От Георгий Ответить на сообщение
К Iva Ответить по почте
Дата 13.01.2005 17:02:21 Найти в дереве
Рубрики Прочее; Россия-СССР; Версия для печати

текст - 1 (*+)

>Привет

>Девяностые годы: Взгляд и вопросы с рубежа веков
>Академик Российской академии наук Н. МОИСЕЕВ

> http://nauka.relis.ru/01/9809/Moiseev.htm

Девяностые годы: Взгляд и вопросы с рубежа веков
Академик Российской академии наук Н. МОИСЕЕВ.


Даже в самом страшном сне я не мог представить себе то, что случилось с моей страной, с моим народом. И вот сегодня, сидя в своей дачке в Абрамцеве и смотря на косые струйки дождя, которые закрывают окрестные холмы и размывают кромку леса, я невольно вспоминаю другой вечер, вечер глубокой осени 1942 года.

В старой покинутой избе, где-то недалеко от Шлиссельбурга, вокруг бочки, в которой гудели сухие еловые дрова, сидели несколько человек и слушали тревожную сводку Информбюро. На улице шел мокрый снег, было холодно и тоскливо. Мы только что пришли с аэродрома и отогревались около раскаленной бочки. Сегодня день был благополучный: все самолеты вернулись с боевого задания. Но особой радости никто не чувствовал: уж очень тревожные вести доходили до нас с другого конца огромного фронта. Противник рвался к Волге. Оставались лишь какие-то островки, отдельные очаги сопротивления, отдельные дома, где наши люди стояли насмерть! Вот-вот и их сбросят в холодные осенние воды Волги. А что дальше?

В избе висело угрюмое молчание.
Каждый из нас ушел в свои мысли, но все мы были там - на этих сталинградских островках, как казалось тогда, безнадежного сопротивления. Что будет дальше? Ну, будем драться, а все же, что будет дальше?! Один из нас, старший лейтенант, не выдержал висящего молчания, встал и подошел к уже потемневшему окну: "Нет, такого не может случиться!" Он ответил за всех нас.

Если бы сегодня я мог с такой же убежденностью произнести подобные слова! Я, наверное, был бы тогда счастлив.

Так что же произошло с нашим государством? Как могло случиться, что после грандиозной Победы, после того, как наша страна стала второй державой мира, мы вдруг в одночасье потеряли все - и могущество, и международный престиж, и более или менее обеспеченную жизнь и превратились в жалкие задворки современного мира?

И самое страшное, как мне кажется, не в развале экономики, и даже не в слабости правительства, не в политиканстве правящей элиты и ее неспособности подняться до понимания национальных нужд. Самое страшное я вижу в апатии нации, в отсутствии настоящей воли, самоуважения, в полной утере чувства собственного достоинства. Самое страшное - в чувстве безнадежности, которое охватило многомиллионный народ, - чувстве, от которого опускаются руки. Так почему же все это произошло и почему этот обвал оказался столь стремительным?

Я много думал над этим вопросом.

Прежде всего - обвал произошел не в одночасье. Это закономерный финал длительного процесса, который начался еще во времена Хрущева, а может быть, и раньше. И я называю этот процесс системным кризисом. Так что же это такое?



Системный кризис

Кризис системы, или системный кризис, - такие словосочетания достаточно употребительны, когда они относятся к большим системам самой различной природы. Это могут быть крупные финансовые системы, экономические, социальные и т. д. Можно говорить и о государственной системе, и о ее кризисе. Однако содержание этого понятия обычно не расшифровывается и понимать его можно в самой разнообразной тональности. Поэтому начну с того, что попробую объяснить смысл, который я вкладываю в понятие "системный кризис".

Итак, предположим, речь идет о какой-либо большой системе, например корпорации. Она имеет вполне определенный набор целей. Это прежде всего ее стабильность, положение на рынке, прибыли, у нас могут быть и политические цели и т. д. Назовем эту систему системой А. Для того, чтобы она могла достичь своих целей или хотя бы следовать по пути их достижения, необходима некоторая субсистема В, иначе говоря, аппарат управления. Но это тоже некая система.

Любой аппарат управления составляют люди, и перед каждым тоже ставятся определенные цели - совокупность его обязанностей, выполнение которых необходимо (необходимо, но не обязательно достаточно) для достижения целей системой А. Однако у каждого человека, кто бы он ни был и чем бы он ни занимался, есть и некоторые собственные цели, которые, возможно, четко и не сформулированы. Но объективно существуют и влияют на поведение его обладателя и на качество его деятельности, направленной на достижение системой А ее целей.

