От siberienne Ответить на сообщение
К siberienne Ответить по почте
Дата 26.04.2009 17:25:07 Найти в дереве
Рубрики В стране и мире; Версия для печати

Ре: да, вот...

еще ссылка..:
http://wwwinfo.jinr.ru/drrr/Timofeeff/auto/arest.html

"...
В ходе дополнительного расследования по этому делу экспертная комиссия тогдашней Академии наук ГДР высказала свое мнение. В частности, эксперты отметили, что подготовленный Тимофеевым-Ресовским в 1939 г. обзор деятельности биологических институтов СССР составлен в период действия договора о дружбе между Германием и Советским Союзом и пакта о ненападении, то есть в то время, когда у ученых обеих стран были и желание, и возможность поддерживать тесные контакты. Научные институты СССР получали труды научных учреждений Германии, а те - советские работы. На основе таких материалов директор Института биологии профессор фон Ветштайн в 1942 г. подготовил для руководства Общества им. Кайзера Вильгельма обзор по биологическим институтам СССР, в котором содержалась еще более обширная информация, нежели предоставленная Тимофеевым-Ресовским. Но на исходе 1945 г. в Москве об этом вспоминать не хотели.
После месячного перерыва продолжились вызовы на допросы - 10 декабря, 15 декабря...
Теперь упор делался на получение "признательных показаний" о "причастности к немецким разведывательным органам". В частности, на допросе 15 декабря следователь пытался обосновать обвинение на том, что после ареста гестапо за антифашистскую деятельность старшего сына Тимофеева-Ресовского Дмитрия ученый обратился к своим коллегам по научной работе (Штреземану, Рилю), имевшим выход на руководство нацистских спецслужб, с просьбой выдать сына на поруки. Однако их усилия оказались безуспешными. Дмитрия не освободили.
Тимофеев-Ресовский на допросах в НКГБ не пытался представить в выгодном для себя свете факт причастности сына к антифашистской деятельности. В повести "Зубр" Гранин вспоминает, что Тимофеев-Ресовский очень резко отреагировал на вопрос о судьбе Дмитрия, которого в семье звали Фомой:
"Зубр помрачнел, сказал зло: - Зачем это?.. Фома - не индульгенция. Хотите украсить меня? Писателю нужен, конечно, сюжетец? Как же без сюжета! Венец терновый... Оправдание... Все ваши сюжеты - вранье. Жизнь бессюжетна..."
На этом же допросе Тимофеев-Ресовский на вопрос о том, кто в Институте мозга выполнял роль уполномоченного Абвера, показал, что бывший директор института Шпатц, являвшийся одновременно представителем военной контрразведки Германии, перед своим бегством из Берлина имел с ним (Тимофеевым-Ресовским) консультации на эту тему. По рекомендации Тимофеева-Ресовского обязанности представителя Абвера принял на себя научный сотрудник института Борн.
Забегая вперед, скажем, что только этот факт, наряду с составлением обзора о научно-исследовательских учреждениях Советского Союза, был положен в основу обвинения Тимофеева-Ресовского "в содействии немецким разведывательным органам".
Наступил 1946 год. О Тимофееве-Ресовском, казалось бы, забыли. В январе вызовов на допросы не последовало. Не допрашивались и свидетели. Но помнил об ученом как о специалисте, в котором остро нуждалась оборонная промышленность страны, Завенягин. 4 февраля 1946 г. он обратился к наркому госбезопасности генералу армии В.Н. Меркулову с письмом, в котором просил указания о передаче Тимофеева-Ресовского как крупного специалиста в области биофизики после проведения следствия по его делу "для использования в 9 Управлении НКВД СССР".
На письме имеются резолюции Меркулова начальнику 2-го Управления НКГБ СССР П.В. Федотову: "После окончания следствия передайте. 4.2.46", Федотова начальнику отдела 2-го Управления Иткину: "Доложите, в каком положении следствие по делу. 5.2.46", Иткина заместителю начальника отдела Пинзуру и начальнику отделения Елованову: "Надо не затягивать дело Тимофеева-Ресовского. Прошу проследить. 8.2.46".
Характерно, что дожидаться хотя бы формального судебного решения ни Завенягин, ни Меркулов и не думают. Исход заседания Военной коллегии уже предрешен.
Здесь самое время привести один любопытный документ от 7 декабря 1945 г., копия которого изъята в 1988 г. из архивного дела на Циммера (арестованного в октябре 1945 г. опергруппой НКВД) и приобщена к делу Тимофеева-Ресовского. Это докладная записка Тимофеева-Ресовского о работах с нейтронами и искусственно-радиоактивными изотопами.
