От Artem Drabkin Ответить на сообщение
К All Ответить по почте
Дата 06.11.2012 12:09:19 Найти в дереве
Рубрики WWII; Память; Версия для печати

Erich Burkhard

Меня зовут Эрих Бухард, я родился в 1919-м году в Силезии в маленькой деревне Растхоф. В 14 лет я окончил школу и пошел учиться на слесаря по машинам. В 19 лет я попал в Трудовое агентство, которое занималось начальной военной подготовкой. Оружия нам не выдавали, мы работали как гражданские специалисты. Нам платили 25 пфеннигов в день. Каждые десять дней мы получали 2,5 марки. Через полгода, в декабре 1939-го, я попал в вермахт, в резервную роту, находившуюся в Ганновере. За два месяца я прошел обучение на водителя и в феврале 1940 года сдал на права - это мне очень помогало во время всей моей службы. После йчебы я попал в роту снабжения 71-ой пехотной дивизии. А 10 мая началась война с Францией. Наша рота в основном отвечала за доставку боеприпасов на передовую. Потери у нас были не большие, всего пять или шесть человек были убиты во время налетов авиации. Мы же не пехота! Для нашей роты, французская кампания была не сложной особенно по сравнению с войной в России. После французской кампании мы вернулись в Германию, в Кенигсбрюк Дрездена. Там мы находились с октября 1940-го года по март 1941-го. Отдыхали и пополнялись. В конце марта 1941-го года мы двинулись на восток, что нам предстоит, никто не знал. 22-го июня 1941-го года рано утром мы вступили в Россию. Мы наступали в направлении Лемберга (Львова) и Киева.

Вам объяснили, зачем вас перевели на восток?

Нет, никто ничего не объяснял. Мы были в армии и делали то, что делали все. Я бы никогда не пошел в армию добровольцем, я по характеру не солдат. На протяжении всей войны я ни разу никуда не вызвался добровольно - это была моя принципиальная позиция. Если у меня приказ, то я его выполняю, а нет – значит нет. Добровольно я ничего не делал. У нас в армии была поговорка: «Солдат не должен думать, он должен выполнять приказы». Обращение Гитлера нам не зачитывали Мы перешли границу, началась стрельба, и нас атаковали русские танки.
Я воевал в роте снабжения – подвозил боеприпасы. Потерь у нас в роте не было, ни от бомбежек ни от партизан, хотя налеты русской авиации были постоянно. Осенью нас сняли с фронта и отправили на пополнение, поскольку под Киевом у пехоты были большие потери. Так что зиму 1941 года я провел во Франции.

Как вас встречало местное население?

На Украине гражданское население встречало нас цветами. Однажды в воскресенье перед обедом мы приехали на площадь перед церковью в маленьком городе. Туда пришли женщины в нарядной одежде, принесли цветы и клубнику. Я так читаю, что если бы Гитлер, этот идиот, дал бы украинцам еду и оружие, мы могли бы идти домой. Украинцы сами воевали бы против русских. Позднее стало по-другому, но на Украине в 1941-ом было так, как я сказал. Про то, что делали с евреями, что творили полицейские службы, СС, Гестапо пехота не знала.

Что вас поразило на Украине?

Украина красивая, деревни нам нравились, дома, покрытые соломой, загоны, в которых были гуси, коровы. Лошади свободно паслись. Было красиво, если бы не война.

Вы помните первого русского солдата, которого вы встретили?

Это были пленные, которые сложили оружие и которых вели в тыл. Это я помню. Отношение к ним было нейтральное. Мы их поодиночке не видели и никаких персональных отношений с этими людьми не имели. Пленные и пленные.

Когда вас в октябре 1941-го года отправили во Францию, как вы это восприняли, как облегчение?

Да, хотя там снова была муштра, но там не стреляли. Роты снова пополнили до штатной численности военного времени. Я стал пулеметчиком МГ-42 в восьмой роте тяжелых пулеметов.

Как вы восприняли поражение немецкой армии под Москвой?

Мы узнали, что немецкие солдаты под Москвой должны были отступить. До того мы только наступали и это было чем-то само собой разумеющимся. Восприняли это как временная неудача. Считалось, что отступили потому что не были готовы к зиме, а с наступлением весны мы опять пойдем вперед.

