А слабо теперь из позапрошлого века да в современность?
>На мой взгляд тут особенно нечему вливаться - «солидаризм» есть реакция на поражение из-за предательства второй русской революции, подобно тому, как богоискательство было реакцией на поражение первой русской революции. По сути местный «солидаризм » является своеобразным прятаньем головы в песок – идеалистическим ( т.е. очень легким) оправданием советского проекта.
Вы нас заклинаниями не пугайте. Попробуйте оставить марксистскую метафизику и подойти подиалектичнее. Чисто для смеха смастерите цепочку рассуждений. Скажем почему "реакция на поражение" "является прятаньем головы в песок"? А отсутствие реакции прятанием головы в песок не является. С гораздо бОльшим основанием мы можем сказать что предательство марксистского начальства есть реакция на более высокую производительность труда на Западе. Потому что по Марксу кто производительнее тот и прав. А марксисты действуют по Марксу и на поражения русских революций не реагируют.
> Ведь 1-ая аксиома «солидаризма» взята солидарстами из нелюбимого ими Маркса. Действительно, именно Маркс установил существование социальной матери, т.е. существование общества как надсистемы, не сводящейся к сумме сознаний людей. Кроме того, он также установил (как мы бы сейчас могли переформулировать) что социум является квазиживой системой
"Это воззрение можно опять-таки трактовать спекулятивно-идеалистически, т.е. фантастически, как "самопорождение рода" ("общество как субъект"), представляя себе весь ряд следующих друг за другом и связанных между собой индивидов как одного-единственного индивида, совершающего таинство порождения самого себя."http://psylib.org.ua/books/marxe01/txt02.htm#6
Вы серьезно верите что сами мы читать не умеем и Вы можете впаривать нам про Маркса все что угодно?
Может все-таки перестанем произносить заклинания и обратимся к современной науке? В одном вашем воображаемом Марксе Вы намешали две взаимоисключающие ошибочные парадигмы западных общественных наук столетней давности:
-------------
Утилитарный индивидуализм и культурный детерминизм.
Полезно вспомнить что понятие надорганического, появилось в антропологии, а также с дуркхеймовским «социальным фактом» в социологии в противовес законченной теории культуры уже существовавшей в Западном обществе и сознании в виде представления общества о самом себе. Я имею в виду общепринятые представления о «человеке экономическом», чей разиональный выбор как будто «Невидимой Рукой» преципитирует не только «богатство наций», но и их социальные формы. Возможно за исключением марксизма утилитарный индивидуализм является единственным когерентным анализом культуры, созданным в Западном обществе. Наши коллеги на экономическом факультете чикагского университета с блеском демонстрируют его математически. Но даже из наших туземного опыта мы можем заранее быть уверены в их успехе. Ведь со времени появления саморегулирующегося рынка мы имеем это вполне определенное, хоть и необычное представление о самих себе как предприимчивых социальных существах, склонных к максимизации удовольствий жизни и минимизации ее стоимости. Как сказал А.М. Хокарт «Полезность доминирует в изучении культуры потому что она доминирует в культуре которая изучает».
Делая всевозможные товары и услуги сравнимыми в денежном выражении рыночное общество те только замаскировало для самого себя смысловые различия между вещами. Для антрополога исторический фокус еще и в том что действия которые в контексте племенных обществ он распознает как проявления «социальной организации», «политики», «родства», «искусства», и даже «религии» по возвращению из экспедиции представляются как столько разных способов достижения утилитарной «пользы». Потому что в контексте тотального рынка, независимо от значения всех этих действий самих по себе, наше отношение к ним решительно экономическое. Решит ли человек пойти на бейсбольную игру или на концерт, провести отпуск на Гавайях или купить Оксфордский словарь Английского языка – все эти случаи и решения сначала должны быть приведены к общему знаменателю «удовольствий» или «удовлетворений потребностей», между которыми мы уверенно распределяем наши ограниченные жизненные средства. В процессе этого перевода теряется уникальное социальное содержание, в результате чего с точки зрения туземцев вся культура кажется состоящей из предпринимательских экономических решений автономных индивидуумов (и созданной ими же). Должен признать что многие Западные антропологи поддавались искушению воспроизвести этот эндемичный западный фолклер в своих исследованиях как сознание и других народов тоже. Потому что когда общество склонно превращать товар в фетиш, его атропологи склонны делать из фетишей товары.
