> Учебники же, где бы все расжевывалось с нуля для "чайников" в силу этого обстоятельства были не особенно востребованы. Не предполагалось, что советские люди перейдут к индивидуальному изобретательству без общения с уже давно работающими коллективами. Не предполагалось вавилонского разделения на индивидуальных предпринимателей.
Я бы эту же ситуацию растолковал бы совершенно в противоположном смысле. Стремительный рост научных и инженерных коллективов резко снижал требования к видению ситуации как целого каждым инженером и научным работником. Повышал востребованность в натасканности узких специалистов. В итоге происходила резкая математизация образования. Студенты больше уделяли внимания овладению алгоритмами математических преобразований, а буквочки, выражающие системные, логические связи между объектами познания, - они переставали видеть.
Соответственно когда сами вырастали до преподавателей и авторов книг, - больше уделяли внимания математике связей, нежели физическому содержанию.
К 80-м годам непонимание очень многими научными работниками физического содержания собственных работ превратилось уже в массовую паталогию.
_______________________________________
К сожалению, кроме этой вполне объективной причины, была и указанная Александром субъективная.
Но и это не все. В мировой, включая советскую, науке сформировалсь влиятельная группировка людей, которым и до фундаментальных проблем не было никакого дела. Которым от науки нужны были карьера, соответствующие вес и материальный успех. Когда представляешь результат, прозрачный и понятный публике, первым делом возникает вопрос: ну и что? Что здесь нового, что здесь особенного? Если это не набор табличных, впервые измеренных параметров, к которым и вопросов-то нет, то твой результат должен быть опровержением какого-либо устаревшего представления. А это - опасное дело. За это бьют те, кто связан с указанными устаревшими представлениями. Это очень скользко и тяжело. Поскольку за утверждением должен стоять десятикратный запас прочности. Но можно было играть в уравнения.
Математическая абракадабра позволяла скрыть пустоту работ. Кучи преобразований, какие-то расчетные модели. Безупречность алгоритмов решения какого-нибудь параболического уравнения с такими-то граничными и начальными условиями, игра в сетки для получения устойчивого результата численного расчета, - напрочь камуфлировала саму суть. Заключающуюся, например, в физически неправомерном задании тех самых начальных и граничных условий. Заключающуюся в необоснованном применении таких-то параметров, вводимых по ходу дела в расчетную модель. Заключающуюся нередко в обсурдности самой постановки задачи, поскольку реальная физика процесса близко не лежит к закономерностям, принятым в модели.
Математическая загроможденность работ выступила в качестве словесного поноса, скрывающего запор мыслей. Она же оказалась чрезвычайно выгодной формой фактической конформизации науки. Формулы стали подменять науку.
Я сам - экспериментатор. И у меня глаза на лоб лезли, когда в сборнике работ такой-то конференции две соседние теоретические работы приводили для одного и того же явления к двум противоположным зависимостям. Типа пропорционально R в одной, и пропорционально 1|R - в другой. Мне эта зависимость потребовалась при проектировании установки. И как я на эти "научные результаты" должен был смотреть? Сборник, в котором есть эти две работы у меня на полке. Хоть сейчас назвай имена авторов.
В другом случае две школы теоретиков добрых полтора десятка лет обсасывали одни и те же 2-3 экспериментальные работы, выводя из них противоположные зависимости. Только один из этих теоретиков написал только на этих математических выкрутасах не менее 20 статей и немерянное количество тезисов конференций, составивших надежный фундамент его докторской диссертации. Опровергающий все эти построения эксперимент(мой) - заслужил своим простым и бесхитростным описанием аж двух страниц в тезисах конференции. Об этом реальном результате невозможно больше написать. Технический способ устранения неоднозначности и кривая из десятка точек. Все. А вот указанный теоретик, которому этот эксперимент был достоверно известен, спокойно себе продолжал множить число статей того же типа с математическим играми вокруг той же проблемы, вокруг прежних, позволявших двузначное толкование экспериментов.
О чем говорят эти примеры? Математизация науки фактически стала способом продуцирования бессмысленного околонаучного хлама и наработки личных очков представителей науки в борьбе за свой высокий статус. Очков, за которыми не стоит вообще никакой попытки установить истину. Аналог высокофилософского словоблудия, схоластики. Сколько чертей может может разместиться на кончике иглы? Представим черта в виде распространяющегося тангенциально к поверхности кончика иглы солитона и рассчитаем его дисперсию...
И каких учебников можно ожидать от таких докторов-профессоров?
Еще хуже. Открываешь научный труд, в котором автор строит математическую модель. И с удивлением обнаруживаешь собственно математическую неправомерность преобразований. Обнаруживаешь потому, что тебе это очень нужно. Ни один рецензент не в силах проконтролировать выкладки с обращением еще и к цитируемым статьям автора. Это безумный труд. Исходные построения посмотрел, посмотрел выводы. А они - результат подгонки. Честная математика приводит к другому результату. Т.е. вся система построений - вообще ничего не выражает, никаких физических закономерностей. Она представляет собой декорацию, и маскирует то, что автор просто не сумел получить никакого объяснения наблюдаемым эффектам. Увы, это - реальная практика.
