Никак не могу сказать, что повод для написания сего опуса является приятным. Впрочем, как и значительным – скорее всего, просто накопилось много чего в этом плане, и пришло время последней капли/соломинки и пр. притч и аллегорий. Конкретно: имело место совершенное банальное обсуждение рутинной проблемы, связанной с методологией науки, причем обсуждение с человеком, который, как мне казалось, совершенно далек от новомодных «постмодернистских» заскоков. Его (этого человека), с позволения сказать, «аргументы» меня просто убили. Возможно, главным образом потому, что в данном случае совершенно бесполезно пытаться объяснить позицию моего уважаемого оппонента какими-то внешними причинами, не имеющими отношения к существу дела. Человек, вне всякого сомнения, высказывает свою точку зрения. Человек отнюдь не глупый и достаточно грамотный. Это-то и пугает больше всего. Что уж говорить об искателях грантов, профессиональных карьеристах и широких народных массах, питающихся пищей духовной от ТВ, МК и прочего в том же духе.
Я никак не хочу сказать, что проблема «научного» в восприятии массового сознания (и не только) вызвана всего-навсего подлостью, продажностью и невежеством, хотя и этого добра сейчас в наличии гораздо больше, чем нужно. Все-таки основная причина в другом – в изменении самой науки. Этих изменений много, очень много, и все они происходят одновременно. Разумеется, данная статья – всего-навсего «приглашение к разговору», и перечисление этих изменений – не более, чем «первая итерация», за которой, возможно (как я надеюсь), последуют следующие. Итак.
1) Переход столпа столпов естественной науки – физики (в широком понимании) на вероятностный уровень. В принципе, для настоящих ученых в этом особых проблем нет. Но проблемы есть в связи с массовым восприятием такого подхода. Относительно невежественного массового человека, да еще с амбициями, характерными для невежды-активиста, «удержать» в рамках более или менее адекватного восприятия результатов науки мог только примитивный и жестко детерминированный запрет: что-то происходит всегда так, а не иначе. С таким вердиктом спорить можно примерно так же, как с полицейским, добросовестно исполняющим свои обязанности по наведению порядка на улице. Да или нет, черное или белое, наука или «гуманитарный» треп. Теперь ситуация совершенно изменилась, жесткий запрет снят, женская «демократическая» логика насчет вероятности встречи с динозавром, наконец-то, взяла верх над мрачным тоталитарным подавлением плюрализма в отдельно взятых массовых головах.
2) Второй момент, связанный с предыдущим - вторжение естественной науки (условно говоря, «физики») в область явлений, в которых традиционный научный подход – воспроизводимый эксперимент – очевидно не работает. Вообще-то он и раньше не работал, но это не слишком бросалось в глаза широким народным массам, интересующимся наукой. Кстати, это настоящая проблема и для ученых – правда, на другом уровне, нежели уровень обыденного сознания.
3) Выход «физики» за границы здравого смысла, обыденного восприятия и «физического понимания». Это и на самом деле серьезнейшая проблема. Человек как продукт длительной эволюции воспринимает реальность с учетом возможностей собственных органов чувств, которые безнадежно малы для «непосредственного познания» реальности, начиная с определенного уровня. Даже восприятие такой банальности, как движение Земли вокруг Солнца, потребовало огромного количества времени и больших усилий популяризаторов науки. Области интереса современной науки (я опять-таки имею в виду «физику»), так сказать, ее фронтиер, переместился в области, принципиально непостижимые для обыденного сознания и воображения. Фразы того же Хокинга о непротиворечивости теории суперструн только в пространствах с фиксированными измерениями (например, в одиннадцатимерном), воздействуют на обывателя довольно сложным образом. Реальных выхода, по сути, два: смириться с невозможностью понимания этого без специальной подготовки, т.е. положиться полностью на авторитет ученых, или пытаться искать утешения в псевдоученой таинственной болтовне, специально подогнанной под обыденное обывательское мышление.
4) Скорость изменений. Эта проблема, в первую очередь, даже не науки. Развитие общества и мышления – диалектическое сочетание «изменений» и «консерватизма». Для консерватизма сейчас места все меньше и меньше, это не может не вызвать естественную и здоровую реакцию «отторжения» «прогресса». К сожалению, эта реакция далеко не всегда является здоровой, особенно в условиях господства абсолютистского фундаменталистского мышления, унаследованного от религии.
