От	Pout
К	All
Дата	25.04.2002 10:36:35
Рубрики	Прочее;

Курс молодого бойца-1968."Об идолах и идеалах" Э.В. Ильенков(*)

---

На сайте "Читать Ильенкова" - обновления.
Хроника сайта и краткий обзор Ильенковских чтений 2002г.

http://www.caute.hut.ru/ilyenkov/chronica.html
http://www.caute.hut.ru/ilyenkov/readings/2002.html


=========================
выложен книга "Об идолах и идеалах"
"Курс молодого бойца". 1968г
=========================
популярное введение в темы социологии, философии, психологии, педагогики
для молодых читаелей.
Книга ярко окрашена ситуацией 60х годов. Сквозной сюжет - еще не
отгремевшая "война физиков и лириков", точнее в то время же - первые
залпы вокруг "проблемы искусственного интеллекта". На эту нить
нанизываются связанные очерки.


уже ближе к концу книги - синтез, "педагогический"очерк, в котором
коротко и на примерах формулируются позиции по теме"что такое - учить
мыслить"

"Школа должна учить мыслить!"(отрывки)
-------------------

http://www.caute.hut.ru/ilyenkov/texts/iddl/9.html
..
Ум, способность самостоятельно мыслить, формируется и совершенствуется
только в ходе индивидуального освоения умственной культуры эпохи. Он,
собственно, и есть не что иное, как умственная культура человечества,
превращенная в личную <собственность>, в принцип деятельности личности.
В составе ума нет ничего иного. Он - индивидуализированное духовное
богатство общества, если выразиться высокопарным философским языком.

А говоря попросту, ум (талант, способность и т.д.) представляет собой
естественный статус человека, норму, а не исключение. Нормальный
результат развития нормального в биологическом отношении мозга в
нормальных же - человеческих - условиях.

С другой же стороны, глупый человек, человек с непоправимым недостатком
<способности суждения>, есть прежде всего, изуродованный человек, -
человек с искалеченным мозгом. И искалеченность органа мышления - всегда
следствие <ненормальных>, <неестественных> (с точки зрения подлинных
критериев человеческой культуры) условий, результат грубо насильственных
<педагогических> воздействий на весьма нежный (особенно в раннем
возрасте) орган.

Искалечить орган мышления гораздо легче, чем любой другой орган
человеческого тела, а излечить очень трудно. А позже - и совсем
невозможно. И один из самых <верных> способов уродования мозга и
интеллекта - формальное заучивание знаний. Именно таким способом
производятся <глупые> люди, то есть люди с атрофированной способностью
суждения. Люди, не умеющие грамотно соотносить усвоенные ими общие
знания с реальностью, а потому то и дело попадающие впросак.
....

Но все это, так сказать, нравственно-эстетическая прелюдия. А как же
все-таки учить мыслить? Любви [165] и внимания к индивидуальности тут,
понятно, маловато, хотя без них и не обойтись.

В общем и целом ответ таков. Надо организовать процесс усвоения знаний,
процесс усвоения умственной культуры так, как организует его тысячи лет
лучший учитель - жизнь. А именно: так, чтобы ребенок постоянно был
вынужден тренировать не только (и даже не столько) память, сколько
способность самостоятельно решать задачи, требующие мышления в
собственном и точном смысле слова, - <силы суждения>, умения решать,
подходит данный случай под усвоенные ранее правила или нет, а если нет,
то как тут быть?

Решение задач - вовсе не привилегия математики. Все человеческое
познание есть не что иное, как непрекращающийся процесс постановки и
разрешения все новых и новых задач, вопросов, проблем, трудностей. И
само собой понятно, что лишь тот человек понимает научные формулы и
положения, кто видит в них не просто фразы, которые ему надлежит
зазубрить, а прежде всего - с трудом найденные ответы на вполне
определенные вопросы. На вопросы, естественно вырастающие из гущи жизни
и настоятельно требующие ответов.

Столь же ясно, что человек, увидевший в теоретической формуле ясный
ответ на замучавший (заинтересовавший) его вопрос, проблему, трудность,
такую теоретическую формулу не забудет. Он не будет вынужден ее
зазубривать. Он ее запомнит легко и естественно. А и <забудет> - не
беда. Он всегда ее выведет сам, когда ему снова встретится
ситуация-задача с тем же составом условий. А то, что мы описали, и есть
ум.

Так что учить мыслить нужно прежде всего с развития способности
правильно ставить (задавать) [166] вопросы. Так начинала и начинает
каждый раз сама наука - с постановки вопроса природе, с формулировки
проблемы, то есть задачи, неразрешимой с помощью уже известных способов
действий, известных - проторенных и затоптанных - путей решения. Так же
должен начинать свое движение в науке и каждый вновь вступающий на ее
поприще индивид. В том числе - ребенок. С острой формулировки трудности,
неразрешимой при помощи донаучных средств, с точного и острого выражения
проблемной ситуации.

Что бы мы сказали о математике, который заставлял бы своих учеников
зубрить наизусть ответы, напечатанные в конце задачника, не показывая им
ни самих задачек, ни способов их решения? Между тем географию, ботанику,
химию, физику и историю мы часто преподаем детям именно таким нелепым
способом. Мы вещаем им ответы, найденные человечеством, часто даже не
пытаясь объяснить, на какие именно вопросы даны, найдены, отгаданы
ответы...

Учебники и следующие им учителя слишком часто, увы, начинают прямо с
итоговых дефиниций. Но ведь реальные люди, создавшие науку, никогда не
начинали с них. Дефинициями они кончали. А ребенка вводят в науку
почему-то с обратного конца. А потом удивляются, что он никак не может
<усвоить>, а <усвоив> (в смысле - зазубрив), никак не может соотнести
общетеоретические положения с реальностью, с жизнью. Так и вырастает
псевдоученый, педант, человек, иной раз знающий назубок почти всю
литературу по своей специальности, но не понимающий ее.

Вот блестящий анализ ума педанта, произведенный Карлом Марксом. Он очень
поучителен. Речь идет о немецком экономисте В.Ф. Рошере. <Рошер
безусловно обладает большим - часто совершенно [167] бесполезным -
знанием литературы, хотя даже в этом сразу узнал я alumnus (питомца. -
Ред.) Геттингена, который не ориентируется свободно в литературных
сокровищах и знает только, так сказать, <официальную> литературу... Но,
не говоря уже об этом, что за польза мне от субъекта, знающего всю
математическую литературу, но не понимающего математики?.. Если подобный
педант, который по своей натуре никогда не может выйти за рамки ученья и
преподавания заученного и сам никогда не сможет чему-либо научиться,
если бы этакий Вагнер был, по крайней мере, честен и совестлив, то он
мог бы быть полезен своим ученикам. Лишь бы он не прибегал ни к каким
лживым уловкам и сказал напрямик: здесь противоречие; одни говорят так,
другие - этак; у меня же по существу вопроса нет никакого мнения;
посмотрите, не сможете ли Вы разобраться сами! При таком подходе
ученики, с одной стороны, получили бы известный материал, а с другой -
был бы дан толчок их самостоятельной работе. Конечно, в данном случае я
выдвигаю требование, которое противоречит природе этого педанта. Его
существенной особенностью является то, что он не понимает самих
вопросов, и потому его эклектизм сводится в сущности лишь к натаскиванию
отовсюду уже готовых ответов...> 2

Наука и в ее историческом развитии, и в ходе ее индивидуального освоения
вообще начинается с вопроса природе или людям - безразлично. Но всякий
действительный вопрос, вырастающий из гущи жизни и неразрешимый при
помощи уже отработанных, привычных и заштампованных рутинных способов,
всегда формулируется для сознания как формально-неразрешимое
противоречие. А еще точнее, как [168] логическое противоречие,
неразрешимое чисто логическими средствами, то есть рядом чисто
механических операций над ранее заученными понятиями (а еще точнее -
терминами).

Философия давно выяснила, что действительный вопрос, подлежащий решению
только через дальнейшее исследование фактов, всегда выглядит как
логическое противоречие, как парадокс. Поэтому именно там, где в составе
знания вдруг появляется противоречие (одни говорят так, другие - этак),
только и возникает, собственно, потребность и необходимость глубже
исследовать сам предмет. Противоречие - показатель, что знание,
зафиксированное в общепринятых положениях, чересчур общо, неконкретно,
односторонне.

Ум, приученный к действиям по штампу, по готовому рецепту <типового
решения>, и теряющийся там, где от него требуется самостоятельное
(творческое) решение, потому и <не любит> противоречий. Он старается их
обходить, замазывать, сворачивая опять и опять на затоптанные, рутинные
дорожки. И в случае неудачи, когда противоречие упрямо возникает вновь и
вновь, такой ум срывается в истерику, именно там, где нужно мыслить.
Следовательно, отношение к противоречию и является очень точным
критерием культуры ума. Даже, собственно говоря, показателем его
наличия.

Когда-то в лаборатории И. П. Павлова производили над собакой очень
неприятный (для собаки, разумеется) эксперимент. У нее старательно
формировали и отрабатывали положительный слюноотделительный рефлекс на
изображение окружности, и отрицательный - на изображение эллипса. Затем,
в один прекрасный день, круг поворачивали в поле ее зрения так, что он
постепенно <превращался> в [169] эллипс. Собака начинала беспокоиться, и
в какой-то точке срывалась в истерическое состояние, либо впадала в
тупую апатию, начинала отворачиваться от неприятного зрелища. Два строго
отработанных условнорефлекторных механизма, прямо противоположных по
своему действию, включались разом и сталкивались в конфликте, в сшибке,
в антиномии. Для собаки это было непереносимо - момент превращения А в
не-А; момент, в котором <отождествляются противоположности>, как раз и
есть тот момент, в отношении к которому остро и четко выявляется
принципиальное отличие мышления человека от отражательной деятельности
животного.

Для подлинно культурного в логическом отношении ума появление
противоречия - сигнал появления проблемы, неразрешимой с помощью строго
заштампованных интеллектуальных действий, сигнал для включения
мышления - самостоятельного рассмотрения вещи, в понимании которой
возникла антиномия. И ум с самого начала надо воспитывать так, чтобы
противоречие служило для него не поводом для истерики, а толчком к
самостоятельной работе, к самостоятельному рассмотрению самой вещи, а не
только того, что о ней сказали другие люди...

Таково элементарное требование диалектики. А диалектика - вовсе не
таинственное искусство, свойственное лишь зрелым и избранным умам. Она -
действительная логика действительного мышления, синоним конкретного
мышления. Ее-то и нужно воспитывать с детства.

Нельзя не вспомнить здесь мудрые слова, сказанные недавно одним старым
математиком. Рассуждая о причинах недостаточности культуры
математического (и не только математического) мышления у выпускников
средних школ в последние годы, он [170] чрезвычайно точно
охарактеризовал их так: в программах <слишком много окончательно
установленного>, слишком много <абсолютных истин>... Именно поэтому
ученики, привыкающие <глотать жареных рябчиков абсолютной науки>, и не
находят потом путей к объективной истине, к самой вещи.

<Вспоминаю себя, - разъяснил ученый, - свои школьные годы. Литературу
нам преподавал очень грамотный последователь Белинского. И мы привыкли
смотреть на Пушкина его глазами, то есть глазами Белинского. Воспринимая
как <несомненное> все то, что говорил о Пушкине учитель, мы и в самом
Пушкине видели только то, что о нем сказано учителем - и ничего сверх
этого... Так было до тех пор, пока мне в руки случайно не попала статья
Писарева. Она привела меня в замешательство - что такое? Все наоборот, и
тоже убедительно. Как быть? И только тогда я взялся за самого Пушкина,
только тогда я сам разглядел его подлинные красоты и глубины. И только
тогда я по-настоящему, а не по-школьному, понял и самого Белинского, и
самого Писарева...>

Сколько людей ушло из школы в жизнь, заучив <несомненные> положения
учебников о Пушкине, и на том успокоившись! Естественно, что человек,
наглотавшийся досыта <жареных рябчиков абсолютной науки>, вообще уже не
хочет смотреть на живых рябчиков, летающих в небе... Ведь не секрет, что
у очень многих людей охоту читать Пушкина отбили именно на уроках
литературы в средней школе. Да разве только Пушкина?

...

Учить специфически человеческому мышлению - значит учить диалектике,
умению строго фиксировать противоречие, а затем находить ему
действительное [172] разрешение на пути конкретного рассмотрения вещи,
действительности, а не путем формально-словесных манипуляций,
замазывающих противоречия, вместо того чтобы их решать.

Вот и весь секрет. Здесь же и отличие человеческого мышления от психики
любого млекопитающего, а также от действий счетно-вычислительной машины.
Последняя тоже приходит в состояние <самовозбуждения>, очень точно
<моделирующее> истерику собаки в опытах Павлова, когда на ее <вход>
подают разом две взаимоисключающие команды - <противоречие>. Для
человека же появление противоречия - сигнал для включения мышления, а не
истерики.

Диалектическое мышление и надо развивать с детства, с первых шагов
движения человека в науке. Иного пути к преобразованию дидактики на
основе диалектического материализма, на основе диалектики как логики и
теории познания материализма нет. В противном случае все разговоры о
таком <преобразовании> останутся невинным пожеланием, пустой фразой. Ибо
<ядром> диалектики, без коего никакой диалектики нет, является как раз
противоречие - <мотор>, <движущая пружина> развивающегося мышления.

Нового тут ничего нет. Всякий достаточно умный и опытный педагог всегда
это делал и делает. А именно: он всегда тактично подводит маленького
человека к состоянию <проблемной ситуации> - как называют ее в
психологии, - которая неразрешима с помощью уже <отработанных> ребенком
способов действия, с помощью уже усвоенных знаний и в то же время
достаточно посильна для него, для человека с данным (точно учитываемым)
багажом знаний. Такая ситуация требует, с одной стороны, активного
использования всего ранее усвоенного умственного [173] багажа, а с
другой - не <поддается> ему до конца, требуя <маленькой добавки> -
собственного соображения, элементарной творческой выдумки, капельки
<самостоятельности> действия. Если человечек находит - после ряда проб и
ошибок - выход из такой ситуации, но без прямой подсказки, без
натаскивания, он и делает действительный шаг по пути умственного
развития, по пути развития ума. И такой шаг дороже тысячи истин,
усвоенных готовыми с чужих слов. Ибо только так и именно так
воспитывается умение совершать действия, требующие выхода за пределы
заданных условий задачи.

Значит, диалектика есть везде, где происходит выход из того круга
заданных условий, внутри которого задача остается разрешенной и
неразрешенной (а потому имеет вид логического противоречия между <целью>
и <средствами> ее выполнения), в тот более широкий круг условий, где она
реально, конкретно, предметно и потому наглядно разрешается.

Такая диалектика осуществляется даже в случае решения простенькой
геометрической задачи, требующей преобразования условий, заданных
исходным чертежом, хотя бы само преобразование состояло всего-навсего в
проведении одной-единственной лишней линии, соединяющей две другие
(заданные), но прямо не соединенные, не связанные, или, как выражаются в
логике, неопосредствованные. Линии, которая осуществляет как раз связь -
переход, превращение и потому заключает в себе характеристики обеих
связываемых ею линий - и А и не-А.

Переход от одного к другому, от А к не-А, само собой понятно, может быть
осуществлен только через <опосредствующее звено>, через <средний член
умозаключения>, как его называют в логике, через <третье>. Нахождение
такого среднего члена всегда [174] и составляет главную трудность
задачи. Здесь как раз и обнаруживается наличие или отсутствие остроумия,
находчивости и тому подобных качеств ума.

Искомое <третье> всегда обладает ярко выраженными диалектическими
свойствами. Именно: оно должно одновременно заключить в себе и
характеристики А, и характеристики Б (то есть не-А). Для А оно должно
представлять Б, а для Б - быть образом А. Как дипломат в чужой стране
представляет собою не свою персону, а свою страну. В стране А он -
представитель не-А. Он должен говорить на двух языках, на языках обеих
стран: той, которую он представляет, и той, в которой он является
представителем. Иными словами, <средний член> - непосредственное
единство, соединение противоположностей, точка, в которой они
превращаются друг в друга.

Подобную диалектику В. И. Ленин рекомендовал видеть в любом предложении.
<Иван есть человек; Жучка есть собака и т.п. Уже здесь (как гениально
заметил Гегель) есть диалектика: отдельное есть общее> 3.

Но при чем здесь движение мысли, воспитание умения думать? Судите сами.

Прежде всего, если мы четко зафиксировали условия задачи как
противоречие, то наша мысль нацелена на отыскание того факта (линии,
события, действия и т.д. и т.п.), посредством которого исходное
противоречие только и может быть разрешено.

Мы пока не знаем, каково искомое <третье>. Его именно и надлежит искать
и найти. Но вместе с тем мы уже знаем о нем нечто чрезвычайно важное. А
именно: оно должно одновременно <подводиться> [175] и под характеристики
А, и под характеристики Б (то есть не-А). Поэтому поиск <среднего члена>
умозаключения тут становится целенаправленным. Мы ищем такой реальный
факт, который, будучи выражен через термины исходных условий задачи,
выглядел бы как А и не-А одновременно и в <одном и том же отношении>,
как противоречие.

С точки зрения чисто формального мышления такой факт кажется чем-то
совершенно невозможным и немыслимым. Да, он <немыслим> в том смысле, что
его пока нет в нашем мышлении и в поле созерцания, - в составе заданных
условий задачи. Но ведь все познание в конце концов и сводится к тому,
чтобы <немыслимое> сделать достоянием мысли, найти, увидеть и осмыслить
его. И тем самым решить ранее не решенные задачи, вопросы, противоречия.

Так происходит и в самых сложных случаях развития мысли, и в самых
простых. Именно диалектика дала возможность Карлу Марксу решить
проблему, о которую сломала себе голову буржуазная наука, - проблему
рождения капитала из обмена товаров. Противоречие здесь было
зафиксировано самое острое. Дело в том, что высшим законом рыночных
отношений является обмен эквивалентов - равных стоимостей. Если я имею
предмет, стоящий пять рублей, я могу обменять его на другие товары,
которые стоят тоже пять рублей. Я не могу путем обмена - ряда покупок и
продаж - превратить пять рублей в двадцать (если, конечно, исключить
спекуляцию, обман). Но как же возможна тогда прибыль, прибавочная
стоимость, капитал? Ведь его закон - постоянное <самовозрастание>. А
отсюда возникает вопрос:

<Наш владелец денег, который представляет собой пока еще только личинку
капиталиста, должен купить товары по их стоимости, продать их по их
[176] стоимости и все-таки извлечь в конце этого процесса больше
стоимости, чем он вложил в него. Его превращение в бабочку, в настоящего
капиталиста, должно совершиться в сфере обращения и в то же время не в
сфере обращения. Таковы условия проблемы. Hiс Rhodus, hiс salta! (Здесь
Родос, здесь и прыгай!)> 4

Так как же, без всякого обмана, то есть без всякого нарушения высшего
закона товарного мира, вдруг возникает капитал, характеристики которого
прямо противоречат закону обмена эквивалентов?

Задача поставлена четко и ясно. Ее решение, продолжает Маркс, возможно
лишь при том условии, если нашему <владельцу денег... посчастливится
открыть в пределах сферы обращения, т.е. на рынке, такой товар, сама
потребительная стоимость которого обладала бы оригинальным свойством
быть источником стоимости, - такой товар, действительное Потребление
которого было бы овеществлением труда, а следовательно, созиданием
стоимости> 5.

Такой товар, потребление которого было бы созиданием! Вещь как будто
невозможная, <немыслимая>, ибо логически противоречивая.

Но если владелец денег все же превратился в капиталиста, то значит он
все-таки разрешил неразрешимую с точки зрения высшего закона товарного
мира проблему. Он обменивал самым честным образом копейку на копейку,
никого ни разу не надув и все-таки получил в итоге рубль... И,
следовательно, все-таки нашел и купил на рынке немыслимо чудесный
предмет - товар, стоимость, потребление (уничтожение) которой
тождественно производству (созиданию) стоимости...

[177] И теоретику, чтобы разрешать теоретическое (логическое)
противоречие, остается только проследить, где же умудрился владелец
денег купить такой сверхоригинальный товар, с помощью которого
немыслимое становится мыслимым? И что это за волшебный предмет,
осуществляющий немыслимое без какого-то бы ни было нарушения строгого
закона товарного мира? Автор <Капитала> и обнаружил искомый предмет:
<владелец денег находит на рынке такой специфический товар; это -
способность к труду, или рабочая сила> 6.

