От Георгий
К Iva
Дата 13.01.2005 17:02:21
Рубрики Прочее; Россия-СССР;

текст - 1 (*+)

>Привет

>Девяностые годы: Взгляд и вопросы с рубежа веков
>Академик Российской академии наук Н. МОИСЕЕВ

> http://nauka.relis.ru/01/9809/Moiseev.htm

Девяностые годы: Взгляд и вопросы с рубежа веков
Академик Российской академии наук Н. МОИСЕЕВ.


Даже в самом страшном сне я не мог представить себе то, что случилось с моей страной, с моим народом. И вот сегодня, сидя в своей дачке в Абрамцеве и смотря на косые струйки дождя, которые закрывают окрестные холмы и размывают кромку леса, я невольно вспоминаю другой вечер, вечер глубокой осени 1942 года.

В старой покинутой избе, где-то недалеко от Шлиссельбурга, вокруг бочки, в которой гудели сухие еловые дрова, сидели несколько человек и слушали тревожную сводку Информбюро. На улице шел мокрый снег, было холодно и тоскливо. Мы только что пришли с аэродрома и отогревались около раскаленной бочки. Сегодня день был благополучный: все самолеты вернулись с боевого задания. Но особой радости никто не чувствовал: уж очень тревожные вести доходили до нас с другого конца огромного фронта. Противник рвался к Волге. Оставались лишь какие-то островки, отдельные очаги сопротивления, отдельные дома, где наши люди стояли насмерть! Вот-вот и их сбросят в холодные осенние воды Волги. А что дальше?

В избе висело угрюмое молчание.
Каждый из нас ушел в свои мысли, но все мы были там - на этих сталинградских островках, как казалось тогда, безнадежного сопротивления. Что будет дальше? Ну, будем драться, а все же, что будет дальше?! Один из нас, старший лейтенант, не выдержал висящего молчания, встал и подошел к уже потемневшему окну: "Нет, такого не может случиться!" Он ответил за всех нас.

Если бы сегодня я мог с такой же убежденностью произнести подобные слова! Я, наверное, был бы тогда счастлив.

Так что же произошло с нашим государством? Как могло случиться, что после грандиозной Победы, после того, как наша страна стала второй державой мира, мы вдруг в одночасье потеряли все - и могущество, и международный престиж, и более или менее обеспеченную жизнь и превратились в жалкие задворки современного мира?

И самое страшное, как мне кажется, не в развале экономики, и даже не в слабости правительства, не в политиканстве правящей элиты и ее неспособности подняться до понимания национальных нужд. Самое страшное я вижу в апатии нации, в отсутствии настоящей воли, самоуважения, в полной утере чувства собственного достоинства. Самое страшное - в чувстве безнадежности, которое охватило многомиллионный народ, - чувстве, от которого опускаются руки. Так почему же все это произошло и почему этот обвал оказался столь стремительным?

Я много думал над этим вопросом.

Прежде всего - обвал произошел не в одночасье. Это закономерный финал длительного процесса, который начался еще во времена Хрущева, а может быть, и раньше. И я называю этот процесс системным кризисом. Так что же это такое?



Системный кризис

Кризис системы, или системный кризис, - такие словосочетания достаточно употребительны, когда они относятся к большим системам самой различной природы. Это могут быть крупные финансовые системы, экономические, социальные и т. д. Можно говорить и о государственной системе, и о ее кризисе. Однако содержание этого понятия обычно не расшифровывается и понимать его можно в самой разнообразной тональности. Поэтому начну с того, что попробую объяснить смысл, который я вкладываю в понятие "системный кризис".

Итак, предположим, речь идет о какой-либо большой системе, например корпорации. Она имеет вполне определенный набор целей. Это прежде всего ее стабильность, положение на рынке, прибыли, у нас могут быть и политические цели и т. д. Назовем эту систему системой А. Для того, чтобы она могла достичь своих целей или хотя бы следовать по пути их достижения, необходима некоторая субсистема В, иначе говоря, аппарат управления. Но это тоже некая система.

Любой аппарат управления составляют люди, и перед каждым тоже ставятся определенные цели - совокупность его обязанностей, выполнение которых необходимо (необходимо, но не обязательно достаточно) для достижения целей системой А. Однако у каждого человека, кто бы он ни был и чем бы он ни занимался, есть и некоторые собственные цели, которые, возможно, четко и не сформулированы. Но объективно существуют и влияют на поведение его обладателя и на качество его деятельности, направленной на достижение системой А ее целей.