5) Выход (во многих случаях) за границы возможности экспериментальной проверки вообще. Целый ряд фундаментальнейших положений современной науки не может быть ни подтвержден, ни опровергнут с учетом возможностей имеющихся средств наблюдений и оборудования для экспериментов. Эти положения можно проверить только выборочно и при этом косвенно, чего, вне всякого сомнения, недостаточно с точки зрения «привычной» науки. Приходится полагаться только на математическую (формализуемую) логику и математические методы, хотя и то, и другое многократно показывали, что этого для познания реальности (а не для обеспечения корректности математических моделей, т.е. продуктов человеческого сознания) совершенно недостаточно.
6) Интеграция различных научных областей, причем отнюдь не только смежных. Это повышает сложность теорий, их экспериментальной проверки. Более того, включение гуманитарных наук, подобных истории, в число «настоящих наук» объективно требует создания для разных областей науки единой методологии подтверждения теорий. Если на «макроуровне» в естественных науках дело обстоит достаточно хорошо, то применительно к истории и общественным наукам ни о каком возобновляемом эксперименте и речи быть не может. Это ставит ряд вопросов, например:
• являются ли общественные науки науками вообще;
• если да, то каков «критерий истины» в науке вообще;
• и есть ли критерий истины в науке вообще.
7) На все эти серьезнейшие проблемы накладывается беспринципность ученых. Пока наука была уделом гениальных одиночек, ей, в общем, имело смысл заниматься только и исключительно для поисков истины. С тех пор, как наука стала профессией, в буржуазном (как сейчас принято говорить, рыночном) обществе занятие наукой стало в массе доходным ремеслом, и только, и ждать от ученого честности и добросовестности можно не в большей степени, нежели от врача, юриста или журналиста. Другими словами, массовый научный работник озабочен повышением собственных доходов, а не поиском истины. Восприятие ученого как представителя некой касты, посвятившей себя исканиям высшего порядка и довольно чуждых житейских соблазнов (своего рода жрецов Истины) безнадежно устарело. А вместе с ним неизбежно упал и авторитет науки.
Но и этого мало. Дополнительный важнейший момент – переход обывателя (если кому больше нравится – широких народных масс эпохи господства рыночной экономики) из пассивного состояния («слушать и пытаться понять») в состояние активное (настаивание на собственном праве, данном от рождения, высказывать свое мнение, не утруждая себя усилиями предварительно в чем-то разобраться. Имею право говорить, что хочу – и все.) Это порождает океан псевдонаучной белиберды, и отделить зерна от плевел в этом пошлом потопе – задача, мягко говоря, нетривиальная.
Случилось так, что в момент кризиса (как нормального этапа нелинейного развития науки) вместо квалифицированных попыток разрешения этого кризиса наука столкнулась с умело направляемой и мощной волной шарлатанства, демагогии, озлобленного невежества и мракобесия, причем и первое, и второе, и третье, и четвертое часто пытаются закамуфлировать себя под что-то наукообразное, обращая, таким образом, остатки авторитета науки против нее самой.
Что касается истории и других общественных наук, то ко всему этому добавляются жизненные интересы различных социальных групп, а также просто элементы мировоззрения, симпатии и антипатии. Неудивительно, что мракобесы, невежды и пропагандисты всех сортов устремились, в первую очередь, именно в эти области знания. Тем более, что история или социология требуют от исследователя неизмеримо меньших усилий по овладению аппаратом науки, нежели науки точные, куда дилетантам (но не мошенникам и честолюбцам) путь заказан просто вследствие сложности используемых математических методов. Поэтому для конкретного разговора очень удобно обратиться к проблемам восприятия массовым сознанием не физики с астрономией, а истории.
История в каком-то смысле идеальное «поле битвы» между наукой и мракобесием – по крайней мере, с точки зрения наглядности этого сражения для «широких народных масс» («технократический» вариант, сформулированный кем-то из великих физиков в виде такой классификации: «есть физика и есть собирание почтовых марок», я в данном случае рассматривать не буду ). С одной стороны, если история – это наука, то в ней должны действовать те же наиболее общие закономерности, что и в точных науках. С другой – история вызывает массовый интерес и доступна самому широкому кругу обывателей. Наконец, дополнительную пикантность придает явное присутствие «заинтересованности» участников обсуждения в той или иной исторической модели, вплоть до «гражданской войны» в этой области, как это имеет место, например, в России.