Вот он - единственный товар на рынке, с помощью которого достигается
решение противоречия, неразрешимого никакими терминологическими
фокусами; единственный предмет, который строго подчиняется всем законам
товара, подходит под все теоретические определения товара, стоимости
(под те самые определения и законы, с точки зрения которых рождение
капитала - акт незаконный, даже противозаконный), и в то же время в
строжайшем согласии с законом рождающий незаконное детище - прибавочную
стоимость, капитал, то есть явление, непосредственно противоречащее
законам товарного мира. Таков предмет, в самом существовании которого
совершается превращение А в не-А: потребительной стоимости - в меновую
стоимость. Точно такое же естественное, и в то же время такое же
<невыносимое> для недиалектического мышления превращение, как и
превращение круга в эллипс, в не-круг.

Найден такой факт, такой непосредственно реальный, конкретно наглядный
факт, и разрешено логическое противоречие, без него и помимо него
неразрешимое. И здесь очень ясно видно, что именно [178] логическое
противоречие, выявленное внутри исходных условий задачи, и внутри них -
неразрешенное и неразрешимое, задает мышлению те условия, которым должно
соответствовать искомое, тот X, то недостающее звено, которое мы должны
найти, чтобы строго решить задачу.

....

<Напряжение противоречия> в мышлении разряжается аналогичным образом,
через включение в <разорванную> противоречием цепь рассуждении нового
факта. Само собой понятно, что не любого попавшегося. А лишь того
одного-единственного, который <подводится> под условия задачи, замыкает
<опосредствует>) ранее не <опосредствованные> стороны противоречия.

Диалектика вообще и состоит в том, чтобы в фактах, в составе фактов,
образующих систему условий нерешенной задачи, выявить их собственное
противоречие, довести его до предельной ясности и чистоты выражения, а
затем найти ему разрешение опять же в фактах, в составе того
единственного факта, которого пока в поле зрения нет и который нужно
найти. Противоречие и заставляет искать такой факт. И тогда противоречие
в мышлении (то есть [179] логическое противоречие) разрешается в
согласии с тем способом, которым реальные противоречия разрешает сама
действительность, движение <самой вещи>.

А не за счет чисто терминологических манипуляций, не путем <уточнения
понятий> и их определений. Конечно, против стремления <уточнить понятия>
возразить ничего нельзя. Проверка и перепроверка предшествующего хода
рассуждении, в итоге коего появилось логическое противоречие, очень
часто показывает, что все дело лишь в простой неряшливости,
двусмысленности терминов и т.п., а потому противоречие никакой реальной
проблемы не выражает. Такие противоречия разрешаются чисто формальным
путем, именно <уточнением терминов>, и никакого поиска новых фактов не
требуют.

Однако диалектика предполагает формально-безупречное мышление. Поэтому
все сказанное выше относится лишь к тем логическим противоречиям,
которые появляются в рассуждении в результате самого строгого и
формально-безупречного мышления, логически выражающего реальные условия
задачи.

Высшая культура мышления, способность выносить без раздражения и
истерики <напряжение противоречия>, способность находить ему предметное,
а не словесное разрешение всегда выражается в умении полемизировать с
самим собой. Чем отличается диалектически мыслящий человек от
недиалектически мыслящего? Умением наедине с собой, без наличия
<внешнего оппонента>, взвешивать все <за> и <против>, не дожидаясь, пока
ему эти <против> со злорадством сунет в нос противник. Вот почему
культурно мыслящий человек и оказывается всегда прекрасно вооруженным в
спорах. Он заранее предвидит все <против>, учитывает их цену и вес и
заготавливает контраргументы.

[180] Человек же, который, готовясь к спору, старательно и пристрастно
коллекционирует одни <за>, одни <подтверждения> своему непротиворечивому
тезису, всегда бывает бит. Его бьют с неожиданных для него сторон. А их
тем больше, чем старательнее он искал <подтверждений>, чем старательнее
закрывал глаза на те реальные стороны вещи, которые могут служить
основанием для противоположного взгляда. Иными словами, чем
одностороннее (абстрактнее и общее) тот <несомненный> для него тезис,
который он почему-то предпочитает, тем <несомненнее> и <абсолютнее> та
истина, которую он задолбил, усвоил как <непротиворечивый> внутри себя
тезис.

Здесь-то и проявляется все коварство <абсолютных> истин. Ведь чем истина
<абсолютное> и <безусловнее>, тем ближе она к роковому моменту своего
превращения в свою собственную противоположность. Тем легче оппоненту
обернуть ее против нее самой, тем больше фактов и оснований можно против
нее выдвинуть.

...

Жизнь, как ни крутись, полна изменений, превращений. Абсолютно
неизменного в ней маловато. Наука для него будет лишь предметом слепого
поклонения, а жизнь - сплошным поводом для истерики. Связь науки с
жизнью навсегда останется мистически-непонятной, непостижимой и
неосуществимой: жизнь будет казаться чем-то совершенно <ненаучным> и
даже <иррациональным>, а наука - витающим над жизнью и непохожим на нее
сном.

Ни к чему другому и не может повести <вдалбливание абсолютов> в череп
маленького человека. Чем крепче, чем более слепо он уверует в их
непогрешимость в детстве, тем более жестоко накажет его жизнь
разочарованием в науке, маловерием и скепсисом. Противоречия общей идеи,
абстрактной истины с невыраженным в ней многообразием живых фактов он
ведь все равно не минует, не избежит. Рано или поздно он в такое
столкновение упрется носом. И вынужден будет разрешать противоречие. А
если его этому не учили, если убедили в том, что внушаемые ему истины
настолько абсолютны и несомненны, что он никогда не встретит
противоречащего им факта, он увидит, что его обманули. И тогда он
перестанет верить и вам, и тем истинам, которые вы ему вдолбили.

Философия и психология давно установили, что скептик - всегда
разочаровавшийся догматик, что [183] скепсис - оборотная сторона
догматизма. Скепсис и догматизм - две взаимно провоцирующие позиции, две
мертвые и нежизнеспособные половинки, на которые глупым воспитанием
разрезается живой человеческий ум.

Воспитание догматика состоит в том, что человека приучают смотреть на
окружающий мир только как на резервуар примеров, иллюстрирующих
справедливость той или иной абстрактно-общей истины. И тщательно
оберегают от соприкосновения с фактами, говорящими в пользу
противоположного взгляда. Само собою понятно, что таким образом
воспитывается только совершенно некритичный по отношению к самому себе
ум. Столь же понятно, что такой оранжерейно взращенный ум может жить
лишь под стеклянным колпаком, в стерильно кондиционированном воздухе, и
что духовное здоровье, сохраняемое таким путем, столь же непрочно, сколь
и физическое здоровье младенца, которого не выносят гулять из боязни,
как бы он не простудился... Любой, самый слабый ветерок такое здоровье
губит. То же самое происходит с умом, который тщательно оберегают от
столкновений с противоречиями жизни, с умом, который боится (и не умеет
опровергнуть) концепций, оспаривающих заученные им истины.

Изучение контрдоводов, писал Кант, гораздо полезнее для <доброго дела>,
чем чтение сочинений, доказывающих то, что уже давным-давно доказано и
прекрасно известно тебе. <Догматического защитника доброго дела, -
продолжает Кант, - ...я бы вовсе не стал читать, так как я заранее знаю,
что он будет нападать на мнимые доводы противника лишь для того, чтобы
расчистить путь своим доводам>. Но уже знакомая догма может дать меньше
[184] мате риала для новых замечаний, чем новая и остроумно
построенная...

<Но не следует ли по крайней мере предостерегать от подобных сочинений
молодежь, которая доверена академическому обучению, и удерживать ее от
раннего знакомства со столь опасными положениями, пока ее способность
суждения не созрела или, вернее, пока учение, которое желают втолковать
ей, не укоренилось в ней настолько прочно, чтобы твердо противостоять
всяким противоположным убеждениям, откуда бы они ни исходили?>

Как будто резонно, продолжает Кант. Но... <Но если впоследствии
любопытство или мода века даст ей в руки подобные сочинения, устоят ли
тогда эти юношеские убеждения?>

Сомнительно. Ибо для того, кто привык только к догматическому
умонастроению и не умеет развивать скрытую диалектику, присущую его
собственной душе не менее, чем душе противника, противоположное
убеждение будет иметь <преимущество новизны>, в отличие от привычного,
заученного с <легковерием молодости>... <Тогда юноше кажется, будто
лучшее средство доказать, что он вышел из детского возраста, - это
пренебречь такими доброжелательными предостережениями, и, привыкнув к
догматизму, он жадными глотками пьет яд, догматически разрушающий его
основоположения>.

Совершенно верное и по сей день утверждение, психологический закон,
имеющий свой прообраз в логике вещей. Ведь и Гегель расценивал
скептицизм как более высокую, нежели догматизм, ступень развития духа,
как естественную форму преодоления наивного догматизма. Ибо если
догматик упорствует, защищая одну <половинку истины> против другой, не
умея найти <синтез противоположностей>, [185] <конкретную истину>, то
скептик, также не умея осуществить конкретный синтез, по крайней мере
видит обе половинки, понимая, что обе они имеют основание... И
колеблется между ними.

Поэтому у скептика есть надежда увидеть вещь, по поводу которой ломают
копья догматики, как <единство противоположностей>, как то искомое
<третье>, которое одному догматику кажется А, а другому - не-А...

А два догматика, как два барана на мосту, обречены на вечный спор. Они
будут бодаться, пока оба не упадут в холодную воду скепсиса. И только
выкупавшись в его отрезвляющей струе, они станут умнее, если, конечно,
не захлебнутся и не утонут...

Диалектическое же мышление, согласно Гегелю, включает в себя скепсис как
свой <внутренний>, органически присущий ему момент. Но в качестве
такового он уже не скепсис, а просто разумная самокритичность.

На это обращал внимание и Ленин: <Диалектика, - как разъяснял еще
Гегель, - включает в себя момент релятивизма, отрицания, скептицизма, но
не сводится к релятивизму> 7.

Живой диалектически мыслящий ум не составишь из двух одинаково мертвых
половинок - из догматизма и скепсиса, он опять-таки не механическое
соединение двух противоположных полюсов, а нечто <третье>. Именно:
соединение разумной (а потому твердой) убежденности со столь же разумной
(а потому острой) самокритичностью. Такова диалектика ума, способного
отражать диалектику действительности. Логика мышления, согласная с
логикой вещей.

[186] Построить дидактику, направленную на воспитание подлинного ума,
можно лишь памятуя обо всем этом. И если вы хотите воспитать из человека
законченного скептика и маловера, то нет более верного способа
достижения столь сомнительной цели, чем внушать ему слепое доверие к
<абсолютным> истинам науки. К самым лучшим, к самым верным истинам. К
тем самым, которые никогда бы его не обманули, если бы он их усваивал не
бездумно и слепо, а с умом.

И наоборот, если вы хотите воспитать человека, не только твердо
убежденного в могуществе знания, но и умеющего применять его мощь для
решения противоречий жизни, то примешивайте к <несомненному> безвредную
для него дозу <сомнения>, скепсиса, как говорили древние греки.
Поступайте так, как издавна поступает медицина, когда прививает
новорожденному ослабленную вакцину страшнейших (даже для взрослого!)
болезней. Заставляйте его переболеть такими болезнями в ослабленной, в
безопасной и необходимой для человека и его ума форме. Приучайте его
каждую общую истину самостоятельно проверять на столкновении, на очной
ставке с непосредственно-противоречащими ей фактами, помогайте ему
решать конфликт между общей истиной и единичным фактом в пользу
подлинной, конкретной, истины. К обоюдной пользе и науки, и факта. А не
в пользу факта и в ущерб науке, как часто получается у догматиков,
отчаявшихся разумно разрешить конфликт и потому разочаровавшихся в науке
и изменивших ей под тем предлогом, что она уже <не соответствует жизни>.

Тогда-то вашего воспитанника и за порогом школы не подстережет и не
отравит своим ядом страшный микроб разочарования и скепсиса. Он будет
[187] обладать прочным иммунитетом, будет знать, как отстоять честь
научного знания в случае его конфликта с противоречащими ему фактами и
фактиками. Он будет знать, как сами факты научно осмыслить, и не путем
обывательского <приспосабливания> науки к фактикам, не путем измены
научным истинам во имя этих фактиков, а точнее, во имя обывательского
принципа: <такова жизнь>...

Только так и можно развить в человеке умение думать, умение мыслить
конкретно. Ибо мыслить можно только конкретно. Потому, что сама истина
всегда конкретна, потому, что <абстрактной истины нет> (В. И. Ленин).

Таково положение, которое никогда не уставали повторять величайшие умы
человечества - Маркс, Энгельс, Ленин, и которое во всех случаях должно
быть ведущим принципом нашей дидактики и педагогики.

Правда, словечком <конкретное> мы козыряем очень часто, пожалуй,
чересчур часто, то и дело разменивая его на мелочи, к которым оно вообще
не имеет отношения. Не слишком ли часто путаем мы <конкретность> с
<наглядностью>? А ведь это очень разные вещи. По крайней мере, в
марксистско-ленинской философии, в логике и теории познания
материализма.

В научной философии под <конкретным> понимается вовсе не <наглядное>. С
таким отождествлением двух различных понятий Маркс, Энгельс и Ленин
размежевались категорически, как с очень плохим наследием
средневеково-схоластической философии. <Конкретное> для Маркса, Энгельса
и Ленина синоним <единства во многообразии>. Конкретным, другими
словами, называется лишь закономерно-связанная совокупность реальных
фактов, или система [188] решающих фактов, понятая в их собственной
связи, в сцеплении и взаимодействии. А где налицо лишь груда, лишь
нагромождение самых что ни на есть наглядных фактов и примеров,
подтверждающих какую-либо тощую и абстрактную <истину>, ни о каком
<конкретном знании>, с точки зрения философии, вообще не может идти
речи. Наоборот, в данном случае наглядность есть лишь маскарадная маска,
под которой прячется от людей самый коварный и отвратительный враг
конкретного мышления - знание абстрактное в самом дурном и точном смысле
слова, то есть пустое, оторванное от жизни, от действительности, от
практики.

Правда, часто слышишь такое <оправдание>. Мало ли-де, о чем толкует
мудрая философия где-то на высших этажах своей премудрости, понимая под
<конкретным> какие-то очень сложные вещи. А дидактика наука попроще. Она
с высотами диалектики дела не имеет, и ей дозволено все то, что не
дозволено высокой философии. И ничего страшного нет, если мы под
<конкретностью> понимаем именно <наглядность> и не вдаемся в чересчур
тонкие различения...

На первый взгляд, справедливо. Что поделаешь, если в педагогике термин
<конкретное> не очень четко различают от термина <наглядное>? Разве дело
в терминологии? Хоть горшком назови, только в печь не ставь... И если бы
дело было только в термине, только в названии, можно было бы не спорить.

Но в том-то и состоит беда, что, хотя все начинается с путаницы в
терминах, конец выглядит далеко не безобидным. А кончается тем, что
<наглядность> (принцип сам по себе ни хороший, ни плохой) в конце концов
оказывается не союзником и другом истинного (конкретного) мышления,
каким [189] она должна быть по идее и замыслу дидактов, чем-то совсем
обратным. Она оказывается именно тем маскарадным одеянием, под которым
прячется абстрактнейшее, в самом плохом смысле, мышление и знание.

В соединении с подлинной конкретностью <наглядность> служит
могущественнейшим средством развития ума, мышления. В соединении же с
абстрактностью та же самая <наглядность> оказывается вернейшим средством
калечения, уродования ума ребенка. В одном случае она - величайшее
благо, в другом - столь же великое зло. Как дождь, полезный для урожая в
одном случае и вредоносный в другом.

И когда в <наглядности> начинают видеть абсолютное и безусловное благо,
панацею от всех зол, и прежде всего от дурной <абстрактности>, от
формально-словесного усвоения знаний, то как раз и совершают, неведомо
для себя, величайшую услугу тому, с кем борются - <абстрактному>. Ему
гостеприимно распахивают все двери и окна школы, если оно догадывается
явиться туда в маскарадном костюме <наглядности>, под плащом,
разрисованным картинками и прочими атрибутами, маскирующими его под
<конкретное>.

Но сначала расскажем мудрую притчу, сочиненную сто пятьдесят лет назад
одним очень умным человеком. Называется эта притча <Кто мыслит
абстрактно?>. Вот она.

<...Ведут на казнь убийцу. Для обычной публики он - убийца, и только.
Может статься, что дамы, при сем присутствующие, отметят между прочим,
что он - статный, видный собой и даже красивый мужчина. Публика расценит
это замечание как предосудительное: <как так? убийца красив? Как можно
[190] думать столь дурно, как можно называть убийцу - красивым? сами,
поди, не лучше!> - <Это - признак нравственной порчи, царящей в высшем
свете>, - добавит, может быть, священник, привыкший глядеть в глубину
вещей и сердец.

По-иному поступит знаток людей. Он проследит ход событий, сформировавший
преступника, обнаружит в истории его жизни и воспитания влияние раздоров
между отцом и матерью в семье, увидит, что некогда этот человек за
ничтожную провинность был наказан чрезмерно сурово, что ожесточило его,
настроило против правопорядка, вызвало с его стороны противодействие,
поставившее его вне рядов общества, что в конце концов и привело к тому,
что преступление сделалось для него единственным способом
самоутверждения...

Упомянутая публика, случись ей это услышать, наверняка возмутится: <Да
он хочет оправдать убийцу!>...

Вспоминается же мне один бургомистр, который в дни моей юности обратился
с жалобой на писателей: они, мол, докатились уже до того, что стали
подрывать основы христианства и правопорядка; один из них даже защищает
самоубийство; страшно вымолвить!

Из дальнейших пояснений потрясенного бургомистра стало ясно, что речь
идет о <Страданиях молодого Вертера>.

Это и называется мыслить абстрактно - не видеть в убийце ничего сверх
того абстрактного, что он - убийца, и гасить посредством этого простого
качества все прочие качества человеческого существа в преступнике.

... - Эй, старая, ты торгуешь тухлыми яйцами, - сказала покупательница
торговке. <Что?! - [191] вспылила та. - Мои яйца тухлые? Сама ты тухлая!
Ты мне смеешь говорить такое про мой товар? Да сама-то ты кто? Твоего
папашу вши заели, а мамаша твоя с французами амуры крутила! Ты, у
которой бабка в богадельне сдохла! Ишь, целую простыню на платок извела!
Известно, небось, откуда у тебя все эти тряпки да шляпки! Если бы не
офицеры, такие, как ты, не щеголяли бы в нарядах! Порядочные-то женщины
больше за своим домом смотрят, а таким, как ты - самое место в
каталажке! Дырки бы лучше на чулках заштопала!> - Короче говоря, она ни
капельки хорошего не может допустить в обидчице.

Она и мыслит абстрактно - подытоживает все, начиная с шляпок и кончая
чулками, с головы до пят, вкупе с папашей и всей остальной родней
покупательницы, исключительно в свете того преступления, что та нашла ее
яйца несвежими. Все оказывается окрашено в цвет этих тухлых яиц, тогда
как те офицеры, о которых упомянула торговка, если они, конечно, вообще
имеют сюда какое-нибудь отношение, что весьма сомнительно, предпочли бы
заметить в женщине совсем другие вещи...>

Притча, кажется, не нуждается в особо пространных комментариях и
выводах. Автор ее - диалектик Гегель - иллюстрирует ею очень простое и
глубоко верное, хотя и парадоксальное, на первый взгляд, утверждение:
Кто мыслит абстрактно? - Необразованный человек.

Человек, обладающий умственной культурой, никогда не мыслит абстрактно
по причине <внутренней пустоты и никчемности этого занятия>. Он никогда
не успокаивается на тощем словесном определении (<убийца> и т.п.), а
старается всегда рассмотреть самую вещь во всех ее <опосредствованиях>,
связях и отношениях, и притом - в развитии.

[192] Такое-то - культурное, грамотное и гибкое предметное мышление
философия и называет конкретным. Такое мышление всегда руководится
собственной логикой вещей, а не узкокорыстным (субъективным) интересом,
пристрастием или отвращением. Оно ориентировано на объективные
характеристики явления, на раскрытие их необходимости - закона, а не на
случайно выхваченные, не на бросающиеся в глаза мелочи, будь они в сто
раз нагляднее.

Абстрактное же мышление ограничивается общими словечками, зазубренными
терминами и фразами и потому в богатом составе явлений действительности
усматривает очень и очень мало. Только то, что <подтверждает>, дает
<наглядное доказательство> застрявшей в голове догме, общему
представлению, а часто - и просто эгоистически-узкому интересу.

Абстрактное мышление - вовсе не достоинство, как иногда думают, связывая
с этим термином представление о <высокой науке>, как о системе
архинепонятных абстракций, парящих где-то в заоблачных высях. Такое
представление о науке свойственно лишь тем, кто имеет представление о
ней с чужих слов, знает терминологическую поверхность научного процесса
и не вникал в его суть.

Наука, действительная наука, а не система квазинаучных терминов и фраз -
есть всегда выражение (отражение) фактов, понятых в их собственной
связи. Понятие - в отличие от термина, требующего простого заучивания, -
синоним понимания существа фактов. И оно всегда конкретно, в смысле
предметно. Оно вырастает из фактов и только в фактах и через факты имеет
смысл, значение, содержание.

