От Георгий Ответить на сообщение
К Георгий Ответить по почте
Дата 08.11.2004 20:25:08 Найти в дереве
Рубрики Тексты; Версия для печати

Любопытная статейка о Шостаковиче (*+)

http://dsch.multimedia.ru/russian/ru_article.html

Мертвые беззащитны?

В августе исполняется 25 лет со дня смерти Д.Д.Шостаковича. За эти годы
жизнь его музыки продолжалась по восходящей: круг ее поклонников сильно
расширился, она завоевала сердца многих людей в разных странах. Сегодня
многие молодые исполнители занимают место ушедших современников Шостаковича
и служат его музыке своим искусством.
С молодости Дмитрий Дмитриевич был любим и признан в музыкальной среде. Эта
среда в самые трудные его дни старалась укрыть, заслонить его от гонителей,
даже когда это было опасно и силы были неравны. Притесненные и запуганные
люди защищали в его лице свое личное человеческое достоинство, свое право на
творчество. Немногие решались выступить открыто, но большинство музыкантов
встречало упорной неотзывчивостью улюлюканье и науськиванье. Конечно, были
гонители-энтузиасты, услужливые и небескорыстные, были доносчики по
призванию и просто внушаемые, неумные люди.
Дмитрий Дмитриевич был беззащитен, как каждый из нас, и ему было что терять:
за ним стояла судьба его сочинений, с которыми расправлялись без стеснения,
судьба дара, ему выпавшего, который он ставил выше себя и честно и истово
отрабатывал всю жизнь, уходя от своих преследователей и запутывая их. Он
сумел помочь многим, многих защитил и поддержал - его вспоминают с
благодарностью.
Но не все. Есть такие, которые затаили обиду и обижаются по сей день, что не
продвинул, не устроил, а, казалось, мог бы...
Есть такие, что полагают себя никак не хуже, но, дескать, он был ловкач,
делец, а они - чистые, беспомощные таланты - он самим фактом своего
существовании помешал им пробиться.
Еще одна разновидность: здоровые молодые люди прогрессивных взглядов
(впрочем, теперь уже состарившиеся) - им хотелось вытолкнуть Дмитрия
Дмитриевича вперед, чтобы он выступил и сказал то, что они произнести
трусили, а уж они за его спиной проследуют к светлой цели.
Каждый, кто знал советскую жизнь, имеет что сказать о ней, но нужно обрести
мужество, чтобы самому отстаивать свои убеждения, а не загребать жар чужими
руками, нужно иметь смелость самому выйти вперед, а не толкать перед собой
кого-то в виде живого щита.
Но вот Дмитрия Дмитриевича не стало, и они решили, что все разрешено, что
пришел час использовать его имя, выделиться , пусть даже унижая и оскорбляя
его памить. Времена полегчали, и они обрели голос. Мертвые беззащитны...
Можно навспоминать, что было и чего не было, можно манипулировать его
авторитетом и вещать от его имени, обливая кого-то грязью и сводя с кем-то
свои счеты, можно присвоить его мысли и выдать их за свои.
А если собрать достоверные и недостоверные воспоминания постаревших
современников, нарезать их в виде лапши, то можно слепить любую картинку и
"документально" доказать, что Шостакович бездарность, что он ловкач и мастер
компромисса, что он слабый и нечестный. А можно и наоборот.
Его превратили в поле битвы. Втягивая в свой мутный водоворот всех и вся,
они ругаются в Интернете, печатают статьи и пишут книги, сочиняют пьесы о
Шостаковиче, даже опера появилась. Они все устанавливают и не могут
установить право собственности на него. И какая разница - вещают ли они с
позиций партийной идеологии или выступают под флагом авангарда, - правые и
левые в конце-концов сходятся.
Среди них есть и одаренные, но не преуспевшие ученики, есть завистливые
коллеги, есть музыковеды, увлеченные междоусобием превыше всего. Они уже не
знают и не понимают ушедшие исторические реалии и не стесняются повторять
где-то от кого-то подхваченную хулу и ложь как общеизвестные факты.
Смею утверждать, что никогда не поймут Дмитрия Дмитриевича и его музыку
люди, не имеющие нравственного закона в своем сердце, лишенные морали,
которая одна есть стержень человеческих взаимоотношений. Спроси с себя
прежде, чем обвинять другого: как ты сможешь держать удар в свой трудный
час.
Утешение в том, что никто и никогда не сумеет принести горе и причинить боль
Дмитрию Дмитриевичу Шостаковичу, а время неотвратимо все расставляет по
своим местам.
Два дополнения к вышеизложенному.

