Роль и место Шанхайской Организации Сотрудничества (ШОС) в истории будущего не понять, не представив образ того, как будет выглядеть грядущий триумф разворачивающегося Китайского проекта. В Западных, европоцентристских координатах сознания Китайский проект представляется как региональный, далекий от претензий на мировое господство. Однако в архетипах сознания жителей в самоназвании «Поднебесного», «Срединного государства» весь остальной мир есть заведомая окраина. При этом самая дальняя из окраин – Европа. И наиболее существенным мотивом Китайского проекта выступает желание устойчивого в традициях центра ликвидировать вековечную опасность срединноземельной цивилизации со стороны подвижной периферии. Желание отомстить «заморским дьяволам» преимущественно англосаксонского и японского корня за позор и унижение китайцев в период опиумных воин, разорения и оккупации страны в середине 19 – начале 20 веков. Продемонстрировать окраинным народам культурное первородство китайцев. Вернуть и закрепить в сознании своей знати и народа традиционное представление о Китае как центре Земли, где в картине мира все прочие государства рассматриваются как ущербные, обреченные на признание превосходства Китая. При этом «формальный воссалитет» в ритуале политических поклонов в сторону Пекина будет достаточным условием для сохранения торгово-экономических контактов с «фабрикой 21 века» странами «золотого миллиарда», пока ещё кичащимися своим технологическим преимуществом, но стремительно теряющими собственно производство вещей.
Триумф Китайского проекта партийными властями КНР официально назначен на 2020 год. К этому времени Китай по совокупной мощи должен одолеть США и стать главным центром силы в мире. Совокупная мощь Китая это и огромные людские ресурсы, и независимая финансовая система, и крепкая экономика, и достаточная военная мощь, и передовая наука и техника, и изощренная разведка с тонкой дипломатией, и концептуальная самостоятельность, и культурный иммунитет. При этом концептуальная самостоятельность и культурный иммунитет есть залог китайской победы.
Внутри же страны должно состояться «всестороннее осуществление малого процветания». Имя «Малое процветание», для общего пользования трактуется как «достижение среднезажиточного уровня». Однако одновременно оно есть и конфуцианское название цикла китайской истории, следующего сразу после преодоления хаоса. Малым же процветание называется потому, что имеет смысл неуклонного наращивания совокупного благополучия государства (богатства в гармонии с добродетелью) на малой восходящей части витка (1979 – 2019 гг). Предыдущее «малое процветание» в Китае было двенадцать поколений назад (период долголетия: 28 х 12 = 336 лет) и приходилось на время правления императора Канси династии Цин (1662-1723). Нынешнее «малое процветание» в скрытых смыслах Китайского проекта широкими мазками должно в новых формах повторить предыдущее «малое процветание». В 17 веке исторические задачи «гарантий жизненного пространства» нации решались китайцами силой, через завоевание и присоединение к империи земель соседних с Китаем народов: Тайваня, Тибета, уже освоенного русскими поселенцами Приамурья, тогда ещё преимущественно корейского Приморья, Монголии, Туркестана и др. Теперь же, в новых формах, китайская экспансия осуществляется мирно путем переноса стратегических границ за пределы китайской территории. Концепция «стратегических границ» со времен Дэн Сяопина официально входит в систему взглядов доктрины Китайского проекта: превращения страны в «великую глобальную державу первого разряда».
Важно заметить, что вершиной военного искусства у китайцев выступает одоление противника без применения военной силы; война есть никогда не прекращающийся Путь хитрости; а собственно одоление совершается не столько в военное время, сколько за десятки лет мирного строительства.
То есть, внутри стратегических границ Китая к 2020 году естественным ходом вещей должно образоваться геополитическое пространство, находящееся под экономическим контролем и политическим влиянием «Срединного государства». К решению задачи обустройства этого пространства ныне приковано основное внимание китайских центров стратегических исследований, контактов китайской дипломатии и усилий разведки.
Поскольку козырями современной международной политики выступают карты экономики и финансов, то именно экономические интересы пока ставятся Китаем во главу угла установления порядка внутри стратегических границ за пределами китайской национальной территории. Инструментами установления такого порядка выступают такие международные организации как Организация Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЕС), Ассоциация государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН) и Шанхайская организация сотрудничества (ШОС). Формой же порядка китайцами назначены «Зоны свободной торговли» государств-участников этих организаций. Зоны должны полностью сложиться именно к 2020 году. Этот срок – 2020 год, зафиксирован в официальных документах всех названных организаций.
В период 10-й пятилетки (2001 – 2005) китайское искусство «управления одного с помощью другого в технике сердца» обеспечивало упорядочивание геополитического пространства внутри стратегических границ КНР за счет чужой активности, усилиями зарубежных партнеров. Заглавную роль в этом процессе играют Малайзия (в АСЕАН) и Россия (в ШОС).
В новой 11-й пятилетке, с 2006 года, государственным планом предусмотрен переход Китая с пассивной на активную политическую позицию. По прогнозу к 2006 году Китай даже без присоединения Тайваня по совокупной мощи выйдет на 2 место в мире и начнет, главным образом, финансово-экономическую борьбу за превращение страны в «великую глобальную державу первого разряда», что означает «многоуровневую и разнонаправленную» борьбу с США за лидерство в мире. В ходе финансово- экономического наступления уже в срок с 2006 по 2010 год объем китайских инвестиций в 30 с лишним зарубежных стран Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР) может достичь 10 млрд. долл. Какими будут пути установления порядка внутри стратегических границ Большого Китая, во многом, зависит от проработки перспективы в оставшиеся полтора года.
В настоящее же время картина проекта имеет следующий вид:
- Первоочередные задачи и направление прорыва сосредоточены в подпроекте АСЕАН + Китай.
- Последующие задачи и направление прикрытия перенесены в рамки ШОС.
- Стратегическое направление дальнейших действий, где Китай должен зримо сталь лидером мира – АТЕС.
Здесь вектор китайских устремлений упирается в Австралию и Новую Зеландию. Стратегическое развертывание Китайского проекта выглядит так.
1. На направлении прорыва Китай присоединился к Договору о дружбе и сотрудничестве в Юго-Восточной Азии (один из основополагающих документов АСЕАН) в 1991 году. С 1997 года отношения Китая со странами АСЕАН (Индонезия, Филиппины, Малайзия, Сингапур, Таиланд, Бруней, Мьянма, Вьетнам, Лаос, Камбоджа) характеризуются как «добрососедство и доверительное партнерство». К 2010 году отношения должны перейти на уровень «стратегического сотрудничества» и в рамках подпроекта должна быть создана Зона Свободной Торговли. Сначала в эту зону беспошлинной торговли с Китаем войдут шесть стран (без Индокитая и Мьянмы), а к 2015 году, когда доминирование совокупной мощи Китая в АТР будет неоспоримым, в Зону войдут все страны АСЕАН, включая строптивый Вьетнам. В 2004 стороны приступили к реализации первого этапа на пути к полному устранению взаимных экономических барьеров под условным наименованием "Ранний урожай". Пекин стремится к ускоренной интеграции с южными соседями, ведь регион ЮВА, где проживает 550 млн. человек, это и обширный рынок сбыта китайских товаров, и желанный источник сырьевых ресурсов. Результатом усилий выступает быстрый рост товарооборота: в 2003 году он вырос на 43% и достиг $78 млрд.; В 2005 году преодолеет рубеж $100 миллиардов. А к 2009 году Китай догонит и перегонит Америку, которая торгует со странами АСЕАН на $120 млрд. в год. Растет не только торговля, но и взаимные инвестиции. За последние 12 лет их накопленный объем увеличился в 90-100 (!) раз и превысил $30 млрд. Расширению экономических связей Китая с АСЕАН способствует наличие в регионе многочисленной китайской диаспоры, через которую эти связи преимущественно и осуществляются.
2. На направлении прикрытия в 2001 году по инициативе России была создана Шанхайская Организация Сотрудничества. В нее входят 6 стран-членов: КНР, РФ, Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан и Узбекистан. Штаб-квартира находится в Пекине. В 2003 году по инициативе Китая организация приняла долгосрочную Программу торгово-экономического сотрудничества, рассчитанную как раз до 2020 года. В программу заложена китайская идея создания в рамках ШОС зоны свободной торговли.
3. На главном направлении китайских устремлений в рамках АТЭС ныне создается 60% мирового Валового Внутреннего Продукта и происходит 50 % оборота мировой внешней торговли. Ожидается, что к 2010 году именно Китай, Япония и страны ЮВА станут крупнейшим мировым рынком и по объему и темпам наращивания экономики обгонят США и ЕС. Поэтому после 2010 года Китай будет добиваться подключения к своей Зоне Свободной Торговли с государствами АСЕАН также Японии и Кореи.
Такая интеграция этих стран с Китаем значительно ослабит позиции США и ЕС и необратимо изменит расклад сил в мире в пользу Китая. Натуральным показателем успеха Китая будет выход торговли на уровень когда к 2020г. грузооборот морских портов КНР удвоится и достигнет 4.4 млрд. тонн.
Так выстраивая грандиозную интеграцию экономик на пространстве от Балтийского моря на западе до Японского моря на востоке и от Ледовитого океана на севере до Тасманова моря на юге Китай намерен осуществить принятую в 1993 году Центральным Военным Советом КНР (Военным Советом ЦК КПК) доктрину символов «три севера четыре моря». По этой зашифрованной от понимания иностранцев тайной доктрине, занятый Китаем Центр по закону перемен одолеет «три севера в пределах четырех морей» и тогда «XXI век станет веком Китая». Три севера это Европа и Россия в Старом Свете (разделенный пополам север Евразии) и Североамериканские Соединенные штаты в Новом Свете.
Из символики перемен следует, что Север одолевает Юг.
Юг у китайцев занят Индией. Поэтому взаимодействие с Индией для Китая бесперспективно (напрасные хлопоты). Более того, направления экономической и демографической экспансии у Китая и Индии разнонаправлены. Их экспансия происходит по расходящимся направлениям. У Китая – в сторону Южных морей Тихого океана. У Индии – через Индийский океан в сторону Южной Африки. Между Китаем и Индией естественная «полоса отчуждения»: «крыша мира» - «забор» Гималаев и экономически затратный Тибет. Поэтому ленинская формула: «Россия – Индия – Китай» в единой связке сил невозможна; она действует лишь попарно: Россия – Китай и Россия – Индия; и противодействует в паре Китай – Индия. Сохраняющее культурную устойчивость индийское ядро легко расшатывается с флангов старой индийской окраиной – Пакистаном: Западным и Восточным (Бангладеш). Давлением с этих флангов англо-американский Север в согласии с Китаем и одолевает занятый Индией юг.
На флангах же собственно Китая формула: Север одолевает Юг, на местном уровне означает, что Китай будет всемерно способствовать мирному объединению Кореи на Северокорейских условиях. Как Северный Вьетнам одолел Южный, как Северный Йемен одолел Южный Йемен, так и Северная Корея в конечном итоге одолеет Южную Корею. Стойкость КНДР по принципиальным вопросам, особенно по вопросу ядерной программы, позволяет полагать, что вопрос объединения Кореи таки будет решен экономически, естественно в пользу Китая и в пику, как США, так и России.
Из закона перемен известно, что только восток одолевает центр. Восток в китайской картине мира занят народами персидского корня, проживающими в Иране Афганистане и Таджикистане, а также Среднеазиатскими и поволжскими народами тюркского корня (казахами, узбеками, киргизами, татарами). Поэтому связка: Россия – Китай – Иран для интересов России наиболее перспективна. Здесь уважение Китая будет естественным.