11-го апреля 1942-го года нас снова отправили в Россию. Десять дней мы ехали на поезде до Харькова. 28-го апреля, к юго-востоку от Харькова нас ввели в бой. Провоевал я не долго. Среди солдат стали искать людей с автомобильными правами. Я попал водителем машины в штаб батальона. Прежний водитель этой машины погиб, машина осталась целой. Наша дивизия была пехотной, а это значит, что все было на конной тяге. В батальоне имелось два мотоцикла для посыльных и два грузовых автомобиля - Это были единственные машины батальона. Летом 1942-го оба мотоцикла и один грузовик подорвались на минах. Так что я остался один. Я был девушкой на все случаи жизни – возил снаряды, раненых, ездил по разным поручениям.

Донские степи, Миллерово. Каждый день бои и большие потери. Как-то раз я вез боеприпасы в батальон и прямо передо мной снаряд попал в грузовик, в котором было пятнадцать человек с пулеметом. Они все вылетели из машины. Этой картины я никогда не забуду. У двух товарищей верхние части тела свисали на кишках из грузовика головой вниз, а нижние части тела были в кузове грузовика. Потом, когда их хоронили, мы не могли определить, какая нижняя часть принадлежит какой верхней части…
24-го августа мы переправились через Дон у Калача по временному мосту. От Калача до Сталинграда примерно 60 километров калмыцкой степи. Каждый день мы продвигались вперед, и чем ближе мы продвигались к Сталинграду, тем сильнее было сопротивление. Мы продвигались вперед все медленнее. В начале сентября мы достигли окраин Сталинграда. Вошли в город и через Красную площадь дошли до Волги. Потом нашу часть отвели назад. Фронт проходил вдоль Волги, а потом уходил в степи. Это называлось Ригель-позиция. Наша 71-я дивизия стояла на Волге, южнее Сталинграда в районе Бекетовки на так называемой Зюд-Ригель-позиции. Наступила зима. Нам очень повезло, что мы лежали в руинах. Тем, у кого были позиции в степи было намного хуже. Знаете, как может быть холодно в степи зимой, на 30-градусном морозе?! Земля промерзла и стала каменной, нельзя было ни окопаться, ни построить бункер. Они все замерзали и многие замерзли на смерть.
До 19-го ноября 1942-го года, до русского наступления, я был водителем грузовика. После того как нас окружили бензина не стало и машины бросили. Я стал посыльным командира батальона. Я всегда ходил один и полагался только на себя. Я доставлял сообщения в роты и в штаб полка. Ходил в основном ночью. Днем ходить было опасно из-за русских снайперов.

Вам успели доставить зимнюю одежду?

Ха-ха. Мне повезло, я получил ботинки на меху, но вся остальная одежда у меня была летняя. Зимней одежды у нас не было. Вся армия, за исключением высших чинов, я не знаю, что у них было, вся армия не имела зимней одежды.

Когда вы шли вперед летом 1942-го года, вы думали, что вы сейчас победите?

Да, да. Все были убеждены, что мы выиграем войну, это было очевидно, по-другому не могло было быть!

Когда это победное настроение начало меняться, когда стало ясно, что так не будет?

У нас, в Сталинграде, это было перед Рождеством 1942-го года. 19 - 20 ноября мы были окружены, котел закрылся. Первые два дня мы над этим смеялись: «Русские нас окружили, ха-ха!» Но нам очень быстро стало ясно, что это очень серьезно.

Как вы узнали о том, что вы окружены?

