От Pout
К Potato
Дата 25.12.2004 17:06:21
Рубрики Прочее; Россия-СССР;

Доклад Заславской


Potato сообщил в новостях
следующее:134648@kmf...
> Большое спасибо. Очень интересные материалы. Тока над ними думать
надо.
>
Я просто вспомнил, что мы уже на эту тему говорили, и вроде не один
раз. Ниже отрывок (вопрос 3) из Вашего старого поста и мой ответ на тему
"доклад ТЗ"

Про кризис системы управления. Про "кибернетический социализм" почему-то
опять вспомнили(Бир и Чили, их опыт и значение), статья из Компью-терры
в декабрьском Альманахе будет на той неделе

> Риторический вопрос о Горбачеве. Понятно почему простой народ в СССР
поначалу "Сосульку, тряпку принял за важного человека". Но ведь он
несколько лет был в Москве. Так как его коллеги по Политбюро смогли
выдвинуть в Генсеки?
>
Риторический ответ. Глубокий смысл происшедшего тогда возвышения МСГ
многие политологи ищут и находят, в частности, из воспоминаний
участников тех лет, суммируя их, а потом обобщая, правда задним числом
все умные стали. Черняев написал такие мемуары,другие помощники .Все они
однобоки, но "аппаратная механика" прослеживается достаточно полно. ИМО
никого другого и не получалось "по механике"


> Материалы о том, "что паяли заславские-шкаратаны", ждем с нетерпением

первый -про историю "доклада"

> 3. Еще раз об Андропове. Во-первыx, почему Вы столь уверены в
правдивости Стрингера? Во-вторыx, источник то сомнительный. Своими
планами Андропов делился далеко не со всеми. На чем основаны догадки
данного офицера - не понятно.
Разумеется, это только фрагмент картины по предпринятым
Андроповым попыткам реформирования (модернизации) струкур управления. В
начале 80х было несколько такого рода "фрагментов" и их можно склеить в
единую картину. Была история с докладом "группы Заславской" с
закрытого теор.семинара, из той же серии.

Мануэль Кастеллс . Этот его труд об информационном обществе тут
выкладывался. Отрывок, в конце -предисловие Шкаратана

8.4 Последняя перестройка

В апреле 1983 г., примерно через шесть месяцев после смерти Брежнева,
закрытый семинар, организованный в Новосибирске отделом социологии и
Института экономики промышленного производства Академии наук СССР,
собрал вместе 120 участников из 17 городов для обсуждения смелого
доклада, который осудил "существенное отставание производственных
отношений в советском обществе от развития его производительных сил"111.
Новосибирский доклад, предназначенный исключительно для служебного
пользования, таинственным образом просочился в Washington Post, которая
опубликовала его в августе 1983 г. Влияние доклада за границей побудило
Горбачева, еще не имевшего полной власти, прочесть и неформально
обсудить доклад в высших кругах партии. Доклад был подготовлен под
руководством социолога Татьяны Заславской в Новосибирском институте.
Директором института в то время был один из ведущих советских
экономистов Абел Аганбегян. Всего два года спустя Аганбегян стал старшим
экономическим советником только что назначенного генерального секретаря
Михаила Горбачева. С Татьяной Заславской, как с директором первого
серьезного Института общественного мнения в Москве, часто
консультировался Горбачев до тех пор, пока ее данные не начали
показывать снижение его популярности в 1988 г. Обычно считается, что
тезисы, представленные в новосибирском документе, непосредственно
вдохновили доклад Горбачева XXVII съезду КПСС 23 февраля 1986 г. В своем
докладе Генеральный секретарь поставил под вопрос господство
"административных методов" в управлении сложной экономикой, провозгласив
то, что оказалось самой амбициозной перестройкой в российской истории.

Андропов добился успеха,
получив поддержку младшего поколения советских лидеров, которые выросли
в постсталинистском обществе и были готовы модернизировать страну,
открыть ее миру и положить конец менталитету осадного положения, который
еще господствовал в старой гвардии Политбюро.

Таким образом, системные противоречия, очерченные в предшествующих
разделах нашего исследования, дошли до критической точки потенциального
краха. Но осторожное советское руководство не было готово рисковать. Как
часто бывает в истории, структурные сдвиги не затрагивают исторические
процессы до тех пор, пока не объединяются с личными интересами
социальных и политических деятелей. В действительности, эти новые
деятели были способны организоваться в КПСС вокруг Андропова только
потому, что назначенный Брежневым наследник - Андрей Кириленко - был
инвалидом из-за атеросклероза. Несмотря на краткое пребывание у власти
(15 месяцев с момента выбора на пост Генерального секретаря до своей
смерти) и очень слабое здоровье в течение этих месяцев, Андропов сыграл
решающую роль, проложив путь горбачевским реформам, назначив Горбачева
своим заместителем, очистив партию и создав сеть реформаторов, на
которых Горбачев мог позднее опереться.

-------
111 Survey (1984). Подлинная история новосибирского доклада отличается
оттого, что сообщалось в средствах массовой информации и принято научным
сообществом. Широко признанный автор доклада -социолог Татьяна Ивановна
Заславская написала Эмме Кисилевой и мне свой собственный отчет о
происхождении и применении новосибирского доклада. Его происхождение не
связано, как сообщалось, с совещанием в экономическом отделе
Центрального Комитета КПСС. Центральный Комитет даже не обсуждал
документ как таковой. Доклад был подготовлен для дискуссии на
академическом совещании в Институте экономики промышленного производства
в Новосибирске. Его распространение было запрещено, на нем стоял штамп
"для служебного пользования", каждый экземпляр был пронумерован и
предназначен исключительно для участников совещания. В течение совещания
в Новосибирске исчезли два экземпляра. КГБ немедленно попытался их
найти, искал их по всему институту и конфисковал все экземпляры у
участников совещания и первоначальную рукопись доклада. Татьяна
Заславская не смогла сохранить ни единой копии собственного доклада и
получила ее только в 1989 г. в качестве личного подарка от Би-Би-Си. По
словам Заславской, Горбачев прочел доклад только после его публикации на
Западе в августе 1983 г. Кажется вероятным, что он использовал некоторые
идеи доклада в разработке собственной реформистской стратегии еще в
октябре 1984 г. на совещании Центрального Комитета по проблемам
руководства экономикой. Некоторые наблюдатели прослеживают связь между
определенными ключевыми элементами критически важного доклада Горбачева
на XXVII съезде КПСС в феврале 1986 г. и темами, разработанными
Заславской в новосибирском докладе.
Сама Заславская более скептически относится к своему интеллектуальному
влиянию на Горбачева и советское руководство.

----

(из предисловия Осипа господина Шкаратана, такого бо-ольшого бывшего
рабочеклассоведа, а ныне пишущего с обратным знаком -СП)

Кастельс С 1984 г. неоднократно бывал в СССР - России. Весной 1992 г.
руководил
группой экспертов, приглашенных Правительством Российской Федерации. В
числе экспертов, в частности, были нынешний президент Бразилии профессор
Фернандо Кардозо (написавший ряд работ совместно с Мануэлем Кастельсом)
и выдающийся французский социолог Ален Турен. М. Кастельс опубликовал
ряд статей в российских газетах по проблемам реформирования страны,
издал позднее книгу "Новая русская революция" ("La nueva revolucion
rusa". Madrid, 1992) и "Коллапс советского коммунизма: взгляд из
информационного общества" ("The Collapse of Soviet Communism: a View
from the Information Society". Berkeley, 1995).

в 1996-1998 гг. М. Кастельс публикует фундаментальную трехтомную
монографию, которая подводит итог его многолетним исследованиям о
современном мире:

Information Age: Economy, Society and Culture. Vol. I-III. Oxford:
Blackwell Publishers, 1996-1998.

С согласия автора предлагаем русскому читателю перевод первого тома с
добавлением главы 1 из тома Ш (в нашем издании это глава 8, посвященная
коллапсу СССР и состоянию современной России) и итогового заключения ко
всей работе из того же тома III.

==========




От Potato
К Pout (25.12.2004 17:06:21)
Дата 29.12.2004 10:51:05

Андропов/Горбачев/АСУ.

Андропов/Горбачев/АСУ.

Вспоминая о Бире, возможно покажется интересным:
http://www.whoiswho.ru/kadr_politika/22003/ua.htm

Лигачёв Е.К. (сс. 79-81). В разделе "Андропов" книги "Предостережение", М.,1998, автор останавливается на важном вопросе "несостоявшихся пленумов ЦК КПСС, которые предполагалось посвятить вопросам научно-технической революция". Пленум по НТР намечался еще при Брежневе. "Однако год шел за годом, а Пленум все откладывали и откладывали...".

"К сожалению, не последнюю роль в охлаждении интереса к самым острым проблемам HТР сыграли некоторые наши ученые-обществоведы". И в этой связи называет статью Арбатова (журнал "Плановое хозяйство", май 1975г.).

О чем же, спрашивает Лигачев Е.K., шла речь в статье академика Арбатова? В частности автор обращает внимание на "богатый опыт ошибок, неудач и просчетов" в США и призывает к тогу, чтобы "эти американские ошибки учесть". По мнению Арбатова, одна из серьезных ошибок - это "наблюдавшаяся в течение ряда лет чрезмерная переоценка роли ЭВМ в управлении - "электронный бум", заслонивший, оттеснивший на второй план организационные структуры управления, методы принятия решений, "человеческий элемент" в управлении и т.п.".

Арбатов утверждал: "Анализ отечественного и мирового опыта позволяет сделать вывод, что АСУ (автоматизированная система управления) является подчиненным элементом по отношению к организационному механизму управления".

Возражая, Лигачев Е.K. напомнил, что "страна наша к тому времени уже вложила в развитие АСУ миллиарды рублей, - они отдельной строкой проходили в "Основных направлениях", поднимавшимися несколькими съездами КПСС.

Видимо, под влиянием "американского горького опыта" подсказок "наших ученых-обществоведов" внимание к АСУ постепенно стало ослабевать - ведь их провозгласили, - пишет Лигачев Е.К. в книге "Предостережение", - "подчиненным элементом" (по Арбатову) по отношению к управленческим структурам,

Этот тезис давал огромный простор для неорганизаторского зуда, который очень мил сердцу некоторых наших руководителей, потому-то АСУ им и мешали. В результате, продолжает автор, громадные вложенные средства не дали отдачи. А что касается чрезмерной переоценки "электронного бума" в США (см. цитату из Арбатова), то здесь комментарии вовсе излишни: этот "ошибочный" бум привел к быстрой компьютеризации Америки, a мы оказались в хвосте, значительно отстав от развитых стран.

Допуская мысль о том, что одна статья академика Арбатова, возможно, не могла "серьезно повлиять на отношение к перспективам развития АСУ в целом", Лигачев Е.K. подчеркивает: "Но ведь эти мнения высказывали наверху" (70-е - начало 80-x). "А такие суждения, отдававшие приоритет традиционным, административно-командным методам управления, как бы создавали общий фон, на котором необходимость пленума ЦК по НТР не выглядела насущной. Вдобавок, утверждение, что США совершают "серьезную ошибку", чрезмерно увлекаясь "электронным бумом" (см. статью Арбатова), успокаивало руководящие умы". Не с целью ли такого "успокоения" нам и подбросили из-за океана мысль о чрезмерной переоценке роли ЭВМ? Так или иначе, а при Брежневе пленум ЦК, посвященный вопросам научно-технической революции, так и не собрался...". ( сс. 79-81, "Предостережение". М., I998).

---

Казалось бы, Андропов и Арбатов никак не связаны, но вот Бовин утверждал (по той же ссылке): "Поминки (по поводу кончины Ю.Андропова) "состоялись В Ново-Огареве 14 февраля 1984 года. Вся семья. Крючков и кто-то из замов. Помощники: Лаптев, Шарапов, Вольский. Из аппарата: Рахманин, Лигачев, Кручина, Владимиров. И мы с Арбатовым. Чебриков - за тамаду".
---

Теперь Андропова принято хвалить. Но когда читаешь эти похвалы, не знаешь, плакать или смеяться.

Пример: http://specnaz.ru/article/?541
Сидоренко, его бывший сотрудник, пишет: "Вспоминается в этой связи разговор с Ю.В. Андроповым, который произошел у меня с ним где-то в 1981 году. Готовясь к заседанию Коллегии КГБ по вопросу работы Шестого (экономического) Управления, Юрий Владимирович поручил подобрать ему в библиотеке последнего издания книги и журналы по вопросам экономики. При возвращении мне литературы он махнул рукой и сказал: «Забери эту макулатуру. Я думал, они куда-то продвинулись. Нет, ничего нового, никаких идей. А ведь должны были что-то сделать». Далее Юрий Владимирович рассказал, что несколько лет назад по поручению Л.И. Брежнева М.А. Суслов собрал наших видных ученых и предложил им подготовить раздел по вопросам экономики к докладу на съезде партии. Два месяца ученые работали и принесли рукопись, которую стыдно было показать Генеральному. Когда рукопись доложили Л.И. Брежневу, он, просмотрев ее и выслушав пояснения, сказал: «Посмотрите с Андроповым внимательней, может быть тут есть что-то полезное». Посмотрели и взяли из рукописи фразу «Экономика должна быть экономной», которая потом стала предметом насмешек самих же авторов – экономистов. «А доклад, в том числе раздел по экономике, пришлось готовить самим». "

Ну как мог Андропов посылать своего порученца в библиотеку наобум? Проще же было бы посоветоваться со специалистами из соответсвующего отдела ЦК, Совмина, и т.д. А если и те не знали, что происходит в экономической науке, тады - ой.
То же самое о докладе на съезде партии. Брежнев и Суслов должны были как то с учеными-экономистами контактировать сами на постоянной основе. А если не сами, то см. выше. А если опять же выбрали ученых наобум, тады - ой.


----------

Об этакратии еще читаю...

От Pout
К Potato (29.12.2004 10:51:05)
Дата 29.12.2004 18:12:18

Спасибо, я тоже еще не все материалы могу выложить, скоро дам еще (-)


От Pout
К Pout (25.12.2004 17:06:21)
Дата 27.12.2004 11:36:33

Этакратия - веберовская схема для советского общества (г-н Шкаратан и Ко)

Тут на форуме недавно в непрофильной ветке проходило упоминание о
веберианских (основанных на подходе Вебера к классовой структуре.
------цит

классами и классовым анализом занимались и занимаются социологи самых
разных школ и направлений,опирающиеся на разных авторитетов,
отцов-основателей направлений классового анализа. В отсутствие
адекватного марксистского в странах советского блока напр. развивался
классовый анализ веберовского толка. Все крупные"достижения" последних
дет в стратификационных теориях советского и постсоветского общества,как
говорят "радаевы" и прочие профи, основаны именно на нем.Есть не раз
изданный учебник "Социальная стратификайия" Радаев-Шкаратан , давно
проходил по форуму. Он на сайте соцнет.народ.ру

http://socnet.narod.ru/library/authors/Radaev/

https://vif2ne.org/nvz/forum/0/archive/23/23341.htm
https://vif2ne.org/nvz/forum/0/archive/75/75705.htm

к сожалению, на том сервере нет последних глав учебника,но он есть в
сети полностью

Оппоненты просто заметатют под ковер всю стратификационную тематику
ВООБЩЕ. Всегда. Поэтому там мой старый пост так и назван,пардон за
вульгаризм- - ......
--------кон цит



Если одним словом, в основе- "ранг -статус социальной группы", вместо
"положения группы в системе общественного разделения труда" етс в
марксистских ) концепциях стратификационного устройства обществ
советского типа. К ним относится _"этакратия"_ Радаева -Шкаратана. Одна
из самых распространенных теперь концепций,давшая различные клоны и
"метастазы",Многочисленные ныне концепции "власть-собственность" и
всякие г-да СимоныКордонские-ВиталииНайшули, которые фактически -
обслуга АП и\или ее реальные функционеры.
Как г-да Шкаратаны утверждают(сейчас), "это" - их дело жизни, "это"
они давненько "паяли",причем опытным путем,экспериментальной
социологией занимаясь.(смысл таких пассажей может быть и
грубый -возбмите на с к себе вместо найшулей). Исторчиеский обзор будет
в следующей статье (самого Шкаратана). И та и эта работа - не
высоколобые конструкции, а пособия для студентов первых курсов, и изданы
10 и 5 лет назад. Массовым тиражом

Радаев-Шкаратан. Социальная дифференциация.
(учебник десятилетней давности (ссылка в том посте))
----
Глава 10

ТЕОРИИ СТРАТИФИКАЦИИ
РЕАЛЬНОГО СОЦИАЛИЗМА

1. Зарождение советских стратификационных концепций1

Стратификационный подход получил развитие и в советской социо-
логии. Немало исследователей внесли свой вклад в разработку этих
проблем во времена, более трудные для стратификационного анализа,
Изложение истории развития подобных теоретических и эмпирических
исследований требует специальной работы и оценок внесенного вклада,
к которым мы на данный момент еще не вполне готовы. Надеемся, что
со временем такая история будет написана, так же как и история
развития стратификационных исследований в странах бывшего социа-
листического лагеря (в первую очередь, в Венгрии и Польше).

Пока же мы останавливаемся на компромиссном варианте, предлагая
(с любезного разрешения издателей) перевод фрагмента книги амери-
канского социолога Мюррея Яновича "Социальное и экономическое
неравенство в Советском Союзе", посвященный процессу зарождения
стратификационных концепций в нашей стране2. Автор много лет по-
святил специальному изучению указанных проблем, ныне он является
главным редактором американского журнала "Социологические иссле-
дования: переводы с русского".

Конечно, М. Янович предлагает свой, особый взгляд на проблему. К
тому же за кадром остаются более поздние стратификационные рабо-
ты. Значительная часть этих работ была посвящена проблемам соци-
альной структуры рабочего класса. Среди наиболее фундаментальных
подходов следует в первую очередь указать на труды новосибирской
школы3. Понимая, что предлагаемый ниже фрагмент из главы 1 "Со-
1 Перевод фрагмента книги М. Яновича и комментарии В.В. Радаева.

2 Yanowitch M. Social and Economic Inequality in the Soviet Union: Six
Studies. White
Plains. N.Y., 1977. P. 3-11.

3 См., например: Заславская Т.И., Рывкина Р.В. Социология экономической
жизни.
Новосибирск, 1991. Разд. 3.

181

ветские концепции социальной структуры" не описывает всей картины,
мы все же рассчитываем на то, что он окажется достаточно инте-
ресным. Что же касается нашего сегодняшнего видения основ социаль-
ной стратификации советского и постсоветского общества, то оно
развивается в следующей, одиннадцатой главе.

Теперь переходим к тексту М. Яновича.

"Основным предметом всего нашего исследования являются неко-
торые принципиальные формы социального и экономического
неравенства, присущие социалистическому обществу в его советском
варианте...

В качестве источника данных мы в сильной степени, если не исклю-
чительно, опираемся на последние советские исследования отечествен-
ной социальной структуры, Вопросы, которые ставятся в данной
области в советской социологической литературе и проводимых эмпи-
рических исследованиях, так же как и вопросы, упорно избегаемые,
отражают определенное "видение" социальной структуры. Так как же и
советской обществоведческой мысли рисуется структура своего собст-
венного общества?...

Сталинское наследие

С. Оссовски характеризовал "официальный образ" советского об-
щества, существовавший на протяжении всего сталинского периода,
как образ общества, "в котором есть классы, но нет классовых ан-
тагонизмов и классовой стратификации"4. Два класса, существование
которых признавалось официально, ассоциировались с различными фор-
мами "социалистической собственности": рабочий класс - с государст-
венной, а колхозное крестьянство - с кооперативной собственностью.
Третий (и последний) структурный элемент в этой картине социалисти-
ческого общества назывался "социалистической интеллигенцией" -
социальной группой, соответствующей скорее понятию "слой", нежели
"класс". При этом не делалось попыток представить общество как
эгалитарное. Да это и вряд ли было бы возможно, поскольку данный
способ восприятия советской социальной структуры появился в тот
период, когда понятие "эгалитаризма" стало объектом острой критики и
происходила возрастающая дифференциация доходов. Однако сущест-
вование значительной дифференциации в доходах не связывалось с
иерархиями и привилегиями отдельных классов или слоев, ибо оно
отражало различие заслуг индивидов, т.е. различие их вклада в
производство.

В определенном смысле, конечно, признавалось, что один из клас-
сов - рабочих класс - имеет более высокий статус, вытекающий из его
особой "исторической миссии". Он был связан с "высшей" формой собст-
венности и играл "ведущую" роль в процессе перехода к коммунизму.
4 Ossowski S. Class Structure in the Social Consciousness. L., 1967. P.
142.

182

Однако и здесь речь шла "не о привилегиях, а о высших заслугах"5.
Последние не были сопряжены с властью какой-то одной группы в
социальной структуре, позволяющей ей присваивать труд других.
Переход к будущему коммунистическому обществу виделся прежде
всего не в уменьшении социального или экономического неравенства
или в возрастающей власти непосредственных производителей над
условиями производства, но скорее как процесс "слияния" двух форм
социалистической собственности (и соответствующего исчезновения
классов), повышения "культурно-технического уровня" занятых ручным
трудом и достижения материального изобилия.

Мы воспроизвели явно упрощенные и идеологизированные форму-
лировки, которые господствовали в советских представлениях об оте-
чественной социальной структуре с конца 30-х вплоть до начала 60-х гг.
Повторяя эти, возможно хорошо известные вещи, мы хотели зафик-
сировать ту исходную основу, по отношению к которой можно было бы
оценивать характер более поздних способов восприятия структуры со-
ветского общества. Как изменилось это традиционное видение и какие
из его элементов сохранились в дальнейшем? Появился ли действи-
тельно новый взгляд, или это новое - не более чем отблеск старого,
приукрашенного терминологией и уловками "конкретных социологи-
ческих исследований"? Как мы можем оценить, произошли ли изменения
в способах "видения" социальных классов и слоев?

Ограниченное признание стратификации

Говоря о более раннем периоде, необходимо различать "популярные"
и "научные" представления социальной структуры. Если об этой струк-
туре заходила речь в праздничных обращениях политических лидеров,
в статье партийного "теоретического" журнала или учебнике по "исто-
рическому материализму", картина по существу совпадает с тем, что
мы нарисовали выше. Но с появлением в 60-е годы социологии как
признанного интеллектуального направления формируется другой,
"научный" взгляд на социальную структуру. Мы сконцентрируем наше
внимание прежде всего на подобной литературе и в особенности на тех
представителях, которым, по нашим оценкам, принадлежат наиболее
серьезные работы по социальным делениям и природе неравенства в
советском обществе. В этом ряду, среди прочих, находятся такие со-
циологи как Т. Заславская, О. Шкаратан, Ю. Арутюнян и их коллеги.

Один из наиболее примечательных моментов, связанных с этой
литературой, заключен в манере, с помощью которой в советские
дискуссии о социальной структуре вводятся новая терминология и кон-
цептуальный аппарат без прямого разрыва с официальными советскими
представлениями более ранних лет. Таким образом, в этой литературе
отчетливо формулируется концепция советского общества как иерар-
5 Ossowski S. Op. cit. P. 112.

183

хической структуры социальных групп, которые могут быть ранжи-
рованы в соответствии с их более "высоким" или более "низким" ста-
тусом. Возможно, наиболее яркое выражение подобной позиции содер-
жится в работе Т. Заславской:

"Общественное положение, занимаемое различными слоями и клас-
сами в социалистическом обществе, может быть в принципе пред-
ставлено в форме определенной иерархии, в которой некоторые пози-
ции считаются выше, чем другие. Основой для вертикальной иерархии
социальных позиций является сложность труда... и ответственность в
осуществляемом труде, увеличение которых сопровождается обычно
повышением требуемого образования, возрастающим материальным
вознаграждением и соответствующими изменениями в образе жизни"6.

В подобной же манере она примеряет к советскому обществу кон-
цепцию социальных групп, существующих в "социальном пространст-
ве", структуру которого должно описывать с помощью как верти-
кальной, так и горизонтальной координатных осей7. Несмотря на то,
что работа Заславской была посвящена в основном специальной проб-
леме сельской миграции в города, в ней был ясно представлен опре-
деленный образ всей социальной структуры в целом, принципиальные
элементы которой образуются "вертикально дифференцированными"
группами, расположенными на "лестнице общественных позиций"8.

О. Шкаратан, чьи работы были фокусированы непосредственно на
концепции социальной структуры, видит последнюю в неразрывной
связи с проблемой социального неравенства. Элементами этой струк-
туры являются "группы людей, неравных в социальном и экономи-
ческом отношениях..."9. В действительности одним из оправданий ис-
следований социальной структуры было то, что "именно эта концепция
помогает выявить социальное неравенство с целью борьбы за его унич-
тожение"10. Более того, по мнению Шкаратана, неравенство социаль-
ных групп не только служит наследием капитализма, но и воспроиз-
водится в условиях социализма11.

Даже эти очень общие подходы, содержащиеся в работах таких
социологов как Заславская и Шкаратан, означают отчетливый разрыв с
некоторыми элементами более раннего "официального взгляда" на со-
циальную структуру, описанного Оссовски. Это, безусловно, верно по
отношению к предшествующим концепциям классовой системы, кото-
рая структурирована исключительно горизонтально, и по отношению к
видению неравенства вознаграждений главным образом как отражения
6 Урбанизация и рабочий класс в условиях научно-технической революции.
М., 1970.
С. 103.

