От Пауль Ответить на сообщение
К All Ответить по почте
Дата 29.08.2019 08:34:33 Найти в дереве
Рубрики 11-19 век; WWI; 1917-1939; Версия для печати

Характер будущей войны по опыту прошлых: взгляд из 20-х

Стратегия истребления (молниеносная) и стратегия истощения

Интересный вопрос, выдвинутый Мировой войной — о стратегии истребления, иначе молниеносной, и стратегии истощения — по заданию редакции освещен двумя авторами — ген. Борисовым и кап. Риттером.

I.

«Вы знаете, генерал, что Наполеон начинает наступление, как молния, а потому нужно уметь быстро решаться».

Ген. Толь, в 1813 г. перед сражением при Люцене.
---------------------
Стратегия 1812 г. была стратегией, по выражению Кутузова, «тихого поведения».


В дискуссионном порядке редакциею «Войны и Мира» поставлен вопрос: «совершенно рядом стоят две войны — Балканская 1912—1913 г.г. и Мировая 1914—1918 г.г. В течение первой решения достигались в 3—4 месяца. В течение второй для этого потребовалось более 4 лет. Возможно ли в будущем достижение решений в короткий срок? Статья в № 17 «Войны и Мира», о плане промышленной мобилизации в Америке, показывает, что американцы совершенно не допускают возможности применения молниеносной стратегии при борьбе с первоклассным противником».

Этот вопрос должен быть отнесен к разряду тех, о которых Наполеон говорит, что «все подобные вопросы высшей тактики суть неопределенные физико-математические задачи, допускающие множество решений». «Если подобные вопросы предложить Тюрению, или Виллару, или Евгению Савойскому, то значило бы это — поставить их в немалое затруднение».

И все затруднение заключатся в том, что в задаче много данных неопределенных: кто воюющие стороны, кто полководцы, какие генеральные штабы работали над планом войны? Одного взгляда на карту Европы после Версальского мира (на стран. 75 № 9 «Войны и Мира») достаточно, чтобы убедиться в разнообразии этих трех основных данных.


[160K]

Тщетна была бы наша попытка найти на этой карте границу, на которой мы предположили бы встречу первоклассных противников, думая этим эпитетом «первоклассности» внести некоторую определенность в неопределенные данные. В 1905 г. французский военный писатель, капитан Кюльман (Culmann), ныне обрисовывающий “Grand Tactique” и “Strategie”, пытался ответить по вышезаданному дискуссионному вопросу, и для этого он взял «первоклассную» границу, на которой могли столкнуться две военные доктрины (deux tactiques en presence) — германская и французская. И, несмотря на такую определенность данных, как фантастичны оказались в 1914 г. выводы Кюльмана для 1905 г. „Les champs de bataille de l’avenir ne depasseront pas 30 a 3 km. et le commandement y demerera possible”(1) — кто решится ныне утверждать нечто подобное?
___________
1. Поля сражений будущего не превысят 30—35 км. и командование на них окажется возможным.


Ныне мы не можем считать эту франко-германскую границу «первоклассной», потому что на одной стороне границы стоит армия с «первоклассною» матерьяльною частью, а по другую сторону армия с «первоклассным» людским кадром. Ни одной из этих сторон не дано судьбою быть «первоклассною» в обоих отношениях. Таким образом, действительная жизнь как бы склоняется на сторону войны «молниеносной», войны, подобной русско-польской в 1920 г., где обе формы войны — оборона и наступление — не могут быть развиты до своей полной силы. Но такой ответ на дискуссионный вопрос нуждается в некоторых поправках, которые уменьшают его категоричность.

Сравнение войн 1912 и 1914 г. г., Балканской и Мировой, казалось бы могло нам дать матерьял для ответа. По обоим войнам мы располагаем таким солидным матерьялом, как труды ген. Куля (Kuhl), „Der Marnefeldzug 1914“, который мы читаем и перечитываем, и полк. Воина Максимовича «Сербо-турецкая война 1912 г.», труд, исследующий с полною правдивостью ту войну, которая в истории сербской армии играет роль, подобную войне 1866 г. для прусской армии: в подготовке к этой войне заложено начало будущих работ генерального штаба. Оба труда обрисовывают одинаковую формальную сторону начала обоих войн, что увеличивает число данных для сравнения и для вывода: как молниеносная война превращается в войну истощения.

