"Гражданская религия" - это сакрализация политической и идеологической
истории (страны,государства). По модели ,подобию и с помощью методов
традиционной религии строится такая же "священная истрия"и атрибутика,
но для вполе земных и повседневных дел и ритуалов. Сакрализуется
символика, атрибутика,главные лица,фигуры, события. Флаг, герб, доллар,
узловые мометны истории Америки,включая новейшую (например-
"мученическая смерть"Кеннеди, самого популярного и самого
сакрализованного Президента). Устанавливаются особые дни , ритуалы,
обряды (День Благодарения, например). Ритуалы вроде инагуарации
президента, его речей, посланий и т.п. Модель штатская соответствует их
религиозным порядкам.
Народ склонен рассматривать историю страны, ее наиболее известных
руководителей и президентов в совершенно перекликающемся с Библией
ключе. Отцы-основатели (Вашингтон, Джефферсон и др)ассоциируются с
библейскими патриархами, Линкольн - с наступлением новозаветной эры(он и
считается основателем собственно американской гражданской религии).
Отношение к "житиям" святых, символам власти квазирелигиозны (или, как
удачно сказал Балагушкин - эта вера есть изоморфизм религии в
традицинном понимании). Президенты , их выступления(особенно важные -
такие как инаугарационные речи)выступают в этой картине как верховные
жрецы, "первосвященники", толкующие и полагающие новые установления
гражданской религии.Об этом см. в пересказах книг ведущего исследователя
гражданской религии Р.Беллы у "богослова"Легойды
Есть ли новые исследования нашей, "красной веры" - да, кое-что есть.
Чем примечательна "Книга о Родине" - в ней, главное, вырисовывается
целостная картина главного компонента "квазирелигии"советского общества. https://vif2ne.org/nvz/forum/archive/32/32952
Родина(Отечество, Отчизна). При этом становится ясно, что никакой другой
религии не нужно и только такая (плюс минус детали) должна была быть.
Функционально и по задачам такая. А традиционное церковное православие в
лице его общественных институтов требуется оттеснить на периферию(не
отменить и не заменить). Времена и нравы другие.
Затем, способы, которыми осуществляется верование, остаются
традиционными. сменился предмет", но не способы отношения к нему(способы
верования). Вот способы создания, распространения, конституирования
"новой теологии" - они модернизированные. Средства другие, чем в
до-индустриальную эпоху. На дворе 20 век. Природа тоталитарного строя и
управления его подсистемами также резко специфичны. Тем не менее, дальше
и тоньше если разбираться, получается и разительная разница таких
"квазирелигий" в СССР и Германии. Это другие"сандомирские"вынуждены , с
немалой неохотой. признавать. Разбор таких принципиальных отличий можно
провести на примере рецензий на капитальную книгу Клемперера
"ЛТИ"-Lingua Tertia Imperii. Размышления филолога о специфике
языка(прежде весго повседневного), носителя идеологии
национал-социализма. Первый же концепт, внимательно разбираемый
критиками и рецензентами Клемперера- "фанатизм" - полностью специфичен
фашистам.
По Сандомирской и прочим современным антропологам-культурологам(часть
книги написана вместе с Н.Козловой)
Они вообще имеют глобальные претензии,применяют аппарат ограниченной
годности как универсальный . Вдобавок, нахватав значимые концепты
разных сторон,часто плохо представляют их место и значимость .
Сандомирскую-Козлову надо всю заново переписать простым ясным
языком.Безнадежно искажается кислым и порой похабным стилем многое
верное. Они верно намечают узловые точки дискурса о Родине
,многочисленные клише , их связки, на их базе - концепты.
далее отрывки из "Книги о Родине"
https://vif2ne.org/nvz/forum/files/Presnja/sadomirskaya-rodina.zip
===============================
Родина - это гражданская религия, секуляризованный алтарь власти. Она
... заключает момент драматического переживания в самой себе, в
поэтическом мифе собственной конструкции и в поэтической красоте своей
политиче-ской фразеологии.
========
Как указывает Бенедикт Андерсон, Родина - это то, за что можно умереть
почетной смертью; это ценность, за которую не только не жалко, но и
престижно отдать свою жизнь; главный идеологический, эти-ческий и
эстетический символ-репрезентант Родины - могила неизвестно-го
солдата.12 Популярность же этого понятия в пост-тоталитарной России
свидетельствует о том, что Родина как метафора такого общественного
обустройства не утратила своей актуальности, как не утратили
притяга-тельности и ценности иерархии, централизованного регулирования,
на-сильственной власти и единомыслия, несмотря на то, что общество идет,
как утверждается, "по пути демократических реформ". Родина - это
мета-фора, в которой осмысливаются и идеологизируются совершенно
особен-ные отношения государственности (statehood) и гражданства
(citizenship), это мета-троп, через оптику которого видится и
конструируется коллек-тивная идентичность и определяются границы как
Своего, так и Иного.