Таково и мышление математика, которое невольно оскорбляют, желая
похвалить, словечком <абстрактное>. Абстрактно здесь лишь [193]
терминологическое одеяние <понятий>, лишь язык математики. И если из
всей математики человек усвоил лишь ее <язык>, то, значит, он усвоил ее
абстрактно. Значит, не понимая и не усматривая ее действительного
предмета и не умея самостоятельно двигаться по его строгой логике, он не
видит реальности под специально-математическим углом зрения, а видит
только обозначающие ее знаки. Может быть еще и наглядные примеры,
иллюстрирующие <применение> знаков.

Настоящий математик мыслит в полной мере конкретно, как и физик, биолог,
историк. Он рассматривает тоже не абстрактные закорючки, а самую
настоящую действительность, только под особым углом зрения, свойственным
математике. Умение видеть окружающий мир под углом зрения количества и
составляет специальную черту мышления математика. В противном случае мы
имеем дело не с математиком, а лишь со счетчиком-вычислителем,
осуществляющим лишь штампованные вспомогательные операции, но не
развитие математической науки.

И воспитать математика, человека, умеющего мыслить в области математики,
далеко не то же самое, что научить считать, вычислять, решать типовые
задачи.

И ведь математика как наука ничуть не сложнее других наук, которые не
кажутся столь таинственно абстрактными. В известном смысле
математическое мышление даже проще, легче. В самом деле, математические
<таланты> и даже <гении> развиваются в таком возрасте, который в других
науках явно не дает возможности даже просто выйти на <передний край>.
Математика предполагает меньший и более простой <опыт> в отношении
окружающего мира, чем та же политическая экономия, биология или ядерная
физика. Посему в биологии, например, [194] <гения> в пятнадцатилетнем
возрасте и не встретишь.

И сравнительно малый процент способных к математическому мышлению мы
получаем до сих пор вовсе не потому, что матушка-природа столь скупа на
раздачу математических способностей, а совсем по другой причине. А
прежде всего потому, что в сферу математического мышления мы зачастую
вводим маленького человека вверх ногами, задом наперед. Потому, что с
первых же дней вбиваем ему в голову иной раз такие представления о
математических понятиях, которые не помогают, а, как раз наоборот,
мешают ему увидеть, правильно рассмотреть окружающий его мир под
непривычным для него строго-математическим углом зрения.

Способными же в итоге оказываются те дети, которые по какому-то
счастливому стечению обстоятельств умудряются все-таки выглянуть в
<окно>, забитое досками неверных представлений. Где-то между этими
досками сохраняются <щели>, в которые пытливый ребенок иной раз и
заглядывает. И оказывается способным...

А неверные представления об исходных математических понятиях органически
связаны с теми антикварными философско-гносеологическими представлениями
о понятиях вообще и об их отношениях с реальностью, с которыми научная
философия давно разделалась и распрощалась.

Философско-логический анализ старой методики обучения первоклассников,
которая вводила их в царство математических понятий, бесспорно
подтверждает высказанное положение. В этом случае ребенку внушали просто
неверное (с точки зрения самой математики) представление о числе.

...
(далее см. очерк)
==================
Книгу целиком выложу в Копилку
========

---

От	Александр
К	Pout (25.04.2002 10:36:35)
Дата	26.04.2002 23:43:08

Re: Курс молодого...

---

>Учить специфически человеческому мышлению - значит учить диалектике,
>умению строго фиксировать противоречие, а затем находить ему
>действительное [172] разрешение

У меня нет слов!
Дикари не люди. И это "курс молодого бойца".
Причем не "зеленых беретов", а нашего.

"Суть «первобытного» мышления в том, что оно не выстраивает цепочки причинно-следственных связей и не сопоставляет свои выводы с опытом. Причины явлений носят, при таком видении мира, мистический характер. Леви-Брюль писал об этом типе мышления: «Оно не антилогично, оно также и не алогично. Называя его пралогическим, я только хочу сказать, что оно не стремится, прежде всего, подобно нашему мышлению избегать противоречия. Оно отнюдь не имеет склонности без всякого основания впадать в противоречия, однако оно и не думает о том, чтобы избегать противоречий. Чаще всего оно относится к ним с безразличием. Этим и объясняется то обстоятельство, что нам так трудно проследить ход этого мышления». " http://www.situation-rus.narod.ru/books/manipul/manipul20.htm#hdr_30

>Вот и весь секрет. Здесь же и отличие человеческого мышления от психики
>любого млекопитающего, а также от действий счетно-вычислительной машины.
>Последняя тоже приходит в состояние <самовозбуждения>, очень точно
><моделирующее> истерику собаки в опытах Павлова, когда на ее <вход>
>подают разом две взаимоисключающие команды - <противоречие>. Для
>человека же появление противоречия - сигнал для включения мышления, а не
>истерики.

В то время как недочеловек относится к нему с безразличием, а собаки паникуют.

>[180] Человек же, который, готовясь к спору, старательно и пристрастно
>коллекционирует одни <за>, одни <подтверждения> своему непротиворечивому
>тезису, всегда бывает бит. Его бьют с неожиданных для него сторон.

Вот этого то Ильенкову и не хватает.
Добавить надо.

>В научной философии под <конкретным> понимается вовсе не <наглядное>. С
>таким отождествлением двух различных понятий Маркс, Энгельс и Ленин

Не знаю как Ленин, а Маркс с Энгельсом поборолись на славу, разоблачая "товарный фетишизм". Но мне больше по профилю борьба с наглядностью самого Ильенкова типа
"Когда физиологические потребности животного удовлетворены, его взор становится равнодушным и сонным." Ну и что что это не наглядно? Пусть на первый взгляд щенок из шкурки готов выпрыгнуть, Раз Ильенков говорит что его взор становится "равнодушным и сонным" значит так оно и есть. А кто этого не понимает не должен задирать лапки и вспоминать рассуждения о противоречиях несколькими абзацами выше, иначе будет подобен павловской собаке, паникующей из-за превращения круга в эллипс.

Однако ума не приложу, чем Поуту не нравится мое "специфически человеческое мышление - умение строго фиксировать противоречие, а затем находить ему действительное разрешение". Или противоречия можно находить только с дозволения философов, а найденные без спросу противоречия не конкретны уже из-за своей наглядности и превращаются просто в "груду фактов"?

---

От	Лом
К	Александр (26.04.2002 23:43:08)
Дата	30.04.2002 02:23:27

Зачем вы это делаете ?

---

https://vif2ne.org/nvz/forum/0/co/54577.htm

---

От	Pout
К	Pout (25.04.2002 10:36:35)
Дата	25.04.2002 21:00:26

Курс молодого бойца-1968."Что такое взгляд."

---

Э-эх, были времена!вот на каком уровне и как красиво ставили задачи,
какие ходы мысли .И
без дешевки - ясно,доступно,поуплярно излагаются подходы к "проклятым
вопросам". И жалкие нынешине"лаканы" с их"природой взгляда" по Фрейду и
Ко отдыхают. Не говоря уж про всякую прочую шелупонь.

Говорятся сложные вещи, на основе традиции, апелляции к почтенным
авторитетам традиции - и без всякой заумной талмудятины, над которой
Георгий издевался(когда разговор пошел об"активной рекламе" в серии о
феминистках. Щас еще про тетенек подкину)


Неужто слабО оценить стать коренников, запряжку, на которой надо
научиться ездить?.бросьте лаяться. ребята. Наших детей надо учить,
будущее проращивать, какой бы паскудной и черной не была окружающая
действительность. Нынешние "гаспада"не умеют ни работать, ни мыслить, ни
растить детей, их эрзацы работы и мысли - это - саморазрушающаяся
туфта и видимость. Наша сила и наше тягло , в отличие от
временщиков-"норок" - в умении мыслить реально, во всеоружии,применяя
наработанные инструменты,как скальпели, предельно четко и порой
беспощадно.


Еще один фрагмент "краткого курса". Заставлю. путем гнобления, публику
Ильенкова читать. А не притащенных с помоек очередных
"панариных"или"лаканов". Пусть ночью. плохо спится.

лакан лакал, не мелел байкал. Полкан лакал, не меле Байкал


=======================
http://www.caute.hut.ru/ilyenkov/texts/iddl/cont.html


Содержание



Идеалы и интегралы
5

Тайна Черного Ящика. Научно-фантастическая прелюдия
11

Сказка - ложь, да в ней - намек...
29

Так кто же кого создал?
44

Земные злоключения прекрасного идеала
58

Идеал и <природа человека>
68

Идеал и логика
85

<Не идеал, а действительное движение...>
117

Школа должна учить мыслить!
153

Что на свете всего труднее?
212

И, наконец, мораль...
277




Ильенков Эвальд Васильевич.

ОБ ИДОЛАХ И ИДЕАЛАХ

Редактор Э. В. Безчеревных
Художник Ю.В. Архангельский
Художественный редактор Г.Ф. Семиреченко
Технический редактор О.М. Семенова

Сдано в набор 30 апреля 1968 г.
Подписано в печать 23 октября 1968 г.
Условн. печ. л. 14,0
Учетно-изд. л. 12,55
Тираж 45 тыс. экз.
Цена 37 коп.

Политиздат, Москва, А-47. Миусская пл., 7.
Типография <Красный пролетарий>.
Москва, Краснопролетарская, 16.

=========
ЧТО ВСЕГО ТРУДНЕЙ НА СВЕТЕ

Видеть
своими глазами то,

Что лежит
перед ними...



Эти строки из Гете могут показаться странными. Со способностью видеть мы
свыкаемся настолько, что она кажется нам такой же прирожденной, как
способность сердца перекачивать кровь, легких - дышать, а желудка -
переваривать пищу. Кажется, что умению видеть учиться не приходится, что
зрение - в отличие от умения мыслить и даже ходить на двух ногах - дано
нам природой вместе с глазами.

Между тем видеть приходится учиться в самом буквальном смысле слова,
только обучение происходит в том возрасте, события которого не
сохраняются в нашей сознательной памяти. Мы не помним о нем так же, как
и о тех усилиях, которых нам стоили первые шаги или произнесение первых
слов...

Способность видеть, то есть те хитроумнейшие психофизиологические
<механизмы>, которые обеспечивают зрение, возникает и развивается только
[213] прижизненно, по мере накопления жизненного опыта. Глаз сам по себе
не видит ровно ничего, так же, как любой фотоаппарат, на пленке которого
световые лучи вызывают те же самые явления, что и на сетчатке глаза:
крохотные, плоские и перевернутые цветные проекции контуров <внешних>
вещей.

Видим же мы не их, а совсем иное - сами реальные вещи в трехмерном и
неперевернутом пространстве вне нас. Новорожденный, как и человек, с
глаз которого хирург только что удалил катаракту, не видит ровно ничего.
Он лишь испытывает непонятное, болезненно-мучительное раздражение внутри
глаза, вызванное ворвавшимся туда сквозь отверстие зрачка потоком. И
лишь позже - на основе опыта обращения с вещами вне глаза - он вдруг
начинает видеть, то есть воспринимать события как образы вещей вне
глаза, вне черепа, вне своего собственного Я. Он обретает ту
удивительную, во многом еще очень загадочную способность, благодаря
которой <световое воздействие вещи на зрительный нерв воспринимается не
как субъективное раздражение самого зрительного нерва, а как объективная
форма вещи, находящейся вне глаз> 1.

Как получается, что событие внутри нашего собственного организма мы
непосредственно воспринимаем как объективную (во внешнем пространстве
находящуюся) форму вещи, <переживаем> свое собственное внутреннее
состояние как нечто <другое>, как нечто вне себя? Как и почему мы видим
вещи вне, а не внутри нас самих?

Легко - в принципе, разумеется, - объяснить с помощью оптики и
физиологии органов чувств и мозга, что одна вещь вызывает своим световым
[214] воздействием изменение в другой вещи (в нервной ткани мозга),
проследить всю цепочку физических, химических, биохимических и т.п.
процессов, которые обеспечивают акт зрения. Но гораздо труднее понять,
как и почему другая вещь (то есть наш собственный мозг) начинает вдруг
воспринимать вызванное физическими причинами изменение, свершившееся
внутри нее, как событие, разыгрывающееся где-то вне глаза и мозга - в
реальном внешнем пространстве...

И когда физиологи (с помощью или без помощи кибернетиков) объяснят нам
это, а рано или поздно они объяснят, ибо работа мозга так же познаваема,
как и все материальное, - к нашему пониманию этого феномена такое
познание по сути дела не прибавит ничего. Ибо физиологи (и кибернетики)
исследуют вовсе не психические способности, а совсем другой <предмет> -
те материальные механизмы, с помощью которых осуществляется
соответствующая деятельная способность. А психические способности и их
материальные механизмы - вещи совершенно разные, хотя и неразрывно
связанные между собою. Столь же разные, как, например, <структура
паровоза> и тот результат, которого человек с ее помощью добивается,
например купание в Черном море или свидание с родственниками.

Подобным же образом обстоит дело с загадочной <проекцией> внутренних
состояний системы глаз - мозг во вне, с психическим <выносом> на экран
реального пространства, которое мы совершаем каждый раз, когда что-то
видим, воспринимаем. Ведь недаром древние считали, что свет идет не от
вещи к глазу, а наоборот, из глаза к вещи, как бы <ощупывая> ее
тончайшими световыми щупальцами, по аналогии с пальцами, осязающими
внешнюю вещь. Так зрение казалось понятнее.

[215] Теоретическая же психология установила, что интересующая нас
проекция производится силой воображения, которая превращает, преобразует
оптическое явление на поверхности сетчатки в образ внешней вещи, <во
образ> (откуда и самое слово воображение, по-немецки Einbildungskraft).
Обычно под <воображением> понимают способность выдумывать то, чего на
самом деле нет, - способность сочинять сказки или фантастические романы,
способность творить причудливые образы фантазии. Между тем это - лишь
частная, и притом вторичная, производная функция воображения. А главная
его функция позволяет нам видеть то, что есть, то, что лежит перед
глазами, делать то, что <труднее всего на свете>.

Воображение как вид (или <модус>) психической деятельности есть процесс,
протекающий не внутри нас, не между клетками нашего мозга, хотя ими и
обеспечиваемый, а между нами и внешней вещью. <Видит> не глаз и не мозг,
а Человек, находящийся в реальном контакте с внешним миром, то есть
система <человек - вещь>, а не система нейронов.

Таково коренное отличие подлинно материалистического понимания зрения от
упрощенного механистического его толкования. Только материализм Маркса -
Энгельса - Ленина смог объяснить, как и почему Я вижу вещь, а не
<результат воздействия вещи на меня>, преломленный через прирожденную -
априорную - специфику моих органов восприятия, как представлялось дело
Беркли и Канту.

Принципиальное решение загадки зрения стало возможным только тогда,
когда Маркс и Энгельс, подвергнув тщательному критическому анализу
философию Фихте, Гегеля и Фейербаха, поняли сам процесс чувственного
восприятия вещей не как [216] простой зеркальный отпечаток одного тела в
другом теле, а как акт деятельности, посредством которой как раз и
происходит <таинственное> превращение зрительных впечатлений (то есть
результатов светового воздействия вещи на зрительный нерв) в образ
внешней вещи, в видение ее формы и цвета.

Форма психической деятельности, обеспечивающей <превращение>, воплощение
<во образ> чисто физического факта, и есть воображение. Деятельность
воображения как раз и соотносит зрительные впечатления с реальными
формами вещей, с теми самыми реальными формами, с коими человек имеет
дело прежде всего в реальной предметной жизнедеятельности, там, где он
сам выступает не как <созерцающее> существо, а как реальное материальное
тело среди других столь же реальных тел.

Если моя рука ощупывает вещь, то контур движения руки тот же самый, что
и очертание вещи; та же самая форма, только один раз данная в
пространстве, а другой раз - развернутая движением во времени. Один раз
ее точки расположены в пространстве одна рядом с другой, а другой раз -
те же самые точки следуют одна за другой во временной последовательности
движения по ним. Это хорошо понимал уже Спиноза.

И только соотнося зрительные впечатления с формами движения нашего
собственного тела (в частности руки) по реальным контурам внешних вещей,
мы научаемся и в зрительных впечатлениях видеть реальные контуры, а не
результат воздействия вещей на сетчатку наших глаз. Каждый из нас
<школу> такого соотнесения прошел в раннем детстве, и для взрослого
человека акт воображения является таким же автоматическим и
непроизвольным, как, скажем, ходьба на двух ногах.

[217] Воображение, как всеобщая человеческая способность, без наличия
которой мы вообще были бы не в состоянии видеть окружающий мир, в ее
низших, элементарных формах воспитывается самими условиями
жизнедеятельности, условиями жизни живого существа. И в элементарных
формах она ничего специфически-человеческого в себе не заключает. Собака
тоже видит вещи вне себя. Но видит она в окружающем мире именно то, и
только то, что <важно> с ее <собачьей точки зрения>, то, что ей нужно
видеть, чтобы биологически приспособиться к условиям своего
существования. Ее взор управляется чисто биологическими потребностями и
<ухватывает> (замечает) только то, что находится в прямой связи с ними.
Поэтому, хотя та же собака способна различать такие тончайшие оттенки
запахов, которые человек просто не в состоянии почувствовать, она видит
в окружающем мире бесконечно меньше, чем человек. Человек видит в
окружающем мире неизмеримо больше, ибо его взором управляет не
органическая потребность его тела, а усвоенные им потребности развития
общественно-человеческой культуры.

Животное видит глазами того вида, к которому оно принадлежит. Человек же
видит мир глазами <рода человеческого>, а значит, видит также и то, что
никакого отношения к непосредственно-физическим потребностям его тела
(его желудка, в частности) не имеет. <На животное производят впечатление
только непосредственно для жизни необходимые лучи солнца, на человека -
равнодушное сияние отдаленнейших звезд. Только человеку доступны чистые,
интеллектуальные, бескорыстные радости и аффекты; только человеческие
глаза знают духовные пиршества>, - хорошо сказал Л. Фейербах.

Но откуда же берется человеческая особенность [218] глаз? Здесь Фейербах
оказался беспомощным. Он лишь констатировал, что она есть, и все.

Да, человеческий взор действительно свободен от диктата физиологической
потребности. Точнее говоря, он и становится впервые подлинно
человеческим только тогда, когда органические потребности тела
удовлетворены, когда человек перестает быть их рабом. Глаза голодного
человека будут искать хлеба, на сияние отдаленнейших звезд он просто не
обратит внимания. С таким оттенком мысли Фейербаха никогда не спорили
классики марксизма. Маркс даже повторил его, правда, углубив: <Для
изголодавшегося человека не существует человеческой формы пищи, а
существует только ее абстрактное бытие как пищи: она могла бы с таким же
успехом иметь самую грубую форму, и невозможно сказать, чем отличается
это поглощение пищи от поглощения ее животным. Удрученный заботами,
нуждающийся человек невосприимчив даже к самому прекрасному зрелищу...
Чувство, находящееся в плену у грубой практической потребности, обладает
лишь ограниченным смыслом> 2.

Когда физиологические потребности животного удовлетворены, его взор
становится равнодушным и сонным. Чем же руководствуется взор человека,
освобожденного от давления <грубых практических потребностей>? Что
заставляет его бодрствовать по ночам, обращать взор к звездному небу и
наслаждаться сиянием безвредных и бесполезных отдаленнейших светил?

Идеалистическая философия и психология с подобным вопросом справлялись
легко: в игру-де вступает высшая - духовная - природа человека и ее
[219] бескорыстные потребности, не имеющие никакого отношения к
материальному миру. Само собою понятно, что и здесь мы получаем лишь
констатацию факта, выданную за его объяснение.

Но одно, по крайней мере, ясно: действующая в данном случае потребность
не является органически, с рождением, свойственной телу человека. Она
<вселяется> в его тело откуда-то извне. Откуда? Очевидно, не из звезд.

Если верно то, что первыми философами были астрономы, а теория
начиналась с созерцания небес, которые оказались первым предметом
<бескорыстного, незаинтересованного созерцания>, то такой факт, с точки
зрения марксизма-ленинизма, объясняется ясно и просто. <Необходимо
изучить последовательное развитие отдельных отраслей естествознания. -
Сперва астрономия, которая уже из-за времен года абсолютно необходима
для пастушеских и земледельческих народов> 3, - писал Ф. Энгельс, как
бы полемизируя с Фейербахом, думавшим, что красота ночного неба
<напоминает человеку о его назначении, о том, что он создан не только
для деятельности, но и для созерцания>...