7 Доклады Всесоюзному симпозиуму по социологическим проблемам села.
Новосибирск, 1968.С. 5.

8 Там же. С. 39; мы полагаемся на одну из коллег Заславской -Л.Д.
Антосенкову.

9 Шкаратан О.И. Проблемы социальной структуры рабочего класса СССР. М.,
1970 С. 52.

10 Там же. С. 456.

11 Там же. С. 153.

184

различий индивидуальных заслуг. Равное, если не большее, значение
имеет признание неадекватности традиционного разделения советского
общества на три части ("два основных класса плюс одна прослойка")
как инструмента для анализа основ социальной дифференциации. Хотя
традиционная схема явно не была отвергнута, новая социологическая
литература стремится идентифицировать многообразие "социально-
профессиональных групп" (или "социальных слоев") - от восьми до
десяти в различных исследованиях - и обрисовать различия между ними
по их экономическому статусу, культурному уровню, ценностным
ориентациям и общему образу жизни. Определение большего числа
отдельных социальных градаций по сравнению с тем, что разрешалось
традиционной трехчленной схемой, защищалось отчасти совершенно
"практическими" соображениями - необходимостью "социального пла-
нирования" в дополнение к давно существующему экономическому
планированию. Для того, чтобы регулировать такие социальные про-
цессы как миграция из сел в города, планирование городского развития,
использование свободного времени, формирование профессиональных
планов молодежи, требуется надежная информация. Необходимостью
эффективного управления этими процессами, а также проведения
политики по усилению социальной интеграции и оправдывалось
разукрупнение более ранней модели "двух классов и одной прослойки".

Описанный нами новый подход можно проиллюстрировать на приме-
ре социальных градаций, используемых в работах Шкаратана и Ару-
тюняна. Работы Шкаратана сосредоточены на проблемах социальной
структуры промышленных предприятий (выборочные обследования ле-
нинградских машиностроительных заводов) и городского населения (три
города в Татарской республике). В работах Арутюняна изучается со-
циальная структура колхозов и совхозов в сельских регионах. Социаль-
ные группы, выделяемые в некоторых из этих исследований, показаны
в таблице 1.1. Данные группы ранжированы от разнорабочих на одном
конце до управленческого персонала предприятия на другом. Данные об
экономическом статусе, культурных атрибутах и жизненных возмож-
ностях этих слоев, приводимые в подобных исследованиях, и есть тот
исходный материал, который будет использоваться нами в после-
дующих главах для анализа природы социального и экономического
неравенства в советском обществе.

В данном же случае нас интересуют общее видение советского
общества, представленное в новых схемах социальной классификации,
а также оправдание этих схем советскими социологами. Исходная точ-
ка нового подхода заключается в том, что "в социальной структуре...
нашего общества, наряду с различиями, связанными с формами со-
циалистической собственности, приобретают существенное значение со-
циально-профессиональные различия, коренящиеся в особенностях об-
щественно-экономического разделения труда"12. Принципиальной осно-
12 Социальное и национальное. М., 1973. С. 7.

185

Таблица 1.1. Классификация социально-профессиональных групп в советских
исследованиях социальной структуры.



Исследования Шкаратаном машиностроительных предприятий



1. Организаторы производственных коллективов (директора заводов,
начальники
отделов и цехов)

2. Работники высококвалифицированного научно-технического труда
(конструкторы)

3. Работники квалифицированного умственного труда (технологи,
экономисты,
бухгалтеры)

4. Работники высококвалифицированного труда, сочетающие умственные и
физические функции (наладчики, настройщики автоматических линий)

5. Работники квалифицированного, преимущественно физического ручного
труда
(слесари, сборщики, электромонтеры)

6. Работники квалифицированного, преимущественно физического труда,
занятые
на машинах и механизмах (станочники, штамповщики)

7. Работники нефизического труда средней квалификации (конторские
работники,
контролеры, браковщики)

8. Работники неквалифицированного физического труда (подсобники)


Исследования Арутюняном сельской социальной структуры


1. Руководители высшего звена

2. Руководители среднего звена

3. Специалисты высшей квалификации

4. Специалисты средней квалификации

5. Служащие

6. Механизаторы

7. Работники квалифицированного ручного труда

8. Работники малоквалифицированного ручного труда

9. Разнорабочие
И с т о ч н и к: Шкаратан О.И. Проблемы социальной структуры рабочего
класса
СССР. С. 377-379; Бляхман Л.С., Шкаратан О.И. ИТР, рабочий класс,
интеллигенция.
М., 1973. С. 269-270; Арутюнян Ю.В. Социально-этническое исследование //
Сов.
этнография. 1968. ?4. С. 7; Социальное и национальное. С. 329-330.



вой социальной дифференциации становится "качество труда". Оно
может варьировать в рамках "континуума" умственного и физического
труда с градациями, зависящими от сложности труда и той степени, в
которой он требует управленческой инициативы, нежели исполнения
предопределенных задач13. Приверженцы данного подхода особенно
подчеркивают то, что представляют схемы не "поляризации" советско-
го общества, но "постепенных переходов" и "промежуточных типов"14.
Иными словами, этот способ описания социальной структуры очевидно
тяготеет к сокрытию сколь-либо резких разрывов как в содержании
труда, так и в связанном с ним вознаграждении - материальном и нема-
териальном.

13 Там же. С. 8.

14 Шкаратан О.И. Рабочий класс социалистического общества в эпоху
научно-
технической революции // Вопр. философии. 1968. ? 11. С. 18.

186

Предлагаемое выделение социально-профессиональных групп (или
социальных слоев) не отвергает традиционной схемы, но обеспечивает
"более целостную, детализированную и многофакторную классифи-
кацию"15, чем та, которую предлагает трехчленная система "рабочий
класс - колхозное крестьянство - интеллигенция". В некоторых своих
работах и Шкаратан, и Арутюнян трактуют выделяемые ими группы
как конституирующие элементы "внутриклассовой структуры" основ-
ных классов. Так, техническая интеллигенция на государственных пред-
приятиях считается слоем (или рядом слоев) внутри рабочего класса, а
их собратья в колхозах - как слой в рамках крестьянства16. Здесь про-
явилось избегание понятия интеллигенции как отдельного самостоя-
тельного слоя или сведение этой категории к тем представителям ин-
теллигенции, которые заняты в "нематериальном производстве" (искус-
ство, образование, медицина). Хотя именно этот аспект данных трудов
("растворение" части интеллигенции в двух основных классах) был под-
хвачен их критиками в среде более традиционно настроенных советских
социологов, в этом подходе есть более важный момент, свидетельст-
вующий о новом способе концептуализации советской социальной
структуры. Для Арутюняна социально-профессиональная группа слу-
жит уже "первичным элементом социальной структуры"17. А для Шка-
ратана подобные группы являются "решающими структурообразую-
щими элементами" городского населения, изучаемого им в Татарской
республике и Ленинграде18. Оба социолога полагают возможным по-
строение системы" "внутриобщественных групп" как
один из путей классификации структурных элементов общества. В
условиях снижающейся важности различий в формах собственности и
возрастающего значения "характера труда" как социально-дифферен-
цирующего фактора разнообразные социально-профессиональные груп-
пы могут восприниматься одновременно как компоненты классовой
системы (схема "2 + 1") и общества, включающего многообразие со-
циальных слоев, пересекающих классовые границы:

"Социально-профессиональные группы могут изучаться с различных
точек зрения. С одной стороны, они возникают как внутриклассовые
группы, т.е. они определяют внутреннюю структуру классов. Но с
другой стороны, по мере того, как уменьшаются различия между
классами и смежные группы становятся все более однородными по
характеру труда, они могут формироваться и восприниматься как внут-
риобщественные группы - слои. В этом подходе к структуре общество
представляет многослоевую систему, в которой интеллигенция оказы-
вается одним из таких слоев. Вдобавок служащие, квалифицированные
15 Социальное и национальное. С. 7.

16 Шкаратан О.И. Проблемы социальной структуры. С. 118, 120.

17 Арутюнян Ю.И. Социальная структура сельского населения СССР. М.,
1971. С. 99.

18 Шкаратан О.И. Проблемы социальной структуры советского города //
Филос.
науки. 1970. ? 5. С. 23.

187

рабочие, низкоквалифицированные и неквалифицированные рабочие
образуют отдельные слои. Естественно, при более детальном анализе
эти категории, в свою очередь, могут быть разделены на внутренние
страты, особенно в случае с интеллигенцией"19.

Язык и концептуальный аппарат социальной стратификации стали
частью советского дискурса в обсуждении социальной структуры. Его
ассимиляция в советскую социальную мысль проявляется в разнооб-
разных формах. Обсуждения западной стратификационной литературы,
например, перестали носить исключительно критический характер. По-
добная литература критикуется не за выделение многообразных со-
циальных страт в капиталистическом обществе, но за игнорирование
принципиального типа социального разделения - социальных классов в
марксовом смысле - и за полагание на "произвольные характеристики"
в различении социальных слоев20. При характеристике отечественной
социальной структуры "официальными" ораторами с середины 60-х
годов регулярно упоминается о существовании социальных слоев внут-
ри основных классов и интеллигенции21. Такие социологи как Шкаратан
напрямую противопоставили "стратификационный, шкальный тип" со-
циальных делений при социализме "полярности" социальных групп при
строе, основанном на частной собственности22. Арутюнян представил
иерархию из девяти социально-профессиональных групп на основе
синтетического индекса социального статуса, построенного из комби-
нации уровней дохода, образования и "влияния в коллективе" для
каждой группы23.

Однако по определенным направлениям в концептуализации и эмпи-
рических исследованиях пока наблюдается очевидная ограниченность.
Верхние уровни социальной структуры систематически исключаются
даже из лучших советских исследований, политические и властные
стратификационные срезы в основном игнорируются. Это легко проил-
люстрировать на примере социально-профессиональных групп, пред-
ставленных в таблице 1.1. Высшие группы, указанные Арутюняном в
исследованиях социальной структуры села ("руководители высшего
звена"), включают председателей колхозов, а также директоров сельс-
ких промышленных предприятий и школ. В работах Шкаратана по со-
циальной структуре на машиностроительных предприятиях выделяется
группа "организаторов производственных коллективов", включающая
директоров заводов, начальников отделов и цехов; однако не при-
19 Арутюнян Ю.В. Социальная структура. С. 99. Сходный подход, хотя и
сфор-
мулированный в более абстрактных понятиях, демонстрирует и О.И.
Шкаратан: Шка-
ратан О.И. Проблемы социальной структуры. С. 117.

20 Мурниек Е.Е. Внутриклассовая дифференциация колхозного крестьянства
//
Пробл. научн. коммунизма. 1972. ? 6. С. 94.

21 Yanowitch M., Fisher W. Social Stratification and Mobility in the
USSR. White Plains
(N.Y.), 1973. P. 19.

22 Шкаратан О.И. Проблемы социальной структуры. С. 38.

23 Арутюнян Ю.В. Социальная структура. С. 383-385.

188

водится никаких данных о доходах, культурном уровне или социальных
источниках рекрутирования для отдельных компонент данной группы.
Его исследования городской социальной структуры в Татарии (не
показанные в таблице 1.1.) объединяют "руководителей общественных
и государственных предприятий" и "организаторов производственных
коллективов" опять-таки без дальнейшей конкретизации. Таким обра-
зом, эмпирические исследования того, что охарактеризовано как иерар-
хическая социальная структура, по существу сводятся к первичным
звеньям хозяйственной организации - промышленным и сельскохо-
зяйственным предприятиям. Когда "качество труда" или "положение в
общественном разделении труда" преподносятся как основополагающие
критерии социальной дифференциации, все это неизбежно погружается
в контекст "производственного коллектива". Персонал, занятый на
высших уровнях государственных министерств, плановых органов, на-
учного истеблишмента - не говоря уже о партийной организации - не
включается в "континуум" социально-профессиональных групп, чьи
доходы, стили жизни и возможности для межпоколенной передачи ста-
туса исследуются Шкаратаном, Арутюняном или любыми другими
советскими социологами24. Эти группы, чьи макроэкономические и мак-
росоциальные решения держат под контролем распределение производ-
ственных ресурсов всего общества и структуру вознаграждений, из
рассмотрения исключаются.

Это не означает, что властное измерение стратификации игнори-
руется совершенно. Арутюнян, например, показывает, что социально-
профессиональные группы в сельскохозяйственных предприятиях значи-
тельно различаются в оценке своего влияния "на решение основных
вопросов коллектива"25. Более того, мы увидим далее, что властное
неравенство - вполне легитимная тема для эмпирических исследований
внутрисемейных отношений. Но опять, так же как и в случае с
доходами и культурной дифференциацией, формы неравенства возни-
кают только на уровне "коллектива" (предприятия или семьи), но не на
уровне общества.

Высшие слои советского общества, хотя и отсутствующие в эмпи-
рических стратификационных исследованиях, появляются, тем не ме-
нее, в теоретических изысканиях по проблемам социальной структуры.
Так, Ю. Волков выделил особый слой интеллигенции, занятой профес-
сиональными функциями управления, включая "управление социаль-
ными процессами". Он включает не только директоров предприятий, но
также занятых в "высших органах хозяйственного управления" и в
"государственных органах административно-политического управления,
не связанных непосредственно с производством". Они выделяются
24 Некоторым исключением служит исследование научного персонала
Академгоро-
дка М.В. Тимашевской. См.: Yanowitcli М., Fisher W. Social
Stratification and Mobility in the
USSR. P. C. 137-152.

25 Apymюнян Ю.В. Социальная структура. С. 107-111.

189

среди прочих "правом принятия решений, обязательных для других" и
воплощать эти решения с применением силы, если это оказывается
необходимым26. Сходным образом Шкаратан указывает на существо-
вание слоя "профессиональных организаторов", включающих "партий-
ных и государственных служащих", не занятых в материальном произ-
водстве, но осуществляющих "социетальные функции, соответствую-
щие потребностям общества, взятого как целое в своем единстве"27.
Здесь перед нами существенные черты концепции власти, которые
появились в советских дискуссиях. Власть понимается как нечто,
непременно используемое в общественных интересах. Она никогда не
выступает - по крайней мере в макросоциальном контексте - как отно-
шение между правителями и подданными.

"Профессиональные организаторы", косвенно увязываемые такими
социологами как Шкаратан и Волков с "управлением социальными
процессами", в точности являются социальными группами, чьи относи-
тельные позиции в распределении материальных и культурных цен-
ностей и власти над производственным процессом не конкретизируются
в советских эмпирических исследованиях социальной структуры. Таким
образом, основные полюса этой структуры, полагаемые отношением
между теми, кто контролирует и потребляет общественный прибавоч-
ный продукт, и теми, кто его производит - между правящими и под-
чиненными "классами" в марксовом понимании - остаются вне поля
зрения. Тем не менее, масштабы неравенства, раскрываемые при срав-
нении полярных социально-профессиональных групп внутри промыш-
ленных и сельскохозяйственных предприятий, очевидно, существенно
больше, нежели то, что отражается в "средних" показателях по трем
гетерогенным группам, образующим советскую социальную структуру
по бывшей "официальной" версии.

2. Два основных взгляда на общества советского типа

Все разнообразие концепций относительно социальной стратифи-
кации, типа социальных отношений в СССР и других обществах "ре-
ального социализма" может быть сведено к двум основным подходам.
Первый из них, получивший более широкое распространение, состоит в
признании обществ советского типа классовыми в обчном смысле, где
господствующему
классу номенклатуры противостоит класс государственно зависимых
работников, лишенных собственности (в том числе и на спою рабочую
силу); это общество может быть интерпретировано как тотальный го-
сударственный капитализм. Второй подход
рассматривает социальные членения в обществах советского типа как
иерархические слоевые, с размытыми границами, обширными зонами
трансгрессии между слоями.

26 Yanowitch M., Fisher W. Social Stratification and Mobility in the
USSR. P.34-55.

27 Шкаратан О.И. Проблемы социальной структуры. С.119.

190

Уже к концу 30-х годов и западной социологической литературе
сложилось направление, признающее, что в СССР люди, управляющие
экономикой и обществом, образуют господствующий класс нового типа.
Эту идею разрабатывали Б. Рицци, Д. Бернхем28. Бернхем в своей
знаменитой книге писал, что в течение последних десятилетий управ-
ление производством фактически ускользает из рук капиталистов, кото-
рые теряют свой статус правящего класса. Возникновение акционер-
ного капитала символизирует переход власти к менеджерам, ибо, кто
контролирует, тот и собственник.

Революция менеджеров началась в России, где на смену капита-
листического общества пришло общество управляющих. Лозунги здесь,
увы, не совпали с результатами. Капиталисты были ликвидированы как
класс, массы обузданы, рабочий контроль свернут, те, кто делал рево-
люцию - быстро устранены. Россией после всех потрясений стали пра-
вить руководители предприятий, средств массовой информации, массо-
вых организаций. Другими словами, Россия стала первым государством
менеджеров. В ней сформировалась система классовой эксплуатации на
основе государственной экономики.

Приход в Германии к власти нацистов был, по мнению Бернхема,
также революцией менеджеров. Рост влияния менеджеров, переход в
их руки контроля над производством отмечал он и в США, пред-
полагая, что и здесь управляющие станут правящим классом, но эво-
люционным путем.

После Второй мировой войны наиболее впечатляющий вклад в это
направление анализа обществ советского типа внес М. Джилас. Его
книга "The new class: An analysis of the communist system"29 и поныне
является одной из более читаемых и авторитетных работ по проблемам
социального неравенства в обществах советского типа. Джилас имел
ряд преимуществ перед Бернхемом. Во-первых, перед его глазами был
опыт не только СССР, но и восточноевропейских стран, и опыт боль-
шей продолжительности, чем к моменту написания книги Бернхемом.
Во-вторых, он наблюдал и изучал систему изнутри, поскольку был до
того одним из основателей и руководителей социалистической Юго-
славии.

Он считал (в отличие от Бернхема), что границы распространения
нового класса совпадают с границами самой коммунистической системы,
он проводил четкую грань между менеджерами капиталистических и
социалистических стран. По его мнению, бюрократы в некоммунисти-
ческом государстве имеют над собой либо политических хозяев
(парламент, региональные выборные органы), либо собственников. Дру-
гими словами, бюрократы в некоммунистическом государстве являются
чиновниками в современной экономике. Коммунистические же бюро-
краты не имеют над собой ни собственников, ни политического конт-
28 Вurnham J. The managerial revolution: What in happening in the world.
N.Y., 1941.

29 L., 1957; русское издание см. в cб.: Джилас М. Лицо тоталитаризма.
М., 1992.

191

роля. Они представляют собой новый класс, где ведущие позиции зани-
мают работники партийного аппарата.

Джилас писал о том, что коммунистические революции действитель-
но явились результатом обострения социальных противоречий в стра-
нах с низким уровнем развития капитализма. Их результат в какой-то
мере аналогичен тому, к которому пришел Запад, поскольку отно-
шения, созданные после их победы, являются государственно-капита-
листическими. Он аргументирует это следующим образом. Так как
собственность - это право на прибыль и контроль, а все это находится
у коммунистической бюрократии, то революция, совершенная во имя
ликвидации классовой эксплуатации, завершилась самым полным гос-
подством единственного нового класса. Специфической характеристи-
кой нового класса является его коллективная собственность, что
встречалось ранее в восточных деспотиях. Коммунисты не изобрели
коллективную собственность как таковую, но придали ей всепро-
никающий характер.

Всесторонний анализ нового класса - номенклатуры -
применительно к СССР проделал идейный последователь Джиласа М.С.
Восленский30. Исходный тезис М. Восленского таков. Еще до революции
была создана организация профессиональных революционеров,
ориентированная на захват власти. После своей победы в октябре 1917
года она разделилась на два типа управленцев: ленинскую гвардию и
сталинскую номенклатуру. В середине 30-х годов номенклатура ликвиди-
ровала старую ленинскую гвардию. Такой же трехэтапный процесс
имел место во всех странах коммунистической системы.

Цель системы - власть и господство над другими. Этому и посве-
щают себя ее руководители - партийные олигархи. Система построена
на нищете и пассивности масс, они зависят от власти, которая сама по
себе является привилегией. Здесь господствует каста-номенклатура,
которая представляет собой часть правящей партии. Восленский
предпринял попытку исчислить размер правящего класса. Всего, по его
подсчетам, номенклатура к началу 80-х годов включала около 750 тыс.
человек, а вместе с семьями - 3 млн. человек. Примерно 100 тыс. -
политические, партийные руководители, затем идет номенклатура из
органов безопасности, армии, сфер производства, образования, науки и
т.д.

Долгие годы по цензурным соображениям российские социологи лишь
намеками и крайне редко отмечали свою приверженность концепции
нового класса. И лишь в конце 80-х годов вышли публикации С. Андре-
ева и других авторов, открыто признавших себя сторонниками этой
позиции, С. Андреев писал, что управленческий аппарат обладает
всеми признаками общественного класса, создает для себя возможность
присвоения не принадлежащего ему чужого труда, используя свое по-

30 Восленский М.С. Номенклатура: Господствующий класс Советского Союза.
Первое издание в России: М., 1991.

192

ложение в системе общественного производства. Существование этого
нового класса возможно лишь в условиях экстенсивного развития
экономики, поскольку интенсивный путь требует принципиально иных
общественных и производственных отношений31.

Представляется, однако, что на самом деле "управляющие" - это не
классв стандртном понимании, поскольку они, хотя и использовали
собственность в своих интересах, правами распоряжения средствами
производства не обладали.
Ведь никто из руководителей ни о чем не мог сказать, как о своей
собственности. Они воспроизводили себя не через особое экономи-
ческое отношение к средствам производства, а через монопольное
положение в системе власти, через свою "собственность на государст-
во". Поэтому можно считать оправданным отказ от применения тра-
диционной той категории класса, которая разработана для анализа
капиталистического общества, к той социальной реальности, которую
представляли собой общества советского типа.

Инициатива в развитии точки зрения на советское общество как
слоевое принадлежала российским авторам, тем самым, о которых
писал Мюррей Янович (и другие зарубежные социологи). Конечно,
вынужденные к тому идеологической цензурой, эти отечественные
исследователи обычно добавляли обязательные слова о сохраняющихся
еще "двух дружественных классах и народной интеллигенции", но
опытный советский читатель тут же обнаруживал комментарий о том,
что данные классовые различия несущественны, а определяющими и
общественных отношениях являются слоевые (социально-профессио-
нальные). Из таблиц и схем, всей системы фактических данных
следовало, что этим авторам совершенно чужда не только официаль-
ная псевдоклассовая "концепция", но и теория "нового класса". Эта
линия продолжена в некоторых новейших публикациях32.

На Западе эти публикации переводились, цитировались, но не были
интегрированы в "фонд" основных научных идей, где неоспоримо гос-
подствовала теория "нового класса", вполне вписывавшаяся в европо-
центристский взгляд на социальное неравенство33.

Исключение составляют работы ряда социологов из ФРГ. Среди них
следует выделить цикл публикаций Вольфганга Теккенберга34.

31 Андреев С. Структура власти и задачи общества // Нева. 1989. ? 1.

32 Ильин В.И. Социальная стратификация. Сыктывкар, 1991. Особенно: с.
202-204;
Заславская Т.И., Рывкина Р.В. Социология экономической жизни: Очерки
теории.
Новосибирск, 1991. С. 407-432.

33 Social Stratification and Mobility in the USSR // Intern. J. Sociol.
1973. Vol. 3, N 1, 2;
The Social Structure of the USSR. Resent Soviet Studies. N.Y, M.E.
Sharp. N.Y., 1986 и дp.

34 Teckenberg W. Die soziale Struktur der sowjetischen Arbeiterklasse im
internationalen
Vergleich: Аuf dem Wege zur industrialisierten Standegesellschaft?
Munchen; Wien, 1977; The
Social Structure of the Soviet Working Class: Toward an Estatist
Society? // Intern. J. Social.
1981-1982. Vol. 11, N 4; The Stability of Occupational Structures,
Social Mobility, and Interest
Formation: The USSR as an Estatist Society in Comparison with Class
Societies // Ibid. 1989.
Vol. 19, N 2.

7. В. В. Радаев, О.И. Шкаратан 193

В основу своего подхода В. Текенберг кладет веберовскую концеп-
цию, интерпретируемую в американской социологической традиции
как концепция статусных групп. По его мнению, на самом деле - это
концепция сословий. Она строится на следующих основаниях: образ
жизни, формальный уровень образования и, наконец, престиж на-
следуемого положения или профессии. В советском контексте, по
Текенбергу, это позволяет глубоко понять природу социального нера-
венства в СССР, которое строится на государственно контролируемом
неравенстве в распределении и различии жизненных шансов. В резуль-
тате люди получают разные возможности использования ресурсов;
правда, эти различия не столь значительны, как при рыночных
отношениях в капиталистических обществах из-за бюрократического и
профессионального контроля за доступом к ресурсам.

