Стенограмма заседания клуба "Содержательное единство"
Дата заседания : 11.10.2007
Тема заседания : Качели
Сергей Кургинян
КАЧЕЛИ
Новый виток войны спецслужб
и его влияние на ход политического процесса
Доклад на заседании клуба "Содержательное единство"
11 октября 2007 года
Экзистенциальный пролог
Ко мне со всех сторон обращаются с просьбами прокомментировать недавнюю статью Виктора Черкесова в газете "Коммерсант". Статья называется "Нельзя допустить, чтобы воины превратились в торговцев". Чаще всего с этим обращаются представители той самой чекистской корпорации, чью судьбу обсуждает в вышеназванной статье глава Госнаркоконтроля. Но и не только они.
Сторонники обсуждения этой статьи говорят о ее актуальности. И они правы. Они также говорят о том, что содержание статьи в чем-то перекликается с тем, что мною обсуждается, начиная с 1994 года. Что впервые за 13 лет возникла какая-то перекличка между затрагиваемыми нами темами и тем, что волнует высокие должностные лица. Что это нельзя проигнорировать. И они, опять-таки, правы.
Но есть не только сторонники обсуждения данной статьи. Есть и противники обсуждения. И я, как вам ни покажется странным, - один из них. Прочитав статью В.Черкесова, я спросил себя: как бы я реагировал на перипетии, сходные с теми, которые сейчас разворачиваются на моих глазах, в каком-нибудь 1982 или даже 1987 году? Ответить было нетрудно. Я определил бы для себя, кто честный человек, а кто вор. Кто по сути ратует за коррупцию, а кто за очищение. А дальше я обнажил бы меч и встал в ряды тех, кто ратует за благо против зла.
Что произошло за эти 20 с лишним лет? - спросил я себя.
Я стал циничнее? Вроде нет. Я стал осторожнее? И это, увы, не так. У меня возникли ангажементы и обязательства? Опять же нет. Но тогда в чем дело? Не в том, что я изменился. То есть, конечно, я изменился. Наверное, в чем-то в лучшую, в чем-то в худшую сторону. Но по отношению к изменениям макроситуации мои изменения - несущественны. Как бы сильно я ни изменился, дело не в этом. В невероятно большей степени изменилась страна. Общество. Стандарты, нормы, критерии, ценности.
Возник некий мир, который я - сознательно эпатируя политкорректное сообщество и в чем-то даже утрируя - называю "русский ад".
Мне укажут на ряд процессов, говорящих о том, что это вовсе не ад. Я признаю все эти процессы, соглашусь со всеми цифрами и констатациями. Но оценку не сниму. Я не считаю эту оценку до конца верной. Но я считаю, что она схватывает суть дела. А все остальные оценки - даже более достоверные и глубокие - суть дела не схватывают. В любом случае, у меня есть право на оценку, и я этим правом пользуюсь. И эта моя оценка - не умственна. Она тотальна. Я так чувствую. Я с этим грузом живу. Потому что, в конце концов, и я в чем-то виноват. Да, я боролся с тем, что привело к этому. Но, значит, боролся недостаточно эффективно.
Такая оценка, ну, никак не связана с мерой моей собственной успешности. Оговариваю это для того, чтобы не сложилось впечатление: ему лично в чем-то не повезло, и он обиделся на свое время. Я никогда не мог себе представить 20 лет назад, что получу столько, сколько получил. Что смогу издавать журнал, печататься в газетах, выступать по радио и телевидению, вести международную деятельность, издавать книги, иметь свой театр, писать пьесы, ставить спектакли. Ничего больше мне лично не нужно. Любое пребывание за каким-то бюрократическим столом лишило бы меня имеющегося и было бы для меня лично социальным несчастьем. В силу этого моя оценка свободна от определенной предвзятости. Той, которая возникает у людей, ждавших от жизни одного, а получивших другое.
Я всего лишь не верю в возможность замкнутого личного счастья посреди огромной беды. Я не верю в башню из слоновой кости посреди сгущающегося безвременья.
И я вижу, как складывается этот самый "русский ад". А по отношению к нему честность и нечестность, нормативность и анормативность... Все уже не так важно. Социальный ужас стирает грани. Контекст меняет текст. Причем до неузнаваемости. Люди (и не просто не худшие, а лучшие и наиболее мне симпатичные) искренне кричат, повторяя Лютера: "На том стою и не могу иначе" - а я вижу, что никто уже не стоит. И вспоминаю Блока:
Черный вечер.
Белый снег.
Ветер, Ветер!
НА НОГАХ НЕ СТОИТ ЧЕЛОВЕК.
Ветер, Ветер -
На всем божьем свете!
Он несет всех вместе - этот ветер. Он сбивает с ног и волочет куда-то - добрых и злых, честных и нечестных... Всех вместе... Рухнул мир, в котором что-то от чего-то можно отделить. А в этом новом мире что-то с чем-то иначе надо связывать. Иными мерами мерить. Может, даже более жесткими. Но иными.
Отнекиваясь от обсуждения статьи Черкесова, я не кокетничал. И одновременно знал, что в итоге сдамся и буду ее обсуждать. "Ну, так и обсуждай", - скажет читатель. И он абсолютно прав. Но почему-то мне кажется важным этот экзистенциальный пролог. Знаю точно: он мне важен не потому, что мне нечего сказать по поводу конкретной статьи. Может быть, дело в другом. Что сказать-то надо либо слишком много, либо ничего. Слишком много я все равно не скажу. Не успею. Не найду той точки, в которой текст и мои рассуждения по его поводу окажутся в равновесии. А говорить все равно начну. Ну, так пусть хотя бы будет этот экзистенциальный пролог.
Часть 1. Тема и ситуация
Виктор Черкесов поднял очень острую тему. Он обсудил ее на уровне, который в принципе несвойствен нынешним чиновникам его ранга. Мне это импонирует. И я совершенно не собираюсь фыркать по поводу того, что тема не раскрыта полностью. Виктор Черкесов не философ, не историк и даже не политолог. У него другая судьба, другой подход к рассматриваемым вопросам. Для этой судьбы и этого подхода заявленный им уровень обсуждения беспрецедентно высок. И это, как мне кажется, заслуживает и высокой оценки, и пристального политического внимания.
Но при всей остроте поднятой темы (а она, я понимаю, превышает предельно допустимую в несколько раз) данная острота уже категорически недостаточна. Я не хочу девальвировать этим значение статьи Черкесова. И тем более не хочу красоваться на этом фоне. Но обсуждение - это обсуждение, а не совокупность критических или комплиментарных оценок. Начиная обсуждать, я должен соотнести тему и ситуацию. В чем-то я уже соотнес, назвав ситуацию "русским адом". Но этого недостаточно. Теперь надо соотносить все то же самое - но уже не экзистенциально, а аналитически. Это ведь и значит обсуждать, правда ведь? И что получится?
Увы, слишком легко может получиться, что это обсуждение все равно начнут рассматривать как выражение определенной однозначной позиции. В этом случае вопрос: "С кем вы, мастера культуры?", - полностью уничтожит то, что только и может составлять предмет обсуждения. А для меня этот предмет невероятно важен.
А ну, как я его угроблю, сопрягая общее со слишком лакомыми кое для кого частностями?
А ну, как контекст, сплетенный из этих частностей, и впрямь пожрет текст? Бог бы с ним, с текстом.
А ну, как он тему пожрет - однажды и навсегда?
Вот этого допустить нельзя.
Выходит, что обсуждать и надо (ведь нельзя уходить от обсуждения острых и живых конфликтов), и не надо (нельзя, чтобы острота частных конфликтов притупила другую остроту - остроту переживаемой нами макросоциальной коллизии).
Все то, что предъявлено в статье в качестве содержания, я могу обсуждать лишь с оглядкой на эти методологические ограничения. Но к методологии все не сводится. Виктор Васильевич Черкесов предъявил не только некое отчужденное от него содержание. Он предъявил себя самого как личность. И тут уже дело не в методологических, а в психологических рамках. Без оглядки на которые тоже невозможно никакое продуктивное обсуждение.
Ведь личность автора в подобных случаях не может быть выведена за скобку. Тут важно не только что сказано, но и - кем сказано. Личность Виктора Черкесова неразрывно связана с ситуацией, которую он обсуждает. Ну, и - ?
Часть 2. Личность и ситуация
Наблюдая как аналитик за деятельностью Виктора Черкесова, начиная с ранних 90-х, я имел возможность убедиться в том, что данная личность (поскольку она может быть реконструирована, так сказать, "по делам своим") вызывает у меня скорее симпатию.
Но тут важно оговорить, что я подразумеваю под наблюдением. На основе какого материала даю оценку. Я даю оценку на основе отстраненного материала, которым может обладать аналитик, занятый определенными петербургскими сюжетами, в которых Виктор Черкесов тем или иным образом себя проявил.
Такого рода материал великий психолог и философ Гуссерль называл "рационально-рефлексивным". А лермонтовский герой, иронизируя над собой как субъектом чистой рефлексии, писал: "И какое мне дело до радостей и бедствий человеческих? Мне, странствующему офицеру, да еще с подорожной по казенной надобности..."
Что имел в виду Гуссерль? Да и Печорин, наблюдая со стороны за собой, как наблюдателем, соприкасающимся с фантастически острыми событиями в провинциальной Тамани, куда он ненароком попал в ходе своего путешествия...
Гуссерль прямо и с научной категоричностью, а Печорин с лирической самоиронией указывали на то, что есть рефлексия, а есть перцепция. Перцепция - это глубокая сопричастность. Она требует вхождения внутрь того круга, в котором действуют акторы и разворачиваются события, глубокого погружения в их атмосферу, контекст, обстоятельства, частности.
Всего этого у меня категорически нет. А вне этого возможна только рефлексия. Позволяет ли она сделать какие-то окончательные выводы? Нет, не позволяет. Значит ли это, что вообще нельзя высказывать никаких суждений? Никоим образом. Высказывать их можно и должно. Иначе оказалось бы, что все оценки должны быть делегированы только близким друзьям и родственникам. А это, согласитесь, неправильно.
Я не являлся, например, близким родственником или другом Юрия Владимировича Андропова, а также членом его команды. А также его личным секретарем или шофером. И вообще не был с ним знаком. Значит ли это, что я не могу оценивать личность? Ее действия? Мотивы этих действий? Никоим образом. Я только должен знать, что эти мои оценки будут лишены той нюансировки, которую может придать только опыт глубокого личного соприкосновения. Ну, нет у меня этого опыта... Ну, не будет этих нюансировок, - и что?