Солдатский телеграф сообщил. Очень быстро стало известно, что мы окружены. Но, как я говорю, через пару дней нам пришлось понять, что это очень серьезно. Уже после войны я читал книги про сражение под Сталинградом. Русские нас превосходили по численности. Я подсчитал, в Сталинграде было окружено примерно 275 тысяч человек (я это знаю из ведомостей снабжения). Из них около 100 тысяч человек попали в плен. 25 тысяч человек вывезли из котла, раненых, специалистов и так далее. И 150 тысяч человек погибли в котле. 71 день мы были окружены. Каждые две минуты там, как это тогда называлось, "за фюрера, народ и родину" погибало три человека!
До Рождества мы все время надеялись, что южная армия, генерал Гот, нас вытащат из котла, но потом мы узнали, что они сами вынуждены были отступить. 8-го января русский самолет сбросил листовки, с призывом к генералам, офицерам и солдатам 6-й армии сдаваться, поскольку положение безнадежно. Там было написано, что в плену мы получим хорошее обращение, размещение и питание. Мы этому не поверили. Там же было написано, что если это предложение не будет принято, то 10-го января начнется битва на уничтожение. Надо сказать, что в начале января бои затихли и нас только иногда обстреливали из пушек. И что сделал Паулюс? Он ответил, что он остается верным приказу фюрера и будет сражаться до последнего патрона. Мы замерзали и умирали от ран, лазареты были переполнены, перевязочных материалов не было. Когда кто-то погибал никто, как это ни печально, даже не поворачивался в его сторону, чтобы ему как-то помочь. Это были последние, самые печальные дни. Никто не обращал внимания ни на раненых, ни на убитых. Я видел, как ехали два наших грузовика, товарищи прицепились к ним и ехали за грузовиками на коленях. Один товарищ сорвался, и следующий грузовик его раздавил, потому что не смог затормозить на снегу. Это не было для нас тогда чем-то потрясающим – смерть стала обычным делом. То, что творилось в котле последние десять дней, с последними, кто там остался невозможно описать. Мы брали зерно в элеваторе В нашей дивизии хотя бы были лошади, которых мы пустили на мясо. Воды не было, мы топили снег. Никаких специй не было. Мы ели пресную вареную конину с песком, потому что снег был грязный от взрывов. Когда мясо было съедено на дне котелка оставался слой песка. Это еще ничего, а моторизованные части не могли срезать ничего съедобного с танков. Они ужасно голодали, потому что у них было только то, что им официально распределяли, а этого было очень мало. На самолетах привозили хлеб, а когда аэродромы Питомник и Гумрак, были ликвидированы, заняты русскими, тогда мы получали только то, что сбрасывали с самолетов. При этом две из трех этих бомб приземлялись у русских, которые очень радовались нашему продовольствию.

В какой момент в Сталинградском котле упала дисциплина?

Она не падала, мы до конца были солдатами.

Как в условиях зимы показала себя ваша винтовка 98к?

У меня был приказ не стрелять – я, как посыльный, выполнял другие задачи. Я ни разу не выстрелил, ни разу!

У вас в батальоне были хи-ви?

Да. В батальоне было пять кухонь, на которых работали русские. Кроме того в каждой роте был бронеавтомобиль, на которых водителями тоже были пленные русские. Мы им доверяли.

Перебежчики с русской стороны были?

Да, в первый год было много. В Сталинграде их уже не было. В Сталинграде русские были господами, это понятно.

Вы встречали гражданское население в районе Сталинграда?

В поселке Минина жили гражданские. Отношения с ними были простые: они нам ничего не делали, мы им тоже ничего не делали. Ни каких обменов или разговоров с ними не было. Потом, в плену гражданским населением нам было запрещено разговаривать, а от караульных мы слышали только "dawaj, dawaj". По-русски я помню только khleb, nowyi и plokho.

Русские солдаты получали зимой водку, вы получали?

Я этого не знаю. Я не получал.

Какое отношение у вас было к партии?

На войне? На войне партии не было. Эта тема была табу. Мы были солдаты (камерады – прим. Пер.), а не товарищи (геноссен – прим. пер).

Вы получали деньги?

Да. Около десяти марок. Когда мы были на фронте, мы получали еще надбавку, но сколько именно не помню. Пару марок.

Как с наградами за войну?

У меня единственная награда, ЕК2, Железный крест второго класса.

Какое русское оружие запомнилось?

Были маленькие ночные русские бомбардировщики, как вы их называли? Мы их называли «дневальный унтер-офицер». Они были ужасные. Летали по ночам низко. Их знает каждый солдат, который был в России.

Они действительно вредили или это было больше психологическое давление?

И то, и то. Он не только нарушал покой, но и бросал бомбы. Обычно или одну большую или 20 - 30 маленьких, которых мы называли свекла. Разумеется «Сталинский орган». Мы их боялись. Еще «ратш-бум». У этих орудий зук выстрела и разрыв снаряда происходил в одно и то же время. Поэтому их так называли.