Для обозначения существующего в СССР типа общества В. Те-
кенберг выбирает термин "феодальное". В советском обществе со-
циальное неравенство проявляется преимущественно в жизненном по-
ложении и престиже, а не как свойственно для западных обществ - в
различном уровне доходов. Этому типу социальной системы лучше
всего подошло бы понятие "корпоративный". При смене режима в
неизменной целостности пребывают хозяйственные единицы и про-
фессиональные союзы, армия. Они сохраняют значительную автоно-
мию при обновлении политического руководства.

На базе неравенства в доступе и распределении материальных благ
и различного жизненного положения социальные группы в советском
обществе организованы в квазисословные образования. Их деятель-
ность относительно независима от "феодальной" элиты, для которой
характерно слияние господства над государственной собственностью
и политической властью. Определенные представления относительно
жизненного стандарта и культурного уровня приводят к "замыканию"
социальных групп, иерархия которых строится не только на основе
дохода. Эти профессиональные образования сходны со средневековыми
"цеховыми" группами, определяющими культурные аспекты потребле-
ния и поведения.

Непосредственно связанные с профессией факторы дистрибутивного
неравенства (доход, образование) не являются достаточными, по мне-
нию В. Текенберга, для дифференцированного объяснения структурных
различий в образе жизни различных групп населения.

На ступени более низкого профессионального статуса сословные эле-
менты выступают скорее в форме сильно сегментированных отраслей,
что частично связано со структурными особенностями советской про-
мышленности. Сословные группировки образуются не только по при-
надлежности к определенным отраслям, но и по принадлежности к
крупным промышленным предприятиям, которые предоставляют своим
работникам определенный набор социальных привилегий (таких как
возможность пользоваться домами отдыха, санаториями, прикреплен-
ными магазинами и т.д.). Такого рода сословные образования могли
194

появиться благодаря более тесной связи людей с предприятием, чем это
принято на Западе.

Внутри сословий и политических организаций обладатели ролей пы-
таются укрепить свою власть посредством объединения и монопо-
лизации информации в определенной сфере и усилить контроль над
распространением ролей, что свойственно не только высшим сослови-
ям - слоям, но и слою промышленных рабочих. Внутри сословий раз-
вивается немонетарная система взаимных обязательств (протекция,
семейные кланы).

Управление перераспределением и потреблением сильно напоминает
сословные общества в определении М. Вебера: "Каждое сословное об-
щество обычно организовано по жизненным правилам, создает из них
экономически иррациональные условия потребления и таким образом
посредством монополистического присвоения и посредством исключения
свободного распоряжения собственной трудовой деятельностью препят-
ствуют свободному образованию рынка"35.

Идеи В. Текенберга получили поддержку известного немецкого со-
циолога Эрвина К. Шойха, который в предисловии к книге В. Текен-
берга (1977) писал: "СССР действительно во многом демонстрирует
черты ленной системы, дополняемой все новыми изъявлениями пре-
данности после смены политического руководства. Но к СССР лучше
подошло бы понятие "корпоративного" общества. В лице СССР возник
новый вариант индустриального общества, по отношению к которому
нельзя выдвинуть претензию, что оно находится о переходной стадии;
это самостоятельный тип общественной системы"36.

Вернемся к исследованиям стратификации, проводившимся в СССР с
середины 60-х годов. Они были преимущественно основаны на таких
критериях как уровень образования и квалификации, содержание труда
и различие в доходах, используемых традиционно и западными социо-
логами применительно к своим странам. Однако оказалось, что, отра-
жая верно внешние проявления социального неравенства, даже
наиболее значительные изыскания не могли дать объяснения причинам
и механизмам социальной дифференциации.

Дело в том, что советский тип общества не воспринимался как некая
данность - с особой структурой, относящейся, быть может, к другому
типу цивилизации, к другому типу экономической организации. Совре-
менное научное знание является европейским по своему происхож-
дению. Сложившиеся теории и категориальный аппарат могут быть
однозначно поняты и интерпретированы применительно к обществам,
строящимся на частной собственности, гражданских отношениях и
индивидуализме. Но они не вполне адекватно отражают реалии об-
ществ, обладающих другими институциональными структурами, други-
ми культурами, другими социально-экономическими отношениями.
35 Teckеnberg W. Op. cit. P. 21.

36 Ibid. P. 16.

7* 195

Все существующее ныне в мире разнообразие линий общественного
развития основывается на различиях двух доминирующих типов циви-
лизации, которые условно можно именовать "европейским" и "азиат-
ским". Первый характеризуется частной собственностью, балансом от-
ношений "гражданское общество - государственные институты",
развитой личностью и приоритетом ценностей индивидуализма. Второй
тип исторически связан с азиатскими деспотиями, доминированием
государственной собственности, всевластием государственных институ-
циональных структур при отсутствии гражданского общества, приори-
тетом общинных ценностей при подавлении индивидуальности.

Россия, по всей своей истории и географии, столетиями являлась ев-
разийским обществом, то стремившимся сблизиться со своими евро-
пейскими соседями, то тяготевшим по всему строю жизни к азиатско-
му миру. Двойственность сложившихся тенденций развития страны
объясняет, почему именно в России на собственной национальной
почве, не привнесенный извне, победил режим, сломивший буржуазное,
собственническое общество, складывавшееся в стране, приведший к
торжеству азиатской линии развития. Однако это не удалось выпол-
нить в полной мере потому, что Россия по своему психолого-исто-
рическому положению гораздо ближе к Западу, чем, скажем, Япония
или Индия.

В этом контексте на переломе 80-90-х годов мы - авторы этой
книги - предприняли попытку теоретического обоснования стратифика-
ционного подхода к советской системе37. В следующей главе пред-
ставлено развитие концепции социальной стратификации этакратичес-
кого общества. Здесь мы ограничимся лишь несколькими заметками,
характеризующими особенности этакратической системы в контексте
цивилизационного подхода.

Этакратизм можно рассматривать и как самостоятельную социально-
экономическую систему в цивилизационной дихотомии "Запад-Восток",
и как одну из форм модернизации (индустриализации) стран неевропей-
ского культурного ареала. Первооснову этакратического общества
составляют следующие характеристики:

обособление собственности как функции власти, доминирование
отношений типа "власть - собственность";

преобладание государственной собственности, процесс постоянного
углубления огосударствления;

государственно-монополистический способ производства;

доминирование централизованного распределения;

зависимость развития технологий от внешних стимулов (техноло-
гическая стагнация);

милитаризация экономики;

37 См., в частности: Paдaeв В.В., Шкаратан О.И. Власть и собственность
//
СОЦИС. 1991. N 1; Radaev V., Shkaratan О. Etakratism. Power and
Property - Evidence from
the Soviet Experience // Interna. Social. 1992. N 3.

196

сословно-слоевая стратификация иерархического типа, и которой
позиции индивидов и социальных групп определяются их мостом в
структуре государственной власти или, что идентично, степенью бли-
зости к источникам централизованного распределения;

социальная мобильность, как организуемая сверху селекция наибо-
лее послушных и преданных системе людей;

отсутствие гражданского общества, правового государства и, соот-
ветственно, наличие системы подданства, партократии;

имперский полиэтнический тип национально-государственного уст-
ройства, фиксация этнической принадлежности как статуса (при опре-
делении ее "по крови", а не по культуре или самосознанию).

Глава 11

СОЦИАЛЬНАЯ СТРАТИФИКАЦИЯ В ОБЩЕСТВАХ
СОВЕТСКОГО И ПОСТСОВЕТСКОГО ТИПА

Теперь мы переходим к основаниям социальной стратификации рос-
сийского общества. Сначала рассмотрим принципиальные основы, па
которых строилась социальная структура советского общества до на-
чала реформ второй половины 80-х годов. Причем остановимся на них
более подробно, ибо многое несомненно сохраняет свое значение и по
сей день. А затем сделаем несколько предположений о тенденциях
изменений социальной структуры в постсоветской России.

1. Характер стратификационных иерархий
в обществе советского типа

Бесклассовая система

Отличить, в каких пунктах социальные науки "отражают", а в каких
"конструируют" общественную реальность, в принципе нелегкая, если
вообще посильная, задача. Особенность же официального советского
обществоведения заключается в том, что реальность во многом "кон-
струируется" по заказу и под придирчивым контролем политических
властей. Многочисленные исследования социальной структуры ведутся
в стесняющих рамках специфической "классовой" модели, условно обо-
значаемой "2+1" - модели "двух дружественных классов и одной про-
слойки", где под классами подразумеваются рабочий класс и колхозно-
кооперативное крестьянство, а в качестве прослойки выступает "народ-
ная интеллигенция" - крайне гетерогенная совокупность групп, в кото-
рой Председатель Совета Министров смешивается с низшим контор-
ским служащим. Мы не станем подробно описывать все противоречия
модели "2+1" и то, как она работала на сокрытие процессов социальной
197

дифференциации. Все это уже подвергнуто широкой критике. Обратим
внимание на другое: несмотря на видимое сохранение приверженности
марксизму, эта модель уже не является классовой с той же марк-
систской точки зрения.

Во-первых, различия в отношениях собственности между двумя клас-
сами являются скорее формальностью. Сами же советские идеологи
считают колхозно-кооперативную собственность производной, подчи-
ненной формой и предрекают ее скорое слияние с "общенародной" соб-
ственностью (а реально это слияние весьма успешно осуществлено уже
при советском строе). Во-вторых, ортодоксальный марксизм представ-
ляет одну из наиболее ярких версий теории социального конфликта, в
которой класс определяется как крупная социальная группа, реально
противостоящая по своему положению и интересам другим подобным
группам. Что же касается советского общества как наиболее чистого
примера интересующей нас общественной системы, то в нем отсутст-
вует всякое сколь-либо серьезное противостояние групповых интере-
сов. Это утверждается той же официальной идеологией. Но и в дейст-
вительности с начала 30-х годов, за редкими исключениями, уже не
возникает крупных социальных конфликтов, направленных против ос-
нов советской системы и выраженных в активно проявляемых и ор-
ганизованных формах социального сопротивления. Так что советская
"классовая" идеология на деле игнорирует два основополагающих поло-
жения марксистской теории классов.

Наш первый вывод таков: cucmемa советского типа принципиально
является обществом без классов, если под классами понимаются реаль-
ные (а не просто статистические) группы. В советский период мы на-
блюдаем постепенную деструктуризацию классов, а вместе с ними и
многих других реальных профессиональных и политических групп, кото-
рая проявляется, в свою очередь, в трех процессах: ликвидации дорево-
люционных классов, атомизации общества и нарастании процессов со-
циальной маргинализации.

Ликвидация (или, по крайней мере, подрыв условий воспроизводства)
дореволюционных классов начинается сразу после захвата власти
большевиками с экспроприации крупных собственников (землевладель-
ческих и торгово-промышленных групп), а со временем распростра-
няется на большую часть мелких и средних независимых производи-
телей. Крестьянство, составлявшее в начале века значительное боль-
шинство населения, в ходе насильственной коллективизации отчуж-
дается от земли, от традиционных способов хозяйственной организации
и утрачивает, таким образом, свою социальную сущность. Старая до-
революционная интеллигенция вместе с тонкой прослойкой высококва-
лифицированных рабочих лишаются своего сравнительно высокого со-
циального положения и привилегированных условий для воспроизвод-
ства профессиональных и культурных ценностей. Конфликт с дорево-
люционными классами решается насильственными средствами, в том
числе и путем массовых репрессий.

198

За этим процессом следует прогрессирующая атомизация общества.
В результате уничтожения частной собственности и огосударствления
основных социальных институтов удается деформировать, не допускать
укрепления многих социально значимых независимых горизонтальных
связей между индивидуальными субъектами, а также всех действитель-
но добровольных негосударственных общественных, хозяйственных и
политических организаций, способных открыто защищать интересы сво-
их членов. По крайней мере публичное выражение таких частных инте-
ресов становится невозможным. В своей социальной жизни человек ока-
зывается беспомощным перед лицом партийно-государственной маши-
ны, узурпирующей основную массу материальных и символических ре-
сурсов. Мощь этой машины используется прежде всего для подрыва ос-
нов возможной консолидации каких-либо самостоятельных обществен-
ных сил. Общество превращается в совокупность статистических
групп. Исключение составляют правящие слои, сплоченные номенкла-
турной организацией и артикулированной общностью групповых инте-
ресов. Остальная часть общества советского типа пребывает в аморф-
ном состоянии. И большую часть его населения справедливо будет
именовать "массами".

Созданное аморфное общество бесконфликтно. Хотя и гармоничным
его не назовешь. Оно вообще вне дихотомии: "конфликт-консенсус", в
нем слишком слабо выражены социальные интересы.

Третий процесс заключается в маргинализации многих социальных
групп. (Маргинальность понимается значительной в данном случае не
как обитание на социальном "дне", но как устойчивое социально
обусловленное расхождение между социокультурным происхождением и
нынешним общественным положением групп). Дети крестьян, продви-
нутые на руководящие государственные посты, первые поколения "на-
родной интеллигенции" - идеологизированные интеллектуалы, зави-
симые от партийной бюрократии; безземельные "крестьяне", рассмат-
риваемые как поденщики на государственной службе; массы неквали-
фицированных рабочих с доиндустриальной психологией, оказавшиеся
под гнетом полувоенной дисциплины в промышленности; переселенные
за тысячу верст от родных мест этнические коммуны - все это раз-
нообразные примеры маргинальности - принципиальной черты социаль-
ной структуры общества советского типа. Существенная причина это-
го явления видится в последовательной партийно-государственной
политике регулируемой (в том числе принудительной) вертикальной и
горизонтальной социальной мобильности, нацеленной, как проклами-
руется, на форсированное построение социально однородного об-
щества.

Таким образом, апологетическая и идеологизированная формула со-
циально однородного (бесклассового) общества на самом деле вопло-
щается в, жизнь (хотя и в совсем ином смысле, нежели в орто-
доксальных писаниях) задолго до того, как была провозглашена влас-
тями, объявившими о построении "развитого социализма". Вот поче-
199

му для анализа социальной стратификации в обществе советского ти-
па необходимы другие, менее традиционные для нас аналитические
инструменты.

Этакратическая система

Какие же критерии следует избрать для анализа стратификации в
обществе советского типа? В советских соцструктурных исследованиях
обычно для этой цели используются социально-профессиональные груп-
пировки, основанные на таких критериях, как уровень образования и
квалификации, содержание труда и соответствующие различия в дохо-
дах. Заметим, что социально-профессиональное деление - традицион-
ный отправной пункт для большинства не только советских, по и
западных стратификационных исследований. Однако это деление само
по себе редко является достаточным. Например, по чисто профес-
сиональному составу мы должны зачислить всех ученых-гуманитариев в
единую категорию "научных работников", не делая различий между
младшим научным сотрудником и заведующим отделом Института,
преподавателем вуза и консультантом ЦК КПСС. Между тем каждый
из них представляет отдельный социальный слой.

Если критерий отношения к собственности лишается смысла, а
социально-профессиональные группировки недостаточны, встает воп-
рос: в чем состоит реальная основа статуса социальных групп в об-
ществе советского типа? Уровень образования, профессиональное поло-
жение, материальная обеспеченность - все эти факторы здесь не более
чем вторичны. Основным же критерием социальной стратификации
становится распределение власти, понимаемой в веберовском смысле
как способность социального субъекта (индивида, группы) осущест-
влять свои интересы безотносительно к интересам других социальных
субъектов1. Власть означает:

право вырабатывать и выдвигать цели развития;

особые позиции в распределении ресурсов, готовой продукции, до-
ходов;

контроль за доступом к информации как особому ресурсу;

возможность запрещать те или иные виды деятельности и диктовать
правила этой деятельности;

способность оказывать личное влияние на людей и события.

В структуре власти ключевое место, как правило, принадлежит по-
зициям в распределении ресурсов. Право контролировать и перераспре-
делять финансовые и материальные средства, рабочую силу и инфор-
мацию - ключ к воспроизводству отношений субординации.

Способы формирования властных структур составляют основу лю-
бого общества. Специфика системы советского типа заключается и
том, что здесь каркас стратификационной структуры образуют струк-
1 Weber M. The Theory of Social and Economic Organization. N.Y., 1947.
P. 152.

200

туры государственной власти, распространяющейся на подавляющую
часть материальных, трудовых и информационных ресурсов. Мы уже
указывали на принципиальную роль этакратической системы в страти-
фикации советского общества, пронизанного политическим и админи-
стративным контролем.

Сказанное легко проследить на примере экономики. Непосредст-
венные производители, лишенные собственности на средства произ-
водства, оторванные от реального потребительского спроса и от источ-
ников достоверной информации, становятся объектами администра-
тивного манипулирования. Оно осуществляется по каналам нефор-
мального ведомственного законотворчества в формах директивного
планирования, различного рода инструкций и указаний. Основная часть
доходов перераспределяется через систему дифференцированных цен,
налогов и платежей. И даже ресурсы, остающиеся в распоряжении
производителя, могут использоваться лишь в соответствии с установ-
ленными свыше нормами.

Бытует мнение, что правящие слои не обладают реальной властью,
ибо неспособны эффективно управлять общественными процессами. Но
не следует смешивать понятия действенной власти и эффективного
управления. Управление есть способность добиваться рациональных ре-
зультатов путем согласования различных интересов. Власть же прин-
ципиально шире. Она включает в себя право распределять и тратить
ресурсы, начинать и прекращать ту или иную деятельность, невзирая
на конечную эффективность принятых решений. В обществе совет-
ского типа носители власти сплошь и рядом действуют малоэффек-
тивно с экономической точки зрения, ибо руководствуются в первую
очередь внеэкономическими целями - целями воспроизводства соб-
ственных властных позиций. Там, где собственность и право подавлены
государственной властью, не действуют экономические законы как
таковые. Ни один министр или директор предприятия не принимает
решений как субъект, движимый чисто экономическими стимулами. И
ни один не является слугой закона как такового.

Итак, в обществе советского типа все прочие типы стратифика-
ционных систем по сравнению с этакратическим типом занимают под-
чиненное положение. Последний же реализуется посредством утверж-
дения системы формальных рангов.

Ранговая система

Власть как социальное отношение трудно поддается формализации.
Однако существуют все же косвенные признаки, позволяющие "ухва-
тить" эти властные отношения на "входе" и "выходе". К такого рода
косвенным признакам в обществе советского типа относятся фор-
мальные "ранги" и сопряженные с ними "привилегии".

Советская система - это ранговая система. И положение каждого
индивида определяется здесь в первую очередь его формальными
201

рангами или утвержденными высшими властями местами в обществен-
ной иерархии. Признаки ранговой системы сравнительно легко обнару-
живаются на поверхности при любом соприкосновении с бюрократичес-
ким миром. Они содержатся в каждой анкете, которую заполняет
советский человек при приеме на работу, выезде за границу или
получении каких-то особо дефицитных благ.

Эта непрекращающаяся формальная стратификация проводится не
только в интересах статистического учета и административного кон-
троля за движением рабочей силы. Ранжирование служит элементом
довольно жесткой социально-дифференцирующей политики. Присвое-
ние формальных рангов в значительной степени предопределяет шансы
конкретных групп обрести более или менее влиятельное общественное
положение. И чем выше привлекательность позиций, тем большую
роль играют формальные ранги.

Формальных рангов целое множество. Они делятся на унаследо-
ванные (ascriptive) и приобретенные (achieved), персональные и корпо-
ративные. К приобретенным персональным рангам относятся:

трудовой путь (общий стаж работы, труд в качестве простого
рабочего, работа на ответственных должностях, "чистота" послужного
списка);

профессиональные данные (полученные специальности, рабочие раз-
ряды, образовательные дипломы, ученые звания);

должностное положение;

место постоянного жительства (например, наличие прописки в сто-
личном городе);

социальные титулы (членство в партии, партийно-правительствен-
ные награды и почетные звания, работа в выборных органах советской
власти и так называемых общественных организаций),

В отличие от персональных рангов, приобретенный корпоративный
ранг фиксируется местом работы или категорией учреждения (на-
пример, государственные организации ставятся выше негосударствен-
ных, управленческие органы выше первичных организаций, оборонные
отрасли выше гражданских, промышленность выше сельского хозяйст-
ва и т.д.),

Получению более высоких приобретенных рангов способствуют во-
влекаемые в стратификационную систему унаследованные ранги. К ним
относятся:

пол (мужчины в среднем имеют больше шансов занять высокую
позицию, чем женщины);

возраст (определенные позиции принципиально недоступны для моло-
дых поколений);

национальность (русские и титульные национальности в республиках
стоят выше всех прочих национальностей);

социальное происхождение (формально чем ниже, тем лучше),

В данной системе есть множество элементов явно дискриминацион-
ного характера, обеспечиваемых хотя и полузаконными, но прочно
202

утвердившимися методами. (Так, ни в каких законах, конечно, нет
запрета на занятие определенных должностей евреями или
беспартийными, хотя реально ограничения соблюдаются).

Вариант иерархической модели, построенной преимущественно на
базе социально-профессиональных рангов, см. в схеме 1.

Схема 1. Основные страты советского общества

Эта схема построена на базе социально-профессиональных групп и
не включает такие дополнительные стратифицирующие признаки, как
сфера деятельности, место жительства и др.2

Власть и сама по себе является важным стимулом социального
действия. Но причастность к власти обеспечивает также множество
иных благ - материальные выгоды, элитарное образование, благо-
приятные условия труда, высокий социальный престиж.

В системе властных отношений использование денежных измери-
телей для сравнительной оценки социально-экономического положения
индивидов и групп вызывает явные затруднения. Например, партийный
функционер влияет на ход хозяйственной жизни, не будучи собствен-
ником средств производства и даже не являясь формально экономи-
ческим субъектом. Его потребительские возможности также лишь в
малой степени определяются денежным окладом. Основная часть по-
лучаемых благ поступает к нему совсем из другого источника - через
систему привилегий, Привилегия есть исключительное право социально-
го субъекта, узаконенное правовой нормой или обычаем, получать воз-
награждения, обладающие ограниченной доступностью.

По весьма распространенному, но, боюсь, ошибочному мнению при-
вилегиями располагают только высшие чиновники. Это мнение прояв-
ляется в лозунгах популистского антибюрократического общественного
2 Радаев В.В. Властная стратификация а системе советского типа // Рубеж.
1991.
N I. C. 134.

203

движения. Но по сути дела привилегии представляют собой базовый
способ распределения благ фактически для всех. Что, разумеется, не
свидетельствует в пользу социального равенства, ибо принцип единый,
а привилегии разные. Что же касается их характера и масштабов, то
они зависят от принадлежности к конкретным корпорациям.

Корпоративная система

Атомизация общества не означает, что отдельный человек сохра-
няет независимость или брошен на произвол судьбы. Напротив, он
насильственно включается в целую сеть огосударствленных институтов
корпоративного типа. Под корпорацией мы в данном случае понимаем
иерархически организованную и относительно замкнутую организацию,
созданную с целью выражения и отстаивания коллективных интересов.
В обществе советского типа, если пользоваться терминами Дж. Коул-
мена, влияние "естественных" лиц трансформировалось во влияние кор-
поративных субъектов. Социальные функции и ресурсы находятся в
распоряжении корпораций, а не просто групп индивидов3.

Индивиды в основном действуют в интересах корпораций, к которым
они принадлежат. А личное влияние и престиж каждого человека в
значительной мере определяется властью его корпорации.

Вовлечение индивидов в корпоративные институты становится все-
общим процессом. Работа на государственных предприятиях и в уч-
реждениях является для большинства единственным способом найти
свое место в социуме и обеспечить стабильные источники существо-
вания4.

В результате отношения между социальными группами заменяются
во многом взаимодействием корпоративных субъектов. И рядом со
стратификацией номинальных социальных групп возникает стратифи-
кация корпоративных институтов. Главным вопросом становится не
"Кто ты?", а "Где ты работаешь?", "Какое учреждение представ-
ляешь?".

Корпоративная система как способ институционализации и воспроиз-
водства властных отношений предстает как совокупность перекрещи-
вающихся иерархий, в которых соблюдается принцип вертикального
подчинения, а высшие по рангу институты обычно выступают по
отношению к нижестоящим в качестве монопольных распорядителей
ресурсов. В советском обществе выстраиваются четыре основных типа
корпоративных иерархий:

структура партийных органов: от Политбюро ЦК КПСС и самого
ЦК до обкомов и райкомов и далее, до первичных парторганизаций;

структура административно-хозяйственных органов от правитель-
ства, отраслевых министерств и госкомитетов до производственных
объединений и предприятий;

3 Coleman J.S. Power and the Structure of Society. N.Y., 1974.. Р. 27-
37.

4 Feher F., Heller A., Markus G. *** over needs. Oxford. 1983 P. 117.

204

структура Советов народных депутатов и их исполкомов;

структура официально утвержденных общественных организаций -
профсоюзы, комсомол, творческие союзы и т.д.

В результате перекрещивания (взаимного наложения) этих иерархий
каждое учреждение является объектом совместного контроля со сто-
роны партийных и административных органов, советских и общест-
венных организаций. При этом роль ведущей интегрирующей силы
принадлежит партийным органам. Концентрация власти на верхних
уровнях не означает, что высшие корпорации контролируют все ниже-
стоящие звенья. Они могут управлять теми, кто им подчинен непосред-
ственно, а последние в спою очередь распоряжаются на более низких
уровнях. В результате складывается нечто вроде средневековой вас-
сальной системы. И все общество в целом превращается в огромную
разветвленную корпорацию.