Здесь и заключается разгадка. Обратить взор к небу человека заставила,
разумеется, не красота неба, а земля с ее земными - материальными -
потребностями. Но <интерес> и <потребности>, разбудившие взор человека,
направившие его к объективному (лишенному личной корысти) созерцанию
окружающего мира, были уже не потребностями тела отдельного индивидуума.
Тут была властная потребность совсем другого организма - организма
человеческого коллектива, производящего свою [220] материальную жизнь
совместным трудом. Психика человека и была продуктом и следствием
жизнедеятельности этого организма. Он создал человечески-мыслящий мозг и
человечески-видящий глаз.

Человеческий глаз учится видеть по-человечески там, где человек имеет
дело с предметами, форма которых сама по себе стала <человеческой>,
разъяснял Маркс. <Глаз стал человеческим глазом точно так же, как его
объект стал общественным, человеческим объектом, созданным человеком для
человека> 4.

Иными словами, человек научается видеть по-человечески только там и
только тогда, когда он имеет дело с предметами, созданными человеком и
для человека, с предметами, вовлеченными в процесс общественного труда и
в нем функционирующими, им пересозданными. Даже звездное небо, в котором
труд человека реально ничего не меняет, стало предметом внимания людей
лишь тогда, когда оно превратилось в орудие жизнедеятельности
<пастушеских и земледельческих народов>, в их естественные <часы>,
<компас> и <календарь>...

Только в качестве общественного существа, в качестве представителя
своего народа, своего коллектива, отдельный индивид оказывается
вынужденным рассматривать вещи <глазами рода>.

Уметь видеть мир по-человечески - и значит уметь видеть его глазами
другого человека, глазами всех других людей, с точки зрения их общих,
коллективных потребностей. А значит, и в самом акте непосредственного
созерцания действовать в качестве полномочного представителя <рода
человеческого>, его исторически сложившейся культуры. [221] Отсюда и
вырастает та самая психическая способность, которая называется
человеческим воображением (иногда - фантазией, интуицией). Она и
позволяет индивиду видеть мир глазами другого человека, реально в него
не превращаясь.

Способность воображения от начала до конца, на все сто процентов, и по
происхождению своему, и по существу дела, есть исторический продукт,
развивается она только в ходе обращения с предметами, созданными
человеком для человека, с продуктами и предметами
творчески-человеческого труда.

А уже будучи развита, сила воображения <применяется> затем и к
остальному миру, обеспечивая умение и еще не переделанный человеком мир
тоже видеть по-человечески, с точки зрения человека, его интересов,
потребностей. Именно она позволяет видеть, то есть выделять и оформлять
в образ, те черты, те свойства вещей окружающего мира, которые
<интересны>, <важны> и <существенны> с точки зрения подлинных интересов
общечеловеческого развития, общественно-человеческой культуры, а не с
точки зрения узколичных, узкокорыстных потребностей тела отдельного
человека...

И уж если говорить о воспитании воображения, то особую, огромную и не
всегда учитываемую роль здесь играет искусство.



* * *

======================
прилегает по теме
http://www.caute.hut.ru/ilyenkov/texts/phantasia.htm

---

От	Pout
К	Pout (25.04.2002 21:00:26)
Дата	27.04.2002 20:01:59

Кошмар советского учащегося. "Материализм и эмпириокритицизм"

---

Даже про эту весьма и очень, скажем так, "острополемическую"работу
ЭВИ сумел сказать хоть и яростно-злобно(время вынуждало), но б-м по
делу. И добавить сопроводиловку,позволяющую иначе оценить этот "кошмар
учащегося"(преподавать надо было уметь! прослоив фантастикой - как
тут!). Нельзя недооценивать Владимира Ильича как методолога-философа. На
самом деле, "диалектика - алгебра ревоюции(Герцен) и Ильич не только ею
владел , но и оттачивал и ценил как деловой инструмент.

Работа идет поперек нынешней тенденции у некторых
"последователей"представить ЭВИ этаким"заблудшим в поисках лучшего
метода" и даже строя, Этот гнилой настрой ему пытаются подкинуть
некторые теперешние хваты

Книга про "Материализм и эмпириокритицизм" -в Копилке
=================.

==========
эти несколько вступительных слов были бы просто излишними, если бы она
не была его последней книгой.

...Он был убежден, что наш современник не может быть далек от философии,
от того, что составляет общий исток активной жизненной позиции личности,
сплава знаний, убеждения и действия. Правильнее будет сказать, что он
именно потому так и писал, что видел огромное политическое, социальное,
общекультурное и нравственное значение ленинской мысли о диалектике как
логике и теории познания марксизма. Ибо был убежден, что
материалистическая диалектика, понятая по-ленински, есть жизненный
фермент формирования научного мировоззрения, составляющего сердцевину
идейно-воспитательной работы партии.
И в последней книге, где речь идет о ленинском понимании материи и
сознания, о языке и мышлении, об истине и противоречии, о соотношении
стихийного и сознательного, о взаимоотношениях философии и
естествознания, всюду реальным предметом размышления остается дело,
подготовка людей к величайшему из всех исторических свершений -
созиданию коммунизма.
Это книга-раздумье, книга-размышление. Читатель сам разберется в ее
теоретическом содержании и оценит его, найдет новые подходы к пониманию
роли и значения <Материализма и эмпириокритицизма> в истории
марксистской философии вообще, ее ленинского этапа в особенности,
убедительные доказательства органической связи идей этой работы с
<Философскими тетрадями>.
Эта книга - размышление не только о былом. Это - произведение
воинствующего материализма, отмеченное глубоким пониманием истории и
бережным отношением к духу и букве ленинских текстов, печатью
непримиримости к врагам ленинизма, ленинской диалектики.
Э. В. Ильенков любил выражение <лупа времени>. Прошлое и современность
всегда были для него измерениями, позволявшими видеть события более
выпукло и четко. История уже давно покрыла прахом забвения те имена
противников диалектического материализма, которыми пестрит книга Ленина.
Но еще влиятелен позитивизм как способ мышления, как мировоззрение.
Следовательно, не ослаб и накал идеологической борьбы, а, стало быть, и
потребность учиться у Ленина меткости теоретических ударов и
нравственной силе идейной непримиримости.
Написана еще одна страница Ленинианы. Хочется пожелать, чтобы она нашла
путь не только к разуму, но и к сердцу читателя.
Л. К. Науменко. доктор философских наук
---------

(отрывки)

...Смысл подобных попыток один: изобразить <Материализм и
эмпириокритицизм>, этот классический труд по философии диалектического
материализма, осветивший в общей форме все главные контуры и проблемы
этой науки, как книгу, посвященную лишь одной <стороне дела>, лишь
<гносеологии>, лишь тому якобы узкому кругу вопросов, который был
навязан Ленину специфическими условиями полемики с одной из
второстепенных школок субъективного идеализма. Толкуемый так,
<Материализм и эмпириокритицизм> лишается общефилософского значения за
рамками этого специального спора, значения книги, до конца разоблачающей
всякий идеализм, а не только исключительно субъективный.
Все это и многое другое заставляет вновь возвращаться к анализу
ленинской полемики с эмпириокритиками, чтобы лучше понять действительные
причины ее возникновения, а тем самым и ее действительный смысл, ее суть
и значение для последующей истории идейно-теоретической борьбы в рядах
русской и международной социал-демократии, для современных разногласий,
споров и идейной борьбы, ибо только в таком широком контексте становятся
понятными те <философские тонкости>, о которых идет в книге речь.
Начнем с напоминания о некоторых общеизвестных исторических фактах.
Раскроем книгу, изданную в 1908 году. Читаем: <Великая, грозная
революция идет в нашей стране. Развертывающаяся борьба уносит
колоссальную массу сил и жертв. Этой борьбе отдает всю энергию своей
мысли и воли всякий, кто хочет быть на деле гражданином великого народа.
Пролетариат идет в первых рядах революции, он выносит на себе главную ее
тяжесть. На партии пролетариата лежит наибольшая историческая
ответственность за ход и исход этой борьбы.
В такую эпоху не должен ли каждый, отдавший себя делу пролетариата или
хотя бы только делу революции вообще, решительно сказать себе: <теперь
не время для философии!> - не должен ли на целые, может быть, годы
отложить в сторону и эту книгу?
Такое отношение к философии стало теперь обычным. Оно очень естественно
при данных условиях, - это не мешает ему быть и очень ошибочным>...
Это слова участника и очевидца событий, в условиях которых разгорелась
полемика Ленина с махизмом. Слова верные и искренние. Их автор - А.
Богданов. Тот самый Богданов. Это цитата из его вступительной статьи к
русскому изданию книги Эрнста Маха <Анализ ощущений>. Того самого Эрнста
Маха. К той самой его книге, которая стала библией махизма - той самой
философии, которую квалифицировал как реакционнейшую автор <Материализма
и эмпириокритицизма>.
....
Ленину пришлось перерыть горы литературы, посвященной вопросам, которыми
он до того не занимался, и прежде всего литературы по <новой физике>, из
которой махисты черпали аргументы в пользу своей <новой философии>. И
Ленин эту труднейшую задачу решил, притом в очень короткие сроки - в
феврале - октябре 1908 года. (Нельзя не учесть, что параллельно с
<Материализмом и эмпириокритицизмом> Ленин создал еще и такие шедевры
публицистики, как <Марксизм и ревизионизм>, <К оценке русской
революции>, <Аграрный вопрос в России к концу XIX века>, <Аграрная
программа социал-демократии в русской революции> и <Лев Толстой, как
зеркало русской революции>, не упоминая уже о массе других дел,
связанных с его ролью и долгом теоретика и руководителя большевистской
фракции РСДРП.)
Объяснить это можно только одним: Ленин писал свою книгу не только в эти
месяцы, но и всю предшествующую жизнь. К тому дню, когда он взялся за
перо, она была уже выношена, выстрадана им. Долгие зимние месяцы в
Шушенском, где он, по воспоминаниям Н. К. Крупской, штудировал классиков
мировой философии, включая Гегеля с его <Феноменологией духа>,
продолжительные беседы с Плехановым, переписка с Ленином и Богдановым, в
ходе которой ленинские (увы, утраченные) письма разрастались в <целые
длинные трактаты по философии>, размером до <трех тетрадок>... И,
наконец, последняя встреча с Богдановым и его друзьями на Капри в апреле
1908 года, которая еще раз убедила его в срочной, безотлагательной
необходимости дать махизму открытый, последний, решительный бой.
И еще то состояние <бешенства>, в которое в конце концов привела его
день ото дня ширившаяся пропаганда позитивизма в рядах РСДРП и которое
было продиктовано отчетливым пониманием того вреда, которым для партии и
для судеб революции чреват махизм. И понимая, что наступление - лучший
вид обороны, Ленин объявил махизму войну.
Максим Горький тщетно пытался помирить Ленина с Богдановым, уговорил
приехать издалека на Капри. Ленин приехал, поиграл с Богдановым в
шахматы, долго с ним спарил и уехал еще более посуровевший. Примирение
не состоялось, опечаленный Горький недоуменно развел руками и не мог
ничего понять. Особенно - накала ленинской непримиримости.
Неужто из-за философских словечек? <Субстанция>, <материя>, <комплексы
элементов>... Ну что же это вы, добрые господа-товарищи, неужели же
из-за этого стоит дружбу рвать? Да и богоискательство это... Ведь
Анатолий Васильевич разве старого бога строит? Он ведь его на манер
Бенедикта Спинозы понимает - словечко только. Словечком же этим он не
церковный авторитет именует. Высокий нравственный идеал нового человека
ищет и строит, хочет революцию высокими нравственными ценностями
облагородить, чтоб лишних глупостей и жестокостей не наделала... А
словечки эти - вроде бога - нашему русскому мужичку да пролетарию из
мужичков и понятней, и ближе... Не Спинозу же ему читать. Полезно бы,
конечно, да только когда ему! Напрасно, напрасно, Владимир Ильич. Да и
некстати...
А Ленин действительно уехал с Капри не только крайне раздосадованный
(ведь знал же, что глупо зря трепать нервы, напрасно тратить время на
бесполезные разговоры с этими <мыслителями>!), но и полный 'решимости
разделаться со всей этой историей раз и навсегда, по-своему. Хватит.
Прошло время тетрадок и разговоров. Нет ничего вреднее миндальничания
теперь! Война неизбежна. Эта война быстро доучит тех, кто еще <не
разобрался>.
- Какое же тут <примирение> может быть, милый Алексей Максимыч?
Помилуйте, об этом смешно и заикаться. Бой абсолютно неизбежен...
....

Ленин ясно понимал, что те <особые философские взгляды>, которые с такой
настойчивостью и чем дальше, тем активнее старались навязать партии
Богданов, Базаров, Луначарский, Суворов и их единомышленники, делают
головы доверившихся им людей абсолютно непригодными именно для самого
важного, <общебольшевистского дела> - для научного марксистского
осмысления уроков потерпевшей поражение революции. Речь шла не о
пустяках, не о деталях понимания, не о частных тактических
разногласиях - о самых глубоких основах марксистского мышления, о логике
анализа действительности.
<Газету я забрасываю из-за своего философского запоя: сегодня прочту
одного эмпириокритика и ругаюсь площадными словами, завтра - другого и
матерными. А Иннокентий ругает, и за дело, за небрежение к <Пролетарию>.
Недружно идет. Ну, да иначе нельзя> .
<Я бы не поднял шуму, если бы не убедился безусловно (и в этом убеждаюсь
с каждым днем больше по мере ознакомления с первоисточниками мудрости
Базарова, Богданова и К°), что книга их - нелепая, вредная,
филистерская, поповская вся, от начала до конца, от ветвей до корня, до
Маха и Авенариуса. Плеханов всецело прав против них по существу, только
не умеет или не хочет или ленится сказать это конкретно, обстоятельно,
просто, без излишнего запугивания публики философскими тонкостями. И я
во что бы то ни стало скажу это по-своему> .
Вернувшись с Капри, Ленин с головой ушел в философию, отодвинув в
сторону все другие, казалось бы куда более важные, дела. <Я еще никогда
так не неглижировал своей газетой: читаю по целым дням распроклятых
махистов, а статьи в газету пишу неимоверно наскоро> .
Этот <философский запой> у многих вызвал недоумение, притом среди людей,
составлявших ближайшее окружение Ленина. Позднее, уже после смерти
Владимира Ильича, М. Н. Покровский вспоминал: <Когда начался спор Ильича
с Богдановым по поводу эмпириомонизма, мы руками разводили... Момент
критический. Революция идет на убыль. Стоит вопрос о какой-то крутой
перемене тактики, а в это время Ильич погрузился в Национальную
библиотеку, сидит там целыми днями и в результате пишет философскую
книгу... В конце концов Ильич оказался прав> .
В чем и почему он оказался прав, чего и почему не понимали не только
Богданов с Луначарским и Базаровым, но и все тогдашние признанные
теоретики социал-демократии во главе с Каутским (и что отчасти понимал
лишь один Плеханов), в этом мы и попробуем разобраться, тоже не стараясь
запугивать читателя <философскими тонкостями>. Тонкости становятся
понятными, когда понято главное, решающее, определяющее.
Что же такое этот таинственный эмпириомонизм (махизм, эмпириокритицизм,
новейший позитивизм и т. д. - у него было множество самоназваний),
вызвавший у Ленина такую <бешеную> реакцию?
О чем в действительности шел спор?

--------------------
(1)
Ленин 1908 года - не только политический лидер большевиков, но и их
теоретический лидер - и знал, и понимал, и применял настоящую диалектику
в решении всех животрепещущих проблем, как общетеоретических, так и
непосредственно практических, ежедневно и даже ежечасно выраставших
перед страной, перед рабочим классом и крестьянством в бурную эпоху
грандиозного революционного взрыва 1905 года. Мастерское владение
материалистической диалектикой как подлинной логикой революционного
мышления характерно для Ленина - лидера большевизма, этой единственной
жизнеспособной силы в рядах тогдашней социал-демократии.
Ленин превосходно знал ту высшую историческую форму диалектики, которая
и составляла <душу марксизма> - диалектику <Капитала>, диалектику как
логику мышления Маркса и Энгельса, материалистическую диалектику. Ее, а
не <диалектику вообще> защищал он в <Материализме и эмпириокритицизме>.
То же самое относится к утверждениям, будто Ленин в эту пору еще не знал
гегелевской диалектики и заинтересовался ею лишь позже, лишь в пору
создания конспектов, известных под названием <Философские тетради>. К
специальному критическому исследованию гегелевской диалектики он
обратился позднее. Это так. Но в <Философских тетрадях> он ее вовсе не
впервые изучал и не впервые с нею знакомился. Гегелевскую <Логику> и
<Лекции по истории философии> он читал, уже будучи зрелым марксистом;
здесь, в ходе критического их анализа он лишь оттачивал, отшлифовывал,
уточнял в деталях формулы своего уже сложившегося и проверенного в огне
практики понимания диалектики - материалистического ее понимания,
собираясь (как я Маркс в свое время) написать краткий, для каждого
грамотного человека понятный очерк диалектического учения.
А суть гегелевской диалектики он прекрасно представлял себе и раньше.
...
В философии <партия середины> - партия <безголовцев>, пытающихся
объединить материализм с идеализмом эклектическим путем, путем
сглаживания исходных противоположностей, путем запутывания ясных
понятий, самых общих (абстрактных, <клеточных>).
Эти понятия - материя и сознание (психика, идеальное, дух, душа, воля и
т. д. и т. п ). <Сознание> - примем этот термин, как принимает его
Ленин, - самое общее понятие, определить которое можно только через
ясное противопоставление его самому общему понятию <материя>, причем в
качестве вторичного, производного, выводимого. Диалектика в том и
состоит, что нельзя определить материю как таковую, ее можно определить
лишь через ее противоположность и только тем путем, что одна из
противоположностей фиксируется как исходная, а другая - как возникающая
из нее.
Различие и противоположность материализма и идеализма, таким образом,
очень просты, что со стороны идеалистов любых оттенков и служит
основанием для упреков, обращенных в адрес материализма, в
<примитивности>, <школьности>, <неэвристичности>, <банальности>,
<самоочевидности> и т. д (Такой упрек Ленину был сделан сразу же по
выходе книги в свет:
...
Логика как философская теория мышления определяется Лениным, вслед за
Марксом и Энгельсом, как наука о тех всеобщих (необходимых, не зависящих
ни от воли, ни- от сознания человека) закономерностях, которым,
объективно подчиняется развитие всего совокупного знания человечества.
Закономерности эти понимаются как отраженные в сознании человечества и
проверенные тысячелетиями человеческой практики объективные законы
развития материального мира, и природного, и социально-исторического
мира, - объективной реальности вообще. Поэтому логика как наука в
пределе, в тенденции, но не в налично данном виде и совпадает с теорией
развития. Логика же по Богданову (Берману, Маху и др.) есть собрание
<приемов>, <способов>, <методов>, <правил>, которым сознательно, отдавая
себе в том полный самоотчет, подчиняется мышление каждого индивида. В ее
основе (в основе ее теоретического понимания) лежат все те старинные
принципы формальной логики, которую преподают в школе, - закон
тождества, запрет противоречия и закон исключенного третьего.
Что же такое все-таки мышление? На этот вопрос испокон века искала
ответа именно философия (и долго развивавшаяся в ее недрах психология,
пытающаяся объяснить, что такое индивидуальная психика, по-старому
<душа>).
Если мышление лишь <речь минус звук>, как считает Богданов (а это
стержневая линия понимания всего позитивизма), <немая речь> или процесс
развития языковых систем, то прав позитивизм. И тут - путь в идеализм.
Иная линия идет от Спинозы Мышление он понимает как свойственную
материальному телу, и не всякому, а только мыслящему, способность> с
помощью которой оно может строить свои действия в пространственно
определенном мире сообразно <форме и расположению> всех других внешних
ему тел, как <мыслящих>, так и <немыслящих>. Поэтому мышление Спиноза
числит в категории атрибутов субстанции, как и протяженность В этом виде
оно, по Спинозе, присуще также и животному Для него и животное обладает
<душой>, и это отличает Спинозу от Декарта, считавшего, что животное
лишь <автомат>, очень сложная <машина>.
Мышление рождается в процессе и внутри материального действия как его
момент, как его сторона и лишь позднее выделяется в специальную (во
времени и в пространстве обособленную) деятельность, лишь у человека
обретая <знаковую> форму.
Совсем иная картина получается, когда, исходя из индивидуального опыта,
именно словесно оформленный мир берут за исходный пункт в теории
познания. Поддаться такой иллюзии тем более легко, что в индивидуальном
опыте и в самом деле слова (знаки вообще) так же даны чувственному
созерцанию, как и солнце, реки и горы, статуи и картины и пр. и пр.
Здесь корень идеализма в его <знаково-символическом> варианте. Так что
если исходить из индивидуального опыта, делать его исходной точкой и
основой теории познания, то идеализм неизбежен. Но он неизбежен и при
опоре на <коллективный опыт>, если последний трактуется как нечто
независимое от бытия, самостоятельно существующее, первичное.
Вот и получается, что вопрос об отношении сознания и материи совсем не
так тривиален, как это пытаются представить некоторые критики Ленина