Более того, у системы В возникают и собственные цели, и среди них - особое стремление этой системы сохранить свою стабильность, то есть саму себя. Весьма существенное следствие, вытекающее из сказанного выше! Таким образом, деятельность аппарата управления (системы В), в отличие от общепринятой точки зрения, предстает сложным компромиссом между интересами системы А, являющимися "табельной задачей" системы В, и ее собственными интересами. Таким образом, качество работы системы В, а следовательно, и функционирование системы А зависят от структуры этого компромисса.

Факт этот - объективный. Никогда или почти никогда не бывает так, чтобы интересы системы В полностью совпадали с интересами системы А. И с этим приходится мириться. Но лишь до поры до времени.

Структура подобного компромисса (иначе - соотношение интересов - целей обеих систем) не остается постоянной. Со временем и по различным причинам она меняется. И может случиться так, что собственные цели системы В окажутся превалирующими над ее "табельными" целями - обязанностями. Другими словами, при определенных условиях аппарат управления начинает работать на себя! И даже вообще может начать игнорировать цели системы А, то есть свое истинное назначение.

Вот такая ситуация и называется системным кризисом.

Причины возникновения системных кризисов изучены достаточно плохо. Как и вся теория организации, их исследование находится на периферии политической науки (если она вообще ими занимается). Впервые интересоваться этой проблемой, как мне кажется, начал А. А. Богданов - основатель теории организации. Еще в 1911 году в своей "Тектологии" он обратил внимание на необходимость регулярно перестраивать структуру организации, а проще говоря, обновлять аппарат управления, то есть систему В.

Причиной системных кризисов бывает гипертрофированная корысть или стремление аппарата сохранить status quo, может ей стать и прямая некомпетентность или элементарное непонимание интересов (целей) системы А либо способов их обеспечения в изменяющейся внешней ситуации.

Системные кризисы - достаточно частые явления. Для их преодоления обычно нужна перестройка структуры системы В, частичная или полная замена аппарата управления. Для подобной операции требуется еще некоторая система "высшего уровня". Это может быть совет акционеров или даже государство. Так, например, в начале 50-х годов, после смерти Генри Форда старшего, системный кризис поразил концерн Форда - он стал нести весьма ощутимые убытки. Тогда правительство США взяло на себя управление этим концерном: были назначены новый исполнительный директор, новые ведущие менеджеры. Когда положение было выправлено и концерн вновь стал конкурентоспособный, правительство прекратило свою опеку.

Системные кризисы возможны и на уровне государства. Чаще всего это происходит тогда, когда система В, то есть исполнительная власть (президент или правительство), не может правильно описать цели системы А, выработать необходимую стратегию их достижения и сформировать работоспособный аппарат управления. Долговременные цели системы А, как правило, обычно бывают достаточно понятными, особенно в условиях войны или других критических ситуациях. А вот цепочка промежуточных целей, необходимых для достижения главной задачи, требует от исполнителей таланта, мудрости, бескорыстия...

Так вот, в нашей стране, как я думаю, имеет место глубокий системный кризис в том самом виде, как он был здесь представлен. Этот кризис порожден целым спектром причин, многие из которых не осмыслены по-настоящему по сей день. И, к сожалению, не оказалось системы высшего уровня, которая бы была способна вмешаться в развитие событий, внести коррективы в структуру системы В и заставить ее работать по-другому.

Понимание всех этих обстоятельств - жизненно важно для нашего государства, поскольку этот системный кризис все продолжается, несмотря на смену правящих элит, несмотря на то, что мы уже живем совсем в другой стране.

Я попробую обосновать свою точку зрения на происходящее и показать, что из нее следуют четкие политологические выводы. Но сначала нам придется вернуться в советскую эпоху.



Индикаторы неблагополучия и преддверие системного кризиса в Советском Союзе

Начнем с того, что в 50-е годы системного кризиса в нашей стране не было - это факт! Можно как угодно критиковать порядки в Советском Союзе, но системного кризиса у нас в послевоенные годы не было, впрочем, как и того самого социализма, который был официально декларирован. Однако разговоры о социализме были необходимы и играли роль идеологического камуфляжа. Экономическую, социальную и государственную систему Советского Союза, то есть систему А, скорее всего, можно было бы назвать системой одного завода. А система В - это хорошо нам всем известная номенклатура, партийная, хозяйственная, административная.

У системы А была вполне четкая цель - обеспечить паритет в ракетно-ядерном и ином вооружении с Соединенными Штатами Америки. Он действительно был необходим для обеспечения нашего будущего. Именно эту цель, а не коммунистическую фразеологию, которая служила лишь удобным подспорьем, четко усвоила система В. И люди "вкалывали". И попробовали бы они не "вкалывать"! Механизмы, обеспечивающие цели системы А, системой В были весьма четко отработаны. Но это удалось сделать именно потому, что цели системы А были очень четко определены.