Но все эти рассуждения годятся только для «интеллектуального» спора в «узком кругу» - у среднего обывателя (который при этом на своем уровне интересуется вопросами науки вообще и истории в честности) все это вызывает скуку и потерю интереса к беседе. На этом уровне нужные другие аргументы и другие подходы.
Итак, важная проблема – восприятие истории. Воспринимается ли массовым сознанием история как наука вообще? И воспринимается ли история как наука «интеллектуальной элитой» России? Как мне кажется, именно здесь находится источник многих проблем.
Сначала о «массовом восприятии». Здесь доминируют привычные «организационные» факторы. История официально идет по ведомству науки (пусть и гуманитарной), историки могут иметь (и часто, а, пожалуй, и слишком часто имеют) ученые звания, есть систематизированная («правильно» или «неправильно») – вопрос другой обширная информация (опять-таки, пока неважно – достоверная или нет), формально существуют «теории», «гипотезы» и «доказательства» - словом, привычный антураж науки налицо. С другой стороны, все прекрасно понимают, что история непрерывно переписывается и фальсифицируется по самым разным поводам и с самыми разными целями, и научные «теории» и «методы» бороться с этими фальсификациями абсолютно не в состоянии. Обывателя, в общем, это совершенно не удивляет, более того, это воспринимается, как должное. Патологических лжецов и обнаглевших до самой крайней степени пропагандистов, которые полностью оккупировали электронные СМИ (как основной источник информации) и почти полностью – СМИ других видов, массовое сознание как бы выводит за скобки «исторической науки», предполагая, что есть и «настоящая история» и «настоящие историки», доверие к которым по-прежнему велико.
Если говорить о российской «интеллектуальной» гуманитарной элите – другими словами, основной части русской интеллигенции – то она историю рассматривает только как инструмент для достижения своих целей. Этой компании важны критерии «полезно/вредно», а не «истинно/ложно». Поиск «истины» для русского интеллигента - это всегда маска, под прикрытием которой интеллигенты (как социальная общность и российский феномен) стремятся к своей цели – всех поучать и ни за что не отвечать (а обычно еще и сладко кушать). Одним из важнейших инструментов для достижения этой цели является (наряду с литературой) нужная интерпретация истории.
Если же подходить к истории с критериями «нормальной» науки, то легко показать, что в настоящий момент история наукой не является. Она не является даже описательной наукой, какой, например, до открытия ДНК и появления молекулярной биологии была «классическая» биология, которая занималась, по сути, учетом видов животных и растений и их классификацией. У классической биологии, по крайней мере, были достоверные факты. У истории достоверных фактов позорно мало – это касается даже новейшей истории. Под историческими фактами я понимаю не «даты», а такое понимание исторических событий, которые приняты подавляющим большинством историков. Об интерпретации этих фактов, а также методах их анализа, нечего и говорить – здесь существует набор практически взаимоисключающих друг друга подходов, каждый из которых, к тому же, не может показать, чем он, собственно, лучше любого другого. Для иллюстрации достаточно взять, например, Вторую мировую войну – при наличии многочисленных живых свидетелей, фотохроники, гор документов и мемуаров.
Это я к тому, что попытка включить историю в ряд «настоящих» наук с учетом нынешнего состояния ее (истории) состояния – а это в целом соответствует ожиданиям «широкой общественности», но не русской интеллигенции – объективно потребует фиксации общепринятых фактов с надежным (прямым или косвенным) подтверждением их достоверности, упорядочения этих фактов и создания подлинно научных теорий.
Сейчас огромное число «исторических фактов» является идеологическими фантомами. И, самое главное, бредовость этих «фактов» становится совершенно очевидной при применении «инженерного подхода». Для примера можно взять «подвиг Ивана Сусанина». Достаточно здраво сопоставить простейшие соображения – численность отряда поляков, которым хватило бы сил «захватить царя Михаила», с численностью отряда, который зимой мог залезть (видимо, совсем лишившись рассудка) в дикую лесную чащу и потерять дорогу, как становится совершенно очевидным, что ничего этого не было. И быть не могло.
