"Русский проект": конструирование национальной
истории и идентичности
Население время от времени должно видеть себя на экране.
Это кажется неоспоримым, и не столько по националистическим причинам,
сколько в связи с вопросами идентичноcти.
Andre Guerin (President of Quebec-s Regie du cinema et de la video),
1985. (1)
Будучи далекими от простого укоренения в прошлом,
которое само по себе еще нуждается в "открытии",
идентичности - это имена, которые мы даем разным способам,
которые позиционируют нас и которыми мы
позиционируем сами себя в нарративах прошлого.
Stuart Hall (1990)
Введение
С распадом СССР, когда начался процесс формирования России с новыми
государственными границами и когда коллапс "новой исторической общности
- советских людей" стал очевиден даже для прокоммунистически
ориентированных активистов, перед Россией вновь встала проблема поиска
национальной идентичности. Помимо никогда не прекращавшихся дискуссий об
исторической роли России и уникальности "русского пути", в 1995-1996 гг.
политики и интеллектуалы артикулировали необходимость построения
"русской идеи" как новой идеологии, которая бы (Соловей, Соловей, 1996):
интегрировала общество на основе сознательно сформулированных целей и
общепринятых ценностей; предложила ясный и позитивный образ будущего, к
которому движется общество; легитимировала действия власти, обосновывая
ее право управлять обществом и реализовывать ту или иную стратегию
национального развития (2).
Эту потребность в явной форме выразил в своем выступлении в августе 1996
г. президент, дав толчок росту числа публикаций, посвященных проблемам
идеологии вообще и поиску общенациональной идеи в частности. По
наблюдениям экспертов (Россия в поисках идеи, 1997), только в
центральной прессе количество более или менее развернутых обращений к
этой теме к весне 1997 г. уже перевалило за тысячу. Была также
организована специальная группа аналитиков, занимающаяся мониторингом
публикаций на эту тему.
Критики "технологического" подхода к разработке новой национальной
идеологии справедливо утверждают, что хотя задача ее искусственного
конструирования в принципе достижима, сконструированная таким образом
доктрина будет неизбежно эрзац-идеологией, если только она не будет
опираться на обыденные представления людей, укорененные в российском
обществе и не встречающие массового отторжения с его стороны.
В этом отношении успешной попыткой практического конструирования
национальной идеи и национальной идентичности следует, на мой взгляд,
считать "Русский проект" (далее - "РП") - серию роликов ОРТ, выпущенную
на первый национальный канал в 1995-1996 гг., еще до известного
выступления президента. Как это часто бывает, артистической форме
удалось ухватить и реализовать в культурном продукте те смыслы, которые
по кирпичикам до сих пор пытаются собрать в нечто целое политические
аналитики. В противоположность "РП" примером неудачно сфабрикованного
идеологического продукта являются, с моей точки зрения, ролики Фонда
финансовой поддержки воссоздания храма Христа Спасителя.
В предлагаемой работе я остановлюсь на одном принципиальном аспекте
того, как "РП" реализовал задачу конструирования национальной
идентичности, а именно на том, как он реинтерпретировал прошлое России,
не обращаясь порой к эксплицитно историческим событиям. Сразу оговорюсь,
что этот аспект национальной идентичности очевиден не только для
специалиста:
"Сейчас главная национальная задача [-] - это восстановление
национальной идентичности, то есть перекидывание моста через эпоху
исторического и культурного небытия в ту эпоху, когда Россия была
Россией. Она не была лучшей страной мира и не была самым справедливым
обществом, она была тем, чем она была, она была собой. После 17-го года
она перестала быть собой как национальное и государственное тело. И
сейчас, после 91-го года, особенно после декабря 93-го, в российском
обществе происходит поиск этой идентичности [-] Но так же стихийно идет
процесс не восстановления старой жизни, а преемства со старой жизнью"
(3).
"...Что касается предложенной постановки вопроса и о том, что собственно
означает призыв ИСКАТЬ национальную идею. Ведь это по сути клич
иностранца, который отстал от своей туристической группы и на пальцах
пытается разузнать, какая такая "авеню" ведет к такой-то "стрит".
России, история государственности которой [-] уходит как минимум во
второе тысячелетие до н.э., все это, право, несолидно. Корень вопроса в
другом: идею следует не искать, ее следует вспоминать - генетически,
социально или как-то иначе." (4)
Мы, однако, будем рассматривать и историю, и идентичность не как ждущие,
чтобы их вспомнили, но как конструкции, заново (вос-)создаваемые
обществом всякий раз, когда в этом назревает потребность.