...
не отношение сознания к мозгу, а отношение сознания к внешнему миру
составляет тот вопрос, вокруг которого махисты сами затеяли спор.
Отношение же сознания к мозгу - это тоже важный вопрос, но решается он
конкретными нейро-психологическими исследованиями, психофизиологией.
Ленин и говорит: все, что происходит внутри тела человека и его мозга,
его нервной системы и органов чувств, - это монополия
естествоиспытателей. Но им иногда начинает представляться, что решение
вопроса об отношении сознания к мозгу и телу человека в целом и есть
решение основного вопроса философии, вопроса об отношении всего сознания
ко всему внешнему (по отношению к сознанию) миру.
Философия и исследует этот вопрос. В ней речь идет, шла и будет идти
именно о том, в каком отношении находится сознание и вне мыслящего мозга
существующий, материальный, объективный мир природных и
социально-исторических явлений. Вот на этот-то вопрос никакая сколь
угодно изощренная психофизиология не ответит. По той простой причине,
что она никогда этого вопроса не изучала.
При этом в философии речь идет вовсе не только (и даже не столько) об
отношении индивидуального сознания <ко всему остальному>, а главным
образом об отношении общественного (совместно и последовательно
исторически осуществляемого миллионами мыслящих мозгов) сознания -
сознания вообще - к миру вне его.
Всю бесконечную совокупность существующих в природе и истории вещей,
событий, процессов и называют в философии объективной (вне субъекта и
независимо от него существующей) реальностью или, более кратко,
материей, материальным миром.
Этот-то материальный мир и противостоит равно как индивидуальному
мыслящему мозгу, так и коллективному <мыслящему мозгу человечества>, т.
е. <мышлению вообще>, <сознанию вообще>, <психике вообще>, <духу
вообще>. В плане решения основного вопроса философии сознание, психика,
мышление, дух - все это просто-напросто синонимы.
И общественное сознание, развивающееся от поколения к поколению,
принципиально отличается от <единичного сознания>. Нельзя представлять
себе коллективное сознание людей (т. е. то, что философия имеет в виду
под словом <сознание>) по образу и подобию отдельной <молекулы> этого
сознания, как многократно повторенную и потому просто увеличившуюся в
размерах <молярную единицу> (единичную психику, единичное сознание).
Исторически развивающееся целое - вся духовная культура человечества -
вот что прежде всего интересует философа, вот что и означает в философии
термин <сознание>, а не просто сознание отдельных индивидов, из
диалектически-противоречивого взаимодействия множества которых
образуется духовная культура. Из одинаковых индивидуальных <психик>
может развиться в итоге два не только разных, но и прямо противоположных
психических образования.
Это обстоятельство прекрасно понял уже Гегель, хотя и выразил его
по-своему. Коллективная - развивающаяся от века к веку - психика людей
(а не психика отдельного индивида с его мозгом), психика человечества,
сознание человечества, мышление человечества у него и выступает под
псевдонимом <абсолютный дух>. А отдельная (индивидуальная) психика
именуется <душой>. Ее он и трактует как <частичку духа>.
Эта принятая в его век <номенклатура> заключает в себе много правды. Но
с ней же связаны и грандиозные иллюзии. Коллективная психика
человечества (дух), развивающаяся уже тысячи лет, действительно первична
по отношению к каждой отдельной <психической молекуле>, к каждому
индивидуальному сознанию (к душе). Отдельная душа рождается и умирает
(идею бессмертия души Гегель едко и иронично высмеивал, в отличие от
Канта), а совокупный - <тотальный> - дух человечества живет и
развивается уже тысячи лет, порождая из себя все новые и новые отдельные
души и вновь поглощая их в себя и тем самым сохраняя их в составе
духовной культуру, в составе духа. В составе сегодня живущего духа живут
души и Сократа, и Ньютона, и Моцарта, и Рафаэля - вот в чем смысл и суть
гегелевского - диалектического - толкования бессмертия духа при
смертности души. Одно осуществляется через другое. Через свою
противоположность.
При всем том Гегель остается все же внутри сферы духа, в пределах
отношения души и духа, а все, что находится вне этой сферы и существует
совершенно независимо от нее - материальный мир вообще, его интересует
столь же мало, сколь и Маха, сколь и любого идеалиста. Но его идеализм
куда умнее, шире, а потому и диалектичное, нежели мелкий, пошлый, узкий
идеализм Маха. Ибо у него речь идет о сознании в его действительном
объеме, а у Маха - лишь об индивидуальном сознании. Об общественном
сознании (а наука как раз и относится к нему) Мах даже не думает.
Поэтому вопрос о науке - что она такое, откуда и зачем она возникает и
по каким законам развивается - вообще остается вне поля его зрения. Как
и политика, право, искусство, мораль. Законов развития этих всеобщих
форм сознания Мах никогда не изучал.
Его интересует в философии лишь отношение индивидуального сознания к
мозгу и органам чувств. Поэтому он постоянно апеллирует исключительно к
психическому опыту отдельного человека. Отсюда и мнимая <убедительность>
его аргументов.
Само собой разумеется, что действительное мышление физика и любого
другого, тем более крупного ученого и тот самоотчет, который он себе о
нем дает, существенно различаются между собой. Так и получается, что
мышление того же Маха в том виде, как оно фактически осуществляется,
совсем не похоже на описание этого мышления Махом-философом,
претендующим на создание общей теории сознания.
Поэтому Ленин и имел полное основание назвать Маха, крупного ученого в
области физики, мелким и реакционным философом, т. е. лжеспециалистом в
той области, которая исследует сознание (психику, мышление, духовную
культуру человечества) и законы его возникновения и развития.
Если бы в своей области Мах занимал такие же позиции, как в науке о
мышлении, он в таком случае обязан был бы смотреть свысока и на Ньютона,
и на Фарадея, и на Максвелла, как он в области науки о мышлении смотрит
на Гегеля, на Маркса, на Энгельса. И в физике он опирался бы только на
собственный опыт, взятый им за эталон <опыта всякого физика>, а не на
историю и опыт физики как науки.
Все это Ленин и доказывает. Хорошо мыслить в своей узкой области - в
физике - это еще не значит так же хорошо мыслить в области науки о
мышлении, о сознании, о психике. Тут и факты надо знать не только по
собственному опыту, а по опыту всего человечества, и историю их
исследования надо знать тоже не по собственному опыту (точнее, не только
по собственному опыту), а по главнейшим вехам развития общечеловеческого
опыта, т. е. по истории этой науки.
И человек, позволяющий себе судить о сознании, не потрудившись изучить
то, что люди изучают уже тысячи лет, то, что им в этой области уже
достаточно хорошо известно и понятно, не изучив ни Спинозы, ни Канта, ни
Гегеля, ни Маркса, ни Энгельса, - такой человек вполне заслуживает той
оценки, которую и дал Маху-философу Ленин.
Физик вовсе не обязан профессионально заниматься философией. Эйнштейн,
например, был и оставался физиком и на созидание философских концепций,
а тем более на публикацию <философских трактатов>, не претендовал. Ибо
понимал - и не раз публично о том говорил, - что проблема сознания для
него в тысячу раз более трудна, чем все его собственные проблемы, и
поэтому не берется тут судить. Об этом он ясно заявил однажды психологу
Жану Пиаже, когда познакомился с проблематикой, которой тот занимался.
Эйнштейн смог это понять, a Max - нет. Таким он и вошел в историю
философии. Таким, каким его увидел Ленин.
Поэтому Ленин и был возмущен, когда Богданов, Базаров, Луначарский,
вступив при этом в блок с меньшевиками Валентиновым, Юшкевичем и пр.,
начали призывать российскую социал-демократию учиться мыслить у Маха и
по Маху, да еще в области социальных наук. Т.е. именно там, где
философия Маха полностью обнаружила свою явную пустоту и реакционность.
Вот почему Ленин столь решительно и резко (и по сути, и по тону)
выступил против махизма. Ведь речь шла о судьбе новой волны революции в
России. 1905 год не решил ни одной из тех фундаментальных проблем, перед
которыми оказалась странна. Победит новая революция, или она опять будет
утоплена в море крови - вот о чем на деле шел спор.
Ленин ясно понимал, что если большевики будут мыслить по Марксу, т. е.
материалистически и диалектически, то они смогут привести пролетариат
России к решительной победе, к действительному разрешению основных
противоречий развития страны.
Отсюда понятно, что не просто философский материализм вообще защищал в
своей книге Ленин. Он защищал научную (т. е. материалистическую)
диалектику. Диалектику как логику и теорию познания современного
материализма. Люди, не понимающие этого, не знают, по-видимому,
некоторых достоверных фактов, касающихся сути идейной борьбы тех дней,
когда Ленин писал свою книгу. Эти факты и придется вспомнить.
Приведем довольно пространную (что поделаешь!) выдержку из книги,
вышедшей на год раньше <Материализма и эмпириокритицизма>: <К числу тех
устаревших частей стройного здания; воздвигнутого усилиями гениального
автора <Капитала>, которые, несомненно, требуют ремонта, и ремонта
капитального, относится, до нашему глубокому убеждению, прежде всего и
главнее всего философское основание марксизма и, в частности, знаменитая
диалектика>. Прервем выдержку кратким комментарием. Цитируемый тут
автор - <тоже> марксист и тоже одно время примыкал к большевикам, как и
А. Богданов. После Октябрьской революции признал правоту Ленина, вступил
в ряды РКП и даже преподавал до конца своих дней философию, став
профессором Коммунистического университета им. Я. М. Свердлова. Это - Я.
Берман, автор книги <Диалектика в свете современной теории познания>
(М., 1908).
...
Надо равняться в области научного мышления на тот способ мышления,
который применяет в своей области (в физике), и популярно разъясняет
(это уже в качестве философа) Эрнст Мах. Таков вывод и таково искреннее
убеждение и Бермана, и Богданова, и Луначарского. <Философия Маха
выражает собою наиболее прогрессивные тенденции в одной из двух основных
областей научного познания - в области естественных наук. Философия
Маха - это философия современного естествознания>, - пишет А. Богданов
во вступительной статье к книге <Анализ ощущений> Э. Маха. К такому же
выводу приходят и меньшевики, вопреки мнению своего лидера Плеханова,
тоже зараженного устаревшей <гегельянщиной>. Поэтому в области философии
с ними целесообразно немедленно заключать союз. Можно и нужно вместе с
ними - с Валентиновым, с Юшкевичем и другими - писать коллективный труд
<по философии марксизма>. Можно и нужно основной задачей этого
коллективного труда сделать дискредитацию диалектики
...

Ленин умело пользовался ею, прекрасно понимая, что единственно научная -
диалектическая - логика теоретического мышления требует прежде всего
совершенно точного и строгого анализа назревших в стране противоречий.
Во всей их объективности. А затем выработки умелого способа их
разрешения, способа совершенно конкретного.
А Мах и махисты учили людей рассматривать все противоречия (как и все
остальные категории, связанные с противоречием, и в первую очередь
отрицание) как лишь дискомфортное конфликтное состояние организма (или
мозга), как состояние лишь субъективное, от которого организм хочет
поскорее избавиться, чтобы обрести физическое и душевное <равновесие>.
Можно ли было изобрести что-либо более противоположное марксистской
диалектике и более враждебное ей, чем такое понимание противоречия? А
ведь именно такому его пониманию и учили и Мах с Авенариусом, и Богданов
с Берманом.
Вот как толковал проблему противоречия Берман. В процессе приспособления
организма к среде внутри организма подчас возникают стремления,
направленные в противоположные стороны; возникает конфликт между двумя
представлениями, а стало быть, и между выражающими их высказываниями.
Противоречие и есть, по Берману, ситуация столкновения речи с речью,
речь против речи, и ничего другого. Эта ситуация имеет место только
внутри речи, а всякое другое понимание противоречия есть-де чистейшей
воды антропоморфизм или <онтологизация> сугубо лингвистического явления.
<Несомненно... - пишет Берман, - и <тождество>, и <противоречие>, и
<отрицание> обозначают лишь процессы, имеющие место только в области
идей, отвлечения, мышления, а никак не в вещах...> .
Конфликтное отношение между двумя психофизиологическими состояниями
организма, выраженное в речи, - вот что такое противоречие у Бермана. И
это общая позиция всех махистов. Для них было совершенно неприемлемо
положение материалистической диалектики об объективности противоречия,
как тождестве противоположностей, как точке схождения крайностей, в
которой эти противоположности друг в друга переходят. Все эти моменты
марксовой логики им казались зловредным словесным мусором
<гегельянщины> - и ничем более. Логику современного научного мышления
нужно решительно очистить от подобного <словесного мусора>, для чего
прежде всего доказать <ненаучность> принципа тождества
противоположностей, чем русские махисты усердно и занимались.
Для них это - принцип софистического выворачивания наизнанку научных
понятий. Научные же понятия, пока они остаются научными, строжайшим
образом подчиняются принципу тождества: А=А. <Провозглашение
противоречия основным принципом мышления, столь же законным, как и
противоположный ему принцип, равняется поэтому акту духовного
самоубийства, отказу от мышления...> , - резюмирует Берман свои
рассуждения по этому поводу.
Такова махистская ориентация - запретить осмысливать объективные
противоречия. И этот запрет - от имени <современной науки> - налагается
на мышление как раз в тот момент, когда такое осмысление особенно
необходимо. Материалистическая диалектика ориентировала научное мышление
на конкретный анализ классовых противоречий в стране во всей их
объективности. А махистское понимание научного мышления фактически,
пусть и помимо воли некоторых его адептов, приводило к отказу от
осмысления этих противоречий. Таково неизбежное следствие резко
отрицательного отношения махистов к диалектике.
Но для обоснования собственного понимания мышления им требовался
соответствующий философский базис. Материализм и неразрывно с ним
связанная диалектика их никак не устраивали. Под <научный метод>
необходимо было подвести другой базис - эмпириокритицизм.
Наука (научное понимание действительности), согласно этой философии,
есть система высказываний, связывающих в один непротиворечивый комплекс
элементы <нашего опыта>, ощущения. Непротиворечивый комплекс символов,
связанных между собою в согласии с требованиями и запретами формальной
логики. Эти требования и запреты, по мнению махистов, ничего в
объективной реальности не отражают. Они Просто-напросто требования и
нормы работы с символами, а логика - совокупность приемов этой работы.
Логика поэтому есть наука, которая ничего в объективной действительности
не отражает, а дает только сумму правил, регламентирующих работу с
символикой всякого рода.
Работа с символикой. Во имя чего? Каткую цель преследует эта работа?
Откуда берутся ее нормы? На это у махистов тоже готов ответ. <Если нормы
права имеют своей целью поддержание и сохранение известного
общественно-экономического строя, тo нормы мышления своей конечной целью
должны считать приспособление организма к окружающей его среде> .
Из потребности организма (т. е. из потребностей вполне биологически
толкуемого человека) махисты и выводят свое понимание мышления. Из
потребности в равновесии, из врожденной ему якобы потребности в
устранении всех и всяческих противоречий. <Конечно, мышление, совершенно
свободное от противоречий, есть только идеал, к которому мы должны по
возможности приближаться, но из того, что мы очень далеки от него, как в
прошлом мысли, так и в настоящем, отнюдь не следует, что мы должны
отказаться от борьбы с противоречием> .
Мышление, как и все остальные психические функции человека, тут прямо
толкуется как деятельность, направленная - как на свою имманентно
заложенную в организме индивида цель - на сохранение (или же на
восстановление нарушенного) равновесия
....

Обыватель, вконец потерявший равновесие, превращается тогда во
взбесившегося мелкого буржуа, в <левака>, а уподобившийся ему
революционер - в предводителя таких <леваков>. Или, потеряв равновесие,
он начинает искать выхода не в <р-р-революционном> бешенстве, а в тихом
помешательстве религиозных исканий, в поисках доброго боженьки.
Богданов, например, был (и очень искренне) человеком неукротимой
революционной воли и непреклонности, непримиримости. Но эта энергия
всегда искала себе выхода попрямей, попрямолинейней, никаких <обходных
путей> к цели он признавать не хотел и не умел их искать. Увидев в
схемах мышления Маха <философское подтверждение> правоты таких позиций,
он стал еще убежденнее и последовательнее мыслить и действовать в их
духе. И это скоро увело его в сторону от Ленина, от большевизма, от
сознательно применяемой материалистической диалектики.
Другой полюс внутри русского махизма - Луначарский. Этот
высокообразованный интеллигент-гуманист, обладавший характером гораздо
более мягким и волей не столь железной, как Богданов, склонялся, скорее,
к декламациям нравственно-эстетического плана, к конструированию идеалов
и обрел в махизме философское оправдание как раз этой своей слабости.
Стал усердно искать и строить <земной революционный эквивалент бога>. Но
поиски бога на земле ничуть не более плодотворны, чем поиски его в небе,
и это пытался разъяснить Ленин
....
Убедившись в конце концов, что он в политике беспомощен, Богданов взялся
за свое дело, в котором он понимал, - за дело биолога, медика, врача. И
умер в 1928 г., делая рискованные медицинские эксперименты над
собственной кровью. О нем был напечатан большой некролог с портретом в
журнале <Под знаменем марксизма>, как о кристально чистом человеке, как
о герое медицины.
Но его ученики, принявшие его взгляды за <подлинно научную философию>,
обратились к экспериментам совсем не медицинским. Это и причуды
Пролеткульта в искусстве. Это - и рискованные эксперименты в экономике
страны в двадцатые годы, основанные на механистической <теории
равновесия>, ведущей свое прямое происхождение от Авенариуса и Маха.
Всего этого во всей конкретности Ленин тогда, конечно, не предвидел и
предвидеть не мог. Но что большие беды затаены в махизме для
революционеров и самой революции, он видел ясно.
Могут возразить: а не значит ли это некоторой идеалистической переоценки
силы и могущества философии вообще, а не только махистской?
Конечно, мышление людей формируется прежде всего не
учителями-философами, а реальными условиями их жизни.
Как говорил Фихте, какую философию ты себе выберешь, зависит от того,
какой ты сам. Каждый тянется к философии, соответствующей уже
сложившемуся образу своего мышления, и находит в ней зеркало, в котором
в полной мере представлено все то, что ранее присутствовало в виде
смутной тенденции, неотчетливо выраженного намека. Философская система
вооружает мышление (сознание) индивида самосознанием, т. е. критическим
взглядом на себя как бы со стороны, с точки зрения общечеловеческого
опыта, опыта истории мышления.
В рамках же опыта, которым обладали Богданов и его единомышленники, не
умещался такой предмет, как страна, втянутая в процесс
капиталистического развития, в процесс, наложивший свои, новые и
специфические, противоречия развития на старые, известные и по-прежнему
не решенные. Ум, сформировавшийся на анализе частных научно-технических
задач и нацеленный на решение таких задач, перед столь сложной, очень
дифференцированной и тем не менее единой картиной пасовал, терялся.
Особенно явно это обнаружилось там, где на повестку дня стал вопрос об
извлечении уроков из поражения революции 1905 - 1907 годов. Чтобы
извлечь из поражения уроки верные, - а только такие могли оказаться
полезными для будущего - прежде всего требовался самый строгий
теоретический анализ хода революции, начиная от тех причин, которые ее
вызвали, и кончая анализом сил и слабостей тех классов, которые в этой
революции столкнулись. Анализ требовался совершенно трезвый, совершенно
объективный и притом производимый ради интересов революции.
Материалистическая диалектика Маркса и Энгельса нацеливала именно на
такой анализ, требовала его безусловно и вооружала мышление
соответствующей логикой.
Головы же будущих махистов были к решению такой задачи не подготовлены.
И они начали подыскивать какой-либо инструмент попроще да
<поэффективней>. Махизм как раз и подходил для таких целей.
Когда захлебнулась в крови революция, сильно вырос и спрос на махистскую
философию. Конечно, не на нее только. И на откровенную мистику, и на
порнографию. Времена реакции очень тяжелы для духовного здоровья.
Разочарование в революционных надеждах - это страшная вещь.
Надежды на прогресс, на демократические преобразования начинают казаться
несбыточными иллюзиями, заманчивыми, но неисполнимыми на земле идеалами,
а герои 1905 года, пытавшиеся их осуществить <здесь и теперь>, -
наивными утопистами или, еще хуже, самонадеянными авантюристами...
И вот, осмысливая будущее, Богданов пишет фантастический роман, в
котором речь идет о социализме.

=================

(2). Позитивная программа русского позитивизма.