Можно говорить о недостатках или просчетах номенклатуры того времени, но говорить о системном кризисе - нельзя. Надо признаться, что система В в целом неплохо справилась со своей основной задачей. Мы не только создали ядерное оружие и превосходные ракеты, но за невиданно короткие сроки сумели восстановить разрушенную в войне промышленность и по уровню ВВП выйти на второе место в мире. Более того, мы смогли создать первоклассную науку, развить одну из лучших образовательных систем в мире, приличную систему социального обеспечения и вполне сносный (особенно на фоне нынешних стандартов) жизненный уровень.

И тем не менее система Советского Союза была обречена. Она содержала пороки, которые однажды должны были проявиться в форме глубокого системного кризиса. Для этого, как мы увидим, было достаточно некоторого внешнего толчка.

Компромисс между интересами системы А и системы В, конечно, существовал. Он поддерживался, с одной стороны, жесткой, можно сказать, устрашающей дисциплиной, а с другой - определенными благами, которые получали лица, принадлежащие к аппарату управления. Человек, оказавшийся в составе номенклатуры, автоматически получал не только приличное материальное содержание, но и специальное медицинское обслуживание, транспорт и так далее, причем эти блага сохранялись пожизненно, и после ухода на пенсию. Такие правила определяли как спектр интересов системы В, так и ее стабильность и содействовали до поры до времени реализации целей системы А.

В течение нескольких десятилетий я был тесно связан с проблемами использования вычислительной техники в различных больших проектах, главным образом, оборонного значения, и кухню всех незаурядных свершений, которые вели к кризису, я видел изнутри. В конце 50-х годов мне довелось принять участие в поездке одной из первых групп советских специалистов, которые посетили несколько вычислительных центров Западной Европы. Домой я вернулся окрыленным: не только в области математики, но и в области вычислительной техники мы были никак не позади наших европейских коллег. А кое в чем и опережали их.

В начале 60-х годов я провел почти весь весенний семестр в Париже, причем был тесно связан с центром НАТО в Фонтенбло, который занимался проблемами управления техническими системами. Я мало что нашел там нового, если говорить о своей узкопрофессиональной сфере, но зато увидел нечто большее - начало компьютерной революции. И прежде всего я понял: за те несколько лет, что я не был за границей, ситуация в вычислительной технике на Западе качественно изменилась. На грани 50-х и 60-х годов в конструкциях вычислительных машин произошел переход от электронных ламп к транзисторам, позволивший перейти к гораздо более компактным транзисторным компьютерам. При этом сами компьютеры резко подешевели. Но не это самое главное.

Ламповые вычислительные машины были крайне ненадежными. В их работе происходили бесконечные сбои, и для обеспечения сложных расчетов было необходимо иметь квалифицированный штат инженеров-электронщиков. Поэтому использовать вычислительную технику долгое время могли только по-настоящему квалифицированные и большие организации. Работа вычислительных машин, как правило, носила закрытый характер - как у нас, так и на Западе. В начале 60-х годов ситуация кардинально изменилась. Компьютер становился таким же доступным, как и обычный арифмометр, но только с совершенно иными техническими возможностями.

Несмотря на то, что до появления первых персональных компьютеров оставалось еще целых 15 лет, многие признаки близкой компьютерной революции были уже видны. Отмечу лишь два обстоятельства. Первое. Компьютер стал вторгаться в новые сферы деятельности: в коммерцию, в бухгалтерские расчеты, в управление технологическими процессами и т. д. И второе. Определяющим направлением в проектировании и производстве вычислительной техники становилось производство универсальных, а не узкоспециализированных машин.

Вернувшись в Москву, я сделал несколько сообщений о своих впечатлениях, полученных во время моей длительной командировки во Францию. И не только у себя в Вычислительном центре Академии наук. Я даже написал небольшую докладную записку в отдел науки ЦК КПСС. Но какой либо заметной реакции я не получил.