Более того, у системы В возникают и собственные цели, и среди них - особое стремление этой системы сохранить свою стабильность, то есть саму себя. Весьма существенное следствие, вытекающее из сказанного выше! Таким образом, деятельность аппарата управления (системы В), в отличие от общепринятой точки зрения, предстает сложным компромиссом между интересами системы А, являющимися "табельной задачей" системы В, и ее собственными интересами. Таким образом, качество работы системы В, а следовательно, и функционирование системы А зависят от структуры этого компромисса.

Факт этот - объективный. Никогда или почти никогда не бывает так, чтобы интересы системы В полностью совпадали с интересами системы А. И с этим приходится мириться. Но лишь до поры до времени.

Структура подобного компромисса (иначе - соотношение интересов - целей обеих систем) не остается постоянной. Со временем и по различным причинам она меняется. И может случиться так, что собственные цели системы В окажутся превалирующими над ее "табельными" целями - обязанностями. Другими словами, при определенных условиях аппарат управления начинает работать на себя! И даже вообще может начать игнорировать цели системы А, то есть свое истинное назначение.

Вот такая ситуация и называется системным кризисом.

Причины возникновения системных кризисов изучены достаточно плохо. Как и вся теория организации, их исследование находится на периферии политической науки (если она вообще ими занимается). Впервые интересоваться этой проблемой, как мне кажется, начал А. А. Богданов - основатель теории организации. Еще в 1911 году в своей "Тектологии" он обратил внимание на необходимость регулярно перестраивать структуру организации, а проще говоря, обновлять аппарат управления, то есть систему В.

Причиной системных кризисов бывает гипертрофированная корысть или стремление аппарата сохранить status quo, может ей стать и прямая некомпетентность или элементарное непонимание интересов (целей) системы А либо способов их обеспечения в изменяющейся внешней ситуации.

Системные кризисы - достаточно частые явления. Для их преодоления обычно нужна перестройка структуры системы В, частичная или полная замена аппарата управления. Для подобной операции требуется еще некоторая система "высшего уровня". Это может быть совет акционеров или даже государство. Так, например, в начале 50-х годов, после смерти Генри Форда старшего, системный кризис поразил концерн Форда - он стал нести весьма ощутимые убытки. Тогда правительство США взяло на себя управление этим концерном: были назначены новый исполнительный директор, новые ведущие менеджеры. Когда положение было выправлено и концерн вновь стал конкурентоспособный, правительство прекратило свою опеку.

Системные кризисы возможны и на уровне государства. Чаще всего это происходит тогда, когда система В, то есть исполнительная власть (президент или правительство), не может правильно описать цели системы А, выработать необходимую стратегию их достижения и сформировать работоспособный аппарат управления. Долговременные цели системы А, как правило, обычно бывают достаточно понятными, особенно в условиях войны или других критических ситуациях. А вот цепочка промежуточных целей, необходимых для достижения главной задачи, требует от исполнителей таланта, мудрости, бескорыстия...

Так вот, в нашей стране, как я думаю, имеет место глубокий системный кризис в том самом виде, как он был здесь представлен. Этот кризис порожден целым спектром причин, многие из которых не осмыслены по-настоящему по сей день. И, к сожалению, не оказалось системы высшего уровня, которая бы была способна вмешаться в развитие событий, внести коррективы в структуру системы В и заставить ее работать по-другому.

Понимание всех этих обстоятельств - жизненно важно для нашего государства, поскольку этот системный кризис все продолжается, несмотря на смену правящих элит, несмотря на то, что мы уже живем совсем в другой стране.

Я попробую обосновать свою точку зрения на происходящее и показать, что из нее следуют четкие политологические выводы. Но сначала нам придется вернуться в советскую эпоху.



Индикаторы неблагополучия и преддверие системного кризиса в Советском Союзе

Начнем с того, что в 50-е годы системного кризиса в нашей стране не было - это факт! Можно как угодно критиковать порядки в Советском Союзе, но системного кризиса у нас в послевоенные годы не было, впрочем, как и того самого социализма, который был официально декларирован. Однако разговоры о социализме были необходимы и играли роль идеологического камуфляжа. Экономическую, социальную и государственную систему Советского Союза, то есть систему А, скорее всего, можно было бы назвать системой одного завода. А система В - это хорошо нам всем известная номенклатура, партийная, хозяйственная, административная.

У системы А была вполне четкая цель - обеспечить паритет в ракетно-ядерном и ином вооружении с Соединенными Штатами Америки. Он действительно был необходим для обеспечения нашего будущего. Именно эту цель, а не коммунистическую фразеологию, которая служила лишь удобным подспорьем, четко усвоила система В. И люди "вкалывали". И попробовали бы они не "вкалывать"! Механизмы, обеспечивающие цели системы А, системой В были весьма четко отработаны. Но это удалось сделать именно потому, что цели системы А были очень четко определены.