Этот роман - <Красная звезда> - далеко не случайный для судеб русского
махизма феномен. Всмотримся в него внимательнее, он многое поясняет в
интересующих нас ныне вопросах - ив отношении А. Богданова к учению
Карла Маркса, и в сути той философии, сквозь призму которой он (в
отличие от Ленина) начинает рассматривать социализм. Социализм,
<критически очищенный> в свете принципов Маха, в свете <успехов и
достижений современного естествознания>, в свете той <новейшей
философии>, которую он теперь исповедует вместе с Базаровым и Юшкевичем,
Луначарским и Валентиновым, Берманом и Суворовым.
В <Очерках по философии марксизма> он вместе с ними изложил свою <новую
философию>. В том же самом 1908 году он печатает и <Красную звезду>, в
которой эта философия уже применяется к переосмысливанию социализма и
его перспектив.
Эффект получается прелюбопытный. Чем больше старается А. Богданов
отстоять социалистический идеал, чем прекрасней и возвышенней он
становится в его писательских глазах, тем (и тут уж не вина, а беда
Богданова) больше и больше начинает он напоминать худосочную,
стерильно-анемичную икону, для живого человека довольно
непривлекательную.
Здесь хорошо видно, как поворачивает его мысль на путь, обратный пути
Маркса и Энгельса, - на путь от науки к утопии. А Богданову по-прежнему
кажется, что он идет вперед и в философии, и в толковании
социально-экономических проблем.
Роман не только включает многочисленные пассажи из <Эмпириомонизма> -
весь строй образов организован идеями этой философии, и потому <Красная
звезда> представляет собою просто образный эквивалент теоретических
построений Богданова, его гносеологии.
С точки зрения художественной роман малоинтересен - он скучен и
назидателен. В золотой фонд научно-фантастической литературы он явно не
вошел. Но он многое помогает понять в богдановской философии, в ее
реальных, земных эквивалентах.
Роман в целом - это длинное и популярное изложение махистской
(эмпириомонистической) интерпретации учения Маркса. Часто герои книги
произносят раскавыченные цитаты из <Эмпириомонизма> и стараются как
можно доходчивее втолковать читателю их <подлинный смысл>. Текст
<Эмпириомонизма> разрезается на кусочки и поручается для произнесения
инженеру Мэнни, врачу Нэтти и революционеру Леониду Н.
Роман начинается вполне реалистически. Леонид Н. сидит и мучительно
размышляет над уроками поражения революции 1905 года, а заодно - над
причинами своего разрыва с любимой женщиной. И тут вдруг оказывается,
что размышляет над этими обоими сюжетами не он один.
Оказывается, что и события 1905 - 1908 годов, и его личную судьбу
внимательно изучают... инопланетяне. Пришельцы с Марса.
Их яйцевидные корабли зависали и над баррикадами Красной Пресни, и над
Стокгольмом, где происходили горячие дискуссии между сторонниками Ленина
и сторонниками Плеханова. Они знают все. Даже причины разрыва Леонида Н.
с Анной Николаевной. Их всевидящее око проникает в глубину всех земных
тайн. К тому же они очень умные, сверхпроницательные и понимают все
гораздо лучше грешных землян. Внимание их к земным делам небескорыстно,
но цели своего визита они держат в тайне, которая раскроется Леониду Н.
позже.
Единственный, с кем они вступают наконец в контакт, - это Леонид Н.
Почему он? А их психофизиологи установили, что на всем земном шаре это
наиболее близкий им тип человека. И физиологически, и психически. Только
с ним они и надеются достигнуть взаимопонимания.
Инопланетяне разъясняют Леониду: в его лице они хотят до конца
исследовать психологию жителя Земли, притом в <лучшем ее варианте>,
чтобы потом решить, не рискованно ли будет для них помогать русской
революционной социал-демократии; ведь они могли бы вооружить ее
супероружием - бомбой из расщепляющихся элементов группы радия. Но можно
ли им такое сверхоружие доверить? Достаточно ли они разумны для этого?
С этой целью они и устраивают Леониду Н. экскурсию на Марс. Там он
воочию знакомится со всеми чудесами сверхнауки и сверхтехники.
Летательные аппараты с двигателями, работающими на энергии <антиматерии>
(<материи со знаком минус>) - там так же обычны, как трамваи для жителя
Москвы или Лондона. Но не эти технические чудеса интересуют Леонида Н. в
первую очередь. Для него важнее общественный строй Марса, люди, их
взаимоотношения. На Марсе - социализм. Точнее, полностью реализованная
<идеальная модель> социализма.
Давно ликвидирована и забыта частная собственность и на средства
производства, и на его продукт. Производство осуществляется по строго
рассчитанному (на гигантских счетных машинах) плану. Небольшие и
случайные отклонения от плана быстро и легко устраняются. Личные
потребности удовлетворяются полностью и не регламентируются, ибо каждый
марсианин достаточно разумен, чтобы не хотеть лишнего. Тут полное
равновесие и никаких противоречий, никаких конфликтов.
Давно исчезли государство и все органы насилия. В них нужды нет, ибо все
нормальные марсиане умны и скромны. Конечно, бывают и исключения, но
только среди невоспитанных детей и среди ненормальных (сумасшедших). С
ними легко справляются врачи и педагоги, которым разрешено и насилие,
причем тоже ничем и никак не регламентированное. Вплоть до
безболезненного умерщвления неизлечимых и неподдающихся. Врачи и
педагоги умны и добры, и злоупотреблений бояться нечего.
Труд легок и необременителен. За людей все делают машины. Люди только
наблюдают за ними. Несколько часов такого труда там, где он необходим
для общества в целом (о том извещают цифры на светящихся табло), - и ты
свободен.
Что делают марсиане после работы? Кто их знает... Этого Леонид Н. (тут
его зовут Лэнни) рассмотреть не может. Может быть, занимаются любовью,
может быть, искусством, может быть, интеллектуальным
самоусовершенствованием. Это уж личное дело каждого, а в личные дела на
Марсе нос совать не принято.
Итак, внутри общества, в сфере взаимоотношений между людьми, царит
полное, почти абсолютное, равновесие. Все противоречия исчезли, а
различия находятся на грани исчезновения. Они сведены до необходимого
минимума. Даже различия между полами (Лэнни долго не может понять, что
лечащий его молодой врач Нэтти на самом-то деле тайно влюбленная в него
женщина).
В глазах Лэнни все марсиане выглядят на одно лицо. В каждом он видит
лишь один и тот же многократно размноженный общий тип: большеголовое
существо с большими бесстрастно-внимательными глазами и слабым,
анемичным телом, которое скрыто под одинаковой рационально
сконструированной одеждой. Такими уж создала нас природа, разъясняют
марсиане Леониду Н., природа Марса. Тут и солнечной энергии меньше, и
сила тяжести вдвое слабее, чем у вас на Земле. Поэтому мы не столь
эмоциональны, как жители Земли, но зато более рассудительны. Поэтому
наша психика более уравновешена, нежели ваша, а с этим связаны все
остальные детали. И социализм мы построили скорее.
Лэнни начинает ощущать беспокойство и тревогу. Он допытывается, а не
скучно ли жить в этом геометрически уравновешенном и стерильно
непротиворечивом новом мире? Марсиане снисходительно и грустно
улыбаются: сам твой вопрос выдает в тебе чужеземца, пришельца с Земли.
Выдает, насколько еще сильны пережитки капитализма в твоем сознании и
насколько еще силен в тебе буржуазный индивидуализм.
И Лэнни вынужден с грустью согласиться с таким диагнозом. Разумом он все
понимает и принимает, а эмоции его продолжают бунтовать. Его разум еще
не настолько силен, чтобы подавить эти иррациональные эмоции, и Лэнни
начинает чувствовать себя препаршиво. Марсиане-психиатры вынуждены
поместить его в больницу и с помощью химии восстановить нарушенное
душевное равновесие. Пережитки капитализма в сознании на время перестают
его мучить. Химия их усмирила.
Но только на время, ибо психофизиология Лэнни осталась по-прежнему
земной, несовершенной, и он все видит по-прежнему глазами жителя Земли,
с точки зрения его <узкопатриотических> интересов, мешающих ему до конца
возвыситься до уровня интерпланетарных интересов, мешающих ему смотреть
на мир с точки зрения интересов межпланетного социализма. Поэтому
разумом он понимает все правильно, и прежде всего тот факт, что
марсианский социализм - это более высокая и более совершенная форма
развития межпланетного социализма, нежели те формы, которые созрели на
Земле. Это он понимает ясно, пока спят его
<буржуазно-индивидуалистические земные эмоции>, <пережитки капитализма в
его сознании>, укорененные в его земной плоти.
Их можно усыпить с помощью химии. Но пока они только заснули, но не
умерщвлены, сохраняется и главная причина взаимонепонимания между Лэнни
и марсианским социализмом. Сохраняется их явная психофизиологическая
несовместимость, в основе которой - биологическая несовместимость двух
разных рас межпланетного человечества.
Богданов вовсе не рисовал карикатуру на социализм, он был предан ему.
Другое дело - каким предстал перед ним марксистский социализм, когда он
начал рассматривать его сквозь искажающие очки махистской философии,
сквозь призму своего эмпириомонизма, сквозь концептуальную схему этой
философии. Вот как работает ее <оптика>. Учение К. Маркса, сквозь нее
рассмотренное, искажается сначала незаметно, лишь схематизируется.
В образе будущего, который нарисован Марксом, абстрактно выделяются те
его черты, те контуры, которые характеризуют социализм исключительно с
политико-экономической стороны (причем при очень узком понимании самой
политэкономии).
Это все те черты, которые и увидел герой богдановского романа на Красной
звезде. Общественная собственность и плановая организация производства,
налаженный баланс между производством и потреблением, между необходимым
и свободным временем и т. д., отсутствие правового и государственного
принуждения, высокая сознательность участников общественного
производства - все это верно, все эти необходимые и важные
характеристики социализма Богданов видит.
Но, кроме указанных черт социализма, сквозь махистские очки не видно
больше ничего. Экономическая схема Маркса осталась, но именно как схема,
как скелет, а вот плоть и кровь, конкретная реальность марксистского
представления о социалистическом будущем, отброшена и заменена
махистской фантазией.
И в итоге вы видите перед собою ту самую картину, которую <воочию>
увидел на Марсе герой богдановского романа. Учение Маркса, рассмотренное
сквозь призму махистской философии, и не может выглядеть иначе.
Экономическая схема у Богданова - марксова, но ее реализация (т. е.
построение всех остальных сфер общественной жизни - нравственности,
художественной культуры, политическо-правовой надстройки) - уже не по
Марксу, а по Маху. Точнее, по Богданову, ибо он <творчески развил> и
конкретизировал философию Маха применительно к интересам и целям
социалистической организации мира.
....
Словечко <эмпирио> означает попросту <опыт>, <опытный>. Это словечко
ключевое, лозунговое. Оно как бы оповещает: в философской системе под
такой вывеской нет ничего выдуманного, ничего умозрительного - один
опыт, одни данные опыта, <критически очищенные> от всего наносного, от
всего, что в этом опыте не дано, от всяких <вещей в себе>, от всего
<трансцендентного>, от всего <сверхопытного>.
<Монизм науки> и значит, что в сочинении под таким названием речь будет
идти исключительно о том, что твердо установила наука - физика, химия,
физиология, психофизиология, политэкономия. Здесь речь будет идти только
о том, за что ручается наука, а все <сомнительное> будет тщательно -
<критически> - устранено и подвергнуто осмеянию.
Х-лучи, энергия, в которую превращается вещество, математически
доказанная относительность, условные рефлексы и т. д. и т. п. Из этих
опытных данных, из данных науки, и будет тут составлена, как из мозаики,
картина мира в целом - единая картина бытия, каким оно рисуется <с точки
зрения успехов и достижений современною естествознания>.
Но чтобы такая картина не рассыпалась на составные кусочки, на отдельные
и разрозненные <опытные данные>, эти кусочки надо как-то и чем-то
связать, сцементировать. Как и чем? А надо найти то общее, то
одинаковое, чем обладают все эти кусочки, взятые порознь. Надо найти
<общий закон>, <общий принцип>, которому одинаково подчинены все
<опытные данные>. То общее, что можно при старании усмотреть между
такими несхожими вещами и событиями, как полет Блерио через Ламанш, - и
условными рефлексами; между энергетическим представлением о веществе - и
законом роста производительности труда.
Откроем такое общее, - значит, и откроем тот всеобщий закон, которому
подчинен <весь мировой процесс>. Значит, и создадим единую
(<монистическую>) и <до конца научную> картину мира в целом,<единую
картину бытия>...
<Суворов пишет: <В градации законов, регулирующих мировой процесс,
частные и сложные сводятся к общим и простым - и все они подчиняются
универсальному закону развития, - закону экономии сил. Сущность этого
закона состоит в том, что всякая система сил тем более способна к
сохранению и развитию, чем меньше в ней трата, чем больше накопление и
чем лучше трата служит накоплению. Формы подвижного равновесия, издавна
вызывавшие идею объективной целесообразности (солнечная система,
круговорот земных явлений, процесс жизни), образуются и развиваются
именно в силу сбережения и накопления присущей им энергии, - в силу их
внутренней экономии. Закон экономии сил является объединяющим и
регулирующим началом всякого развития, - неорганического, биологического
и социального>...
Замечательно легко пекут <универсальные законы> наши <позитивисты> и
<реалисты>!> .
Последняя фраза - ироническая оценка вышеприведенного рассуждения
Суворова - принадлежит уже Ленину.
Да, такие <универсальные законы> пекутся действительно быстро и просто.
Для этого требуется только одно - умение "увидеть то общее, что имеют
между собою такие, казалось бы, далекие друг от друга вещи, как,
например, лучеиспускание радия и трудовые усилия.
Вот так и получаются <киты> русского махизма.
А теперь о третьем <ките> - <организации>. С этим <принципом> дело
обстоит несколько по-иному. Если в отношении равновесия и экономии
русские махисты были и остались прилежными учениками своих западных
учителей, то тут они проявили максимум самостоятельности мысли .
Махизм исходит из представления, согласно которому все явления <нашего
опыта> четко делятся на две категории: с одной стороны - <Великий хаос>,
а с другой - противостоящее ему <Организующее начало>. <Великий хаос>,
по Маху, - это вся та неорганизованная масса переплетающихся и
мелькающих ощущений, которые обрушиваются на индивида с первых же
мгновений его появления на свет, неупорядоченный поток ощущений,
впечатлений, переживаний, в виде которого этому аморфному индивиду
предстает реальный мир. А <Организующее начало>, вносящее в мир свой
порядок, свои законы и правила, и есть мышление (сознание).
Отсюда и богдановский социально организованный опыт, та
эмпириомонистическая единая картина бытия, которая конструируется
мышлением из хаоса элементов первоначально неорганизованного опыта
разрозненных индивидов и которую потом наивные люди принимают за сам
реальный мир, за мир вещей самих по себе, как они существуют до, вне и
независимо от их собственной организующей деятельности.
Теоретическую основу этой концепции составляет все та же логика
эмпиризма, имеющая дело преимущественно с механическими системами.
Исследование таких систем сводится к выделению устойчиво повторяющихся
типов взаимодействия их частей и, соответственно, к ориентации мышления
не на процесс, а на состояние Итогом познавательной деятельности здесь
выступает фиксация абстрактно-общих определений объекта, пригодных разве
что для нужд классификации и для утилитарно-практического использования.
Логика эмпиризма, или, что то же самое, логика воспроизведения в
мышлении и практического конструирования механических систем, вполне
работоспособна, дает большой практический эффект и выгоду. Но только до
той поры, пока и теоретик, и практик имеют дело с механической системой.
Этот ограниченный рамками объектной науки тип мышления и разрастается в
глазах Богданова в универсальную схему мышления вообще, в схему Логики с
большой буквы, а все другие типы и способы мышления начинают
представляться как недоразвитые формы данной (эмпирической) логики.
А наиболее адекватным такой логике Богданову кажется мышление и
деятельность инженера-конструктора. Ведь это он организует готовые
детали в некоторую систему, способную служить выполнению той или иной
цели. И на людей такой инженер-конструктор столь же естественно смотрит
как на детали, входящие в создаваемую им конструкцию. Сами по себе ее
элементы интересуют его лишь постольку, поскольку их можно (или нельзя)
приспособить к делу, к сооружаемой малой или большой машине, механизму,
системе машин.
Выяснение объективных свойств тех деталей и материалов, из которых он
должен соорудить (организовать) свой агрегат, - не его дело. Это делают
физики, химики, физиологи и пр., и на их данные, собранные в
соответствующих справочниках, он всегда смотрит как на полуфабрикат
своей специальной инженерно-конструирующей деятельности, как на сырье
своей организующей работы. Его Основная забота - придумывать,
изобретать, конструировать, организовывать, разбирать и собирать,
развинчивать и свинчивать готовые детали в новые комплексы, подгонять
детали к комплексам, подшлифовывать их с таким расчетом, чтобы они легко
становились на уготованное им в конструкции место и т. д.
Философия Богданова поэтому и созвучна, как никакая другая, тем
специфическим иллюзиям нашего века, которые получили наименование
технократических. Секрет этих иллюзий - обожествление техники. Всякой -
от техники конструирования ракет до техники зубоврачебного дела,
бомбометания или звукозаписи. И вот при таком подходе
инженерно-техническая интеллигенция начинает выглядеть - и в своих и в
чужих глазах - как особая каста священнослужителей этого нового
божества.
Вдохновенно-опоэтизированный портрет этих <полубогов> - организаторов и
творцов прогресса Богданов и рисует в своем романе, который называется
<Инженер Мэнни>.
Это тот самый роман, о котором Ленин написал М. Горькому: <Прочел его
<Инженера Мэнни>. Тот же махизм = идеализм, спрятанный так, что ни
рабочие, ни глупые редакторы в <Правде> не поняли. Нет, сей махист
безнадежен...> .
Да, сочиняя роман, Богданов постарался <спрятать> свой махизм, излагая
свои позиции не на языке теоретических сочинений, а на языке
художественных образов. Лишь изредка махизм выдается тут открытым
текстом. Зато на первый план выступает проповедь утопического
представления о роли инженеров в развитии истории и о великих
преимуществах их способа мышления перед всеми прочими видами и способами
мышления.
Инженер Мэнни наделен в романе всеми чертами богочеловека - вполне в
духе богостроительских тенденций русского махизма. Это воплощенный идеал
суперинженера, инженера-организатора. Богданов не жалеет красок, силясь
изобразить сверхчеловеческую мощь его мозга, его сверхчеловеческую волю,
его абсолютную самоотверженность. Но прежде всего - его организаторский
гений.
Первое издание романа датировано 1912 годом, и для понимания эволюции
богдановской философии дает не меньше материала, чем <Красная звезда>.
В романе мы встречаемся с уже знакомым нам Леонидом Н. <После событий,
описанных мною в книге <Красная звезда>, - рассказывал он, - я вновь
живу среди своих друзей марсиан и работаю для дорогого мне дела -
сближения двух миров.
Марсиане решили на ближайшее будущее отказаться от всякого прямого,
активного вмешательства в дела Земли; они думают ограничиться пока ее
изучением и постепенным ознакомлением земного человечества с более
древней культурой Марса... При колонизационном обществе марсиан
образовалась особая группа распространения новой культуры на Земле. Я в
этой группе взял на себя наиболее подходящую мне роль переводчика...>
....
....