Сейчас при любой попытке «пересмотра истории» - за исключением некоторых период русской гражданской войны, начавшейся в начале XX века и продолжающейся (с разной степенью интенсивности) до сих пор – на ум сразу приходят такие фамилии, как Суворов(Резун), Фоменко, Бушков. Сразу скажу, что я не собираюсь отождествлять этих авторов в смысле интеллектуальных и нравственных качеств, а также по степени литературного таланта. Тем не менее, они смогли донести свои концепции (или, если хотите, «концепции») до «широких народных масс». Все трое использовали похожие приемы, что говорит, скорее, не о схожести авторов (они, на мой взгляд, совершенно различны), а о специфике современного восприятия исторической информации.
Но понять причины успеха всех троих, как мне кажется, важно.
С Резуном все просто – власовец вызвал восторг у власовцев. Бушков – фигура в «исторической теме» не вполне самостоятельная, здесь чувствуется очень сильное влияние Фоменко, правда, Бушков гораздо более осторожен (или просто преследует другие цели). Феномен же успеха Фоменко с его «Новой хронологией» - штука гораздо более интересная. В том числе по продолжительности этой эпопеи – она «появилась на поверхности» примерно в 1980 году.
Успех Фоменко нельзя объяснить чисто «идеологическими» причинами – по большому счету, его концепция нейтральна относительно взглядов «красных» и «белых», «почвенников» и «западников», «либералов» и «солидаристов». Никаких особых литературных достоинств в трудах Фоменко и его соавторов нет – это явно не интригующе-детективно-иронический стиль того же Бушкова. Фоменко (буду подразумевать не только самого Анатолия Тимофеевича, но и все его помощников и соратников) «берет» содержанием и только содержанием своих книг.
В этих книгах (и в ситуации вокруг них) очень много непонятного. Точнее, не то чтобы непонятного, но допускающего совершенно различные интерпретации. Например.
1. Фоменко немного свихнулся на теме истории и хронологии, и искренне верит в свою концепцию. Ну, заскок у человека, совершенно нормального во всех других отношениях.
На мой взгляд, это объяснение никуда не годится. Профессиональный математик (не говоря уже об очень хорошем профессиональном математике), как и любой профессионал, имеет профессиональные привычки. У математика это – логичность и отсекание всего лишнего, в смысле постороннего, необязательного, «мутного» и спорного. Такие привычки проявляются и в «заскоках». Не будет математик ни к селу, ни к городу связывать 12 подчиненных Ивану Грозному княжеств с 12 «коленами израилевыми» (или объявлять, что Александрийская библиотека – это библиотека того же Грозного, сгоревшая в Александровой слободе) - не потому, что это очевидный бред, а потому, что это не относится к исторической модели Фоменко и только дает повод противникам уцепиться за такие перлы. Еще раз, это крайне нетипичное для математика – даже безумного – поведение. Можно, конечно, сказать, что все бывает, но это будет просто отговорка.
2. «Заскоки» Фоменко – просто гениально нащупанный стиль донесения НЕКОТОРОЙ действительно важной информации до «народа» с учетом специфики нынешних реалий, когда обычный рациональный, «нормальный» разговор просто невозможен – иначе никто просто не станет слушать. Грубо говоря, для обывателя, натасканного интеллигенцией на восприятие только запаха дерьма (мягкий вариант – красивых ярких и НОВЫХ картинок), «конфетка» завертывается в «дерьмовую» (яркую и НОВУЮ) оболочку: жрите, вместе с привычным угощением заглотнете и важную для Фоменко суть.
3. Откровенное издевательство над обывателями и профессиональной русской интеллигенцией, к тому же приносящее неплохие доходы. Как следствие презрения интеллектуала к русской «гуманитарной» порнографии, выраженное в особо циничной и наглой форме. Человек злобно забавляется, глядя, как одни виды глупцов жадно глотают бред, а другие – на голубом глазу этот бред опровергают, причем крайне нелепо, глупо и неубедительно. Самое интересное, что форма издевательства такова, что не позволяет «опускаемой» гуманитарной интеллигентской «элите» даже промолчать – выкормленная и выращенная этой «элитой» паства «неправильно это поймет».