Итак, если для подавляющего большинства населения доступ к соци-
альным и экономическим благам открывается в основном через их при-
надлежность к различным корпоративным институтам, а базовой фор-
мой вознаграждения становится привилегия, то основная масса привиле-
гий распределяется в виде так называемых сопутствующих льгот (frin-
ge benefits или perks of job), предоставляемых в силу самой причастности
к данной корпорации. По сравнению с западными обществами, где со-
путствующие льготы также имеют место, в обществе советского типа
система этих льгот куда более развита. И перечень их весьма обши-
рен.

Начнем с денежных форм оплаты труда. По характеру они сущест-
венно отличаются от рыночных доходов, ибо находятся в жесткой
зависимости не только от должности, но и от категории предприятия
(учреждения). Это может казаться не столь очевидным, но денежные
доходы во многом превращаются в привилегии.

Но часто даже большее значение по сравнению с оплатой труда
имеют источники дополнительных благ (денежных и натуральных), в их
числе выплаты из фонда социального развития предприятия (бесплат-
ные услуги, так называемая материальная помощь, беспроцентные зай-
мы и т.д.), зарубежные командировки, путевки в санатории и загра-
ничные турпоездки (особенно за счет предприятия, его профсоюз-
ной организации). Сюда же относится сеть бесплатных услуг - ведомст-
венные больницы и детские сады, столовые и библиотеки, личные
машины с шоферами для начальства и бесплатный проезд в общест-
венном транспорте для рядовых работников некоторых отраслей
и т.п.

В условиях нарастающего дефицита продуктов и ограниченной
покупательной способности денег недостающие товары и услуги рас-
пределяются через ведомственные магазины, продовольственные зака-
зы, закрытые распродажи (в том числе и продукции "своих" пред-
приятий, иногда с весомой скидкой в цене). По предприятиям и учреж-
дениям распределяются земля (садово-огородные, дачные участки) и
205

предметы длительного пользования (автомашины, мебель, телевизоры
и т.д.).

Наиболее дефицитным и желанным благом в советской России
всегда было хорошее жилье. Получение жилья через предприятие или
учреждение в соответствии со своим формальным рангом - важнейший
вид привилегии.

С формальным рангом связаны также жесткость ограничений, на-
кладываемых на трудовую деятельность, например, разрешение строго
определенным профессиональным категориям оплачиваемой работы по
совместительству.

Формальный статус влияет почти на все аспекты социальной кон-
курентоспособности индивидов. Люди, обладающие высоким рангом,
имеют массу необъявленных, но бесспорных преимуществ. Например,
они с успехом протежируют собственным детям, обеспечивая их обу-
чение в лучших школах и университетах, имеют лучшее медицинское
обслуживание, более качественные потребительские товары.

Итак, основная масса привилегий обеспечивается в зависимости от
места работы индивида и его профессионально-должностного статуса.
Именно сопутствующие льготы в сильной степени определяют под-
линную сравнительную ценность и привлекательность рабочих мест.
Они являются особой социальной рентой, гарантированной местом в
корпоративной и ранговой системах. Вознаграждение работников одной
и той же категории, занятых на разных предприятиях, различается так
же, как и вознаграждение работников разных категорий на одном и том
же предприятии. Так, инженер, работающий на крупном предприятии
оборонной промышленности, получает заметно большие вознаграж-
дения, чем такой же инженер на небольшом предприятии в легкой
промышленности. Но при этом каждый из них получает значительно
меньше, чем директор его завода.

При всем своем многообразии распределение благ в форме при-
вилегий (сопутствующих льгот) образует целостную систему диффе-
ренцированного обеспечения базовых социальных нужд основных слоев
населения. Конечно, секретарь обкома имеет в своем распоряжении
несравненно больше благ, чем обычный бухгалтер. Но механизм рас-
пределения в принципе один и тот же.

Общая модель признаков власти в обществе советского типа пред-
ставлена на схеме 2.

Схема 2

Именно по формальным рангам и характеру привилегий мы опре-
деляем сравнительные позиции того или иного социального слоя.

Система распределения благ "по учреждениям" по многом вытесняет
и заменяет обычную рыночную торговлю. Этому способствует и хро-
нический дефицит множества материальных благ, требующий особых
206

механизмов социального самообеспечения. Одним из таких распреде-
лительных механизмов служит карточная система - рационирование
товаров для постоянных жителей данной территории. Для этих жителей
она носит эгалитарный характер. В отличие от нес корпоративное ра-
ционирование выступает как инструмент стратифицирующей поли-
тики.

В заключение описания корпоративной системы следует сказать
несколько слов о принципах расслоения внутри корпораций. Несмотря
на их внешнее разнообразие в каждой из них можно выделить три
основных слоя:

1. Управляющий слой.

2. Слой полноправных исполнителей.

3. Слой депривилегированных исполнителей.

Главной фигурой в управлении является директор предприя-
тия (учреждения). Он опирается на административно-управленческий
персонал, а также на подобранное руководство партийной, про-
фсоюзной, комсомольской организаций. Этой группе обеспечиваются
лучшие условия труда и более высокий жизненный уровень. Эти лю-
ди обычно стоят первыми в очереди при распределении дефицитных
благ.

Большинство постоянно работающих рядовых исполнителей можно
рассматривать как полноправных членов соответствующей корпорации.
Чтобы располагать всеми сопутствующими льготами, которые корпо-
рация предоставляет рядовому исполнителю, последний должен отве-
чать трем обязательным условиям:

- иметь определенный стаж постоянной работы в корпорации;

- проявлять послушание и личную лояльность по отношению к ру-
ководству;

- проявлять политическую лояльность по отношению к советскому
режиму в целом,

Те, кто не удовлетворяют какому-либо из названных выше условий,
образуют прослойку депривилегированных исполнителей, лишенных в
той или иной степени обычных прав, предоставляемых всем рядовым
членам данной корпорации. В эту группу входят ученики, работники
занятые временно или по совместительству, а также нанятые на
работу деклассированные элементы, утратившие квалификацию, не
имеющие паспорта или прописки в данной местности. Фактически в
такое же положение могут быть поставлены постоянные работники,
выражающие политическую нелояльность или нелояльность по отно-
шению к непосредственному начальству. В лучшем случае, их обходят
своим вниманием.

Руководящий слой имеет и власть, и привилегии; обычные работники
не обладают властью, но получают некоторые сопутствующие льготы;
представители низшей прослойки не располагают ни властью, ни льго-
тами. В целом же иерархия власти внутри корпораций фактически
воспроизводит властные структуры макроуровня.

207

Партиномиальная система

Итак, общество советского типа воспроизводится как система власт-
ных иерархий. Властные отношения реализуются как господство выс-
ших слоев над низшими. Но такое господство устанавливается не
только насильственными или редистрибутивными, но и символическими
средствами. Здесь утверждается особый тип легитимации власти, осо-
бая форма авторитета, которую мы, вслед за 3. Бауманом назовем
"партиномиальной" (partinomial) формой5.

Именно партия, вооруженная "передовой теорией" (теорией утвер-
ждения социализма в результате победоносной классовой борьбы), и
составляет организующее ядро и регулирующую силу всего государст-
венного устройства.

Важнейшим инструментом партийной работы становится стратифи-
цирующая политика. По отношению к буржуазному обществу она за-
ключается в обосновании и всяческом подчеркивании значимости клас-
сового деления общества, провоцировании классовой борьбы посред-
ством разжигания зависти и ненависти к более преуспевающим слоям,
оправдания применяемых к ним мер силового давления.

В обществе "реального социализма" данная политика становится бо-
лее тонкой. Проповедуются сразу две программы (чисто логически они
исключают друг друга) - программа социальной однородности общества
как внешнее прикрытие и программа стратификации по схеме "Вожди -
Партия (ее Аппарат) - Народ - Антинародные элементы" как основа
реальных действий.

Ресурсы, мобилизуемые партией (точнее, ее вождями и аппаратом)
для оправдания порядка и легитимации собственной власти, достаточно
мощны и разнообразны. Важной точкой опоры для правящих слоев
является использование психологии масс (низших слоев). Сначала раз-
рушительные инстинкты масс используются как таран в револю-
ционной борьбе против буржуазных элит, а после победы - как орудие
сдерживания наиболее активной части средних слоев. Этот союз пра-
вителей и "народа" против средних слоев становится важным способом
стабилизации иерархических порядков.

Привлечение масс и навязывание им необходимых иерархических
представлений осуществляется с помощью целого ряда мобилизующих
средств.

1. Утверждение иерархий планирующих и направляющих партийно-
государственных органов, объявляемых временными средствами пере-
устройства общества, которое освобождает человека массы от всякой
ответственности за происходящее.

2. Разжигание утилитарных, грубо материальных интересов масс.
Рисуются, хотя и утопические, но привлекательные картины быстрых и
5 Ваитап Z. Officialdom and Class: Bases of Inequality in Socialist
Society. // The Social
Analysis of Class Structure. L., 1974.

208

радикальных изменений - освобождения масс от тяжелого отчужден-
ного труда, достижения всеобщего материального благополучия.

3. Культивировании идей справедливости, понимаемой как равенство
положения социальных групп, стремления к социальной однородности,
при которой исчезают все существенные формы дифференциации,
кроме физико-генетического и профессионального неравенства.

4. Утилизация авторитета позитивной науки для придания социаль-
ным проектам черт объективности, характера непреложного закона.
Хотя реально рационализация систем действия проводится более гиб-
кими, отнюдь не научными методами, что дает возможность более
быстрой адаптации, изменения точек зрения в целях более успешного
манипулирования массовым сознанием.

5. Несмотря на воинствующий атеизм успешно удерживаются все
черты религиозного учения. Фактически объявляется идея всеобщего
спасения перед лицом надвигающегося буржуазного апокалипсиса.

6. Наконец, организуется жесткая система органов насилия. Опа-
сения лишиться тех или иных формальных рангов подкрепляются стра-
хом перед угрозой полного лишения гражданских прав и физического
уничтожения.

Таким образом, в арсенале средств поддержания иерархического
порядка "Вожди - Партийный Аппарат - Народ - Антинародные эле-
менты" сочетаются элементы научного обоснования и религиозного
верования, морализаторства и технократического утопизма, материаль-
ного принуждения и физического насилия.

Одни низшие группы благополучно приспосабливаются, другие, под-
даваясь идеологической обработке, начинают расценивать навязанные
интересы как свои собственные, третьи, в силу своей пассивности и
безразличия, просто позволяют собой манипулировать.

Патерналистская система

Власть партийно-государственных органов ни в коей мере не яв-
ляется абсолютной. Говоря о господстве высших правящих слоев,
нельзя забывать о том, что власть представляет собой социальное
отношение и потому не может быть односторонней. Насилие эффек-
тивно лишь постольку, поскольку оно не встречает сопротивления. Ни
страх перед репрессиями, ни идеологическое воздействие не способны
подавить сопротивление низших слоев, хотя это сопротивление чаще
всего носит пассивный неорганизованный характер и крайне редко
переходит в фазу открытого конфликта.

Низшие слои, насколько бы бесправными они не казались, имеют в
споем распоряжении достаточно средств, чтобы противостоять господ-
ству верхов. Низкая производительность труда, растрата ресурсов,
приворовывание материалов и готовой продукции, намеренные прово-
лочки, показное повиновение, фальсифицированная информация - все
эти формы пассивного противодействия успешно используются рядо-
8. В. В. Радаев, О.И. Шкаратан 209

выми исполнителями на протяжении многих веков при вынужденном
невмешательстве начальства. Наделенные властью вынуждены всту-
пать в договорные отношения со своими подчиненными. И на этой
основе развивается система неформальных отношений и взаимных обя-
зательств, регулируемых более сложными механизмами, чем прямое
господство6. Важный источник легитимации власти в системе совет-
ского типа, помимо все более угасающей веры в будущее справедливое
"коммунистическое" общество, обеспечивается своеобразной системой
партийно-государственного патернализма.

Патернализм понимается нами как система строгой субординации
социальных групп, в рамках которой нижестоящие могут рассчитывать
на защищенность и заботу со стороны вышестоящих. Правящие слои,
обладая намного более весомыми привилегиями, обязаны гаранти-
ровать исполнителям минимум средств существования, независимый от
их трудового вклада. Социальная защищенность обеспечивается всеоб-
щей занятостью и низкими требованиями к выполняемой работе, а
также гарантированным минимумом заработной платы, товаров и услуг
(многие услуги вообще предоставляются бесплатно). Бесплатное обра-
зование и медицинское обслуживание, дотирование низких цен на про-
дукты питания и поддержка убыточных предприятий - список
примеров патерналистской политики можно продолжать достаточно
долго. Это явление распространено и на макро- и на микроуровнях,
порождая неформальные связи между работниками и руководством,
сочетающие в себе отношения субординации и отеческого
покровительства.

Патернализм является основой для механизмов своеобразного со-
циального обмена. Власть предстает здесь уже не просто как "выкру-
чивание рук", но как возможность предоставления определенных благ
(услуг), требующего от получателя соответствующих ответных дейст-
вий (уважения, повиновения). На макроуровне низшие слои обмени-
вают свой производительный труд и политическую лояльность на
устойчивость и неуязвимость своего положения. При таком патерна-
листском обмене в наиболее невыгодных условиях оказывается более
квалифицированная часть средних слоев - специалистов и рабочих. Их
неоформленные стремления подавляются, как мы уже говорили, "боль-
шой коалицией" партийно-государственных властей с массой работни-
ков средней и низкой квалификации.

Использование силовых методов также ограничено тем, что пра-
вящие структуры не в состоянии управлять без обратной связи, без
учета интересов "низов". Сколь-либо эффективный контроль из едино-
го центра в этом случае оказывается просто немыслим. К тому же
партийно-административные органы никогда не обладают полной и
достоверной информацией о происходящем на местах. Поэтому окон-
чательные решения принимаются в результате "торговли" между вы-
шестоящими и нижестоящими корпоративными структурами.

6 Lenski G. Power and Privilege: A Theory of Social Stratification.
N.Y., 1966. Р. 53.
210

"Торговля" за план, фонды, штат, зарплаты распространяется по
всем уровням экономической иерархии: отраслевые министерства тор-
гуются с Советом Министров и ЦК КПСС; предприятия и объединения
ведут переговоры с министерствами и местными партийными коми-
тетами; рабочие входят в неофициальные сделки с начальством и т.д.
Возможности участвующего в "торговле" определяются в основном си-
лой представляемой корпорации, а также личными неформальными
связями с партнерами по переговорам. Руководители приоритетных с
точки зрения интересов государства предприятий, имеющие связи "на-
верху", могут получать больше дефицитных ресурсов, занижать пла-
новый объем производства, пользоваться скидками с налогов и плате-
жей, обеспечивать своим работникам более внушительный набор
сопутствующих льгот7.

В процессе торговли за ресурсы создаются скрытые лоббирующие
группировки, являющиеся реальными социальными группами, отстаи-
вающими свои групповые интересы. Эти группы мобилизуются, чтобы
оказывать давление на административные и партийные органы. Любое
крупное предприятие имеет в отраслевом министерстве и Госснабе
"своих людей", которые могут предоставить полезную информацию и
поддержать предприятие в переговорах с руководством. Во всяком
городе есть группировки, образованные представителями горкома пар-
тии, горисполкома и крупных предприятий, проводящими свою линию.
А внутри каждого предприятия управляющие часто стараются заклю-
чить союз с частью работников, чтобы обеспечить поддержку своих
требований.

Каркас "вертикальных" обменных связей между вышестоящими и
нижестоящими звеньями иерархий скрепляется "горизонтальными"
связями как между корпорациями, так и отдельными работниками того
же уровня. Через неформальные сделки осуществляется системати-
ческий натуральный (бартерный) обмен находящимися в дефиците ма-
териальными ресурсами, информацией, готовой продукцией и услугами.

Таким образом, в рамках патерналистской системы власть являет
собой сложное сочетание механизмов господства и обмена. Хотя пре-
увеличивать роль обмена, придавая ему черты эквивалентных рыноч-
ных отношений, все же не следует, так как высшие слои имеют в этом
обмене изначальные преимущества. Представители власти с легкостью
и вполне сознательно закрывают глаза на многочисленные нарушения
порядка. Но они сохраняют за собой неоспоримое право в любой
момент вмешаться и прекратить практически любую деятельность, ко-
торая будет сочтена нежелательной. Привилегированное положение
партийно-государственных органов определяется уже одним тем, что
они могут манипулировать кадрами, снимая с должности тех, кто не
удовлетворяет их требованиям. На каждого имеется "личное досье". И
любой директор государственного предприятия или даже обычный
7 Корнаи Я. Дефицит. М., 1990.

8* 211

рабочий могут быть уволены, если отклонятся от формальных и не-
формальных правил, предписанных "начальством". К тому же низшие
социальные группы вынуждены конкурировать за дефицитные ресурсы
между собой, что ослабляет их позиции в процессе обмена.

В итоге воспроизводство социального расслоения в обществе совет-
ского типа принимает форму асимметричного социального обмена, ос-
нованного на различиях в персональных и корпоративных рангах, из
которых вытекают различия в присваиваемых привилегиях.

От "казармы" к "застою"

Общество советского типа не оставалось неизменным и течение
семи десятилетий. Оно прошло, по крайней мере, два крупных этапа,
водоразделом между которыми послужила "хрущевская оттепель" се-
редины 50-х годов. Первый этап часто называют "казарменным со-
циализмом", а второй - "патерналистским социализмом".
Для казарменного этапа характерны большая централизация власт-
ных полномочий в центре и более жесткие административные иерархии.
Самостоятельность отдельных политических, хозяйственных, культур-
ных корпораций существенно ограничена.

Частая ротация, периодические чистки кадров обеспечивают доволь-
но высокую социальную мобильность в верхних слоях общества. Низ-
шие слои удерживаются в подчинении угрозой карательных мер. Рас-
пространяется административное прикрепление рабочих рук к пред-
приятиям и учреждениям.

Существенных различий в стиле жизни разных страт еще не на-
блюдается. Это не только свидетельство бедности и уравнительности,
но, может быть, даже в большей степени, результат полувоенного
единообразия, дополняющего строй полувоенной дисциплины.

Не допускается поступление неотфильтрованной информации как
извне, так и изнутри страны, что облегчает задачи идеологического
манипулирования, рационализации проектов предлагаемого будущего
устройства, поиска врагов, мешающих реализации этих проектов.

Что же касается патерналистского этапа, то он характеризуется
общим размягчением иерархических порядков, переходом от прямого
принуждения к социальному обмену.

Бюрократизация эшелонов власти приносит им желанную стабиль-
ность. Вертикальная социальная мобильность принимает более умерен-
ные и более зарегулированные формы. В результате невозможности
перепрыгивания, как раньше, через несколько карьерных ступеней,
постепенно наступает господство геронтократии в правящих слоях.

В ранговой системе утрачивается дискриминирующая роль социаль-
ного происхождения (из дворян, буржуазии, рабочих, крестьян-бедняков
и т.д.). Возрастает значение образовательных аттестатов и дипломов.

Раньше на высшие позиции выбивались партийные жрецы, способ-
ные к "истинно научному" толкованию событий. Теперь в процессе
212

бюрократизации партийных структур происходит своеобразное оборачи-
вание. Обладание символической властью все менее зависит от личных
и профессиональных качеств, но в большей степени определяется при-
надлежностью к корпорации определенного ранга (горком, обком,
Центральный Комитет). Партиномиальный авторитет отделяется от
отдельных личностей и принадлежит партийно-государственным инсти-
тутам как таковым.

Организационная структура общества в целом становится более
гибкой, а власть - более фрагментарной. Собственность государства
постепенно переходит в руки отраслевых и региональных корпораций,
крупнейших предприятий и объединений, отвоевывающих все больше
фактических распорядительских функций.

Ширятся и множатся сети неформальных обменных связей. Торговля
за ресурсы принимает более открытый характер. Расцветают "черные"
и "серые" рынки, через которые перекачивается возрастающая часть
государственных ресурсов. Соответственно повышается материальное
и социальное положение групп, причастных к распределительным про-
цессам в сферах торговли, снабжения, транспорта.

Заканчивается эпоха полувоенного френча и казенной мебели.
Элементарное разнообразие в потреблении влечет за собой и развитие
престижного потребления у правящих слоев.

При невозможности удержать просачивающуюся неофициозную ин-
формацию допускается возникновение зачаточных контркультур и
альтернативных стилей жизни и поведения.

Размывание веры в проповедуемые социалистические ценностной и
одновременно снижающаяся роль мер силового принуждения застав-
ляют использовать более гибкие способы стимулирования - через
жилье и прописку, прибавки к зарплатам и сопутствующие льготы.

Все эти сдвиги и привели в конечном счете к тому, что позднее было
названо "перестройкой".

2. Тенденции изменений социальной структуры
современного российского общества

Эволюция общества советского типа привела его к состоянию
стагнации. При попытке нарушить это состояние разразился эконо-
мический, политический и социальный кризис. Разрушается система
устоявшихся культурно-нормативных ориентации и структура привыч-
ных социальных ролей. Усиливается общая экономическая и поли-
тическая нестабильность. Для целого ряда групп возникает опасность
потери гарантий жизненного минимума средств существования. Воз-
росшая преступность лишает граждан их былого спокойствия. В
результате под угрозой оказывается сама коалиция между высшими и
низшими слоями населения, которая побудила социальные изменения -
процессы многоступенчатой смены правящих элит и частичное
переструктурирование средних и низших слоев.

213

Нарастающая социальная динамика современной постсоветской Рос-
сии привела к усложнению и без того непростой стратификационной
картины, которую теперь еще труднее уложить в один-два простейших
стратификационных типа. В этой структуре, безусловно, сохраняются
черты прежнего этакратического общества, построенного на властных
иерархиях и формальных рангах. Одновременно происходит возрожде-
ние основ экономических классов на базе приватизированной государст-
венной собственности. Заметно прогрессирует дифференциация дохо-
дов. Рядом с властными иерархиями появляется особая "предприни-
мательская" структура8, включающая в себя следующие основные
классы.

1. Крупные и средние предприниматели (с регулярным использова-
нием наемного труда).

2. Мелкие предприниматели (собственники и руководители фирм с
минимальным использованием наемного труда или основанных па
семейном труде).

3. Самостоятельные работники (self-employed).

4. Наемные работники.

Неизбежный конфликт между этакратической и классовой струк-
турами в сильной степени смягчается растущей социальной мобиль-
ностью между государственным и негосударственным секторами эко-
номики. В негосударственные структуры переливается, в первую оче-
редь, более квалифицированный умственный и физический труд. При
этом многие работники предпочитают находиться сразу в двух сек-
торах, оставляя за собой места в государственных учреждениях и рас-
сматривая их как форму социального страхования.

В былом правящем слое произошел очевидный раскол. Одна часть
партийно-государственных функционеров продолжает сохранять свои
места в подновленных аппаратных структурах. Другая их часть "обур-
жуазивается". Они используют свою монополию на распоряжение госу-
дарственными ресурсами и информацией, а также общее несовершен-
ство хозяйственного законодательства, чтобы овладеть негосударст-
венными формами организации хозяйства и конвертировать государст-
венное имущество в частную собственность. Третья часть функционе-
ров - наверное, менее удачливые - предъявляют запасенные впрок
ученые степени, чтобы обрести статус профессиональных специа-
листов.

Вместе с верой в "социалистические ценности" подорван "партино-
миальный" тип авторитета. А с выходом из игры основного разыгры-
вающего - компартии - государственные структуры утратили многие
интегрирующие функции. Впрочем, они еще сохраняют под контролем
достаточную часть ресурсов. И в результате оказываются объектом
8 О плюрализации иерархических структур см.: Radaеv V. Power
Distribution and Social
Stratification in a Soviet-type System // On Social Differentiation: A
Cantribution to the Critique
of Marxist Ideology. Poznan. 1992. Vol. 2. P. 128-130.

214

привычного давления снизу. Только основным предметом "торгов" ста-
новятся уже не столько сами производственные ресурсы, сколько ос-
новные правила хозяйственной деятельности.

Одновременно многие социальные субъекты (крупные предприятия,
регионы) пытаются построить собственные системы обеспечения, само-
защиты и развития на локальном и корпоративном уровнях.

Изменения коснулись содержания практически всех стратификацион-
ных систем. В ходе перестройки и развала Советского Союза активизи-
руется кастово-этническая сегрегация представителей нетитульных
национальностей, которые сдвигаются на относительно более низкие
ступени общественных лестниц (это в первую очередь касается стран
"ближнего зарубежья").

Усложняется набор профессий, изменяется их сравнительная привле-
кательность в пользу тех, которые обеспечивают более солидное и
быстрое материальное вознаграждение. Удлиняется список "альтерна-
тивных профессий" (например, ширятся ряды биржевых брокеров,
мелких торговцев - "челноков" или профессиональных нищих). Проис-
ходит оформление "нового класса" - безработных, лишенных и соб-
ственности, и стабильных рабочих мест.

Внедряется двойной стандарт в систему доступных образовательных
сертификатов - российских и западных (имеющих западную вали-
дацию).

В культурно-символической иерархии на поверхность поднимаются
группы, успешнее других толкующие о содержании рыночных реформ,
в особенности те из них, кто знаком с какой-нибудь западной теорией и
практикой.