Ленин оказался вождем этого процесса, его способ мышления обеспечивал
ясное, объективное понимание сложившейся конкретно-исторической ситуации
и необходимых тенденций ее эволюции, позволял уверенно ориентироваться в
реальных противоречиях развития страны и мира, делать действительно
разумные выводы из опыта борьбы классов и находить пути, ведущие вперед,
к социализму. Поэтому ленинская партия и оказалась во главе, а не в
хвосте стихийно развертывавшегося революционного потока событий.
А богдановская (махистская) философия? Она доказала свою непригодность,
свою несоизмеримость с реальным ходом исторического процесса. Полная
растерянность, полная неспособность понять, куда несет поток событий -
то ли вперед, то ли назад, то ли вправо, то ли влево, - вот то
состояние, в котором пребывали русские махисты все время от Февраля до
Октября 1917 года.
Характеризуя позицию газеты <Новая жизнь> (а именно она оказалась в это
время прибежищем и Богданова, и Базарова, и многих других их
единомышленников), Ленин определил ее так: <...никакой ни экономической,
ни политической, ни вообще какой-либо иной мысли>: <...только воздыхание
людей, опечаленных и испуганных революцией> .
Обращаясь к <писателям <Новой жизни>, Ленин советовал им: <Возьмитесь-ка
за <планы>, любезные граждане, это не политика, это не дело классовой
борьбы, тут вы можете принести народу пользу. У вас в газете масса
экономистов. Соединитесь с такими инженерами и пр., кои готовы
поработать над вопросами регулирования производства и распределения,
отдайте вкладной лист вашего большого <аппарата> (газеты) на деловую
разработку точных данных о производстве и распределении продуктов в
России, о банках и синдикатах и т. д. и т. д. - вот в чем вы принесете
пользу народу, вот где ваше сидение между двух стульев не особенно
вредно скажется, вот какая работа по части <планов> вызовет не насмешку,
а благодарность рабочих> .
Не умеете, не хотите, не отваживаетесь соединить в себе функции
<технического руководства> с функциями <административного> (т. е.
политического) руководства страной? Ваше дело, вас никто не заставляет.
Но не путайтесь под ногами тех, кто ясно видит суть сложившейся в стране
конкретно-исторической ситуации, а потому и претендует на всю полноту
власти.
<Пролетариат сделает так, когда победит: он посадит экономистов,
инженеров, агрономов и пр. под контролем рабочих организаций за
выработку <плана>, за проверку его, за отыскивание средств сэкономить
труд централизацией, за изыскание мер и способов самого простого,
дешевого, удобного и универсального контроля. Мы заплатив за это
экономистам, статистикам, техникам хорошие деньги, но... но мы не дадим
им кушать, если они не будут выполнять этой работы добросовестно и полно
в интересах трудящихся> .
Вот ленинская альтернатива позиции инженера Мэнни - того самого
реального инженера, с которым Ленин имел вполне реальный разговор
<незадолго до июльских дней>. Ленин не назвал его имени, но можно
сказать с полной уверенностью, что это один из тех самых реальных героев
1905 года, которые послужили Богданову прообразами его Леонида Н.:
<Инженер был некогда революционером, состоял членом
социал-демократической и даже большевистской партии. Теперь весь он -
один испуг, одна злоба на бушующих неукротимых рабочих. Если бы еще это
были такие рабочие, как немецкие, - говорит он (человек образованный,
бывавший за границей), - я, конечно, понимаю вообще неизбежность
социальной революции, но у нас, при том понижении уровня рабочих,
которое принесла война... это не революция, это - пропасть.
Он готов бы признать социальную революцию, если бы история подвела к ней
так же мирно, спокойно, гладко и аккуратно, как подходит к станции
немецкий курьерский поезд. Чинный кондуктор открывает дверцы вагона и
провозглашает: <станция социальная революция. Alle aussteigen (всем
выходить)!>. Тогда почему бы не перейти с положения инженера при Тит
Титычах на положение инженера при рабочих организациях> .
Да, это был он, тот самый Леонид Н., тот самый Лэнни, в котором видел
Богданов в пору сочинения <Красной звезды> идеального представителя
русской социал-демократии. Тот самый инженер, по образу и подобию
мышления коего А. Богданов кроил свою <философию>.
В 1905 году он выражал основной принцип мышления этого идеального
инженера так: <Вполне гармоничное, чуждое внутренних противоречий
развитие - это для нас только предельное понятие, выражающее известную
нам из опыта тенденцию к освобождению процессов развития от связанных с
ними противоречий. Поэтому дать наглядное представление о гармоническом
типе развития можно лишь путем сопоставления таких конкретных случаев,
которые наиболее к нему приближаются, с такими, в которых недостаток
гармонии бросается в глаза.
В современном обществе образцом высокоорганизованной, богатой
содержанием и пластичной жизненной комбинации может служить
крупнокапиталистическое предприятие, взятое специально со стороны его
трудовой техники> .
Такова та <идеальная модель>, по которой Богданов мечтал перестроить
мир, создать <новый мир>. Модель вполне реальная. Это - взятое
специально со стороны его трудовой техники крупнокапиталистическое
предприятие.
Естественно, что когда с помощью такой <философии> пытаются осмыслить
что-либо иное, нежели готовую механическую конструкцию, то ничего, кроме
конфуза, получиться не может.
...

В 1908 году это были, например, Э. Мах и А. Пуанкаре - звезды первой
величины в небе тогдашней теоретической физики.
И про них, а не про мелких путаников в науке Ленин счел необходимым
сказать:
<Ни единому из этих профессоров, способных давать самые ценные работы в
специальных областях химии, истории, физики, нельзя верить ни в едином
слове, раз речь заходит о философии. Почему? По той же причине, по
которой ни единому профессору политической экономии, способному давать
самые ценные работы в области фактических, специальных исследований,
нельзя верить ни в одном слове, раз речь заходит об общей теории
политической экономии. Ибо эта последняя - такая же партийная наука в
современном обществе, как и гносеология> . Действительно, ни одному
слову их верить нельзя, когда речь заходит о теории познания, о логике,
о методе научного мышления, ибо этой области они профессионально не
знают и потому путаются, шатаются на каждом шагу, то и дело оступаясь в
идеализм, т. е. в философскую позицию, по самой своей сути антинаучную,
враждебную науке вообще, в том числе и их собственной специальной науке.
И при этом остаются ведущими теоретиками в собственной, специальной,
области мышления.
...

Склонный отыскивать рациональное зерно даже в таких фразах
естествоиспытателей, как <материя исчезла>, т. е. выявлять те реальные
факты, которые за ними стоят, Ленин не прощает подобных высказываний,
когда их повторяют с философской кафедры. Тут он никогда рационального
зернышка, хотя бы крохотного, и не ищет. С Маха-философа и спрос другой,
нежели с Маха-физика. Именно поэтому Ленин вообще ни слова не говорит о
достоинствах и недостатках чисто физических взглядов Маха - об этом
судить физике и физикам. Мах же как автор <Анализа ощущений> и <Истины и
заблуждения> подлежит самому строгому суду на основании уже совсем
другого кодекса.
Но если Мах хоть остается при этом хорошим физиком, то его философские
учебники ни к физике, ни к какой-либо другой области действительного
научного познания никакого отношения не имеют, зная ту же физику только
по ее идеалистически искаженному изображению в кривом зеркале махистской
философии, только со слов самого Маха и его .адептов, слепо и рабски
веруя в их слова.
Позитивизм, намертво связывая все философские понятия с наличным (и
потому, естественно, преходящим), состоянием естественнонаучного знания,
превращает эти понятия в препятствия, которые вынуждено сметать с дороги
развитие науки.
И такое отношение к философским понятиям органически связано с
позитивистским представлением о самой философии, о ее предмете, роли и
функциях в научном познании. Согласно этим представлениям, <современная>
философия - в отличие от прежней, <метафизической> - есть не что иное,
как осуществляемая задним числом обобщенная сводка всего того, что уже
добыто трудами других наук, совокупность сведенных воедино результатов.
Абстрактно выраженное наличное состояние научных знаний, ничего больше,
<общая теория бытия>. Тот самый <монизм науки>, о котором речь шла выше
и который так беспощадно критикует Ленин!
<Слушайте дальше: <...Этот закон социальной экономии является не только
принципом внутреннего единства социальной науки> (вы понимаете тут
что-нибудь, читатель?), <но и связующим звеном между социальной теорией
и всеобщей теорией бытия>...
Так. Так. <Всеобщая теория бытия> вновь открыта С. Суворовым после того,
как ее много раз открывали в самых различных формах многочисленные
представители философской схоластики. Поздравляем русских махистов с
новой <всеобщей теорией бытия>! Будем надеяться, что следующий свой
коллективный труд они посвятят всецело обоснованию и развитию этого
великого открытия!>
Всем русским махистам свойственно, по сути дела, это стремление - дать
единую картину бытия, или, говоря словами С. Суворова, <всеобщую теорию
бытия>, сконструированную из одних лишь данных современной науки, из
данных научного опыта и тщательно очищенную от всех следов старой,
<ненаучной> и <донаучной>, философии. <Только тогда, когда будет
разрешена в окончательном виде задача выработки, - пишет Берман, -
критерия, при помощи которого мы могли бы отличить научную истину от
заблуждения, мы можем приступить к разрешению проблем, составляющих
истинный объект философии, именно вопросов о том, что такое мир как
целое> .
Именно ради решения такого рода задачи махисты и предпринимают пересмотр
марксистского решения вопроса об этом самом <критерии>. Но такой
пересмотр всего-навсего гносеологическая пропедевтика, а цель - создание
<всеобщей теории бытия>, единой картины бытия, теории о том, что такое
мир как целое.
Гносеология для них лишь средство, инструмент, орудие конструирования
картины мира в целом. Это орудие и приходится предварительно создать и
отточить, так как такого орудия, как они все дружно полагают, в составе
марксизма нет. Диалектику же они за такой инструмент принимать не
согласны. Тут-де ошибались и Маркс, и Энгельс, и все их ученики. <Как
это ни странно, но ни у одного из серьезных теоретиков марксизма мы не
найдем не только вполне разработанной в научном смысле теории
диалектики, но и сколько-нибудь точного обоснования тех идей,
совокупность которых они называют диалектикой> , - продолжает доказывать
свой взгляд Берман.
Аналогичное рассуждение о предмете философии в книге А. Рея вызывает у
Ленина резкие эпитеты. Вот оно, это рассуждение:
<Почему бы философии не быть, таким же образом, общим синтезом всех
научных знаний, усилием представить себе неизвестное функцией
известного, чтобы помочь его открытию и поддержать научный дух в его
настоящей ориентации?> (Против этого пассажа на полях книги стоит
выразительное: <блягер!>, т. е. хвастун, враль.) <Она бы отличалась от
науки лишь большей общностью гипотезы; философская теория, вместо того
чтобы быть теорией группы изолированных и хорошо разграниченных фактов,
была бы теорией совокупности фактов, которые нам являет природа,
системой природы, как говорили в XVIII веке, или же по крайней мере
прямым вкладом в теорию такого рода> . (Против этих, подчеркнутых
Лениным, слов стоит: <дура!>.)
...
С аналогичных позиций позитивизм рассматривает и теорию познания
(гносеологию). Его замысел заключается в том, чтобы противопоставить
гносеологию как <строгую и точную> науку материалистической диалектике
как философской науке и подвергнуть критике диалектику в свете такой
<гносеологии>. Этот замысел отразился уже в названии книги Бермана
<Диалектика в свете современной теории познания>. По сути же дела, это
никакая не теория познания, а опять-таки совокупность <последних данных>
исследований в области психологии, психофизиологии, физиологии органов
чувств и т. д. Осмысление и использование этих данных в отрыве от
<онтологии>, от всеобщих законов развития природы и общества и давало
возможность противопоставить <гносеологию> диалектике.
Ленин четко показывает несовместимость схоластической <гносеологии>
махистов с подлинно научной теорией познания - теорией исследования
реального мира действительным человеком (а не выдуманным
<гносеологическим субъектом>), с действительной логикой развития науки.
И если теорию познания и логику (теорию мышления) понимать
диалектико-материалистически, то нет никаких оснований опасаться, что
последовательное проведение идеи совпадения диалектики, логики и теории
познания приведет к <недооценке мировоззренческого значения философии>,
ее <онтологического аспекта>. Пугаться этого вправе тот, кто понимает
гносеологию и логику как науки, замыкающиеся на изучении фактов
сознания, <феноменов сознания как такового> (безразлично -
индивидуального или <коллективно организованного>) и принимающие во
внимание внешний мир лишь постольку, поскольку он уже представлен в этом
сознании.
Ленин в начале века был тем единственным марксистом, который понял и
оценил все огромное мировоззренческое значение диалектики как
гносеологии и логики. Значение, которого не поняли и не оценили тогда ни
Каутский, ни Плеханов, не говоря уже о других марксистах.
Тут альтернатива неумолимая. Либо материалистическую диалектику понимают
(и развивают) в этом плане как логику и теорию познания материального
мира человеком, как теорию его отражения в исторически развивающемся
сознании человека и человечества, либо она неизбежно превращается в
<сумму примеров>, взятых напрокат (и часто совершенно некритически) из
самых разных областей знания и лишь иллюстрирующих готовые, уже заранее
известные, общие формулы диалектики <вообще>.
Для популяризации общих формул такой способ еще годится, но для дела
творческого развития их - нет. Он ни на миллиметр не углубляет ни
понимания тех общих формул диалектики, которые примерами (пусть самыми
совремейными) <подтверждаются>, ни понимания тех примеров, которые
используются для <подтверждения>. Ни философии, ни естествознанию такая
процедура пользы не приносит. А вред приносит, так как создает и питает
иллюзию, будто философия не наука, а всего-навсего абстрактный сколок с
готовых, некритически пересказанных на абстрактно-философском языке
конкретных данных естествознания, и не более. "Но тем самым и сама
материалистическая диалектика переосмысливается (извращается в ее сути)
на типично позитивистский манер. А поскольку такая диалектика
естествоиспытателю не нужна, она в его глазах и превращается в пустое
словотворчество, в абстрактную беллетристику, в искусство подводить под
абстрактно-универсальные схемы все что угодно. Это и дискредитирует
философию в глазах естествоиспытателя, приучает его глядеть на нее
свысока, пренебрежительно, и тем самым подрывает ленинскую идею союза
диалектико-материалистической философии с естествознанием.
Поэтому-то превращение материалистической философии (диалектики) в
<сумму примеров> противоречит интересам такого союза, и, как говорится,
<льет воду на мельницу> позитивизма. Союз философии с естествознанием,
по мысли Ленина, может быть прочным и добровольным только при том
условии, если он взаимно плодотворен и взаимно же исключает всякую
попытку диктата, навязывания готовых выводов как со стороны философии,
так и со стороны естествознания.
...

==========
==========

---

От	Александр
К	Pout (25.04.2002 21:00:26)
Дата	25.04.2002 22:02:18

А академика Павлова в отставку?

---

>Собака
>тоже видит вещи вне себя. Но видит она в окружающем мире именно то, и
>только то, что <важно> с ее <собачьей точки зрения>, то, что ей нужно
>видеть, чтобы биологически приспособиться к условиям своего
>существования. Ее взор управляется чисто биологическими потребностями и
><ухватывает> (замечает) только то, что находится в прямой связи с ними.

А звонок находится в прямиой связи с биологическими потребностями?

>Человек видит в
>окружающем мире неизмеримо больше, ибо его взором управляет не
>органическая потребность его тела, а усвоенные им потребности развития
>общественно-человеческой культуры.

А это что значит? Потребности развития культуры "усвоенные"? Не-а, они то как раз врожденные. Но зато взором управляют не столько эти врожденные потребности развития культуры, сколько сама культура.

>Только человеку доступны чистые,
>интеллектуальные, бескорыстные радости и аффекты;

Поглядев на щенка, в экстазе напрыгивающего на хозяина этого не скажешь.

>Когда физиологические потребности животного удовлетворены, его взор
>становится равнодушным и сонным.

Тут бы снова на щенка поглядеть.

>Если верно то, что первыми философами были астрономы, а теория
>начиналась с созерцания небес, которые оказались первым предметом
><бескорыстного, незаинтересованного созерцания>, то такой факт, с точки
>зрения марксизма-ленинизма, объясняется ясно и просто. <Необходимо
>изучить последовательное развитие отдельных отраслей естествознания. -
>Сперва астрономия, которая уже из-за времен года абсолютно необходима
>для пастушеских и земледельческих народов> 3, - писал Ф. Энгельс, как
>бы полемизируя с Фейербахом, думавшим, что красота ночного неба
><напоминает человеку о его назначении, о том, что он создан не только
>для деятельности, но и для созерцания>...

Бред сивой кобылы. Я имею в виду Энгельса. Предметом "бескорыстного, незаинтересованного созерцания" звезды впервые стали для Коперника. До этого они всегда были предметом корыстного или заинтересованного созерцания. Сомневаюсь что это было связано с астрономией, навигацией и лоцией. Да и пастушеские народы с земледельческими появились очень недавно. Неужели у охотников и собирателей ничего этого нет? Думаю полно. У них ведь не только мат. потребности, но и дух. потребности. Вон индусы корову почитают не потому что кушают.

>Только в качестве общественного существа, в качестве представителя
>своего народа, своего коллектива, отдельный индивид оказывается
>вынужденным рассматривать вещи <глазами рода>.

Только род для Маркса рисуется каким-то вечно ненасытным.
Да и приседания по поводу того что голодный не будет смотреть на звезды все больше из евроцентризма и столбовой дороги. "Сначала человек был бедным и голодным но Бог дал ему экономику."

Короче, Поут, если Вы полагаете что литература подобного рода сильно нужна то можно было бы ее сбацать. Не сосать из пальца у трупа Энгельса, а порыться в нейросайнсе, психологии, культуральной антропологии и написать интересно, понятно и без марксистско-евроцентристских закионов. Но работы, конечно немало.

---

От	Лом
К	Александр (25.04.2002 22:02:18)
Дата	26.04.2002 00:32:54

Причем здесь Павлов?

---

>>Собака
>>тоже видит вещи вне себя. Но видит она в окружающем мире именно то, и
>>только то, что <важно> с ее <собачьей точки зрения>, то, что ей нужно
>>видеть, чтобы биологически приспособиться к условиям своего
>>существования. Ее взор управляется чисто биологическими потребностями и
>><ухватывает> (замечает) только то, что находится в прямой связи с ними.
>
>А звонок находится в прямиой связи с биологическими потребностями?

Звонок - условный рефлекс, его можно вообще не видеть, да и не при чем он здесь. Ильенков же пишет об осмысленном смотрении, а не об оценке параметров окружающей среды. У животного нет достаточного объема и развития мозга (особенно коры). Животные работают именно с тем что напрямую связано с их потребностями, только некоторые виды демонстрируют абстрактное мышление и то на нижних уровнях (поставить ящики - достать банан).

>>Человек видит в
>>окружающем мире неизмеримо больше, ибо его взором управляет не
>>органическая потребность его тела, а усвоенные им потребности развития
>>общественно-человеческой культуры.
>
>А это что значит? Потребности развития культуры "усвоенные"? Не-а, они то как раз врожденные.

Усвоенные, Александр. Маугли не существует. Выдернутый из культуры становится животным, очень способным, но животным.

>Но зато взором управляют не столько эти врожденные потребности развития культуры, сколько сама культура.

Этот кусок смотря как прочитать. Наш любимый Чубайс не "усвоил" и на него теперь ни "сама культура" ни "врожденные потребности" не действуют. А дальше тогда Климов - Чубайс другого вида.

>>Только человеку доступны чистые,
>>интеллектуальные, бескорыстные радости и аффекты;
>
>Поглядев на щенка, в экстазе напрыгивающего на хозяина этого не скажешь.

>>Когда физиологические потребности животного удовлетворены, его взор
>>становится равнодушным и сонным.
>
>Тут бы снова на щенка поглядеть.

Я часто об этом задумывался и вот что заметил. Эмоции щенка наведены именно человеком. Я ни разу не видел чтоб щенок испытывал таки чувства, скажем к лошади. Щенок радуется только когда видит дружелюбно настроенного человека, обычно хозяина и в меньшей степени существо своего вида, обычно с кем вырос, но наделять его взгляд на скажем лошадь или деревья или водопад человеческим пониманием - антропоцентризм ИМХО излишний. Еще. Этот пример со щенком также показывает, что щенок реагирует только на непосредственный контакт - хозяина, мать. Человек же может быть рад просто от воспоминания заката или цветка или стихов случайно на ум пришедших. Дальше, эмоции... они существуют у животных, страх, ярость, радость, но опять же вызванные непосредственными событиями,это не то о чем здесь говорится. Имеются в виду эмоции в тесной связке с мышлением. Когда Шукшин обнимает березку и говорит с ней.


>>Если верно то, что первыми философами были астрономы, а теория
>>начиналась с созерцания небес, которые оказались первым предметом
>><бескорыстного, незаинтересованного созерцания>, то такой факт, с точки
>>зрения марксизма-ленинизма, объясняется ясно и просто. <Необходимо
>>изучить последовательное развитие отдельных отраслей естествознания. -
>>Сперва астрономия, которая уже из-за времен года абсолютно необходима
>>для пастушеских и земледельческих народов> 3, - писал Ф. Энгельс, как
>>бы полемизируя с Фейербахом, думавшим, что красота ночного неба
>><напоминает человеку о его назначении, о том, что он создан не только
>>для деятельности, но и для созерцания>...
>
>Бред сивой кобылы. Я имею в виду Энгельса. Предметом "бескорыстного, незаинтересованного созерцания" звезды впервые стали для Коперника. До этого они всегда были предметом корыстного или заинтересованного созерцания. Сомневаюсь что это было связано с астрономией, навигацией и лоцией. Да и пастушеские народы с земледельческими появились очень недавно. Неужели у охотников и собирателей ничего этого нет? Думаю полно. У них ведь не только мат. потребности, но и дух. потребности. Вон индусы корову почитают не потому что кушают.

Я как то не увидел здесь повода для наезда. Но где вы видите выставленные вами противоречия в том куске текста? Энгельс как раз предлагает изучить как появилось это знание и показывает где искать, ведь очень сложно спросить охотника-собирателя (мало от него осталось археологам), а вот по земледельцам, скотоводам побольше. Не вижу криминала.


