|
|
От
|
Pout
|
|
|
К
|
Pout
|
|
|
Дата
|
03.11.2003 10:13:03
|
|
|
Рубрики
|
Прочее;
|
|
"Философия практики и Россия". Солж vs СССР(*)
Pout сообщил в новостях следующее:102593@kmf...
> Концепция Бурдье
>
> > вопрос о НАУЧНЫХ результатах, достигнутых благодаря использованию
> социальных моделей Бурдье - его триады "габитус-поле-капитал".
Повторю:
> были ли (Бурдье все же с 50-х в науке) масштабные сбывшиеся прогнозы?
> какие работы бурдьеристов Вы можете назвать в качестве успешных
примеров
> применения Б-мышления?
>
> - первое исследование в полевых терминах процесса развала СССР
> (Цыганков, "Властитель дум...") . Научный бомонд не понимает, что Солж
> успешно создал новые поля,которые вызрели и напрашивались тогда в
> позднем СССРе . Он как демиург управлял процессом. Почему (конкретно,
> благодаря какой стратегии и траектории в полях) - ОН победил СССР -
см. у
> бурдьериста Цыганкова, и только там
>
"В этом смысле, творец сегодняшней России - именно Солженицын. "
Ветка на форуме
https://vif2ne.org/nvz/forum/0/archive/74/74068.htm
Ссылки на работы Цыганкова
http://tsygankov.ru/texts/texts_r.html
http://ais.tsygankov.ru/
http://www.soc.pu.ru/gallery/solzhenitsyn/sozis1.html
http://tsygankov.ru/texts/RussianPeriodicals/vlastitel_dum2.html
еще о том же популярно
http://www.polit.ru/docs/475749.html
http://forum.msk.ru/files/981210213434.html
(отрывки)
Образцы поведения Солженицына, сложившиеся в результате семейного и
школьного влияний, характеризовались рядом свойств, сохранившихся в
дальнейшем - ориентацией на доминирование и публичный успех, верой в
собственную правоту, значительной гибкостю тактик, умением
маскироваться, парадоксальным сочетанием консерватизма и бунта. Лагерный
опыт привел к наиболее значительным изменениям сложившихся воззрений
Солженицына, избавившегося от коммунистических иллюзий. Одновременно он
освоил новые практики - неразборчивость в средствах, психологию
упреждающего удара, жесткость, отношение к людям, зачастую как к
средству для достижения поставленных целей (пусть и сверхличных). Более
того, такая жизнь <на краях> - безотцовщина, бедность, репрессии, война,
лагерь, уход первой жены, смертельная раковая опухоль, борьба с
<коммунистическим Драконом>, покушение КГБ, насильственная высылка -
только воспроизводила привычку солженицына распространять свой жизненный
опыт на мрачные прогнозы (в 70-ые - практически неизбежная победа
коммунизма во всем мире, в 90-ые - предгибельное состояние, обвал
России). После освобождения Солженицын, не рассчитывая на прижизненное
опубликование, писал в подполье, маскируясь работой учителя. Со временем
эта автоматическая стратегия пришла в противоречие с изменениями в
обществе, последовавшими после ХХ съезда КПСС, в том числе - с
увеличением независимости литературного поля, в котором разгорелась
символическая борьба за доминирование между догматической и либеральной
фракциями. Одновременно появилась публика, которая в силу своих
общественных запросов готова была поддержать инновативные стратегии -
новые темы, новые формы, новый стиль.
(предшественники пострадали при попытках опубликоваться на
Западе -Пастернак и др)....Солженицын этого в своей судьбе не допустит -
он опубликуется и получит премию, но эти события обратит в свою пользу.