У меня был также длительный разговор с академиком Сергеем Алексеевичем Лебедевым, нашим ведущим конструктором в области компьютеров. В то время он и его институт занимались созданием какой-то специализированной машины для управления ракетным комплексом и начинали работать над созданием универсальной машины БЭСМ-6. Я уже не помню деталей нашего разговора, но заключительную фразу я хорошо запомнил, ибо она оказалась пророческой. А сказал он тогда примерно следующее: мне становится все труднее и труднее доказывать необходимость создания оригинальной вычислительной техники, годной для любых задач, и я очень боюсь, что производство линии БЭСМ вообще скоро закроют. Что, увы, и произошло через несколько лет.
От Георгий
К Георгий (13.01.2005 17:02:21)
Дата 13.01.2005 17:02:41

текст - 2 (*+)

>>Привет
>
>>Девяностые годы: Взгляд и вопросы с рубежа веков
>>Академик Российской академии наук Н. МОИСЕЕВ
>
>> http://nauka.relis.ru/01/9809/Moiseev.htm
>
>Девяностые годы: Взгляд и вопросы с рубежа веков
>Академик Российской академии наук Н. МОИСЕЕВ.

...
Итак, одна из причин наступления системного кризиса в нашей стране - новый на Западе взлет научно-технического прогресса. Ситуация с вычислительной техникой и наше отставание в этой сфере были лишь одним из его индикаторов. Прорыв к новым технологиям совершался всюду. И не только в промышленности, но и в сельском хозяйстве. Однако этот вызов социалистическая система принять не смогла (почему это произошло, мы увидим чуть ниже).

Но была и вторая причина, не менее важная, во многом объясняющая наше технологическое отставание. К концу 50-х годов страна Советов достигла паритета в ракетно-ядерных и прочих вооружениях со своим основным противником - Соединенными Штатами Америки. Иначе говоря, система А достигла главной своей цели. Но одновременно начал исчезать пресс ответственности системы В. Механизмы компромисса обеих систем стали размываться.

Для продолжения развития страны были нужны новые цели и политическая воля к их достижению. Между тем цели продолжали формулироваться на том языке коммунистической идеологии, которая все меньше и меньше служила стимулом организационных и прочих необходимых усилий. А система В все в большей степени начинала отслеживать свои узкоэгоистические интересы.



Нарастание системного кризиса. Некоторые новые идеи

Итак, уже в начале 60-х годов многие из представителей научно-технической и инженерной интеллигенции начинали видеть и осознавать симптомы грядущего неблагополучия и серьезно задумываться о дальнейшей судьбе нашей страны.

Мы никогда не были диссидентами. Я скорее назвал бы тот круг людей, с которым общался, конструктивистами. Нас мало волновали проблемы гласности, еще в меньшей степени - проблемы, связанные с поездками за границу. Мы искали прежде всего пути совершенствования нашей системы и главным образом - системы управления страной, ее производственной деятельностью. Пути, которые позволили бы нам избежать деградации и не проиграть холодную войну. Последнее нам казалось особенно опасным. Оно вставало перед взором страшным миражом, ибо мы понимали, что это будет означать для страны. Правда, никто из нас не думал, что крушение может быть столь скорым и столь трагичным.

Но от этого наша критика не становилась менее острой. Только свои критические монологи мы произносили не на кухнях, а на научных семинарах, на заседаниях и т. д. Однажды, возвращаясь с какого-то обсуждения, связанного с закрытием линии БЭСМ, переходом на производство компьютеров единой серии - ЕС (при этом предполагалось прямое копирование компьютеров фирмы IBM) и сокращением собственных конструкторских разработок, Виктор Михаилович Глушков сказал примерно следующее: не понимаю, за что сажают диссидентов, нас надо сажать! И действительно, ничего и близкого к тому уровню критики, которая прозвучала на заседании в Кремле, никогда не было в том кухонном критицизме, за который многие поплатились изгнанием и другими видами остракизма.

Мы очень по-разному относились к вопросам, связанным с совершенствованием нашей системы - прежде всего системы В, и к выбору долговременных целей системы А. Весьма яркие работы были опубликованы академиком Гермогеном Сергеевичем Поспеловым. Он занимался развитием программного метода управления, стремясь распространить его идеи, столь хорошо себя зарекомендовавшие при проектировании сложных систем, и на управление промышленными предприятиями, на государственное управление. (Замечу, что в идейном плане они были очень близки к идеям Арона и Маркузе.) В ЦЭМИ АН СССР под руководством академика Николая Прокопьевича Федоренко разрабатывалась система СОФЕ, посвященная конструированию экономических рычагов управления и т. д.

Но, вероятно, наиболее глубоко сумел понять суть дела заслуживающий добрую память покойный профессор Юрий Павлович Иванилов. Позднее он стал депутатом Верховного Совета и его активная деятельность окончилась вместе с Верховным Советом в октябре 1993 года. Он был единственным из моих знакомых, который сумел назвать все своими именами. Он мне сказал однажды: все дело в том, что система А постепенно лишилась собственных целей развития, поэтому у нее в принципе нет и не может быть стратегии будущего развития. Управление без цели - это уже не управление, а способ обеспечения собственного благополучия управленческим аппаратом, что никак не может быть связано с долговременными целями системы А, которые всегда объективны. Я думал о происходящем в том же ключе.