Можно говорить о недостатках или просчетах номенклатуры того времени, но говорить о системном кризисе - нельзя. Надо признаться, что система В в целом неплохо справилась со своей основной задачей. Мы не только создали ядерное оружие и превосходные ракеты, но за невиданно короткие сроки сумели восстановить разрушенную в войне промышленность и по уровню ВВП выйти на второе место в мире. Более того, мы смогли создать первоклассную науку, развить одну из лучших образовательных систем в мире, приличную систему социального обеспечения и вполне сносный (особенно на фоне нынешних стандартов) жизненный уровень.

И тем не менее система Советского Союза была обречена. Она содержала пороки, которые однажды должны были проявиться в форме глубокого системного кризиса. Для этого, как мы увидим, было достаточно некоторого внешнего толчка.

Компромисс между интересами системы А и системы В, конечно, существовал. Он поддерживался, с одной стороны, жесткой, можно сказать, устрашающей дисциплиной, а с другой - определенными благами, которые получали лица, принадлежащие к аппарату управления. Человек, оказавшийся в составе номенклатуры, автоматически получал не только приличное материальное содержание, но и специальное медицинское обслуживание, транспорт и так далее, причем эти блага сохранялись пожизненно, и после ухода на пенсию. Такие правила определяли как спектр интересов системы В, так и ее стабильность и содействовали до поры до времени реализации целей системы А.

В течение нескольких десятилетий я был тесно связан с проблемами использования вычислительной техники в различных больших проектах, главным образом, оборонного значения, и кухню всех незаурядных свершений, которые вели к кризису, я видел изнутри. В конце 50-х годов мне довелось принять участие в поездке одной из первых групп советских специалистов, которые посетили несколько вычислительных центров Западной Европы. Домой я вернулся окрыленным: не только в области математики, но и в области вычислительной техники мы были никак не позади наших европейских коллег. А кое в чем и опережали их.

В начале 60-х годов я провел почти весь весенний семестр в Париже, причем был тесно связан с центром НАТО в Фонтенбло, который занимался проблемами управления техническими системами. Я мало что нашел там нового, если говорить о своей узкопрофессиональной сфере, но зато увидел нечто большее - начало компьютерной революции. И прежде всего я понял: за те несколько лет, что я не был за границей, ситуация в вычислительной технике на Западе качественно изменилась. На грани 50-х и 60-х годов в конструкциях вычислительных машин произошел переход от электронных ламп к транзисторам, позволивший перейти к гораздо более компактным транзисторным компьютерам. При этом сами компьютеры резко подешевели. Но не это самое главное.

Ламповые вычислительные машины были крайне ненадежными. В их работе происходили бесконечные сбои, и для обеспечения сложных расчетов было необходимо иметь квалифицированный штат инженеров-электронщиков. Поэтому использовать вычислительную технику долгое время могли только по-настоящему квалифицированные и большие организации. Работа вычислительных машин, как правило, носила закрытый характер - как у нас, так и на Западе. В начале 60-х годов ситуация кардинально изменилась. Компьютер становился таким же доступным, как и обычный арифмометр, но только с совершенно иными техническими возможностями.

Несмотря на то, что до появления первых персональных компьютеров оставалось еще целых 15 лет, многие признаки близкой компьютерной революции были уже видны. Отмечу лишь два обстоятельства. Первое. Компьютер стал вторгаться в новые сферы деятельности: в коммерцию, в бухгалтерские расчеты, в управление технологическими процессами и т. д. И второе. Определяющим направлением в проектировании и производстве вычислительной техники становилось производство универсальных, а не узкоспециализированных машин.

Вернувшись в Москву, я сделал несколько сообщений о своих впечатлениях, полученных во время моей длительной командировки во Францию. И не только у себя в Вычислительном центре Академии наук. Я даже написал небольшую докладную записку в отдел науки ЦК КПСС. Но какой либо заметной реакции я не получил.

У меня был также длительный разговор с академиком Сергеем Алексеевичем Лебедевым, нашим ведущим конструктором в области компьютеров. В то время он и его институт занимались созданием какой-то специализированной машины для управления ракетным комплексом и начинали работать над созданием универсальной машины БЭСМ-6. Я уже не помню деталей нашего разговора, но заключительную фразу я хорошо запомнил, ибо она оказалась пророческой. А сказал он тогда примерно следующее: мне становится все труднее и труднее доказывать необходимость создания оригинальной вычислительной техники, годной для любых задач, и я очень боюсь, что производство линии БЭСМ вообще скоро закроют. Что, увы, и произошло через несколько лет.