Интересно, что Солженицын никогда первым не вступал на "минное поле", но
тем внимательнее анализировал "первые опыты", чтобы действовать
наверняка. Это- опыт самиздата на лагерную тему (Шаламов, 1956), опыт
неподцензурного журнала ("Синтаксис" А. Гинзбурга, 1960), опыт
публикации своих вещей за границей - и под своим именем (Тарсис, 1961) и
под псевдонимами (Синявский, Даниэль, 1965), письма протеста внутри
страны (патриарху Пимену - священников Г. Якунина и Н. Эшлимана, 1966),
апелляции мировой общественности (Л. Богораз и П. Литвинов, касательно
процесса Галанскова/Гинзбурга, 1968), опыт писем на общественную тему,
попавших в самиздат (Письмо Л. Чуковской Шолохову, 1966), и опыт писем
"вождям" (Письмо Сахарова-Турчина-Медведева, 1969), опыт деловой связи с
западными корреспондентами (А. Амальрик, начало 1967), опыт квартирных
пресс-конференций (первая - Амальрика, Якира и Буковского в 1969). После
XXII съезда КПСС (1961 г.) Солженицын рискнул наконец <обнаружиться> и
передал один из своих рассказов (будущий <Один день Ивана Денисовича>)
главному редактору <Нового мира> А. Т. Твардовскому, признанному лидеру
либеральной фракции.
С 1964 года действовала созданная в Ленинграде подпольная организация
ВСХСОН ("Всероссийский социально-христианский союз освобождения
народа") - но ее разгром придется лишь на начало 1967 года. Рождение
диссидентского движения произошло вследствие действий государства.
<Комсомольская> фракция <коллективного руководства> во главе с А. Н.
Шелепиным начала аппаратное наступление. Программа Шелепина включала
среди прочего предложение установить более жесткий контроль за работой
творческой интеллигенции, что было равносильно уничтожениею
приобретенной при Хрущеве определенной независимости творчества. Во
время обысков и арестов КГБ (которую тогда возглавлял шелепинец
Семичастный) захватил архив Солженицына (сентябрь 1965), что
окончательно лишило его шансов на встраивание в легальные структуры
коммунистического режима, и влияние на них изнутри. Солженицын должен
был теперь найти путь превращения своего культурного и символического
капитала и ту область, где "обменный курс" капитала был бы наиболее для
него "выгоден". Солженицын вспоминает как он <бился и вился в поисках:
что еще? что еще мне предпринять против наглого когтя врагов, так
глубоко впившегося в мой роман, в мой архив? Судебный протест был бы
безнадежен. Напрашивался протест общественный.> ("Бодался Теленок с
дубом").
<Напрашивался протест общественный> - эти три слова ознаменовали
стратегию реконверсии из поля литературы в поле политики: в литературных
кругах апелляция к <непосвященным> является нелегитимной практикой.
Таким протестом стало его <Письмо IV-му съезду писателей СССР>.
Примененный в нем стиль проповеди принес писателю оглушительный успех -
еще Вайль и Генис заметили ("60-е: мир советского человека"), что
публика была готова к вступлению художника на общественное поприще, это
было в духе того времени, характеризовавшегося взлетом гражданской
активности. Получившее широкий резонанс на Западе, письмо привело
Солженицына к осознанию новой тактики - публичной борьбы с
использованием заграничных масс-медиа против коммунистического строя.
Важно указать, что на Западе влиятельные леволиберальные круги
воспринимали его (до появления в 1974 году <Письма вождям Советского
Союза>) как сторонника социализма и критика сталинизма, и потому сделали
ему всемирное publicity и поддерживали при всех гонениях. Неверно
объяснять эту поддержку - вслед за самим Солженицыным - только
рассуждениями Шулубина о нравственном социализме в <Раковом корпусе>.
Здесь глубинная схожесть - бессознательного бунтарства, нежелания
подчиняться насилию, подчиняться власти, кладущей предел свободе
(недаром Солженицын столь вдохновенно воспел в <Архипелаге> бунт
кенгирских каторжников, начавшийся террором против сексотов). Ответ
Солженицына на его исключение из Союза писателей в ноябре 1969 года
(<Открытое письмо Секретариату СП РСФСР>) нес уже все черты политической
коммуникации: обращаясь формально к писателям, он открыто ставил под
сомнение коммунистическую идеологию. Солженицын верно оценивал тенденцию
социальной динамики - Россия стояла перед необходимостью модернизации, и
во время <оттепели> она уже началась. Для нас наиболее важным в этом
сюжете является то, что появились не только возмущенные заявления
писателей и журналистов. требования группы московских писателей гласного
обсуждения исключения Солженицына на пленуме Союза писателей, протесты
деятелей западной культуры и резкие комментарии западных масс-медиа.
