Re: [2Дмитрий Козырев]
>>Для Европы как культурно-экономической общности Россия очень даже представляла собой большой интерес для завоевания, с глубоко папских времен.
>
>Конкретно: кто и когда строил какие конкретные планы. Я знаю только записки о страшной угрозе, которую представляет Россия для Европы, и эти страхи появляются где-то с XV века.
Мечтания папистских мыслителей о принудительной католизации Руси имели место непрерывно с 13 по 17 в. Вот только при попытке облечь их в конкретную форму становилось ясно, что десантом конкистадоров Россию не завоюешь, а держать на востоке большую армию ни один подходящий государь не может, без опасений получить удар в спину от конкурентов. По сути, каждый европейский посол был шпионом, изучавшим возможность военного покорения.
Английские и голландские мореплаватели и дипломаты 16-17 вв., после Ченслера, тоже рассматривали вопрос экспансии с севера-запада, и тоже с неутешительными выводами.
Разведки боем были регулярные - от шведских кампаний в устье Невы ок. 1300 г. до похода Стефана Батория на Псков в 1581 г. Опыт был неудачный, потому и не замышляли большее. Не потому, что не хотели, а из-за ясности, что не смогут.
Про Карла XII забываете почему-то. Он был вполне готов отчленить изрядные куски в виде протекторатов.
>>Однако стоило в Вост. Европе определиться какому-либо гегемону, как он замышлял "Дранг нах Остен".
>
>Например? Я знаю только одну реальную попытку захвата России - поляки во время Смуты, но саму Смуту, как известно, устроили не поляки, а сами русские.
Редко гегемоны появлялись, и ненадолго, и так и не разрешившие спорные вопросы с другими евроконкурентами, оттого и планы были неопределенные и ограниченные - чего планировать грандиозное, если не можешь даже ближайших еврососедей усмирить.
Средневековые немцы и шведы пробовали, обожглись.
Баторий в 1581 г. пробовал, но замерз под Псковом. По его следам при Владиславе пытались воспользоваться Смутой, но не смогли мобилизоваться - не от недостатка желания разжиться Востоком, а от неспособности.
Карл XII хотел быть Македонским, но увяз в Речи Посполитой, даже её не смог "консолидировать вокруг себя", что уж говорить о России.
Наполеон ставил ограниченные задачи в России не потому, что ему помешала бы там своя "Индия", а от явной несбыточности задачи - слишком удалена Франция, слишком примитивны были пути сообщения, слишком нестабильна наполеоновская евроимперия.
Английская печать в Крымскую войну строила детальные планы отторжения Финляндии, Прибалтики, Польши, Закавказья, Сев.-Запада, Дальнего Востока, но их бредовость была ясна всем серьезным людям. То есть желание было, но было и понимание, что российское государство - не индусские княжества. Ход Крымской войны это понимание подкрепил (а ведь это была фактически разведка боем на возможность "обкусывания" и расчленения России с разных концов).
Потом ПМВ и Гражданская война, когда интеревенты пытались поделить бывш. РИ на сферы влияния и навязывали полуколониальные условия белогвардейцам. Снова намерения были ясны до полного бесстыдства, но ясна стала и неспособность их реализовать из-за межимпериалистических противоречий и высокой сопротивляемости объекта раздела и грабежа. В очередной раз.
>>Отличие гитлеровцев от предшественников только в том, что им удалось достичь наибольшего и прочнейшего "европейского единства", что позволило замахнуться на более крупные задачи.
>
>А кто это предвидел в 1930-м году?
Предвидеть конкретный ход событий не мог никто, потому и конкретных планов не было. Но желание задавить и поделить СССР (в котором трудно отделить хищную русофобию от антибольшевизма) было и у Антанты, и у Гитлера. Пока в виде публицистики и прочего писательства. Но когда Гитлер смог-таки "объединить" основные страны континентальной Европы в 1940 г., через считанные месяцы появился детальный и конкретный план "Барбаросса".
Европой идиоты никогда не правили. Всегда старались более-менее реалистично оценить силы своей европейской страны и силу России. Потому и планов заглотить Россию сразу и целиком не было до Гитлера. Не от недостатка хищного интереса, а от осознания своей слабости.
