связанные с непониманием моего подхода к процессу познания и имевшие место в Вашем выступлении.
Первое. Я упомянул о явном, а не скрытом, введении в процесс познания интуиции гносеологического субъекта. В настоящее время это можно сделать в связи с появлением ЭВМ, кибернетической аналогии «мышление – работа ЭВМ» и моделировании на ЭВМ процессов интуитивного познания. Явное введение интуиции, которая всегда имела место в реальном процессе познания, формирует новую материалистическую методологию познания, отличную от метафизики или диамата.
Как Вы отмечаете, в процессе развития методологии познания имели место попытки конкретизации рациональных элементов интуитивных озарений (у вас же «орудия изобретательства» – это ли не важно) в силу их присутствия в реальном процессе познания. Я могу усилить Ваше замечание. Эти попытки присутствовали при самом зарождении схем познания. Так, элементы интуиции присутствовали в диалектике, в которой Аристотель выделил элемент интуиции в виде наведения (индукции). Конструктивные элементы интуиции в виде алгоритмов обработки данных имеют место в математике. Упоминаемый Вами Пуанкаре был одним из ранних интуиционистов в математике. Это раннее направление в математике вылилось в современные интуиционистское и конструктивное (у нас в России) направления в основаниях. Однако в рамках этих направлений решить проблему сближения математики с жизненными реалиями (Н.А.Шанин) не удалось. Появились лишь несколько новых формальных оснований математики.
В плане рационализации «интуитивных догадок» были и ограничительные. Так, наиболее древним ограничением был религиозный догматизм. Можно упомянуть принцип Оккама, номинализм и материализм (в том числе и диамат), который я квалифицирую вследствие неучета в процессе познания вполне материальной функции интуиции познающего субъекта как псевдоматериализм. Ограничение на использование актуальной бесконечности было наложено и в интуиционистском направлении в математике. Я выстраиваю математику совсем без бесконечностей.
Таким образом, процессы конкретизации интуиции в религии, философии и науке играли существенную, если не сказать ведущую, роль. Я со своим подходом к конкретизации интуиции считаю, что наметил пути выполнения программы интуиционистов в логике и математике. Так, в рамках моей познавательной схемы были построены основания логики, математического анализа, теории вероятностей и статистки, которые делают связи этих дисциплин с жизненными реалиями абсолютно прозрачными.
Конкретизация схемы познания, полученная при явном введении в нее конструктивной интуиции, позволяет рассматривать интуитивные процессы, лежащие в основе всех знаний о мире, а не только научных. Такое рассмотрение формирует дополнительный критерий научной рациональности в оценке адекватности знаний реалиям жизни. В рамках этой схемы познания, соответствующей методологии, все знания приобретают модельно-конструктивный характер и допускают, как говорилось, ранжирование по степени адекватности действительности.
Такая схема познания позволяет сформулировать подход к нравственному (в том числе и социально справедливому) мироустройству, развивающему православно-христианский (религиозный) и марксистский (псевдоматериалистический) проекты. Эти проекты в настоящее время дискредитированы архаизмом методологии и недостаточной проработкой онтологических составляющих. Благодаря этому в мире практичеки реализован капиталистический проект иудо-либеральной глобализации. Похожие мысли, кстати, содержатся в статье К.Маркса «К еврейскому вопросу». Это положение становится очевидным, если учесть, что статья Маркса переведена в плане тотальной дезинформации неверно. Более точный перевод – «К иудейскому вопросу».
Конечно же, в рамках материализма (псевдоматериализма) сциологии, марксизм более адекватен, чем модель (теория) Гумилева. Я ее упомянул в связи с тем, что на нее была ссылка в этой же рубрике (Михайлов А). Наряду с теорией Гумилева можно было бы упомянуть синергетическую теорию и те теории, о которых Л.Толстой говорил примерно следующее «Раньше учителя жизни, имея в виду религиозных пророков и философских учителей (Будд, Конфуция, Моисея, Христа, Магомета и др.), изучали жизнь общества, а сейчас изучают жизнь глист», а также многие другие теории. Конечно же, наряду с марксизмом корректнее было бы рассматривать иудаизм, православие, другие ветви христианства, ислам и либерализм. Однако, это рассмотрение не прибавило бы ясности в выступление на форуме. Потребовалось бы рассмотрение интуитивной и гносеологическо-мировозренческой основы, а также онтологической специфики всех этих идеологических доктрин. Этому рассмотрению у меня посвящена целая книга.
Неадекватность марксизма действительности, как в гносеологии, так и в онтологии, выявляется и анализом его познавательной основы, и сопоставлением следствий из теории с реальной жизнью. Эта неадекватность, по моему мнению, обусловлена именно недостаточным учетом субъективного элемента в конструировании, как теоретических знаний, так и общественных отношений, в частности в их экономической, казалось бы, наиболее проработанной в марксизме, части.
Вы говорите о рациональном обосновании интуитивных теоретических догадок, но где рациональное обоснование (размышление) естественнонаучного, материалистического подхода к социологии в целом? Где это обоснование марксизма в частности? Таких обоснований не было, и нет. Эти направления в познании возникли как ограничения полета интуитивных фантазий, в первую очередь религиозных. Но это ограничение привело лишь к познавательным схемам еще более архаичных языческих схем познания – фактически к деизму и пантеизму и к исключению конструирующей общественной функции людей. С интуитивной мистической водой системного христианства на западе была выкинут системный ребенок – системная конструкция мироустройства. Христианство на западе выродилось в либерализм, замкнутый системой финансового иудаизма в рамках капитализма (см. того же Маркса). Как противовес безнравственности мирового капитализма остались лишь мировоззренческая и онтологическая архаика марксизма, ислама, православия, буддизма и системно-осовремененного индуизма кришнаитов. Можно еще упомянуть прагматизм Китая, Вьетнама и ряда других стран, использующих элементы социалистического рынка.