Проявляется нечто новое - из поля политики Солженицына поддержали
диссиденты: т. н. "Письмо 39-и" и "Письмо 14-и" Солженицын признан
деятелями поля политики "своим". Солженицын решительно порвал с полем
литературы, и начал исход в политику.
Оппозиция (диссидентское движение) к концу 60-х обрела три основыных
направления: сторонников демократического социализма (лидеры - братья
Медведевы), правозащитное или западническое (Якир, Сахаров), русское
патриотическое (Огурцов, Осипов). Солженицын сумел поначалу поставить
себя так, что его поддерживали все направления, видевшие в нем
<властителя дум>. Солженицын действовал с поистине математической
выверенностью каждого слова и шага. Он всегда находил надлежащее место и
безошибочное время, чтобы что-то сказать или сделать, выступал по
ключевым проблемам, вокруг которых шла символическая и политическая
борьба: психиатрическое преследование инакомыслящих, угнетенное
состояние церкви, цензура, милицейская прописка, экологическая опасность
и др.; но в бой всегда вступал по своему выбору, рассчитывая, что именно
и в какой последовательности можно заявлять или публиковать. 8 октября
1970 года Солженицын достиг пика влияния в международном культурном
производстве, получив Нобелевскую премию <за нравственную силу, с
которой он продолжил традицию русской литературы>. Нобелевская эпопея и
написание <Красного колеса> лишь по видимости не относились к
повседневной борьбе за символический порядок, протекавшей в поле
политики. Для Солженицына они были источниками ресурсов, которые можно
преобразовать в политический капитал.
....Солженицын отказался от приглашения Лакшина проститься в кругу
близких в небольшом кунцевском морге, а приехал на церемонию в ЦДЛ. Он
подошел к гробу Твардовского и, под блицами фотокорреспондентов,
торжественно совершил крестное знамение над покойным. А еще два года
назад, за несколько дней до исключения из СП, он отказался принять
участие в публичном прощании с умершим К. Чуковским. (Решетовская Н.
"Отлучение") Весной 1972 Солженицын обратился с программным заявлением в
новое поле - поле религии. Сам учительный тон <Великопостного письма
Патриарху Пимену> говорит о том, что Солженицын осознал свое право
призывать и символически мобилизовывать, и был готов реализовывать
специфические практики, пользуясь все возрастающим объемом своего
влияния. Пожалуй, это письмо было тем рубежом, который зафиксировал
видимый вход Солженицына в поле политики в том качестве, которое ему
казалось наиболее подходящим - в качестве духовного лидера, пророка,
властителя дум... Но он недооценил, что возникшее поле политики не
предусматривало подобной позиции, а ждало лидера оппозиции, или хотя
бы - руководителя одной из его фракций. Однако, в 1972 году еще ничего
не было ясно. Теряется поддержка атеистической интеллигенции? Но это и
есть политика, когда можно выделить друзей и врагов, оппонентов и
временных союзников - пока существовала <слитная> поддержка Солженцына
обществом, это означало, что его установки неясны. Наконец, можно
создать <искомую> позицию, развернув специфические практики и
переопределив правила игры. Отметим, что Политбюро ЦК КПСС также
зафиксировало обретение Солженицыным позиции в поле политики, приняв
постановление <О Якире и Солженицыне> ("Кремлевский самосуд: секретные
документы Политбюро об А. Солженицыне") - поставив писателя рядом с
признанным лидером диссидентов (лидерство Сахарова в западнической
фракции придет позже). Вообще, анализ архивных материалов ЦК касательно
"дела Солженицына" выпукло показывает динамику <входа> Солженицына в
политику. За 1965-1974 гг. насчитывается 161 документ, из которых 30 %
принадлежат подразделениям КГБ (всего - 49) и 8 % - отделу культуры ЦК
(12). При этом 95 % документов отдела культуры составлены до ноября 1970
(до момента получения писателем Нобелевской премии), в то время как
всего 30 % документов госбезопасности относится к тому же периоду.