Чувство нации имеет как пространственное, так и временное измерение.
Нация представляется нам как протяженное во времени сообщество со своим
прошлым, настоящим и будущим (Anderson, 1983). Разумеется, национальная
история - это не просто банальное календарное прошлое, но нарратив,
который разворачивается вокруг определенных событий и персонажей. Выбор
этих событий не случаен и подчинен потребности нации в осмыслении ее
актуального, текущего положения. Подобно нарративу личной истории
(Gergen & Gergen, 1984), национальная история - повествование,
опирающееся на события в прошлом, важные для понимания себя в настоящем
и позволяющие конструировать возможное будущее. Очевидно, что выполняя
эту функцию, коллективное запоминание - это в то же время коллективное
забывание того, что "неудобно" помнить, что нарушает логику и
целостность нарратива.
Ниже мы покажем: 1) как медиа избирательно подходят к отбору
исторических событий, формирующих версии национальной истории; 2) как
медиа используют идею преемственности поколений, чтобы подчеркнуть
логичность, непротиворечивость, линейность национальной истории и, как
следствие, общность нации, не разделенной на "старых" и "новых" русских.
Тема преемственности поколений
Первым роликом "РП", затронувшим эту тему (и, если мне не изменяет
память, первым роликом "РП", вообще вышедшим в эфир), был "Это мой
город".
Кадр 1. Раннее летнее утро, предрассветные сумерки. Виды старой Москвы,
пустые чистые улицы, зеленые деревья, мокрая мостовая.
Кадр 2. У старого кирпичного дома останавливается пустой троллейбус;
водитель - пожилой мужчина в фуражке и темно-синей униформе (О.Ефремов).
Кадр 3. Водитель объявляет остановку - всем хорошо знакомое место,
добавляет: "Следующая - "Университет", - и через зеркало заднего вида
глядит на подъезд дома.
Кадр 4. Из подъезда появляется молоденькая девушка в синей джинсовой
курточке, в мини-юбке, с рюкзаком, на роликовых коньках.
Кадр 5. Она приветствует водителя взмахом руки и цепляется зонтиком за
троллейбус сзади.
Кадр 6. Старик-водитель улыбается ей (приближение) и трогает троллейбус.
Кадр 7. Троллейбус едет по утренней Москве. Лицо девушки - полуулыбка,
развевающиеся волосы.
Кадр 8. Водитель объявляет: "Университет". Девушка отцепляется от
троллейбуса; старик (приближение), улыбаясь, смотрит ей вслед.
Кадр 9. Он прощается со своей "пассажиркой" сигналом клаксона, та
отвечает ему взмахом руки (как в кадре 5).
Кадр 10. Девушка катится на коньках по мокрому, чистому асфальту по
направлению к университету. Мы видим его здание на фоне розовеющего
утреннего неба. Надпись: "Это мой город".
Зритель видит старые кирпичные дома, старинную мостовую, старый
троллейбус. Его водитель - старик, - объявляя остановку, произносит
название старинной московской улицы. Кадры старой Москвы - тихого,
спокойного, чистого, любимого города, - дополненные атмосферой раннего
утра, спокойствия и свежести, образом юной девушки, складываются в
репрезентацию Москвы (метоним России) как города, который никогда не
стареет (или постоянно обновляется).
Миф о воссоединении двух поколений содержится в ключевой метафоре клипа,
когда девушка цепляется за троллейбус и тот везет ее к университету. Это
символическое действие: настоящее и будущее приводятся в движение
двигателем прошлого. Они - точки на единой линии истории или, говоря
языком этого клипа, - соседние остановки одного и того же маршрута (кадр
3).
Помимо этого, идея преемственности "старой" и "новой" России реализована
в чередовании крупных планов старика и девушки и при помощи такого
нюанса, как приветствия персонажей, которые очевидно симпатичны друг
другу и давно знают друг друга, причем настолько, что могут общаться без
слов. Это логично: если мы рассмотрим процесс означения в обратном
направлении, "сверху-вниз", то старик и девочка - два означаемых одной и
той же страны. В этом смысле они тождественны друг другу, и их общение -
это аутокоммуникация, не требующая формальных ритуалов.