А в культурно-нормативной иерархии появляются новые высоко-
престижные группы. Одни объявляют себя "избранниками народа" и
под лучами телекамер вершат судьбы России. Другие называют себя
"бизнесменами" и выделяются из толпы дорогими машинами, шумными
презентациями и полетами на далекие острова.

Изменения не обходят стороной и физике-генетическую стратифика-
ционную систему. Так, наблюдается сильная коммерциализация групп,
обладающих особыми физико-генетическими данными (формируются
наемная армия и профессиональный спорт, самостоятельными сферами
занятости становятся проституция и рэкет). Возрастает также со-
циальная значимость возрастных, поколенческих различий.

В завершении необходимо сказать хотя бы несколько слов о пер-
спективных тенденциях. Предсказывать будущее - задача крайне не-
благодарная. И мы ограничимся рамками трех очень общих альтерна-
тивных сценариев.

Сценарий I. Этакратическая система вытесняется классовой систе-
мой. Роль формальных рангов резко уменьшается. Размеры собствен-
ности и доходов, качество полученного образования и уровень профес-
сионализма во все большей мере определяют положение социальных
групп на рынке труда. Решающей социальной силой становятся раз-
215

растающиеся средние слои, обеспеченные материально и умеренные в
политическом отношении.

Социалистические идеалы окончательно утрачивают свою привле-
кательность в споре с либерально-демократическими ценностями. Пар-
тиномиальный тип утверждения авторитета заменяется бюрократи-
ческим типом (в веберовском смысле). Корпорации-монополисты усту-
пают место свободным конкурирующим ассоциациям. Патернализм
становится пережитком прошлого, повсюду - в горизонтальных и вер-
тикальных связях - утверждается свободный найм в форме кон-
трактных отношений. Малоквалифицированные и менее приспособ-
ленные группы оказываются в рядах безработных, о них заботится
государство. Разрушаются всяческие элементы кастовости и сослов-
ности. Осуществляется переход к открытому гражданскому обществу.

Сценарий II. В результате постепенных контрреформ происходит
воспроизводство традиционной этакратической системы. Вновь консо-
лидируется, с небольшими потерями, система формальных рангов. Под
новыми вывесками продолжают существовать старые корпоративные
структуры. Под лозунгами "свободы" и "перехода к рынку" они стре-
мятся удержать или упрочить свое монопольное привилегированное
положение в тех или иных областях деятельности. На смену социа-
листическим чаяниям приходит державно-имперская идеология. Рестав-
рация облегчается тем, что основная часть высших слоев не покидала
своих кабинетов, а низшие слои не успели расстаться с патерна-
листскими ожиданиями.

Сценарий III (он нам кажется более вероятным). В соответствии с
этим сценарием продолжает воспроизводиться то, что сегодня считает-
ся "переходным состоянием" общества. Такое "смешанное общество"
характеризуется параллельным существованием этакратических и
классовых структур с выраженным приоритетом первых над вторыми.
Часть корпораций время от времени оказывается открытой для сил
конкурентного рынка. Руководители успешно сочетают патерналист-
ские и бюрократические (контрактные) стратегии по отношению к
низшим группам.

Причем, во многих случаях не происходит полного "смешения" более
традиционных и более новых структурных слоев. Они продолжают
сохранять относительную обособленность. И мы, таким образом, ока-
зываемая перед лицом "седиментарного" (слоевого) общества.

========



От Pout
К Pout (27.12.2004 11:36:33)
Дата 30.12.2004 10:35:40

Советская цивилизация по Шкаратано- веберу (1)

Мир России ?2, 2000 год
Шкаратан О.И.
Тип общества, тип социальных отношений. О современной России*
Данная статья может быть использована в качестве учебного материала к
курсам: экономическая социология и социальная стратификация.

(в начале этой большой статьи - повтор того что в "Этакратии" ,
любопытней п.4 и п.5,г де идут дальнейшие развития "тезисов"
этакратизма -СП)

"Этакратизм можно рассматривать и как самостоятельную
социально-экономическую систему в цивилизационной дихотомии
"Запад-Восток"
-----
1Вводные замечания
Примерно десять лет назад один литовский автор написал следующие
примечательные строки, вся отчаянная справедливость которых стала
очевидной именно в последнее время и с особой силой показала себя здесь,
у нас, в России: "Новый человек социалистического общества уже создан...
Мы родились в гниющей системе и, подрастая, не созревали, а гнили вместе
с нею... Мы никогда нормально не работали - только прикидывались
работающими... Мы уже не умеем жить при демократии... Нам не стоит
питать иллюзий, что мы все еще остаемся европейцами или что мы можем в
одночасье превратиться в них. Все наши братья - по эту сторону стены:
эстонцы, грузины и те русские, которые все еще ощущают боль в перебитом
позвоночнике. Мы вместе прошли концлагерь... Нас и людей Запада
разделяют, по меньшей мере, 50 лет. Мы - их дедушки и бабушки" (1).

Таких образных картинок с "выставки" наших драм и противоречий можно
приводить до бесконечия. Проблема в их объяснении. Домининирует
представление, что эти явления порождены социализмом. Подавляющее
большинство аналитиков квалифицируют общества советского типа как
социалистические, да таково и восприятие этих обществ в массовом
сознании. Получается, что общество с кровавыми деспотическими порядками,
миллионами жертв в мирные годы, невиданной эксплуатацией людей труда,
втаптывавшее дарования и препятствовавшее милосердию, и есть социализм.

Либералы справедливо вот уже второе десятилетие празднуют "великую
победу" над социализмом. Здесь возникает всего лишь маленький вопрос:
социализм ли был побежден? Над чем восторжествовали
социально-экономические и политические принципы, ценности и идеалы
либеральной демократии?

Либеральная критика социализма советского разлива отталкивается от схемы
общества, включающей: государственную "общенародную" собственность
(реально отчужденную от работников); плановую организацию экономики (как
альтернативу "неэффективному" рынку); распределение по труду (фактически
не существовавшее никогда) и т. д. Но где здесь социалистический идеал
справедливого гуманистического общества, общества сотрудничества и
взаимопомощи, социальной защищенности и коллективистского идеализма?
(позиция автора изложена в (2); см. также (3)).

Очевидно, что либеральный гуманный социализм, социалистическая практика
западной социал-демократии не имеют никакого отношения к советской
жизненному опыту, который может и должен быть осмыслен в адекватных
терминах, объяснен адекватной теорией, вне контекста оппозиции
"капитализм-социализм".

2Странности советского социализма
Здесь не обойтись без по необходимости кратких исторических ремарок, ибо
недавнее прошлое прочно забыто нашими современниками. Я имею в виду не
факты политической истории, не кровавые драмы Гражданской войны и
сталинистский террор мирных лет, а социальные отношения первого
двадцатилетия советского режима, когда закодировано было наше
безрадостное настоящее. В годы, именовавшиеся периодом строительства
социализма, постоянными были официальные и закрепленные в массовом
сознании суждения о складывании в стране общества справедливости и
равенства в самом недалеком будущем.

Как же выглядела страна первопроходцев социализма в те годы?
Конституционное устройство РСФСР-СССР, действовавшее с 1918 г. до
принятия так называемой сталинской конституции победившего социализма
1936 г., отрицало принцип "один человек - один голос". Были лишены права
избирать и быть избранными лица, прибегавшие к наемному труду в целях
извлечения прибыли, жившие на нетрудовой доход, частные торговцы,
служители церкви и т. д. Дискриминационность избирательного права
проявлялась в различии между правилами проведения выборов в в городе и
на селе, по которым закреплялось неравенство уже между "трудящимися", т.
е. рабочими и крестьянами. Этот принцип, по В.И. Ленину и согласно
Программе Коммунистической партии 1919 г., давал "промышленному
пролетариату" преимущества "сравнительно с более распыленными
мелкобуржуазными массами в деревне" (4).

Выстраивалась своеобразная формальная иерархия сословного типа, в
которой иллюзорно воплощалась "диктатура пролетариата". Высший слой
образовывали члены не столь уж многочисленной тогда правящей
"пролетарской" Коммунистической партии. Затем шли "чистые пролетарии",
т. е. люди, занятые физическим трудом в промышленности и имевшие либо
пролетарское происхождение, либо длительный производственный стаж (не
менее десяти лет). Это было своего рода столбовое дворянство в
официальной идеологии. Ниже размещались группы городских непромышленных
рабочих; следующими по близости к власти были полупролетарии города и
деревенская беднота; затем шли слои мелкобуржуазного деревенского
населения (середняки); городские служащие; наконец, неблагонадежные, но
нужные правящим силам "буржуазные спецы" (инженеры, врачи, учителя,
профессура и пр.). Все это были группы населения не в равной мере, но
обладавшие определенными правами, в том числе и избирательным правом.
Вне этого дифференцированного круга находилась огромная масса людей,
принадлежавших к городским мелкобуржуазным, буржуазным и бывшим
чиновничье-дворянским группам, вышвырнутым за пределы правового поля,
которое именовалось пролетарским государством.

Подавляющее большинство людей на Западе считали, что российское
государство - действительно пролетарское, а общество - эгалитарное.
Рабочие в основном (примем во внимание кризисное на протяжении большей
части лет между двумя мировыми войнами состояние западных стран)
воспринимали советский феномен с восторгом. Не менее позитивные эмоции
выражали многие выдающиеся интеллектуалы, особенно после своих
поверхностных ознакомительных поездок в страну Советов (Ромен Роллан,
Анри Барбюс, Лион Фейхтвангер и многие другие).

Напротив, открытые сторонники капитализма и определенная часть
либеральной интеллигенции негативно оценивали происходившее в России и
тип становившегося общества (Бертран Рассел, Андре Жид и другие).
Аргументы оппонентов скользили по поверхности советской
действительности. В общем доминировало представление, что в России у
власти находятся люди, вышедшие из низов и защищающие интересы низов, а
общество, развивающееся в СССР, и есть социализм в действии. Это
подтверждали и модные авторы тех лет (1920-1930-е годы) в романах,
ставших классическими тоталитарными дистопиями (например, Олдос Хаксли
со своим "О, дивный мир"); и серьезные исследователи, такие как лауреат
Нобелевской премии Фридрих А. Хайек. И отрицательное восприятие прихода
к власти Хама с мозолистыми руками, приведшего в мир социализм, было
типичным для западной элиты.

Вернемся к советско-российской действительности. В 1936 г. официальная
советская пропаганда провозгласила победу социализма в стране. Все
жители были объявлены гражданами, равными перед законом, с равными
правами, в том числе и избирательными; был провозглашен демократический
принцип "один человек - один голос". Другое дело - своеобразие самих
выборов, когда выдвигаться стал один кандитат на одно депутатское место
от "блока коммунистов и беспартийных". Исчезли, хотя бы на формальном
уровне, "лишенцы", было объявлено о прекращении деления на "своих" и
"чужих" по происхождению и социально-классовой принадлежности. Попутно
замечу, что на ближайшие после принятия конституции годы пришлись самые
массовые и кровавые репрессии режима. (Моя позиция по этому вопросу
выражена в (5)).

В течение 20 послеоктябрьских лет вслед за К. Марксом и В.И. Лениным
идеологи режима утверждали, что в СССР создается социалистическое, т. е.
бесклассовое общество. Этот подход сохранялся в Коммунистической партии
вплоть до 1934 г. (XVII съезд партии). Пропагандисты того времени
соревновались в доказательствах возраставшей быстроты процессов
эгалитаризации и ликвидации всех и всяческих классов. И вдруг И.В.
Сталин в своем докладе "О проекте Конституции СССР" заявил, что с
наступившей победой социализма в стране сформировались новые
общественные классы - "совершенно новый, освобожденный от эксплуатации
рабочий класс, подобного которому не знала еще история человечества" и
колхозное крестьянство. Лица умственного труда были причислены к особой
социальной прослойке - интеллигенции, вышедшей из народа и связанной с
ним тесными узами. В СССР остались три дружественные социальные силы,
"грани между которыми стираются, а старая классовая исключительность -
исчезает"(6).

С этого времени вплоть до конца 80-х годов партийно-государственная
концепция социальной структуры страны строилась на основе трехчленной
формулы И.В. Сталина: рабочий класс-колхозное крестьянство-народная
интеллигенция. Было очевидно, что в этой формуле не соблюдено
элементарное правило классификации - взаимное исключение элементов. Оно
было выдержано по отношению к обоим "классам" и нарушено по отношению к
интеллигенции. В первом случае критерием служили различия в формах
собственности, во втором - характере труда (умственный и физический). Но
это, как и противоречие данной формулы с классическим марксизмом, в
соответствии с которым социализм есть общество без классов, не смущало
идеологов партии.

Формула "два класса плюс прослойка" была создана, чтобы замаскировать
реальную стратификацию с невиданными различиями верхов и низов. Так, за
словом "интеллигенция" скрывались и сельский учитель, кормивший себя с
огорода, и крупный номенклатурный бонза. Эту-то пирамиду и прикрывала
"трехчленка".

Первые попытки поставить под сомнение сталинскую формулу как не
отражавшую реальность социальных отношений были предприняты советскими
социологами в 60-е годы. Они были связаны с дискуссией о границах
рабочего класса и месте интеллигенции в социальной структуре.

В те годы были чрезвычайно сильны технократические иллюзии у
интеллектуалов и на Западе и на Востоке. Выходили многочисленные книги о
проблемах научно-технической революции, вера в возможности научной
реорганизации общества, ликвидацию неонаученного физического труда была
огромной. И, действительно, доля традиционных отрядов рабочего класса во
всех индустриальных странах резко падала. Столь же быстро росла доля
занятых в сфере услуг, служащих и работников умственного труда. В связи
с этим на Западе конкурентно развивались две концепции. Одна - о резком
расширении и постепенном доминировании среднего класса в обществах
зрелого индустриализма и постиндустриализма (информационная экономика),
другая (предложенная марксистами с Запада) - о смещении границ рабочего
класса и вхождении в его состав в качестве автономных слоев служащих и
значительной части техников и инженеров.

Эта дискуссия в СССР была опрокинута в плоскость иной социальной
действительности. Расширенная трактовка границ рабочего класса была
взаимоувязана с фактическим отказом от трехчленки. Оппоненты трехчленки
доказывали, что конторские, торговые и инженерно-технические работники
могут рассматриваться как часть рабочего класса (7). Аналогичным образом
трактовалась социальная позиция технической интеллигенции, работавшей в
колхозах. Она рассматривалась как социальный слой внутри колхозного
крестьянства (8).

Вокруг этих, казалось бы не несущих особой идеологической каверзы, идей
развернулась многолетняя шумиха в печати, продлившаяся вплоть до конца
80-х годов. Почему так остро реагировали идеологи партии на
расширительную трактовку границ "основных классов"? Да потому, что было
задето "святое". Трехчленка давала полную возможность продолжать
пропагандировать идею о ведущей роли рабочего класса, ведомых им
крестьянстве и интеллигенции. Получалось, что, например, инженеры,
руководители производственных подразделений социально-статусно ниже
менее грамотных, менее знающих подчиненных. Но в этом моменте скрывалась
ключевая линия номенклатуры, состоявшая в опоре на менее образованные,
менее развитые слои населения.

Постановка вопроса о новых границах рабочего класса сопровождалась
суждениями об определяющем значении научно-образованной части общества в
его развитии. Следовал вывод о перспективах участия интеллигенции во
властных структурах. Более того, поскольку "профессиональные
организаторы" (по терминологии социологов тех лет, на самом деле -
властвующая элита) никак не вписывались в границы основных классов, то
их стали выделять в особый социальный слой. Так, высшие слои советского
общества, отсутствовавшие в эмпирических стратификационных
исследованиях, появились в теоретических конструктах советских авторов,
которые отмечали главную отличительную особенность этого слоя - право
принятия решений, обязательных для других, и право воплощать эти решения
с применением силы, если это окажется необходимым. Здесь перед нами
элементы концепции власти как стратифицирующего фактора, которые, пусть
и намеком, появились в советских публикациях. Правда, власть при этом
трактовалась как нечто, непременно используемое в общественных
интересах. Она никогда не выступает, по крайней мере в макросоциальном
контексте, как отношение между правителями и подданными. Но тем не менее
в 60-е годы небольшая группа социологов сделала решающий шаг к отказу от
модели "2+1", в которой сознательно игнорировалось властное измерение.

3 Основные концепции обществ советского типа
Государственный капитализм и новый господствующий класс

Концепция, получившая широкое распространение еще в 60-е годы, состоит в
признании обществ советского типа классовыми, где господствующему классу
номенклатуры противостоит класс государственно зависимых работников,
лишенных собственности (в том числе и на свою рабочую силу); это
общество может быть интерпретировано как тотальный государственный
капитализм.

Данная концепция имеет длительную историю. Еще задолго до возникновения
советской системы М.А. Бакунин в сочинениях 1870-1873 гг. пришел к
выводу, что государственная собственность при диктатуре пролетариата
станет экономической базой господства класса "красной бюрократии".

В 30-е годы нашего века идея о возникновении нового класса появилась
почти одновременно в работах русского философа Н.А. Бердяева и одного из
создателей советской системы Л.Д. Троцкого. В книге Бердяева "Истоки и
смысл русского коммунизма", опубликованной в 1937 г., прямо и
недвусмысленно сказано: "...Новая советская бюрократия более сильная,
чем бюрократия царская, есть новый привилегированный класс, который
может жестоко эксплуатировать народные массы". Классовое угнетение
приобрело новые формы, непохожие на капиталистические (9).

В то же время Л.Д. Троцкий в книге "Преданная революция. Что такое
Советский Союз и куда он идет" писал: "Средства производства принадлежат
государству. Но государство принадлежит бюрократии". Сам Троцкий не был
автором теории нового класса. Более того, он отмечал, что "у бюрократии
нет ни акций, ни облигаций". Она вербуется "...в порядке
административной иерархии, вне зависимости от каких-либо особых, ей
присущих отношений собственности". Поэтому он отвергал представление о
советской бюрократии как классе "государственных капиталистов". В то же
время Л.Д. Троцкий отмечал, что она есть нечто большее, чем обычная
бюрократия. Это единственный в полном смысле привилегированный и
командующий слой в советском обществе (10, 11).

В 30-е годы нашего века именно в среде сторонников Л.Д. Троцкого
получили развитие первые систематические концепции, описывающие
Советский Союз как общество, подчиненное бюрократическому классу,
господствующему классу нового типа, управляющему и экономикой и
обществом. Их создателями были Бруно Рицци, автор вышедшей в канун
Второй мировой войны книги "Бюрократизация мира" (12) и Д. Бернхем с его
знаменитой книгой "Революция управляющих" (13).

Рицци утверждал, что русская революция заменила одну систему
экономической эксплуатации и политического угнетения другой. Троцкий,
преследуемый призраком реставрации капитализма в СССР, просмотрел
"бюрократический коллективизм", утвердившийся здесь как новая форма
классового господства. В отличие от Троцкого Рицци доказывал, что
бюрократия и владеет средствами производства, и извлекает прибыль,
только делает это не индивидуально, как прежние классы, а коллективно,
косвенным образом, посредством государства, собирающего в казну
общенациональную прибавочную стоимость и распределяющего ее среди своих
чиновников. Эта новая ситуация не переходная фаза, а устойчивое
состояние общества, его новый этап развития. Бюрократическому
коллективизму суждено вытеснить капитализм, так как он более эффективен.
Рицци считал, что эта новая социальная система победила не только в
СССР, но и в нацистской Германии, фашистской Италии, и в рузвельтовских
США, т. е. всюду, где доминировали идеи государственного контроля и
планирования.

Бернхем же писал о том, что в течение последних десятилетий управление
производством фактически ускользает из рук капиталистов, которые теряют
свой статус правящего класса. Возникновение акционерного капитала
символизирует переход власти к менеджерам, ибо кто контролирует, тот и
собственник. Революция менеджеров началась с России, где на смену
капиталистического обществу пришло общество управляющих. Лозунги здесь,
увы, не совпали с результатами. Капиталисты были ликвидированы как
класс, массы обузданы, рабочий контроль свернут; те, кто делали
революцию, были уничтожены. Россия стала первым государством менеджеров.
В ней сформировалась система классовой эксплуатации на основе
государственной экономики. Приход в Германии к власти нацистов был, по
мнению Бернхема, также революцией менеджеров.

После Второй мировой войны наиболее впечатляющий вклад в это направление
анализа обществ советского типа внес Милован Джилас. Его книга "Новый
класс. Анализ коммунистической системы" (L., 1957) и поныне является
одной из наиболее читаемых и авторитетных работ по проблемам социального
неравенства в обществах советского типа (14). Джилас имел ряд
преимуществ перед Бернхемом. Во-первых, перед его глазами был опыт не
только СССР, но и восточноевропейских стран, и опыт большей
продолжительности, чем имел Бернхем к моменту написания своей книги.
Во-вторых, он наблюдал и изучал систему изнутри, поскольку был одним из
основателей и руководителей социалистической Югославии.

Он считал (в отличие от Бернхема), что границы распространения нового
класса совпадают с границами распространения самой коммунистической
системы и проводил четкую грань между менеджерами капиталистических и
социалистических стран. По его мнению, бюрократы в некоммунистическом
государстве являются чиновниками в современной экономике.
Коммунистические же бюрократы не имеют над собой ни собственников, ни
политического контроля. Они представляют собой новый класс, где ведущие
позиции занимают работники партийного аппарата.

Джилас писал о том, что коммунистические революции действительно явились
результатом обострения социальных противоречий в странах с низким
уровнем развития капитализма. Их результат в какой-то мере аналогичен
тому, к которому пришел Запад, поскольку отношения, созданные после их
победы, являются государственно-капиталистическими. Он аргументирует это
следующим образом. Так как собственность - это право на прибыль и
контроль, а все это находится в руках у коммунистической бюрократии, то
революция, совершенная во имя ликвидации классовой эксплуатации,
завершилась полным господством единственного нового класса.
Специфической характеристикой нового класса является его коллективная
собственность, что встречалось ранее в восточных деспотиях. Коммунисты
не изобрели коллективную собственность как таковую, но придали ей
всепроникающий характер.

Всесторонний анализ нового класса применительно к СССР проделал идейный
последователь Джиласа - М.С. Восленский (15). Исходный тезис М.С.
Восленского: еще до революции была создана организация профессиональных
революционеров, ориентированная на захват власти. После своей победы в
октябре 1917 г. они разделились на два типа управленцев - ленинскую
гвардию и сталинскую номенклатуру. В середине 30-х годов номенклатура
ликвидировала старую ленинскую гвардию. Такой же поэтапный процесс имел
место в странах коммунистической системы.

Цель системы - власть и господство над другими. Этому и посвящают себя
ее руководители - партийные олигархи. Система построена на нищете и
пассивности масс: они зависят от власти, которая сама по себе является
привилегией. Здесь господствует каста-номенклатура, которая представляет
собой часть правящей партии. Восленский предпринял попытку исчислить
размер господствующего класса. Всего, по его подсчетам, номенклатура к
началу 80-х годов включала около 750 тыс. человек, а вместе с семьями -
3 млн. Примерно 100 тыс. - политические, партийные руководители, затем
номенклатура из органов безопасности, армии, сфер производства,
образования, науки и т. д.

Долгие годы по цензурным соображениям российские социологи лишь намеками
и крайне редко отмечали свою приверженность концепции нового класса. И
лишь в конце 80-х годов вышли публикации С. Андреева и других авторов,
открыто признававших себя сторонниками этой позиции. С. Андреев писал,
что управленческий аппарат обладает всеми признаками общественного
класса, создает для себя возможность присвоения не принадлежащего ему
чужого труда, используя свое положение в системе общественного
производства. Существование этого нового класса возможно лишь в условиях
экстенсивного развития экономики, поскольку интенсивный путь требует
принципиально иных общественных и производственных отношений (19).


4 О характере обществ советского типа
Вторая концепция рассматривает социальные членения в обществах
советского типа как иерархические слоевые, с размытыми границами,
обширными зонами трансгрессии между слоями; общество определяется как
сословно-слоевое. Становление этого подхода шло преимущественно в
академических структурах, и он длительное время оставался вне поля
широких политических обсуждений.
Авторы второй концепции усомнились в доказанности тезиса, что
номенклатура - это класс, поскольку она, хотя и использует собственность
в своих интересах, но прав распоряжения средствами производства не
имеет. Властвующие группы в СССР и других социалистических странах
занимают монопольное положение в системе власти, "собственностью на
государство". Возникает проблема применимости традиционного для
европейской социальной мысли классового подхода к системам неравенства в
обществах советского типа.

Одним из первых признал неклассовый характер обществ советского типа
выдающийся польский социолог Ст. Оссовский. Анализируя ситуацию в
странах Восточной Европы, он пришел к выводу, что поскольку здесь
изменения социальной структуры в большей степени осуществляются по воле
политической власти, постольку мы далеки от трактовки социального класса
в том смысле, как его понимали Маркс (т. е. как групп, различающихся по
их отношению к средствам производства) или Вебер (т. е. как групп,
различающихся по их отношению к рынку). В ситуациях, когда политическая
власть может открыто и эффективно изменить классовую структуру; когда
наиболее важные для социального статуса привилегии, включая повышенную
долю в национальном доходе, даруются этой властью, когда значительная
часть или даже большинство населения включено в стратификацию по типу
бюрократической иерархии, категория класса становится большим или
меньшим анахронизмом, а классовые конфликты уступают место другим формам
социального антагонизма (20).