Отвечая на вопрос о том, что означает для респон-дента слово Родина,
опрашиваемый разражается потоками стереотипных словосочетаний из
советской пропаганды, неявными цитатами из патрио-тической песни,
приводит воспоминания детства, как две капли воды на-поминающие тексты
из школьных хрестоматий, увлеченно описывает личные переживания, не
отличимые от эпизодов советского кино, или вы-ражает собственные
политические убеждения, как будто списанные с культурных программ
политических партий. Таков дискурс о Родине: здесь поневоле все цитируют
всех. Говорить о Родине легко, но чрезвы-чайно трудно при этом быть
оригинальным.
В этой способности дискурса Родины порождать цитаты и цитаты цитат
проявляется интертекстуальный характер, свойственный не только этому,
но, по всей видимости, любому концепту.
претензию на создание новой цивилизации предъявляет и светская власть;
по крайне мере, такие устремления безусловно присутствовали у советской
власти с ее культом социалистической Родины. Поэтому инте-ресно
рассматривать советскую официальную литературу, идеологический дискурс в
целом как неудавшуюся попытку получить (в коллективной и
регламентированной практике "откровения", которую отправляют специ-ально
подготовленные и проверенные кадры, доверенные "деятели культу-ры")
некий ниспосланный свыше идеальный текст.
В этом отношении любопытно свидетельство об истории создания тек-ста
гимна Советского Союза С. Михалковым и Р. Эль-Регистаном. Это история,
скорее всего, вымышленная, что не снижает, однако, ее иллюст-ративной
ценности: она вымышлена в рамках того же канона фиктивности, что и сама
Родина. Узнав об объявленном конкурсе на лучший текст Госу-дарственного
гимна, два молодых автора прежде всего обратились к эн-циклопедии, из
которой узнали, что государственный гимн есть своего рода "гражданская
молитва". Вдохновленный этим, Эль-Регистан следую-щей ночью увидел
прообраз будущего текста во сне (мотив откровения свидетельствует о
святости полученного мистическим образом текста). Получив такое
ниспослание, оба автора занялись созданием "гражданской молитвы народа"
Не все попытки создания канонических текстов были столь удачны. В целом
история взаимоотношений между советской властью и советскими писателями
предстает перед нами историей отчаянных попыток со сторо-ны "инженеров
человеческих душ" угадать, что именно от них хочет ус-лышать власть,
правильно уловить и изложить в художественной форме существо этого
message (вспомним еще Блока и его призыв к интеллиген-ции "всеми силами
слушать голос революции"). Советские писатели хоте-ли получить
ниспосланное откровение власти и всеми силами стремились исполнить
выпавшее им профетическое призвание. В то же время это и история
бесплодных попыток со стороны власти добиться от писателей желанного
результата. Бесконечные совещания по идеологическим вопро-сам, история
работы Идеологического отдела ЦК с писателями при Стали-не и после него
открываются нам в новых публикациях историков литературы.21 Система
хочет найти себе каноническое выражение - и не может; желание откровения
упирается в беспомощность ее "тугоухих" пророков -деятелей культуры.
Примечательна роль советской цензуры в этом процес-се - роль
интерпретатора, посредника, переводчика между косноязычной
(бессловесной, по замечанию Жиля Делёза)22 репрессивной властью и
"ту-говатыми на ухо" писателями. Чрезвычайно драматичным предстает это
тройственное взаимодействие в документах КПСС, посвященных вопро-сам
литературы. При некоторой доле фантазии можно представить себе весь
гигантский проект советской литературы как результат томления сис-темы
по собственному каноническому тексту. Этот проект несостоявшего-ся
Писания имел прямые последствия для фразеологии: вместо того, чтобы
слиться в связный текст, советский канон рассыпался на устойчивые
сло-восочетания, штампы, клише. Этот несостоявшийся идеальный текст и
есть, отчасти, объект нашего исследования.
Термины идеология, политика, власть и другие требуют специального
разъяснения.
