|
От
|
Мигель
|
|
К
|
Скептик
|
|
Дата
|
18.02.2007 00:54:46
|
|
Рубрики
|
Культура;
|
|
А первый-то портной у кого учился?
Проблема противников теории быдловедения в том, что её подход сложно опровергнуть до тех пор, пока она ограничивается констатацией фактов и позитивными утверждениями. В самом деле, у многих фолклорных произведений один-два или несколько основных авторов, просто они неизвестны. Даже если в сочинение какой-то былины внесли существенный вклад несколько десятков авторов, всё равно быдловедение скажет, что эти несколько десятков и были теми талантнтливыми единицами. В этом смысле теория гибкая и позволяет абсолютно любое достижение прошлого объяснить как результат замысла талантливых единиц, а не живое творчество (безликих) масс. Опровергнуть быдловедение не этом уровне лично мне не представляется возможным. Тем более что пока (если брать пример с фольклором и другими народными достижениями) это пред-теория, а точнее, видение, которое призвано помочь в дальнейшем исследовании. Просто взгляд на фольклор как на творчество безвестных талантливых одиночек – это один из аспектов явления, объективно имеющий место.
Мне кажется, серьёзная критика быдловедения возможна только при анализе логических переходов от наблюдений, подобранных в рамках быдловедческого видения, к нормативным выводам. К сожалению, статья Д.Зыкина представляет для этого недостаточно материала. Я смог почерпнуть только две более или менее очевидных рекомендации. Первая – значительно повысить доходы интеллигенции по сравнению с основной массой населения (так, чтобы ни в коем случае не повторять низкие интеллигентские зарплаты времён Хрущёва и Брежнева). Вторая – лелеять и беречь интеллигенцию, не допуская разрыва культурной традиции, как это имело место после 1917 и 1991 гг.
Первая из рекомендаций довольно спорная по нескольким причинам. Во-первых, непонятно, кто именно входит в интеллигенцию, доходы которой надо делать намного выше среднего. Если учителя начальных школ и врачи входят, то на это уйдёт одна сумма, если к ним добавятся библиотекари, то другая, если бухгалтеры малых предприятий, то третья. Например, по состоянию на ноябрь 2003 г. из 50,5 млн. занятого городского населения высшее профессиональное образование имели 13,6 млн. человек, т.е. более чем каждый четвёртый, а среди всего занятого населения высшее профессиональное образование имели 23,2% занятого населения (ГКС, Занятость-2003, табл. 211 и 212). Хватит ли у России денег, если всем им обеспечить доходы заметно выше среднего? Если не хватит, то кому из этих 23% нужно обеспечить доходы выше среднего? Кто знает, может быть, денег хватит только на академиков и профессоров с докторами наук, но они и при Советах получали неплохо. В общем, тут мы снова наталкиваемся на неопределённость понятия «элита»: автор всегда сможет сказать задним числом, что вот этого Гайдара он к элите не относит, а вот этого безвестного кандидата, который вот-вот совершит открытие, относит. Но это значит, что никаких конкретных выводов о «справедливой» зарплате из теории не извлечь.
А всё же, почему кандидат наук должен получать больше станочника, если у них работа несопоставимой тяжести? Ведь кандидат наук не сможет выполнить научную работу, если в стране не хватает станочников. А в станочники сейчас никто идти не хочет. Вот и приходится платить больше станочнику, чем кандидату, чтобы пошли. Чай, не касты у нас. И это принципиально нерешаемая проблема, если только не завозить иммигрантов на низкоквалифицированные работы, да и то работает только в первом поколении миграции. Единственный выход, кроме иммиграции, – ужесточать требования для кандидатов наук, с одной стороны, и повышать зарплату/престижность станочника по сравнению с канидатом, с другой. Никакое другое регулирование рынка тут не поможет – только переход к кастовому устройству, когда дитё станочника гарантированно становится станочником, а дитё кандидата – кандидатом. (По крайней мере, в долгосрочной перспективе и стабильном обществе – в среднесрочной эксперименты с зарплатой могут быть какие угодно.)
Вторая рекомендация статьи Д.Зыкина – о том, чтобы воссоздать, лелеять и беречь высококачественную интеллектуальную элиту, – по-своему бесспорна. Но она неоперациональна сама по себе, пока не поступят конкретные предложения, как воссоздавать и лелеять. Так вот, в тексте явно проглядываются такие предложения, но они очень не очевидны и даже спорны.
Во-первых, если вернуться к идее повысить зарплату интеллигентам (и забыть даже о её практической нереализуемости), то нет уверенности, что повышением зарплаты решить проблему низкого качества интеллектуальной элиты. Это ниоткуда не следует. Если бы зарплата советских академиков и завлабов была бы ещё выше, то наверх всё равно всплыли бы те же самые Сахаров и Гайдар. Надо признать, что в части политических симпатий русская интеллигенция развивалась в сторону Сахарова и Гайдара, по крайней мере, со времён Николая Первого, и повышением зарплаты эту тенденцию не переломить.