В обоих войнах наступающий — германцы и сербы — идет в массах в предвзятом направлении. В обоих случаях противник — французы и турки — кидается в безрассудное наступление, и в обоих случаях он расшибает свои силы преждевременно. Но война в обоих случаях «молниеносная». И тотчас же, после первых побед, наступающий выделяет часть своих сил на другие театры —германцы в Восточную Пруссию, сербы к Адрианополю — и этим ослабляет себя. Противник отходит и занимает позицию. Но вместо спокойного (Осман в 1877 г. под Плевной), методического использования всех сильных сторон обороны, французы и турки стремятся в обоих случаях к наступлению, и, этою господствовавшею тогда везде болезненною маниею, ускоряют свою гибель (французов спасает безрассудство Хенча). Вот, теперь случаи 1912 и 1914 г г. расходятся: германцы преждевременно отступают (как Наполеон при Асперне), но сербы доводят дело под Битолью до конца. И, если бы сербы остановились, как германцы, в своей победе, а турки превратили бы Битоль в Плевну — что и было предусмотрено в плане турецкого полководца — то война 1912 г. так же приняла бы характер позиционной, как и русско-турецкая 1877.

Здесь, говоря о позиционной войне 1877 г., и возможной в 1912 г. и реализовавшейся в 1914 г., следует принять во внимание усовершенствования в силе огня. В 1877 г. огонь еще не обеспечивал позицию от прорыва, если на 1 метр приходился 1 стрелок, что у Фалькенхайна в 1915 г. было надежным страхованием. Возможность прорыва центра заставляла сжимать фронт, и не позволяла упирать фланги в моря и в нейтральные государства. Ныне же, при огромной силе огня, сжимать фронт нет никаких оснований.

Опыт минувшей войны дал нам три решительных факта. Один — наисильнейшей, по масштабу того времени, формы наступления-атаки, — это удар Людендорфа в марте 1918г. Другой — наисильнейшей формы обороны — это оборона французов 15 июля 1918г. около Реймса. Третий — это сражение у Постав — озеро Нароч в марте 1916 г. подтвердившее Марафонский опыт, где 10 000 греков отбили 100 000 персов. Вывод из них тот, что ныне оборона получила такую силу, что только великий мастер военного искусства может надеяться, комбинируя оборону с наступлением, на реализирование «молниеносной» стратегии. И это при том условии, что подготовка войны и армии произведена им самим. Там же, где нет «проявления военного гения» благоразумнее готовиться к позиционной войне.

— «Властвовать над природою можно только подчиняясь ее законам», сказал Бекон. Это справедливо и по отношению к природе войны. Но только военный гений охватывает всю глубину законов войны. Поэтому то мы и убеждены, что Наполеон, император и великий полководец одновременно, 21 марта 1918 г. несомненно прорвал бы франко-английский фронт, рискнув на наибольшие усилия, чего Людендорф не мог сделать. Сколько раз мы на своей практике убеждались, что облеченный наивысшею полнотой власти начальник штаба не может в критический момент возместить отсутствие полководца. Только полководец может вести молниеносную войну. Иначе она всегда превращалась в позиционную, а при нынешнем вооружении неминуемо преобразовывается в «герметически»-позиционную, когда оба фланга уперты в моря или в нейтральные государства. Клаузевиц сказал крылатое слово: «оборона есть сильная форма войны, потому что к ней прибегает слабейший». Это лишь игра слов. И на нее ответил Виллизен: «оборона ослабляет сильного». Слабейший не выбирает формы войны, а разумно ждет ошибок своего сильного противника, почему он и прибегает к обороне. По природе же обе формы войны — наступление и оборона — равносильны. Но еще и ныне форма наступления считается модною. По выводам психологии (Джемс) те военные, которым в 20—30-ти летнем возрасте внушено такое понятие, едва ли будут в состоянии, уже по одному закону «привычки», сбросить с себя эти академические оковы.