А немецкое оружие? Какое можете выделить?

«Штуки». Кроме того MG-42 – бензопила, очень серьезное оружие. У русских были пулеметы с водяным охлаждением. Стреляли так: пу-пу-пу-пу, а у нас МГ стрелял тр-тр-тр-тр - гораздо быстрее. Но он очень быстро расходовал боеприпасы. Такое количество боеприпасов невозможно было восполнить!

Чем русские чаще всего стреляли, минометами, артиллерией или стрелковым оружием?

У русских всего было очень много. Они могли не экономить боеприпасы, а мы должны были их экономили. У нас была четырехствольная 2-сантиметровая зенитная пушка. У них был приказ стрелять только по наземным целям, а по самолетам огонь не открывать – мало боеприпасов. Унтер-офицер, который командовал этой пушкой, как-то сбил русский самолет. Его за это отправили в пехоту, потому что он не выполнил приказ! Я считаю, что если у тебя недостаточно боеприпасов, то надо прекращать вести войну.


Как вы отмечали Рождество 1942-го года?

Рождество, ха-ха. Праздника точно не было. С момента закрытия котла мы никаких посылок не получали. Я посылал письма, но ответов не получал. По телевизору иногда рассказывают истории о том, что кто-то получил письмо в начале января. Скорее всего ему с кем-то передали, кто прилетал в котел. Официальная почта не работала

Кого вывозили из котла?

В первую очередь раненых, потом экспертов, специалистов. Что такое "эксперт"? Я знаю одного обер-лейтенанта, которого из котла вывезли на самолете, почему - я не знаю. Потом он служил в бундесвере и стал генералом. Сколько их вывезли, и как определяли эксперт это или нет, - я не знаю.

Как вы это воспринимали, что из котла кого-то вывозят?

Тогда, в котле, мы этого не знали, считали, что вывозят только раненых.

21-го января нас сняли с нашей позиции и отправили в центр города. Нас было 30 человек командовал нами старший фельдфебель. Я не знаю, как я спал последние дни, я не помню, спал ли я вообще. С момента, когда нас перевели с нашей позиции в центр города, я больше ничего не знаю. Там нечего было жрать, кухни не было, спать было негде, море вшей, я не знаю, как я там был… Южнее Красной площади, там были такие длинные рвы, мы в них разводили костер и стояли и грелись возле него, но это была капля на раскаленных камнях - нам совсем не помогало спастись от холода. Последнюю ночь с 30-го на 31 января я провел на Красной площади в руинах города. Я стоял в карауле, когда посветлело, часов в шесть-семь утра, зашел один товарищ и сказал: «бросайте оружие и выходите, мы сдаемся русским». Мы вышли наружу, там стояло трое или четверо русских, мы бросили наши карабины и отстегнули сумки с патронами. Мы не пытались сопротивляться. Так мы оказались в плену. Русские на Красной площади, собрали 400 или 500 пленных.
Первое, что спросили русские солдаты было "Uri est'? Uri est'?" (Uhr - часы.) У меня были карманные часы, и русский солдат дал мне за них буханку немецкого солдатского черного хлеба. Целую буханку, которую я не видел уже несколько недель! А я ему, с моим юношеским легкомыслием, сказал, что часы стоят дороже. Тогда он запрыгнул в немецкий грузовик, выпрыгнул, и дал мне еще кусок сала. Потом нас построили, ко мне подошел монгольский солдат, и отнял у меня хлеб и сало. Нас предупредили, что тот, кто выйдет из строя, будет немедленно застрелен. И тут, в десяти метрах от меня, я увидел того русского солдата, который дал мне хлеб и сало. Я вышел из строя и бросился к нему. Конвой закричал: "nazad, nazad" и мне пришлось вернуться в строй. Этот русский подошел ко мне, и я ему объяснил, что этот монгольский вор забрал у меня хлеб и сало. Он пошел к этому монголу, забрал у него хлеб и сало, дал ему затрещину, и принес продукты мне обратно. Это ли не встреча с Человеком?! На марше в Бекетовку мы разделили этот хлеб и сало с товарищами.