В чем-то при этом мои оценки могут быть глубже, чем оценки тех, кто может оперировать перцепцией: личным опытом и порожденной им тонкой и детальной нюансировкой. А в чем-то они всегда будут недостаточны. И я должен, делая их, одновременно понимать, что они необходимы, но недостаточны.
С указанной оговоркой могу сказать, что у меня сформировалось представление о Викторе Черкесове как о человеке вполне цельном, сдержанном, осторожном. И при этом способном к очень рискованной игре в ситуации, когда эта игра ему представляется эффективной. К тому же все, что я знаю, ну, никак не свидетельствует в пользу причастности господина Черкесова нынешней административно-предпринимательской моде.
Называя данное веление времени столь корректно и не употребляя термин "коррупция", я намерено дистанцируюсь от манихейского противопоставления: мол, Черкесов не коррумпирован, а его противники погрязли в коррупции.
Я всего лишь констатирую, не говоря, хорошо это или плохо, то, что мне кажется несомненным. Что Черкесов во всех (во всяком случае, мне известных) эпизодах, еще с начала 90-х годов, упорно (а иногда даже резко и грубо) противопоставлял себя тому, что так свойственно нашей эпохе первоначального накопления. Мол, "если хотите - накапливайте себе на здоровье, а я сижу и занимаюсь своим профессиональным делом". И не он единственный, набычившись, взял подобную установку.
Одно родственное Черкесову по виду деятельности близко знакомое мне высокое административное лицо настойчиво говорило в 1996 году, что единственная цель его деятельности - понемногу подрезать крылья преступности. Я с недоумением спрашивал: "А если преступность - это все, что нас окружает? В элитном смысле, разумеется... То как Вы хотите, чтобы по одну сторону баррикад было это "все", а по другую - Вы? Причем как романтический герой-одиночка, занимающий высокий должностной пост?"
Сравнивая своего знакомого с неким легендарным тогда спецслужбистом, считавшимся самым влиятельным в стране (назову его "имярек"), я говорил знакомому: "Имярек, в отличие от Вас, твердо решил, что поскольку преступность - это все, то он ее разделит на "хорошую" и "плохую". "Хорошая" - это русская. "Плохая" - кавказская. А дальше начнет действовать соответственно. В этом есть логика. А в Вашем поведении я ее не вижу".
Говоря все это, причем довольно резко, я натыкался на ответную резкость моего знакомого. На его холодный колючий взгляд. На его невнятные рычания: "Не хочу, не буду, не буду, не хочу".
Ну, не захотел - и что? Некий шанс вмешаться в происходящее был утерян. Это даже не обернулось личной катастрофой. Может быть, этот шанс и не был ценен? Но тогда бессмысленно говорить о миссии. Или даже о стратегической цели.
Между тем, в определенных исторических ситуациях моральный и даже морально-профессиональный императив уже ничего не значит. Человек либо обретает миссию и судьбу (победоносную, трагическую - любую), либо отсеивается. Место, в которое он после такого испытания отсеивается, может быть почетным и даже нужным. Например, это может быть Государственная Дума. И что? Отсев, он и есть отсев. Процесс - сам по себе, тот, кто сказал ему нет - сам по себе.
В каком-то смысле - это отказ от исторической роли. Историческая роль приобретается не в силу каких-то экстраординарных интеллектуально-волевых качеств. Иногда этот исторический вызов принимает человек, который в любой другой ситуации был бы более зауряден, чем те, кто отказываются от роли. Это очень тонкий и не до конца рациональный отсев. Он же - калибровка, разбраковка etc. В фокусе такого процесса - этот самый "дух времени", своего времени. Другого тебе никто, увы, не предложит.
Если апелляция к исторической роли для кого-то чересчур патетична, можно понизить градус. И сказать об участии в Большой Игре. Кто-то участвует. А кто-то отказывается от игры. И тогда Игра идет без него. Высший класс - изменить правила Игры. Но это возвращает нас к патетике. И той же исторической роли.
Резкое отстранение Виктора Черкесова от "духа времени", видимо, не пиар, а его органика. Он, как мне кажется, "на том стоит".
Могу ошибиться в этом, ибо оцениваю все на основе чистой рефлексии. Но думаю, что не ошибаюсь. Слишком много было эпизодов, в которых данное лицо могло приобрести совсем иные возможности, приобщись оно к этому специфическому "духу".
Подобная констатация вызывает у меня двойственное чувство.
С одной стороны, я не могу не симпатизировать такому отстранению от духа времени, поскольку этот дух мне самому глубоко отвратителен.
С другой стороны, не могу понять, как можно, отстранившись в такой степени, играть большую игру. Ставки в которой носят сейчас слишком определенный характер. Ведь Виктор Черкесов не герой романа Войнич, он не Овод. Не Че Гевара. Он чиновник высочайшего ранга. Пафос его статьи в том, что он, находясь в этом качестве, хочет попытаться исправить Систему.
Но Столыпин тоже когда-то пытался исправить Систему. Весь вопрос в том, исправима ли эта Система в принципе. И может ли она быть исправлена на базе столь глубокого отстранения от всех ее фундаментальных свойств, формирующих тенденции, алгоритмы, подходы, форматы и прочее.
Мне кажется, что в игре побеждает тот, кто перестает чураться своего времени. Каково бы оно ни было. Потом - слившись с ним, как всадник с конем - герой может повернуть время. А может и двигаться в заданном до этого направлении.
Но как может быть иначе? Что значит в политическом смысле противопоставить себя времени, сколь бы плохо оно ни было, в тот момент, когда другие такого противопоставления не делают? Я вовсе не хочу петь осанну этим другим. Я вообще не использую тут оценочного метода. Я уже объяснил, почему, сказав по поводу "русского ада".
Итак, другие - в ладу со временем. И что делать будем?
Повторить следом за великим кавказцем: "Что дэлать будем? Завидовать будем!" - я не могу. Потому что нет в душе моей этого чувства зависти. Нет страсти к сопричастности "духу времени". Но я понимаю... Словом, если переходить от экзистенциальных образов (таких, как "русский ад") к аналитическим образам, то следует сказать, что я как аналитик до боли понимаю: первоначальное накопление капитала не может не быть преобладающей (а в чем-то доминирующей) функцией той элиты, которая сложилась в постсоветской России.
Часть 3. Доминирование ситуации над темой и личностью
Я описал это еще в книге "Постперестройка", предсказав все качества постсоветского периода. Теперь они реализованы на 300 процентов. И весь процесс разворачивается именно в рамках такой "гиперреализации".
Это не значит, что все воруют. Это значит, что все движутся в колее первоначального накопления. А кто не движется в ней, тот, как я уже говорил выше, отказывается от исторической роли... выходит из игры... В любом случае - отсеивается.
Я не вижу реальных тормозов, способных сдержать данный процесс. Вполне понятно желание Виктора Черкесова обсуждать подобные тормоза. Но я не понимаю, откуда они возьмутся. Пока что тенденция - однонаправленная. Тормоза сломаны. И как именно их хочет починить автор, мне неясно. Впрочем, ему виднее.
То, что эта тенденция гибельная... С этим я абсолютно согласен. То, что ей надо бросить какой-то вызов... То, что ее надо хотя бы обсуждать... Все это, безусловно, так.
Но есть то, что есть. "Русский ад" или первоначальное накопление - это уж как кому нравится. Главное, что тенденция перекрывает собою любое моральное содержание. Даже такое острое, которое предложил нам Виктор Черкесов.
Что? Я слишком изысканно выражаюсь? Возможно, вы правы. Ну, так я скажу грубее и резче.
Глядя на разворачивающийся ужас, я вынужден сказать, что "теперича не то, что давеча". И что, имея этот ужас в качестве всеобъемлющего "теперича", вдруг с изумлением понимаешь - тебе уже глубоко наплевать на то, кто чист, а кто нечист. Наплевать, причем с высокой горы, сколько именно украли или не украли в "Трех китах". Наплевать, сколько кто "срубил" на операциях с китайской контрабандой. Да, есть те, кому не наплевать. Это романтики, которых я уважаю. И это интересанты, которым не "отстегнули". А остальным наплевать.
Черкесова я могу в силу всего вышеописанного отнести, как это ни покажется странным, к романтикам. И я настаиваю на этой оценке.
Ему не наплевать по этой причине. Кому-то - по другой. Как там говорил городничий у Гоголя? "Не по чину берешь"?
Узок круг романтиков. Не широк круг обиженных интересантов. А остальные... Когда-то эти остальные выходили на улицы при первых разоблачениях Гдляна и Иванова. Где те времена? Они ушли безвозвратно. И не только потому, что люди скурвились. Просто шибает серой в ноздри. Дышит в затылок этот самый "русский ад". Повизгивает, похохатывает... Вот и имеем то, что имеем.
Может быть, я ошибаюсь? О, как бы я был рад ошибиться! А если я не ошибаюсь, что тогда?
В любом случае я-то исхожу из этой своей прискорбной оценки. И я эту оценку не намереваюсь скрывать. А другие пусть скрывают. Они, другие эти, в силу своего положения, не только имеют право скрывать, - они обязаны это делать. Вот уж и вправду - положение обязывает.
Высокие должностные лица - они... Во-первых, они высокие. Во-вторых, должностные. В-третьих, лица... На них наведены соответствующие международные окуляры. Им предстоят выборы. Так пусть они и осторожничают. А я не буду. И договорю до конца.
Итак, мне наплевать, кто сколько и по какому эпизоду украл. Или не украл, а "прихватил". Или не "прихватил", а "первоначально накопил", называйте как хотите.
Мне на это наплевать сразу по двум причинам.
Во-первых, я глубоко убежден, что каждая молекула нынешней элитной жизни пропитана именно этим самым соком первоначального накопления. Хотите называть его воровством? Пожалуйста, называйте. Но я его так называть не буду. И самое мерзкое для меня в том, что сейчас самые громкие "ахи и охи" по поводу воровства исторгают именно те либералы и оппозиционеры, которые упорно толкали страну на этот путь и ломали все механизмы, способные хоть что-то затормозить. Сейчас, когда уже стало ясно, что тормозов нет (или они устроены весьма специфически, наподобие клина, которым клин вышибают), эти люди вдруг "прозрели". Они прозрели все сразу. Как по команде. Они переквалифицировались в борцов с коррупцией и защитников трудящихся!
Эти перестроечные "властители дум", которые (могу поименно перечислить и подробно процитировать) утверждали, что нет бедных, а есть лентяи, и что любая социальная защита - это "совковая" муть, - ныне возглавили ряды защитников обездоленных. Эти позднесоветские элитарии, говорившие о том, что любой бедняк - маргинал и деградант, заслуживший свою участь, теперь хотят оседлать справедливый социальный протест.