Если же вспомнить, что Северная Корея и Иран назначены главным противником Китая – Североамериканскими Соединенными Штатами в «ось зла», то именно эти страны и будут составлять внесистемный фактор в процессе упорядочивания Китаем геополитического пространства в рамках стратегических границ за пределами китайской территории. И именно этот внесистемный для Китая фактор Ирана и Кореи может успешно разыграть Россия для гармонизации процессов внутри и вокруг Шанхайской Организации Сотрудничества.
Поскольку фронт китайской экономической и демографической экспансии развернут в направлении Юго-Восточная Азия – Австралия (АСЕАН – АТЭС), на флангах находятся внесистемные корейцы и персы, то тыл КНР составляют страны ШОС по линии Урумчи – Астана – Уфа – Самара – Балтийск.
Тыл это там, где находятся запасы средств войны: энергоносители, промышленное сырье, технологии, черная и цветная металлургия, исследовательская и конструкторская база. Тыл – это то, на что можно опереться, куда можно отойти, что прикрывает уязвимые органы жизнедеятельности от воздействия противника.
Безусловный стратегический противник Китая до середины XXI века Соединенные Штаты Америки, под прикрытием борьбы с международным терроризмом в Афганистане, своим военным присутствием уже проникли в Узбекистан, Кыргызстан и Таджикистан. Экономически глубоко внедрились в Казахстан. Готов меморандум, предусматривающий допуск войск НАТО с тяжелой техникой на территорию России.
То есть американское присутствие в странах ШОС, как стратегическом тыле Китая, есть потенциал дестабилизации этого тыла. Отсюда для Китая задача охраны своего тыла в рамках ШОС становится первостепенной. Иными словами Шанхайская Организация Сотрудничества должна стать инструментом охраны тыла КНР. В этом и должна заключаться идея ШОС.
Немаловажным для системы взглядов китайцев выступает престиж и статус страны «целиком отвечающий великой истории, чести и достоинству ханьской нации».
Предложения по реализации идеи:
1. В 19 веке, когда Россия была на восходящем витке своей истории, она осуществляла экспансию на Дальний Восток и этим теснила престиж и статус Китая. В 1896 – 1898 гг. Китай на правах концессии передал России территорию трассы Китайской Восточной железной дороги и военно-морскую базу Порт-Артур. Россия на коммерческой основе построила железную дорогу от Читы до Владивостока, город Харбин, южную ветку и порт Дальний. Безопасность дороги обеспечивал Китай. Инфраструктура тыла России на территории Китая: транзитная железная дорога, база флота и торговый порт играли огромную роль для статуса России как мировой державы. Через 60 лет в 1952-1954 годах Советский Союз тогда с позиции «старшего брата» вернул все объекты КВЖД, Порт-Артур и Дальний Народному Китаю.
Ныне, когда Китай находится на восходящем витке своей истории, принял «Стратегию продолжительного развития», и готовится к мировой экономической экспансии, было бы логично повторить ситуацию оперативного оборудования тыла такой экспансии, но наоборот. Теперь, в новых условиях, уже Китай в рамках ШОС мог бы осуществить проект транзитной железной дороги до портов на территории России. Это: Порт в бухте Троицы на Японском море и порт Калининград на Балтийском море.
И если использование Порта в бухте Троицы требует усилий по созданию Туманганского транспортного коридора, то в Калининградском анклаве России на Балтийском море (бывшая Восточная Пруссия) уже существует Специальная Экономическая зона. Так вот эта зона к 2010 году могла бы стать Зоной гармонии совместного экономического развития России Китая и Германии. Китай для подтверждения своего мирового статуса мог бы арендовать у России в Калининградском анклаве пункт базирования и разместить там с целью демонстрации флага отряд боевых кораблей. Корабли построила бы Россия тут же рядом на Северной верфи. Тогда транзитную железную дорогу без перегрузов можно было бы как коммерческий проект по типу КВЖД провести от Японского моря до Балтики. Такая дорога стала бы скрепом ШОС. Маршрут транзита:
- порт Ниигата, Япония, – железнодорожный паром в российский порт Троицы (п. Зарубино), – Хуньчунь, КНР, (новое строительство: Туманганский транспортный коридор);
- далее по существующим китайским железным дорогам до порганперехода Алашанькоу/ Дружба, Казахстан;
- далее, с разветвлением на железные дороги стран Центрально Азии, опять по российским железным дорогам до Санкт-Петербурга;
- далее железнодорожный паром в порты Балтики и Северного моря.
Постоянное экономическое присутствие Китая на Балтике с демонстрацией флага и будет означать мирное одоление Центром Севера.
2. Как мера адекватная правам НАТО в России, в рамках ШОС следует заключить аналогичный меморандум, разрешающий на определенных условиях доступ НОАК с тяжелой техникой для охраны коммуникаций на территорию стран ШОС. Так, внутри ШОС Китай приобретет статус «старшего брата», а у России появится статус «старшей сестры».
3. Как мера, выводящая страны ШОС из-под угрозы валютно-финансовых манипуляций со стороны США и наднациональных «финансовых суперлордов», расчеты внутри ШОС следовало бы установить в пересчете национальных валют на золото по курсу Шанхайской биржи.
4. Как мера противодействия дестабилизации обстановки внутри ШОС методами нетрадиционной войны с использованием биологически активных веществ избирательного, расового, действия (наукоемкие угрозы генетически модифицированных продуктов; вирусов «атипичной пневмонии», «птичьего гриппа»; и др.) следовало бы направить усилия ШОС на проведение жестких мер противодействия. Особенно на контрмеры в части наркотического оружия «опиумных войн в современных условиях». А также на повышение жизнестойкости и качества жизни населения в условиях нехватки воды, ухудшения экологии и истощения ресурсов.
В 2007 году состоится 17-й съезд КПК. Ожидается, что съезд утвердит «Стратегию активного выхода во внешний мир». Тогда, с переходом Китая с пассивной на активную позицию в мировой политике, Шанхайская Организация Сотрудничества в срок до 2015 года вполне может стать моделью безопасных межгосударственных отношений и гармоничного развития стран, неравновеликих в совокупной мощи.
А традиционные для народов стран ШОС клановые и общинные ценности с нацеленностью сознания людей на «счастье грядущих поколений» составляют притягательную духовную альтернативу новому мировому порядку бездушной глобализаци по-американски.
Секретарь Союза военных китаеведов полковник Гваськов П.А. 12.07.2004 г. Москва.
- реалии наших дней
В последнее время внимание общественности стало больше сосредотачиваться на внутриполитических процессах, происходящих в бывших союзных республиках, а ныне - суверенных государствах.>
При этом многие упускают из поля зрения внешнеполитическую деятельность стран, к которым еще совсем недавно относились с настороженностью.
Многие новые суверенные государства, занятые своими внутриполитическими процессами постепенно отодвигают на второй план поддержание связей с сопредельными государствами.
Этот незначительный на первый взгляд момент, может не только впоследствии оказать огромное значение для принятия решения, но и предопределить успех взаимоотношений как между странами, так и внутри самих суверенных республик.
Сейчас, когда проблемы экономического и энергетического развития, и военного строительства выходят на первый план, отодвигаются на задний план территориальные вопросы, которые могут впоследствии стать предопределяющими факторами для экономики, энергетики и безопасности любой страны, в не зависимости от региона. В отличие от многих государств КНР это осознает и реально проводит свою политику в отношении определения статуса спорных территорий с сопредельными государствами.
Процесс, который на первый взгляд, кажется столь незначительным, для Китая уже приносит свои плоды, которые внушают оптимизм не только для официальных властей Пекина, но и для многочисленного китайского сообщества.
Кыргызстан
Итак, Кыргызстан, перешагнув тот переломный этап, который был спутником всех новообразованных республик после развала Советского Союза, двумя соглашениями о делимитации государственной границы между Кыргызстаном и Китаем, подписанными в 1996 и 1999 годах, передал Китаю около 125 тысяч гектаров своей территории.
Первое соглашение было ратифицировано старым составом парламента в 1998 году, а новый парламент, избранный в 2000 году, ратифицировал второе соглашение 10 мая 2002 года.
Кыргызско-китайское дополнительное соглашение о государственной границе предусматривало раздел спорной территории на участке Узенги-Кууш в следующих соотношениях: Киргизии полагается две трети спорной зоны, а КНР - треть. В другом случае общая площадь участка Хан-Тенгри, на который претендовал Китай, составила 457 кв. км.
Китаю передано 161 кв. км, то есть 39% данной территории. Участок Боз-Амир-Ходжент, площадью 20 га, полностью был отдан Китаю. Подписавшие документ стороны остались удовлетворенными своими действиями.
Этот процесс не привлек сколько-нибудь значительного внимания со стороны других государств-членов СНГ. Но подписание данного соглашения послужило отправной точкой в начале процесса регионального масштаба по пересмотру границ между СНГ и КНР, протяженность которых составляет порядка 7 тыс. км.
Пекин, воодушевленный соглашением с Бишкеком, активизировал свою внешнеполитическую деятельность, направленную на уточнение прохождения границ с Таджикистаном и Казахстаном. Республики, занятые внутриполитической и экономической ситуацией с готовностью отреагировали на действия могучего соседа.
Понятно, что молодые республики, рассматривая запросы Китая, рассчитывали на финансово-экономическую помощь со стороны последнего и гарантии неприкосновенности своих территорий.
Вторым аспектом, рассматриваемым центрально-азиатскими республиками, стало установление дипломатических и деловых отношений с Китаем. Это служило бы своеобразным противовесом России и США.
В этом случае уступки подобного рода со стороны относительно молодых суверенных государств являются вполне резонными. И это стало видно на примере Кыргызстана, когда за передачу земель Бишкек получил: военную помощь в размере 600 тысяч долларов, льготный кредит в 2 млрд. долларов и воздушный коридор на Пекин.
Таджикистан
Следующим государством, с которым Китай смог обсудить территориальные вопросы и расставить точки над "i" стал Таджикистан.
В этом случае речь шла о трех участках, которые стали спорными после того, как Республика Таджикистан приобрела суверенитет.
В 1999 г. по двум участкам вопросы были решены: по одному Китай снял претензии, а по второму вопрос был решен путем раздела спорной территории пополам между Китаем и Таджикистаном.
Проблема территориальной принадлежности третьего участка решилась во время визита президента Таджикистана Эмомали Рахмонова в Китай. Душанбе передал Пекину 1 тыс. из 28 тыс. кв. км. спорных территорий в районе Восточного Памира (Мургабская область на востоке Таджикистана).
Территория, отходящая Китаю, представляет собой горный массив высотой около пяти тысяч метров над уровнем моря, не имеющий постоянного населения. Это обстоятельство позволило Таджикистану избежать недовольства жителей приграничных с Китаем районов, какое было в Киргизии. Президент Таджикистана во время встречи с председателем КНР подчеркнул, что Таджикистан придает большое значение развитию дружественных отношений. Интересен тот факт, что вопрос о спорных территориях в районе Памира во времена существования СССР не поднимался.
Обращает на себя внимание то, что и Кыргызстан, и Таджикистан практически в одно время решили свои вопросы о передаче земель, при этом нужно учитывать тот факт, что государственная принадлежность этих участков никогда всерьез не ставилась под сомнение в годы существования СССР, эти "спорные территории" обозначались лишь на китайских картах. Термин "спорные территории" был введен лишь в 1994 году, хотя 27 декабря 1992 года Китай признал Кыргызстан в существующих границах.
Казахстан
Казахстан, в отличие от своих центрально-азиатских соседей более сдержанно подошел к процессу раздела земель с Китаем. Так, во время визита премьера Госсовета КНР Ли Пэна в Алматы в апреле 1994 г. было подписано Соглашение о казахстанско-китайской государственной границе, которое фактически подтвердило незыблемость границы между двумя странами.