Технически эта тождественность реализуется в финальном кадре, в который
девушка на своих коньках как бы влетает, отцепившись от троллейбуса.
Этот кадр интегрирует знаки прошлого, настоящего и будущего в единое
целое.
Особую роль в "РП" играет кастинг. То, что в клипах "РП" заняты звезды,
не только делает его популярным и качественным продуктом. Каждый
персонаж означает поколение и исторический период: с одной стороны,
когорта "шестидесятников" - Ефремов, Гердт, Михалков и Табаков
(старшие), Дуров. С другой - Машков, Шевчук и Пугачева - "наша эра", как
выразился Л. Парфенов. Наиболее очевидна эта функция кастинга "РП" в
ролике "Это первый" ("Космонавты I"), в котором единство прошлого и
настоящего символически восстанавливается персонажами (и актерами)
разных поколений, но которые находятся на борту одной космической
станции. Партнером Н. Михалкова здесь выступает В. Машков, примерно за
год до этого сыгравший "нового русского" в "Лимите" того же
Д.Евстигнеева.
Кадр 1. Вид из космоса: станция "Мир" на фоне Земли.
Кадр 2. Двое космонавтов внутри станции смотрят вниз на Землю через
иллюминатор и играют в "города".
Кадр 3. Медленно проплывающая под ними Земля. Космонавты произносят
названия российских городов: "Воронеж". - "Житомир". - "Рязань". -
"Нальчик". - "Кострома". - "Архангельск- нет, Астрахань-Вон там-Видишь?"
Кадр 4. Тот, что помоложе (В. Машков), добавляет: "В Костроме самые
красивые девушки". Второй отвечает: "А в Астрахани самые вкусные арбузы-
И мама моя там живет."
Кадр 5. Старший (Н. Михалков) пытается поймать улетающий от него в
невесомости карандаш.
Кадр 6. Снова вид Земли из космоса. Слышен голос по радиосвязи: "Первый!
Первый! Это "Земля". Вы меня слышите? Почему отключили связь? Прием!"
Старший отвечает: "Это первый. А в чем дело? У нас все нормально.
Начинаем работу". Надпись: "Это моя страна".
Помимо идеи единства поколений, этот ролик актуализирует миф научной и
технологической мощи России. В 1995-1996 гг. - больше, чем за год до
катастрофы при запуске российского исследовательского аппарата на Марс и
начала длинной серии отказов на выработавшей свой ресурс станции "Мир",
- космическая тема была хорошим материалом для поддержания этого мифа:
"Ну уж в космосе-то мы первые!" Это "мы" и подкрепляет этот клип -
ребята, "наши парни" дурачатся на орбите в окружении высокотехнологичных
игрушек. Клип раздвигает границы России до планетарных масштабов: внизу
проплывают моря и континенты, а за кадром мы слышим названия старинных
русских городов. Россия - великая держава с древней историей и мощным
потенциалом на будущее.
"РП" успешно конструирует отношения между прошлым и будущим, не
обращаясь чаще всего в явной форме к каким-то историческим событиям.
Единственные клипы, действие которых переносится в прошлое, - это
"Прощание славянки" и "Мы вас любим" с Зиновием Гердтом.
"Социальная амнезия" и битва за "популярную память"
Кадр 1. Вагон метро. Старик (З.Гердт) стоит, прислонившись к двери
вагона, и задумчиво смотрит сквозь стекло в темноту туннеля - он
вспоминает.
Кадр 2. Воспоминание 1. Сороковые годы, такой же вагон метро, счастливые
лица пассажиров, слышна "Риорита". Молодой Гердт в военной форме и
молодая женщина стоят возле двери и, улыбаясь, смотрят друг на друга.
Гердт поворачивается к двери, дышит на стекло и пишет пальцем: "Я люблю
тебя. 1945".
Кадр 3. Воспоминание 2. По звукам джаза и одежде пассажиров, по которым
пробегает камера, видно, что это шестидесятые годы. Кто-то читает
"Литературку". Камера останавливается на маленькой девочке, которая
сидит и плачет.
Кадр 4. Гердт, стоящий у двери, приближается к девочке, садится рядом и
достает из кармана пальто театральную куклу. Надев ее на руку, он
обращается к девочке: "Не плачь! Я люблю тебя!"
Кадр 5. Снова в 1995. Гердт продолжает смотреть в темноту туннеля.