Вчерашние социал-дарвинисты срочно переквалифицируются в защитников прав трудящихся. Энергия протеста однажды уже была использована для обрушения государства. Теперь хотят исполнить все тот же номер "на бис". "Заказчик" отслеживает процесс и дает точные задания исполнителям. Остальные - самоустраняются.
Власть играет по неозастойным правилам. Пусть пока эта игра успешна. Мы знаем, что такой успех - это по определению - "времянка". Застоя не бывает. Есть закон сохранения социальной энергии. Вытесненная с поверхности, эта энергия уходит на глубину. И там - мутирует.
Патриотическая оппозиция в ответ на необрежневизм, заржала как боевой конь при звуке трубы.
В итоге Немцов вот-вот начнет выигрывать у Проханова. И что прикажете делать?
Воспевать "сок" первоначального накопления я не могу. Становиться в ряды тех, кто, соорудив подобное общество, запоздало обнаружил, что сооруженное - не ахти, что "сок первоначалки" не нектар и амброзия - тоже не могу. Потому что очень хорошо понимаю, как эти ряды устроены.
Так что же я могу? Я могу называть вещи своими именами. И выкликивать эти имена на всех базарах. Так учил великий Конфуций. Но каковы же тогда настоящие имена? "Три кита"... "Китайская контрабанда"... Еще более масштабные штуки... Это что? Это чье-то частное воровство в особо крупном размере? Так в том-то и дело, что оно по факту уже не является воровством. Это страшная часть страшного и абсолютно гнилого процесса первоначального накопления. Внутри этого процесса полным ходом формируется олигархия. Слышите? ОЛИГАРХИЯ!
Березовский, Гусинский, Невзлин, Ходорковский и прочие не были олигархами. Как не являются ими оставшиеся и даже преуспевающие элементы так называемого "околосемейного" бизнеса. Это все вторичные элементы нынешней Системы. Ее "кабанчики". Ее дистрофичные кошельки. А первичные элементы олигархичны постольку, поскольку они соединяют в себе два начала, формирующих олигархию (рис.1).
Эти начала - власть и деньги. Как только они образуют симбиоз, начинается реальный олигархизм. Симбиоз налицо. А это значит, что олигархизм уже сформирован. Все, что дальше будет разворачиваться, окажется подчиненным его динамике. Его системным кодам.
Не находясь внутри этой Системы, управлять ее динамикой невозможно. А она такова, какова она есть. Олигархизм может добить Систему. И тогда она рухнет всем нам на голову. Мало не покажется никому. Все, кто думает, что это будет напоминать 1991 год, глубоко ошибаются. Это будет кровавая разборка на одной шестой планеты, в которую очень быстро начнут вмешиваться сторонние силы. Их вмешательство вряд ли будет эффективным. Хаос будет клубиться достаточно долго. И оставит в наследство тем, кто будет претендовать на статус наследника, жалкие остатки некогда великой державы.
Кровавый ужас станет уделом десятков миллионов. Что такое по отношению к этому ужасу чье-то конкретное воровство (прошу прощения - "первоначальное накопление")?
Вопрос один. Может ли олигархизм что-то другое? Возможны ли тут - рамки, управляющие механизмы, достройки, трансформационные процедуры? Очищением все это никак не может исчерпываться. Если все (то есть социальный мейнстрим) - это грязь, то скажите на милость, что такое ее очищение?
Вопрос не в очищении. И не в том, как нам теперь достичь блага.
Вопрос в том, как нам не допустить ужаса. А блага уже не будет. Вы о нем забудьте, пожалуйста. Пусть оно вам снится. Но вы должны твердо знать, что наяву мы с вами его уже не увидим. Может быть, наши внуки увидят. Но мы можем увидеть ужас без берегов. А можем попытаться ввести этот ужас в какие-то рамки. Ну, так и надо обсуждать эти рамки... А для того, чтобы их обсуждать, надо соотнести ситуацию (первоначальное накопление, олигархизация и т.п.) с некими историческими прецедентами. Потому что вне них эта ситуация может сначала раздавить наше моральное чувство, а потом и лишить нас разума. Или, если точнее, интеллектуального мужества. Но да не будет так. И потому давайте все-таки всмотримся в прецеденты.
Часть 4. Прецеденты
Виктор Черкесов апеллирует к историческим прецедентам. Его противопоставление "воинов" и "торговцев" имеет смысл только при наличии таких прецедентов. Я понимаю, что он не может в острейшей публицистической статье эти прецеденты даже предъявлять. И уж тем более рассматривать. Но я-то не могу их не предъявлять. И тем более не рассматривать. Иначе обсуждение провисает. И разменивается на частности или пошлости.
Так каковы прецеденты? Или даже не прецеденты, а прецедент?
Прецедент - кастовое закрытое общество вообще и индийское кастовое закрытое общество, к которому постоянно апеллируют все, кто в разной интонации обсуждает разницу между воинами и торговцами.
Сразу напомню, что Виктор Черкесов, применив определенный образ или метафору, немедленно оговаривает, что ему лично не слишком симпатична та социальная философия закрытого общества, в рамках которой этот образ (или метафора) возникли и укрепились.
Но поскольку Черкесов (настойчиво дистанцируясь) называет эту социальную философию "кастовой", то я имею все основания предполагать, что автор адресует нас к системе, в которой воины именуются кшатриями, а торговцы - вайшьями. В той кастовой системе путаница в том, что касается рода деятельности, действительно является смертным грехом.
Однако эта система никак не сводится к двум кастам - торговцам и воинам. Над торговцами и воинами есть брахманы. То есть жрецы. На современном языке - идеологи. А под этими двумя кастами есть работники - шудры. А также внесистемные элементы. То есть неприкасаемые - парии.
Поскольку Черкесов к этому апеллирует (а мне кажется, что он апеллирует именно к этому - к чему же другому?), то надо соотнести его усеченную модель с полной моделью. Если глава Госнаркоконтроля апеллирует к чему-то другому, то я приношу свои извинения. Но вряд ли есть другой прецедент, в котором два упомянутых им кастовых элемента фигурируют в том соотношении, которое он рассматривает (рис.2).
В принципе, и эта модель не является полной. Потому что есть сакральность, без которой модели нет. И есть некое земное воплощение этой сакральности. Богоподобный царь. Не царь как помазанник, а царь как часть священной иерархии. Как воплощение невоплощаемого.
Здесь я вкратце все-таки должен описать тот полный кастовый прецедент, к которому адресует в своей статье глава Госнаркоконтроля. Поскольку это в дальнейшем окажется политически значимым. Итак, кастовая система в ее, так сказать, каноническом исполнении.
Самое первое и раннее упоминание о варнах содержится в ригведийском гимне "Пурушасукта", в котором повествуется о происхождении варн из частей тела мифического первочеловека Пуруши. Брахманы - из уст, кшатрии - из рук, вайшьи - из бедер, шудры - из ступней.
Варна брахманов (brahmana - "знающий священное учение") занимала верховное положение. Сюда входили представители родов, которые выполняли жреческие обязанности, и царских родов. Установлению социального превосходства брахманов над другими членами общества способствовала мифическая теория их происхождения. Так как брахманы были созданы из самой "чистой" части тела Брахмы, то боги общались с людьми устами брахманов. Судьба людей зависит от бога, а узнать божью волю и воздействовать на нее могут только брахманы. Им было предоставлено исключительное право совершать жертвоприношения, основные обряды, знакомить людей со священными писаниями. Считалось, что они достигли высшей степени совершенства.
Пользуясь тем, что им была доверена духовная жизнь народа, они стремились закрепить свое привилегированное положение в обществе, приписывая себе божественное происхождение. В древние священные книги - шастры - были включены предписания, которые подчеркивали исключительность брахманов по сравнению с другими представителями индийского общества. Брахманы были освобождены от повинностей, сами распоряжались своей собственностью. Убийство брахманов было самым большим грехом.
Следующая по схеме сословной иерархии была варна кшатриев (ksatruya - "наделенный могуществом"), в которую входила военная знать. Эта варна располагала реальной властью в индийском обществе, так как имела в своих руках материальные ресурсы и военную силу. Сословие царей и воинов было призвано устанавливать земные законы в соответствии с метафизическими принципами и поддерживать порядок в интересах всего общества и, прежде всего, касты жрецов.
На третьей ступени стоят вайшьи - земледельцы, ремесленники и торговцы. Они реализуют установленный брахманами и кшатриями порядок на уровне материального интереса. Вайшьи также входят в число высших каст ("дваждырожденных"). Каждая их этих трех каст имеет свои соответствующие инициатические ритуалы.
Последняя традиционная каста - шудры, рабы, которые должны подчиняться трем высшим кастам и осуществлять низшие функции в структуре общества (т.е. работать). Они не имеют никакой символической цели, и в древности считались максимально близкими к полуживотным существам.
Возможно, с самого начального периода утверждения кастовой системы внутри нее началось сопротивление ее основным установлениям.
Сначала сами брахманы, добиваясь закрепления окончательной исключительности своего положения, начинают искажать в свою пользу идею каст как механизма относительного социально-структурного равновесия. Против такой деградации восстают кшатрии, цари и воины, уверенные в возможности исправления сложившегося кризиса собственными силами. Эти силы действительно позволяют несколько сдержать историческое сползание за счет установления имперского порядка. Но порядок кшатриев также оказывается неустойчивым в силу внутренней конфликтности касты кшатриев. Увеличивается количество удельных князей, нарастает конфликтность между ними, что разрушает единую власть в государстве. Тогда верх одерживает следующая каста - вайшьи - торговцы и буржуазия.
Все это важно, поскольку такой авторитет, как Рене Генон (а значит, и все, кто на него опирается, а это круг влиятельных современных политиков и экспертов) распространяя эту индуистскую модель на западное общество, соотносит ситуацию вытеснения кшатриев вайшьями с победой буржуазно ориентированного масонства над воинским Орденом тамплиеров.
В российской новейшей истории мы можем говорить, например, о борьбе Березовского с Коржаковым. В которой Коржаков выступал как кшатрий и потерпел поражение от совокупных вайшьев. Это был очень острый момент. Но почему в этот момент вайшьи могли на что-то претендовать? Потому что они ненадолго прикинулись брахманами, подписав пресловутое "Письмо 13-ти". Вскоре оказалось, что они пошутили. И что вайшьи - они и есть вайшьи. Как только это выяснилось, кшатрий по фамилии Путин блистательно разгромил вайшьев, отправив кого-то на нары, а кого-то за рубеж. Так что мы никак не можем рассматривать коллизию кшатриев и вайшьев только как дела давно минувших дней. Да в противном случае мы бы и не стали ее рассматривать.