Таким образом, Казахстан стал первой страной из числа соседей Китая, с которой Пекин подписал документ о прохождении границы. Соглашение устанавливало 70 ключевых пограничных точек. Несогласованными оставались лишь два участка границы, один из которых расположен в горах Саур и Тарбагатай (между 15 и 16 точками), а второй в горах Алатау (между 48 и 49 точками).
Общая площадь данных участков составила 946 квадратных километров. В 1997-м была решена судьба двух спорных районов в Алма-Атинской и Восточно-Казахстанской областях. Казахстан оставил за собой 56 процентов этих участков, Китаю перешли остальные 44 процента, что составляет около 530 квадратных километров.
Летом 1998 года стороны подписали новый договор о прохождении границы. Казахстан согласился на компромиссный вариант раздела спорного участка границы, ибо оспаривавшийся Пекином участок пограничной территории в советское время входил в состав Казахской ССР, и Казахстан унаследовал его от бывшего СССР.
Россия
Не только Кыргызстан, Таджикистан и Казахстан уступили территории Китаю, но и Россия тоже стала участником процесса. Так остров Даманский был передан "красному дракону"
Такое урегулирование приграничных споров с Китаем вызвало бурную реакцию некоторых депутатов и СМИ.
Заключение
Вышеуказанные события являются звеньями в одной цепи, именуемой реализацией китайской внешнеполитической концепции "стратегических границ и жизненного пространства".
В настоящее время Китай, стремительно наращивающий свой экономический и демографический, а соответственно и политический потенциал, бесспорно, заинтересован во влиянии на приграничные республики бывшего СССР.
Пекин постепенно и вполне мирным путем осуществляет "ползущую экспансию" Дальнего Востока и Восточной Сибири.
Усиление позиций КНР в Центральной Азии связано прежде всего с обострением борьбы за богатые нефтегазовые ресурсы региона, а также за такие полезные ископаемые, как например, запасы урано-ториевых руд и ртути и др.
В Пекине прекрасно понимают, что Китай не проживет, не забрав соседние территории, поскольку природная среда в стране разрушена, проблема дефицита ресурсов (в первую очередь, нефти и продовольствия) внутри страны не решается, а импорт не спасает, так как дефицит ресурсов растёт, а с ним и дефицит платежного баланса. Повышение эффективности экономики не решает указанных проблем. Поэтому свою концепцию "стратегических границ и жизненного пространства", которая совершенно открыто декларирует необходимость такого захвата, Пекин отнюдь не отменял, наоборот, она становится всё более актуальной.
В этом контексте одной из составляющих внешней политики Китая является расширение своей территории. Этот процесс начался в 1950 году, когда КНР стал контролировать Тибет, и продолжается в наше время. На карте, размещенной в журнале "Народный Китай" (50 гг.) обращает на себя внимание граница с Монголией, нанесенная штриховой линией. Приглядевшись внимательнее, можно увидеть такую же штриховую линию на границах Китая с Бирмой (тогда ее еще не называли Мьянмой) и с СССР на таджикском участке.
И вот спустя полвека часть земельных площадей Таджикистана перешла Китаю, подобная участь постигла и другие республики. В этом случае становится очевидным, что Пекин и дальше намерен двигаться в данном направлении.
Вопрос о присоединении исторически единых территориальных единиц уже длительное время обсуждается не только в Азиатско-тихоокеанском регионе, но и во всем мире. Оно и понятно, так как при достижении своей цели Пекин получает несколько возможностей в реализации своих планов. Если происходит слияние, то Пекин не только начинает становиться финансовым и экономическим лидером в регионе, но и геополитически начинает доминировать над всеми государствами АТР.
Как следствие этого Пекину фактически становятся подконтрольными морское и воздушное пространство в Восточно-китайском море. И это будет являться очередным шагом Пекина к контролю над одной из частей Тихого океана с одной стороны и с другой - расширение "стратегических границ и жизненного пространства".
Олег Сидоров, специально для Gazeta.kz
13 дек.2004
http://www.sipria.ru/pdf/ss2032.txt
АНАЛИЗ РОЛИ И МЕСТА ВООРУЖЕННЫХ СИЛ КИТАЯ
В ДОСТИЖЕНИИ ВОЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИХ ЦЕЛЕЙ,
НАПРАВЛЕНИЯ ИХ РЕФОРМИРОВАНИЯ И РАЗВИТИЯ
С.А. Пономарев, генерал-майор,
Оперативное управление Главного штаба РВСН
Стратегический курс Китая направлен на превращение страны к середине XXI века в мощную державу, способную оказывать решающее влияние на развитие военно-политической обстановки в мире, и в первую очередь в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР). В материалах сентябрьского 1997 года XV съезда Коммунистической партии Китая сформулированы задачи третьего этапа реформ, предусматривающие выведение страны к 2050 году на уровень ведущих держав мира по всем основным экономическим показателям. Для достижения этой цели китайское руководство намерено осуществить планомерное наращивание совокупной государственной мощи, в том числе военного потенциала страны, повысить на этой основе роль КНР в международных делах. В связи с этим основные усилия Пекина сосредоточены на обеспечении поступательного развития экономики при одновременном укреплении существующего политического режима, а также на создании благоприятных внешних условий для осуществления планов модернизации страны и вооруженных сил.
Военно-политический курс КНР носит активный наступательный характер. В ближайшей перспективе Пекин будет заинтересован в сохранении мирного окружения и стабильности в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Вместе с тем по мере наращивания экономического и военного потенциала Китая в его политическом курсе могут усилиться экспансионистские тенденции, готовность к использованию вооруженных сил для достижения политических целей.
Эволюция национальной военной стратегии
Взгляды китайского руководства на военную стратегию формировались на основе опыта боевых действий китайской Красной армии против гоминдановских войск и японской армии. В обобщенном виде этот опыт нашел отражение в разработанной Мао Цзэдуном концепции "Народной войны", которая разрабатывалась в условиях ведения вооруженной борьбы против превосходящего в техническом оснащении противника, что обусловило выработку и практическое использование принципов "затяжной", "туннельной" и партизанской войн. С первых дней провозглашения независимости КНР она заняла главенствующее положение в военной политике страны, так как ее основу составлял тезис о фатальной неизбежности войн в современную эпоху и возможности достижения политических целей военным путем. В соответствии с постулатом "вся страна - армия, весь народ - солдаты" разрабатывались основные положения военной стратегии Китая и принципы строительства вооруженных сил страны, предусматривающие достижение победы над противником прежде всего за счет количественных, а не качественных показателей. Такой подход объяснялся, с одной стороны, невозможностью ликвидации в обозримом будущем чрезвычайно большого разрыва в уровне экономического и военно-технического развития между Китаем и его потенциальным противником, а с другой - стремлением китайского руководства максимально использовать основные преимущества своего государства - обширную территорию и огромные людские ресурсы. Военно-политическое руководство Китая не только считало возможным развязывание мировой войны, но и вело практическую подготовку страны к участию в ней: развертывание многомиллионной пехоты, создание более 5-тысячного парка самолетов и многочисленного малотоннажного, так называемого, "комариного" флота. Основой концепции "народной войны" являлось заманивание противника в глубь территории Китая и навязывание ему изнурительной войны, в которой должны доминировать стратегические оборонительные действия многочисленных регулярных войск и многомиллионного народного ополчения в сочетании с партизанским движением в тылу противника.
Предполагалось, что при таких условиях Народно-освободительная армия Китая (НОАК) сможет изолировать, измотать и уничтожить любого противника. До 1974 года, когда были созданы собственные стратегические ракетные войска, ядерное оружие объявлялось "бумажным тигром", так как с его помощью победить Китай якобы невозможно из-за двух стратегически важных факторов: физико-географического и демографического, а также широкой сети подземных убежищ. Реально же военно-политическое руководство страны придавало ядерному оружию чрезвычайно большое значение - как стратегическое, так и политическое. Поэтому с конца 50-х годов основные интеллектуальные, материальные и финансовые ресурсы были сосредоточены на создании собственного ядерного оружия и средств его доставки, а НИОКР в области обычного оружия фактически были полностью прекращены.
С принятием на вооружение в середине 60-х годов ядерные средства стали играть роль сдерживающего фактора от развязывания против КНР ядерной войны и, таким образом, функционально дополнило концепцию "народной войны", направленную в первую очередь на предотвращение вторжения противника, вооруженного обычным оружием. Провозглашенный пекинским руководством гегемонистский внешнеполитический курс, нацеленный на установление в перспективе мирового господства, диктовал необходимость развертывания мощных ядерных сил, что изначально и было заложено в основу их строительства. Принципиальной особенностью концепции "народной войны" в те годы явились различия в ее ориентации: до середины 60-х годов основным направлением военной угрозы считалось приморское (США), а позже, после осложнения отношений с СССР, - северное стратегическое направление. При этом, в любых сценариях развития военно-политической обстановки в мире предполагалось, что война, в которую будет втянут Китай, сразу же станет крупномасштабной ("большой") или непременно перерастет в нее из "малой", но главное - противники будут иметь по-прежнему техническое превосходство над НОАК.
С начала 70-х годов концепция "народной войны" стала претерпевать некоторые изменения. Военные теоретики КНР полагали, что китайская армия после приграничных сражений будет, упорно сдерживая наступление противника, с боями отступать в глубь страны на промежуточные рубежи, где заранее будет организована жесткая позиционная оборона, рассчитанная на сравнительно длительную остановку наступления противника.
После их упорного удержания планировался переход к стратегическому наступлению. На случай прорыва отдельных участков основных оборонительных рубежей предусматривалось оборудовать дополнительные линии обороны на непосредственных подступах к важным центрам страны. Предполагалось, что при таком ходе военных действий война примет "затяжной характер" и не принесет победы противнику.
В 1985 году председатель военного совета ЦК КПК Дэн Сяопин заявил об отсутствии угрозы большой войны, что ознаменовало крупный поворот в военной стратегии. Суть его заключается в том, чтобы перевести всю работу в военной области на рельсы мирного времени, осуществить сокращение и формирование армии с целью усиления ее боеспособности по защите государственных интересов в регионе и мире, обеспечения успешного ведения локальных войн и крупномасштабного стратегического развертывания вооруженных сил в случае необходимости. Было решено сместить акцент с достижения военной мощи, присущей сверхдержаве, на приоритетное развитие экономики науки и техники, то есть подчинить оборонное строительство общему экономическому. Это кардинальное изменение политики получило наименование "стратегический поворот в руководящих идеях строительства вооруженных сил".
Утвержденная новая военная доктрина КНР разработана с учетом общей тенденции создания многополярного мира, что, по мнению китайских аналитиков, усилит угрозу возникновения локальных войн вследствие растущей военной мощи и независимой политики региональных держав. В ней локальные войны относятся к категории военных конфликтов, ограниченных целями, интенсивность и продолжительность которых могут значительно варьироваться. По мнению командования Народно-освободительной армии Китая, использование военной силы в таких конфликтах заключается не в полном разгроме противника, а в реализации собственных политических целей и задач. Главное внимание сосредоточено на подготовке НОАК к ведению небольших по масштабам, но интенсивных и, как правило, скоротечных боевых действий в приграничных районах страны, хотя признается, что локальные войны могут быть длительными.
В доктрине рассматриваются следующие виды локальных войн:
небольшая по масштабам война, не выходящая за пределы спорных районов;
война за овладение прилегающими акваториями и островами;
внезапное воздушное нападение на стратегические объекты, расположенные на территории Китая;
оборонительные действия против вторжения на территорию Китая;
контрнаступление на территорию противника с целью возмездия за развязанную агрессию и защиты своего суверенитета.
По взглядам командования НОАК, в качестве ударных частей и подразделений быстрого реагирования могут использоваться хорошо обученные и технически оснащенные батальон или бригада, способные выполнять следующие задачи:
осуществление прорыва;
нанесение ударов по целям противника, составляющим основу его военной группировки;
мощные массированные удары с целью овладения главными позициями противника;
развитие успеха путем выхода на фланги и в тыл противника.