Следует заметить, что этот подход устойчиво сохранялся в польской
социологии в 60-80-е годы. Здесь можно упомянуть работы Стефана Новака,
Влодзимержа Весоловского, Зигмунта Баумана и многих других. С. Новак в
1964 г. недвусмысленно писал: "Эволюция социального положения в
послевоенной Польше независимо определяется профессией, экономическим
положением и образованием; в то время как эти факторы, которые, в свою
очередь, являются взаимозависимыми, могут либо дополнять, либо
уничтожать влияние друг друга" (21). С. Новак предложил выделить в
населении Польши следующие социальные слои: неквалифицированные рабочие,
квалифицированные рабочие, работники нефизического труда, творческая
интеллигенция и лица свободных профессий. Точно такой же была позиция В.
Весоловского, который в своих исследованиях польского общества
основывался на социально-профессиональной стратификации, беря в качестве
дифференцирующих переменных профессию, образование, доход (22).

Почти такую же позицию занял в 60-е годы известный чешский социолог П.
Махонин. Он выдвинул на первый план дифференциацию по характеру труда.
Были предложены следующие компоненты социального статуса: 1) сложность
работы (наличие творческих элементов в труде, степень самостоятельности
труда, требуемая квалификация); 2) образование; 3) участие в управлении
(объем власти), основанное на: а) социально-профессиональной позиции по
месту работы, б) политической деятельности в свободное время; 4) уровень
жизни;5) образ жизни в свободное время.

Был проведен блестящий представительный опрос по территории всей страны,
и уже в труднейших условиях оккупации Чехословакии советскими войсками
П. Махонин с соавторами сумел издать итоговую книгу (24). Это была
фундаментальная монография, последний отблеск "социализма с человеческим
лицом", мечты интеллигентов-шестидесятников о возможности решить
социальные проблемы на основе "государственного социализма". Последующие
20 лет на долю авторов достался неквалифицированный физический труд,
который они собирались (совместно со столь же прекраснодушными
теоретиками из других стран "реального социализма") преодолеть
(ликвидировать) в недалеком будущем.

Точка зрения на советское общество как слоевое получила развитие в СССР
с начала 60-х годов. Конечно, вынужденные к тому идеологической
цензурой, отечественные исследователи обычно добавляли обязательные
слова о сохраняющихся еще "двух дружественных классах и народной
интеллигенции", но опытный советский читатель тут же обнаруживал
комментарий о том, что данные классовые различия несущественны, а
определяющими в общественных отношениях являются слоевые
(социально-профессиональные). Из таблиц и схем, всей системы фактических
данных следовало, что этим авторам совершенно чужда не только
официальная псевдоклассовая "концепция", но и теория нового класса.

В СССР в это время некоторые социологи заявили себя приверженцами
концепции, наиболее развитой в трудах П. Махонина, но другие попытались
найти иное объяснение столь очевидному неравенству в своей стране. Они
задались вопросом: имеется ли при социализме полное равенство в реальном
процессе присвоения собственности? Это была совершенно еретическая по
тем временам мысль, и пришла она в голову еще в конце 50-х годов
экономисту Я.А. Кронроду. Он писал о том, что в стране при формальном
равенстве отношений собственности существует реальное неравенство по их
использованию. Это неравенство действует в фазах производства,
распределения, обмена и потребления (25). Естественно, что автор при
этом в своих публикациях не подвергал сомнению социалистическую природу
советского общества.

Теоретическое построение Кронрода давало другим еретикам в краткие
периоды идеологических оттепелей возможность обосновать и эмпирически
подтвердить неравенство между людьми (7, 8). Поскольку сама категория
меры присвоения отражала иерархию властных и профессионально-должностных
позиций, уровней присвоения благ и услуг в континууме максимума -
минимума указанных характеристик.

В своих публикациях Ю.В. Арутюнян, Л.А. Гордон, Т.И. Заславская, О.И.
Шкаратан отчетливо формулировали концепцию советского общества как
иерархической структуры социальных слоев, которые могут быть ранжированы
в соответствии с их более высоким или более низким статусом. Это был по
существу открытый разрыв с официальным взглядом на социальную систему,
которая структурировалась только горизонтально и в которой неравенство в
распределении рассматривалось лишь как отражение индивидуальной
эффективности, индивидуальных заслуг.

Наиболее четко и открыто выразила эту позицию Т.И. Заславская:
"Общественное положение, занимаемое различными слоями и классами в
социалистическом обществе, может быть в принципе представлено в форме
определенной иерархии, в которой некоторые позиции считаются выше, чем
другие. Основой для вертикальной иерархии социальных позиций является
сложность труда... и ответственность в осуществляемом труде, увеличение
которых сопровождается повышением требуемого образования, возрастающим
материальным вознаграждением и соответствующими изменениями в образе
жизни" (26).

Я также отмечал, что в советском обществе элементами социальной
структуры являются "группы людей, неравных в экономических и социальных
отношениях". Это неравенство является "не только наследием капитализма,
но и воспроизводится в условиях социализма" (7).

Следует иметь в виду, что почти все социологи того времени не были
противниками социализма. Они стремились к его оздоровлению, смене
сталинской модели на "социализм с человеческим лицом". С этим во многом
связана и манера, с помощью которой в литературу вводились новая
терминология и концептуальный аппарат.

Исследования стратификации тех лет строились на применении таких
критериев, как уровень образования и квалификация, содержание труда и
различие в доходах, традиционно используемых и западными социологами.
Социальные слои, выделяемые в исследованиях, были ранжированы от
неквалифицированных рабочих (или колхозников) до руководителей
предприятий (колхозов) и руководителей региональных органов управления.
В этих классификациях вообще отсутствовали классы и интеллигенция.
Последняя была представлена слоями работников управленческого труда (в
ряде случаев с выделением руководителей высшего и среднего звена);
работников высококвалифицированного научно-технического труда;
работников квалифицированного умственного труда.

Уже в канун коллапса "реального социализма" болгарский социолог Н.
Тилкиджиев взял на себя труд систематизировать взгляды сторонников
слоевой структуры обществ советского типа. Он обратил внимание на
необходимость различать слоевую и социально-профессиональную структуры.
Тем самым он раскрыл существенный дефект исследований в СССР, Польше,
Чехословакии. Он отметил особое значение разведения социального
неравенства и собственно профессиональных различий как явлений разной
природы. Социально-профессиональная принадлежность - основополагающая в
формировании слоев. Она включает особенности характера труда,
квалификационно-образовательные и профессионально-отраслевые качества
работников. Но необходимо принимать во внимание также влияние
социального происхождения, социальных (супружеских, дружеских и т. д.)
связей; жилищных и поселенческих условий; институционального фактора
(здесь Н. Тилкиджиев прежде всего выделяет властные ресурсы институтов и
степень включенности в их деятельность представителей
социально-профессиональных групп (27)).

Как заключительный аккорд работ советских социологов рассматриваемого
направления можно расценить труды Т.И. Заславской и Р.В. Рывкиной. В
первую очередь следует отметить их монографию "Социология экономической
жизни" (раздел 3), которая означала выход на новое концептуальное
пространство. Авторы стремились дать анализ "социальной структуры
общества в ее связи с экономической жизнью общества" (28), определить
социальные группы, являющиеся наиболее важными субъектами экономики и
занимающие в ней ключевые позиции.

В книге наиболее значим анализ механизма эксплуатации высшими низших.
Авторы взорвали табу, существовавшее на обсуждение отношений
эксплуатации в советском обществе. Заславская и Рывкина раскрывают
отношения эксплуатации как: 1) изъятие всего прибавочного и части
необходимого продукта через неравномерно низкие цены на производственную
продукцию и необоснованно высокие налоги; 2) глубокое расхождение меры
труда и меры потребления различных групп работников общественного
производства; 3) необоснованная неравномерность территориального и
ведомственного распределения элементов социально-бытовой инфраструктуры;
4) присвоение дифференциальной ренты I жителями южных районов; 5)
преступные способы извлечения нетрудовых доходов за счет граждан или
государства ("теневая экономика", мафиозные группы). Список этот,
конечно же, неполный, но первый в литературе, издававшейся в России.

Анализ сущности обществ советского типа как носителей латентных
отношений специфических форм эксплуатации был углублен Т.И. Заславской в
ряде публикаций Она отнесла к главным структурным элементам советского
общества: а) социально-замкнутый и личностно интегрированный правящий
класс "номенклатуры"; б) сравнительно небольшой средний класс,
включающий "директорский корпус" и наиболее квалифицированных и/или
приближенных к номенклатуре интеллигентов; в) слабостратифицированный
низший класс, объединяющий наемных работников (рабочих, колхозников,
представителей интеллигенции средней и низшей квалификации); г)
"социальное дно", состоящее из десоциализированных, потенциально
криминогенных групп, утративших связи с обществом. Главными
особенностями этой стратификации, по ее мнению, являлись: весьма высокая
концентрация власти и собственности в руках правящего класса; резкая
поляризация положения высших и низших слоев общества на фоне общего
низкого уровня жизни; неразвитость (если не отсутствие) среднего слоя, а
также доминирование должностного критерия стратификации над
квалификационным.

Структура советского общества формировалась по принципу "кто был ничем,
тот станет всем". Оставшиеся семьи научной и культурной элиты, дворян,
духовенства, купечества, промышленников, крепких крестьян,
концентрировавшие главный энергетический и творческий потенциал
общества, были последовательно выкорчеваны и истреблены. В итоге в
стране сформировалось "общество низшего класса" с пониженной долей
талантливых, образованных, здоровых, сильных, предприимчивых и
энергичных граждан. К тому же общественная система "социализма"
содействовала укреплению худших черт традиционной российской общинности:
уравнительности, иждивенчества, социальной пассивности,
безответственности, слабой мотивированности к труду и
предпринимательству, неразвитости потребностей (29).

На Западе эти публикации польских, чешских и российских авторов
переводились, цитировались, но не были интегрированы в "фонд" основных
научных идей, где неоспоримо господствовала теория "нового класса",
вполне вписывавшаяся в европоцентристский взгляд на социальное
неравенство (см., например, 30, 31).

5 Советское общество как особый тип цивилизации

Теоретические конструкты социологов, рассмотренные выше, верно отражая
многие стороны советской реальности, все-таки не раскрывали сущностные
черты этой социальной системы: советский тип общества не воспринимался
как некая данность, с особой структурой, относящейся, быть может, к
другому типу цивилизации (евразийской), другому типу экономической
организации, чем западная.

Сложившиеся теории и категориальный аппарат могут быть однозначно поняты
и интерпретированы применительно к обществам, строящимся на частной
собственности, гражданских отношениях и индивидуализме. Но они не вполне
адекватно отражают реалии обществ, обладающих другими институциональными
структурами, другими культурами, другими социально-экономическими
отношениями. На разных исторических этапах и тем более в наше время
одновременно существовали и существуют разнообразные
социально-экономические формы, развивавшиеся в контексте различных
культур. Таким образом, речь, на мой взгляд, должна идти о раскрытии
системообразующих элементов цивилизации особого советского типа.

Сословное корпоративное общество
Одной из, по-видимому, первых попыток в этом направлении было
рассмотрение СССР как сословного корпоративного общества. Данный подход
к характеру социальных отношений в СССР получил развитие прежде всего в
работах германских социологов, из которых следует выделить цикл
публикаций Вольфганга Теккенберга (32, 33, 34).

В основу своего подхода В. Текенберг кладет веберовскую концепцию,
интерпретируемую в американской социологической традиции как концепция
статусных групп. По его мнению, на самом деле это концепция сословий.
Она строится на следующих основаниях: образ жизни, формальный уровень
образования и, наконец, престиж наследуемого положения или профессии. По
Текенбергу, это позволяет глубоко понять природу социального неравенства
в СССР, которое строится на государственно контролируемом неравенстве в
распределении и жизненных шансах. В результате люди получают разные
возможности использования ресурсов; правда, эти различия не столь
значительны, как при рыночных отношениях в капиталистических обществах,
из-за бюрократического и профессионального контроля за доступом к
ресурсам.

В. Текенберг обозначает существовавший в СССР тип общества термином
"феодальное". В советском обществе социальное неравенство проявлялось
преимущественно в жизненном положении и престиже, а не, как это
свойственно для западных обществ, в различном уровне доходов. Этому типу
социальной системы лучше всего подошло бы понятие "корпоративный". При
смене режима в неизменной целостности пребывают хозяйственные единицы и
профессиональные союзы, армия. Они сохраняют значительную автономию при
обновлении политического руководства.

На базе неравенства в доступе и распределении материальных благ и
различного жизненного положения социальные группы в советском обществе
были организованы в квазисословные образования. Их деятельность
относительно независима от "феодальной" элиты, для которой характерно
слияние господства над государственной собственностью и политической
властью. Определенные представления по поводу жизненного стандарта и
культурного уровня приводят к "замыканию" социальных групп, иерархия
которых строится не только на основе дохода. Эти профессиональные
образования сходны со средневековыми "цеховыми" группами, определявшими
культурные аспекты потребления и поведения.

Непосредственно связанные с профессией факторы дистрибутивного
неравенства (доход, образование) не являются, по мнению В.Текенберга,
достаточными для дифференцированного объяснения структурных различий в
образе жизни различных групп населения.

На ступени более низкого профессионального статуса сословные элементы
выступают скорее в форме сильно сегментированных отраслей, что частично
связано со структурными особенностями советской промышленности.
Сословные группировки образуются не только по принадлежности к
определенным отраслям, но и по принадлежности к крупным промышленным
предприятиям, которые предоставляют своим работникам определенный набор
социальных привилегий (таких, как возможность пользоваться особыми
домами отдыха, санаториями, магазинами и т. д.). Подобные сословные
образования могли появиться благодаря более тесной связи людей с
предприятием, чем это принято на Западе.

Внутри сословий и политических организаций обладатели ролей пытаются
укрепить свою власть посредством объединения и монополизации информации
в определенной сфере и усилить контроль над распространением ролей, что
свойственно не только высшим сословиям-слоям, но и слою промышленных
рабочих. Внутри сословий развивается немонетарная система взаимных
обязательств (протекция, семейные кланы).

Управление перераспределением и потреблением сильно напоминает сословные
общества в определении М. Вебера: "Каждое сословное общество обычно
организовано по жизненным правилам, создает из них экономически
иррациональные условия потребления и таким образом посредством
монополистического присвоения и посредством исключения свободного
распоряжения собственной трудовой деятельностью препятствует свободному
образованию рынка" (32).

Идеи В. Текенберга получили поддержку известного немецкого социолога
Эрвина К. Шойха, который в предисловии к его книге (1977) писал: "СССР
действительно во многом демонстрирует черты ленной системы, дополняемой
все новыми изъявлениями преданности после смены политического
руководства. Но к СССР лучше подошло бы понятие "корпоративного"
общества... В лице СССР возник новый вариант индустриального общества,
по отношению к которому нельзя выдвинуть претензию, что оно находится в
переходной стадии; это самостоятельный тип общественной системы" (32).

Сходные позиции (с учетом специфических черт исторического пути Венгрии)
занял Мартин Сабо. Он отмечал, что "теперь лишь немногие продолжают
утверждать, что в странах Центральной и Восточной Европы существовал
социализм, т. е. тот исторический строй, который в первозданном значении
этого слова и в духе целей левых движений был призван разрешить
противоречия капиталистических отношений и создать общество с более
высоким уровнем культуры и цивилизации".

По его мнению, определяющим фактором венгерской истории XX в. была
двойственность структуры, а именно наличие как феодальных, так и
буржуазных отношений. В этом смысле не стало исключением и развитие
событий после 1945 г. За кратким периодом буржуазно-демократических
преобразований в 1945-1947 гг. последовал консервативно-реакционный
поворот, положивший начало рефеодализации, названной социалистическим
развитием. В ходе его воспроизводилась прежняя двойственная структура. В
качестве важнейшего элемента рефеодализации выступал формализованный
властный механизм, существовавший как господствующее сословие властный
аппарат и управляемые им "социалистические подструктуры". Однако
реальный социализм не просто воспроизводил прежнюю двойственную
структуру. Он последовательно и открыто подавлял буржуазные элементы,
что усилило докапиталистические, сословно-феодальные компоненты и
придало им новую историческую форму.

М. Сабо заключал: "Разумеется, я не утверждаю, что социализм был
феодализмом. Но несомненно, что специфика функционирования этой системы
состояла в том, что в ней превалировали сословно-феодальные черты, а в
другой связи - азиатско-византийские, т. е. черты предшествовавших
современным культур. Таким образом, социализм в его различных вариантах
ответил на вызов ХХ столетия возрождением прошлого" (35).
Общество политического доминирования
Названная концепция получила обоснование и развитие в трудах югославских
социологов, бывших под строжайшим запретом для чтения. Более того, даже
критика их работ издавалась с грифом, запрещавшим свободное ознакомление
с нею. Упомянем некоторые типичные суждения коллег из Югославии. Б.
Хорват в книге "Политическая экономия социализма" (1982) попытался
раскрыть природу советского этатистского (по его определению) общества.
В этом обществе администраторы обладают той же властью, что и
собственники при капитализме. Все внимание здесь обращено на усиление
позиций власти. Идет сверхразвитие государственного аппарата. Вся
политическая и экономическая власть сосредоточена в руках правящей
политической организации (36).

Светозар Стоянович предложил следующее объяснение сущности советской
системы и ее классового устроения: "Поскольку капитализм несомненно
конституирует общественную ценность с экономической доминантой, то
парадигмой, ему соответствующей, является общественно-экономическая
формация. С другой стороны, коммунистический этатизм принадлежит к
семейству общественно-политических формаций. Досталинистский,
сталинистский и постсталинистский этатизм представляет собой
общественную целостность с политическим доминированием (как
диахроническим, так и синхроническим). Здесь политическое доминирование
приобретает форму структурного контроля одного класса (этатистского) над
государством и при помощи этого над средствами производства. Однако эта
парадигма общественно-политической формации есть уже, несомненно,
вывернутая наизнанку марксистская парадигма"(37)

Этакратическое неклассовое общество
Вернемся на родную почву. Именно в конце 80 - начале 90-х годов были
предприняты попытки осмыслить природу уходящей (как тогда казалось)
социальной системы и особенности присущей ей социальной стратификации в
контексте цивилизационного подхода и исторического опыта России как
неклассового этакратического общества (см., в частности, (38-42)).

В наших рассуждениях отправным моментом является оценка общественного
устройства, сложившегося в СССР к началу 1930-х годов и сохранявшегося
до 1990-х, как этакратического. Это была новая социальная система, не
являвшаяся ни капиталистической, ни социалистической, которая возникла в
СССР, а позднее была распространена на другие страны. Ей присущи
специфические и устойчиво воспроизводящиеся черты, которые знаменуют
становление новой самостоятельной социально-экономической и политической
системы, которую можно именовать этакратической (дословно власть
государства от франц. и греч.). Этакратизм - это не цепь деформаций и
отклонений от некоей образцовой модели капитализма или социализма, а
самостоятельная ступень и в то же время параллельная ветвь исторического
развития современного общества со своими собственными законами
функционирования и развития.

Этакратизм можно рассматривать и как самостоятельную
социально-экономическую систему в цивилизационной дихотомии
"Запад-Восток", и как одну из форм модернизации (индустриализации) стран
неевропейского культурного ареала. Первооснову этакратического
бесклассового общества составляют следующие характеристики:

· обособление собственности как функции власти, доминирование отношений
типа "власть-собственность";

· преобладание государственной собственности, процесс постоянного
углубления огосударствления;

· государственно-монополистический способ производства;

· доминирование централизованного распределения;

· зависимость развития технологий от внешних стимулов (технологическая
стагнация);

· милитаризация экономики;

· сословно-слоевая стратификация иерархического типа, в которой позиции
индивидов и социальных групп определяются их местом в структуре власти и
закрепляются в формальных рангах и соотнесенных с ними привилегиях;

· корпоративная система как доминирующая форма реализации властных
отношений, а соответственно иерархического ранжирования и объема и
характера привилегий членов социума;

· социальная мобильность как организуемая сверху селекция наиболее
послушных и преданных системе людей;

· отсутствие гражданского общества, правового государства и
соответственно наличие системы подданства, партократии;

· имперский полиэтнический тип национально-государственного устройства,
фиксация этнической принадлежности как статуса (при определении ее "по
крови", а не по культуре или самосознанию).

Концепция этакратизма как объясняющая природу обществ советского типа
постепенно находит поддержку у крупных аналитиков современного мира.
Так, М. Кастельс пишет: "В ХХ веке мы жили, в сущности, при двух
господствовавших способах производства: капитализме и этатизме. ...При
этатизме контроль над экономическим излишком является внешним по
отношению к экономической сфере: он находится в руках обладателей власти
в государстве (назовем их аппаратчиками или, по-китайски, линг-дао).
Капитализм ориентирован на максимизацию прибыли, т. е. на увеличение
объема экономического излишка, присвоенного капиталом на основе частного
контроля над средствами производства и распределения. Этакратизм
ориентирован (был ориентирован?) на максимизацию власти, т. е. на рост
военной и идеологической способности политического аппарата навязать
свои цели большему количеству подданных на более глубоких уровнях их
сознания" (43).

Характерно, что странам Центральной и Восточной Европы этакратизм был
навязан со стороны СССР. При этом особое сопротивление новой системе
оказали народы стран с большим опытом рыночной экономики,
демократических институтов и принадлежавшим к католической и
протестантской христианским культурам. В то же время этакратизм вполне
добровольно и самостоятельно произрастал в государствах, не знавших
зрелых буржуазных отношений, шедших другим историческим путем, чем
Европа, - в Китае и Вьетнаме, Монголии и на Кубе, что подтверждает
неслучайность его возникновения.

----




конец 1 части



От Pout
К Pout (30.12.2004 10:35:40)
Дата 30.12.2004 11:06:35

Этакратизм,"админ.рынок" , евразийство и проч. по Шкаратано- веберу (2)

"Правда этакратизма против мифа о социализме "(с)РадаевШкаратан, вот
так. Указанные им концепции "админ. торговли" (см. в середине- Найшуль,
далее Кордонский, глава подрахделения АП ) - одни из наиболее
популярных теперь,особенно у "практиков, не любящих высокоголовых
социологов"-СП

(продолжение статьи)
Все существующее ныне в мире разнообразие линий общественного развития в
конечном итоге основывается на различиях двух доминирующих типов
цивилизации, которые условно можно именовать "европейским" и "азиатским"
. Первая идет от античного полиса. Это цепочка обществ, которые
характеризуются частной собственностью, балансом отношений "гражданское
общество-государственные институты", развитой личностью и приоритетом
ценностей индивидуализма. Второй тип исторически связан с азиатскими
деспотиями, доминированием государственной собственности, всевластием
государственных институциональных структур при отсутствии гражданского
общества, подданством, приоритетом общинных ценностей при подавлении
индивидуальности. В мировой истории в общем-то и в пространстве и во
времени преобладал этот тип цивилизации. Именно в тех странах, где
исторически доминировала эта вторая, неевропейская, линия развития, в
середине ХХ в. установился этакратизм.
В течение тысячелетий (ибо данный тип цивилизации, меняя
феноменологические черты, самостоятельно, без внешнего воздействия не
способен к структурному переустроению принадлежащих к нему социальных
организмов) в основе таких обществ лежали следующие системообразующие
элементы:

· государство как стоящая над всем населением всевластная божественная
сила;

· властно-правовая иерархия;

· социальный статус, определяемый властью и престижем, а не
имущественными различиями;

· зависимость индивидуального богатства от близости к власти;

· господство коллективной собственности сельской земледельческой общины
и государства, олицетворяемого верховным правителем;

· земля по существу как бы ничейная собственность;

· централизованное изъятие прибавочного продукта в виде ренты - налога,
реализующего одновременно функцию государственной власти (налог) и
функцию собственности на землю (рента).

Историю дискуссий по поводу неоспоримого родства советского этакратизма
и азиатских деспотий (с печальной судьбой их участников в годы советской
власти) и результаты собственного сравнительного анализа двух
феноменов - "восточной деспотии" и тоталитарных обществ ХХ в. - подробно
изложил А.В. Пименов в цикле статей под характерным названием "Дряхлый
Восток и светлое будущее", опубликованных журналом "Мир России" в 1999
г. Он справедливо замечает: "Близость обществ "реального социализма" к
деспотиям Древнего Востока - давно уже не новость, а, скорее, общее
место... Природа же этого сходства по-прежнему неясна" (47).

Ладно бы типичные страны Востока, но почему в этом ряду, да еще и на
первых ролях, оказалась Россия?