И тем не менее исторические детали необходимы.
Восставая против кшатриев, вайшьи, по мнению Генона, пытаются остановить кшатрийскую деградацию путем придания приоритета сугубо экономическим законам существования государства. Но усиление экономической эксплуатации с их стороны в результате приводит к "восстанию шудр", рабов.
Если кто-то считает, что теория Генона мне хоть как-то близка... Мне она близка не более, чем Черкесову - кастовое общество древности. И все же я не могу не оговорить подобные обстоятельства. Иначе мы не содержание обсуждаем, а кости перемываем, подобно всем остальным. А вот это для меня как раз и недопустимо, и неэффективно одновременно.
Итак, еще кое-что по поводу подлинного исторического контекста.
Имеется много свидетельств о соперничестве между кшатриями и брахманами за привилегированное положение в обществе. Кшатрии постоянно оспаривали главенствующее положение брахманов, утверждая, что брахман не владыка, и что жрец - только слуга царя.
Борьба брахманов и кшатриев отражена в мифологии и эпической поэзии Индии.
Так, в мифе о Парашу-Раме (Раме с топором), одном из аватар (воплощений) Вишну, Рама явился в мир для обуздания тирании кшатриев, от которых он очищал землю двадцать один раз, с тем, чтобы отдать ее брахманам. Несомненно, что в этом мифе отразилась реальная историческая борьба кшатриев и брахманов за первенство. А также роль царя в подобной борьбе.
С другой стороны, в одной из частей "Махабхараты", посвященной родословной Кришны (земной ипостаси Вишну), есть эпизод, отражающий амбиции набиравшей силу касты кшатриев. Кришна, как его называют, "индийский Геракл", воин и наставник в воинском искусстве главного героя "Махабхараты", убеждает пастухов отказаться от приношения жертв ведийскому царю богов Индре, поскольку всем, что они имеют, они обязаны не ему, но только лесам и горам. Разгневанный Индра посылает убийственный ливень, от которого Кришна в течение недели защищает своих подопечных, держа над их головами как зонтик гору Говард-хана. И громовержец Индра, "индийский Зевс", вынужден признать приоритет Вишну и Кришны как его аватары.
Обе великие поэмы - "Махабхарата" и "Рамаяна" - несомненно, вышли из среды кшатриев, поскольку вишнуизм (религия кшатриев) отражен в них несравненно ярче: "Рамаяна" вся посвящена истории аватара Вишну-Рамы, а в "Махабхарате" другой аватар, Вишну-Кришна, является одним из ведущих героев поэмы.
Однако в них можно найти множество следов возвеличивания шиваизма, религии, которая к тому времени стала связываться с кастой брахманов. "Махабхарата" отразила и соперничество богов, вплоть до открытого сражения между ними. В тех местах поэмы, где поработала рука брахманов, Шива отождествляется с Вишну и даже его превосходит. Тем не менее, места с положительным изображением Шивы явно более поздние и в основном тоне "Махабхараты" отношение к Шиве отрицательное. Таким образом, в первой половине первого тысячелетия до нашей эры, когда создавалась "Махабхарата", соперничество богов (а значит, каст и социальных групп, ими символизируемых) было в полном разгаре.
В реальной истории Индии также можно найти следы борьбы каст, и даже один большой исторический период, который можно назвать "восстанием кшатриев против брахманов". Речь идет об эпохе династии Маурьев и создании ими огромной державы в 6-5 веках до нашей эры.
Это был период, когда Индию, состоявшую из множества мелких княжеств, захватили Ахемениды, а позднее (327-325 г.г. до н.э.) - Александр Македонский. Сопротивление греко-македонским захватчикам возглавил выдающийся индийский полководец Чандрагупта. По одним версиям, он происходил из касты кшатриев, по другим, распространяемым его врагами, из касты шудр. Он правил с 321 по 298 г. до н.э. и явился основателем могущественной державы Маурьев.
Чандрагупта за свое долгое правление объединил под своим началом почти всю северную Индию. Завоевательная политика продолжалась и при преемниках Чандрагупты, в особенности при его внуке Ашоке (273-236 гг. до н.э.). В результате была создана огромная держава Маурьев, охватившая почти всю Индию, за исключением самой южной окраины.
Чандрагупту и его преемников все меньше удовлетворял господствующий брахманизм, прежде всего, из-за поддерживавшегося им резкого деления на обособленные варны с главенством жречества. Кроме того, в огромном государстве с развивающейся торговлей роль третьей варны (вайшьев - купцов) значительно возросла и вайшьи требовали увеличения своих прав. Цари династии Маурьев стали привлекать на службу нужных им людей, не считаясь с их происхождением.
Кроме того, со старой системой брахманизма стали соперничать новые религиозные учения, соответствующие духу времени - джайнизм и буддизм. Если основатель династии Чандра-гупта стал в конце жизни приверженцем джайнизма, то его внук Ашока выбрал еще более радикальный буддизм и сделал его государственной религией. Буддизм не интересовался происхождением лиц, вступивших в общину - ни племенная принадлежность, ни варна, в которой состоял человек, не могли препятствовать его обращению в новую веру.
Кшатрии стояли, если можно так выразиться, за спиной и джайнизма, и буддизма. Сами учителя, проповедовавшие эти учения, происходили из кшатриев. И вся каста, атакуя брахманов, вполне готова была расстаться с правящей брахманистской религиозной идеологией. То есть в каком-то смысле с ядром собственной аутентичной цивилизации.
Вам это ничего не напоминает? Разве это не рождает ярких ассоциаций из современной эпохи? Мы видим - нет ничего нового под луной.
В современной Индии, продолжающей оставаться по преимуществу кастовой страной, также можно найти отголоски борьбы каст. Так, созданная 1925 году "Раштрия сваямсевак сангх" ("Союз добровольных служителей нации" - РСС) стала фактически кшатрийской боевой организацией. Правда, свои усилия она направила на борьбу с индийским исламом. Идеологической основой РСС является коммунализм (довольно внятный аналог национал-социализма, но с ярко выраженной религиозной спецификой). В настоящее время РСС насчитывает свыше 4-х миллионов активистов, в основной массе представляющих студенческую молодёжь. Собираясь 2-3 раза в неделю, активисты организации занимаются спортом, боевой подготовкой, разучивают приемы владения холодным оружием.
С марта 1964 г. РСС возглавляет выходец из кшатрийской кастовой среды Раджендр Сингх, длительное время преподававший ядерную физику в Аллахабадском университете. Кшатриями по статусу являются и другие руководители высшего звена РСС.
В 1992 г. активисты РСС совместно с другими индусскими радикалами снесли знаменитую мечеть Бабура в городе Айодхъе (штат Уттар-Прадеш), построенную исламскими завоевателями на месте храма бога Рамы. Эта мечеть несколько столетий воспринималась как символ национального унижения индусов. Ответом на акцию стала волна страшной резни, спровоцированной исламистами, во время столкновений погибло свыше двух тысяч человек. Правительство Индии запретило РСС и ряд других арийских радикальных партий. Однако следует отметить, что действия РСС спровоцировали стремительное политизирование культа бога-героя Рамы, рассматриваемого в ряде ариософских доктрин в качестве древнего вождя Белой Расы. Сегодня рамаизм становится своеобразной национал-религиозной идеологией.
На этом позвольте завершить адресацию к прецедентам. Для тех целей, ради которых она осуществляется, сказанного более чем достаточно. И я совершенно не хочу вдаваться в детали.
В самом деле, если нет желания затаскивать Россию в феодальную кастовость, зачем обсуждать тонкую структуру подобной кастовости? Но может быть, Черкесов собирается делать нечто подобное? Сомневаюсь!
Так что же делает Черкесов? Он использует противопоставление воинов и торговцев как метафору, позволяющую раскрыть современную ситуацию.
У нас на памяти были случаи, когда кшатрии (и не худшие по нынешним временам), впадая в соблазн вайшьев, осуществляли самоподрыв. Ведь если вы помните, и Коржаков-то по сути начал рушиться тогда, когда написал знаменитое письмо Черномырдину и ультимативно сказал этому "вайшье" из ТЭКа, что, мол, надо делиться. И тут же коржаковское начинание стало проседать. "Кшатрий" начал превращаться в "вайшью", а в итоге было потеряно все. В том числе и шансы на то, что поделятся.
Итак, в статье В.Черкесова имеет место не прецедент как средство для моделирования, а метафора как средство понимания современности.
Сказано: судите художника по законам, которые он для себя выбрал. Так я и сужу. То есть сам использую данное кастовое описание как метафору и не более. Сам затачиваю это на нашу грешную современность. И что тогда получается?
Часть 5. Метафора и современность
А получается-то вот что (рис.3).
Получается, что "брахманы" на уровне метафоры, отражающей современность, - это ЦК КПСС (например, секретарь по идеологии М.А.Суслов). А "кшатрии" - это на аналогичном языке КГБ СССР.
Армия? В течение многих десятилетий армия была выведена за рамки политических амбиций. Даже ее наиболее амбициозные части, которые Черкесов деликатно называет системными конкурентами (таково мое личное прочтение, на котором я отнюдь не настаиваю)... Даже эти спецкомпоненты огромной деполитизированной и омещаненной со времен Хрущева машины прятали свои амбиции так глубоко, что можно говорить о политической безамбициозности всей военной системы. А политическая безамбициозность не может претендовать на "кшатризм". Отсутствие подобных претензий дополнительно подтвердила так называемая перестройка. А также 1993 год и последующие события.
А поскольку я рассматриваю сейчас эпоху КПСС, то ясно, что "кшатризм" - это нечто, относящееся скорее к КГБ. К этому самому "чекизму". Причем не к "чекизму" как целому. И не ко всем высоким фигурам, руководившим советской госбезопасностью. Поскольку я все же не занимаюсь энциклопедическим рассмотрением вопроса, а хочу оставаться в определенных прикладных рамках, то некая констатационность не просто допустима. Она необходима. Потому что без нее надо будет доказывать все подряд. Кроме того, там, где есть метафоры, невозможны понятийные доказательства. Концептуальность и академизм - принципиально разные вещи.
Итак, я не буду доказывать, почему настоящим и стопроцентным "кшатрием" был именно председатель КГБ СССР, а позднее и генеральный секретарь ЦК КПСС Юрий Владимирович Андропов. Я просто скажу, что для меня это так. И не для меня одного.