>>Только в качестве общественного существа, в качестве представителя
>>своего народа, своего коллектива, отдельный индивид оказывается
>>вынужденным рассматривать вещи <глазами рода>.
>
>Только род для Маркса рисуется каким-то вечно ненасытным.
>Да и приседания по поводу того что голодный не будет смотреть на звезды все больше из евроцентризма и столбовой дороги. "Сначала человек был бедным и голодным но Бог дал ему экономику."

Да нет же, Маркс ненавидит мир капитала, который делает человека вечно ненасытным и описывает его. На тот момент с огромной точностью. А нам придется писать о новом мире. Это марксисты-еврокомми (Маркс буквально кричал, что он не марксист) все перепутали и на его базе начали выдумывать новый коммунизм построенный на стремлении к материальным благам! По поводу голодного смотрящего на звезды - везде нормальное распределение. Сам прошел - смотрел, еще нескольких знаю, но большинство курвится - книги, стихи, музыка - по боку, лишь бы заработать, лишь бы не голод.

>Короче, Поут, если Вы полагаете что литература подобного рода сильно нужна то можно было бы ее сбацать. Не сосать из пальца у трупа Энгельса, а порыться в нейросайнсе, психологии, культуральной антропологии и написать интересно, понятно и без марксистско-евроцентристских закионов. Но работы, конечно немало.

Александр, я Ильенкова читал года два назад, он пишет сильно. Я понимаю вашу ненависть к Марксистам, сам такой, но не надо переносить на самого Маркса и Энгельса, они очень неглупые дядьки и не марксисты. ИМХО нужно брать более крупные мысли для анализа, а то можно скатиться до анализа Авлакама. По поводу сбацать... Да, можно, но чтобы сделать это лучше Ильенкова, потеть придется долго. У нас столько времени сейчас нет.

С уважением, Лом

---

От	Александр
К	Лом (26.04.2002 00:32:54)
Дата	26.04.2002 01:40:31

Re: Причем здесь...

---

>Звонок - условный рефлекс, его можно вообще не видеть, да и не при чем он здесь. Ильенков же пишет об осмысленном смотрении,

Он пытается писать об осмысленном, да не может. Звонок действительно не при чем. Он не укладывается в Ильенковскую теорию. Зачем писать "только то что непосредственно связано"? Можно сказать что у собак нет культуры, совокупности социально передаваемых комплексов поведения, мышления, языка, верований, религий и т.п.

По звонку слюнки пускать и суетиться она может, но вообразить что звонок - голос бога еды, например, нет. Не приспособлены собаки к созданию, передаче из поколения в поколение и развитию культуры.

> Животные работают именно с тем что напрямую связано с их потребностями, только некоторые виды демонстрируют абстрактное мышление и то на нижних уровнях (поставить ящики - достать банан).

Да, и важно что абстрактное мышление возникает тогда когда способность к поддержанию культуры становится важной частью приспособления вида к окружающей среде.

>>А это что значит? Потребности развития культуры "усвоенные"? Не-а, они то как раз врожденные.
>
>Усвоенные, Александр. Маугли не существует. Выдернутый из культуры становится животным, очень способным, но животным.

Не очень способным. У животных очень многое прошито в ПЗУ. Человек же программируется культурой процентов на 90. Летать ему в облаках как птице, будучи летчиком, плавать в море, лезть в шахту как кроту... у зверюшек это жестко прошито, а у людей передается социально. Но уж зато способности поддержанию культуры, массива социально существующей информации о стратегии выживания и приспособления к окружающей среде феноменальны. Какой у нас язык, какое абстрактное мышление, как мы учимся и сотрудничаем! Вы думаете это все культурное? Как бы ни так. Это все именно биологическое. Это биологические приспособления возникшие для поддержания культуры, когда она стала важнейшим фактором эволюции человека.

>>Но зато взором управляют не столько эти врожденные потребности развития культуры, сколько сама культура.
>
>Этот кусок смотря как прочитать. Наш любимый Чубайс не "усвоил"

Он усвоил. Просто он усвоил другую культуру. Человек он гибок. В этом и вся суть. Способность к речи - биологическое приспособление, а уж какие речи человек будет слушать и произносить, и на каком языке - это уже культурное.

>Я как то не увидел здесь повода для наезда. Но где вы видите выставленные вами противоречия в том куске текста? Энгельс как раз предлагает изучить как появилось это знание и показывает где искать, ведь очень сложно спросить охотника-собирателя (мало от него осталось археологам), а вот по земледельцам, скотоводам побольше. Не вижу криминала.

Энгельс слегка зациклен на евроцентристских мифах. Зрение и человек появились за миллионы лет до естествознания. Как верно, хоть и по другому поводу, заметил Поут кроме физики есть еще и метафизика. У "примитивных культур" знаний о естественном всего ничего. Ну нет у них ни науки ни технологии. Зато знания о сверхъстественном простираются до неба и дальше. Задолго до того как возникла необходимость определить местоположение корабля в море или время разлива Нила звезды обожествлялись, обрастали мифами и вообще весьма плотно интегрировались в культуру. Знания о их естественном здесь не при чем. Это были знания о сверхестественном. Да мало ли примеров? Почитайте сказки народов севера (кстати именно охотников и собирателей, их оказывается не так то трудно расспросить), да хоть наш фильм Морозко возьмите. Не успела девочка чулок до зорьки довязать, попросила Солнышко подождать, оно и подождало. При чем тут естествознание или экономика? Или девочка была слепая как землеройка и Солнца не видела? Или какое хозяйственное значение солнце в данной ситуации имело? Нет, просто мачеха обещала косы повыдергать если с восходу чулок готов не будет. Тоже лирика.

>Да нет же, Маркс ненавидит мир капитала, который делает человека вечно ненасытным и описывает его.

А поскольку он ни с эскимосами, ни с индейцами Амазонии никогда не жил, и сам был погружен в европейскую культуру мы ему простим некоторые заскоки. Простим, но и из виду упускать не будем. Чушь что голодный не смотрит на звезды, Луну, Солнце. Это голодный евроцентрист не смотрит. В европейской культуре дикарь тоже евроцентрист, только отсталый и потому вечно голодный, поэтому и на звезды смотреть не может. А голодный "дикарь" мог не то что смотреть, но и молиться звездам или еще какой ритуал отправлять. Да, он не сам выдумывал культы, а усваивал их в своем обществе, но "хозяйственное значение" светил при этом могло, и скорее всего десятки, а то и сотни тысяч лет оставалось нулевым.

> нужно брать более крупные мысли для анализа, а то можно скатиться до анализа Авлакама. По поводу сбацать... Да, можно, но чтобы сделать это лучше Ильенкова, потеть придется долго. У нас столько времени сейчас нет.

Чтобы переписать "курс молодого бойца" на современный лад потеть надо не так уж и долго. А он буквально нашпигован ляпами да серьезными научными ошибкам, в том числе и идеологически вредными. Что до Маркса так разве же я против? Вот цитатка. Но подумайте что первично в культуре, а значит и в видении, Деметра или водяная мельница?

"Маркс отмечал кардинальное отличие капиталистического общества (хрематистики) от хозяйства некапиталистического (экономики - на примере античной древности) в отношении использования техники: "Единственной руководящей точкой зрения здесь [в экономике] является сбережение труда для самого работника, а не сбережение цены труда". Он приводит стихотворение Антипатера, современника Цицерона, посвященное изобретению водяных мельниц [19, т. 47, c. 583]. Поэт радостно обращается к работницам:
"Дайте рукам отдохнуть, мукомолки; спокойно дремлите,
Хоть бы про близкий рассвет громко петух голосил:
Нимфам пучины речной ваш труд поручила Деметра;
Как зарезвились они, обод крутя колеса!
Видите? Ось завертелась, а оси крученые спицы
С рокотом кружат глухим тяжесть двух пар жерновов.
Снова нам век наступил золотой: без труда и усилий
Начали снова вкушать дар мы Деметры святой".
http://skaramurza.chat.ru/ecec8.html

---

От	Игорь С.
К	Александр (26.04.2002 01:40:31)
Дата	26.04.2002 16:48:02

Лучше сначала

---

>Чтобы переписать "курс молодого бойца" на современный лад потеть надо не так уж и долго.

бы переписать, а потом уж говорить - какой он плохой, имхо.

---

От	Александр
К	Игорь С. (26.04.2002 16:48:02)
Дата	26.04.2002 18:47:30

Не знаю

---

>>Чтобы переписать "курс молодого бойца" на современный лад потеть надо не так уж и долго.
>
>бы переписать, а потом уж говорить - какой он плохой, имхо.

Чтобы переписать нужно знать зачем это нужно и кому. Без зауми, по существу. Этого я и пытаюсь добиться. Пока без особого успеха. Пока слышны лишь выкрики что Ильенков - это голова и советы падать ниц, как все люди делают и ничего не задирать.

---

От	Pout
К	Александр (25.04.2002 22:02:18)
Дата	25.04.2002 23:29:01

не подымайте лапку

---

в развязном тоне. Чтобы в десяти абзацах сказать важное по метафизике
поулярно для молодежи, надо раньше знать в оригиналах классику и
написать капитальные специальные труды. Что и было сделано
Э.В.Ильенковым. До того. "Диалектика абстрактного и конктреного", работы
по Гегелю - лучшие образцы профессиональной работы. До них я не касаюсь.

И шашками, то бишь штампами, из "малого походного набора", числом пять
штук,поменьше машите. Скромней надо быть, господин биолог. Философия
тоже может быть строгой наукой, применимой к практике построения дел, в
качестве методически опосредующей дисциплины. А то одно и тоже на все
случаи жизни . Истматчики..Еврецентристы..
.
Самые общие вещи едины для культуры.. Об них и речь.Разумеется, по
отдельным позициям и фактам могут быть споры. Про собак, что подняли
лапку в заголовке, тоже. И про акад.Павлова с его теорией рефлексов и
проч. В Союзе была мощнейшая школа (педагогической)психологии с не одним
круным именем - и все они центрировались на едином поле, связанным с
когортой философов,первым из которых 9но не единсвтенным - их там Н,
какя недавно говорил) был Ильенков Когда наталья подняла свою поганую
лапку, ей они были выложены - разумеется. очень вкратце.

Эта беда мне знакома. Говорите,"в нейросайенсах порыться"..Немцев надо
читать. И не цепляться к одному имени и цитате. Речь о традиции - у
разныз она может быить разной, но она должна быть. Здесь это традиция
через немецкую классическую философию.
Бывают и другие.

Кроме"физики"есть"метафизика"..Беда с людьми, которые не понимают
значения философии и ее типовых модельных образчиков построения.
Проблемы ряда -что такое мышление, воображение,интеллект - это
философские, а не узко-дисциплинарные проблемы. С товарным фетишизмом,
мистикой - аналогично. Это не политэкономическая задачка и в специальных
английских журнальчиках Вы ее не найдете

---

От	Максим
К	Pout (25.04.2002 23:29:01)
Дата	26.04.2002 01:34:39

Вопрос Poutu и Лому

---

Что из Ильенкова рекоммендуете почитать, включая упомянутое? "Об идолах и идеалах" и "Что такое взгляд"? Или там надо выборочно читать самое лучшее, важное, не устаревшее? Насколько устарели его книги?

---

От	Pout
К	Максим (26.04.2002 01:34:39)
Дата	26.04.2002 09:29:44

Ответ. Работы Э.В.Ильенкова и его последователей в сети(****)

---

Это зависит от ваших интересов.

Э.В.Ильенков - выдающийся советский философ. Его работы прошли проверку
временем, вотличие от сонма прочих, и мнение о нем как выдающемся
ученом разделяется ныне и многими его идейными соперниками. В сети
несколько сайтов с его работами,но некоторых хороших популярных работ
(например, по педагогике) среди выложенного не хватает.

Об Ильенкове

http://www.communards.org/histomat/genesis/scientif/filosofy/native/clas
sics/o_ilienk.htm


Наиболее полный сайт А.Майданского. Это молодой доктор
фил.наук,специализирующийся на проблематике, связанной с именами
Ильенкова и Спинозы. Автор нескольких работ, опубликованных в последних
номерах "Вопросов философии", в т.ч. "Понятие мышления у Ильенкова и
Спинозы"(только что вышла).
Полная библиография(список)работ Эвальда Васильевича там на сайте
Майданского.
http://www.caute.hut.ru/ilyenkov/texts.html

Я учился у Эвальда Васильевича 4 года. Рассказ (беглый - это чат) тут
https://vif2ne.org/nvz/arhiv/01_05_15.htm
после этого Алекс сделал на сайте раздел"Библиотека Диалектика".

http://www.nw-innovations.ru/km/lib.htm

Там выложена моя Вводная в тему и книга ЭВИ "Диалектика абстрактного и
конкретного" с комментариями Побиска Георгиевича Кузнецова..
http://www.nw-innovations.ru/lib/ilienkov0.htm


Алекс сопроводил выкладку своим комментарием
"Не знаю, какое впечатление производит эта работа на "матерых"
философов, но после того, как я перелистнул последнюю страницу, во мне
проснулось неудержимое желание найти тех людей, которые мне читали
лекции по философии в не такие уж далекие студенческие годы, и, ткнув их
носом в распечатку, спросить: "Какое право вы имеете преподавать
философию? Кто составлял ваши программы? Как вы смогли превратить
философию в моих глазах в "пуcтое умствование", в то время когда она на
самом деле - живой и практический предмет? ".
[Alex]

Что на мой взгляд моежт служить первоначальным чтением - это книга"Об
идолах и идеалах",отрывки из двух заключительных шглав которой я
приводил.Это обзорная и популярная работа.

К ней далее (по теме"педагогика")примыкает написанная спустя 8 лет книга
"Учиться мыслить"

http://www.caute.hut.ru/ilyenkov/texts/ums/cont.html

"Становление личности"(о результатах работ Загорского интерната
слепоглухонемых детей, с которым ЭВИ тесно был связан последние годы
жизни)
http://www.caute.hut.ru/ilyenkov/texts/mens/genes_pers.html


По психологии,политэкономии, собственно философии и истории философии
отдельные разделы работ на сайте.
Например
http://www.communards.org/histomat/works/pim.htm
психика и мозг

Ссылки ( в том числе на сайты последователей, учеников и воспитанников
Ильенкова - например, дфн А.Суворова, одного из"Загорской четверки"),.и
комментарии

http://www.caute.hut.ru/ilyenkov/links.html
По итогам Ильенковских чтений 2001 вышел сборник статей: <Э. Ильенков и
социализм> (ред. С.Н. Мареев. Москва, 2002. 258 с., цена 100 р.)

В нем статья
Андрей Майданский (Институт управления и экономики, Таганрог):
"Практическая истина коммунистических утопий"
http://www.caute.hut.ru/ilyenkov/comments/prverit.html


Не все лежит у Майданского. Например,работу он передал В.Сачкову и тот
ее разместил.

http://www.communards.org/histomat/zip/lend&mp.zip
Последняя книга ЭВИ (про спор Ленина с Богдановым и компанией
богостроителей-махистов, про роман Богаднова "Красная звезда"и вокруг
книги Ленина "Материализм и эмпириокритицизм", страшного пугала
советских учащихся и студентов.


==================

Максим сообщил в новостях
следующее:53815@kmf...
> Что из Ильенкова рекоммендуете почитать, включая упомянутое? "Об
идолах и идеалах" и "Что такое взгляд"? Или там надо выборочно читать
самое лучшее, важное, не устаревшее? Насколько устарели его книги?

---

От	Максим
К	Pout (26.04.2002 09:29:44)
Дата	26.04.2002 16:22:20

Спасибо, посмотрим... (-)

---

---

От	Лом
К	Максим (26.04.2002 01:34:39)
Дата	26.04.2002 03:35:19

Ответ от Лома

---

>Что из Ильенкова рекоммендуете почитать, включая упомянутое? "Об идолах и идеалах" и "Что такое взгляд"? Или там надо выборочно читать самое лучшее, важное, не устаревшее? Насколько устарели его книги?

Сначала прочтите всю ветку, (Причем здесь Павлов? и ответ Александра). Мне понравилось "Что такое взгляд?". Ильенков не устарел, эт мы после перестройки поумнели.

Надо еще отдавать отчет, в какую эпоху он писал. 68 год это огромный духовный подъем одной части людей (писали Ефремов, Гансовский...) с другой стороны уже пел Галич и шуршали на кухне сахароиды. Кстати, попробуйте почитать Гансовского, "Три шага к опасности" (то что убивает запад сейчас) и роман "Инстинкт" (хорошая аллегория про расслоение и манипуляцию, особенно про газету хорошо там.. мыслей много)

На флейм особо не смотрите. Расхождения у Poutа и Александра не так велики, как кажется, просто чуть что, эти за кинжалы хватаются, а они у них вострые...

Вкраце, чтоб не порезали поясню. Александр на жестких антимарксистских позициях (я и Маркс тоже). Он пытается оградить неподготовленных от книг ссылющихся на Маркса и Энгельса. Теория стоимости Маркса, плохо понятая, весьма опасная штука, а взятая как смысл жизни (повышение жизненного уровня масс) - просто самоубийство. Pout же правильное понимание Маркса считает само собой разумеющимся, вред еврокоммунизма очевидным и концентрируется на мыслях самого Ильенкова которые однозначно есть. Кто прав? Ответ - оба, просто все зависит от начальной подготовки. Не следуйте путем марксистов, я болтал с ними в европе, упертый народ и ни один дальше носа (лет на пять хотя бы) не смотрит. С их лозунгами через 20 лет получат сытую и довольную биомассу, а через 25 перестройку.

---

От	Максим
К	Лом (26.04.2002 03:35:19)
Дата	26.04.2002 04:28:37

Спасибо за пояснения и литературу (-)

---

---

От	Александр
К	Pout (25.04.2002 23:29:01)
Дата	26.04.2002 00:07:10

Я знаю что Вы свои цитатки очень любите, но читать смешно.

---

>в развязном тоне. Чтобы в десяти абзацах сказать важное по метафизике
>поулярно для молодежи, надо раньше знать в оригиналах классику и
>написать капитальные специальные труды. Что и было сделано
>Э.В.Ильенковым.

Да написать то можно, бумага все стерпит, а дураки проглотят. Вопрос как с умными быть. Нехорошо противоречить учебнику за восьмой класс, даже если это философская традиция. Сейчас на заумь не спишешь. Плюнут и бросят.

>Проблемы ряда -что такое мышление, воображение,интеллект - это
>философские, а не узко-дисциплинарные проблемы.

Бога ради. Только гнать ширину на примерах типа 2*2=5 я бы не стал. "Биохимия духа" получится, или "как избавиться от сглаза и порчи". Примерчики то умный дядя зачем-то дает? Я думаю не для того чтобы читатель на втором-третьем таком примере плюнул и книжку закрыл. Или мы тут мухиниану разводить будем?

>С товарным фетишизмом,
>мистикой - аналогично. Это не политэкономическая задачка и в специальных
>английских журнальчиках Вы ее не найдете

А в монографийках можно? Как насчет Салинсовской "The Sadness of sweetness; or, The native anthropology of western cosmology"?

Смешно читать о том как древний человек был вечно голодным и потому не смотрел на звезды, а потом стал смотреть на звезды потому что его род был вечно голодный и ни о чем кроме производства думать не мог, на этом пути достиг прогресса и стал смотреть на звезды в свободное время. При этом об эволюции зрительного восприятия судить по истории развития естествознания.

---

От	константин
К	Александр (26.04.2002 00:07:10)
Дата	26.04.2002 16:48:31

Да , портит людей Америка. (-)

---

---

От	Pout
К	константин (26.04.2002 16:48:31)
Дата	06.05.2002 08:23:10

если коротко - то летит"как фанера над парижем"

---

наезд на Ильенкова. Передержки и развязный тон отбивают всякую охоту спорить по деталям и далее по конкретике. Тем более речь в моих тутошних постах шла о методологических аспектах, об акутальности"учиться мыслить", а парень цеплется за отдельные примеры, выворачаивая при этом наизнанку (см. описание характерных приемчиков выворачивания и передержек ниже в посте Лома - А. выдает свою посылку за ильенковскую, при этом поливая его и извращая мою посылку до"падать ниц"и прочей пошлятины).

В общем, к сожалению такое уже было. Не первый раз.

А методологически совсем уж лапидарно в двух фразах - "Ильенков"как методология это основа методологии "Кожинова", его "учитель", парадигма Кожинова - это и парадингма СГ. Так что техасец фейсом в лужу со своими (скажите пожалуйста)"иделогоически вредными"намеками . А"зеленые береты" и прочая геббельсовщина - это наверно от близости Форт-детрика с его спецназом. Отсюда крики в форточку

Подробно Кожинов об Ильенкове и его роли тут
https://vif2ne.org/nvz/forum/0/co/55284.htm

---

От	Pout
К	Pout (06.05.2002 08:23:10)
Дата	06.05.2002 09:33:07

а книга - в Копилке

---

https://vif2ne.org/nvz/forum/files/Presnja/idols_ideals.zip

---