Осмыслить современные события, раскрыть сущность настоящего можно, если
"...ничего не придумывать, но попытаться понять логику развития самой
России", ее двенадцативековой истории (48). Здесь отечественные авторы
Ю. Пивоваров, А. Фурсов, И. Чубайс, А. Сусоколов (49) и многие другие
довольно дружно отмечают решающую роль таких факторов специфичности
отечественной истории, организации социальной жизни, национальной
культуры и менталитета, как рассредоточение населения на огромных
пространствах и изначально слабые связи между территориальными
общностями; исключительная значимость борьбы за выживание в условиях
сурового северного климата; наконец, и это самое важное, многовековой
процесс собирания земель, т. е. экстенсивный рост на протяжении примерно
600 лет. Постоянная территориальная экспансия требовала
государственности в форме самовластия и милитаризации страны, а как
следствие - огромного напряжения народных сил,

Мне представляется существенным принять во внимание концепцию Ю.
Пивоварова и Ф. Фурсова, согласно которой системообразующим элементом
русской истории выступает "Власть не политическая, государственная или
экономическая, а Власть как метафизическое явление. Власть вообще. Она
рушилась всякий раз, когда приобретала слишком много государственных,
политических или классовых черт. Она рушилась и рушила все вокруг себя,
как только начинала преобразовывать русскую реальность на
несоответствующий этой реальности западный манер - буржуазный или
антибуржуазный..." (50). По их мнению, такие властные отношения -
результат влияния ордынского господства на Русь. В домонгольской Руси
власть была рассредоточена, как и во всей Европе, между князем, вече,
боярством и церковью. Именно Орда принесла на Русь принцип "власть -
все, население - ничто"; "власть - единственно значимый социальный
субъект" (50). Получается, что ордынское нашествие как бы изменило
национальный генетический код с европейского на какой-то иной.

О традициях и природе современного политического режима в России как
самовластия пишет В.М. Межуев: "Политологи соревнуются между собой в
поисках термина, способного выразить суть нынешнего режима... Власть в
нынешней России при всем ее отличии от монархической и большевистской
обладает чертами удивительного сходства с последними...

В русском языке есть, пожалуй, слово, способное служить наименованием
этой традиции. Слово это - "самовластие", семантически близкое к понятию
"авторитаризм", но с более понятным для нас русским оттенком. Оно - лишь
иное название русской власти, загадку которой пытается постичь не одно
поколение исследователей русской истории...

...В России за пределами власти нет никакого общества, а есть только
народ - безликая, однородная и безгласная этническая или
конфессиональная (православный народ) общность. Власть в России
самоопределилась по отношению не к обществу, а к народу (власть -
субъект, народ - объект), что и придало ей не столько политический,
сколько патримониальный характер. Народ и общество в России -
взаимоисключающие понятия" (51).

В то же время и с не меньшим основанием немногочисленные авторы
обосновывают наличие в национальной традиции слабой, но устойчивой линии
на выборные начала, сочетавшиеся с российской государственностью. Здесь
прослеживается ниточка от вечевых собраний и выборных глав городских
общин в домонгольской Руси, сохранившихся вплоть до XVI в. в
Новгородской республике и Пскове, а в городах Московской Руси - до конца
XIV в.; в XVI в. сложились две системы выборных учреждений - земская и
губная. Венцом выборных институтов в допетровской России были Земские
соборы XVI-XVII вв. Даже в императорской России существовали выборные,
преимущественно сословные, органы управления, среди которых следует
особо выделить общинное самоуправление у крестьянства (52-55).

Как пишет А.П. Страхов, развитое сословное самоуправление не переросло
"в реально действующие органы власти, ограничивающие свободу действий
правительства, как это было на Западе.

...именно реализация традиционной модели самовластного правления в
сочетании с самодостаточной жизнью крестьянского мира, сложившейся в
силу особенностей исторического и экономического развития и
закрепившейся в политической культуре народа, не позволила развиваться
действенным представительным органам власти" (56).

На мой взгляд, важным системным элементом анализа транзитивных процессов
в современной России может стать идея евразийской культуры. Она способна
содействовать решению вопроса относительно характера происходящих в
российском обществе перемен: означают ли они движение в направлении
вестернизации, преодоления этакратизма и корпоративного евразийства или
формирование особой социальной реальности? Много лет назад Ю.М. Лотман
высказал интересную мысль: евразийство формировалось "по западную
сторону границы, отделявшей оседлую европейскую цивилизацию от ВЕЛИКОЙ
СТЕПИ, и по восточную сторону от конфессиональной границы, разделявшей
истинное и еретическое христианство. Русь одновременно осознавала себя и
центром мира, и его периферией, одновременно ориентировалась на изоляцию
и интеграцию" (57).

Россия, по всей своей истории и географии, столетиями являлась
евразийским обществом, то стремившимся сблизиться со своими европейскими
соседями, то тяготевшим по всему строю жизни к азиатскому миру (58, 59).
В канун Октябрьского переворота побеждала европейская линия. В то же
время следует отметить, что для большинства россиян частная
собственность еще не стала традицией. Реформы П.А. Столыпина не успели
трансформировать члена сельской общины в независимого фермера. Эта
двойственность сложившейся тогда тенденции развития страны объясняет,
почему большевизму пришлось прибегнуть к уничтожению десятков миллионов
людей для "строительства социализма", а на деле для торжества азиатской
линии развития.

Эта же двойственность помогает понять, почему именно в России на
собственной национальной почве победил режим (не привнесенный извне),
который сломил буржуазное, собственническое общество, складывавшееся в
стране, и привел к торжеству азиатской линии развития. Однако это не
удалось выполнить в полной мере потому, что Россия по своему
психолого-историческому положению гораздо ближе к Западу, чем, скажем,
Китай или Индия.

Семь послереволюционных десятилетий были торжеством развития на основе
"азиатских" исторических напластований, но одновременно под влиянием
новых технологий производства и всей жизнедеятельности, лившихся потоком
с Запада и рождавшихся на отечественной почве, были мучительным
процессом расширения и укрепления базы европейской культуры, становления
готовности к рынку и гражданскому обществу.

Длительный период существования этакратического общества во многом
определил пути развития форм жизнедеятельности в России. С одной
стороны, возрастающая глобализация мировых экономических и общественных
процессов, современный уровень развития средств массовой коммуникации не
могли не привести к присвоению этакратическим обществом новейших форм и
достижений цивилизации (это касается организации городского
пространства, транспорта, архитектурных решений, элементов социального
обслуживания и др.). С другой стороны, разрыв социально значимых
горизонтальных связей, неразвитость инфраструктуры личностного развития,
отсутствие права на свободный выбор моделей жизни, деприватизация почти
всех сторон жизнедеятельности привели к воспроизводству
среднетипических, "усредненных" индивидов. В этом отношении можно
говорить о том, что подлинно цивилизованного способа существования в
этакратическом обществе не было.

Представляется, что данная концепция вполне согласуется с реальными
фактами развития России и других государств (кроме стран Балтии) на
территории бывшего СССР в советский и постсоветский периоды.


Социальная система постсоветской России
Каковы новые черты социальной действительности, те социальные
инварианты, которые предопределяют характер складывающейся социальной
системы? Начнем рассмотрение этой непростой проблемы с анализа
подспудных процессов предыдущего периода, трансформировавших изнутри
советскую (этакратическую) систему.
Административный рынок, номенклатурная приватизация и становление
номенклатурного капитализма
С начала 90-х годов общеупотребительным стало высказывание "номенклатура
обменяла власть на собственность". Это выражение неверно хотя бы потому,
что ныне, став частными собственниками, представители господствующего
слоя не перестали быть и властвующей элитой. Но, кроме того,
номенклатура (или, в другой терминологии, этакратия) в условиях расцвета
системы при Сталине, обладая властью, тем самым владела и
собственностью, ибо владела государством, которому, в свою очередь,
принадлежала почти вся собственность в стране. Правда, эта собственность
была не индивидуально-частной, а совокупно-частной. Индивидуальная
собственность была загнана в глубокое подполье, почти полностью
уничтожена. В этом, кстати говоря, и было одно из качественных отличий
современного этакратизма от традиционного государственного
("азиатского") способа производства.

Лишь только репрессивный режим перестал давить на этакратию, лишь только
господствующие слои получили гарантии личной и имущественной
безопасности, неприкосновенности жилища и т. д., на первый план вышла
проблема собственности. Началось личное накопление. Номенклатура,
торговые работники, теневики, руководители военно-промышленного
комплекса, пригретые политическими лидерами работники искусств - вот
хозяева первичных предкапиталов, начавших складываться с середины 50-х
годов.

Но ключевое значение в начавшихся процессах имело изменение системы
управления государственной собственностью. Жесткую иерархическую
командную систему управления экономикой из единого центра шаг за шагом
сменяет административный (бюрократический) рынок - весьма своеобразная
система экономических отношений, которую справедливо называют экономикой
согласований. Сложный бюрократический рынок построен на обмене-торговле,
осуществляемой как органами власти, так и отдельными лицами. В отличие
от денежного рынка товаров и услуг на этом рынке обмениваются не только
материальными ценностями, но и властью, исключениями из правил,
престижем, т. е. всем, что имеет какую-либо ценность. На этом
своеобразном рынке особенно котировался социальный статус, который давал
неизмеримо больше, чем любые деньги. Директор завода или института
понимал, что получить потребные ресурсы будет намного легче, если он
(она) станет депутатом Верховного Совета, Героем Социалистического Труда
или лауреатом Ленинской премии (61).

Директора предприятий из "винтиков" государственной машины,
беспрекословно выполнявших приказы начальства, превратились в активных
субъектов торга. Но "торговали" они не столько между собой, что было бы
залогом нормального рынка, а с вышестоящими начальниками. Этот торг шел
по всей вертикали - от рабочего до члена политбюро за принятие наиболее
выгодных условий. Так, согласие директора предприятия на увеличение
плана можно было обменять, например, на улучшение его служебного
положения или на средства для строительства заводского жилого дома.
Поскольку в центр пробиваться становилось все труднее, то стали
усиливаться горизонтальные связи. Их основные субъекты - директора и
чиновники - начали осознавать себя самостоятельной социальной силой с
особыми интересами.

Относительная стабильность положения директоров, министров, других
высших чиновников, руководивших подведомственными им заводами,
отраслями, регионами в течение многих лет, накопивших за это время и
авторитет, и связи, и средства, значительно изменила их психологию,
реальную практику управления. Высшие номенклатурные бонзы, чувствуя себя
достаточно уверенно, сделали крупный шаг к переходу от роли управляющих
(при отсутствующем владельце) к положению реальных хозяев.

Таким образом, в 1953-1985 гг. при внешнем господстве все той же
тотально-государственной собственности развивались своеобразные
латентные процессы зарождения "квазичастной" собственности, шла
преприватизация собственности и складывался протокласс крупных
собственников.

В 1985-1991 гг. проявились подспудные процессы предыдущего периода.
Началась открытая номеклатурная приватизация. В этом был социальный
смысл реформ Рыжкова-Горбачева, вся выгода от которых досталась
"своим" - хозяйственному и партийно-комсомольскому аппарату. Благодаря
централизации госсобственности и раздаче ее в "полное хозяйственное
ведение" соответствующих должностных лиц (1987-1990 гг.) принцип
владения ею из исключительно корпоративного превратился в
корпоративно-индивидуальный. Подоспевшая приватизация (с 1992 г.)
облекла ту же номенклатурную собственность в разного рода смешанные,
полугосударственные формы и таким образом еще более надежно закрепила ее
за номенклатурой, укрыла от притязаний других социальных групп. В итоге
и власть, и собственность остались в руках прежних хозяев России,
которые только укрепили свои позиции.

Этим объясняется бескровность "антикоммунистической революции".
Поскольку этакратия с дочерним отрядом комсомольского бизнеса открыто
превратилась в крупную буржуазию, некому было организовывать гражданскую
войну за реставрацию старых порядков. Привилегированное меньшинство
стало богатым, господствующим и правящим классом, кровно
заинтересованным в стабильности и мирном закреплении
номенклатурно-бюрократического государственного капитализма.

Номенклатурная собственность была не единственным источником складывания
буржуазных слоев. Существовал еще один канал преемственности в системах
социального расслоения между "коммунистическим" прошлым и буржуазным
настоящим. Нельзя забывать о гигантских масштабах теневой экономики в
СССР, в которой к концу 80-х годов было задействовано (по разным
расчетам) 20-30 млн человек как полностью (вероятно, до 3 млн), так и -
по большей части - от случая к случаю. Слои необуржуазии, действовавшие
в этом секторе экономики, богатели за счет спекуляций, хищения сырья и
готовой продукции. Все быстро выраставшие, начиная с 1987 г., новые
формы экономической активности (кооперативы, малые и совместные
предприятия и т. д.) создавались почти исключительно для
торгово-посреднической деятельности. В них-то и легализовались хозяева и
хозяйчики прежней теневой экономики (62).

Две прослойки буржуазии - легально-административная и теневая вступили в
противоборство за овладение собственностью и каналами получения доходов.
Борьба разворачивалась за распоряжение средствами производства и
контроль над сферами распределения и обращения. Занимая выгодные
исходные позиции в сфере обращения и, частично, распределения, теневая
прослойка стала постепенно наращивать позиции в сфере распоряжения
средствами производства. Легально-административная прослойка была
вынуждена идти на уступки, корректируя законодательно-правовую основу
бизнеса, в то же время сохраняя свои преимущества в
административно-государственной сфере. В итоге борьбы обе прослойки к
середине 90-х годов практически слились на основе сохранения власти и
собственности, прежде всего у номенклатуры (63).

С точки зрения теории административного рынка Россия в период,
предшествовавший реформе, представляла собой совокупность офисов,
контор, предприятий, которые были связаны сложной системой взаимных
отношений и взаимных обязательств. И эта система начала постепенно
разрушаться. Ведь чем сложнее становилось хозяйство, тем чаще не
срабатывали вертикальные связи, эффективными были только горизонтальные.
Центр потерял всякую экономическую функциональность. Инстинкт
самосохранения понудил власть начать перестройку.

Задача долговременной трансформации состояла в том, чтобы раскрепостить
отношения между предприятиями, ведомствами, дабы они могли стать
агентами на рынке, заключающими между собой сделки исходя из рыночных
интересов. Этот процесс мог пойти по-разному: свестись к ремонту
существующей системы, повышению ее эффективности или ее демонтажу. В
первом варианте на выходе получаем государственно-монополистический
корпоративистский капитализм; во втором демократический, социально
ориентированный.

Сама природа того общества, из которого вышла перестройка и последующие
реформы, такова, что социальные слои образовывали некие размытые
множества, у которых даже в интенции не было осознания своих групповых
интересов, специфической системы ценностей, единства образа жизни.
Исключение составляла властвующая элита, которая обладала всей системой
групповых признаков, включая самоидентификацию. Поэтому именно элита
(этакратия, номенклатура), а вовсе не интеллигенция (как пишут некоторые
авторы) оказалась локомотивом социальных изменений.

К этому следует добавить реальное распределение собственности в
дореформенный период. Сложившееся к концу 80-х годов соотношение сил
сделало неизбежным захват номенклатурой контрольных позиций в
приватизирующейся экономике. Это был единственный путь мирного решения
вопроса о собственности.

В 1988-1991 гг. состоялась раздача собственности в номенклатурные руки,
сохранившие и властные полномочия. В итоге сложился беспримесный
номенклатурный капитализм в чрезвычайно выгодном варианте -
лжегосударственной формы деятельности частного капитала. Это была
келейная паразитическая приватизация без смены юридических форм
собственности. Выход номенклатурных чинов на коммерческую стезю начался
в 1987 г. со специального решения ЦК КПСС о комсомольском движении в
рыночную экономику. Координационный комитет этого движения возглавил
второй человек в партии, член политбюро и секретариата Е.К. Лигачев.
Началось создание разнообразных коммерческих центров, контроль за
которыми и реальное руководство осуществляли высшие чиновники. Эти
организации почти не платили налогов, они имели право перекачивать
безналичные деньги в наличные, они покупали валюту в Госбанке по
смехотворному официальному курсу (0,56 руб. за 1 долл.) и тут же
перепродавали по коммерческому курсу (от 20 до 150 руб. за долл.). Им
были доступны все государственные фонды, запасы сырья и готовой
продукции, которые они тут же продавали за рубеж огромными партиями. Им
же было передано множество зданий, санаториев, домов отдыха. Эти люди
создавали благотворительные фонды, неподконтрольные налоговой инспекции
и позднее в своем большинстве таинственно исчезнувшие. И наконец, все
эти "свои" люди были полностью ограждены от правоохранительных органов.
Примером успешного включения "зачинателей" этого движения в настоящую,
крупную даже по мировым масштабам, коммерцию может служить финансовая
империя "МЕНАТЕП", длительное время пользовавшаяся особой
благосклонностью уже новых властей.

Начало открытой приватизации (1992 г.) означало ненасильственное
изменение отношений собственности без (чаще всего) смены владельца. По
идее, можно было ожидать, что фиговый листок лжегосударственности станет
спадать с номенклатурной собственности, что директора, министерские и
другие чиновники продолжат пользоваться доходами по своему усмотрению,
но государство уже не будет платить по их долгам, и они как собственники
станут стабильно выплачивать рабочим заработную плату. Другими словами,
должен был бы начаться переход от лжегосударственной формы собственности
к подлинно частной, к чисто рыночному перераспределению собственности.

Однако процесс пошел преимущественно по другому вектору. Лишь на
несколько градусов удалось повернуть стрелку от номенклатурной к
демократически-рыночной приватизации. До сих пор не существует системы
достаточно развитой частной собственности, отделенной от государства.
Цель номенклатуры и соединившихся с нею квазибанкиров была и остается
неизменной на протяжении всего постсоветского периода - законсервировать
отношения "ничейной собственности", чтобы, не неся за нее
ответственности, пользоваться доходами с нее как с частной. Эта
незавершенность, неопределенность отношений собственности решающим
образом сказывается и на социальной стратификации.

Другой источник формирования крупных капиталов а соответственно и
крупной буржуазии - льготные кредиты, скрытые экспортные субсидии и
дотирование импорта. Эти способы обогащения "новых русских" возникли в
1988 г. и приняли небывалые масштабы начиная с 1992 г. По мнению Андерса
Ослунда, экономического советника правительства при Е. Гайдаре, "в
выигрыше оказались банкиры, имевшие большие связи в верхах" и
сосредоточившие субсидируемые кредиты промышленным и аграрным
предприятиям. На разнице в ценах на внутреннем и мировом рынках (нефть,
металл, сырье) благодаря экспортным квотам и лицензиям сколотили
огромные состояния, как выразился тот же превосходно информированный
Ослунд, "люди с большими связями - должностные лица
компаний-производителей, торговцы сырьем, коррумпированные чиновники".
Так же воздействовали на возникновение феерических состояний и субсидии
на импортные поставки в 1992 г. продовольствия. Импортеры платили всего
лишь 1 % действовавшего обменного курса при покупке валюты у
правительства. Продукты продавались в России по обычным рыночным ценам,
а субсидия пошла в карман импортерам. Ослунд считает, что именно такими
путями "в прошедшие несколько лет в России появились по-настоящему
богатые люди. В их числе банкиры, представители нефтегазовой
промышленности, торговцы и ряд высших чиновников. Некоторые из этих
людей сумели сделать более одного миллиарда долларов". Основная часть их
вышла из рядов прежней советской номенклатуры (64).

Однако и в пределах предопределенного варианта развития были возможности
увеличить долю неноменклатурной приватизации. Такой авторитетный и
реформистски ориентированный автор, как академик Н. Шмелев, считает, что
в этом отношении самой тяжкой ошибкой была конфискация всех сбережений
населения и предприятий в первые месяцы 1992 г. в результате отпуска цен
без всякой компенсации по вкладам в банках и сберкассах. К началу реформ
у населения и предприятий на счетах имелось около 1 трлн рублей. Все
основные фонды страны оценивались тогда в 2 трлн рублей. Многие
специалисты расценивали готовность владельцев этих денег вложить свои
средства в акции или в прямой выкуп государственных предприятий в
300-400 млрд руб. Иными словами, если бы не конфискация, "15-20 % всей
государственной собственности могло бы быть в 1992-1993 гг. выкуплено,
т. е. приватизировано нормальным путем не задаром, а за деньги..." Но
когда нормальные накопления были одним ударом ликвидированы, остался
только один путь приватизации крупной и средней государственной
собственности - раздача ее задаром директорату и чиновничьим кланам.

"Но это только часть вопроса. Другая же состоит в том, что,
сосредоточившись на приватизации наших промышленных монстров,
реформаторы в то же время... проводят политику не поощрения, не
поддержки, а, наоборот, удушения истинного частного предпринимательства,
мелких и средних частных предприятий. Вытолкнув частную инициативу
преимущественно в "Лужники" и отчасти в банки, реформаторы упорно и, по
всему видно, преднамеренно не пускают ее в главную сферу экономики - в
производство...власть отказывается понимать, что будущее России - это не
только и даже не столько Уралмашзавод, сколько миллионы мелких и средних
частных предприятий, давно уже ставших во всем мире главной движущей
силой научно-технического прогресса, конкуренции, развития рынка и
главным работодателем для всех, кто идет на рынок труда" (65).

Совершенно очевидно, что тот путь, на который с неизбежностью встала
Росиия, означал отсутствие равенства условий жизненного старта для
граждан вне зависимости от их имущественного положения, места во
властных структурах и т. д. Мечтам демократов о совершении подлинной и
действительно народной приватизации, а значит, немедленном складывании
демократического капитализма и конкурентного рынка с динамично
развивающимися малым и средним предпринимательством не довелось сбыться.
Этот проигрыш был запрограммирован всей историей тоталитаризма,
авторитаризма, "азиатчины", существовавших в России многие поколения.

Итак, в противовес ожиданиям многих российских интеллектуалов и власть и
собственность остались преимущественно в руках советской номенклатуры,
повернувшей процесс приватизации и формирование новой властвующей элиты
в свою пользу. Я согласен с мнением Ю. Буртина о природе сложившейся в
постсоветской России социально-экономической системы как номенклатурного
капитализма, точнее - этакратизма в новой фазе его развития. Мною эта
точка зрения высказывалась в течение ряда лет
В стране по-прежнему нет ни свободного рынка, ни демократии.
Принципиально различны по сравнению с капитализмом типы личности, этика,
все основные цивилизационные черты (66, 67).

Для того чтобы добиться такого "успеха", правящие круги переломили
демократическую активность масс, удержали Россию от демократической
революции, наподобие тех, что произошли в Венгрии, Польше, Чехии,
странах, вставших на путь подлинно капиталистического и демократического
развития. Откровенно и точно высказался Б.Н. Ельцин: "В сентябре-октябре
(1991 г.) мы прошли буквально по краю, но смогли уберечь Россию от
революции" (68).

Есть, конечно же, и другие оценки и определения современного российского
социума. Возьмем, к примеру, получившую обширные отклики на Западе, но
незамеченную нашими аналитиками книгу шведского ученого Стефана Хедлунда
под весьма определенным названием "Русская "рыночная" экономика:
скверный случай грабительского капитализма" (1999). Автор подчеркивает,
что корни современных российских бед следует искать в "древней Московии"
. Относительно ельцинского режима он замечает, что в ситуации, когда
наступил коллапс советской системы, новый режим занялся не созиданием, а
разрушением и искоренением всех остатков прошлого. В условиях разрушения
государственности клептократы столь успешно разграбили остатки советской
экономики, сосредоточили столь значительные богатства, что даже после
коллапса августа 1998 г. они оставались победителями, правда,
находящимися перед дилеммой оказаться заключенными (69).

По мнению профессора Кембриджского университета Д. Лэйна, в России
проводилась неолиберальная политика "в масштабе, беспрецедентном даже
для англо-американского капитализма". Результат: "...можно определить
Россию как "хаотическое" социальное образование. Это образование может
быть определено как социальная и экономическая система, которой не
хватает институциональной коодинации и которая способствует социальной
фрагментации: целям, праву, правящим институтам и экономической жизни
недостает согласованности. Ее отличительными чертами являются
неопределенность в отношении будущего, разобщенность элиты, отсутствие
системы господствующего и промежуточного классов-посредников, смесь из
различных каналов обмена, криминализация и коррупция, предприниматели,
стремящиеся только к извлечению прибыли, неадекватное выражение
политических интересов и экономика в состоянии упадка, характеризующаяся
инфляцией, безработицей и бедностью ...хаотическая социальная формация -
это извращение, и стабильность системы ненадежна...

Капитализм как экономическая система, которая систематическим образом
поддерживает накопление капиталов, не был установлен. (подчеркнуто
мной - О. Ш.) ...Сети личных связей, имеющих отраслевую, региональную и
бюрократическую основу, определяют результаты деятельности в большей
степени, чем рыночная активность" (70). Из приведенных слов очевидно,
что Лейн, по сути дела, близок к позиции автора настоящей статьи.

К этому можно добавить суждение М. Кастельса, который оценил прошедшее
российское десятилетие как "бесконечный переход от сюрреалистичного
социализма к нереальному капитализму" (71).

Академик Н.А. Симония разрабатывает концепцию бюрократического
капитализма, становление которого в России приходится на 1992-1998 гг.
Он пишет: "И в стране, и за ее пределами идет ожесточенный спор между
сторонниками "западной" и "азиатской" ориентации. Раздаются, правда, и
голоса, ратующие за "особый" российский путь развития (я бы сказал
точнее - за особый синтез отдельных элементов западных и азиатских
моделей развития с российской "почвой"), но активных сторонников
подобного подхода немного, и голоса их обычно тонут в шумном хоре
адептов крайних позиций". Сформировавшийся феномен российского
бюрократического капитала своими предшественниками имеет страны "с
богатыми историческими традициями бюрократического управления"
(гоминьдановский Китай, Индонезия, Южная Корея и т. д.). В этом перечне
Симония не приводит стран европейского цивилизационного ареала. По
мнению автора, толчком к "массовому, практически безграничному
формированию бюрократического капитализма" послужила гайдаровская
либерализация...