Изменения в подходах китайского руководства к вопросу о характере военных угроз и уточнение долгосрочных политических целей страны потребовали конкретизации стратегических задач для вооруженных сил и их видов. Для каждого из трех временных этапов в ходе проведения военной реформы вооруженных сил (2000-й год, 2021-й - столетие образования КПК, 2049-й - столетие образования КНР) были намечены и свои задачи.
На первом этапе (до 2000 года) предполагается завершить основные структурные изменения в боевом составе (в том числе сократить численность личного состава и устаревших вооружений), резко активизировать научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы по модернизации существующих и разработке новых образцов военной техники, пересмотреть действующие уставы и наставления, создать юридически правовую основу деятельности армии и усовершенствовать систему морально-политического воспитания военнослужащих. Вооруженные силы должны быть способны обеспечить защиту государственных интересов Китая, в том числе путем успешного проведения локальных войн малого и среднего масштабов по всему периметру своих границ.
На втором этапе (до 2010-2020 года) вооруженные силы должны достичь уровня "среднеразвитых стран" и обладать возможностями расширять "стратегические границы и жизненное пространство" посредством применения или угрозы применения силы в локальных войнах любого масштаба.
На третьем этапе (до 2050 года) вооруженные силы должны достичь уровня армий ведущих зарубежных держав, а также быть способны одержать победу в войне любого масштаба и продолжительности с использованием любых средств и способов ведения вооруженной борьбы.
Стратегические военные концепции
На весь прогнозируемый период в определении союзников и противников китайские лидеры руководствуются афоризмом "Нет ни постоянных друзей, ни постоянных врагов, а есть только постоянные интересы".
Суть современной "стратегии национальной обороны" Китая заключается в том, чтобы обеспечить в ближайшем десятилетии сдерживание потенциальных противников Китая от развязывания боевых действий любого характера и масштаба минимально необходимыми для этого силами и средствами, а в дальнейшем - приступить к созданию вооруженных сил, гарантирующих сохранение "жизненного пространства" в "стратегических границах".
В Китае существует восемь стратегических военных концепций:
"Национальной безопасности". Национальная безопасность рассматривается руководством КНР как процесс устранения внутренних и внешних опасностей и угроз китайскому государству и как способ достижения общенациональных целей на глобальном и региональном уровнях путем наращивания "комплексной мощи государства", главными составляющими которой выступают развитая экономика, наука и техника, внутриполитическая стабильность и крепкая оборона;
"Ограниченного ядерного контрудара в целях самозащиты". Китайское руководство, взяв обязательство никогда не применять ядерное оружие первыми, в то же время обосновывает дальнейшее развитие своих стратегических ядерных сил трехкомпонентного состава - стратегических ракетных войск, стратегической авиации, атомного ракетного подводного флота - в качестве компактных ядерных сил сдерживания с достаточной эффективностью выполнения ими боевых задач в ответных действиях при различных вариантах складывающейся военно-политической обстановки и в любых условиях, а также как элемента устрашения "малых гегемонистов" в Азиатско-Тихоокеанском регионе;
"Народной войны в современных условиях". По мнению военно-политического руководства страны при строительстве вооруженных сил следует развивать прежде всего их качественные, а не количественные показатели, не игнорируя при этом демографический фактор;
"Активной обороны". Она определяет единство обороны и наступления, направлена на подготовку экономики и вооруженных сил к ведению длительной активной стратегической обороны на заранее подготовленных рубежах с целью изменения соотношения сил в свою пользу и обеспечения перехода китайских войск в контрнаступление.
"Триединой системы вооруженных сил". Наличие в составе вооруженных сил Китая трех составляющих - НОАК, народной вооруженной милиции и народного ополчения - позволяет вести маневренные, позиционные и партизанские действия, а также решать вопросы поддержания общественного порядка в стране и обеспечения внутренней безопасности в государстве, подготовки резервистов и достаточно быстрого крупномасштабного мобилизационного развертывания войск;
"Быстрого реагирования". Характер возможных военных опасностей для КНР предопределяет необходимость создания и включения в состав Народно-освободительной армии Китая боевых компонентов ("дежурных сил", "сил быстрого реагирования"), обладающих высокой реакцией и способных решать внезапно возникающие задачи;
"Локальных войн". Считая маловероятным развязывание в ближайшие 10-20 лет мировой войны, китайское руководство полагает, что из-за нерешенности политических проблем в Азиатско-Тихоокеанском регионе и наличия спорных территориальных вопросов существует на этот период лишь "угроза локальных войн и военных конфликтов", ведение которых расценивается Китаем как "законный и эффективный" способ предотвращения мировой войны, так как якобы с помощью локального вооруженного насилия можно достичь определенных политических целей и таким образом препятствовать количественному накоплению острых противоречий в регионе и мире в целом;
"Стратегических границ и жизненного пространства". В ней обосновываются притязания Китая на создание собственных сфер влияния в АТР и формирование экономически и политически выгодного ему "жизненного пространства" в пределах "стратегических границ", не совпадающих с государственными, которые должны расширяться по мере усиления экономической и военной мощи государства.
Анализ стратегических военных концепций показывает, что их политическое содержание в целом определяется стремлением китайского руководства к превращению страны в мощное современное государство, способное наравне с другими ведущими державами мира оказывать определяющее влияние на развитие международной обстановки. Но в отличие от прежних лет достижение этой цели планируется осуществить не с помощью применения только одной военной силы, а через лидерство, базирующееся на "комплексной мощи государства" и политическом авторитете. Военно-техническая составляющая стратегических концепции признает целесообразным сосредоточить основные усилия на улучшении качественных параметров вооруженных сил, обеспечивающих приоритет таких направлений их совершенствования, как рост огневой мощи, подвижности, управляемости на всех уровнях - от стратегического до тактического.
Оценивая нынешнее состояние вооруженных сил КНР, можно сделать вывод о том, что их боевая мощь в целом обеспечивает решение стоящих перед ними задач. Военное строительство планируется подчинить общеэкономическим интересам государства и поставить в прямую зависимость от темпов развития экономики, науки и техники, а основные усилия рекомендуется сосредоточить на улучшении качественных параметров НОАК.
Основные направления строительства
и применения НОАК
Согласно принятому стратегическому курсу модернизация обороны страны поставлена в прямую зависимость от темпов опережающего развития экономики, науки и техники. Повышение боевой мощи НОАК предусматривает обеспечение роста профессионального уровня командного состава, улучшение качественных параметров военной техники и снятие с вооружения устаревших систем оружия, а также формирование новых структурных организаций, интенсификацию боевой и прежде всего оперативной подготовки войск и штабов.
Основные усилия военно-политического руководства страны направлены на создание армии, готовой к ведению боевых действий в региональных конфликтах различной интенсивности. В связи с этим принимаются меры по повышению способности ВМС, морской пехоты, мобильных соединений сухопутных войск к оперативному реагированию на возникающие кризисы.
Китайское командование отказалось от тех положений концепции "активной обороны" и "народной войны", которые предусматривают преднамеренное оставление своей территории и содержат идею обеспечения разгрома противника за счет использования крупных масс пехоты и тактики ведения партизанской войны. В рассматриваемых видах войн предусматривается уничтожение вторгшейся группировки войск противника уже на начальном этапе военных действий и полное восстановление территориальной целостности страны. Кроме того, в последних китайских теоретических разработках отмечается, что в интересах срыва наступления (вторжения) противника возможно также проведение упреждающего удара до начала войны. Концепция "упреждающего удара" основана на том, что началу военных действий будет предшествовать угрожаемый период, необходимый противнику для концентрации сил и средств и их оперативного развертывания непосредственно у государственных границ (побережья) Китая. В этих условиях, если "признаки подготовки противника к нападению очевидны", бомбардировочная авиация и другие ударно-огневые средства должны, используя фактор внезапности, нанести упреждающий удар.
Анализ военных действий с участием НОАК показывает, что при развязывании войн - прежде всего большого масштаба - Китай будет применять "наступательную" стратегию, содержанием которой на начальном этапе станут так называемый "стратегический удар" и проводимые вслед за ним наступательные (оборонительные на отдельных направлениях) операции. При этом "стратегический удар" считается одной из форм развязывания военных действий без объявления войны с задачей изначально захватить инициативу и создать благоприятные условия для перехода в наступление развернутыми группировками войск.
Основными формами ведения военных действий НОАК являются общевойсковые и самостоятельные операции, а также военные действия видов вооруженных сил.
Считается, что боевые действия в локальных войнах будут вестись с применением обычного оружия, хотя не исключается возможность применения "современного оружия с большим радиусом действия".
Учитывая особенности ограниченных локальных войн, фактически исключающие возможность победы в них многочисленных, но технически слабо оснащенных войск, китайские ученые разработали рекомендации по строительству национальных вооруженных сил. Было предложено в мирное время помимо войск, подготовленных для ведения войны в соответствии с концепцией "народной войны в современных условиях", иметь высокоманевренные, превосходно оснащенные в техническом отношении формирования, способные к быстрой реакции на внезапные изменения обстановки. Эти силы должны обладать возможностями во взаимодействии с основными группировками отражать внезапные нападения и вести быстротечные ограниченные войны, особенно в форме пограничных военных конфликтов. Считается, что силы быстрого реагирования будут незаменимы в ходе продолжающейся борьбы за острова. Создание и оснащение сил быстрого реагирования требует значительных средств. С целью экономии материальных и финансовых ресурсов страны развертывание различных формирований этих сил будет происходить на базе существующего боевого состава сухопутных войск, ВВС и ВМС.
Стратегические ракетные войска, являющиеся главной составляющей стратегических ядерных сил Китая, в которые также входят стратегическая авиация и атомный подводный флот, призваны решать следующие задачи:
в мирное время - обеспечивать реализацию сдерживания ядерных держав от нанесения ударов по Китаю и устрашение других потенциальных противников;
в военное время - нанести неприемлемый ущерб экономике и военному потенциалу противника, а также служить средством психологического воздействия на него.
Стратегическая задача сухопутных войск согласно боевым уставам НОАК, будет заключаться в отражении нападения противника на континентальных ТВД, разгроме его группировок, захвате и удержании стратегически важных районов.
Поддержка боевых действий сухопутных войск и ВМС, нанесение ударов по тылу противника станет главной задачей ВВС. Второй приоритетной задачей будет противовоздушная оборона важных объектов страны и группировок войск.
Основной задачей ВМС Китая в перспективе должна стать не только прибрежная оборона, но и активные оборонительные и наступательные действия на всю глубину морских (океанских) ТВД.
В интересах выполнения этих стратегических задач китайские специалисты предложили коренным образом пересмотреть основные направления развития НОАК. Считается, что главное внимание должно уделяться прежде всего совершенствованию стратегических ядерных сил, способных выполнять роль эффективного сдерживающего фактора как от ядерной угрозы, исходящей от США и России, так и от потенциальной опасности со стороны "региональных военных держав".
В развитии сил общего назначения предлагается основные усилия направить на формирование сил быстрого реагирования, дежурных сил, модернизацию авиационного парка с уменьшением в нем доли истребителей в пользу бомбардировщиков и штурмовиков, развитие ракетного оружия различного назначения, совершенствование техники ВМС в условиях дальнейшего сокращения численности НОАК.
Предусматривается расширить НИОКР по созданию современных систем оружия и военной техники, в том числе высокоточного оружия.