Взгляните на действия германцев и французов в начале 1914 г. «Оборона» вычеркнута из учебников, как будто бы это вычеркивало ее из природы войны. На чертеже мы набрасываем распределение сил (число полевых и резервных дивизий) в момент стратегического развертывания в 1914 г.


[91K]

Положение A. A. означает германскую армию по плану Мольтке Молодого. Положение B. B. — французов по плану Жоффра; C. C. — французов по плану 1911 г. ген. Мишеля (Percin, 1914. Les erreurs du haut commandement), и D. D. — германцев, если бы они сообразовались (,,modelez-vous sur eux“, по совету Наполеона) в своем плане с образцом 1806 г. великого полководца. Если мы в план Мишеля введем то, чего в нем не было, а именно «оборону», то мы увидим, что его план пресек бы в самом начале успехи германцев. Но даже с такою поправкою этот план Мишеля был бы ниспровергнут планом D. D. И именно потому, что невозможно было от французов, веривших в универсальный рецепт «наступления», ожидать сердечного использования всех средств «обороны». В этом же основная причина неудач Куропаткина в Манчжурии.

«Молниеносная» война не исключает обороны. Отчего нельзя начать войну на укрепленной от моря до моря позиции, предоставить опрометчивому противнику разбиться о нее, и окончить войну как «молния»? Война на «истощение» не исключает наступления. Отчего нельзя бросить позицию, и войну на «истощение» превратить в наступательную маневром «Альберих» Людендорфа 1917 г.?

Из этих наших рассуждений можно убедиться, насколько термины «молниеносная» и «истощительная» стратегии, ясные и определенные в теории, обращаются в запутанные, смешанные на практике. Но это судьба и свойство всех терминов нашей практической науки. Их только теория, для своих целей, приводит временно в кристальное состояние. На практике, по выражению Милля, они всегда «одеты в обстоятельства», а потому теряют свое прозрачное свойство. А отсюда, вернее соответствовали бы сущности дискуссионного вопроса термины: «кратковременная» или краткая и долгая война или стратегия.

Если с этой точки зрения взглянуть на вопрос, то ответ один: все дело в полководце и особенно в подготовке им войны. В ноябре 1914г., когда мы развернули массу наших сил между Торном и Краковым, то неужели Людендорф с пятью корпусами под Лодзью остановил наше стремление окончить войну тогда же ударом на Берлин? Остановили нас две причины: негодность нашего полководца и недостаток снарядов. Вышеуказанный автор, кап. Кюльман, в 1905 г., уверял, что „l’efficacite du tir de l’infanterie ne depassera pas, dans l’avenir celle que l’on a pu constater en 1870”(2). И сообразно этому взгляду к 1914 г. было заготовлено и количество снарядов. Война подготовлялась не полководцем, а канцеляриями генеральных штабов.
___________
2. Действительность пехотной стрельбы в будущем не превзойдет той, которая имела место в 1870 году.


Итак, мы на трех фактах 1914 года — в момент остановки германцев на Марне, в плане Мишеля, и в нашем Лодзинской маневре — видим, что «истощительная» война имела шансы кончиться «молниеносно». Война 1914 г. имела шансы по своей продолжительности не превзойти войны 1912 г. Подготовка к войне должна обеспечивать ее короткость. Промышленная мобилизация обеспечивает лишь питание вооруженной силы, необходимой для достижения обеды в короткий срок. Иной постановки вопроса о такой мобилизации быть не может.

Таким образом мы отвечаем «да» на поставленный выше вопрос «возможно ли в будущем достижение решений в короткий срок?» Но обуславливаем свой ответ вечным и неизменным в каждом искусстве требованием — наличности военного таланта, гения, иначе вся война подпадет под закон «шаблонности мысли».

Ищите в мирное время полководца-художника, чтобы он подготовил «молниеносную» стратегию. И чтобы он же или иной такой же в военное время привел ее в исполнение. Но не обращайтесь с ними так, как обошлась Франция с ген. Мишелем.