Хотя их употребление в западной теории и восходит исторически к рус-ским
контекстам (на парадигму cultural studies оказали решающее воздей-ствие
идеи В.Н. Волошинова о языке и идеологии), в современной русской
40
речи эти термины употребляются совсем с другими значениями и другими
коннотациями. Как это ни парадоксально, но особенно чуждым нынешней
русской лингвистике с ее марксистским прошлым оказалось именно
упот-ребление этих терминов в западной постструктуралистской,
постмарксистской традиции интерпретации. Такие слова, как гегемония,
класс, интере-сы, сознание для нас неизбежно ассоциируются с советской
идеологиче-ской догмой, а слова идеология и политика воспринимаются
скорее в сво-ем жаргонном, чем терминологическом значении. Под
идеологией пони-мается исключительно советская политическая цензура (по
аналогии с на-званиями ответственных постов в аппарате - зав. по
идеологии, зам. по идеологии), т. е. власть догмы
....
образ Родины претерпевает еще одну тропеическую ме-таморфозу: денотат
этого имени - уже не родной уголок, не страна, и даже не культурная
история или язык. Это прежде всего государство с опреде-ленным
общественным строем, с определенной официальной идеологией. Эта Родина
пишется только с большой буквы. Ее мало любить - ею следу-ет гордиться,
ставить ее интерес превыше всего (как пелось в известной советской
песне, "Раньше думай о Родине, / А потом о себе"). Хотя общая
"материнская" метафорика семьи (Родина-мать вспоила / вскормила /
вос-питала / дала все, сыновья / дочери Родины) и сохраняется, акцент
делает-ся не на темном чувстве крови, а на сверх-этническом, т. е.
духовном, идейном родстве строителей коммунизма. Главное в этом новом
чувстве долга перед Родиной - сознательное отношение борца и строителя к
пред-мету его созидательных трудов, социалистической Родине.
Сознатель-ность, как известно, величайшая добродетель человека
социалистического общества; воспитывая в себе сознательность, он
побеждает предрассудок и невежество - наследие капиталистического
прошлого. Поэтому любить Родину в этом смысле дано не каждому, а лишь
сознательному борцу, строителю коммунизма. И его чувства к Родине не
суть результат голоса инстинкта, но долг, требующий сознательного к себе
отношения. При всей личной неприязни, который автор этих строк
испытывает к советскому дискурсу о Родине, нельзя не признать, что его
протагонист был в целом чрезвычайно привлекательным персонажем.
74
Таким образом, советская Родина встает перед нами как неоднозначный
образ: с одной стороны, он несет на себе сильнейший отпечаток
нацио-нального романтизма, а с другой это рационализированный идеал,
кото-рый надо рассматривать в ряду других крупных идеологем эпохи
Просве-щения - Свободы, Равенства, Братства, Разума. Советская Родина -
не пат-риархальная родная сторонка и не буколические "то березки, то
рябины", это ни в коем случае не ностальгический родной дом со своим
родным языком и другими "родными атрибутами". Советская Родина - это
новая цивилизация, современное модернизированное государство. Ее
индустри-альная мощь составляет неотъемлемую часть программы
строительства нового общества и создания новой общности людей -
Советского народа. Ни о какой критике цивилизации, которую содержали в
себе "родины" предыдущих нарративов, не может быть и речи.
Между прочим, именно идеалы Разума и Света составляют коренное отличие
дискурса советской Родины не только от дискурса православного и
самодержавного Отечества, но и от нацистского Vaterland'a: светлый,
солнечный, романтический культ советской Родины глубоко чужд игре в
средневековый мистицизм. Советский миф о Родине отвергает голос крови и
почвы (советская Родина - многонациональная Родина, в этом прояви-лась
ее преемственность от идей многонациональных Отечеств эпохи ев-ропейских
империй, ср. критику австрийского имперского проекта Gesamt-vaterland'а
у Ивана Аксакова). Советскому мифу чужды мрачные тона мис-тического
восторга и ужаса, заимствованные из постановок вагнеровских опер. В
отличие от нацистского мифа, космогония советского мифа о Ро-дине - это
космогония Паноптикума: все пронизано солнечным светом, все прозрачно,
все наблюдаемо, нет скрытых, тайных уголков, душа свободно-го индивида
вся видна как на ладони, она не отягощена темными инстинк-тами, не имеет
глубин подсознания, она вся устремлена вперед, в светлое будущее, туда,
"где так вольно дышит человек" (ср. обилие воздуха и сол-нечного света
на полотнах художников-соцреалистов).19 Сознательное от-ношение к
Родине - это отношение убежденного коммуниста и свободного гражданина,
добровольно отдающего свой труд на благо общества.