Говорю об этом без апологетики или демонизации. Непросто быть кшатрием. И по моим условным критериям, Андропов им, безусловно, был. Он - я абсолютно убежден в этом - готовил восстание кшатриев против брахманов, будучи убежденным, что брахманы липовые, погрязшие в мракобесии, в никчемности, в несоответствии духу времени. И в этой своей оценке он был прав.
Он был глубочайше неправ в другом. В том, что общество в принципе может обойтись без брахманов. Тем более то общество, которое сложится на руинах системы, обрушенной его восстанием кшатриев. Но Андропов готовил такое восстание. Он не успел его подготовить до конца. А главное - не возглавил его.
То, что осуществлялось в виде так называемой перестройки, было (а) осуществлением плана Андропова, (б) искажением этого плана и (в) наложением на искаженный план чужих планов, которые изначально были в основной план изысканным образом встроены.
Дело в том, что замкнутые системы, подобные советской, разрушает не активность масс, а антагонизм между уровнями в элитной иерархии. Это знает каждый социолог. У меня нет никаких оснований считать, что американские социологи не понимали подобных азбучных истин. Или что они не сумели довести это свое понимание до начальства - как политического, так и спецслужбистского.
Единственный шанс на разрушение советской империи был связан с крахом коммунизма как основания империи. Единственный шанс на крах коммунизма и КПСС (а значит, и на разрушение империи) был связан с восстанием кшатриев.
У кшатриев были свои основания для восстания. Эти основания могли фундаментальнейшим образом отличаться от происков ЦРУ и американского империализма. Но ЦРУ и американский империализм не могли не понимать, что единственный шанс на избавление от советского сверхдержавного конкурента связан с вышеупомянутым восстанием кшатриев. Это восстание надо было (а) использовать и (б) извратить. Было сделано и то, и другое.
Петербургские сюжеты, по которым я могу формировать свою оценку личности В.Черкесова и мотивов его административно-политического поведения, известны мне как глубоко стороннему наблюдателю. Но я как-то их отслеживал. Поскольку, во-первых, в какие-то годы достаточно глубоко взаимодействовал с нехудшими представителями ленинградской партийной номенклатуры, ставшими функционерами постсоветской региональной системы. И, во-вторых, предполагал возможность возвышения ленинградцев в рамках постсоветского процесса. И считал это возвышение отнюдь не худшей из возможностей.
Итак, эти сюжеты я знаю относительно - со стороны. А вот сюжеты перестройки я знаю изнутри. И в совсем иной степени. И категорически могу утверждать, что все национальные движения в союзных республиках, а также многие другие политические движения (прежде всего радикальные), обрушившие СССР, находились под абсолютным контролем "кшатриев", которые были твердо уверены, что надо добить "брахманистскую" гнилую гадину, а потом строить что-то новое на ее трупе.
Новое оказалось гайдаризмом-ельцинизмом. Ничто другое и не могло быть построено при столь тотальной зачистке как самого "брахманизма", так и всех его оснований. Да, именно всех оснований!
И это самый больной вопрос, к которому сейчас необходимо переходить.
Часть 6. Кшатрии и карнавал
Если бы "кшатрии", восстав, то есть осуществив гэбэшный переворот, расстреляли всю коммунистическую номенклатуру и утвердили какой-нибудь внятный авторитаризм или даже демократию, то это было бы полбеды. А возможно, и вообще бедой бы не было. Но они поступили иначе.
Они начали так называемую карнавализацию, построенную по следующему принципу.
Красные брахманы живы постольку, поскольку жив Красный Смысл.
Красный Смысл жив постольку, поскольку жив Смысл вообще.
Смысл жив постольку, поскольку живо Идеальное.
Если уничтожить само это Идеальное и все его предпосылки, то сработает большое домино.
Гибель предпосылок Идеального завалит Идеальное.
Идеальное, завалившись, завалит смыслоцентризм.
Смыслоцентризм, завалившись, завалит Смысл как таковой.
Смысл как таковой, завалившись, завалит Красный Смысл.
Красный Смысл, завалившись, завалит красных брахманов, то бишь КПСС.
Так за работу, товарищи!
И эта работа была начата (рис.4).
Мы видим, что технология восстания кшатриев была основана на создании зоны поражения, несовместимой с той, которая нужна была для прямого изымания власти у полусгнивших красных "брахманов". Графически это можно изобразить так (рис. 5).
Итак, при самой страшной революции кшатриев и самом кровавом уничтожении в рамках этой революции самого сословия красных "брахманов" - образовалась бы зона повреждения, обозначенная цифрой "6" (рис. 6).
Это было бы очень страшное повреждение. И невероятно болезненное. Но его можно было бы залечить. Вокруг него надо было бы создать некий жесткий железобетонный пояс, ограждающий поврежденное от здорового. А на оставшейся почве строить здание с новым фундаментом. Притом, что опоры фундамента были бы погружены в здоровый грунт (рис. 7).
Так выглядела бы страна после кшатрийского восстания по модели какого-нибудь Народно-трудового союза. Сказать, что я воспеваю эту модель, это значит извратить мою мысль самым коренным образом. Мне подобные затеи глубоко чужды. А смысловая зона, которую означенные кшатрии хотели бы выжечь каленым железом, родственна и глубоко созвучна по соображениям самого разного характера. Включая и фундаментально-метафизические.
Но я могу представить себе (хотя с огромными оговорками), что нечто подобное, осуществленное этак году в 1987-м, могло бы создать контрастную и альтернативную российскую государственность, какую-то здоровую социальную жизнь и прочее.
Может быть, мне была бы глубоко чужда эта государственность и эта социальная жизнь. И скорее всего, лично я при подобной трансформации оказался бы похоронен в одном из многочисленных (не надо иллюзий!) коллективных расстрельных рвов.
Но я здесь обсуждаю не ценность тех или иных трансформаций в рамках собственного мировоззрения и не личную судьбу - свою и мне подобных. Я обсуждаю некую технологию и порождаемые ею последствия. Такая технология могла породить в качестве последствий мало-мальски внятное государство и мало-мальски внятную общественную систему. Те, кто грезили Пиночетом, говорили именно об этом.
Однако это могло быть хоть как-то реализуемо до того, как сработал весь принцип домино, запущенный, как я убежден, специфическим восстанием кшатриев. В котором андроповская задумка, оказавшись и выполненной, и трансформированной, наложилась на чужие планы и породила нечто глубоко отличное от того, что я только что описал. Еще раз адресую вас к рисунку 4.
Подчеркну, что ровно в той степени, в какой у меня нет перцепции по отношению к тем спецслужбистским битвам, элементом и откликом на которые стала статья главы Госнаркоконтроля, у меня есть перцепция (да и рефлексия тоже) по отношению к вышеописанному домино. Никто не переубедит меня в том, что оно не было задумано и осуществлено.
Простейший пример на эту тему я уже приводил неоднократно. Он касается личного решения Ю.В.Андропова "вытащить" из ссылки выдающегося советского литературоведа и философа Михаила Бахтина. Я говорил и буду говорить, что это решение не могло носить филантропический характер. Что Андропов просто не мог его осуществить, не придав ему соответствующий ракурс. То есть, не объяснив, зачем ему какой-то литературовед. Единственное объяснение относилось к борьбе с так называемой смеховой культурой (она же - культура подрывных анекдотов, распространяемых в советском обществе).
Бахтин действительно был крупнейшим советским специалистом по смеховой культуре. А также по ее истокам. То есть по так называемой карнавализации, которая сама коренилась в еще более глубоких вещах. В том числе, в поклонении богам, альтернативным Олимпу, прежде всего Сатурну (он же - Кронос). Именно сатурналии породили карнавал как социокультурное явление.
Вся эта смеховая культура имела своей целью разрушение вертикальных смысловых систем, к которым относились и системы церковные. В этом смысле можно говорить о специфической антицерковной версии Ренессанса.
Ставить знак равенства между Эразмом Роттердамским и Франсуа Рабле, говорить, что и то, и другое - это ренессансная борьба с церковью, значит сильно упрощать существо дела.
Эразм Роттердамский оппонировал церкви с позиций разума и морали. Франсуа Рабле подымал Плоть на войну с Духом. То есть, и здесь был задействован тот же принцип концентрических кругов. Поскольку церковь - это институт, а у института есть Смысл в виде христианства, а Смысл апеллирует к Духу, а у Духа есть предпосылки, то если эти предпосылки подорвать, если заточить против Духа Плоть, то Дух завалится, а с ним завалится Смысл вообще. Это потянет за собой христианский Смысл. А христианский Смысл, завалившись, завалит и церковь.
Бахтин - отвечаю на сто процентов за этот "концептуальный базар" - строго в этом смысле трактовал и Рабле, о котором подробно писал, и карнавализацию, которой посвятил все свое творчество. Речь шла не о борьбе с той или иной смысловой системой. А о борьбе с вертикальным Смыслом как таковым. Борьбе с Духом. На эту борьбу - этот бунт против Духа - подымалась Плоть. Но не она была окончательным триумфатором. На руины, порожденные этим бунтом, должны были высадиться старые боги. Они жаждали. И их призывали.
Никто не осуществил в итоге системных действий по модели Франсуа Рабле. Ни ренессансные гуманисты, ни просветители, ни табориты, ни якобинцы. Ни у кого не поднялась рука на Смысл как таковой. На всю и всяческую вертикаль. Каждый, кто когда-нибудь скажет, например, что Ленин или большевики в целом планировали что-то подобное, солжет нагло и злокозненно.
Все работы Ленина посвящены тому, как этого не допустить. Постоянно обсуждается одно и то же: от какого наследства мы отказываемся. От этого отказываемся, от этого - нет. Травму создаем, но не расширяем. Вокруг травмы оградительный пояс. А дальше - новый дом. И враги, заполнившие расстрельные рвы... И новая индустриализация... И ГОЭЛРО... И новые открытые социальные перспективы. И социальные, и духовные. Можно обсуждать качество этих перспектив, но нельзя отрицать их наличие.
Короче, было сделано именно то, что я уже представил в своей архитектурной аллегории. Только вместо зачистки "красных" нужно в зоне "6" разместить зачистку "белых" (рис. 8).
Никто не повреждал основной грунт. Не рубил сук, на который хотел усесться. Приводя примеры, доказывающие правоту данного утверждения, я не раз апеллировал к образу Цурюпы - наркома продовольствия - который падал в голодные обмороки. Я постоянно и настойчиво говорил о том, что мне неважно, является ли этот образ мифом или реальностью. Что лично я считаю данный образ релевантным. То есть адекватным реальности. Но даже если это абсолютный миф большевистской пропаганды, а Цурюпа на самом деле жрал в три горла, то по сути ничего не меняется. Потому что большевистская пропаганда посылала обществу моральный миф - миф о честном голодном наркоме.