Как вы восприняли плен, как поражение или как облегчение, как конец войны?

Смотрите, я ни разу не видел, чтобы кто-то сдался в плен добровольно, перебежал. Каждый боялся плена больше, чем погибнуть в котле. На Дону нам пришлось оставить обер-лейтенанта командира 13-й роты, раненого в бедро. Он не мог двигаться и достался русским. Через пару часов мы контратаковали, и отбили его труп у русских. Он принял лютую смерть. То что с ним сделали русские ужаснуло. Я его знал лично поэтому на меня это произвело особенно сильное впечатление. Плен нас ужасал. И, как потом выяснилось, справедливо. Первые полгода плена были адом, который был хуже, чем в котле. Тогда умерли очень многие из 100 тысяч сталинградских пленных. 31-го января, в первый день плена, мы прошли из южного Сталинграда в Бекетовку. Там собрали около 30 тысяч пленных. Там нас погрузили в товарные вагоны, по сто человек в вагон. На правой стороне вагона были нары, на 50 человек, в центре вагона была дыра вместо туалета, слева тоже были нары. Нас везли 23 дня, с 9-го февраля до 2-го апреля. Из вагона нас вышло шестеро. Остальные умерли. Некоторые вагоны вымерли полностью, в некоторых осталось по десять-двадцать человек. Что было причиной смерти? Мы не голодали - у нас не было воды. Все умерли от жажды. Это было запланированное уничтожение немецких военнопленных. Начальником нашего транспорта был еврей, чего от него было ждать? Это было самое ужасное, что я пережил в жизни. Каждые несколько дней мы останавливались. Двери вагона открывались, и те, кто были еще живы, должны были выбрасывать трупы наружу. Обычно было 10-15 мертвых. Когда я выбрасывал из вагона последнего мертвого, он уже разложился, у него оторвалась рука. Что помогло мне выжить? Спросите меня что-нибудь полегче. Я этого не знаю.

В России есть мнение, что сталинградские пленные умерли в основном потому, что они были истощены уже в котле, как вы считаете?

Да, это частично правда. Многие голодали, но моя часть не голодала. У нас была конина и хлеб с элеватора. Даже если вы полностью здоровы, посадите вас на три недели в вагон, и не давайте воду - вы умрете. Еще говорят, и это неправда, что все сталинградские пленные были уже больны, и поэтому их приговорили к смерти, поэтому многие умерли.

Конечный пункт нашего маршрута был на самом востоке Узбекистана. Туда прибыло много эшелонов с пленными. Надо сказать, что они были не такие плохие, как наш. Мы пришли в лагерь, в котором бараки были выкопаны в земле и сверху покрыты соломой. В начале апреля нас в этом лагере было шесть тысяч человек. В середине мая этот лагерь расформировали, потому что в нем осталось в живых 1200 человек. Каждый день там умирало примерно 100 человек. В лагере была похоронная команда, десять человек, они вытаскивали мертвых из землянок и складывали трупы снаружи лагеря, в степи в штабеля. Мы их спросили: «Вы похоронили товарищей?» - «Нет, их слишком много, их трупы сожрали животные». Я там познакомился с одним немцем. Перед смертью он мне сказал, что я выгляжу лучше, чем он и попросил, если выживу, сообщить его жене, на которой он женился всего за год до этого о его судьбе. В 1945-м году, когда я вернулся домой, я съездил к его семье и рассказал о нем. Еще через год его жена, молодая женщина, хотела снова выйти замуж. Ей потребовалось официально признать его умершим. Она попросила меня пойти с ней и его родителями в ЗАГС и засвидетельствовать, что он умер в 1943-ем году в русском плену. Знаете, что там началось? Мне сказали, что я не имею права говорить, что в Советском Союзе, нашем друге, умер немецкий военнопленный! Они еще хотели знать, где он похоронен. Я сказал, что он лежит где-то в степи, его труп съели дикие животные…

Оттуда, из Узбекистана, больных отправили в лазарет, а так называемых здоровых - в трудовой лагерь. Мы были в Узбекистане на рисовых и хлопковых полях, норма была не очень высокой, жить было можно. После этого с нами стали обращаться по-человечески, я бы так сказал. Там тоже некоторые умирали, но в целом, с нами обращались по-человечески.