4. «Мягкий вариант» предыдущей версии – насмешка и интеллектуальная игра (с целью получения морального и прочего удовольствия).
5. Доведение до абсурда, понятного даже обывателю, «классических исторических подходов» (основанных на возведение в ранг канона высосанных из пальца домыслов). с целью дискредитации их в целом. В принципе, историки (за редчайшим исключением) используют те же методы, которые – в карикатурном и грубо-шаржевом виде -демонстрирует Фоменко.
Наверняка у Фоменко присутствуют и другие мотивы. Наверняка не последним является чисто коммерческий успех – попутная стрижка шерсти оказалось делом достаточно простым и доходным. Но важно не это, а следующее признание достаточно честного – пусть в своей интеллигентской литературоцентричной слепоте – представителя «интеллектуальной элиты» (Андрей Немзер, 2000, http://www.ruthenia.ru/nemzer/FOMA.html)
Именно такого рода - то есть абсолютно бесспорными - аргументами вынуждены (вынуждены – это звучит! – Alex_1) оперировать критики Фоменко. Потому как другие здесь не только избыточны, но и невозможны. То, что в разных языках наличествуют разные грамматики, что этимологические выводы не могут основываться на внешнем сходстве слов, что фонетика, грамматика и лексика исторически изменчивы, что исторический источник требует дешифровки (всякий "свидетель" - вне зависимости от его личной установки - подчиняется культурным нормам своего времени, господствующим представлениям о картине мира, жанровым и стилевым стандартам), что хозяйственные документы и государственные акты не менее важные источники, чем летописные рассказы, что материальные предметы разных эпох обнаруживаются в разных пластах земной поверхности (чем древнее, тем глубже) - это азбука. (оставим в стороне, насколько «бесспорными» аргументами оперирует вне, условно говоря, «литературы» сам Немзер – Alex_1).
И далее:
Авторам сборника ясно, что переспорить Фоменко невозможно. Ясно им и то, что "последним решительным боем" нынче не пахнет. Из статьи в статью переходит абсолютно верное наблюдение: книги Фоменко и его свиты пользуются дикой популярностью. Вновь и вновь сталкиваемся мы с рефлексией над проблемой адресата: приверженцам Фоменко - все аргументы, как мертвому припарки; толковый гуманитарий и сам все понимает, но есть прослойка "колеблющихся", и вот им-то и надо помочь.
Толковый гуманитарий… Это Немзер о себе и себе подобных – по привычке. Но то ли вследствие честности, то ли болтливости Немзер продолжит свои «немзеризмы» - здесь же, в этой же статье. И это будет действительно интересно.
Все это не случайно. Авторы сборника (а среди них есть ученые с мировыми именами - например, академик Андрей Зализняк и академик Валентин Янин), сознавая свою правоту, в то же время испытывают нечто вроде комплекса неполноценности. Вроде бы и сражаться глупо, и молчать неудобно. И кулаком не стукнешь (мы же ученые!), и логикой да фактами не проймешь. Статьи либо замыкаются на частностях, либо плавно переходят в область ликбеза. Для чего, заметим, совершенно не нужен великий лингвист Зализняк. Хотя пишет он с редким блеском; читать - одно удовольствие. Да и прочие авторы наряду с основательностью постоянно демонстрируют незаурядное остроумие.
Остроумие и изящный слог - это славно. А публика меж тем читает Фоменко, вполне, кстати, косноязычного. Пар уходит в свисток, зато "нормальные люди" (авторы и прочие вменяемые гуманитарии) могут наслаждаться фиоритурами художественного свиста. Сборник "История и антиистория", разумеется, против воли его авторов, превращается в индульгенцию отечественному ученому сообществу: мы сделали, что смогли, и так красиво!