Часто во время интервью меня спрашивают о достоверности книги Соломона
Волкова, которую он издал в качестве записанных им воспоминаний Шостаковича.
Вот мое свидетельство, то, что мне известно по этому поводу.
Волков был сотрудником редакции журнала "Советская музыка", в редколлегии
которого состоял Д.Д.Шостакович. По просьбе своего ученика и коллеги
Б.И.Тищенко, Дмитрий Дмитриевич согласился принять для бесед,
предназначенных к публикации в журнале "Советская музыка", малоизвестного
ему Соломона Волкова. Таких бесед состоялось три, каждая по 2-2,5 часа, не
больше, от более длительного общения Дмитрий Дмитриевич уставал и терял
интерес к собеседнику. Две из них происходили в присутствии Б.И.Тищенко.
Магнитофона при этом не было. На вторую встречу Волков , (жена которого -
профессиональный фотограф и регулярно фотографировала Волкова со всеми, кто
казался ему полезным в его будущем), прибыл с фотоаппаратом и попросил
Б.И.Тищенко, а затем меня сделать фотографии на память. На третью встречу он
принес готовую фотографию и попросил Дмитрия Дмитриевича надписать ее.
Дмитрий Дмитриевич на прощанье надписал обычный текст: "Дорогому Соломону
Масеевичу Волкову на добрую память. Д.Шостакович. 16/XI 74",- а затем,
словно почувствовав неладное, вернул Волкова и, как вспоминает сам Волков,
дописал: "На память о разговорах о Глазунове, Зощенко, Мейерхольде. Д.Ш.".
Это перечень тем, о которых шла речь на встречах с Волковым. Из этого
перечня следует, что разговор велся о музыкальной и литературной жизни
довоенного Ленинграда и не более того. Через некоторое время Волков принес
Дмитрию Дмитриевичу напечатанную расшифровку бесед и попросил подписать
каждую страницу внизу. Это была тоненькая стопочка листов, и Дмитрий
Дмитриевич, справедливо полагая, что он непременно увидит материал в
корректуре, читать его не стал. Я вошла в кабинет Дмитрия Дмитриевича в тот
момент, когда он, стоя у стола, не присаживаясь и не читая, подписывал эти
страницы. Волков забрал материал и ушел, а я спросила у Дмитрия Дмитриевича,
зачем он подписывал внизу каждую страницу, что было необычно. Дмитрий
Дмитриевич ответил, что Волков сказал ему, что введены новые цензурные
правила и без его подписи у Волкова не примут материала в редакции. Видимо,
как раз в это время Волков подал документы на выезд из страны и уже имел
намерение использовать в виде первого своего шага за границей этот материал.
Вскоре Дмитрия Дмитриевича не стало, и планы Волкова расширились. О
существовании этих записей, со слов самого Волкова, было известно многим -
он хвастался своей журналистской удачей. Это грозило осложнить его выезд, и
он испугался. Он добился приема у приехавшего в Москву секретаря компартии
Италии г-на Берлингуэра, и, показав надписанную Шостаковичем фотографию,
пожаловался, что его, Волкова, друга Шостаковича, задерживают по
политическим мотивам. В газете итальянской компартии "Унита" появилась
статья о Волкове с этой же фотографией. Рычаг сработал. Встретив Волкова на
концерте, я попросила его зайти - без жены, как он хотел,- и оставить мне
копию имеющегося у него и не авторизованного (он не был прочитан Дмитрием
Дмитриевичем), материала. Он ответил, что материал уже переправлен им за
границу, и если его, Волкова, будут задерживать, то материал напечатают, да
еще с прибавлениями. Вскоре он уехал, и больше я его никогда не видела.
Прибавления не заставили себя ждать. Затем он начал искать издателя,
обращаясь за протекцией к влиятельным музыкантам, прикладывая к своим
обращениям все ту же фотографию с Шостаковичем, или фотографии этих
музыкантов с Волковым, ими в свое время опрометчиво надписанными по его
