изобретены привилегированные собеседники для СМИ, чемпионы новой глобальной демократии по праву рождения. Полностью очищенные одним только фактом, что они «против глобализации»; чтобы потом, на деле, быть вытесненными из их сиюминутной гегемонии Черным Блоком, теми, кто, в конечном счете, задаст дух демонстрации: немедленное разрушение собственности.
Подчиненность, выраженная другими, и более многочисленными, группами пацифистов, есть общий результат того, что связывает движение-туманность. Это связующее называется «антагонизм». Движение хочет быть не только «антиглобальным», но и радикально антагонистическим. Слово имеет точное значение: быть «антагонистом» означает отрицать законность институтов – Государства и его органов, правительства и его законов – и, более того, всего «нормального» общества, которое существует прежде Государства и его противников. Кто не является «антагонистом» в этом смысле – тот вне антиглобального движения. Таким было обоснование. И это также является связующим, которое объединило стремящихся к добру, пацифистов, с Черным Блоком и Социальными Центрами. Общий антагонизм подчинил первых вторым и сделал их разделяющими ответственность за насилие.
Тот, кто является антагонистом, т.е. убежден, что правящие институты незаконны или даже прямо криминальны, «должен» прибегать к насилию: для этого нет законных путей. Войти в отношение – даже легальной оппозиции – с преступными институтами, принять, чтобы сопротивляться, игру формальной демократии, означает сделаться сообщником их преступности. Нет правил, возможных посредников; только фронтальное столкновение. Именно такова позиция анархо-примитивистов, Социальных Центров, и с еще большей жесткостью – Черного Блока: частная собственность является преступлением, и потому мы ее разоряем (и воруем).
Но радикальные стремящиеся к добру, пацифисты - защитники Третьего мира и волонтеры, солидарные католики того типа, что манифестировали в Генуе, сколь далеки они от этого непреклонного антагонизма?
Их смущение не всегда невинно. Многие из них, хотя и зовут себя пацифистами, выражают ярость и презрение к другим компонентам общества – не только институтам, но и профессиям, группам интересов – законным, и потому для них «эгоистам». В Генуе четко поддерживалось выражение «антагонизма», желание взять реванш у правоцентристского правительства, только что избранного, и у «эгоистического» общества, которое за него проголосовало: многие пацифисты смогли выразить классовую ненависть с хорошим сознанием морализма. В любом случае они выразили «антагонизм» по отношению к правительству, находящемуся у власти, т.е. отказали ему в законности. Многие из этих «хороших» полагают, что та часть общества, которая не их, не имеет права существовать. Они презирают журналистов и функции прессы; явно презирают полицию, армию, предпринимателей. Для них любая социальная, профессиональная, ремесленная группа, государственная и частная функция, которые не занимаются напрямую «последними», являются «эгоистичными» и потому преступными.
Как анархо-примитивисты, которые не принимают, что связная сложность общества, тем более современного, состоит из бесконечного числа инстанций, должностей и функций, среди которых благотворительная является – и это справедливо – частностью. Коммерсанты, адвокаты, банкиры и банковские служащие, предприниматели, военные, научные исследователи, предприятия (в том числе и ненавистные ТНК) не только имеют право существовать, но и существуют в виде полной реальности, и их интересы имеют право «гражданства» наравне с правами проституток, волонтеров и «социально полезных» трудящихся. Уже марксистская система отказала в праве гражданства этим социальным группам и установила Диктатуру «Пролетариата», как единственной группы с истинным правом на существование. Сегодня антиглобальное движение угрожает Диктатурой Волонтериата, и последствия будут весьма схожи.
Наконец, даже их идеология схожа с «пролетарской». Это идеология неявная, не артикулированная: потому что смущенные добрые души не настолько способны артикулировать, и потому что использование логики, к сожалению, слишком часто недооценивается.
Согласен: любовь важна. Но и право тоже. Заботиться о людях, которые страдают, не означает, что не надо заботиться о законах, формах, институтах и их работе, банках, прибылях, рынке и самой демократии. Они не преступны.
И полезно вспомнить, что общество Любви, к сожалению, не новость: как я уже говорил ранее, многие группы в истории делали его практикой, от Братьев Свободного Духа до Анабаптистов и каталонских анархистов в Испании. Итог, неизменно, оказывался установлением деспотизма и произвола, с широким применением ускоренных экзекуций. Это ясно, потому что общество Любви – это общество без законов и потому без законных гарантий для личности. И слишком известно, что Мао в Китае отменил смертную казнь; он также отменил уголовный кодекс, ненавистный символ буржуазного формализма. Результат таков, что смертные казни стали бессчетными, на миллионы, не по решениям судов и судей в мантиях, но Красной Гвардией, полицией, народными трибуналами, которые не давали права на защиту.
В Генуе я видел на стене надпись, очень «добрую» и тревожную: «Да здравствует человек, долой голос(ование)». Отрицание «голоса», т.е. демократии, как юридической формы, легитимирующей власть, не ведет к счастливому анархическому обществу, где никто не командует; это ведет к незаконному командованию, которое осуществляется с прямым насилием. Таким же образом добронамеренный антимилитаризм тех, кто убежден, что достаточно отменить армии, чтобы отменить войны, ведет к противоположному: войнам, ведущимся «иррегулярными», т.е. еще более ужасным. Ужасы «войн» в Африке и балканских конфликтах целиком проистекают из факта, что там нет армий – сформированных из граждан, подчиняющихся законам, под командованием ответственных офицеров под демократическим контролем, – а вместо них часто есть вооруженные банды под руководством безответственных местных главарей. (А кем же были янки во Вьетнаме и СС? – прим. перев.)