Основной их массив концентрируется с ноября 1970 по февраль 1974, что
означает "признание со стороны этой институции Солженицына в качестве
политика, ибо "чистые" литераторы были подведомствены отделу культуры
До тех пор Солженицына если и критиковали, то <справа> - стоит
обратить внимание на самиздатское <письмо Ивана Самолвина>, датированное
ноябрем 1971, в котором он обвинил Солженицына в игнорировании
еврейского вопроса в судьбах России в двадцатом столетии. А в
самиздатском сборнике (1974) <Август 14-го> читают на родине> наиболее
резкая критика представлена статьями самиздатского журнала <Вече> - за
<германофильство> и западничество <в самом мещанском смысле этого
слова>. Но именно к <правым> Солженицын в конце концов и прислушается, а
со своим прежним окружением разругается вплоть до публичной полемики.
Например, в <Октября 16> будет дана резкая критика дореволюционного
кадетизма и российского Освободительного движения в целом (Солженицын
даже откажет ему в наименовании <либеральное>, и охарактеризует как
<радикальное>, и даже - <революционно-демократическое>). Со своей
стороны, "русская партия", за единичными исключениями (Г. Шиманов, Д.
Панин) в основном признало <Письмо> своей программой.
Партийная верхушка проигнорировала "Письмо вождям Советского Союза"
, в котором Солженицын, в осознании своей силы, предложил им мирный
вариант передела сфер влияния: политическая власть остается вождям,
культурная самостоятельность по всей стране и хозяйственная инициатива
на Северо-Востоке страны предоставляется солженицынской фракции и ее
попутчикам.
Публикация солженицынского <Письма вождям Советского Союза > в начале
1974
ознаменовала реструктуризацию политических позиций в диссидентской
среде. Сахаров выступил против "изоляционистского" и "авторитарного"
духа письма, а апелляцию к патриотизму отнес к "арсеналу официальной
пропаганды". Социалисты подобно Л. Копелеву и Р. Медведеву, также были
возмущены. Конечно, в такой реакции сказалось и разочарование
существенно космополитизированной советской интеллигенции с ее
неизжитыми демократическо-социалистическими сантиментами, видевшей в
Солженицыне 60-х своего глашатая. То, что Солженицын попытался вступить
в диалог с вождями, сахаровскую фракцию не могло покоробить (они и сами
так действовали); пугало то, что солженицынский проект передела власти
практически исключал западников из нее, оставлял на доминируемой
позиции. Солженицын оскорбил их категории мышления и оценивания,
усомнился в самой ценности их символических практик - право на эмиграцию
из России, право на ни чем не стесненное самовыражение. Угроза
специфическим интересам и подвигнет тех, кто еще недавно видел в
Солженицыне "властителя дум", развернуть впоследствие против него
кампанию со всем размахом фальсификации и травли.
В публичной полемике тех месяцев Солженицын, поднявшийся во весь рост и
говорящий во весь голос - возможно, впервые отчетливо показывал, что
ему, в отличие от правозащитников, не нужно, чтобы государство соблюдало
советские законы, гораздо важнее, чтобы это государство рухнуло (и
никакие соображения о необходимости эволюции из <письма вождям> не могли
сгладить глубинный разрушительный запал текста <Архипелага>). В этом
смысле, творец сегодняшней России - именно Солженицын. Высылка
Солженицына в феврале 1974 дала ему возможность принять личное участие в
"большой" политике Запада. Резонанс от солженицынских выступлений был
связан не только с его текстовыми стратегиями, вдохновлявшимися
культурным наследием славянофилов и русских религиозных философов, но и
сложившейся ситуацией в полях власти ведущих западных стран.