Важной особенностью становления этой формы капитализма в России явилось
то, что отсутствие консолидированной и сильной государственной власти
имело своим следствием, во-первых, полную свободу рук для бюрократии, ее
фактическую неподконтрольность верховной власти и, во-вторых,
фрагментарность бюрократического капитала" (72).

(..)
Формирование класса крупных собственников
Для трансформационного периода, в котором живет российское общество с
середины 80-х годов, наиболее радикальным процессом явилось формирование
социальных групп собственников - крупных, средних и мелких, которые
получают доход в виде прибыли, ренты, поступлений от денежных операций.
Здесь особенно интересна и важна трансформация прежней правящей элиты в
класс доминирующих собственников.

Как известно, в обществах советского типа институты власти и
собственности не были разделены. На основе отношений
"власть-собственность" сложился господствующий в экономике и политике
единый целостный слой этакратии (номенклатуры). Этот слой был
одновременно и социальной единицей в стратификационной иерархии, и
властвующей элитой в государстве и его институтах. Выше я попытался
раскрыть те механизмы (административный рынок), благодаря которым еще в
период упадка этакратического общества стала рушиться цепь взаимосвязи
"власть-собственность".

Пришедшее к власти ельцинское руководство не столько создавало новую
систему государственности, отключенной от собственности, сколько
реорганизовывало старую власть. А потому прежние властные структуры и
люди интегрировались в новые институциональные образования. Другими
словами, старая элита не ушла с национальной сцены, а в значительной
части сохранила свои властные полномочия и привилегированное положение.

Не произошло отделения властвующей элиты от господствующего в экономике
протобуржуазного класса. Банкир и промышленник, с одной стороны, крупный
чиновник-администратор и лидер политической партии, с другой - это
взаимодействующие персоны, а не просто социальные единицы в структуре
общества.

Одни выходцы из номенклатуры, отбросив старый хлам уже ненужных лозунгов
и идей, сменив имидж, сумели занять устойчивое положение на верхних
этажах законодательной и, особенно, исполнительной власти. Другие,
ориентированные не столько на политическое лидерство, сколько на свое
реальное материальное благосостояние, заняли ведущее положение в новых
рыночных структурах, став крупными предпринимателями и банкирами,
решающими свои проблемы совместно с крупными и средними чиновниками.

Основная особенность взаимодействия предпринимателей и чиновников,
сложившаяся с середины 90-х годов и превратившаяся в устойчивую систему
отношений, заключается в том, что эти отношения приобрели долгосрочный
характер. Сформировались специфические контракт-отношения, уже не
сводившиеся к простому обмену услугами между чиновником и бизнесменом.
Скорее, они предусматривают взаимную стратегическую и тактическую
поддержку в рамках длительного сотрудничества, при этом отдельный
чиновник по отношению к отдельному предпринимателю все более начинает
выступать в роли партнера по бизнесу (85). Результатом такого симбиоза
стала неэффективность национальной экономики на макроуровне, так как
потери общества многократно превышают те выгоды, которые получают от
поддержания контракт-отношений конкретные дельцы и конкретные чиновники.
Конечно, это не нормальные экономические агенты, действующие в рыночной
конкурентной среде. Это квазикапиталисты - прямое продолжение
номенклатурных акторов административного рынка.

Включалась бывшая номенклатура в новые социальные и политические
институты сравнительно медленно; это были годы исторической паузы,
необходимой для того, чтобы правящий слой убедился в своей защищенности,
а его представители смогли найти свои "экологические ниши". В этих
условиях любое резкое движение в сторону перераспределения власти могло
привести к необратимому конфликту с непредсказуемыми последствиями.
Неслучайно вернулись в политическую элиту активные противники новой
власти - организаторы и августовского путча 1991 г., и октябрьской смуты
1993 г.

Характерны данные исследования российской элиты 1993 г. В
административной элите центра 60,1 % сохранили свой статус, имевшийся до
августа 1991 г.; 27,2 % - повысили его; снизили статус 12,7 %. Еще
меньше изменений произошло в составе дипломатической элиты: здесь
сохранили статус 79,0 %, повысили - 17,7 %. Генералитет, верхушка армии
в большинстве либо сохранили прежние позиции (35 %), либо были повышены
в чинах и званиях (47,5 %). Так же выглядят и перемены в положении
политической элитной группы: сохранили статус 76,6 %, повысили - 10,3 %.
Высока была стабильность и региональной элиты: сохранили свой статус
52,5 %, повысили - 40,0 % (86).

Анализ показывает, что политики, прошедшие все ступеньки номенклатурной
карьеры в советские времена, занимали и продолжают занимать ключевые
позиции в региональной элите - вплоть до президентов республик,
губернаторов краев и областей. За 1994-1999 гг. резко возросла роль
"старых" кадров на федеральном уровне, естественно, с учетом
демографических подвижек. И здесь совершенно органично усиление влияния
представителей спецслужб, входивших в суперядро советской номенклатуры.
Добавим, что немалое число неофитов в политических верхах являются
выходцами из семей, принадлежавших к элитным группам в прежней властной
иерархии.

Происхождение российских квазикапиталистов во многом определило
особенности их сознания и поведения. Главное их качество - сочетание
черт бывших партийно-советских аппаратчиков со свойствами обычных
предпринимателей. Сохраняющиеся аппаратные качества позволяют
ориентироваться в сложной российской ситуации, что делает их
конкурентоспособными. Старые связи, навыки управления помогают решать
новые задачи, хотя далеко не всегда наилучшим образом (поскольку они
накоплены в других условиях). Есть немало примеров неэффективности
номенклатурных бизнесменов, их стремления сохраниться в тени
неконкурентного квазирынка. Пожалуй, главное состоит в сопротивлении
определенной части номенклатурного капитала становлению малого и
среднего, особенно венчурного, бизнеса.

Главным же достижением директората и высшей отраслевой бюрократии стало
обеспечение наилучшего для себя варианта приватизации. Они сумели
избежать как либерального варианта (массовая свободная распродажа
госсобственности на открытых аукционах), так и
популистски-демократического (равномерный раздел между всеми
гражданами). В результате директора добились возможности приобретать
крупные пакеты акций своих предприятий по закрытой подписке, а в
некоторых случаях становиться их полными владельцами. Почти весь
директорский корпус остался на своих местах, а главы министерств и
ведомств либо получили крупные посты в исполнительных органах власти,
либо возглавили концерны и банки национального масштаба.

Одновременно они входят в состав политической верхушки страны и
контролируют мощные финансово-промышленные группы: нефтегазовый
комплекс, ядро которого образует "Газпром", одна из крупнейших монополий
в мире (ею руководил В.С. Черномырдин); так называемая "Московская
группа", имеющая доступ к огромному финансовому и промышленному
потенциалу г. Москвы, возглавляемая Ю.М. Лужковым. Прозападно
ориентированный бизнес группируется вокруг бывшего первого вице-премьера
А.Б. Чубайса, который руководит РАО "ЕЭС" и тесно связан с
международными финансовыми организациями.

Есть ли у нас средний класс?
Многие авторы пишут о судьбе среднего класса в России. Этот вопрос
действительно имеет первостепенное значение для развития страны. К
среднему классу зрелого индустриального и информационного обществ обычно
относят группы самостоятельно занятых, т. е. мелких предпринимателей,
коммерсантов, ремесленников. Но наряду с ними все большую роль играют и
группы хорошо оплачиваемых работников наемного труда: менеджеры, лица
свободных профессий, научные работники, работники сферы информатики и
массовой информации, деятели искусства, врачи, административные,
торговые и инженерно-технические работники предприятий. Они образуют
верхний слой среднего класса. К среднему классу относят также учителей
школ, средний медицинский персонал и работников социальных служб,
служащих государственных учреждений, техников, торговых агентов и т. д.

В России все эти профессиональные категории есть, но, как отметил
порядочное количество лет назад В.И. Уемов (чьи слова, к сожалению, не
устарели), "они почти всегда взаимоизолированы и не образуют общность,
обладающую собственной идентичностью. Центры кристаллизации среднего
класса рассеяны в общественном пространстве и весьма слабо
просматриваются на фоне социально и политически активных номенклатурных,
корпоративных и мафиозных структур. Среднего класса как такового в
России нет, но есть огромная проблема: некому исполнить важнейшую для
обеспечения прогрессивного развития функцию социального стабилизатора,
смягчающего силовые действия классов-оппонентов, препятствующего лобовым
столкновениям их политических представителей" (87).

После выхода из печати за последние годы цикла превосходных работ по
проблемам российского среднего класса (88, 89, 90), нет нужды в
подробностях рассматривать этот сюжет. Отмечу лишь те моменты, которые
впрямую связаны с проблематикой статьи.

Многие авторы на протяжении 90-х годов, исходя из наличия сходных с
западными обществами профессиональных категорий, доказывали и продолжают
утверждать, что еще в СССР сложился средний класс, который в ходе реформ
стал исчезать. И реформы, по их мнению, разрушили прежние слои среднего
класса и не смогли создать социальную базу для ожидаемого нового. Эти
авторы справедливо напомнили радикальным либералам о том, что при всех
издержках советская модернизация обеспечила формирование уникального
социального объекта - массовой интеллигенции с ее огромным
интеллектуальным потенциалом. Именно интеллигенция, и прежде всего ее
"ядро", тончайший высокоинтеллектуальный слой общества, откуда, кстати
говоря, произошли и либералы-реформаторы, подготовила преобразования
России.

Критериями отнесения к среднему классу бесспорно являются уровень
образования и его качество. Последний момент имеет особое значение. В
60-80-е годы было немало научных публикаций и дискуссий об избыточности
производства инженеров, иллюзорности заочного и вечернего образования,
вузах без профессоров и профессорах, неспособных научить чему-либо
студентов. Поэтому отнести всех, кто занимал должности, требующие
высшего и среднего специального образования, всех, кто имел это
образование, к потенциальному резерву среднего класса и тем более к уже
существовавшему, но размывающемуся в ходе реформ среднему классу, нет
никаких оснований.

Действительно, рынок даже в своем начальном состоянии повысил требования
к качествам и работодателя и работника. Поэтому изменилась и слоевая
идентификация населения. Так, согласно специальному исследованию, в
Нижнем Новгороде к среднему классу относили себя в 1988 г. 70,4 %
респондентов, в 1993 г. - 52,7 %; в 1995 г. - 38,2 % (91). Частично
здесь сказались и негативные факторы нисходящей мобильности. Но
преобладало влияние приведения иллюзорного социального статуса к
реальному.

Возникает самый важный вопрос: существует ли средний класс в России и
если "да", то есть ли у него перспективы? Какие группы
трансформирующегося общества могут стать центрами кристаллизации
среднего класса?

Отвечая на этот вопрос, социолог из Финляндии М. Кивинен отмечает, что
многие русские исследователи связывают проблему среднего класса в первую
очередь с собственностью. Но по опыту Запада сегодня средний класс - это
прежде всего наиболее привилегированная группа наемных работников.
Ресурсы власти нового среднего класса связаны не с собственностью, а с
профессиональными навыками и стратегиями.

Однако в России в советское время ресурсы власти, представляемые
профессионализацией, использовались ограниченно. Здесь никогда не было
национального рынка по профессиональным сегментам. Профессии
функционировали внутри основных бюрократических организаций. Многие
профессии к тому же находились в зависимом отношении к доминирующей
идеологии. Традиционный образ мышления и этос русской интеллигенции были
далеки от профессионализма, от специализированного труда ("ремесла").

Поэтому в России, по Кивинену, становление среднего класса определяется
перспективой формирования профессий как социального института,
связанного с предпринимательством. Социальные интересы ядра новых групп
среднего класса не противоречат интересам капитала. Прежде всего они
стремятся сохранить значение умственного труда. Но это согласуется с
тенденцией капиталистического развития (92).

Шанс пополнить средний класс имеют группы специалистов высшей и средней
квалификации промышленности и науки, интеллектуалы, руководители высшего
и среднего звена управления, преподаватели университетов и средних школ.
Но это еще не сам средний класс. Следует учесть, что вектор мобильности
определенной части представителей этих групп все еще направлен вниз, т.
е. между профессиональной принадлежностью и классовой идентификацией нет
автоматизма. Это весьма болезненный переход от принадлежности к размытой
межслоевой группе - интеллигенции - к вхождению в состав профессионалов
(professionals) как ядру будущего среднего класса.

В средний класс смогут войти и вновь появившиеся лица свободных
профессий, предприниматели в мелкопромышленном секторе и сфере услуг,
работники информационного сектора, системы частного образования,
специалисты и консультанты в финансово-банковской сфере, фермеры,
менеджеры частных и акционерных предприятий.

Необходимо помнить, что социальная группа, слой - это не только характер
экономической деятельности. Для формирования среднего класса помимо
экономических предпосылок необходимо: складывание определенных
стереотипов поведения, установок, системы ценностей; самоидентификация,
самоорганизация как общности; обеспечение определенного качества (не
уровня, а именно качества) жизни (медицинское обслуживание и охрана
здоровья, рациональное питание, добротное и перспективное образование
детей и т. д.); капитал или интеллектуальный ресурс, позволяющие
обеспечивать относительную устойчивость в социальном статусе,
экономическую и гражданскую независимость.

Всем этим критериям претенденты на роль среднего класса России,
выдвигаемые исследователями, а чаще пропагандистами властвующей элиты,
не соответствуют. Ни уровень жизни, ни самоидентификация не являются
лакмусовыми бумажками принадлежности к среднему классу. Классы не
лопаются как мыльные пузыри в периоды экономических встрясок, наподобие
дефолта 1998 г., и не возникают от появления какого-то числа покупателей
с непустыми бумажниками, без учета того, в результате какой деятельности
потолстели оные бумажники. Очевидно, такой иллюзорный средний класс
сочиняют для оправдания своих неудач или сокрытия подлинной
направленности своей деятельности политические лидеры, творцы реальной
социальной политики.

Некоторые направления становления новых форм стратификации в России
На новом этапе развития России возвратимся к вопросу, который активно
обсуждался в 1960-е - начале 70-х годов, когда социологи в противовес
официальной доктрине об эгалитарном строении советского общества активно
выдвигали концепции социального неравенства и в связи с этим занимались
поиском естественного, реального набора относительно однородных
социальных групп, состоящих из людей с более или менее близкими,
сходными характеристиками.

Теперь, когда, по крайней мере автору этих строк, стало совершенно ясно,
что трансформационные процессы идут совсем не по ожидавшемуся пути
складывания буржуазного общества западного типа, а каким-то особым
образом, снова возникает вопрос о реальности тех социальных групп
(слоев, классов), которыми оперируют социологи и политологи, опираясь на
свои теоретические конструкты и реалии развитых демократических стран с
устоявшейся системой стратификационной иерархии.

В связи с этим и возникла идея вернуться к исследованиям социальной
дифференциации современного российского общества для выявления в нем
реальных социальных совокупностей.

Что касается вопроса о показателях реальности той или иной группы, то
прежде всего следует заметить, что реальные группы выступают субъектами
и объектами реальных отношений (власти, эксплуатации и т. д.). Их
потребности и интересы можно измерить; у них общие социальные нормы;
общие ценности; взаимная идентификация; сходная мотивация; символы;
стиль жизни; для них характерны самовоспроизводство, отличная от других
групп система социальных связей.

Эта задача решалась на основе материалов представительных опросов
населения России: а) "Как живет сейчас россиянин"? (проведен в 1994 г.)
(*1); б) "Российский мониторинг экономического положения и здоровья
населения" (4-я волна, 1998 г., включавшая вопросы, предложенные
авторами исследования). В данную публикацию включены некоторые итоговые
расчеты по материалам первого опроса (см. описание методов и результатов
в (93))
(опрос поскипан - СП)
За время, прошедшее после опроса 1994 г., в обществе произошли
изменения: большую завершенность получили стиль жизни, особенности
ментальности у представителей разных социальных слоев и т. д. Но, к
сожалению, достаточно надежной базой для проведения подобной работы по
выявлению реальных социальных слоев образца 1999-2000 гг. мы не
обладаем.

Очевидно, что переход от старого типа стратификации к новому в России
происходит эволюционно, путем постепенной трансформации. Существующая
стратификационная иерархия носит транзитивный характер, сплавляя воедино
старые и новые группирования. Наблюдается единение федеральных властных
структур с крупным финансовым капиталом. Слабо представлены в социальной
мозаике средние слои. Идут сложные процессы социальной мобильности на
фоне изменяющейся отраслевой структуры экономики и профессионального
состава занятости.

В ходе этих перемен преобразуются ранее существовавшие социальные
группы. Переход к рыночной экономике, по-видимому, подвел черту под
существованием исторического феномена российской действительности второй
половины ХIХ и большей части ХХ в. - интеллигенции: как особое
межслоевое образование, во многом влиявшее на социальную и политическую
жизнь страны, она исчезает, распадается на подлинных профессионалов -
ядро немногочисленных средних слоев и на деклассирующуюся, переходящую в
низшие общественные слои часть. Формируется, в том числе и за счет
бывших интеллигентов, слой малых и средних предпринимателей.

Переход от стратификации иерархического типа, в которой позиции индивида
и социальных групп определялись их местом в структуре государственной
власти, степенью близости к источникам централизованного распределения,
доминирующей в цивилизованном мире классовой стратификации, так и
незавершен. Властные отношения все еще доминируют над собственническими.
Устойчива ориентация, особенно молодой части россиян, на
предпринимательскую деятельность или, по крайней мере, на работу в
частном секторе. Таким образом, приходится констатировать
незавершенность выбора населением России своего социально-экономического
будущего.
Выводы из сказанного
Общественное устройство современной России есть прямое продолжение
существовавшей в СССР этакратической системы, первооснову которой
составляли отношения типа "власть-собственность", социальная
дифференциация носила неклассовый характер и определялась рангами во
властной иерархии. В отличие от большинства восточноевропейских стран в
России не произошел коренной поворот в сторону конкурентной
частнособственнической экономики. Присущие этакратическому обществу
слитные отношения "власть-собственность" получили частнособственническую
оболочку, но по существу остались неизменными. В советском обществе толь
ко административно-командная номенклатура имела осознанные интересы и
обладала всеми чертами социального слоя, включая самоидентификацию.
Благодаря этому в ходе реформ номенклатура сохранила контрольные позиции
во власти и трансформировалась в крупную квазибуржуазию. Таким образом,
в постсоветской России в трансформированном виде сохранилось
этакратическое общество, которое приобрело форму
номенклатурно-бюрократического квазикапитализма. На этой основе сложился
своеобразный тип социальной стратификации, представляющей переплетение
сословной иерархии и элементов классовой дифференциации.

Основной вопрос, на который необходимо получить ответ в предстоящих
дискуссиях: имеется ли выход из того тупика, в который загнана страна,
найдутся ли в ней социальные силы, способные переломить ситуацию и
вывести Россию на дорогу, ведущую в рыночную информационную экономику?

Вариативность возможных сценариев развития России предопределяется
исходом противостояния компрадорского и национального капиталов, в
другом измерении - латиноамериканского и японского путей развития
капитализма. Вот фон, на котором могут в дальнейшем развиваться события
социальной жизни. До 2000 г. властвовал компрадорский капитал,
взаимодействовавший с коррумпированным чиновничеством. И пока
сохраняется такая тенденция, Россию ожидает латиноамериканский, в
частности аргентинский, как его часто называют, путь развития. Но не
столь уж экономически слаб сосредоточенный по преимуществу в провинции
национальный капитал. Сохраняют свой потенциал широкие круги научной и
инженерной интеллигенции и высококвалифицированной части рабочих,
которые прекрасно осознают свою общность и понимают отсутствие
будущности в рамках латиноамериканского пути развития. Это в основном
масса людей, сосредоточенных в военно-промышленных организациях, на
производствах с высокими технологиями.

Поэтому не исключено, что стране удастся изменить траекторию движения,
встать на путь становления информационной экономики, информационного
капитализма, интенсивного развития среднего класса. В этом случае
изменится и характер социальных отношений, постепенно станет реальностью
социальное государство, что для России с её общинным сознанием и
традициями взаимопомощи является наиболее адекватной перспективой.

Итак, что же делать? При той реальной ограниченности ресурсов нынешней
России почти невозможно в короткое время получить деньги от крупных
монополий, изменить расстановку сил и систему привилегий высшего
чиновничества и т. д. Следовательно, ни о каких революционных мерах ни в
экономике, ни в системе социальных отношений речи идти не может -
слишком много уже было в истории России и крови и трагедий. Сегодня
достаточно очевидно, что скачкообразно решить существующие социальные
проблемы, т. е. переключиться от олигархической системы к системе
конкурентоспособного, демократического капитализма (скажем,
западноевропейского типа), не удастся. Поэтому можно вслед за Мопассаном
воскликнуть: "Да здравствует маленькая разница!". Иными словами, в
государственной экономической и социальной политике может идти речь лишь
об уточнении ряда ее элементов, например корректировке налоговой
политики и т. д.

Основой изменения траектории развития может послужить понимание того
ключевого обстоятельства, что капитализм (тем более капитализм неофитов
советского разлива) требует разумного твердого государственного
контроля. Правительство может и должно сохранить правомочие
воздействовать на бизнес, обладающий единственным стимулом -
прибыльностью. Опыт администрации великого американского президента Ф.Д.
Рузвельта по вмешательству государства в экономику (не имевший ничего
общего с советским тотальным стейтизмом) может и поныне служить образцом
для стран с кризисной экономикой. К нормальной ориентации бизнеса на
прибыль он добавляет принцип социальной ответственности, гарантирующий
обществу относительную экономическую и, особенно, социальную
стабильность на основе государственного регулирования частной
собственности.

Другими словами, нельзя допускать, как проповедуют радикальные либералы,
стихийно-инерционного развития страны на основе свободной игры рыночных
сил. Общество, десятилетиями жившее в условиях директивно-плановой
экономики и патернализма, не может естественным образом в немыслимо
короткие сроки адаптироваться к столь резким переменам в окружающей
среде лишь посредством спонтанных процессов социальной саморегуляции и
самоорганизации. Обеспечение устойчивого развития страны с акцентом на
изменения в качестве жизни и "человеческих качествах" (А. Печчеи)
требует комбинации саморегулирования на основе рыночных сил и
государственного регулирования.

Я полагаю, что исследования социологов помогут выяснить, каковы
расстановка социальных сил в российском обществе,
оправданность/неоправданность надежд на трансформацию России в
демократическое общество, опирающееся на процветающую рыночную
экономику.


из ли-ры

2. Шкаратан О.И., Радаев. В.В. Правда этакратизма против мифа о
социализме / Квинтэссенция: Философский альманах. 1991. М., 1992. С.
95-119.

3. Межуев В. Социалистическая идея - шанс на будущее // Красные холмы.
Альманах. М.,1999. С. 215-236.

4. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 38. С. 171-173.

5. Шкаратан О.И., Коломиец В.П. Крах во спасение (Социально-генетические
преступления советского режима) // Мир России. 1993. N 1. С. 3-19.

..
6. Заславская Т.И. О социальных функциях миграции сельского населения в
городе // Урбанизация и рабочий класс в условиях научно-технической
революции. М., 1970. С. 103.

27. Тилкиджиев Н. Слоевая структура на социалистическото общество //
Социологически проблемы. 1987. N 3. С.11-42.

28. Заславская Т.И., Рывкина Р.В. Социология экономической жизни. Очерки
теории. Новосибирск,1991. С. 203.

29. Заславская Т.И. Трансформация российского общества как предмет
мониторинга // Экономические и социальные перемены: Мониторинг
общественного мнения. 1993. ? 2. С. 3-4.

30. Social Stratification and Mobility in the USSR/Eds M. Yanowitch and
W.A. Fisher. With commentary by S.M. Lipset // International Journal of
Sociology. N.Y. 1973. Vol. III. No 1-2.

31. The Social Structure of the USSR. Resent Soviet Studies/Ed. by
M.Yanowitch. N.Y. 1986.

32. Teckenberg W. Die soziale Struktur der sowjetischen Arbeiterklasse
im internationalen Vergleich. Auf dem Wege zur industrialisierten
Standegesellschaft? Munchen, Wien, 1977. S. 21, 16.

33. Idem. The Social Structure of the Soviet Working Class. Toward an
Estatist Society? // International Journal of Sociology. 1981-1982. Vol.
XI. No 4.
.....


58. Мир России - Евразия: Антология. М., 1995.

59. Русский узел евразийства: Восток в русской мысли: Сб. трудов
евразийцев. М., 1997.


адм.рынок
61. Найшуль В. Высшая и последняя стадия социализма // Погружение в
трясину. М., 1991.

------
Работа выполнена в рамках проекта "Переход к новой системе стратификации
и изменения в характере социального воспроизводства в современном
российском обществе" при финансовой поддержке Российского Гуманитарного
Научного Фонда (? 98-03-04206а).