|
|
От
|
Pout
|
|
|
К
|
JesCid
|
|
|
Дата
|
21.09.2004 10:28:11
|
|
|
Рубрики
|
Прочее;
|
|
Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов
JesCid сообщил в новостях
следующее:124957@kmf...
> > http://www.spasibo.ru/full/books/52363.html
>
> это не работает
это адрес магазина где книжки продавали два года назад, когда шел
разговор о Вежбицкой.. Видно, все распродали. У меня три книжки
Вежбицкой, летом читал. Нравится. Вводная популярная статья во всею эту
тему Юлии Латыниной - она хорошо написала про основную затею
Вежбицкой -"алфавит человеческих мыслей" на основе трех
дестяков"семантических примитивов" - тоже есть , даже в е-виде, найду
выложу
>
> > http://vif2ne.org/nvz/forum/archive/47/47096.htm ...
> ...
>
> без конкретных примеров не оч. информативно
>
> и ещё без связи со средой обитания (например рассмотрение форм
обращения/вежливости в разных языках по контрасту:
скандинавские/японский или даже хотя бы английский/французский или по
близости - немецкий/английский)
>
Она лингвист, но не узко-цеховой,хотя и не надевает на себя маску
универсального "культуролога". ПРосто тщательно и мощно копает свой
огород,знает и любит языки , в том числе русский.
два отрывка из ее работ. Только имейте в виду, что _это_ "вынуто" из
середины всей конструкции и имеет целью полемически обозначить и выпукло
выразить основную позицию А.Вежбицкой - в данном случае с "монцентрами"
англосаксами, всякими хомскими-пинкерами. А сама разработка и
усовершенствование "алфавита" и потом верчение этого"кубика рубика" - в
других работах,на некоторые ссылки я дал
http://www.hse.ru/science/igiti/thesis3/3_4_2Wierz.pdf
Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов. М.: Языки
славянской культуры, 2001. С.13-38.
http://www.fulbright.ru/russian/sumschool/2004/Wierzbicka.doc
Людям, хорошо знающим два разных языка и две разные культуры (или
более), обычно очевидно, что язык и образ мышления взаимосвязаны (ср.
Hunt & Benaji 1988). Подвергать сомнению наличие такой связи на основе
мнимого отсутствия доказательств - значит не понимать, какова природа
доказательств, которые могли бы быть уместны в данном контексте. Тот
факт, что ни наука о мозге, ни информатика не могут ничего сказать нам о
связях между тем, как мы говорим, и тем, как мы мыслим, и о различиях в
образе мышления, связанных с различиями языков и культур, едва ли
доказывает, что таких связей вовсе нет. Тем не менее среди одноязычных
людей, равно как и среди некоторых специалистов по когнитивной науке
распространено категорическое отрицание существования такого рода связей
и различий.
Один из примеров такого отрицания, особенно обращающий на себя внимание,
дает нам недавно вышедший лингвистический бестселлер, написанный
психологом из Массачусетского технологического института Стивеном
Пинкером, чья книга "Языковой инстинкт" (Pinker 1994) превозносится на
суперобложке как "великолепная", "ослепительная" и "блестящая", а Ноам
Хомский восхваляет ее (на суперобложке) как "чрезвычайно ценную книгу,
весьма информативную и очень хорошо написанную". Пинкер (Pinker 1994:
58) пишет:
Как мы увидим в данной главе, нет никаких научных данных,
свидетельствующих о том, что языки существенным образом формируют образ
мышления носителей этих языков. Идея, что язык формирует мышление,
казалась правдоподобной, когда ученые ничего не знали о том, как
происходит процесс мышления, и даже о том, как можно это исследовать.
Теперь, когда знают, как следует мыслить о мышлении, стало меньшим
искушение приравнивать его к языку только по той причине, что слова
легче пощупать руками, нежели мысли (58).