Как к вам относилась русская охрана?

Без любви. Ха-ха. Нас отводили на работу, справа и слева шли по два человека, всегда с собаками. Проблем при этом не было.

В ноябре 1943-го года нас перевезли из Узбекистана на Урал в Орск. Туда мы ехали десять дней. Когда нас увозили из Узбекистана, там было 20 градусов тепла, а на Урале уже было 20 градусов мороза, метровый слой снега и ветер. Одежда у нас за восемь месяцев лучше не стала, и там мы опять начали умирать. В январе - феврале я четыре недели работал на фабрике, слесарем - мы ремонтировали бетономешалки и транспортеры для подачи корма. Главное мы работали не на холоде. Когда потеплело, начиная с марта месяца, я работал на стройке слесарем, потом на бетономешалке, потом клал рельсы и так далее. На этой стройке в начале ноября 1944-го... Какой у русских праздник в начале ноября? Годовщина Революции? К этому празднику наша бригада была отмечена как лучшая и премирована. Мы думали, что нам дадут немного хлеба, а нам дали по 100 грамм водки. Это было ужасно! Мы ее выпили, и нас чуть не вырвало.
Как-то в Орске нас повезли в banja, в открытом грузовике на 30-градусном морозе. У меня были старые ботинки, а вместо носков намотаны носовые платки. У бани сидели три русские матушки, одна из них прошла мимо меня и что-то уронила. Это были немецкие солдатские носки, постиранные и заштопанные. Вы понимаете, что она для меня сделала? Это была вторая, после того солдата, что дал мне хлеб и сало, человеческая встреча.
Была и еще одна встреча с Человеком. В 1945-м году я по здоровью был в третьей рабочей группе и работал на кухне хлеборезом. А тут пришел прказ, чтобы третья рабочая группа прошла медицинскую комиссию. Я прошел комиссию, и меня определили в транспорт. Никто не знал, что это за транспорт и куда он идет, думали, что в какой-то новый лагерь. Мой начальник кухни, немец, тоже сталинградец, сказал, что он меня никуда не отпустит, пошел во врачебную комиссию, и начал настаивать, чтобы меня оставили. Русский врач, женщина, на него наорала, сказала ему: "пошел вон отсюда", и я уехал на этом транспорте. Потом оказалось, что это транспорт домой. Если бы я тогда не уехал, то на кухне я бы подкормился, и остался бы в плену еще несколько лет. Это была моя третья человеческая встреча. Эти три человеческие встречи я никогда не забуду, даже если проживу еще сто лет.

В Орске кормили уже лучше?

Нет. Снабжение всегда было плохим. Sup, жидкий как вода и kascha, жидкая как sup. После супа миски можно было не мыть, такой он был жидкий. Мы получали 500 грамм мокрого, непропеченного хлеба. Весной 1945-го года я находился в лагере на 1700 человек. В этом лагере, кто-то был слесарем, кто-то работал в каменоломне, а я работал на кирпичном заводе у печи и был черный как трубочист. Однажды нам стали делать прививку от столбняка. В вермахте прививки делали спереди, а в России под лопатку. У врача было два шприца на 20 кубиков, которые он наполнял по очереди и одна игла, которой он колол всех 1700 человек. Врач делал всем нам, 1700 человек, п У него было два шприца, которые он наполнял по очереди, 20 кубиков, и одна игла, которой он колол всех нас. Я был одним из трех, у кого укол воспалился. Такие вещи невозможно забыть!

Какое было отношение к сталинградским пленным по сравнению с другими пленными?

В Узбекистане были только сталинградцы. Потом появились другие пленные и уже начиная с 1944-го года все уже были перемешаны. Мы не делились на сталинградцев и прочих пленных, и русские тоже не делали различия. Конечно, те кто пришли в 1944-м году, не прошли через то дерьмо, которое пришлось пережить нам, понимаете? Я где читал, что те, из тех кто попал в плен в 1942-м и 1943-м годах,выжило всего несколько процентов, с среди тех, кто попали в плен в 1944-м и в 1945-м годах, этот процент совсем другой - почти все выжили.

Говорят, что почти все сталинградцы потом были в управлении лагерями?