Во-вторых, сомнение вызывает проступающая идея элитарного образования преимущественно для тех детей интеллектуальной элиты, которые только и могут-де продолжить ткань культуры. Зачем-то приводится метафора с Шариковым (а какой ещё вывод можно из неё сделать?), но она ведь полностью несовместима с тем пониманием элиты, на которое намекается в начале статьи. Творцы фольклора – это дети и внуки «Шарикова», а по автору получается, что их можно только выдрессировать. На самом же деле, «интеллектуальный аристократизм» не передаётся по наследству. И это в значительной степени разбивает построения автора. Если заранее сложно сказать, что именно в твоём обществе создаст нужный стране интеллектуальный продукт – выпускник Гарварда или просто политехнического института, выпускник политического института или техникума, то нет никаких причин отделять первого от второго и второго от третьего десятикратной зарплатой. Нельзя забывать, что выпускник Гарварда «натаскан» на очень узкий круг тем, и может оказаться, что технарь сделает в какой-то совершенно новой области больше. «Интеллектуальной элитой», то есть создателем какого-то сверхполезного для общества интеллектуального продукта может стать любой, как нам его угадать среди толпы? Как априори отличить интеллектуала от образованца?
В-третьих, следует заметить, что выращивать интеллектуальную элиту нужно, но никто не доказал, что это нужно делать только созданием для элиты привилегий, пряником, а не кнутом. Хотя из статьи можно сделать именно такой вывод. И это пересекается с проблемой элитарного образования. Уж на что лелеяла Российская империя свою элиту – выпускников лицея, а повыходили оттуда декабристы с большой вавкой в голове. Потом, уже в годы перестройки, посылали на стажировку в Вену молодых талантливых экономистов (включая, кажется, того же Гайдара), которые действительно казались тогда молодыми и талантливыми, но не нашлось на них Николая Первого, чтобы повесить. Получается, что на элитарном образовании декабристов и гайдаровцев Россия так обожглась, что мало не покажется. Зачем наступать на те же грабли?
В общем, получается, что никакого внятного вывода о том, как же нам получить из воздуха «интеллектуальную элиту», из статьи не следует. Только наводится тумана. Ведь «воссоздание высококачественной интеллектуальной элиты» – это вообще средство, промежуточная цель, достижение которой в принципе невозможно проверить непосредственно. А цель – это иметь в стране систему создания высококачественного интеллектуального продукта по разным темам и систему принятия важных решений. Если ставить такую цель, то яснее будет хотя бы, что понимать под «интеллектуальной элитой».
Напоследок хотелось бы добавить несколько методологических замечаний по теории элит. Сами по себе эти исследования очень важны. В самом деле, очень часто некоторые исторические события разумнее объяснить поведением небольшой группы людей («элиты»), а не «объективными процессами» или «волей народных масс». Если человек начитался оппозиционной публицистики от «Совраски», он будет рисовать фантастические конструкции про объективные процессы, а человек, знакомый с теорией элит, сможет быстрее разобраться в произошедшем.
Но во всём нужно знать меру. Представим себе, что мы приняли теорию автора, что всё решает элита, а народ – рояль, на котором играют. Попытаемся сделать эту теорию операциональной и попросим автора отграничить элиту, которая всё решает, от народа-рояля. Хотя бы чисто теоретически провести границу. Но какую бы конкретную границу между элитой и народом мы ни провели, всегда можно будет подобрать историческую ситуацию, в которой элитоведение неверно – будет показано, как люди, не входящие в описанный круг элиты, оказали решающее влияние на исход исторического события. И это нетрудно понять: народ – это не бессловесный рояль, а люди, которые имеют свои интересы и ценности, а также имеют инструменты воздействия на ситуацию для реализации своих интересов и ценностей, а не установок элиты. Так вот, выявим мы ситуацию, когда заранее очерченная «элита» ничего не решала. Скажем, покажем, что элита Российской Империи сдала власть большевикам, которые в элиту не входили. Тогда единственное, что останется для спасения «чистой» теории народа-рояля, – это задним числом приписать большевиков к элите. Но тогда и теория, что народ – рояль, а элита – пианист, пропадает, потому что не позволяет сделать никакого прогноза, кто на ком сыграет. Только постфактум приписывает одних к элите, а других – к народу, что и получилось в случае с фольклором. И выходит, что теория народа-рояля сама по себе ничего не даёт, а полезно только для выгибания читателя в обратную сторону от теории «объективных процессов» и «воли народных масс». На самом же деле, влияние оказывают и «элита» (как бы мы её ни определили), и народ, только по-разному. Элита сама по себе не может делать всё, что ей вздумается, как Рихтер с роялем. Поэтому наиболее умелый политик – тот, который учтёт обе стороны явления и сможет правильно воздействоватьна народ и элиту с учётом их интересов, получая от них поддержку, когда ему это нужно.