Лишь в статье Максима Соколова (публициста по роду деятельности, филолога по образованию и духовному складу) подход видоизменен: Соколов пишет не о Фоменко, но об обществе, которому Фоменко стал потребен. (Статью Соколова, о которой говорит Немзер – известного правдолюбца, который в это время (начало 2000-ых непрерывно торчал в «ящике» можно найти по адресу http://hbar.phys.msu.ru/gorm/fomenko/sokolov.htm. Типичное жалкое интеллигентское убожество. Вся суть его – в следующей фразе: «Известно, что приемный ребенок испытывает большую душевную драму, узнав, что его отец и мать (хотя бы и добрые, и любящие) — ему не родные. Трудно представить себе, какую драму должен был бы испытать вдумчивый человек, столкнувшись с неопровержимыми доказательствами того, что никаких почтенных родителей в лице отечественной всемирной истории у него на самом деле нет и никогда не было, что в своих отношениях с Вечностью он не царский сын, а также неведомо кто, ибо главного события мировой истории — победы Христа над смертью — тоже не было, а была лишь какая-то невразумительная история с побоями, причиненными какому-то невразумительному Христу-Гильдебранду. Серьезное осознание того, что вся историческая культура, позиционирующая человека в мироздании, дающая ему силы для самостояния и служащая залогом его величия, есть лишь гигантская раздутая ложь, а истина в том, что, чего ни хватишься, ничего у нас на самом деле нету, может породить лишь отчаяние. В лучшем случае — настойчивое вопрошание о том, как жить дальше, как строить свои отношения с временем и Вечностью, во что верить и кому молиться — ведь ни Христа, ни Магомета, ни Моисея тоже не было, да и вообще исчез фундамент, на котором покоится все миросозерцание всего западного (в самом широком смысле) мира. Но не было ни отчаяния, ни вопрошания, а только бешеная популярность. Бывает «смешно дураку, что нос на боку» — но чтобы так на боку и так смешно…». Впрочем, вернемся к Немзеру. - Alex_1). Полагаю, что есть и что думать нам надо именно об этом, а не о ляпах Фоменко и простодушии "толпы". Я не биограф крупного математика, решившего переписать мировую историю, и мне не слишком интересно, что подвигло его на сей подвиг: склад характера, привычка к отвлеченному мышлению, мания величия или ставка на коммерческий успех... Думаю, что все эти факторы свою роль сыграли (коммерческий - в последние годы, зато с особой мощью), но все они были вторичны. Первично же - глубочайшее презрение к гуманитарному (историческому и филологическому) знанию как таковому (дурное объяснение этого «семьюдесятью четырьмя годами большевистской власти» я опускаю – Alex_1).
А далее велеречивый Андрей подходит к сути дела, к причинам, по которым я вижу такую пользу от издевательств и провокаций Фоменко (к тому же эти причины вполне оправдывают презрение Фоменко к данной публике):
Если студент медицинского, технического, естественнонаучного вуза первые три года вкалывает, как ошалелый ("сопромат сдал - жениться можно"), то гуманитарий (что прежде, что теперь – подчеркнуто мной – Alex_1 ) приходит в институт сибаритствовать или подлаживаться под "концепцию" профессора, что наконец-то может вещать "свое". (Исключением всегда – подчеркнуто мной –Alex_1) были специалисты по древним языкам и культурам.) У нас филологи знать не хотят истории, а историки - словесности и теоретической лингвистики. (И сокращение числа приемных экзаменов тому способствует.) Мы с восторгам усваиваем "новые веянья" (иногда продуктивные, иногда - так себе), но по-прежнему не хотим знать, что "без труда не вытащишь рыбку из пруда". Мы полагаем, что журналиста, пишущего на "культурные темы", после того, как он путает, скажем, Тартюфа с Гамлетом, надо поправить, а не гнать в три шеи. Нам кажется, что частные наблюдения (или архивные разыскания) избавляют молодого ученого от необходимости знать нечто, лежащее за пределами "его периода". Похвальная тяга к самостоятельному заработку оборачивается тем, что люди, не научившиеся читать (не имеющие представления о предмете и методах работы с ним), вовсю пишут. (Не замечая, как их правят представители "устарелого" "тоталитарного" редакторского клана.) Мы уверены, что классика (художественная, философская, религиозная, научная) - постыдный балласт. Мы не разумеем даже того, что человек незнакомый с русской литературой просто неадекватно воспринимает всякую постмодернистскую "крутизну", вроде Владимира Сорокина. (Что ж, есть тонкие стратегии преподавания, согласно которым с Джойсовым "Улиссом" можно знакомиться, не только ничего не зная о многовековой английской литературе и истории, но и об "Одиссее".) За справками мы бодро лезем в интернет, забыв, что найти там можно лишь то, что туда кто-то положил. Мы свято уверовали в то, что история ничему не учит, следственно лишена смысла, следственно допускает любые интерпретации. Реальные проблемы современного гуманитарного знания стали у нас патентом на невежество. Мы, каждодневно толкуя о бессмыслице своих занятий и победительном шествии масскульта, в глубине души не уважаем самих себя - и утешаемся грантами, кружковым общением, конференциями, удачными (кто бы спорил!) книгами и статьями, для которых скоро не будет читателей.