Внезапно на стекле, запотевшем от его дыхания, проступают написанные им
когда-то слова - "Я люблю тебя. 1945". После мгновения удивления (?)
Гердт поднимает руку и исправляет "1945" на "1995". Финальная надпись:
"Мы любим вас".
Судя по театральной кукле, Гердт играет в этом ролике самого себя.
Трудно, наверное, выбрать другого актера, который одним своим молчаливым
присутствием нес послание о доброте, мудрости, вере, любви и
человечности. Гердт персонифицирует все эти ценности, а ролик "РП"
подчеркивает, что он сохранил их на протяжении полувека бурной
российской истории. Меняется цифра на календаре, ценности остаются
незыблемыми. Нас, однако, больше интересует, какие именно точки в
истории выбраны авторами "РП" для построения нарратива. Это - победа
1945 г. и хрущевская оттепель 60-х, очевидно позитивные моменты в
российской истории. Напомним, что именно "поиск позитива" был задачей,
которую поставили перед собой авторы "РП":
"Русский проект" - случай безусловной удачи. Задуманный изначально как
реклама Первого канала, он зажил самостоятельно, возник новый
телевизионный жанр - не социальная реклама, а своего рода "терапия" с
позитивной идеей. Короткие киноновеллы не претендуют на чеховскую
глубину, но это - правдивые кусочки настоящей жизни. Их темы - вера,
доброта, любовь и неназойливое, но очень своевременное обращение к
человечности, которая, увы, постепенно исчезает из нашего обихода.
Авторы проекта Константин Эрнст и Денис Евстигнеев хотели показать, что
помочь почувствовать общность могут только простые эмоции и нормальные
добрые чувства" (5).
Действительно, "РП" - оригинальная и очень удачная попытка связать
настоящее с прошлым и переформулировать шероховатую российскую историю
последних 50 лет в позитивных терминах (рефрейминг, сказал бы
психотерапевт). "РП" одновременно отменяет и советский дискурс
"героического" прошлого, и "оруэлловский" постперестроечный дискурс.
Однако как бы ни был позитивен и ненавязчив "РП", предлагая свою версию
национальной истории, его эффект (как и у любой другой версии) -
частичная "социальная амнезия" (Burke, 1989), вытеснение из социальной
памяти того, что неудобно помнить.
Конкуренция этих и других дискурсов очень похожа на ту, о которой пишет
Фуко (Foucault, 1975, p.28):
"В этот самый момент идет чрезвычайно интересная битва за историю и
вокруг нее. Намерение заключается в том, чтобы перепрограммировать,
задушить то, что я назвал "популярной памятью" [о прошлом], и задать
людям рамку, в которой они будут интерпретировать настоящее."
В "РП" исключенным из популярной памяти оказывается "негатив" - период
стагнации, Отечественная война как таковая и все, что происходило в
Стране Советов до ее начала; остается Победа и хрущевская оттепель. Даже
клип, действие которого захватывает войну, - "Прощание славянки" со
слоганом "Мы помним!" - история не о войне, а о любви. Эта
избирательность, как уже было сказано выше, продиктована текущей
общественной необходимостью в репрезентации нации, которая выполняет
ориентировочную, легитимирующую и интегративную функции. Суть этой
необходимости коротко выражена в заглавии одного из роликов "РП" -
"Время собирать камни" (оставим в стороне игру слов в этом ролике. Если
помните, помимо библейского смысла, речь там идет о камнях в почках
пациентов урологического отделения).
Стюарт Холл (Hall, 1990) пишет, что культурную идентичность следует
искать в диалогических отношениях между непрерывностью истории и ее
постоянными изломами. В то время как прерывистость истории и
противоречивость идентичности - неизбежные спутники постоянных
общественных трансформаций, взгляд на историю как на прямую непрерывную
линию дает людям чувство идентичности и принадлежности к своей культуре.
В этом смысле "РП" восстанавливает непрерывность истории и, безусловно,
работает "на" поддержание национальной идентичности зрителя. Маскируя
противоречия прошлого, "РП", используя миф о преемственности поколений,
реконструирует однородную, интегрированную идентичность русских, не
разделяя их на "новых" и "старых".