Особенно остро я почувствовал обострение кризиса после провала косыгинских реформ, с которыми многие из нас связывали надежды на принципиальное обновление всей структуры управления. Но они с треском провалились. Да они и не могли не провалиться, и причина этому та же, что и в неспособности Советского Союза принять вызов новой технической революции. Нарастающий системный кризис стал виден невооруженным глазом. Даже не специалистам.

Потеря целей развития и его перспектив привела к тому, что в нашей "системе одного завода", определяющими стали интересы самого заводоуправления, то есть системы В. Но они же всегда бывают только сиюминутными.

К этому времени уже окончательно сформировались отраслевые монополии. Они действительно были эффективной формой организации, но до тех пор, пока таковой была сама "система одного завода" с четко поставленными целями - в условиях жесткого планирования всякая конкуренция наносила бы только вред. Все отрасли народного хозяйства, по идее, должны были работать в режиме цехов одного завода, четко и согласованно. В такой системе имела смысл соревновательность лишь одного типа: кто лучше выполнит задание, спущенное сверху. И такая система до поры до времени работала без больших сбоев. Но как только цели стали размываться, отраслевые монополии превратились в эффективнейший тормоз любого развития. У них не было интереса к поиску нового в области технологического, и тем более организационного совершенствования.

В самом деле, что может быть самым страшным для любого аппарата управления, любой системы В? Это нетрудно понять, если доминирующим интересом стало сохранение стабильности этой субсистемы. Ее устойчивость оказывается под сомнением всякий раз, когда предстоят те или иные перестройки, будь то изменения структуры технологий или переход на новую продукцию производства, требующие изменения системы управления и появления людей, обладающих новыми знаниями. Вот почему "система одного завода" без активного давления тех, кто связывает свою судьбу с интересами системы А, плохо приспособлена к следованию за поворотами научно-технической революции. Но, чтобы организовать такое давление, в руководстве страной должны были найтись люди, обладающие прежде всего ясным пониманием целей системы А и волей - политической волей для их реализации. Но таких-то людей и не оказалось.

Именно по той же причине провалились и косыгинские реформы: они требовали предоставления предприятиям большей самостоятельности и перестройки всей системы управления народным хозяйством. Однако без особого давления система В решиться на это уже не могла. Но и "давить" к этому времени стало уже некому.

Брежневский период многие вспоминают добрым словом: полная занятость населения, более или менее приемлемый уровень жизни, обеспеченность завтрашнего дня... Но ведь стабильность была чисто внешней. На самом деле страна шла к катастрофе. В брежневскую эпоху был не просто застой, а весьма быстрое развитие процессов деградации. Деградации не только промышленного производства, но и морали, и человеческих отношений. Я уже не говорю о технологической перестройке - в этой сфере началось безнадежное отставание. Страна управлялась по принципу: "Приказано не беспокоить!" По способности следовать этому принципу подбиралась и номенклатура.

И тому были причины. В самом деле, военный паритет достигнут, внешняя угроза, кажется, миновала и надо ли теперь беспокоиться о будущем. Да и макропоказатели в экономике были более или менее удовлетворительными. Ну, несколько снизился процент роста ВВП, но все равно он оставался положительным! Однако людям, связанным тогда с наукой, техникой, технологиями, вся эта псевдоблагополучная картина виделась совсем в ином свете - мы явно проигрывали холодную войну, причем по всем статьям. А это значило, что нас ждет весьма печальное будущее. И в этой обстановке начались поиски качественно новой модели развития нашего государства. И одной из таких новых идей, которая получила достаточно широкое распространение, была идея конвергенции.

Разговоры о конвергенции начались в средине 70-х годов, причем не только у нас, но и на Западе. Но тогда конвергенция понималась очень примитивно - как некоторая структура организации государства, в которой объединяется все лучшее, что есть в социализме и капитализме. Одним словом, некий искусственный симбиоз. Надо сказать, что такое представление о конвергенции подробно обсуждалось в Европе теоретиками постиндустриализма (Маркузе и другими). У нас в подобном ключе рассуждали Андрей Дмитриевич Сахаров и люди, разделявшие его взгляды.

Я считал и считаю подобные идеи чистой эклектикой. Нельзя объединить необъединяемое. Я всегда выступал против конвергенции в таком примитивном понимании. Дважды эту тему я обсуждал с Сахаровым, но мне казалось, что он был очень далек от понимания реальной ситуации. Мы не нашли общего языка.