...
В мирное время долг перед Родиной отплачивается честным, бескоры-стным
трудом. Здесь советский дискурс с его фундаментальным принци-пом "От
каждого по способностям - каждому по труду" также оказывается скрытой
библейской цитатой (из Посланий ап. Павла).26 Зато в развитии концепта
"труд" наблюдается ряд инноваций.
В библейских контекстах труд - это наказание за первородный грех,
проклятие ("В поте лица будешь зарабатывать хлеб твой").27 В риторике
Социалистической Родины труд на благо Родины есть дело чести, почет-ная
обязанность. Очевиден сдвиг значения "с точностью до наоборот": от
проклятия к благодати.
Следует помнить, что труд - это базовая идеологема на протяжении всей
истории рабочего движения и социализма. Формула о противоречии труда и
капитала подразумевает не только противостояние классов, но и
непримиримый конфликт идеологий, который в историческом мифе зани-мает
то же место, что противоборство стихийных элементов в мифе о со-творении
мира.
Самые ранние социалистические утопии (например, Фурье) представля-ли
собой визионерские программы развития человечества. Социализм
"пе-ресказывал" евангелие и обращался к духовному подвигу первохристиан,
ставя перед собой задачу очищения христианского учения от ложных
на-пластований, образовавшихся за столетия эксплуатации и лжи.
Пересмотру в духе социалистического утопизма подверглось и представление
о труде.
82
Здесь возникает понятие свободный труд - имя, которое с религиозной
точки зрения представляет собой оксюморон, имя внутреннего противоре-чия
наподобие горячего снега или отечества мирового пролетариата: будучи
карой, труд никак не может быть свободным.
....
Снова, как и в нарративе об изменни-ке Родины, мы сталкиваемся здесь с
ветхозаветным мотивом Благодати. Однако советские люди благодарят за эту
благодать не божество и не сле-пые силы природы, а мудрое руководство
коммунистической партии, ве-дущей Родину по пути новых и новых великих
свершений.
Мы уже сталкивались со своеобразным номинализмом советского
офи-циального дискурса, силой которого "вещи" получают существование
только в силу идеологической значимости "идей", т. е. когда "вещи" суще-
100
ствуют постольку, поскольку значима метафора этой "вещи" в
метафизи-ческом ландшафте идеологической системы. Так, мы указывали на
то, что человеческая значимость отношений материнства и детства
оказывалась вторичной по отношению к идеологеме материнства как метафоры
взаи-модействия между Родиной-государством и ее гражданами. Точно так же
из метафоры Родины-дома "соткался" и реальный человеческий дом - се-мья,
родственная связь, хозяйство, двор и пр. Этот "вещественный" дом
оказался существующим ровно в той степени, в какой он мог служить
ос-нованием для метафоры Родины, которую должно защищать. Телесные
функции (семья, родство, повседневное сосуществование под одной
кры-шей), таким образом, производятся не столько собственно
взаимодейст-виями между людьми, сколько метафорическими значениями
соответст-вующих имен (семья, мать, дом, родина) в рамках идеологической
картины мира, причем сам процесс метафоризации находится под строгим
контро-лем власти. Это идеальное тело, функции которого подвергаются
возгонке до нового и высшего "агрегатного состояния" идеологической
метафоры и заменяются этой метафорой, составляет характерную особенность
тотали-тарного субъекта. Все это в русской культуре оказывается
помноженным на пресловутую "тоску по идеальному" и отвращение к низкой
материаль-ности, на стремление к духовным высям и любовь к "полетам во
сне и на-яву", которые столь характерны для русской интеллигенции.
Тот же самый символический ход мы наблюдаем в метафорике дискурса о
величии Родины: ее физические параметры оказываются производными от
идейного величия объединяющей ее идеологии, наличие в ее географи-ческом
ландшафте всего "самого-самого" представляется самим собой ра-зумеющимся
результатом ее исторической избранности и отмеченности; богатство недр и
протяженность - это своего рода божественная благо-дать, и они только
подтверждают, что не только исторический путь Роди-ны был единственно
возможным (единственно благодатным), но и буду-щее ее отмечено той же
благодатью и, следовательно, исторически оправ-дано.
Имея в виду такую "теологию Родины",неудивительно, что подавляющее
большинство населения восприняло конец СССР как эсхатологическую.
катастрофу
==========