Пластиковый миф обновленной России
Недавно эта идея наследования была явным образом манифестирована в серии
видеороликов Фонда финансовой поддержки воссоздания храма Христа
Спасителя, задуманного, по словам мэра столицы Ю.Лужкова, "как
объединяющий символ духовного возрождения нации, как свидетельство
окончательного преодоления печального периода исторического
беспамятства".
Один из этих роликов изображает группу экскурсантов, стоящих у подножия
строящегося храма Христа Спасителя. Крупным планом показываются
золоченые купола в окружении башенных кранов и строительных лесов. Из
подъехавшего автобуса выходят иностранные, франкоговорящие туристы, один
из которых - мужчина 45-50 лет, с сединой на висках, в голубых джинсах и
коричневой кожаной куртке - отделяется от толпы и подходит к группе
русских туристов как раз в тот момент, когда гид произносит стандартную
фразу о том, что этот храм - символ духовного возрождения "новой"
России. Здесь камера показывает крупным планом лицо мужчины; по его щеке
катится слеза и он говорит в камеру: "Не делите Россию на "старую" и
"новую" - Россия одна. И она жива, пока жив храм". Герой - очевидно,
эмигрировавший интеллигент - переживает мгновение воссоединения со
своими культурными и историческими корнями.
Этот ролик, безусловно, проигрывает "РП". Его явная манипулятивная
направленность оставляет зрителю возможность активно сопротивляться
откровенно пропагандистским элементам, начиная с казенных формулировок
экскурсовода на заднем плане и заканчивая обращением героя с
проникновенным воззванием к россиянам, от которого просто некуда деться,
- полная противоположность "Русскому проекту".
Принимая во внимание историю храма (6) и сопоставляя ее с сюжетом
другого ролика, в котором на вопрос мальчика: "Где находится сердце
России?" - бородатый дедушка отвечает: "Сердце России должно быть в
храме", уместно говорить о храме Христа Спасителя не как о символическом
сердце державы, но как о ее пластиковом кардиопротезе. Успех ролика,
использующего в качестве основного означающего суррогатную святыню,
изначально представляется весьма сомнительным. Это как раз тот случай,
когда результатом пропаганды является эрзац-идеология, которая не
"срабатывает", потому что не опирается на неоспоримость коллективных
представлений (Соловей, Соловей, 1996). РП на уровне манифестного
содержания как раз обращается к неоспоримым культурным ценностям (вера,
надежда, любовь, верность, человечность), послание же о преемственности
поколений и его идеологическое содержание диффузно, оно закодировано
более тонко и "обходит" возможное сопротивление аудитории.
Заключение
"РП" и его последователи в деле мягкой, или "социологической" (Ellul,
1973), пропаганды - не единственные продукты на сегодняшнем российском
телевидении, так или иначе выстраивающие новые интерпретации прошлого и
создающие, таким образом, ресурсы для конструирования национальной
идентичности русских.
В 1998 г. ОРТ и другие телекомпании запустили целый ряд передач о
российской истории: "Тайны забытых побед" - о засекреченных изобретениях
и научно-технических проектах; "Намедни: 1961-1991, наша эра" -
иронический скетч на тему популярной культуры и новостей того времени;
"Как это было" - ток-шоу, спродюсированное в виде процесса по
реабилитации людей, пострадавших от советской политической и судебной
системы (7).
"РП" начинался как личная инициатива генерального продюсера ОРТ
Константина Эрнста и режиссера Дениса Евстигнеева и задумывался как
имиджевая реклама телекомпании. По словам Евстигнеева, за "РП" не стояло
никакого федерального заказа:
"Идея ненавязчивой доброты мне очень близка. Это то, что идеологический
отдел Центрального комитета называл "поиском позитива". Это здорово, что
идея "Русского проекта" принадлежит не толстым дядям в креслах, а
молодым ребятам с ОРТ." (8)
Сформировался этот заказ сегодня в явной форме или нет, 1998 и
последующие годы обещают быть богатыми на пропаганду, конструирующую
национальные идентичности российской аудитории, "ненавязчиво"
натурализующие категории "нация", "Россия", "русский", делающие их
незаметными, обыденными элементами здравого смысла - того, что М.
Биллинг (Billig, 1996) назвал "банальным национализмом".
Примечания
(1) Collins, R. (1990). Culture, Communication, and National Identity:
the Case of Canadian Television. Toronto: University of Toronto Press.
(2) См.: Соловей Т., Соловей В. Нуждается ли Россия в идеологии?