Одно из центральных мест в научной деятельности китайских специалистов занимают вопросы мобилизационного развертывания вооруженных сил. Актуальность таких исследований вызвана прежде всего продолжающимся сокращением общей численности личного состава китайских вооруженных сил, снятием с вооружения устаревших образцов военной техники, возникновением существенных диспропорций в подготовке определенных категорий военнослужащих запаса к современным потребностям структурно изменившейся НОАК, связанным прежде всего с дефицитом в численности резервистов, владеющих современными военно-учетными специальностями. Для ликвидации вышеуказанных недостатков подготовка военнослужащих запаса по рекомендации военных ученых поставлена на плановую основу и проводится в специально организованных центрах. Важнейшим принципом формирования резервов НОАК стала их подготовка в каждой административной единице по всему перечню военно-учетных специальностей, что должно исключить необходимость перемещения специалистов в мобилизационный период. Для повышения боеспособности значительная их часть уже в мирное время включена в различные формирования резервных войск, с которыми ежегодно проводятся сборы и учения в составе регулярных войск.
Анализ вновь сформулированных стратегических задач видов вооруженных сил и направлений развития НОАК, намеченных китайским военно-политическим руководством, показывает, что они не только удовлетворяют современной военно-политической обстановке и состоянию вооруженных сил Китая, но и весьма перспективны, так как в наибольшей степени соответствуют доктринальным требованиям подготовки страны к борьбе за передел "стратегических границ" и расширения "жизненного пространства" в XXI веке.
Таким образом, анализ основных положений военной стратегии Китая показывает, что пекинское руководство с середины 80-х годов отказалось от абсолютизации курса на подготовку страны к крупномасштабной (мировой) войне. Основные его усилия в области строительства вооруженных сил и их боевого применения направлены на сдерживание потенциальных противников при минимальном уровне национальной военной мощи и обеспечении готовности НОАК к ведению прежде всего локальных войн, которые признаны наиболее вероятными в текущем столетии.
Трансформация взглядов
на ядерное сдерживание
Военно-политическое руководство Китая придает важнейшее значение развитию стратегических ядерных сил, рассматривая их как средство усиления своего политического влияния в регионе и в мире, а также как основной механизм реализации современной концепции "стратегических границ и жизненного пространства" в условиях сокращения ядерных арсеналов США и России.
В середине 50-х годов до разработки собственного ядерного оружия концептуально во взглядах китайского руководства на ядерную стратегию прослеживались два направления. Первое - официально декларируемое - принижало военную и политическую значимость ядерного оружия. Второе направление, культивируемое в среде высшего военно-политического руководства КНР, определяло ядерное оружие как неотъемлемый атрибут великодержавности страны, самостоятельной и независимой внешней политики, достижения руководящей роли Китая в мировом революционном процессе.
На утверждение ядерного оружия в таком качестве решающее значение оказала господствующая роль США и СССР в разрешении острейших дальневосточных военных кризисов, какими стали война в Корее (1950-1953 гг.) и китайско-американское столкновение в Тайваньском проливе (1958 г.). В ходе этих конфликтов Китай неоднократно подвергался угрозам со стороны США применить против него ядерное оружие, что вынуждало пекинское руководство существенно корректировать свои первоначальные политические и стратегические цели в этих конфликтах. Получив хорошие наглядные уроки о военно-политической значимости ядерного оружия и убедившись в непреклонно отрицательной реакции Советского Союза на многочисленные просьбы Китая поделиться с ним ядерными секретами, китайское руководство приняло решение о форсированном создании собственного ядерного потенциала.
Количественные потребности страны в ядерных боеприпасах "ограничиваются" созданием такого ядерного потенциала, который бы обеспечивал достижение долгосрочной политические цели и равноценное с США и СССР влияние на решение всех международных проблем.
Предполагается, что китайская атомная промышленность к началу 1995 г. произвела около 2000 ядерных зарядов для баллистических ракет, бомбардировщиков, артиллерийских снарядов и мин-фугасов.
Стратегические ракетные войска, значительно уступающие в количественном и качественном отношении уровню, достигнутому в этом виде оружия США и СССР и в условиях отсутствия у Китая реальных возможностей сравняться с ведущими державами в ядерной мощи, предполагалось использовать прежде всего в качестве фактора политического и военного "минимального сдерживания" противников. Учитывая высокую степень уязвимости своего ракетно-ядерного потенциала, китайское заявление о неприменении ядерного оружия первыми приняло характер концепции боевого использования СРВ в общей военной "теории уровней", предполагающую борьбу с противником тем же самым оружием, которое применяет он сам. Однако в определенных условиях данная концепция могла обеспечить Китаю и достижение долгосрочной гегемонистской цели. Это связывалось с тем, что с военно-политической точки зрения, в случае ядерного столкновения двух сверхдержав, она позволяла Китаю вывести из-под удара свои ядерные средства, а на заключительном его этапе нанести урон силам выигравшей стороны (СССР или США), чтобы сделать ее в военно-экономическом отношении слабее КНР и продиктовать "победителю" свои условия мира.
Окончательный отказ от ядерного паритета с США и РФ нашел свое отражение в принятой в 80-е годы доктринальной (ядерной) концепции "ограниченного ответного ядерного удара", утвердившей строительство компактных ядерных сил сдерживания, которые были бы способны выполнить свои боевые задачи в ответных действиях в различных вариантах складывающейся военно-политической обстановки и при любых военно-стратегических условиях. Данная концепция учитывает не только ограниченные экономические и финансовые ресурсы страны, но и предполагает учет в той или иной форме программ развития стратегических оборонительных систем и средств США и РФ (модернизацию существующих или развертывание новых), которые практически полностью могут нейтрализовать любой разумно возможный прирост существующих в Китае крайне уязвимых стратегических ядерных средств. Расчеты показывают, что китайские ракетные системы не способны преодолевать перспективные системы ПРО и это представляется одной из главных задач для Китая на глобальном уровне, которую ему предстоит, решить уже в текущем столетии.
Суть современной китайской ядерной стратегии можно свести к двум положениям:
в мирное время - сдерживание потенциальных противников от развязывания ядерной войны против Китая и обеспечение проведения независимой внешней политики, в том числе и через угрозу применения силы;
в военное время - сдерживание перерастания обычной войны в ядерную.
Достижение таких военно-политических целей возможно только при успешном выполнении СЯС своей стратегической задачи, заключающейся в обеспечении "сдерживания" ядерных держав и "устрашения" других потенциальных противников, а при развязывании военных действий - нанесение неприемлемого ущерба их экономике и военному потенциалу. Решение этой задачи в условиях ограниченного ядерного потенциала возможно лишь при постоянном качественном развитии СЯС, которое обеспечивало бы им выживаемость для ответных действий в любых сценариях военных конфликтов.
Ядерная концепция определяет не только направления строительства ядерных сил, но и их применение в форме ответного или ответно-встречного ударов. Однако, как показывают расчеты, состоящие на вооружении системы (особенно ракетные) вследствие их низкой боевой готовности, живучести и защищенности до сих пор не могут обеспечить нанесение ответно-встречного и достаточно мощного ответного ударов. Нанесение же внезапного ракетно-ядерного удара требует продолжительной предварительной подготовки. Это несоответствие ядерного потенциала ядерной концепции явилось основной причиной изменения взглядов на порядок применения Китаем ядерного оружия.
В последние годы военное руководство КНР стало уже допускать возможность начала применения ядерного оружия первыми, но на своей территории, если она будет занята агрессором. Это, по их мнению, не является нарушением взятого Китаем известного обязательства, так как оно предполагает якобы отказ от нанесения первого удара только по территории противника. Поэтому считается, что такое использование ядерного потенциала не должно спровоцировать ответный ядерный удар по Китаю. По нашей оценке, нанесение Китаем ядерного удара первым может быть осуществлено в таких экстремальных условиях как неудачное приграничное сражение и создавшаяся угроза полного разгрома основных группировок НОАК; потеря значительной части территории с важнейшими административно-политическими центрами и экономическими районами, имеющими стратегическое значение для исхода войны; реальная угроза уничтожения СЯС обычными средствами поражения и т.д.
Успешное выполнение ядерными силами Китая своей стратегической задачи диктует необходимость заблаговременной разработки различных вариантов их использования, которые должны предусматривать нанесение тщательно спланированных ударов, обеспечивающих политическое и военное сдерживание вероятного противника от развязывания военных действий против Китая. Учитывая низкий уровень технических и эксплуатационных характеристик существующих баллистических ракет наземного базирования, применение их по точечным объектам, особенно с большой степенью защиты, нецелесообразно, а потому маловероятно. Поэтому основными целями поражения для них будут являться крупные объекты экономического и военного потенциалов. Самолеты - носители ядерного оружия, несмотря на относительно низкую живучесть и недостаточную способность преодолевать системы ПВО противника, рассматриваются китайским руководством как наиболее точное и гибкое в боевом применении средство поражения. Ядерные средства ВВС, учитывая возможность осуществления бомбардировщиками повторных вылетов, являются своеобразным резервом СЯС. Они могут обеспечить нанесение последующих ядерных ударов по недостаточно пораженным или вновь выявленным целям (в том числе точечным), а также решение ряда непредвиденных задач, возникающих в ходе войны. Ядерные средства ВМС, являясь наименее уязвимым компонентом СЯС Китая, по мере их количественного роста должны обеспечить возможность нанесения ядерных ударов по стратегическим целям противника с нескольких направлений и поражение значительного количества объектов различных категорий.
Китай активно занимается исследованием вариантов неядерного оснащения баллистических ракет, актуальность которого обусловлена не только интересами экспорта вооружений, но и внешнеполитическими факторами - обеспечение стратегической безопасности страны в новом столетии, а также современными взглядами военно-политического руководства на применение национальных стратегических сил.
Первый фактор, определяющий развитие этого направления, связан с возможным принятием на вооружение к 2000-2005 гг. армиями Соединенных Штатов Америки и России стратегических систем в неядерном оснащении и их предложений о полном уничтожении ядерного оружия к 2010-2015 гг. Но для Китая, с политической точки зрения, эти предложения будут неприемлемыми, так как страна вряд ли сумеет ликвидировать технологическое отставание от научно-технических заделов США и России в области создания таких вооружений (составляющее сейчас не менее 15-25 лет) и добровольно вернуться на свои прежние международные позиции второстепенного государства образца 50-х годов. На этом основании можно утверждать, что и в XXI век Китай вступит ядерной державой и будет оставаться ей долгие годы. В связи с этим маловероятно согласие КНР на заключение далеко идущих соглашений по ядерному разоружению.
Второй фактор обусловлен принятием Китаем в 80-е годы двух доктринальных концепций - о "локальных войнах" и "ограниченном ответном ядерном ударе". Происшедшие в последнее десятилетие коренные изменения в мировой расстановке сил вынудили Китай существенно откорректировать свою военную стратегию. Сделав вывод об отсутствии непосредственной военной угрозы со стороны США и России и малой вероятности возникновения ядерной войны между ними (с вовлечением в нее Китая), китайская военная наука основное внимание переключила с проблем мировой войны на теорию подготовки и ведения локальных войн как единственно приемлемых в обозримом будущем. По мнению китайских аналитиков, только такие войны могут разрешать частные, но очень острые политические противоречия и препятствовать таким образом их критическому накоплению. Перед китайскими специалистами сразу же возникли трудности по активной реализации потенциала стратегических ракет в этом типе войн.
Высоко оценив боевое применение в ходе Иракского кризиса как иракских мобильных ракетных комплексов "Скад" (за скрытность их боевых действий и сильное деморализующее психологическое воздействие), так и американских высокоточных ракет "Томахок" (за высокую эффективность ударов), сделали вывод о допустимости применения ракет в безъядерном оснащении по безъядерным государствам. Считается, что пуск стратегических ракет с обычными головными частями будет оказывать не только поражающее воздействие на важнейшие административно-политические, экономические и военные цели, но и носить характер предупреждения о возможной эскалации конфликта и нанесении уже ядерного удара. Таким предупреждением - угрозой применения ядерных сил, по мнению китайских теоретиков, можно добиться капитуляции противника, прежде чем он использует все свои возможности оказания сопротивления китайским войскам. Однако исследования технического состояния китайских стратегических ракетных систем показали крайне низкую эффективность неядерного глубинного поражения территории противника в период до 2000 г., и таким образом, их временную неготовность к полноценному решению этой задачи в локальных войнах. Более успешно эта проблема может быть решена путем развертывания части БРСД "Дунфэн-21" в неядерном оснащении в первой половине 2000-х годов.