Буржуазный образ жизни превращает культуру в скрытый, не зависимый от опыта результат прагматических рассчетливых действий. Символический порядок поглощается иерархией целей и средств, а мотивы и интересы помещаются внутрь субъекта и реализуются в процессе рационального выбора, также натурального для него. Культура становится допущением, мы остаемся в неведении о иной логике, вписанной в наши намерения. Я говорю не только про трудности суждений веберианского типа о рациональных действиях, например что коллективные неудобства системы личного транспорта ускользают из рассмотрения когда покупка и вождение автомобиля представляется как индивидуальное экономическое решение. Гораздо важнее качественно иная логика символического значения, которая входит в принятие решений в виде неосознаваемых предпосылок.
На каком основании мы предпочитаем, например, «наружнее мясо» съедобных животных «потрохам», чей деклассированный статус отчетливо обозначен названиями совпадающими с названиями соответствующих органов человека (сердце, почки, легкие)? Или почему для нас табу использование в пищу определенных вполне питательных животных, таких как собаки и лошади, которых мы вместо этого принимаем в общество людей в качестве субъектов, давая им личные имена и статус собеседника в разговоре? Факт в том что мы действуем экономически на пространстве независимо существующих антиканибалистических метафор, не имеющих ничего общего с практической ценностью с одним исключением – они эту практическую ценность определяют. Или, например, стейк – мужская пища, и потому лучше всего подходит для тренеровочной диеты Chicago Bears, в отличие от женственности салатов (особенно помидоров). Но поскольку все подобные различия всего лишь неосознанные предпосылки действий, известных нам как максимизация «полезности», хотя социальное устройсто определяется ими, основное течение общественных наук торопится присвоить утилитаристский принцип что «общество – воображаемое тело, являющееся в действительности суммой индивидуальных членов, из которых оно состоит.» Общество не более чем контракты в которые рациональные мужчины и женщины вступают в погоне за своими частными интересами.
Однако, как сказал Ницше, «человек не ищет счастья, это делают только англичене». Антропологии пришлось согласовывать свои собственные культурные предрассудки с опытом других туземцев. В результате туземные западные представления были вывернуты наизнанку. Реакцией на индивидуализм было отчуждение человека от его собственной деятельности и творчества, передачи их своего рода сверхсубъекту – Культуре, которая со своей стороны была наделена всеми силами движения и определения. Признавалось что эта «культура» не имеет собственного феноменологического существования отдельно от человеческих существ, но она имела автономные характеристики и функции, и люди могли лишь выражать ее внутренние условия и динамику. Таким образом туземное самосознание капиталистического общества было заменено его историческим Несчастным Сознанием.
Главными пророками Суперорганического Существа в Америке были А.Л. Кробер и Л.А. Уайт. Но и в этой теории противоречий хватало: бестелесное, но активное существо; коллектив с характеристиками индивидуального организма, разум существующий независимо от человеческих субъектов. Антропологам приходилось изобретать очень метафорические описания этой «культуры» и ее отношения к людям. Для Уайта индивидуум превращается в частицу в магнитном поле его культуры, или в беспилотный летательный аппарат, контролируемый радиоволнами.
Человеческий организм живет и движется, так сказать, в этическом магнитном поле. Определенные культурно обусловленные общественные силы воздействуют на организм и движут его в ту или иную сторону, к добру и от зла. Организм испытывает действие этих сил, хотя он может ошибаться относительно их источника. Он называет это ощущение сознанием. Его поведение аналогично поведению беспилотного летательного аппарата управляемого по радио. Самолет направляется в ту или иную сторону внешними импельсами. Эти импульсы воспринимаются механизмом и передаются моторам, рулям и т.д. Этот приемно-контрольных механизм аналогичен сознанию. (White 1949:157)
Подводя итог можно сказать что Утилитарианизм видел культуру как несовершеннство человеческой эпистемиологии, а «Суперорганическая» теория растворяла человека в фантастической культурной онтологии. Хотелось бы сказать «чума на оба ваши дома», но не раньше чем лишь после рассмотрения определенных антропологических наблюдений, например отсутствия каких-либо однозначных отношений между тем что люди делают и соображениями по которым они это делают...
(М. Сахлинс "Человек и культурный порядок")