Ровно то же самое делала якобинская пропаганда, говоря о Робеспьере как о Неподкупном. И вновь я подчеркивал, что в принципе неважно, был ли Робеспьер таковым, или же являл собой предтечу кровавого коррупционизма и лживой ханжеской сладострастности. Ведь французским массам предъявлялся идеал неподкупности как стандарт новой общественной ситуации. И эта ситуация позволяла выстроить новый дом над локализованной травмой.
Ситуация, в которой сказано прямо противоположное, в которой идеалом стало то, что всегда было грехом, не позволяет ничего выстроить. Это ситуация фундаментальной карнавализации по принципу великого домино. Вновь и вновь всмотритесь в этот принцип, породивший все то, в чем вы живете. Ощутите же, наконец, масштаб катастрофы, жертвой которой будете вы и все, что вам дорого. В очередной раз адресую вас к рисунку 4.
Никто и никогда не осмеливался сделать ничего подобного. Это сделали наши специфические "кшатрии". И то, что их разыграли другие силы, ничего не меняет по существу. Ну, "обманули дурачка на четыре кулачка".
Во-первых, не надо быть дурачком.
Во-вторых, сами-то что замысливали? Сами зачем играли в своего Бахтина? Так вот, играли и доигрались. И получили следующую картинку (рис. 9).
Я не только предполагаю, но абсолютно убежден, что Виктор Черкесов не имел никакого отношения к замыслам "кшатрийской" верхушки, игравшей в бахтинизацию всей страны. Даже люди, занимавшие в то время посты на три порядка более высокие, чем Черкесов, ни к чему подобному никак не были причастны. И "кшатрии", которые находились совсем рядом с Андроповым, иногда с сомнением выслушивают подобные построения: "Ну, наводил человек порядок по части дисциплины... Дальше этого его фантазии не шли". Поверьте, это не так.
Но даже те, кто, так или иначе, участвовал в кшатрийском восстании, не всегда смотрели далеко вперед. И во всем, что я говорю, нет никакого желания найти виновных. Я просто хочу описать масштаб катастрофы. По принципу "снявши голову, по волосам не плачут".
Я описываю масштаб катастрофы уже не первый год. В ответ - молчание. Все, что оно мне напоминает - это фильм "Молчание ягнят". Впервые это жертвенное молчание как бы прервано статьей В.Черкесова. Но именно "как бы". Потому что болезни такого масштаба не лечатся "через очищение". Их можно было так лечить 20 лет назад. Может быть, тогда советскую элиту можно было очистить - пусть и достаточно свирепыми мерами. Эту элиту очистить уже нельзя. Поздно. Первоначальное накопление, тудыть его... Тут - либо революция, либо... Очень тонкие и многомерные системные технологии.
Черкесов говорит: "Так случилось, что...". Так оно само так случилось? Или это КРК - карнавальная (а не абы какая) революция кшатриев? То бишь - нерукотворность того коллапса и хаоса, из которого вынырнула специфическая чекистская твердь. Ведь коллапс был порожден бахтинизацией. А бахтинизация - клубом кшатриев. И негоже корпорации дистанцироваться от случившегося. Даже если конкретные персонажи, подобно Черкесову, не имеют к этому совсем никакого отношения, причастность к корпорации предполагает взятие на себя коллективной ответственности за то, что произошло.
При том, что степень ответственности очень разная. Кто-то ведал и творил. Кто-то творил и не ведал. Кто-то и не творил, и не ведал, а диссидентствовал на технократический лад. А кто-то, подобно Черкесову, просто работал в среднем или нижнем спецслужбистском звене так, как и предполагала профессия. И попал в ситуацию как кур в ощип. Как и сотни миллионов других советских людей.
В любом случае, нельзя отделить честь от греха, доблесть корпорации - от ее вины. Как минимум, корпорация не усмотрела, не удержала.
К чести Черкесова должен сказать, что он и не пытается приподымать корпорацию на пьедестал. И просто говорит: "Получилось так, что на нас все это навалилось". А как получилось-то? Враг козни чинил? ЦРУ? А КГБ чем занимался? Почему СССР распался, а США нет?
И что в итоге получилось? Каковы слагаемые той фундаментальной ситуации, которую я называю "клоакой", "свалкой", "зооциумом"?
Часть 7. Феноменология наличествующего
Меня часто упрекают в том, что я использую для описания полухудожественные термины. Такие, как эта самая "клоака", "свалка", "зооциум" и так далее. На самом деле я вполне готов придать каждому из этих терминов строго научный характер. Поверьте, это сделать совсем не трудно. Но абсолютно ненужно. Потому что данные термины применяются мною для феноменологических, а не теоретических описаний.
Теоретическое описание обязательно изымет из происходящего цвет, вкус и запах. И многое другое. Например, волевое, а значит, и политическое, начало. У теории своя территория. У феноменологии - своя. И если мы начнем игнорировать феноменологический метод, мы просто не схватим существа ситуации.
Между тем, вот оно, это существо - прямо перед нами. Александр Хинштейн в очень содержательной статье "Солнцевский удар" описывает конкретную ситуацию, в которой некое лицо нанесло тяжелые телесные повреждения офицеру Федеральной службы охраны. А после этого, оказавшись задержанным, ведет себя определенным образом.
Александр Хинштейн всего лишь приводит абсолютно достоверный фактологический материал. И это очень смелый материал. Что, безусловно, должно быть оценено по достоинству. Александр Хинштейн не может этот материал исказить. Это невозможно уже потому, что находилось бы за рамками правил, которые всегда соблюдает Хинштейн. Это невозможно вдвойне в данном конкретном случае в силу влиятельности затронутых лиц. И это невозможно втройне, поскольку текст достоин пера Шекспира. Такого рода текст никто не может сфальсифицировать. Короче, это аутентичный текст, приведенный смелым журналистом. И это текст эпохи. Ярчайший феноменологический документ. Я не могу его не воспроизвести. Итак, цитирую по Хинштейну.
(Камера показывает крупным планом лицо Аверина. Он сидит, развалившись на стуле, перед следователем и опером. Чуть в стороне находятся его адвокат и несколько милиционеров.)
Аверин (кричит); - Я хочу посмотреть, где моя камера! Где моя камера?! И я хочу посмотреть на этого лысого негодяя, который, слышь, мне сейчас глазки строит!
Следователь: - Показаний не даете?
Аверин: - Я ничего не даю, вообще. Вообще, ничего не даю. Свои два года я отсижу, как человек. А ты, лысый (следователю. - А.Х.), б...ь, будешь через два месяца на пенсии, х..плет еб...й. Вместе с ним (оперу. - А.Х.).
(Слышен гул возмущения.)
Аверин: - Да, да. Вместе с ними. Я никого не зарезал, никого не убил.
Опер: - Зато оскорбляете всех.
Аверин: - Я никого не оскорбил.
Опер: - Следователя оскорбили.
Аверин: - Послушай, ты. Если он ведет себя неправильно. Конечно, е... твою мать, ни х... себе попался бандит, твою мать. Ох...ть! Ну, попался. Е... твою мать, на ровном месте! Хулиган! Приехал на день рожденья к хулигану! Да вы, х...плеты, вы, суки, соображаете, что вы говорите! Вы - мерзости! Мерзости чистые!
Адвокат (успокаивающе): - Саша, Саша!
Аверин: - Пошел ты на х...! Вы - чистые мерзости. Откуда в вас столько негатива, я не пойму. Ну откуда у тебя, у молодого, столько негатива, скажи?
Опер: - Не у тебя, а у вас.
Аверин: -Ты - г...о е...ное. Откуда у тебя столько негатива, скажи?.. Я отдал миллион двести. Послушай, я отдал миллион двести! Дальше давай, давай. Что дальше-то? Что ты мне можешь сделать?
Опер: - Только послушаю, как вы ругаетесь и всех оскорбляете. И к судье, на 15 суток.
Аверин: -X... с ними! Я отсижу не хуже людей. Дальше? Я сейчас набью е...ло этому е...ну, который в углу сидит.
Опер: - Лучше мне тогда.
Аверин: - Ты не стоишь этого. Послушай, как тебя зовут?
Опер: - Игорь меня зовут.
Аверин: - Игорь, вот смотри сюда. Я приехал в ресторан. Я отмечал там день рожденья своей внучки. Да, получился кипеж, драка. Послушай, что в этом, на х..., сверхъестественного? Б...ь, получилась драка!.. Я набил е...ло фсошнику, дальше что. Я с ним разобрался. Какая тебе от этого выгода?
Опер: - Никакой.
Аверин: - Е... твою мать, что вые...тесь, скажи? Я договорился. Я отдал им деньги.
Опер: - Сколько?
Аверин: - При чем здесь сколько, е... твою мать!.. Послушай, ты, демон, я тебе еще раз говорю: я заплатил столько, что тебе и не снилось ни х... Я заплатил столько! Чего ты вые...ся?
Опер: - Вам сказали: вас допросят и отпустят под подписку. А вы всех нас уже оскорбили.
Аверин: - Я никого еще х... не покрыл. Я вам сказал: ребята, не блатуйте. Слышь, му...ло, я сам мечтал быть милиционером. А ты - г...о! Ты еще не родился, когда я мечтал быть милиционером! Я был в ЮДМ, е... твою мать. Знаешь, что такое ЮДМ? Не знаешь! Потому что ты - дебил. Скажи, что такое ЮДМ? Ну, кто? Юный друг милиции! Это - я. А ты - х...плет. Ты мне говоришь какую-то х...ню. Ты, ох...евшая рожа, б...ь! Я мечтал быть в милиции. Мечта. Что дальше-то? Чего ты хочешь? Я свои пять лет отсижу, е... твою мать. Я вас всех на х... видел! Я еще в 89-м на х... видел всех вас. Послушай, ты, я дружу со всеми ворами в России, и они у меня друзья. Я на х... видел тебя со всеми твоими мусорами! Ты даже не понимаешь, с кем ты разговариваешь! Ты даже не понимаешь!
Опер: - А чего мне понимать?
Аверин: - Ты даже не понимаешь!.. Ну что, давайте, ребята, у меня время нет ни х... на вас. У меня день рождения уважаемого человека.
Именно после этих слов разошедшийся не на шутку Авера схватил стоящий рядом принтер и демонстративно разбил его об пол.