Я тоже размышял о конвергенции, но совсем в другом ключе. Главное, что было зримо: Советский Союз явно выпадал из общепланетарного процесса развития, он медленно, но верно откатывался на периферию сообщества. А это и есть суть грядущей катастрофы. Значит, основная задача - вписаться в этот процесс, который некоторые специалисты называют мировым разделением труда и разделением мирового дохода. Включение мира социализма в эту общепланетарную систему я и называл и называю конвергенцией. По существу, мы сейчас, в конце 90-х годов, и переживаем процесс конвергенции, но в гораздо более тяжелой форме, чем это могло бы произойти в те времена, когда мы имели еще могучее государство и работающую промышленность.

Но при существовавшей в то время форме государственности (то есть при той системе В) подобная конвергенция была невозможна. Значит, хотим мы этого или нет, но для успешного включения в систему мирового разделения труда нам неизбежно придется изменить форму собственности и перестроить всю систему управления народным хозяйством. Сохранив по возможности все те организационные находки и те достижения в социальной сфере, которыми мы тогда обладали.

Но как это сделать, как преодолеть естественное сопротивление системы В, как перестроить ее и провести демонтаж без крови и разрушения существующего государства. Это были тяжелые, я бы сказал - мучительные раздумия.

Но была еще одна мысль, которая не давала мне покоя. Как в принципе может быть преодолен системный кризис на уровне государства? Ведь над государством не существует системы более высокого уровня, которая может взять на себя задачу перестройки системы В. Здесь я вижу лишь один "регулярный" путь решения этой проблемы: создать действительно демократическую форму государственности, которая бы гарантировала безболезненный переход власти от одной правящей элиты к другой, от одной системы целей к другой. Этого может быть и недостаточно, но в том, что это необходимо, я убежден!



Приход к власти М. С. Горбачева воодушевил довольно многих и меня в том числе, и я стал довольно интенсивно размышлять о возможных путях реализации перестроечного процесса. Такие размышления мне теперь уже не казались лишенными смысла. Можно было надеяться, что они кому-нибудь пригодятся и что окончание системного кризиса не за горами. К сожалению, я ошибался.

В основе моих рассуждений лежал принцип безболезненного перехода к новым организационным структурам. Революций быть больше не должно! Не должно быть больше и лозунгов типа "...до основанья, а затем" и вообще какого-либо экстремизма. Весь процесс перестройки - действия, крайне осторожные и продуманные вплоть до мелочей. И четко должны просматриваться две линии действия.

Первая. Ее следовало бы назвать идеологической. Люди, затеявшие перестройку, обязаны ясно сказать народу о том, что они видят на финише перестройки, в какой стране предстоит им жить - с каким политическим устройством, с каким типом экономики, с какой структурой отношений с мировым сообществом... Другими словами - прежде чем создавать или перестраивать систему, то есть тот аппарат, который станет реализовывать цели перестройки, и прежде чем давать задания этому аппарату, необходимо четко сформулировать цели системы А. Без такой определенности нельзя преодолеть системный кризис: люди, принадлежащие системе В, будут продолжать и в новых условиях отслеживать свои собственные интересы (или интересы правящей элиты, что, впрочем, одно и то же).

Вторая линия действия. Ее бы я назвал конструктивной линией поведения. Нельзя ждать, пока сформируется необходимое идеологическое обоснование, если есть вполне очевидные первые шаги, и их надо начинать делать, причем немедленно. Тем более, что у нас есть опыт их реализации. И первый шаг, который абсолютно необходим, - это ликвидация отраслевых монополий и формирование государственных корпораций по типу синдикатов времен НЭПа. И эти синдикаты должны работать в условиях конкуренции. Только тогда у них начнут появляться стимулы для совершенствования технологий и обеспечения необходимого качества потребительских товаров. Это был бы шаг, проверенный нашим советским опытом. Можно было предложить еще и другие организационные акции, заимствованные из практики НЭПа, замечательного изобретения 20-х годов. Я думаю, отказавшись от принципов НЭПа на грани 30-х годов, наша страна упустила уникальную возможность реализации некоего "третьего пути", как сейчас принято говорить не только у нас в стране.

На фоне этих, как мне казалось, очевидных действий должна была бы быть тщательно продумана совокупность мероприятий, необходимых для демократизации страны, для появления той "верхней инстанции" - демократической правовой системы, которая будет способна гасить системные кризисы еще в их эмбриональном состоянии.