Вольно или невольно, с той или иной целью, но Фоменко пытался (и пытается) будоражить интеллигентско-гуманитарный гадюшник. Правда, гадюшник пошипел, да и вернулся к привычному состоянию – чему мы все свидетели. Впрочем, русская интеллигенция в массе своей неисправима – в смысле «горбатого могила исправит». Имеет ли смысл обвинять в этом Фоменко с его вполне обоснованным «глубочайшим презрением» к гуманитарному «знанию» толпы Соколовых, в силу исторических обстоятельств и собственной наглости, глупости и невежества объявивших себя «элитой»?
Как бы то ни было, но Фоменко заставил себя слушать. Что еще более важно, его невозможно игнорировать даже самым упертым «специалистам»-историкам – не потому, что «концепция» Фоменко верна, а потому, что она касается важнейших вопросов – критического анализа достоверности исторических фактов и методологии истории как науки. Неважно, что происходит это в гротескном (издевательском, нелепом – нужное добавить/подчернуть) виде. Имеющий мозги да задумается, не имеющий их, скорее всего, будет захвачен новизной, яркостью и «безумием» предлагаемой картины. Хорошо это или плохо?
Однозначного ответа дать нельзя. Если бы история являлась наукой (на что она претендует), то профанация и «воинствующий стеб» можно было бы с чистой совестью рассматривать, как пример мракобесия. Но история – в ее нынешнем состоянии - ни по каким критериям наукой не является, у нее нет ни сколько-нибудь полного набора достоверных фактов, ни методики верификации имеющихся сведений, ни классификационных подходов, ни методологии, ни теорий (в лучшем случае – локальные и изолированные фрагменты). Это не значит, что история «в принципе» НЕ МОЖЕТ БЫТЬ наукой – на мой взгляд, вполне может. Но для этого необходимы принципиальные и качественные изменения. Фоменко нанес (и продолжает) наносить сильнейшие удары (пусть в весьма своеобразной форме) по мертвой догматике и тому, что приводит к этой догматике. Даже если предлагаемые им «естественнонаучные» подходы к оценке исторических сведений несовершенны (да пусть даже и недобросовестны, если кто так считает) – это не отменяет принципиальной правильности этой идеи.
Да, форма эпатажа, выбранная Фоменко со товарищи, мягко говоря, рискованна. Но, видимо, так уж устроена жизнь, что некоторые далеко зашедшие болезни приходится лечить ядами. Ситуация действительно близка к катастрофе – и отнюдь не из-за Фоменко. Феноменальный «успех» «трудов» Фоменко – безукоризненный показатель чудовищного состояния общественных наук (если бы только общественных!).
Еще раз – не в мотивах Фоменко дело. И не в мотивах Резуна (Суворова), с этим кумиром русской гуманитарной интеллигенции, с которым (в смысле мотивов) все ясно как божий день. Пошлость и наглость Резуна все-таки вызвали нормальную грамотную и историческую (в хорошем смысле этого слова) реакцию нового поколения историков и публицистов. И не надо недооценивать роль Резуна в том, что грамотные специалисты, наконец-то, зашевелились. Еще раз напомню уже процитированные толковые (с поправкой на интеллигентность) слова Немзера: «Именно такого рода - то есть абсолютно бесспорными - аргументами вынуждены оперировать критики Фоменко. Потому как другие здесь не только избыточны, но и невозможны.» Это и есть нормальная ситуация в науке. И приколы Фоменко этого подхода не выдержат (хотя Немзер пытается создать обратное впечатление).