Наш немецкий начальник лагеря был сталинградцем. Но это не значит, что начальником не мог стать кто-то, попавший в плен позже. Наш начальник, его звали Фрид Фрайер, до того как попал в плен был обычным солдатом, ефрейтором, он немного болтал по-русски. Ни один русский не вел себя так ужасно как он. Это был настоящий преступник. Его и сегодня ищут товарищи… Не понятно, вернулся ли он домой, и что с ним стало. Надо сказать, что немецкие солдаты, которые стали руководителями лагерей, обращались с нами хуже, чем русские.

Как долго вы были в плену?

23-го августа 1945-го года я был дома - первым, кто вернулся из России домой. Я весил 44 килограмма - у меня была дистрофия. Здесь, в Германии, мы стали преступниками. Во всех странах, в России, во Франции солдаты - герои, и только мы, в Германии, - преступники. Когда мы были в России в 2006 году, русские ветераны, нас обнимали. Они говорили: «Была война, мы воевали, а сегодня мы пьем вместе, и это хорошо!» А в Германии мы все еще преступники… В ГДР я не имел права написать свои воспоминания. Меня три раза на предприятии прорабатывали, просили подумать, что я рассказываю о плене. Говорили: «Вы не можете рассказывать такие вещи про Советский Союз, нашего друга».

В плену вы получали какую-то информацию о положении на фронте?

В Узбекистане нас хорошо информировали о том, как Красная Армия продвигается на запад. Нам говорили, что русские освободили такие-то и такие-то деревни. Мы считали, что это вранье - столько деревень нет во всей Германии. Потом выяснилось, что все это было правда. В 1945-м году в лагерь пришли новые пленные, которых взяли в плен возле Бреслау. Они все были уверены, что мы еще можем выиграть войну, потому что у Адольфа есть новое тайное оружие. Не получилось.

Что вы знали об антифашистах и комитетом Свободная Германия?

Я этого не застал. Товарищи, которые оставались в плену, рассказывали, что позже, появились Antifaschisty, которых присоединяли к бригадам, чтобы они подслушивали и докладывали. Потом, в ГДР, они получали высокие посты.

Как вы восприняли известие о капитуляции Германии?

Нам об этом объявили в лагере.

У вас нет фотографий с войны?

Все мои фотографии сгорели. Я на войне фотографировал, посылал пленки домой, там их проявляли. Они были у меня дома. Наша деревня была на нейтральной территории между американцами, русскими и ордамиСС-совцев, немцев. 19-го апреля 1945-го года у въезда в деревню были убиты два американца. Всю деревню, 26 домов, американцы сожгли вместе с жителями зажигательными снарядами. Дом сгорел, фотографии тоже сгорели, с войны у меня не осталось ни одной фотографии.


Вы были суеверным и верили ли вы в бога?

Я не суеверный, но что-то есть, чего люди не знают. Я считаю, что были случаи, когда меня спас мой ангел-хранитель. В один из последних дней в Сталинграде я стоял возле угла дома у вокзала. Нас интенсивно обстреливали из минометов. Я сделал шаг за угол, и точно в этот момент, именно в том месте, где я стоял, взорвалась мина. Кто мне сказал, что я должен сделать шаг назад? За день до плена я стоял за стеной, и Т-34 выстрелил прямо в стену. Вы спрашивали, какое было самое лучшее русское оружие? Т-34 был самым лучшим. Меня завалило кирпичами, мои товарищи сказали, что они даже не стали меня откапывать - все было ясно. Я не знаю, сколько я пролежал без сознания, но в конце концов я оттуда выбрался. Я не получил ни царапины. Ни царапины! В вагоне из 100 человек 94 умерло, выжило шесть, и я был среди них. И из этих шестерых четверо умерло в плену, домой вернулось двое. Второй умер в 2001-м году, он был из Тюрингии.

Война это самое важное событие в вашей жизни?

Да, такое не каждый день случается. Когда меня призвали, мне еще не было 20 лет. Когда я вернулся домой, мне было 27 лет, я был больной и истощенный человек, я не мог накачать колесо велосипеда, такой я был слабый. Где моя молодость, лучшие годы моей жизни, с 18-ти до 27-и лет?! Не бывает справедливых войн, каждая война это преступление, каждая!