Проблема касается особым образом рядовых католиков, которые участвуют в манифестациях «мирно». Поскольку их идеология неявна, не полностью выражена, она проистекает прямо из их «католицизма». Точнее, из исповедуемого ими католического фундаментализма.
Католический фундаментализм схож с исламским, как его отраженный образ. Исламские фундаменталисты требуют, чтобы гражданские законы совпадали с Кораном, т.е. с Божественном Законом; нет места никакой «светскости»; Государство и Религия отождествляются. Христианский фундаментализм принимает форму, кажущуюся противоположной, потому что Евангелие, в противоположность Корану, разрешает очень четкое различение между Государством и Любовью к ближнему, между политическим и религиозным. «Мое царство не от мира сего», повторяет Христос. Христианский фундаментализм состоит в выведении заключения, что институты, Государство, обесцениваются Христом и должны уступить Милосердию.
Эти выводы подобны. Исламский фундаментализм отрицает любое Государство, которое не является радикально кораническим; католический фундаментализм стремится отвергнуть законность любого Государства, которое не является радикально «христианским». С одним отягощением: поскольку никакой институт не может быть радикально христианским (Евангелие и Церковь ясны в этом вопросе), то всякий гражданский институт затронут грехом, печатью «эгоизма» законно установленных интересов. Для исламского фундаментализма закон, который не следует прямо от Аллаха (из Корана), является «анти-Аллаховым»; для католического фундаменталиста то же самое, все, что не прямо от Бога (не выражает Любовь к ближнему) – анти-божественно.
Поэтому многочисленные так называемые «добрые католики» участвуют в антиглобальном движении как «антагонисты»; в этом антагонизме, отказывая во всякой законности институтам, они сходятся с Черным Блоком и наиболее радикальными и вандалическими группами. Антагонизм «добрых католиков» даже более радикален, чем у анархистов, потому что достигает метафизических корней: институты, которые они отвергают, считаются выражением Антихриста и потому достойными погибнуть.
«Антагонизм» не есть на деле политическая оппозиция. Он не является демократическим. Антагонизм не стремится к законному овладению институтами, которые считает хорошими, если их хорошо используют; он хочет их разогнать, чтобы среди руин появился закон Любви. Действия антагонизма – подрывные и не могут быть иными.
Естественно, многие «добрые католики», которые манифестировали в Генуе вместе с Социальными Центрами, отступили бы перед такими последствиями. Действительно, многие из них напуганы и дистанцировались (запоздало) от тактики Черного Блока. Но остается тот факт, что они отдали ему гегемонию, или, по меньшей мере, гегемонию Социальных Центров. С путаным энтузиазмом они покорились новому духу времени, воплощенному в Движении. Иллюзии, что это движение, полностью городское и западное, является голосом Юга, на что претендует, и что во имя этого оно должно оставить Запад , чтобы присоединиться к новым угнетенным, которые восстают. Уже не пролетариат, а «обездоленные массы». «Вы Г8, а мы 6 миллиардов», гласили майки волонтеров-католиков: как будто эти 6 млрд. дали мандат «народу Генуи», чтобы он представлял их. Это не так. «Дефициту демократии» МВФ, ВТО и ЕС соответствует спекулятивный «дефицит демократии» Движения. Наднациональным институтам, которые выбивают из седла парламенты и претендуют отказать в месте законному несогласию, сегодня дает ответ внепарламентская (что неизбежно) и уличная толпа: и тоже без мандата, как и те, с кем она борется.
Эта неспособность видеть крайние последствия их антагонистического выбора – признак культурной подчиненности «левых католиков». Что не ново и не удивительно. Тем более что сила духа времени, плохого духа, увлекает многих других. Даже бывшая партия-гегемон институционных левых, бывшая ИКП, пытается идти на буксире Антагонистического Движения. И начинает использовать язык антагонизма: когда говорит, что правоцентристское правительство – «чилийское», когда подозревает его в «авторитарных тенденциях», она тем самым говорит, что не признает его или не хочет признавать, как законное. А против незаконного правительства не надо создавать оппозицию; подходит мятеж, подрыв всеми средствами, не исключая и терроризм. Вероятно, для итальянской демократии начинаются дурные времена.
И не только для итальянской. Только Коммунизм – когда был сильным – подавлял анархические эксперименты в Каталонии (этим занимался Тольятти) и на Украине с быстрой жестокостью: это был его наиболее опасный конкурент, угрожавший завоевать сердца «масс». Как Гитлер утопил в крови СА, выражение Пятого Сословия, так и Сталин ликвидировал Пятое Сословие, шумевшее слева от него под черным знаменем анархии. С кровавым подавлением анархизма, который всегда присутствует среди левых, Коммунизм пошел по дороге, которая сделала его альтернативой в некотором виде порядка. В биполярном мире был на свой лад международный порядок, Революция стала «конфронтацией», со своими понятными правилами, своими процедурами и точками согласия.
С концом Коммунизма стало неизбежно, что эндемическая воля к мятежу вновь встает под черным знаменем, находя наиболее аутентичную для себя идеологию в Анархии. И, однако, в отсутствие Коммунизма, ни один институт так называемого Запада не может одобрить средства, с помощью которых Коммунизм «приводил к уму» неприятного конкурента. Поэтому Анархия среди нас для того, чтобы остаться: ловя рыбку в неисчерпаемом бассейне «нужд» и желаний Пятого Сословия, она будет иметь неисчислимые возможности для конфликтов. Сегодня она выходит на улицу против глобализации, завтра – за нацизм геев, анимализм или терроризм новых бригадистов. И, что еще хуже, в историю возвращается радикальный антагонизм, который несговорчив. То есть: никакого диалога, никакого компромисса и посредничества с социальными группами большинства, с «нормальным» обществом, а только прямое действие. Прямое действие по разложению, прежде всего – как видим – для ухода из цивилизации.