На основе проведенного анализа эволюции китайского ядерного потенциала, оценки его соответствия требованиям ядерной доктрины могут быть сформулированы наиболее устойчивые направления развития китайских стратегических систем.
Основной тенденцией в ближайшие годы останется дальнейшее качественное совершенствование СЯС при возможном незначительном количественном росте (около 160 ракетных комплексов, из них до 130 единиц наземного базирования, и 50 стратегических бомбардировщиков к 2015 г.). Генеральными направлениями их развития будут являться: достижение максимально возможной живучести, точности попадания и большей дальности стрельбы (полета) стратегических средств, автоматизации всех систем боевого управления СЯС.
В стратегических ракетных войсках предпочтение, видимо, будет отдано изменению структуры в пользу МБР, поскольку они наилучшим образом соответствуют геостратегическому положению страны и стратегической задаче, стоящей перед этим видом вооруженных сил, и являются наиболее эффективным средством "минимального сдерживания" ядерных держав. На достижение этих же целей направлено и строительство морского компонента СЯС. В ВВС основное внимание сосредоточится на развитии истребителей-бомбардировщиков как средства "двойного назначения", боевое использование которого эффективно как в ядерной, так и обычной войнах. Главным направлением военно-технической политики Китая на рубеже столетий станет создание стратегических неядерных высокочастотных средств устрашения в каждом компоненте стратегической триады.
НИОКР в обеспечение развития СЯС осуществляются в нескольких сравнительно узких направлениях и решают прикладные задачи повышения точности попадания баллистических ракет, создания РГЧ типа "МИРВ" и новых типов боеголовок, разработки твердотопливных двигателей, исследования способов базирования наземных ракетных комплексов, проектирования перспективной ПЛАРБ. Сохраняется приоритет программ развития и совершенствования стратегического и оперативно-тактического ракетного вооружения, выполнение которых согласовано с наращиванием национальной научно-технической и производственной базы, освоением современных технологий. Отличительной особенностью периода является переход на разработку твердотопливных ракет. В период до 2015 г. планируется продолжить развертывание БРСД "Дунфэн-21" и МБР "Дунфэн-5", а также мобильных ракетных комплексов оперативно-тактического назначения "Дунфэн-15" (в составе СРВ), завершить разработку МБР "Дунфэн-31" и "Дунфэн-41", построить ПЛАРБ нового типа с 16 ПУ разрабатываемых БРПЛ "Цзюйлан-2", провести модернизацию стратегических бомбардировщиков "Хун-6" с целью продления сроков их эксплуатации.
Таким образом, стратегические ядерные силы рассматриваются китайским руководством как один из главных факторов, обеспечивающих утверждение КНР в качестве самостоятельного мирового центра силы. Национальный ядерный потенциал считается важнейшим инструментом проведения внешней политики и эффективным средством защиты страны от посягательств великих держав и "региональных гегемонистов" диктовать Китаю правила его поведения на международной арене. Наличие крупных ядерных арсеналов в США и России сохраняет ядерную угрозу Китаю с их стороны, что вызывает необходимость дальнейшего развития китайского ядерного потенциала, который должен обладать способностью обеспечить национальную безопасность в случае ухудшения обстановки в будущем. Находящиеся же на вооружении НОАК баллистические ракеты и бомбардировщики не отвечают в полной мере современным требованиям китайской ядерной доктрины и по своим характеристикам отстают на 10-20 лет от аналогичного вооружения передовых стран мира, предопределяя тем самым их дальнейшее, главным образом качественное, совершенствование. Прогнозируемые изменения в боевых возможностях ядерного арсенала КНР могут значительно повысить способность СЯС к нанесению ответного и ответно-встречного удара. И хотя китайский ядерный потенциал, как уже отмечалось, в ближайшее время не достигнет американского или российского уровня, материальная обеспеченность внешнеполитического курса КНР значительно возрастет, что может способствовать увеличению его гибкости и агрессивности.
Что касается участия Пекина в процессе всеобщего ядерного разоружения, то можно смело утверждать: в новых технологических условиях интересы национальной безопасности потребуют отрицательной реакции руководства Китая на такого рода предложения других стран, и он будет придерживаться этой позиции столь долго, сколько необходимо для создания своих безъядерных стратегических систем.
18
СТРАТЕГИЧЕСКАЯ СТАБИЛЬНОСТЬ, 2000, №3
Клименко
2001 http://nvo.ng.ru/printed/concepts/2001-11-02/4_enemies.html
отрывки
Цыгичко и Пионтковский в "Военной мысли" # 2 за 2001 г. (равно как и некоторые другие авторы), опираясь на анализ растущих военного потенциала Китая и плотности его населения на фоне снижения аналогичных показателей в России, прогнозируют неизбежный разворот этого вектора в сторону последней и рекомендуют уже сегодня "предпринимать политические и военные меры для обеспечения безопасности". Считая ядерное сдерживание мерой недостаточной, альтернативу ему они видят "в создании в Дальневосточном регионе достаточно мощной группировки сил общего назначения и оборудовании театра военных действий"
экономика КНР одна из самых динамично развивающихся в мире. Будучи экстенсивной и высокозатратной, она требует все больше природных ресурсов, ограниченных в Китае, на фоне почти неисчерпаемых недр Сибири; армия Китая по численности может (после всеобщей мобилизации) сравниться со всем населением нашей страны, а ее мощь "благодаря усердию России" растет еще быстрее, чем мощь китайской экономики.
Основываясь на этой аргументации, директор ИПВА и видит военную угрозу для РФ со стороны Китая "как главную (а может быть - единственную)".
Однако ряд экспертов, базируясь на анализе складывающихся российско-китайских взаимоотношений, считают угрозу для России со стороны Китая не актуальной
Анализ статей названных выше авторов приводит к выводу о том, что противоречивость их суждений обусловлена различными подходами к выбору критериев для оценки и сопоставления доктринальных установок, недостаточной обоснованностью самих критериев. А самое главное - отсутствием четкого представления о сущности, содержании и о направленности эволюции военных доктрин государств АТР, воздействием каких факторов обусловлена эта эволюция. Отсюда и недостаточная научная корректность изложенных в статьях выводов.
Сравнительный анализ военных доктрин должен проводиться по комплексным методикам. В расчет следует принимать не только военный потенциал того или иного государства, но и намерения его военно-политического руководства и практическую подготовку к их реализации. По отдельности они могут расцениваться лишь в качестве факторов потенциальной военной опасности, которые вовсе не являются основой для лихорадочных военных приготовлений, для омертвления скудных ресурсов государства в сооружении оборонительных рубежей, которые потом порастут травой забвения, как это уже было в истории советско-китайских отношений.
Напротив, необходимо укреплять добрососедские отношения, размывать образ врага в сознании друг друга, делать прозрачной сферу военной деятельности, в том числе и методом активного диалога по содержанию и направленности военных доктрин
НЕ УКАЗЫВАТЬ ПАЛЬЦЕМ
Не случайно Военная доктрина России отказалась от традиционной персонификации угроз априори. Указав на противника, необходимо осуществлять и соответствующую военную политику. При этом точное, адресное определение государства-противника предопределит его ответную адекватную реакцию.
другой стороны, необходимо иметь четкое представление о статусе (пустая декларация или обязательный для исполнения документ) и о методиках формирования военных доктрин в различных странах. Наконец, знать, как понимается сам термин военная доктрина, весь понятийный аппарат, на котором строится ее содержание в том или ином государстве, как соотносится эта терминология с аналогичными терминами в других странах. А это - задача не только для практиков, но и, в еще большей степени, для ученых, как военных, так и гражданских.
Уже в настоящее время у России имеется ряд весьма близких с другими странами Дальнего Востока оценок по многим угрозам безопасности, в том числе связанных с активизацией деятельности международных террористических группировок, сохраняющимися в различных регионах мира очагами военных конфликтов и зонами нестабильности, развитием военных технологий и средств вооруженной борьбы, распространением оружия массового уничтожения и средств его доставки
С учетом этого в военной доктрине достаточно определить факторы, которыми обусловливаются военные угрозы.
Трансграничный характер действий международного терроризма требует объединения усилий всех государств и международных организаций в обеспечении должного отпора этому злу.
С учетом сказанного выше есть основание полагать, что проблема обсуждения методов формирования военных доктрин и сравнительного анализа их содержания актуальна.
Не так поймешь - врагов наживешь
К вопросу о сравнительном анализе военных доктрин
Об авторе: Анатолий Филиппович Клименко - сотрудник Института Дальнего Востока РАН, генерал-лейтенант запаса, кандидат наук.
Полемика
ОЦЕНКА ПОЛИТИКИ КИТАЯ В ОТНОШЕНИИ ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ
28 июля 2006
Нирмала Джоши
директор Фонда «Индия — Центральная Азия», Нью-Дели, Индия, профессор
История
Падение Берлинской стены в 1989 г. и последующий развал Советского Союза в 1991 г. повлекли за собой коренные изменения в историческом и геополитическом развитии Европы и Азии. На карте мира появились новые независимые государства, в том числе пять стран Центральной Азии.
Как и многие другие страны региона, Китай претерпел значительные геополитические изменения. На его западной границе появились три новые государства: Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан. В период жесткого советско-китайского противостояния обстановка в северных и западных провинциях Китая была неспокойной. Долгое время границы между СССР и КНР не были установлены, и только в 1991 г. было подписано Соглашение о советско-китайской границе. Китай был обеспокоен тем, что геополитические изменения могут привести к нестабильности в Синьцзяне, формируя благоприятную почву для группировок, добивающихся автономии. Еще одной ключевой проблемой китайской экономики стал энергетический вопрос.
За последнее десятилетие Китай сумел наладить добрососедские отношения со странами Центральной Азии, особенно со своими ближайшими соседями. В круг интересов Китая входят вопросы безопасности, политики, а также экономического и культурного развития. Сотрудничество КНР и Российской Федерации позволило Китаю стать крупным внешним игроком в Центральной Азии.
Интересы Китая в Центральной Азии
После развала СССР важнейшей задачей для Китая стало внедрение в жизнь принципов мирного сотрудничества между двумя странами, озвученных М.С.Горбачевым во Владивостоке в 1986 г. В рамках Владивостокских инициатив Михаил Горбачев предложил провести в 1986 г. приграничные переговоры с Китаем. Эти переговоры завершились только в 1996 г. Позднее были подписаны два важнейших соглашения. По словам заместителя начальника Генштаба Народной армии освобождения Сюн Гуанкайя, для их окончательного подписания потребовалось более 20-ти раундов переговоров [1]. Документы носят название «Договор о всеобщем запрещении ядерных испытаний» и «Договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний в приграничных районах». Эти договоры были направлены на укрепление взаимного доверия. Решение вопроса о границах положило конец конфронтации и открыло путь к диалогу о сотрудничестве. После подписания договоров Китай выступил с предложением о создании «Шанхайской пятерки» в апреле 1996 г.
Важное значение в стратегических планах Китая занимает вопрос безопасности его границ, включающий два основных момента: поддержание стабильности на приграничных территориях, обеспечение безопасности и экономического процветания для населения этих районов, а также мира и стабильности на границе путем проведения политики дружбы и добрососедства. В результате отношений, которые сложились между Китаем и Россией, в настоящее время КНР не считает последнюю страной, от которой может исходить угроза.