Но «традиционная» история вне некоторых «локальный областей» - лживость которой легко оценить по патологической (в целом) лживости современной интерпретации совсем недавних исторических событий - пока держится. Не в том дело, что Фоменко «восстановил подлинную картину» - бредовость «новой хронологии», взятой в целом, очевидна. Я на 100 процентов уверен, что это очевидно и Фоменко (впрочем, все бывает, Каспаров, например – прекрасный пример свободного российского интеллигента – явно воспринимает ее всерьез). Положительная сторона состоит в том, что очевидной стала (в том числе благодаря «новой хронологии») бредовость и продажность нынешней «методологии истории», отданной на откуп «гуманитарным интеллигентам» (для воспитанных на традиционных гуманитарных подходах повторю очевидное – это не значит, что нет настоящих специалистов в области общественных наук, это не значит, что нет фрагментов «настоящего» исторического научного знания). Немзеры признали свое бессилие – и это хорошо. Не тем хорошо, что Немзерам указали на их место (на своем месте хороший литературовед и критик полезен и необходим). Хорошо тем, что шок от «методологии» Фоменко, может быть, подвигнет людей с мозгами (Соколовы безнадежны) на создание и распространение в массовом сознании подлинно научных методологий применительно к истории. Впрочем, я, боюсь, замечтался.
Если история – это все-таки наука, то необходимо начать с «инвентаризации» имеющихся фактов и сведений с обязательной (практически наверняка - вероятностной) оценкой их достоверности, причем в «общедоступном» - для всех интересующихся историей – формате. Все конфликтные и несовместимые интерпретации должны быть отмечены, явно рассмотрены и пристрастно проверены на достоверность с применением естественнонаучных и «инженерных» подходов. Сомнению должно быть подвергнуто все (как это и происходит в настоящей науке). Это встретит бешеное сопротивление со стороны самых различных сил. Но наука должна быть к этому готова – в конце концов, не просто же так детям в школе рассказывают, что научными сведениями живо интересовалась такая важная инстанция христианской церкви, как Инквизиция (кстати, существующая под другим названием и по сей день).
Что касается, так сказать, «воспитательно-патриотической» роли истории, то проблемы будут, хотя, надо признать, их хватает и сейчас. Басни, выдаваемые за исторические события, устойчиво порождают убожество «национально-патриотического» сознания, в чем легко убедиться, ознакомившись с интеллектуальным и нравственным состоянием «патриотической оппозиции» (я не имею в виду только ее политическую ипостась и не только тех, кто «на виду»). Это, разумеется, не значит, что «космополиты» лучше (умнее/нравственнее) просто в силу своего космополитизма. Более того, на мой взгляд, убогая «традиционная» русская «история» и содействует появлению и развитию столь характерных для русских истерических скачков от тупого поклонения мифам к безмозглой «нигилистической» реакции тотального отрицания с последующим тупым поклонением «иным» мифам - таким же нелепым и убогим.
Бесспорное утверждение, что воспитание личности немыслимо без знания истории своего народа, остается бесспорным. Просто нужно решить, какая, собственно, личность нужна. Да, история человечества (в виде «сумм историй» народов) – это, в том числе и даже главным образом, грязь, жестокость, подлость, предательства и злодеяния. Но в этом нужно отдавать себе отчет, и именно на этом фоне можно оценить нравственный подвиг (а просто вклад в развитие человечества) тех, кто в реальных условиях делал жизнь современников и потомков лучше. В том числе и весьма неоднозначными и далеко не всегда возвышенно-моральными методами. Реальные, а не созданные нелепые герои (вроде Ивана Сусанина) вполне могут служить примерами в деле воспитания мыслящей и нравственно развитой личности.
На мой взгляд, труды (и «труды») Фоменко – при всех издержках такого подхода – в целом работают в правильном направлении. С «новыми» издержками я готов смириться по принципу «хуже все равно не будет». Особенно с учетом масштаба «старых издержек» при поддержке и преподавании истории в «традиционном» стиле, который сводится просто к обслуживанию интересов тех лиц и социальных сил, кто в силах эту историю переписывать и перетолковывать так, как считают нужным.
Развития науки без кризисов, смены парадигм и фундаментальных изменений не бывает – это просто особенность настоящей науки. По-моему, успех «новой хронологии», «фольк-хистори» в разных видах и пр. в том же духе – простой показатель, что кризис назрел и требует разрешения. Современные жрецы истории при кормушке у власть имущих (конечно, это относится не ко всем профессиональным историкам, хотя и к абсолютному большинству их) вряд ли способны на то справиться с этой ситуацией.