Почему американские политики проявили беспрецедентный интерес к взглядам
писателя? Изгнание Солженицына из СССР пришлось на критический момент
американской жизни. Драма Вьетнама уже подходила к концу, а Уотергейт
был в самом разгаре. Кроме того, политика разрядки Киссенджера-Никсона с
Советским Союзом была под непрерывным огнем конгрессменов. Солженицын
прибыл на Запад в то время, когда происходило новое сплочение сил против
<советской угрозы>. Появление в такой ситуации недавнего Нобелевского
лауреата, прославленного бескомпромиссной борьбой с коммунистической
властью, привлекло внимание влиятельных американцев - и тех, кто хотел
торпедировать разрядку, и тех, кто хотел сделать тему прав человека
ударной. Призывы Солженицына поддерживать подсоветские народы против
правительств, помогать странам, ставшими объектами коммунистической
инфильтрации или агрессии, перестать давать льготные займы и продавать
тонкие технологии советскому блоку, принять адекватные меры против
нарастающей военной мощи Варшавского Договора - упали на благодатную
почву; аналогичную стратегию Запад, прежде всего - США, адаптировал в
80-ые, что вынудило СССР к реформам внутри и отказу от идеи мировой
гегемонии вовне. Например, если мы обратимся к анализу
внешнеполитической стратегии рейгановской администрации (подробнее см.:
Швейцер П. <Победа: роль тайной стратегии администрации США,
направленной на распад Советского Союза и социалистического лагеря>),
которая была направлена против ядра советской системы и содержала в себе
финансовую и материально-техническая поддержку <Солидарности>, военную
помощь и разведывательную информацию для афганских моджахедов, запрет на
экспорт технологий советскому блоку, препятствия на пути строительства
газопровода в Европу и т.д., то увидим что между призывами писателя,
которые калифорнийскому губернатору Рональду Рейгану не удалось включить
в республиканскую программу в 1976 из-за сопротивления Форда и
Киссенджера, и практикой Рейгана на посту президента США в подавляющем
числе моментов существует очевидное сходство.
Молодые консервативные либералы США и Великобритании почерпнули многое
для своих внешнеполитических программ. Директором русской службы
радиостанции <Свободы> стал Д. Бейли, член редколлегии
просолженицынского <Континента>, перестроивший в 1982-84 гг. ее работу в
соответствии с предложениями, высказанными Солженицыным в письме
президенту Рейгану в 1981 году.
Почему Солженицын отходит от активной деятельности после 1983 года?
Возможно, возникла необходимость разработать новую стратегию, тактику и
определить новую позицию в поле политики, которая позволила бы
эффективно бороться за доминирование в ситуации посткоммунистической
России. Символический капитал <властителя дум> нуждался в серьезной
подпитке, поскольку почти все прежние влиятельные сторонники Солженицына
отказали ему в признании в таком качестве. Для нового позиционирования
было необходимо получить поддержку иных социальных групп и политических
фракций. В качестве новой текстовой стратегии выступила многотомная
эпопея <Красное Колесо>. В ней история прошлого преподносится не только
для того, чтобы свести счеты с настоящим; узлы <повествования в
отмеренных сроках> должны были мобилизовать новое поколение ради
исполнения программы обустройства грядущей России, интегрированной
вокруг общественного идеала России ушедшей. Статья <Наши плюралисты>,
вышедшая в 1983 году, окончательно зафиксировала расставание Солженицына
с диссидентским движением, которое писатель презрительно назвал
<Демдвижем>. Он обратился к его лидерам с предупреждением, что еще
одного Февраля России не пережить.
Логично было бы наконец попытаться создать свою политическую структуру.
Но нет, Солженицын торжественно отрекается от <русской партии>, ее
вождей и своих потенциальных союзников: <вот распространенный прием
плюралистов: выхватить удобную цитату, но не из меня, а из кого-нибудь -
В. Осипова, Н. Осипова, Удодова, Скуратова, Шиманову, Антонова - я может
тех авторов в глаза не видел, не переписывался, тем более в одни
сборники не входил - неважно, дери цитату и лепи ее Солженицыну (...)
раз тот так написал - значит, и Солженицын так думает!> И далее -
примечательное признание об отказе от специфических политических
практик: <И усвоили, и печатно употребляют как самоясное выражение -
<люди Солженицын> - то есть как будто мною мобилизованы, обучены, и
где-то существуют, и тайно действуют страшные когорты. Да очнитесь,
господа! Если бы я непрерывно ездил на конференции, как вы все это
делаете, все организовывал бы комитеты, или мостился бы к
госдепартаментским, как вы этим заняты! - но я заперся, уже 6 лет тому,
для работы и даже трубку телефонную в руки не беру никогда.>
Неудивительно, что <досидев> до 1994 года в Вермонте, Солженицын упустил
всех тех, кого мог потенциально сплотить в одно движение - смотрите, как
<разбрелись> сейчас С. Говорухин и С. Федоров, В. Лукин и С. Глазьев, В.