Китай беспокоит вопрос безопасности в Западном Синьцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР), где проживает уйгурское национальное меньшинство. В течение нескольких десятилетий уйгуры добивались большей автономии и независимости. Эта борьба была подавлена, а сторонники автономии объявлены сепаратистами. Сегодня уйгуры, не отказавшиеся от идеи независимости, ждут поддержки в решении своего вопроса со стороны стран Центральной Азии. К этому следует добавить, что по статистике в настоящее время более 300 тыс. уйгуров проживает в странах Центральной Азии, из которых 210 тыс. живут в Казахстане, 46 тыс. — в Кыргызстане и около 30 тыс. — в Узбекистане [2].
Многочисленная уйгурская диаспора по обе стороны границы вызывает тревогу китайского правительства, так как ее объединенные усилия по реализации идеи автономии вызывают угрозу распада страны. Китай надеется, что подписание главами государств — участников «Шанхайской пятерки» Договора об укреплении мира и добрососедских отношений вдоль границы будет сдерживать уйгурскую диаспору в ее стремлении найти поддержку в странах Центральной Азии.
Интересы Китая в Центральной Азии расширились с распространением сил религиозного экстремизма, терроризма и агрессивного национализма. Особенное беспокойство в этом отношении вызывает Афганистан. Падение правительства президента Наджибуллы в 1992 г. и победа моджахедов, сигнализировали о том, что Афганистан превращается в цитадель экстремизма. Упрочение позиций движения «Талибан» в 1996 г. способствовало укреплению сил экстремизма и терроризма, и развернувшаяся в 1992 г. гражданская война в Таджикистане стала этому доказательством.
В Ферганской долине стали активны две религиозные группировки: Исламское движение Узбекистана (ИДУ) и партия «Хизб ут-Тахрир». «Хизб ут-Тахрир» ставит своей целью создание Халифата, простирающегося от Монголии до берегов Каспийского моря. По этой схеме Синьцзян-Уйгурский автономный район также входит в Халифат. Довольно часто появляются сообщения о том, что уйгурские сепаратисты проходят подготовку в Афганистане, у которого есть общая граница с Китаем протяженностью 25 км.
Другим аспектом, характеризующим страны Центральной Азии, является светский характер их государственных режимов и подверженность давлению со стороны экстремистских элементов, которые представляют собой реальную угрозу для существующих режимов. Считается, что серия взрывов в Ташкенте (1999 г.) и Баткенской области Кыргызстана (2000 г.), а также попытка покушения на жизнь президента Ислама Каримова (1999 г.) были осуществлены экстремистскими группировками.
Китай и страны Центральной Азии имеют общее видение угрозы, исходящей от экстремистов и сепаратистов. В «Белой книге» Китая «Национальная оборона Китая в 2004 г.» упоминаются геополитические, этнические, религиозные и экономические противоречия, которые приводят к частым локальным войнам и вооруженным конфликтам [3].
Трагические события 11 сентября 2001 г. стали переломным моментом в борьбе с движением «Талибан». Страны Запада при поддержке России, Китая, Индии и государств Центральной Азии развернули глобальную войну против терроризма. Китай поддерживает антитеррористическую кампанию, возглавляемую США, но, тем не менее, у него создается впечатление, что страны Запада, и особенно США, стремятся контролировать природные ресурсы Центральной Азии и ослабить влияние России в этом регионе. Военное присутствие США в кыргызском Манасе всего в 200 км от китайской границы дает повод считать, что страны Запада, и особенно США, до сих пор мыслят категориями времен «холодной войны». Китай считает, что в отношении него все еще ведется «политика сдерживания» по всем границам. Предоставив свой аэропорт под военную базу США, Кыргызстан нарушил «букву и дух» Соглашения «Шанхайской пятерки». Узбекистан предоставил США авиабазу «Карши — Ханабад», а Казахстан, Таджикистан и Туркменистан предоставили свое воздушное пространство и возможность дозаправки самолетов антитеррористической коалиции. С точки зрения Китая, ситуация в Центральноазиатском регионе характеризуется как неопределенная.
Другим предметом острого беспокойства Китая является расширение НАТО на Восток. Предполагалось, что после окончания «холодной войны» произойдет свертывание НАТО, на деле же произошло его «возрождение». Расширение НАТО подразумевает продвижение на Восток идей демократии (западного образца), способных минимизировать проблемы, связанные с нестабильностью ситуации и растущими ожиданиями.
Несанкционированное ООН военное вторжение в Ирак в 2003 г. под руководством США было воспринято Китаем как попытка установления однополярного мира. Но, возможно, еще большее беспокойство вызвали так называемые «цветные революции, или «внедрение» демократии внешними силами. События в Кыргызстане в марте 2005 г. и в Андижане в мае 2005 г. увеличили возможность того, что уйгурские волнения в Китае получат поддержку извне. Способствуя демократическим преобразованиям, по мнению доктора Чэнь Зяньцюаня, США осуществляют грубое вмешательство во внутреннюю политику в странах Центральной Азии. «Цветные революции» — это американское изобретение, которое угрожает суверенитету центральноазиатских государств и ставит под удар их вполне легитимные правительства. Они создают питательную почву для террористических организаций и сил религиозного экстремизма, готовых «ловить рыбку в мутной воде» и использовать любую возможность для своего укрепления [4]. Поэтому Китай решительно поддержал президента Ислама Каримова в его решении обуздать мятежников твердой рукой. Китай стал первой страной, которую посетил президент Каримов после событий в Андижане.
Несмотря на противостояние в недавнем прошлом, в настоящее время Китай и Россию связывают тесные добрососедские узы. Страны имеют общие интересы в Центральной Азии, по крайней мере, в ближайшей перспективе. Договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве, подписанный в 2001 г., символизирует широту аспектов российско-китайских взаимоотношений.
Кроме того, что Центральная Азия имеет важное геостратегическое значение благодаря своему расположению в самом центре Евразийского континента, ее богатые природные ресурсы также привлекают к себе пристальное внимание. Центральная Азия обладает огромными энергетическими ресурсами: нефтью и природным газом. Также велика вероятность того, что в регионе имеются существенные неразведанные запасы. Энергобезопасность и нефтеобеспечение являются ключевым вопросом международной политики, поэтому борьба за контроль над энергетическими ресурсами Центральной Азии усилилась. С середины 1990-х гг. Китай выступает в роли импортера нефти. При современных темпах развития Китая его потребность в импортной нефти составит в 2020 г., по разным оценкам, от 200 до 300 млн т в год. В настоящее время этот показатель составляет приблизительно 60 млн т [5]. Поэтому, осуществляя свою энергетическую стратегию, Китай импортирует нефть и природный газ, а также принимает участие в разработке углеводородных месторождений за рубежом и планирует участие в новых проектах. Китай зависит от ближневосточной нефти и ищет альтернативный источник нефти, который не будет заблокирован в случае конфликта по тайваньскому вопросу.
Среди инициатив, начатых Китаем, была покупка Petro Kazakhstan — первой иностранной компании, приобретенной Китаем. Кроме того, Китайская национальная нефтяная корпорация вкладывает инвестиции в строительство трубопровода, по которому казахстанская нефть будет поставляться к китайской границе. По мнению китайской стороны, в условиях обеспечения энергетической безопасности страны цена не является определяющим фактором.
Таким образом, интересы Китая в Центральной Азии становятся все более разнообразными: от геополитической и энергетической безопасности до противодействия нетрадиционным угрозам безопасности и обеспечения политической стабильности. По мере расширения сферы жизненно важных интересов Китай вносит изменения в свою новую доктрину безопасности. Необходимо отметить, что в военно-политическом лексиконе Китая появились такие термины, как «стратегические границы» и «жизненное пространство» применительно к Центральной Азии [6]. А.Клименко считает, что при современных процессах глобализации необходимы определенные собственные зоны влияния или (согласно китайской терминологии) жизненного пространства, которые можно использовать для экономического и научно-технического развития в интересах обеспечения безопасности страны [7]. О «стратегических границах» он пишет: «Китайские теоретики верят, что стратегические границы жизненного пространства сверхдержав простираются далеко за пределы государственных границ, тогда как «жизненное пространство» более слабых государств иногда имеет стратегические границы, которые не соответствуют их «совокупной мощи», что может привести к территориальным потерям» [8] .
Политика Китая в Центральной Азии
Изменения, с которыми сталкивается Центральная Азия, носят транснациональный характер, а роль Китая в регионе растет, и поэтому китайское правительство делает главную ставку на региональный подход. Немаловажную роль в политике Китая играет Россия. Пока еще неясно, способствуют ли внешние факторы или региональное развитие укреплению стратегического партнерства между Россией и Китаем, но факты говорят за себя: обе страны стремятся к сотрудничеству в Центральной Азии. В отличие от США Китай не старается ослабить влияние России, а предпочитает видеть ее и центральноазиатские государства равноправными партнерами.
К 1998 г., после двух лет взаимодействия, «Шанхайская пятерка» решила расширить сферу своего внимания. В частности, на повестку дня был вынесен вопрос об укреплении безопасности в регионе, что отразилось в совместном заявлении участников алматинской встречи в 1998 г. На саммите в Бишкеке (1999 г.) также обсуждался вопрос региональной безопасности и была подчеркнута необходимость в эффективных мерах борьбы с любыми проявлениями экстремизма, сепаратизма и терроризма. Результатом саммита в Душанбе (2000 г.) стало еще большее расширение сферы деятельности «Шанхайской пятерки». В частности, участники обсуждали вопрос многостороннего экономического сотрудничества. Перед саммитом 2001 г. произошли два важных события. Во-первых, участники «Шанхайской пятерки» поняли, что пришло время преобразовать союз из инструмента поддержания мирных отношений на границе в региональную организацию, ведь внешние угрозы приобрели ярко выраженный транснациональный характер. С тех пор «Шанхайская пятерка» известна как Шанхайская организация сотрудничества (ШОС). Сторонами была подписана Шанхайская конвенция по борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом. Во-вторых, на саммите в Шанхае (2001 г.) Узбекистан стал полноправным членом ШОС.
Главная задача ШОС — поддержание мира и добрососедских отношений между странами-участницами, а также обеспечение безопасности вдоль их границ и в Синьцзяне. В Декларации Шанхайской организации сотрудничества, подписанной главами государств-участников 7 июня 2002 г., говорилось, что ШОС была создана с целью укрепления взаимного доверия, дружбы и добрососедства [9]… В задачи ШОС входят борьба с религиозным экстремизмом, сепаратизмом и терроризмом и расширение экономических связей. На саммите, прошедшем в Санкт-Петербурге в июне 2002 г., была принята Хартия ШОС, в которой члены организации еще раз подчеркнули важность укрепления добрососедских связей и дружественной политики и готовность бороться с религиозным экстремизмом, сепаратизмом и терроризмом. Кроме того, были созданы некоторые новые структуры организации.
Как уже говорилось, позиции ШОС несколько ослабли, когда Кыргызстан разрешил США военное присутствие на своей территории. Однако после начала американской операции в Ираке цели ШОС вновь обрели актуальность. Была создана Региональная антитеррористическая структура (РАТС), в рамках которой в Пекине были дислоцированы силы быстрого реагирования. В августе 2003 г. были проведены первые антитеррористические учения в рамках ШОС «Взаимодействие-2003». Учения проходили в два этапа: первый — в казахстанском городе Учарал; второй — в Синьцзян-Уйгурском автономном районе. Эти мероприятия помогли участникам ШОС отладить навыки проведения совместных антитеррористических операций и определить новые направления сотрудничества [10].
На политическом уровне участники ШОС выразили свое мнение по вопросам международного значения. В частности, в заявлении, подписанном на саммите в Санкт-Петербурге (2002 г.), члены ШОС поддержали политику «единого Китая» и согласились, что Тайвань является его неотъемлемой частью [11]. Что касается военных действий США в Ираке, то на саммите в Москве (2003 г.) было сказано: «У нас общая позиция: в системе международных отношений альтернативы ООН как универсальной организации — нет» [12].