Я несколько раз выступал с докладами, посвященными проблемам системного кризиса, на семинарах экономистов, но не встретил сочувствия и даже понимания. А системный кризис нарастал. Мне казалось, что М. С. Горбачев не отдает себе отчета в сложности и запутанности ситуации, в ее истинных причинах. Отсюда и те бессистемные и случайные действия, вроде антиалкогольной кампании, которые только усугубляли кризис. А, может быть, я по ошибке отождествлял цели первого и единственного Президента Советского Союза с целями системы А?



Системный кризис 90-х годов

И вот в конце 1991 года Советский Союз рухнул. Можно было бы ожидать, что со сменой правящих элит, с приходом во власть новых энергичных людей будет преодолен и системный кризис. Но оказалось, что, несмотря на все трагические обстоятельства крушения тысячелетнего государства, несмотря на смену политических элит и экономической природы государства, системный кризис существует, продолжает углубляться и принимает все более угрожающие формы. Увы, и содержание этого кризиса остается старым: преобладание интересов и целей системы В над объективными целями системы А, которую теперь олицетворяют народы только одной России.

Тому причин много. Но главная из них та, что правящая элита и теперь не способна сформулировать совокупность целей системы А. И вряд ли отдает себе отчет в том, что это необходимо.

У меня уже давно закрадывается подозрение, что новая система В и не отождествляет себя с системой А, и даже не стремится найти устойчивый компромисс. И все же многие из состава правящей элиты постепенно начинают осознавать, что несоответствие действий управляющей системы объективным целям системы А может окончиться для элиты ее собственным крахом. Постепенно прорастает понимание того, что обеспечить даже собственный гомеостаз (то есть благополучную жизнедеятельность самой системы В) на более или менее обозримом отрезке времени одним "штопанием дыр" невозможно в принципе.

Обеспечить будущее, не вглядываясь в него, без представления об этом желаемом будущем и без стратегии его достижения - невозможно!

И эта мысль находит все большее понимание. Начинают говорить о необходимости разработки системы национальных целей. Но национальные цели объективно существуют, они рождаются народом, их нельзя "придумать", а тем более, разработать группой чиновников. Они могут быть четко сформированы лишь в результате дискуссий или гениальной находки, подобно той, которую провозгласил купец Минин в тяжелейшие для России времена двух Лжедмитриев и всеобщей смуты. Минина поддержал народ, и "третья рать" смогла сделать то, чего не смогли сделать рати Годунова и Шуйского.

А разве лозунг "Земля крестьянам, заводы рабочим!" не сыграл такой же роли в гражданскую войну? Да мало ли мы знаем в истории подобных примеров! Те же идеи Рузвельта, поддержанные американским народом и позволившие преодолеть великий кризис 1929-1933 годов. Да и в наши дни новый премьер-министр Великобритании Тони Блэйер дает нам пример, собирая "лучшие умы Великобритании для дискуссии о третьем пути".

У нас же разговора о будущем не заходит вообще. Не произносятся слова и о системном кризисе. Хотя давно уже настало время внятно сказать: куда и зачем мы идем, на что направлены реформы и что мы можем ожидать в будущем. И уже давно пора предлагать для обсуждения варианты СТРАТЕГИИ к достижению этого будущего.

Лишь только после этого можно рассуждать о путях дальнейшего развития различных институтов общества - о реформировании науки, о перестройке системы образования, о выборе лучшей системы здравоохранения…

Менталитет русского человека таков, что ему больше, чем кому бы то ни было, необходимо СЛОВО! Ему необходим порыв! Только поверив СЛОВУ, народ может пойти на жертвы, которые его еще ожидают.
От miron
К Георгий (13.01.2005 17:02:41)
Дата 13.01.2005 18:41:52

Еше один идеалист без понимания экономики

>Итак, одна из причин наступления системного кризиса в нашей стране - новый на Западе взлет научно-технического прогресса.>

Ну был взлет, так догнали бы. Ничего нового на Западе не придумали. Транзисторы бы делать научились. Даже в выжиганием электронами. Благо электронны микроскопы делали сами наряду с Чехами, голландцами, немцами и японцами. Надо было не паниковать, вспомнить свои бдения в землянке 1942.

>Однако этот вызов социалистическая система принять не смогла (почему это произошло, мы увидим чуть ниже).>

А ведь так ничего и не сказал по этому поводу.

>Но была и вторая причина, не менее важная, во многом объясняющая наше технологическое отставание. К концу 50-х годов страна Советов достигла паритета в ракетно-ядерных и прочих вооружениях со своим основным противником - Соединенными Штатами Америки. Иначе говоря, система А достигла главной своей цели. Но одновременно начал исчезать пресс ответственности системы В. Механизмы компромисса обеих систем стали размываться.