До настоящего времени военная техника не создала средств пробивать центр неприятельского фронта. Стопушечная батарея Наполеона и густая колонна пехоты Макдональда при Ваграме еще ничем не заменены. Думается, что усовершенствованная газовая батарея и колонна танков за нею как бы сулят решение этого краеугольного для «молниеносной» стратегии вопроса. Раз центр будет пробиваем, то фланги отойдут от морей и нейтральных границ, и снова маневры Наполеона и Мольтке станут возможными даже для заурядного полководца.

Генер. Штаба генерал-лейтенант В. Борисов.



II.

Для ответа на вопрос поставленный редакцией — стратегия уничтожения или стратегия истощения? — необходимо прежде всего уяснить себе ту эволюцию, которую претерпела в последнее время тактика и техника оружия.

Уже во время русско-японской войны выяснилось страшной действие автоматического оружия на близких и средних дистанциях. Можно было предвидеть, что это оружие получит широкое распространение в армиях и, как результат этого — лобовая атака пехоты сделается невозможной.

Это вполне осознал талантливый и прозорливый начальник германского генерального штаба граф Шлиффен.

Он предвидел неимоверную трудность фронтальной атаки и указал, что «решительная победа может быть достигнута только путем действия на тыл, или, по крайней мере, на фланги противника». Отсюда его план — стремиться к Каннам в современном масштабе, т. е. к гигантской охватывающей операции.

Во время Мировой войны еще яснее определился факт, что лобовая атака подготовленного к обороне противника, при современном состоянии военной техники и при насыщении ею фронта, не может обещать успеха — если только она не будет поддержана какими нибудь новыми техническими средствами. Поэтому в 1914 г., при полной невозможности операций против флангов (море и нейтральные границы), фронты застыли в позиционной борьбе. Здесь следует особенно подчеркнуть, что этот факт был вызван не появлением каких либо новых, особо сильных укреплений, но исключительно увеличением численности автоматического оружия, значительно усилившего обороноспособность организованного фронта. Таким образом, позиционная война явилась результатом неравномерного соотношения между техническими средствами атаки и обороны. Возведение укреплений было лишь неизбежным следствием самого факта стабилизации фронта.

Тактические руководители всех армий совершенно неожиданно очутились перед сюрпризом, имеющим колоссальное значение. В том же положении, конечно, очутились и стратеги, ибо тактический успех необходим для самого сдвига операции. Ничто так не иллюстрирует эту взаимную зависимость стратегии и тактики, как вынужденное решение Людендорфа в 1918 г. «поставить тактику выше стратегии», ибо расчет на прорыв фронта на стратегически-выгодном участке, при имеющихся у германцев в то время средствах, был настолько слаб, что перед принципом прорыва «где бы то ни было», должны были умолкнуть все другие соображения.

Мы сейчас сделаем краткий обзор тех средств, при помощи которых тактики и техники различных армий старались в течение последней войны исправить неравенство тактической силы атаки и обороны. Мы обойдем при этом молчанием неудачные попытки Антанты в 1915—1917 г.г. добиться успеха путем массового применения старых средств борьбы. Действительно на новый путь стали англичане в ноябре 1917 г. у Камбре. Они, во первых, стремились применить действие неожиданности и этим застигнуть обороняющегося всплох, а во вторых старались сделать неуязвимыми свои наступающие части, укрыв их под броней (танки). Этот способ сначала удался, но потом не дал результатов вследствие малой досягаемости нового технического оружия. Как только танки достигали пределов этой досягаемости, снова оказывало свое влияние неравенство сил атаки и обороны. Чем дальше, тем момент этот наступал все скорее — в особенности с тех пор, как оборона получила действительные технические средства для борьбы с танками. В общем, можно сказать, что в настоявшее время, танк явился бы уже «покушением с негодными средствами» для устранения преимуществ обороняющегося.

Другой путь избрали германцы в 1918 г. Независимо от одинакового с англичанами применения принципа неожиданности, они старались, среди всех факторов неприятельской обороны, раньше всего парализовать действие артиллерии путем широкого ее газирования. После этого оставалось лишь преодолеть сопротивление автоматического оружия пехоты обороняющегося. Его можно было ликвидировать частью путем продвижения вперед артиллерии сопровождения, частью посредством обхода гнезд сопротивления мелкими частями пехоты, что явилось новым приемом борьбы, остроумно названным французами „l’infiltration” (просачиванием).