Вы говорите о критерии рациональности в виде проверки практикой. Однако, можно отметить явные несоответствия частей марксизма реальной жизни. Так, несмотря на претензии на научность, диамат никогда не был методологий науки. В ней царит эклектика позитивизма и эпистемологии (формализма), что хорошо дополняет финансовое господство частного капитала в плане реализации принципа «разделяй и властвуй». Наука сведена к наукообразным мнениям и, тем самым, парализована. Теория формаций и истмат в целом, во-первых, не предусматривают перехода от социализма к капитализму, и, во-вторых, противоречат азиатским способам производства (к которым моно отнести и реальный социализм), где государство является не надстройкой, а элементом экономического базиса. И, наконец, марксистский подход к экономике тормознул развитие социалистических отношений собственности, что явилось одной из причин краха социализма в СССР и ряде других стран.
Согласно моей гносеологической модели, которую я считаю наиболее адекватной реальному процессу познания, наиболее адекватный подход к экономике есть рикардианский подход, подход как к способу раздела произведенного природой и трудом народа продукта. В нем в явном виде, в виде способа раздела, фигурирует элемент субъективной конструктивности. Именно в рамках этого подхода был развит более эффективный и социально-справедливый способ раздела социалистического рынка. Кстати Маркс назвал такой подход «вульгарной политэкономией». Об этом шла речь в дискуссию в альманахе «Восток», а также на этом форуме.
Приведя в связке теорию Гумилева и марксизм, я хотел продемонстрировать различную степень неадекватности (адекватности) материалистических теорий с естественнонаучными методологическими основаниями, принятыми в современной социологии.
Второе. Включение в процесс познания и в методологию науки конкретизации интуиции позволят иметь дополнительный критерий научной рациональности знаний, ужесточающий их отбор и, кстати, позволяющий более осмысленно вести научные дискуссии. Критерия проверки практикой, который также является одним из критериев научной рациональности, недостаточно. Вы же, фактически, упоминаете критерий рациональной конкретизации интуиции в оценке тех или иных интуитивных догадок, а затем, оставляя лишь практику, понижаете его роль до нуля. Почему же Вы не допускаете его наличие в знаниях в явном виде? Нет ли здесь противоречия? Проверка теории практикой, особенно в общественной жизни, дорого обходится людям. Об этом свидетельствует вся недавняя и сегодняшняя история России.
Третье. Относительно социального проектирования. Существующий в социологи естественнонаучный подход это проектирование, практически, исключил. В самом деле, какие могут быть проекты в природе – ее нужно изучать. Культивирование такого подхода в социологической методологии я считаю элементом методологической (идеологической) дезинформации. В отличие от природы в обществе эти проекты имеют место в рамках сознательно выстраиваемых идеологических доктрин и закрепляются в виде принимаемых законов общественного устройства. Я считаю, что для понимания общественных процессов абсолютно необходимо изучать идеологические доктрины и неявно содержащиеся в них проекты общественного устройства, их развитие и деградацию. Этот анализ я проводил в своей книге и некоторых статьях. Я считаю, что, в плане тотальной дезинформации населения мира, именно этот аспект общественной жизни уводится власть имущими от внимания и «принципом деидеологизации» (плюрализмом мнений), и религиозным, и материалистическим догматизмом, и естественнонаучной социологией в целом.
В отличие от естественнонаучных социологических теорий и доктрин наглядные примеры проектирования имеют место в технике. Там имеем свои проекты для домов, ракет, автомобилей, вычислительной техники и др. Свои проекты, как говорилось выше, имеем и в общественной жизни и, конечно же, как говорилось выше, со своей спецификой, отнюдь не естественнонаучной и, конечно же, не технической.
Псевдоматериализм марксизма не позволил сформулировать не только проект коммунистического общества (каждому по потребностям – явная утопия), но и социализма, не уступающего по эффективности экономике капитализма. Как это не покажется странным, более реальный рамочный проект мирового социализма фигурировал в рамках православного христианства. Этот проект был сформулирован в рамках (опять же интуитивно построенной) мистической архаики, что обусловило его тотальное непонимание и последующую деградацию. Мой подход к конкретизации интуиции позволяет переформулировать этот проект в рамках современной научной схемы познания.
Эту методологическую (проектную) параллель я имел в виду, когда говорил о специфике, свойственной прикладным наукам, особенно технике, противопоставляя ее специфике естественнонаучного подхода, доминирующего в социологии, и, естественно, исключающего сознательное конструирование и совершенствование проектов общественного устройства. Об этом я прямо сказал в своем выступлении, к сожалению, видимо, недостаточно доходчиво.
Сопромат же здесь совсем не при чем. Он лишь изучает проектные конструкции, то есть даже с проектированием связан весьма косвенно. Причем сопромат по методологии близок к естественнонаучным дисциплинам, которые в технике, как Вы наверное знаете, также используются. Методологию же этих дисциплин, как сказано выше, я считаю в социологии ущербной. Причем эта ущербность касается и методологии, как таковой, и ее переноса в социологию.
Разве что-нибудь похожее на сопромат есть в развиваемой мной теории традиционно-извращенной государственности, которая, кстати, естественно описывает переход социализм-капитализм? Или в конструкции социалистического рынка? Зато проекты в них содержатся, практически, в явном виде. То есть, еще раз повторю, социальное проектирование, хотя и имеет параллель с техническим проектированием, но имеет и свою огромную специфику, которую я отнюдь не игнорирую.
Мой подход к методологии знаний, общественным наукам, идеологии изложен в статьях и книгах. Наиболее полно – в книге «Модельно-конструктивное мышление» М.: Наука, 2003.