Нехватка исторического времени предписывает нам верить // Независимая
газета, 19.09.96.
(3) Зубов А. Из подборки "Идея на "Свободе" // Российская газета,
26.10.96.
(4) Канавщиков А. О чем шумим, братья? // Российская газета, 17.09.96
(6) Искусственность и очевидная сфабрикованность характерна для всей
кампании по восстановлению храма Христа Спасителя. С самого начала
своего существования это сооружение было не просто местом отправления
религиозных обрядов, но связывало Православную Церковь и Российское
государство в единый смысловой конгломерат, чем обусловлено множество
превратностей в его истории. Напомним: в 1812 г. император Александр I
приказал возвести этот храм в ознаменование победы России в войне с
Францией. Строительство началось в 1839 г. на месте специально
взорванного, чтобы расчистить место, Алексеевского монастыря. В свою
очередь храм Христа Спасителя был взорван в 1931 г. большевиками, чтобы
уступить место Дворцу Советов, который никогда не был построен. В
1957-1959 гг. на оставшемся фундаменте дворца был сооружен открытый
бассейн. В 1994 г. правительство Москвы издало постановление о
восстановлении храма Христа Спасителя. Продолжающаяся сегодня
пропагандистская кампания выстраивает миф о России как о клерикальном
самодержавном государстве с имперскими амбициями - по сути дела, та же
самая идея, которую храм был призван символизировать еще в своей первой
"версии" почти два века назад.
Ирония ситуации заключается в том, что даже оригинальный храм Христа
Спасителя, по оценкам независимых экспертов, занимал более чем скромное
место как в иерархии православных святынь, так и среди памятников
архитектуры. Что же говорить о теперешней "инкарнации" храма, чья
начинка - инженерные конструкции, отделочный материал (среди которого
большую часть занимает "декоративит" - пластик) - не имеют ничего общего
с оригиналом? На этом основании существуют большие сомнения относительно
того, что ЮНЕСКО удовлетворит притязания мэра Москвы о включении храма
Христа Спасителя в список всемирного наследия (Орлова М. Храм Христа
Спасителя признают всемирным наследием, если только ЮНЕСКО изменит своим
принципам // Коммерсантъ-daily, 30.09.97).
(7) История - это всегда рассказ победителя, празднующего свой триумф:
"кем бы он ни был, он всегда участвует в триумфальной процессии, ступая
по телам поверженных им врагов" (Benjamin, 1970, p. 258).
(8) Евстигнеев Д. "Мне очень близка идея ненавязчивой доброты": Интервью
газете "Комсомольская правда", 25.10.96.
Соловей Т., Соловей В. Нуждается ли Россия в идеологии? Нехватка
исторического времени предписывает нам верить // Независимая газета,
19.09.96.
Anderson, B. (1983). Imagined Communities. - London: Verso.
Benjamin, W. (1970). Illuminations. - London: Fontana.
Billig, M. (1995). Banal Nationalism. London: Sage.
Burke, P. (1989). History as Social Memory. In T. Butler (ed.), Memory:
History, Culture and the Mind. - Oxford: Blackwell.
Ellul, J. (1973). Propaganda: The Formation of Men-s Attitudes. - New
York: Vintage.
Foucault, M. (1975). Film and Popular Memory // Radical Philosophy, 11.
Gergen, K. J. & Gergen, M.(1984). The Social Construction of Narrative
Accounts. In K. J. Gergen & M. Gergen (eds.), Historical Social
Psychology. Hillsdale, NJ: Erlbaum.
Hall, S. (1990). Cultural Identity and Diaspora. In J. Rutherford (ed.),
Identity: Community, Culture, Difference - London: Lawrence and Wishart.
Настоящий текст представляет собой русскую версию статьи, подготовленной
для II Международной конференции "Crossroad in Cultural Studies",
Тампере, Финляндия, 28 июня - 1 июля, 1998 г.
Адрес автора: 630090, Новосибирск, ул. Пирогова, 2. Новосибирский
государственный университет, Научно-учебный центр психологии.
...
Авторство наиболее продуктивной и всесторонней критики принадлежит
Стивену Райкеру, который в 1985 г. совместно с Джонатаном Поттером
указал на 5 ошибок традиционных теорий толпы (включая лебоновскую):
I. Поведение толпы рассматривается этими теориями вне социального
контекста. Таким образом, упускается из виду то, что за действиями толпы
стоит, как правило, межгрупповой конфликт - между подчиненной группой и
группой, которой принадлежит экономическая и политическая власть в
обществе.