Итак, Тимофеев-Ресовский докладывает, что в 1938-1939 гг. в лаборатории отдела генетики Института мозга был установлен нейтронный генератор. Целью опытов с нейтронами, которыми занимались Тимофеев-Ресовский, его жена, а также сотрудники отдела генетики физик Циммер, радиохимик Борн и биолог Кач, были:
"1. Их (нейтронов. -В. Г., В.Н.) непосредственное применение для облучения, для сравнения биологических действий, образуемых ими густоионизирующих протонов с рентгеновскими лучами.
2. Получение искусственно-радиоактивных изотопов для точного и количественного прослеживания судьбы введенных в организм химических элементов в обмене веществ и их проникновения в различные ткани и органы.
3. Дозиметрия и непосредственное применение нейтронов для облучения биологических объектов".
Опыты проводились на рыбах, мышах и мухах и, как подчеркивает Тимофеев-Ресовский, "еще не закончены". Он пишет: ""Метод радиоактивных индикаторов" имеет большое будущее и может в принципе применяться в различных контрольных реакциях, реакциях химического обмена, для ряда технических целей и в биологии для изучения проникновения химических веществ в организмы и их распределения в них".
Далее Тимофеев-Ресовский подробно останавливается на возможностях применения указанного метода, а также информирует об участии Циммера и Борна в опытах (не связанных с отделом генетики Института мозга) с радиоактивными изотопами в научном отделе Акционерного общества Ауэр (Циммер) и Химическом институте им. Кайзера Вильгельма (Борн). Лаборатории Акционерного общества, по словам Тимофеева-Ресовского, проводили исследования в связи с работами по созданию атомной бомбы, однако Циммер в них участия не принимал. Сфера его деятельности ограничивалась коммерческими интересами общества Ауэр.
Позднее, на допросе 17 апреля 1946 г., Тимофеев-Ресовский уточнит, что, хотя "непосредственно генетический отдел научно-исследовательскими работами военного характера не занимался", его сотрудники Борн и Циммер осуществляли в помещении генетического отдела "имевшие отношение к военному делу" исследования. Борн по заданию директора Химического института О. Хана (Отто Ган, Нобелевский лауреат) проводил с использованием имевшегося в отделе нейтронного генератора работы по анализу продуктов распада урана. Циммер же по заданию Акционерного общества производил опыты с использованием генератора по активации светящихся красок искусственно-радиоактивными изотопами и вместе с директором научного отдела общества Рилем поставлял блоки урана для группы физиков, возглавлявшихся Гейзенбергом, которая "занималась работами по получению атомной энергии".
К сожалению, по материалам дела установить адресата докладной Тимофеева-Ресовского не удается. Не исключено, что с ней ознакомился Завенягин, что именно это сыграло свою роль в решении передать ученого (а затем также Циммера, Борна и Кача) под крыло его ведомства.
Выполняя указание руководства "не затягивать дело", следователь возобновил допросы Тимофеева-Ресовского (16 февраля, 18 марта, 3 и 17 апреля, 6, 7 и 18 мая), а также допросил свидетелей, в том числе Циммера, Борна и Кача. К этому времени подоспел из Германии протокол допроса сотрудника Института мозга, уполномоченного контрразведки Абвера при Институте мозга Пютца, арестованного 20 октября 1945 г. оперсектором НКВД г. Берлина и допрошенного 2 ноября того же года. Остановимся подробнее на показаниях Пютца, так как они еще сыграют свою роль...
Из протокола допроса Вильгельма Пютца, начальника отдела кадров и бухгалтера Института мозга (от 2 ноября 1945 г.): "Тимофеев считался политически благонадежным к существовавшему строю в Германии. Тимофеев как директор генетического отделения института был в курсе всех секретных директив, направлявших всю деятельность института на нужды войны. И Тимофеев лично при приближении Красной Армии давал приказания об уничтожении секретных документов, которые хранились у меня в сейфе. Кроме того, Тимофеев давал распоряжения уже накануне прихода Красной Армии числа 20 апреля 1945 г., когда шли бои за Берлин, спрятать наиболее ценное оборудование, чтобы оно не попало в Советский Союз".
Но следователь почему-то не стал заострять внимание на, казалось бы, выигрышных для него показаниях Пютца. Не фигурирует этот эпизод и в обвинительном заключении по делу. Лишь в протоколе допроса Тимофеева-Ресовского (теперь уже в качестве свидетеля по делу сотрудника отдела генетики Циммера) от 15 июля 1946 г. (копия протокола приобщена к уголовному делу Тимофеева-Ресовского в 1988 г.) имеются показания ученого о том, что в марте 1945 г. они вместе с Циммером решили "уничтожить всю ненужную нам переписку Института мозга для того, чтобы избежать возможных неприятностей со стороны местных немецких властей, после оккупации Берлина войсками Красной Армии. Я и Циммер дали приказание бухгалтеру Института мозга Пютцу уничтожить все бумаги, имеющие штамп "секретно". Содержание этих документов нам с Циммером не было известно, т.к. мы не имели времени ознакомиться с содержанием их".