Той же ночью он был отпущен под подписку о невыезде...
Александр Хинштейн обсуждает этот феноменальный текст как симптом определенного неблагополучия. Это его право. И я уважаю его позицию. Но я считаю данный текст заслуживающим другой оценки. Это не симптом неблагополучия, а ярчайшее выражение стиля и смысла эпохи. Ее внутреннего содержания. И это касается не только ненормативной лексики.
По роду первой профессии я был в эту лексику погружен по самые-самые. С бичами, копающими канавы и рубящими просеки, на нормативном языке говорить невозможно. И я вовсе не собираюсь тут ханжествовать. Я просто хочу обсудить несколько уровней этой ситуации.
Уровень #1 состоит в том, что по некоторым критериям, находящимся по ту сторону ханжеской нормативности и даже юридической тщательности, героем данной ситуации является, безусловно, Аверин (Авера), который себя так ведет. Он демонстрирует собою (подчеркну, на данном, первом по счету, уровне) некую настоящую свободу ("я отсижу" - и так далее). Внутреннюю раскрепощенность по отношению к системе. Вообще все то, что называется личностью. Он, Авера, здесь выступает как личность. Криминальная, но яркая личность. А все остальное - это ходячая немочь. Тени, движущиеся вокруг подлинного центра событий.
Я убежден, что, начиная с момента публикации статьи (а она опубликована в газете "Московский комсомолец" 25 сентября 2007 года, дней за пять до событий с Госнаркоконтролем), Авера стал героем всего криминального сообщества. О нем будут слагать былины и песни соответствующего жанра. Он станет легендой, культовым персонажем.
Так все происходит на первом уровне.
Уровень #2 ничуть не менее важен. Может быть, Авера и является просто таким вот героическим и даже супергероическим персонажем. У каждой среды свои герои. Но правомерна и другая гипотеза. Она выражена во фразе "я дал миллион двести". Тут не говорится - кому. Ясно, что не только пострадавшему лицу. Авера знает что-то такое, что позволяет ему так себя вести. И тогда возникает вопрос, что именно он знает. Как этот феноменологический сюжет накладывается на ту самую войну групп, которую мы рассматриваем? Элитная группа потому и группа, что имеет корни в неэлитной среде (рис. 10).
Нет элитных групп, не способных оперировать в периферийных мирах. Криминальных, в том числе. Там можно выяснять отношения иначе. Там можно развязывать те узлы, которые нельзя развязать, так сказать, нормативно-элитным образом. Даже если нормы подорваны - все равно руки в чем-то связаны. А тут они развязаны полностью.
Другое дело, что в нормальной ситуации господствует элитная группа, и она посылает мессиджи вниз (рис. 11).
В ситуации инверсии процесс приобретает обратный характер (рис. 12).
А в так называемых паранормальных ситуациях имеет место сочетание нормального и патологического мессиджей (рис. 13).
Мы наблюдаем большую игру. Она ведется сразу на всех полянах.
Когда депутат Госдумы отправляет официальный запрос о преступной деятельности руководителя Службы безопасности президента Золотова, то это не мелочь. И не страсть к антикриминальному воительству, вдруг поселившаяся в сердцах отдельных членов фракции ЛДПР. Во фракции ЛДПР действует железная дисциплина. Элита ЛДПР абсолютно чувствительна к веяниям из Кремля. Ни один идиот, каким бы отморозком он ни был, не начнет воевать с Золотовым иначе как по высокой отмашке с другой стороны. Никакие высокие криминальные интересы тут не могут возобладать над элитной логикой. Но они могут с нею переплестись.
И у меня есть вопрос к ситуации. Как именно высказывание (согласитесь, тут факт высказывания не менее важен, чем собственно факт), опубликованное Хинштейном в "Московском комсомольце" 25 сентября 2007 года, соотносится с арестом Кумарина в Санкт-Петербурге, осуществленном примерно месяцем раньше. При том, что страсть, которая перед этим овладела сердцами антикоррупционных депутатов из ЛДПР, требовала именно рассмотрения ситуации, касающейся связи между Золотовым и Кумариным.
А вскоре после того, как страсть вспыхнула, Кумарин оказался арестован. А потом мы читаем документ эпохи, в котором Авера "делает всех, как лежачих". А потом начинаются эксцессы с Госнаркоконтролем. И появляется статья Виктора Черкесова, в которой обсуждается весьма серьезное содержание, сопряженное с этими эксцессами.
Согласитесь, что норма все же состоит в том, что даже самый отвязанный представитель криминального мира не станет просто так наезжать на тех, кто его задержал. А будет вести себя несколько более сдержанно, пусть и высокомерно. Мол, ребята, вы хорошие, но не туда залезли. И давайте расходиться, как подобает. Точка.
Вместо такого нормативного поведения - суперэксцесс. И публикация суперэксцесса в самой многотиражной газете страны.
Уровень #3 ничуть не менее важен, чем предыдущие.
Он касается профессионализма. Специфического и крайне существенного. Расскажу то, что знаю.
И сразу оговорю, что этим рассказом не хочу никого дискредитировать. Отнюдь не каждый работник ФСО должен быть суперменом. Но даже супермены из реальной жизни - отнюдь не супермены из боевиков, где "махнул в одну сторону - улочка, отмахнулся - переулочек". Прекрасно подготовленный человек может получить неожиданный удар по голове и дальше оказаться беспощадно избитым. На моей памяти один великолепный спортсмен и боевик получил подобный удар от женщины, раскрутившей авоську с консервными банками.
Нет вообще защиты от дурака. Никакая квалификация не дает стопроцентных гарантий. Группа не слишком квалифицированных, но решительных людей может создать для одного суперподготовленного специалиста очень острую, а то и тупиковую ситуацию. Ну, что еще я должен оговорить для того, чтобы не оказаться романтическим юношей с неверными представлениями о рамках реальных человеческих возможностей? Есть у меня эти представления, есть. Но есть и некий опыт, которым почему-то мне здесь захотелось поделиться. И вовсе не потому, что я кого-то (особенно пострадавшее лицо из ФСО) хочу в чем-то упрекнуть. Итак, несколько слов по поводу этого опыта.
Лично я никогда не блистал спортивными достижениями. Но в силу юношеских амбиций получал какие-то умеренные разряды по всем основным боевым искусствам. С учителями мне повезло больше, чем им со мной. Был среди них, например, уже давно покойный и высоко уважаемый мною Анатолий Аркадьевич Харлампиев. Да и не только он. Итак, спортсменов я уважал. Потому что они были трудягами. И личностями. А интеллектуальное рафинэ никогда не было мне присуще. С годами же отвращение к этому рафинэ даже усилилось. Почему-то спортсмены отвечали мне взаимностью. Уж точно не по причине моих спортивных достижений.
Потом появилось каратэ. В том числе и в достаточно элитном исполнении, не имеющем отношения к массовым секциям Штурмина. Я и в этом как-то участвовал. Постепенно такое участие привело к тому, что у меня появились друзья из тех легендарных структур, которые брали шахский дворец в Кабуле. А также из еще более серьезных подразделений. Помню, как в одной компании очень известный и ныне покойный журналист, с которым мы тогда были близки, спрашивал моего друга: "Покажи, как надо бить кулаком". А друг отвечал: "Бить надо так, чтобы кулак выходил с другой стороны тела". Журналист бледнел и впадал в полуобморочное состояние. А тому это очень нравилось. Друг потом сделал блестящую карьеру. У нас с ним и поныне прекрасные отношения.
Ну, так вот. Постепенно уровень моих знакомств повышался (я имею в виду эту специфическую квалификацию знакомых). Возникали странные персонажи, в том числе и кубинцы, наделенные действительно в чем-то сверхъестественными возможностями. Эти возможности интересовали меня как начинающего театрального режиссера, занимающегося так называемым паратеатром.
Короче - однажды в каком-то пансионате с некими подобными суперпрофи надо было пить водку. Их было четверо. И они пили, как прорвы. Пили и не пьянели. Пили и ужасно скучали. Потом им не хватило, и надо было поехать на "Жигулях" в деревенский магазин. Был вечер. Поселок был неблагополучный. Вместо продавца их вышли встречать человек двадцать бойких молодых бычков, вооруженных кто чем. Кто финкой, кто монтировкой, а кто и просто жердиной.
Как только эта толпа появилась на горизонте, моих (достаточно в данном случае шапочных) знакомых как подменили. Они вдруг стали тревожно-счастливыми. Их жизнь обрела смысл. Но они не торопились. Они стали кидать на пальцах, кому повезет. Повезло одному коренастому и слегка лысоватому парню, блондину. Ему нужно было разбираться с вышедшей толпой. Остальные тоскливо отошли в сторону. И забрали, естественно, меня с собой. По лицу оставшегося парня блуждала рассеянная счастливая улыбка. Но он тоже не торопился. Он вытащил "Беломор" и закурил. Он курил и улыбался. Улыбался и курил. В абсолютно бессмысленном существовании, заполняемым диким количеством спиртного, появилась легкая тень какого-то смысла. Она олицетворялась приближавшейся двадцаткой. Потом он начал работать. Это и был счастливый миг его жизни. Относительно счастливый, потому что ему противостояли те, кого он считал недочеловеками. Но все-таки их было много. Ножи и все прочее.
Он отработал в течение нескольких минут. Он оставил двадцать неподвижно лежащих тел, витальное состояние которых я оценить не могу. Но никакой желания двинуться или даже шевельнуться ни одно из этих тел не изъявило. Никто не корчился. Все лежали тихо. Светила луна.
Отработавший сел в машину. В другом селе водку все же достали и выпили. Так же тоскливо и жадно, как и предыдущие семь бутылок. И так же не пьянели от выпитого.
Я совершенно не хочу жить в стране, где данная корпоративная норма является законом. Но я не понимаю, что происходит. И я хочу двух вещей.
Во-первых, чтобы главу государства в условиях неблагополучной страны охраняли по вышеприведенным нормам. Подчеркиваю, по этим нормам. С поправкой на любые случайности.
Во-вторых, чтобы в Интернете не смаковали отсутствие этих норм. Потому что это просто опасно.
Опасно, когда определенная среда так вкушает крови - поломанных лицевых костей и всего прочего. Но еще опасней, когда появляются деньги.