просьбе, ведь не всякий мог его припомнить.
Затем во врезке к буклету пластинки с записью оперы "Леди Макбет Мценского
уезда" под управлением М.Ростроповича, вышедшей за границей, я прочитала,
что Волков был ассистентом Шостаковича, а позже в предисловии к книге Волков
сообщил, что, когда никого не было дома, Шостакович звонил ему, и они втайне
виделись. Фантазия богатая, но лживая, хотя бы потому, что Дмитрий
Дмитриевич в эти годы был тяжело болен и одного его мы никогда не оставляли.
И жили мы, главным образом, вне Москвы, на даче. Да и от кого и что было
скрывать? Имя Волкова начисто отсутствует в письмах Шостаковича того
времени, например, в письмах к И.Д.Гликману.
Издатель нашелся в США, началась рекламная кампания. Отрывки из книги
появились в немецком журнале и достигли России, где в то время существовала
государственная монополии на продукты интеллектуального труда. ВААП
(авторское общество) запросил экспертизу подписи Шостаковича. Американские
эксперты подлинность подтвердили. Книга была напечатана. Каждую из глав этой
книги предваряла надпись рукой Дмитрия Дмитриевича: "Читал. Шостакович". Как
мне точно известно, именно таким образом Шостакович подписывал намеченные к
публикации статьи разных авторов, которые ему регулярно присылали на
просмотр из журнала "Советская музыка", затем материал возвращался в
редакцию, где работал Волков. К сожалению, американские эксперты, не знающие
русского языка, не могли (да и задача не стояла) соотнести надпись
Шостаковича со смыслом напечатанного на странице текста, не имевшего к книге
Волкова никакого отношения. Думаю, что это предположение верно, тем более,
что подобная надпись автора на своем материале для знающего русский язык
звучит несколько странно.
Что касается прибавлений, то сам Волков говорил мне, что много беседовал о
Шостаковиче с разными людьми, в частности, с Л.Н.Лебединским, впоследствии
недобросовестным мемуаристом, с которым Шостакович задолго до того прекратил
всякие отношения. Принял Волкова, по его просьбе, друг Шостаковича
кинорежиссер Л.О.Арнштам - он сам с сожалением говорил мне об этом. Рассказ
о телефонном разговоре со Сталиным - с его слов. Все это вошло в книгу в том
виде, как это воспринял и позволил себе изложить от имени Шостаковича
Соломон Волков.
Книга была переведена на многие языки и напечатана во многих странах, кроме
России. Сначала Волков говорил, что против русского издания возражают
американские издатели, потом, что в России ему не предлагают достаточного
гонорара, затем, что те, кто предлагает издание в России - жуликоватые
коммерсанты, и, наконец, что он продал свою рукопись в частный архив, и
теперь она недоступна. Обратный перевод снимает ответственность и сулит
новые возможности.
И еще одно.
Дмитрия Дмитриевича упрекают в том, что он поставил свою подпись под письмом
интеллигенции против академика А.Д.Сахарова, опубликованном в "Правде". Да,
среди подписей в газете есть имя Шостаковича, но письма этого он не
подписывал. В тот день на частые звонки из "Правды" в первой половине дни я
отвечала, что Дмитрия Дмитриевича нет дома, затем, что он на даче, а когда
сказали, что сейчас посылают машину на дачу, мы просто уехали из дома до
вечера, до того времени, когда газета уже ушла в набор. Тем не менее, имя
Шостаковича оказалось среди подписантов. Не так давно мы пытались увидеть
оригинал этого письма, но в "Правде" отказали, впрочем, признав, что "такая
практика в то время была". Это я и так знаю. Так же было с подписью под
письмом в защиту М. Теодоракиса - Дмитрий Дмитриевич вообще в это время был
в больнице. Оспаривать подпись задним числом было вполне бессмысленно.

И. Шостакович
Июнь 2000 г., Москва