Что касается абсолютно нелепых показаний Пютца о том, что Тимофеев-Ресовский дал указание спрятать ценное оборудование, чтобы оно не попало в СССР, сам ученый, его жена, а также Циммер и Кач на допросах объяснили это желанием спасти уникальную аппаратуру от воздушных налетов. Как любезно сообщил нам сын Тимофеева-Ресовского - Андрей Николаевич, сохраненное ученым лабораторное оборудование Института мозга до сих пор используется в Институте экологии в Екатеринбурге.
Формулировки ответов свидетелей, допрошенных следователем уже в Москве, выглядят все более "срежиссированными".
Из протокола допроса Карла Циммера, научного сотрудника института (от 9 марта 1946 г.)
Вопрос: Каково было отношение Тимофеева-Ресовского к существовавшему в Германии фашистскому строю?
Ответ: К существовавшему в Германии фашистскому строю Тимофеев-Ресовский относился отрицательно (в чем именно это состояло, следователь даже не поинтересовался, удовлетворившись лапидарным "отрицательно". - В.Г., В.Н.}.
Из протокола допроса Ганса Борна, ассистента института, члена национал-социалистической партии (от 9 марта 1946 г.) Вопрос: Почему Тимофеев-Ресовский не вернулся в Советский Союз?
Ответ: Не вернулся Тимофеев-Ресовский в Советский Союз потому, что он в Германии занимал хорошую должность и был доволен своею работой. Кроме того, Тимофеев-Ресовский был лояльно настроен к фашистскому режиму, но это официально, в беседах же со мной о фашистском строе высказывался отрицательно (между тем Борн - официальный представитель Абвера в институте, и "высказываться отрицательно" именно перед ним было бы несколько странным; но следователя и это не смущает. - В.Г., В.Н.).
Вопрос: О чем Вы, как уполномоченный "Абвер" доносили... Тимофееву-Ресовскому и что по таким донесениям предпринималось?
Ответ: С начала 1944 г. и по 1945 г. мною были установлены случаи общения двух учениц института (немок) и лаборантки (немки польского происхождения...) - с французскими военнопленными. Об этом я донес Тимофееву-Ресовскому. Последний имел с этими лицами разговор и предупредил, чтобы они прекратили связи с французскими военнопленными (работавшими в институте. - В.Г., В.И.).
Из протокола допроса Александра Кача, ассистента института (от 6 апреля 1946 г.)
Вопрос: Расскажите - каково было отношение Тимофеева-Ресовского к Советскому Союзу и к существующему в стране строю? Ответ: Тимофеев-Ресовский в разговорах со мной ничего отрицательно о Советском Союзе и Советском строе не говорил. Во время войны Тимофеев-Ресовский был на стороне СССР и высказывался за поражение немцев.
Вопрос: Тимофеев-Ресовский... к "Абвер" имел отношение?
Ответ: Тимофеев-Ресовский... к "Абвер" никакого отношения не имел и не мог иметь, поскольку не являлся немецким подданным. Вопрос: Со стороны Тимофеева-Ресовского Н.В. давались указания спрятать ценное оборудование, с тем чтобы оно не досталось Советскому Союзу?
Ответ: Тимофеев-Ресовский Н.В. таких указаний никому не давал. Я знаю, что он игнорировал указания о подготовке имущества и оборудования генетического отдела к эвакуации в немецкий тыл, и чтобы сохранить ценное оборудование от бомбежки - он отдал указание спрятать его в подвалы Института мозга.
Никаких уточняющих вопросов следователь не задает и сразу заносит подобные формулировки в протокол. Несколько странным выглядит именно это его отношение, а не сами показания свидетелей, подозревать которых в неискренности трудно. Точно так же охарактеризовали Тимофеева-Ресовского и опрошенные в ходе дополнительного расследования в 1988 г. знавшие его по совместной работе граждане ГДР:
Профессор Роберт Ромпе: "Вначале Тимофеев-Ресовский был только ученым и не интересовался политикой. Пакт о ненападении между СССР и Германией он приветствовал, и я хочу сказать, это дало ему толчок в работе. После нападения фашистской Германии на СССР он был потрясен. Он занял ясную позицию и встал на сторону СССР".
Профессор Ганс Штуббе: "Тимофеев-Ресовский был противником нацизма. Это выражалось в острокритических разговорах, которые я вел с ним у него дома..."
"