>Для продолжения развития страны были нужны новые цели и политическая воля к их достижению. Между тем цели продолжали формулироваться на том языке коммунистической идеологии>

Вот где причина. Отсутствие возможностей изучать собственное обшество. Но академик не понимает. Действительно, специалист подобен флюсу.

>Однажды, возвращаясь с какого-то обсуждения, связанного с закрытием линии БЭСМ, переходом на производство компьютеров единой серии - ЕС (при этом предполагалось прямое копирование компьютеров фирмы IBM) и сокращением собственных конструкторских разработок, Виктор Михаилович Глушков сказал примерно следующее: не понимаю, за что сажают диссидентов, нас надо сажать!>

Так что мешало работать, стучаться в Политбюро. Паника.

>профессор Юрий Павлович Иванилов. Позднее он стал депутатом Верховного Совета и его активная деятельность окончилась вместе с Верховным Советом в октябре 1993 года. Он был единственным из моих знакомых, который сумел назвать все своими именами. Он мне сказал однажды: все дело в том, что система А постепенно лишилась собственных целей развития, поэтому у нее в принципе нет и не может быть стратегии будущего развития. Управление без цели - это уже не управление, а способ обеспечения собственного благополучия управленческим аппаратом, что никак не может быть связано с долговременными целями системы А, которые всегда объективны. Я думал о происходящем в том же ключе.>

Вот он вместе со мной прекрасную систему и разваливал. Очень старался.

>Особенно остро я почувствовал обострение кризиса после провала косыгинских реформ, с которыми многие из нас связывали надежды на принципиальное обновление всей структуры управления. Но они с треском провалились.>

Да, он видимо, никогда в пром ышленности не работал. Из академического кабинета все кажется треском.

В обшем очередная туфта очередного флюсоподобного академика.
От Георгий
К miron (13.01.2005 18:41:52)
Дата 13.01.2005 22:33:48

Точно - в общем-то не сказал. %-)


> >Однако этот вызов социалистическая система принять не смогла (почему это произошло, мы увидим чуть ниже).>
>
> А ведь так ничего и не сказал по этому поводу.

Точно - в общем-то не сказал. По его мнению, у СССР, у СОВЕТСКОГО СТРОЯ была лишь одна цель - "добиться паритета с Западом"? И
только это и служило оправданием "режиму"? А, мол, "закончилось", "обеспечили паритет" - так надо отбросить все как декорацию?

В Китае-то, конечно, поумнее люди. Интересно - а как ОНИ сочетали и сочетают "коммунизм" с "глобализмом" и "мировым разделением
труда"?
От Iva
К miron (13.01.2005 18:41:52)
Дата 13.01.2005 21:34:46

Интересно вы цитаты режите и очень легко делаете выводы.

Привет

>>Однажды, возвращаясь с какого-то обсуждения, связанного с закрытием линии БЭСМ, переходом на производство компьютеров единой серии - ЕС (при этом предполагалось прямое копирование компьютеров фирмы IBM) и сокращением собственных конструкторских разработок, Виктор Михаилович Глушков сказал примерно следующее: не понимаю, за что сажают диссидентов, нас надо сажать!>
>
>Так что мешало работать, стучаться в Политбюро. Паника.

А чего же конец цитаты обрезали?

"И действительно, ничего и близкого к тому уровню критики, которая прозвучала на заседании в Кремле, никогда не было в том кухонном критицизме, за который многие поплатились изгнанием и другими видами остракизма."

Это что как не поход в ЦК? И думаете Глушков в Политбюро не ходил?

>>Особенно остро я почувствовал обострение кризиса после провала косыгинских реформ, с которыми многие из нас связывали надежды на принципиальное обновление всей структуры управления. Но они с треском провалились.>
>
>Да, он видимо, никогда в пром ышленности не работал. Из академического кабинета все кажется треском.

Школа Моисеева одна из сильнейших в нашей стране по макроэкономическому анализу и моделированию. Занимались его люди почти всем - глобальным матэкономических моделированием, анализом статистики, сельским хозяйством, промышленно-экономическими моделями, моделированием в военных целях, методами оптимизации и т.д. вплоть до "ядерной зимы". Ну и разработкой матаппаратов для всего этого. Так что были в курсе что и как в старне происходит гораздо лучше, чем вам кажется. Не говоря уже о тесных контактах с Глушковым ( правильнее с ИКИ вцелом) на всех уровнях и знания проблемм АСУ и проблем их внедрения в советскую жизнь.

Владимир