Конечно, в книге Пинкера нет никаких данных, свидетельствующих о
возможной связи различий в мышлении с различиями языков,- но непонятно,
чем он доказывает, что "таких данных нет". Начать с того, что он не
рассматривает никаких языков, кроме английского. Вообще эта книга
отличается полным отсутствием интереса к другим языкам и другим
культурам, подчеркнутым тем фактом, что из 517 работ, включенных
Пинкером в библиографию, все работы - на английском языке.
Свое осуждение теории "лингвистической относительности" Пинкер
высказывает без обиняков. "Она неверна, совершенно неверна", -утверждает
он (57). Он высмеивает предположение что "фундаментальные категории
действительности не наличествуют в реальном мире, а налагаются культурой
(и потому могу быть подвергнуты сомнению...)" (57), и даже не
рассматривав возможность того, что если некоторые категории могут быть
врожденными, то другие могут в самом деле налагаться культурой. Oн также
полностью отвергает взгляды, высказанные Уорфом (Whorf 1956) в
знаменитом отрывке, заслуживающем того, чтобы его привести опять:
Мы расчленяем природу в направлении, подсказанном нашим родным языком.
Мы выделяем в мире явлений те или иные категории и типы совсем не
потому, что они (эти категории и типы) самоочевидны; напротив, мир
предстает перед нами как калейдоскопический поток впечатлений, который
должен быть организован нашим сознанием, а это значит в основном -
языковой системой, хранящейся в нашем сознании. Мы расчленяем мир,
организуем его в понятия и распределяем значения так, а не иначе в
основном потому, что мы - участники соглашения, предписывающего подобную
систематизацию. Это соглашение имеет силу для определенного речевого
коллектива и закреплено в системе моделей нашего языка. Это соглашение,
разумеется, никак и никем не сформулировано и лишь подразумевается, и
тем не менее мы участники этого соглашения; мы вообще не сможем
говорить, если только не подпишемся под систематизацией и классификацией
материала, обусловленной указанным соглашением (213).
Конечно, в этом отрывке немало преувеличений (как я постараюсь показать
ниже). Тем не менее никакой человек, действительно занимавшийся
межкультурными сопоставлениями, не станет отрицать того, что в нем
содержится и немалая доля истины.
...
"Можно простить людей, переоценивающих роль языка", говорит Пинкер
(Pinker 1994: 67). Можно простить и людей, недооценивающих ее. Но
убеждение, что можно понять человеческое познание и людскую психологию в
целом на основе одного английского языка, представляется близоруким,
если не совершенно моноцентричным.
Поле эмоций представляет собою хорошую иллюстрацию ловушки, в которую
можно попасть при попытке выявить универсалии, свойственные всем людям,
на основе одного родного язы
...
6. Ключевые слова и ядерные ценности культуры
Наряду с "культурной разработанностью" и "частотностью", еще один важный
принцип, связывающий лексический состав языка и культуру,- это принцип
"ключевых слов" (ср. Evans-Pritchani 1968 [1940], Williams 1976, Parian
1982, Moeran 1989). На самом деле эти три принципа оказываются
взаимосвязанными.
"Ключевые слова" - это слова, особенно важные и показательные для
отдельно взятой культуры. Например, в своей книге "Семантика, культура и
познание" (Semantics, culture and cognition, Wierzbicka 1992b) я
попыталась показать, что в русской культуре особенно важную роль играют
русские слова судьба, душа и тоска и что представление, которое они дают
об этой культуре, поистине неоценимо.
Нет никакого конечного множества таких слов в каком-либо языке, и не
существует никакой "объективной процедуры открытия", которая позволила
бы их выявить. Чтобы продемонстрировать, что то или иное слово имеет
особое значение для некоторой отдельно взятой культуры, необходимо
рассмотреть доводы в пользу этого. Конечно, каждое подобное утверждение
потребуется подкрепить данными, но одно дело данные, а другое -
"процедура открытия". Например, было бы смешно критиковать Рут Бенедикт
за особое внимание, которое она уделила японским словам gin и on, или
Мишель Розальдо за ее особое внимание к слову liget языка илонго на том
основании, что ни та, ни другая не объяснили, что привело их к
заключению, что указанные слова стоят того, чтобы на них
сосредоточиться, и не оправдали свой выбор на основе каких-то общих
процедур открытия. Важно, привел ли Бенедикт и Розальдо их выбор к
существенным идеям, которые могут оценить другие исследователи, знакомые
с рассматриваемыми культурами.