Распутин и В. Астафьев.
Борьба за доминирование, которая была для Cолженицына центральной во
всех полях, где он позиционировался, требует непрерывной корректировки
стратегий, скорейшего овладения специфическими практиками и обретения
соответствующей идентичности. В 60-е Солженицын верно оценил незанятость
виртуальной позиции "властителя дум" в литературе, и развернул борьбу за
переопределение правил литературного поля, чтобы эта позиция "первый
русский писатель", на которую "назначала" партия (в тот момент -
Шолохов), могла заместиться позицией "властителя дум", которая
зависела - в русской традиции - от публики. К концу 60-х Солженицын
создал и занял эту позицию - в одном из многочисленных писем ему
находим: "Вы стали не только властителем дум, но гораздо большим - тем,
кого в прошлые времена называли Учителем жизни" (приводится в книге Н.
Решетовской "Отлучение"). Когда Солженицын осуществил свой исход в поле
политики он не оценил, что в этом поле позиции "властитель дум" нет.
Можно быть лидером фракции, "вождем Русской Партии", короче - агентом
поля политики, но нельзя быть агентом поля литературы в позиции,
отнесенной к полю политики. Интервенция Солженицына из поля литературы в
поле политики зашла столь далеко, что следующим естественным шагом
должно было стать позиционирование там с вытекающими из этого -
интериоризацией правил игры (нельзя доверять только чувству),
проведением повседневной политической работы - орган печати,
конференции, сплочение сторонников, управление фракциями в своей партии
и т.п. Кому как не Солженицыну, скрупулезно изучившего Ленина, не знать,
что следует делать в подполье, что - в эмиграции, что - в легальных
условиях.
========
обсуждение
> Как Вы думаете, а книга <Двести лет вместе>, второй том которой только
что вышел (и созданию которой тоже была посвящена часть документального
фильма), неужели это ответ нобелевского лауреата на "письмо Ивана
Самолвина", датированное ноябрем 1971, в котором он обвинил Солженицына
в игнорировании еврейского вопроса в судьбах России в двадцатом
столетии>, или тут более глубокий подтекст? Интересно, что в этом случае
Солженицын был подвергнут сильной критике с обоих сторон. С той-то
стороной всё ясно. Однако поддержки ни у <демократов>, ни у Куняева или
Бондаренко он не нашел.
В рамках описанного анализа,это четко -продолжение прежней
стратегии.Он осваивает и пытается играть на еще одном, очередном
"символическом поле". Теперь это "еврейский вопрос".
Насколько я краем уха слышал, хотя этим и не интересуюсь, было весьма
благожелаьельное отеношение ныешнего РФского истеблишмента. И весьма
настороженное некоторых кругов,близких скажем к "Еврейской
газете"(Ганапольский главред). В терминах полевого анализа,Солж с
некоторым успехом и профитом отструктурировал для себя прежде кисельное
официозное состояние по данному вопросу.
Поля -они изменяются. Появляются. Их можно и самим "появлять",не
только струкутрировать. Мораль басни про Солжа - умел не только
"математически точно"исчислять точки и время (он учитель математики),но
и сам струкутирировапть новые поля. Правда,под конец пролетел. А в 60е -
всех выстроил! да как. Попу указал на поповском поле,как правильно
религиозно вести дело! Три разноперые образовавшиеся фракции поставил
так,что для всех стал не просто свой, а гуру,"властитель дум"!И т.д.
Допустим, это наития или ситуативный расчет сверхамбициозного
игрока,когда никакой концепции"знания общества в действительности"не
было и быть не могло.. Мы ,допустим, предполагаем,что возможна более
адекватная
конфигурация будущего расклада общественных полей , чем нынешняя. Будем
исходить просто - один "теленок"смог"дуб"оббодать, группа - тоже может.
Но лучше уж ,не имея его дикой амбициозности-тщеславия, считать ,что
можно объективировать расклад нынешних полей для "сетевой струкутры".
поэтому ,осваиваем"язык",что такое "поле"и "пространство","практики".
Только пространство не географическое,а как бы географическое
Бурдье(нового структуралиста) стал быть и его применения к России
смотрим. Есть такие разработки, тут они в форуме не раз упоминались
======