Уровень #4 - это эти самые деньги. И вновь - никого не хочу осуждать. И ни к чему противоправному не призываю. Но все знают, что произойдет, если кто-нибудь из бойких уличных ребят (пусть даже и с высокой бойцовской квалификацией) переломает кости простому нью-йоркскому полицейскому. Не супермену, а пожилому человеку с брюшком. Начиная с этого момента, сообщество полицейских (каста, варна, группа, комьюнити) начнет мстить. Причем непропорционально. Как именно будет оформлена месть - это отдельный вопрос. Но месть будет. Потому что запах полицейской крови - пьянит. И не устроишь чего-то показательного немедленно - умоешься кровью. И будет поздно.
Готов бесконечно делать поправки на нынешнюю ситуацию. И ничего, кроме глубокого сочувствия и понимания, конкретный пострадавший субъект из ФСО, описанный Хинштейном, у меня не вызывает.
Ну, хорошо - таково время. Ну, хорошо - он пострадал, и ему нужны деньги. Ну, хорошо - он пал духом или попал в соответствующие обстоятельства. Это его право и его дело. Я не о нем. Я об этой самой касте, варне, группе, комьюнити.
Предположим, повторяю, что он пал духом. Может быть, пал, а может быть, нет. Я не знаю и категорически не хочу сказать ничего плохого. Но в порядке мысленного эксперимента предположим, что он пал духом. И что? Или у него специфические обстоятельства. И что? Я не о нем, я о других.
Другие - в том числе его подчиненные - собираются и говорят: "Ё-моё, сегодня осколки лицевых костей кому-то не попали в мозг. А завтра попадут. Еще неизвестно, отвалят нам какие-то деньги за это или не отвалят. Но мы не хотим быть парализованными или трупами. А потому пусть тот, кто взял, идет своим путем, а мы пойдем своим". Каким в таком случае должен быть путь, совершенно ясно.
Коржаков, к чести его и его команды, несколько раз показывал, как выглядит этот путь. В том числе в Сочи, где кто-то как-то попытался выступить, а поплатилось все криминальное сообщество и весь город.
В суперэлитарной структуре, злоключения отдельного представителя которой описывает Хинштейн, еще есть люди из той эпохи. И они это не могут не помнить. Что произошедшее значит? И почему мы должны об этом читать в газетах? Причем во многотиражных? Это что, скрытое предложение к танцу?
Ах, ох, деньги так много значат... Вы готовы продать за деньги жену, сестру, мать, дочь?.. Если вы готовы, то вы уже даже не зверь, вы - овощ. Если же вы не овощ, то вы проведете грань между товарным и нетоварным. Миром правит эта грань (рис. 14).
Грань подвижна. Она зависит от типа общества, типа личности, конкретной жизненной ситуации. Но она всегда есть. Если ее нет, какая корпорация? Какие нормы?
Но, как специалист по культуре, я хочу, чтобы была осознанная разница между классикой и так называемым симулякром (подделкой). Классический омерзительный ужас опричнины состоял в том, что за шишку на голове опричника нужно было сжечь всю деревню и истребить ее население. В смягченном виде это описано Лермонтовым в хрестоматийном произведении о купце Калашникове.
Классика сия - омерзительна. Ее поэтом я отнюдь не являюсь. Но как культуролог и аналитик понимаю, что симулякр, в котором Сорокин пугает "днем опричника", Юрьев этот день воспевает, а Хинштейн печатает подобные стенограммы - намного ужаснее.
И веет от него не абы чем, а ужасом скорой государственной катастрофы.
Деньги - отличная вещь. Но лишь на своем месте. Когда деньги становятся "нашим всем", подменяют право, честь, внутренний кодекс... Когда они становятся суррогатом национальной идеи, то возникает криминально-дистрофичный симулякр вместо государства.
Такой симулякр - это пузырь, который лопается даже не под воздействием извне, а в силу своего раздувания.
Вдумаемся - те люди, которые принадлежат к суперэлите безопасности и один из которых фигурирует в статье Хинштейна, - не аналитики, не ученые, не оперативники, не следователи. Не хочу ничего плохого о них сказать (всегда к ним хорошо относился, как и к спортсменам), но в каком-то смысле понимаю, что агрессивное начало там должно доминировать. Оно не может не доминировать. Без этого нет настоящих достижений в боевых видах спорта. Тем более во всем, что за этим следует. Назовем это начало звериной сутью. Еще раз подчеркиваю - не хочу сказать ничего плохого. Звериная суть есть в любом человеке. А в каких-то профессиях она превалирует. Ну, жизнь так устроена. И профессии нужны. Что поделаешь?
Моя мать когда-то говорила, что ее любимый герой в "Поднятой целине" Шолохова - это Макар Нагульнов, но это вовсе не значит, что она хотела бы оказаться с ним, например, в одном купе поезда.
Так что происходит даже с этой сутью? Я ее не воспеваю. Я не призываю к антиправовым действиям. Я-то, напротив, требую, чтобы все было в рамках закона и Конституции. Но с этой сутью что происходит? А вот что (рис.15).
Не будем даже говорить о том, что внутри этого чекистского затвердения (условной корпоративной солидарности, стайности, как хотите) уже есть средовой геном и вкрапления той же среды. Затвердение-то появилось из карнавального ила. А ил был частью вод хаоса, окружающих этот кусок социальной структурности. Но главное - воды-то сохранились.
Вокруг этой самой относительно твердой социальной структуры (она же - тот крюк, о котором говорит Черкесов, и так далее) существует агрессивная среда, наделенная определенными свойствами. Эти свойства я и называю "зооциумом", "клоакой", "свалкой". Среда лишь наращивает свою агрессивность.
"Крюк" этому не сопротивляется. Формально взяв контроль над телевидением, радио, прессой, он не хочет и не может контролировать даже смысловые потоки. В отличие от потоков финансовых. То есть корпоративная опорная социальная структура в лучшем случае осталась сомнительно кшатрийской. Но не приобрела характера нового брахманизма. А тогда она обязательно рухнет под напором среды. Изменить качество среды могут только брахманы. Не пиарщики, не технологи, не идеологические лакеи - брахманы (рис. 16).
Не будет брахманов (взятых откуда угодно - хоть бы из кшатрийской варны), среда не изменится. Социальный мейнстрим сохранится. Деградация продолжится. Социальная опорная структура окажется погруженной даже не в воду, а сначала в серную кислоту, а потом в так называемую "царскую водку". А что тогда произойдет, предсказать нетрудно.
Сначала возникнут трещины. Потом - системная эрозия, которая превратит отдельные трещины в сеть (рис 17).
В итоге дом рухнет. Для того, чтобы он не рухнул, совершенно недостаточно следить за качеством опорной социальной структуры. Этого затвердения, "крюка", аттрактора и так далее. Следить за этим абсолютно необходимо. Но, как говорят математики, "необходимое не есть достаточное". И здесь я вынужден четко проартикулировать главное.
Кшатризм вообще недостаточен для того, чтобы управлять. Чтобы управлять, нужен брахманизм. Если уж так случилось, что кшатрии взяли власть, они должны стать брахманами. Или рухнуть в бездну. Вопрос не в их моральности. Хотя и это важно. Не в их кшатрийских доблестях. Вопрос в их неспособности выйти за кшатрийские рамки.
Решение находится за рамками, а они в рамках (рис. 18).
Чекистское сообщество начинает осознавать, что вирус золотого тельца может, отработав по полной программе, привести к сценарию румынского типа. Статья Черкесова знаменует собой это осознание. Превосходно! Но - увы - недостаточно. Есть такой симулякр "господа чекисты"... Чувствуете вирус этой самой клоаки? Ну, так вот - надо бросить вызов клоаке как таковой. Больше вы будете при этом воровать или меньше - конечно, важно. Но главное-то другое. Если в вас есть совесть, внутренняя страсть, драйв, мужское начало или что хотите еще, - выходите за рамки кшатризма как такового. Учитесь брахманизму, в конце концов! Еще не поздно. Не боги горшки обжигают. Чему-то вас и так учили. А в условиях опасности любой человек - да, именно любой - способен выйти за флажки. Человек - не данность. Это открытая система, это процесс. Каждый, кто думает иначе, превращает острейший российский кризис в абсолютный тупик.
Переход к брахманизму надо начинать незамедлительно. Но на пути к такому переходу есть много препятствий.
Первое и основное - прагматизм. Зачем, спросят сильные мира сего, какой-то переход? Нам и так хорошо! У нас все схвачено! Все в шоколаде. А идеологизация - это от лукавого. Это когда зайти в кабинет не могут. А также не обладают всем остальным кшатрийско-вайшьистским набором управленческих воздействий. Ну что на это ответить? Сказать "поживем - увидим"? Поживем ли? Увидим ли? Объяснять, что без идеологии начнется сначала эта самая междоусобица, а потом очередная перестройка и ельцинизм? Констатировать, что эра вегетарианства ушла в прошлое?
Мне кажется, что значительная часть чекизма, причем, прежде всего, входящая в определенную группу риска, уже готова отказаться от прагматизма. И только остаточный синдром вкусовщины, точно описываемый словом "западло" еще останавливает тех, кто готов выходить за рамки. Преодолеть синдром можно, если есть "серое вещество" и желание жить. Хочется верить, что есть и то, и другое.
Второе препятствие - пиаризм. Очень легко при таком переходе спутать идеологию и ее суррогаты. Но и это преодолимо.
Третье препятствие - сервилизм. Тут все ясно до боли. И это, как говорится, без комментариев.
Четвертое препятствие - "крейзи"-ционизм. Уже сейчас, как грибы после дождя, вырастают псевдоидеологические, псевдоинтеллектуальные секты.
Пятое препятствие - имитационизм. Чекисты, поняв, что "залетели", начинают создавать новую КПСС. Копируя Брежнева. Но Брежнев не был создателем. Нельзя начинать с конца. КПСС создали революционная энергия и гений Ленина. Брежнев мог в этом уютно разместиться и отворковать напоследок. Слышите - напоследок!
И, наконец, есть еще одна опасность... Опереться на фундаменталистские смысловые институты. Которые сами погружены в клоаку и понемногу перенимают ее же антисистемные свойства.
Мне почему-то кажется, что пока что все эти препятствия еще можно преодолеть. Что в этом смысле статья Черкесова невероятно актуальна. И что нужна она не только ему, но и его оппонентам.
Честные и нечестные, грешные и праведные - опомнитесь! Призрак страшной катастрофы маячит на горизонте. Все, что начало происходить - это первая ласточка. Не допустите, чтобы после подобных небезобидных ласточек вас посетили птицы из апокалипсиса. А они... они всегда наготове.
Нельзя терять ни минуты.
P.S. Я хочу сделать этот текст предметом обсуждения. Я готов встречаться и разговаривать, открыть дискуссионную рубрику. И только потом я подведу под этим черту.