Как можно обосновать утверждение, что то или иное слово является одним
из "ключевых слов" некоторой культуры? Прежде всего, может понадобиться
установить (с помощью или без помощи частотного словаря), что слово, о
котором идет речь, представляет собою общеупотребительное, а не
периферийное слово. Может также понадобиться установить, что слово, о
котором идет речь (какой бы ни была общая частота его употребления),
очень часто используется в какой-то одной семантической сфере, например
в сфере эмоций или в области моральных суждений. Кроме того, может
оказаться нужным продемонстрировать, что данное слово находится в центре
целого фразеологического семейства, подобного семейству выражений с
русским словом душа (ср. Wierzbicka 1992Ь): на душе, в душе, по душе,
душа в душу, излить душу, отвести душу, открыть душу, душа нараспашку,
разговаривать по душам и т. д. Может быть, возможно будет также
показать, что предполагаемое "ключевое слово" часто встречается в
пословицах, в изречениях, в популярных песнях, в названиях книг и т. д.
Но дело не в том, как "доказать", является ли то или иное слово одним из
ключевых слов культуры, а в том, чтобы, предприняв тщательное
исследование какой-то части таких слов, быть в ее стоянии сказать о
данной культуре что-то существенное и нетривиальное. Если наш выбор
слов, на которых следует сосредоточиться, не "внушен" самим материалом,
мы просто будем не в состоянии продемонстрировать что-то интересное.
Использование "ключевых слов" в качестве метода изучения культуры может
быть подвергнуто критике как "атомистические изыскания, уступающие
"холистическим" подходам, направленным на более общие культурные модели,
а не на "случайно выбранные отдельные слова". Возражение такого рода
может имеет силу по отношению к некоторым "исследованиям слов", если эти
исследования действительно представляют собою анализ "случайно выбранных
отдельных слов", рассматриваемых как изолированные лексические единицы.
Однако, как я надеюсь показать в данной книге, анализ "ключевых слов"
культуры не обязательно должен вестись в духе старомодного атомизма.
Напротив того, некоторые слова могут анализироваться как центральные
точки, вокруг которых организованы целые области культуры. Тщательно
исследуя эти центральные точки, мы, возможно, будем в состоянии
продемонстрировать общие организационные принципы, придающие структуру и
связность культурной сфере в целом и часто имеющие объяснительную силу,
которая распространяется на целый ряд областей.
Такие ключевые слова, как душа или судьба, в русском языке подобны
свободному концу, который нам удалось найти в спутанном клубке шерсти:
потянув за него, мы, возможно, будем в состоянии распутать целый
спутанный "клубок" установок, ценностей ожиданий, воплощаемых не только
в словах, но и в распространенных сочетаниях, в устойчивых выражениях, в
грамматических конструкциях, в пословицах и т. д. Например, слово судьба
приводит нас к другим словам, "связанным с судьбою", таким как суждение,
смирение, участь, жребий и рок, к таким сочетаниям, как удар судьбы, и к
таким устойчивым выражениям, как ничего не поделаешь, к грамматическим
конструкциям, таким как все изобилие безличных дативно-инфинитивных
конструкций, весьма характерных для русского синтаксиса, к
многочисленным пословицам и так далее (подробное рассмотрение этого см.
в Wierzbicka 1992b). Подобным же образом в японском языке такие
ключевые слова, как enryo (приблизительно 'межличностная сдержанность'),
(приблизительно 'долг благодарности') и omoiyari (приблизительно
'бенефактивная эмпатия'), могут привести нас в сердцевину целого
комплекса культурных ценностей и установок, выражаемые среди прочего, в
общепринятой практике разговора и раскрывающих целую сеть
культуроспецифичных "культурно-обусловленных сценариев"3 (ср.
Wierzbicka, in press a).
---