II. Игнорируется политическая и идеологическая подоплека поведенческой
динамики толпы. С точки зрения традиционных теорий люди ведут себя в
толпе бессмысленно, иррационально вплоть до серии стереотипных
поведенческих паттернов. До середины 1980-х никто не рассматривал
поведение толпы как направленное на поддержку интересов группы и
социальной идентичности ее членов.
III. Традиционные теории подчеркивают, что одна из причин
антисоциального поведения человека в толпе - анонимность. Это не так.
Эмпирически установлено, что многие люди в толпе очень часто знают и
узнают друг друга.
IV. Мотивы индивида в толпе. Сведение их к иррациональным инстинктам
фактически означает, что попытка объяснения провалилась. СМИ порой
вносят свой вклад в это заблуждение, замалчивая мотивы и представляя
бунт, конфликт, стычку как не поддающееся рациональному объяснению
"происшествие".
V. Подчеркивание негативного аспекта поведения толпы - деструктивность и
т.д. Однако бывают и миролюбиво настроенные толпы, чья позиция нередко
приводит к позитивным социальным изменениям. Кроме того, установлено,
что деструктивность всегда преувеличивается масс-медиа. Например, драки
футбольных болельщиков - очень часто всего лишь ритуальный обмен
взаимоустрашающими жестами, без побоев и травм. Что интересно,
журналисты об этом и не подозревают - потому что футбольные фанаты в
интервью очень ярко живописуют свои мнимые расправы с "неприятелем" и
порой искренне верят, что так оно и было на самом деле.
Стивен Райкер рассматривает поведение больших групп в широком социальном
контексте и описывает процесс, в котором поведение индивидов в толпе
приобретает идеологически значимые формы. В своем объяснении он исходит
из феномена социальной идентичности и процессов социальной
категоризации, дополняя разработанные ранее теории собственными идеями
относительно того, как на процесс самокатегоризации индивида влияют
идеология и политика.
В обыденной жизни человек определяет себя в терминах соответствующих
категорий. В ситуации толпы как межгруппового конфликта - когда всегда
есть "мы" и "они" - членство в одной из этих категорий/групп становится
особенно выпуклым (например, "студент" vs "полицейский" или, если
угодно, "омоновец"). Индивид быстро осознает стереотипные нормы и
типичное поведение, характерное для этой категории в данной ситуации. В
этом ему помогает то, что в толпе обязательно есть некто
прототипический, наиболее экстремистски настроенный, в чьем поведении
наиболее полно выражается настроение группы. Этот прототип - совсем не
обязательно вождь авторитарного типа. Это скорей "заводила", который
первым из толпы швыряет пивную банку в шеренгу полицейских и, таким
образом, запускает групповое действие.
Не прибегая к спекуляциям относительно "животного" и "изначально злого в
человеческой природе", Райкер дает ответы на два вопроса, мучившие
многие поколения социальных психологов, начиная с Ле Бона: люди, до
этого не знавшие друг друга, в толпе практически мгновенно организуются
в некую однородную коллективность, осуществляющую целенаправленное
поведение; и почему законопослушные граждане вдруг начинают чинить
безобразия и насилие. В целом поведение толпы видится Райкеру (в
противовес Ле Бону) рациональным и имеющим смысл: люди отстаивают свою
социальную идентичность и интересы группы.
...
(примечание -СП)
а кроме этой критики - стоит читать франзузов, только посвежее.
Школа"Анналов"напр.-самая влиятельная в 20веке. На том же своем
материале историки описывали революционные дела без упора на
"ужас"и"омерзение"к "скотоподобной толпе"со стороны"элиты". Ле Гофф
"Большой страх"
о панике 1789г, "Психология революционной толпы"работа 30х годов, его
же по франц.революции. Обзор у Эрика Хобсбаума"Эхо Марсельезы". М.1991
Выходили сборники работ участников"Анналов"и рефераты собраны в
кн."Историческая антропология. Теория ментальностей"М.РГГУ 1996. У меня
эти книга есть,отрывки из нее я давал.
Нельзя оставаться на уровне столетней давности в социал.психологии.
Фрейд тоже насписал передовые по тем временам работы, но теперь
апеллировать к его оригинальным концепциям психоанализа - это
ретроградство.