Этот прием сначала имел успех и даже более значительный, чем успех танков. Но как только продвигающаяся вперед пехота, все больше и больше отрывалась от своей артиллерии, натыкаясь при этом на вновь организованные линии обороны, снова давало себя чувствовать несоответствие сил атаки и обороны.

В общем, следует признать, что обе описанные здесь попытки уравнять силы атаки и обороны, не дали тактике нужных средств для перехода к свободным маневренным операциям. Это положение и по сей день сохраняет свою актуальность.

Конечно, все это не могло не оказать своего влияния на стратегию. Выше, упоминая о плане Людендорфа 1918 г., мы подчеркнули, что тактика, долженствующая занимать подчиненное положение у стратегии, добилась, наоборот, господства над последней. Это явилось абсурдом, ибо тактические успехи, сами по себе, никогда не могли дать решения в оперативном смысле.

При таких условиях значение стратегии уничтожения сильно уменьшилось. Поэтому в 1918 г. в штабах Антанты, после многочисленных неудач, вызванных применением этой стратегии, решили от нее совершенно отказаться.

Маршал Фош, опираясь на все возрастающий перевес союзников в матерьяльных и людских средствах, перешел к новому методу действий, именно к стратегии истощения.

Она предполагает, во первых, подготовительный период операции. В течение этого периода на всем театре войны происходят короткие, но беспрерывные атаки ограниченных об’ектов с целью истощить неприятельские резервы и этим вырвать из рук противника инструмент самой операции. Когда эта цель бывает достигнута, начинается второй период — нанесение главного удара.

Благодаря капитуляции Германии в ноябре 1918 г., маршал Фош был освобожден от щекотливой необходимости защитить свою стратегию перед судом военной истории.

Если быть строго об’ективным, приходится сильно сомневаться в ее действительности на все случаи. Необходимой предпосылкой для ее применимости вообще, является наличие подавляющего перевеса во всех отношениях, что в действительности и имело место в 1918 г., когда Германия должна была противостоять сосредоточенным усилиям целого мира. Такой случай в будущем возможен разве при борьбе сильной военной державы против третьестепенного противника. Однако, возникновение войны вообще маловероятно, если силы и шансы обоих сторон примерно не равны. В 1914—1918 г.г. перевес Антанты определился лишь в процессе самой войны — путем постепенного наростания сил и средств вследствие присоединения новых союзников. Однако, даже и в таком случае существует опасность, что противник резким ударом в самом начале войны может спутать все планы и расчеты. В сентябре 1914 . такой удар был близок к осуществлению. Политические расчеты Англии и ее вассалов были спасены только благодаря тому, что в период решающей Марнской битвы судьба поставила на ответственных постах в Германии неподходящих людей.

В целом и общем стратегию истощения нельзя считать универсальным, всегда применимым средством. В будущем чаще будет применяться стратегия истребления и нужно лишь подумать о том, каким образом можно парализовать тактическую силу современной обороны.

Мы думаем, что средством для этого явится самолет будущего — несущий на себе сильно и далекодействующие орудия, пулеметы и бомбы, как взрывчатые, так и химические. По сравнению с наземными средствами боя, самолет имеет еще то преимущество, что оборона с земли очень слабо на него действует. Помешать его работе может только самолет же. Однако, достижение перевеса в воздушной борьбе далеко не в такой степени, как в наземной борьбе, зависит от количества. Громадную роль играет качество самолетов и искусство вождей уметь их рационально применять.

При таких условиях вопрос развития авиационной промышленности каждой страны приобретает первостепенное значение для ее обороны. Усовершенствованному самолету будущего принадлежит честь вывести стратегию уничтожения из тупика, в который она попала во время Мировой войны. Он один может пробить тактическую брешь в неприступных линиях обороны и позволить стратегии уничтожения нанести через эту брешь решительный удар без необходимости прибегать к хитроумной помощи стратегии истощения.

Генер. Штаба капитан Риттер.

Война и мир. 1925. № 19.

С уважением, Пауль.