Уверенность ШОС была подтверждена на саммите, состоявшемся в Астане в июле 2005 г. В совместном заявлении участники потребовали, чтобы США обозначили срок вывода американских военных сил с баз «Манас» в Кыргызстане и «Карши — Ханабад» в Узбекистане [13]. Если изначально ШОС поддерживала военные действия Запада против «Талибана», то Россия и Китай отнеслись к долгосрочным целям западных стран в регионе настороженно. После поражения «Талибана» затянувшееся военное присутствие в регионе не могло не вызвать вопрос о намерениях США.
Несмотря на то, что ШОС была создана как активная и динамичная региональная структура, у нее есть свои камни преткновения. В частности, среди членов ШОС только Россия и Китай являются крупными державами, способными стать сильными игроками на мировой арене. Остальные четыре центральноазиатских государства лишь недавно обрели независимость, и им нужно время, чтобы выстроить новые социально-политические и экономические системы. В вопросе безопасности они зависят от России, за исключением Узбекистана, у которого есть собственные, пусть и скромные, оборонные силы и техника. Вместе с тем успех ШОС в большой мере зависит от российско-китайских отношений. Можно предположить, что в обозримом будущем сотрудничество между Россией и Китаем будет укрепляться. В то же время оба государства понимают, что поодиночке они не смогут противостоять Западу и влиять на развитие ситуации в регионе.
Несмотря на сложности, Россия продолжает питать надежды на восстановление утраченного статуса «сверхдержавы». Новая оборонная структура — Организация Договора коллективной безопасности (ОДКБ), — созданная в Душанбе в апреле 2003 г., стремительно вышла в лидеры в Центральной Азии. У ОДКБ есть свои законодательные инструменты и устав; организация была аккредитована ООН. Базы ОДКБ находятся в Канте (Кыргызстан) и Душанбе. Кроме того, в рамках организации сформированы антитеррористический центр в Бишкеке, объединенный штаб и коллективные силы быстрого реагирования. Также планируется создать объединенное командование. Для достижения целей ОДКБ необходимо участие Узбекистана, который до настоящего времени не принял предложение присоединиться к организации. Многие обозреватели полагают, что расширенное военное присутствие России в Центральной Азии — всего лишь демонстрация силы, нежели готовность предпринимать военные действия.
В августе 2004 г. ОДКБ провела в Кыргызстане учения «Рубеж-2004». Президент Кыргызстана Аскар Акаев назвал силы быстрого реагирования ОДКБ «бастионом безопасности в Центральной Азии». По его словам, у ОДКБ есть не только надежный щит, но появился и карающий меч [14]. Россия, кажется, стремится к более сильной оборонной интеграции в рамках ОДКБ.
Еще одна организация, в задачи которой входит укрепление безопасности, — Совещание по взаимодействию и мерам доверия в Азии (СВМДА), созданное по инициативе Казахстана. Эта более крупная структура включает главным образом страны, граничащие с Центральноазиатским регионом. СВМДА стремится расширить сотрудничество в сфере безопасности и добиться более устойчивого баланса и диверсификации отношений между его членами.
По мнению Чжана Вэньвэя, борьба за лидерство в решении проблем региональной безопасности создает элемент неопределенности во взаимодействии между Китаем и государствами Центральной Азии [15]. Чжан Вэньвэй полагает, что в результате такой конкуренции центральноазиатские страны проявляют тенденцию к диверсификации. Они стремятся выработать сбалансированную и прагматичную стратегию внешней безопасности, основанную на многосторонней дипломатии [16].
Еще один неблагоприятный фактор — это то, что государства Центральной Азии несколько отстают в экономическом развитии. По мнению Чжана Вэньвэя, их экономическая база остается слабой, равно как и устойчивость к внешним влияниям. Это отражается на сотрудничестве с Китаем в сфере безопасности: во-первых, создается социальная основа для распространения «трех сил зла»; во-вторых, использование устаревшего оружия и техники, а также слабый уровень подготовки к боевым действиям ослабляют оборонную способность этих стран [17]. В настоящее время сложно предсказать, какая из двух организаций — ШОС или ОДКБ — выйдет в лидеры.
Внешняя политика центральноазиатских государств
Не менее важны вопросы о том, какие приоритеты установлены во внешней политике центральноазиатских государств и какую роль они отводят ШОС.
Казахстан и Кыргызстан выбрали многовекторный подход. Другими словами, они предпочитают проводить в отношении крупных держав сбалансированную политику, оставляющую необходимое пространство для их независимости. Вместе с тем геополитическое напряжение требует от них и поддержания дружественных отношений с Китаем. Как писал китайский ученый, «…страны — участницы ШОС имеют общую границу. Невозможно представить, чтобы центральноазиатские государства развивали экономику и укрепляли внутреннюю стабильность без поддержки соседей» [18].
В Центральной Азии было создано несколько экономических групп. Одна из них — Евразийское экономическое сообщество (ЕврАзЭс) — сформирована в 2001 г. Беларусью, Казахстаном, Кыргызстаном, Россией и Таджикистаном. В январе 2006 г. к ЕврАзЭс присоединился Узбекистан. В рамках Содружества независимых государств (СНГ) было создано несколько структур, например Единое экономическое пространство и Евразийский газовый альянс, чьи задачи схожи с задачами ШОС. В плане экономического сотрудничества ШОС предстоит достичь многого, так как ее цели долгосрочны [19]. Как бы то ни было, Китай расширяет экономическое взаимодействие с центральноазиатскими государствами, делая упор на инвестиции во взаимовыгодные проекты.
Что касается самих государств Центральной Азии, то их попытки развивать региональное сотрудничество пока не оправдывают ожиданий. Центральноазиатское экономическое сообщество в феврале 2002 г. было преобразовано в организацию «Центральноазиатское сотрудничество» (ЦАС), целью которой было развитие многостороннего экономического взаимодействия в регионе. Позже ЦАС стала Центральноазиатским экономическим союзом (ЦАЭС). Статус таких организаций сегодня не вполне понятен, более того — их становится слишком много. Представляется, что у ШОС есть больше шансов превратиться во влиятельную структуру: организацию поддерживают Китай и Россия. Несмотря на существующие проблемы, ШОС остается ведущей региональной группой в Центральной Азии.
Один из приоритетов Китая — энергетическая безопасность, поэтому связи с Казахстаном и Туркменистаном, обладающими крупными энергоресурсами, имеют для него большое значение. Китай вкладывает немалые средства в развитие казахстанского энергетического сектора: от разведки и строительства экспортных трубопроводов до прямых закупок. По сообщениям СМИ, стороны ведут переговоры по новым проектам в этой отрасли.
Взаимодействие между Китаем и Туркменистаном пока находится на начальной стадии и, в частности, касается вопросов транспортировки. Рассматриваются три варианта организации транспортных потоков: 1) через Казахстан; 2) через Афганистан и Таджикистан и 3) строительство Трансафганского газопровода до г. Мултан в Пакистане. Китай также принимает участие в разведке новых месторождений в Туркменистане и Узбекистане. СМИ сообщают, что Кыргызстан поставляет в Синьцзян гидроэлектроэнергию.
Еще одно значимое направление в политике Китая — развитие коммуникаций. Китай активно участвует в строительстве дорог, соединяющих его территорию с центральноазиатскими государствами. В этом плане очень полезна работа китайских компаний в Кыргызстане, где идет модернизация существующих и строительство новых транспортных коридоров. Продолжается восстановление автомагистрали «Китай — Кыргызстан — Узбекистан». Недавно завершилось строительство автодороги между Китаем и Таджикистаном, которая может обеспечить выход к Индийскому океану через Афганистан и Пакистан. В настоящее время реализуются двенадцать проектов, которые свяжут Казахстан с Синьцзяном. Расширение транспортного сообщения между Китаем и центральноазиатскими государствами, несомненно, приведет к значительному увеличению торгового оборота. Приграничная торговля с Казахстаном и Кыргызстаном уже развивается достаточно интенсивно.
Экономическое сотрудничество остается главным вопросом на повестке дня, но подвижки в политической сфере не менее очевидны. Так, Китай подписал договоры о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве с Казахстаном и Кыргызстаном. В 2005 г. казахстано-китайские отношения были выведены на уровень стратегического партнерства. Кыргызстан — единственная страна, с которой Китай проводил совместные антитеррористические учения с участием вооруженных сил обоих государств. Эти мероприятия прошли в районе КПП «Иркештам» на кыргызско-китайской границе [20]. Более того, не считая ежегодных заседаний ШОС, которые дают возможность участникам обмениваться мнениями, Китай и Кыргызстан регулярно проводят дипломатические встречи на высшем уровне.
В заключение необходимо отметить, что растущий интерес Китая к Центральноазиатскому региону очевиден. При этом Китай уделяет особое внимание укреплению безопасности и экономическому взаимодействию. Региональная политика Китая направлена на обеспечение мира, стабильности и развития. Созданная по его инициативе Шанхайская организация сотрудничества стала динамичной, лидирующей региональной структурой. Время покажет, удастся ли ей сохранить свои сегодняшние позиции. Что касается двусторонних отношений, то Китай стремится к созданию устойчивого взаимодействия с центральноазиатскими государствами.
Со временем, когда страны Центральной Азии сделают еще один шаг вперед на пути преобразований, в регионе могут произойти радикальные изменения. Эволюция государственного аппарата и интеграция этих государств в мировую экономику не только требуют большого внимания, но и могут повлиять на позиции ШОС. Характер отношений между центральноазиатскими странами и Китаем также может измениться, не говоря уже о геополитическом взаимодействии. Весьма вероятно, что Индия, получив статус наблюдателя при ШОС (2005 г.), станет активным игроком в регионе. Эта страна пользуется уважением в Центральной Азии благодаря историческим связям и культурным традициям и считается сегодня надежным партнером.
Опыт Индии в построении государственности может оказаться полезным для центральноазиатских государств. Активное участие этой страны в международной политике и ее достижения в сфере информационных и высоких технологий и науки открывают новые возможности сотрудничества с регионом. Несмотря на то, что у Индии нет прямого выхода на страны Центральной Азии, ее участие в партнерстве с Россией заслуживает внимания.
Литература
1. General Xiong Guangka. Promote Shanghai Spirit and Boost Peace and Development // International Strategic Studies. — Beijing, 4 June, 2004. — P. 1.
2. Сыроежкин К.Л. Мифы и реальность этнического сепаратизма в Китае и безопасность Центральной Азии. — Алматы: Дайк-Пресс, 2003. — С. 703.
3. Text of China’s National Defense in 2004 // htpp// news.xinhuqnet.com.English/2004.12/27.
4. Xiangyang, Ch. Assessment of International Situation and China’s Security Environment in 2005 // Foreign Affairs Journal (Beijing). — December, 2005. — No. 78. — P. 24.
5. Клименко А. К вопросу об эволюции военной политики и военной доктрины Китая // Военная мысль. — М., 2005. — №2 (вып. 14). — С. 49.
6. Там же. №5. — С. 48.
7. Там же. С. 50.
8. Там же. С. 51.
9. Bakshi, J. Russia-China Relations: Implications for India. — New Delhi, 2004. — P. 303.
10. The Times of Central Asia (Бишкек). — 22.07.04 // htpp//www/times.kg.
11. Ibid.
12. China, Russia, Central Asian Nations Strengthen Ties. — 29.05.03 // htpp//www.edi.org/russia.
13. Новые известия. — М., 07.07.05.
14. The Times of Central Asia. — 12.08.04.
15. Wenwei, Zh. An Observation of Security Cooperation between China and the Central Asian Countries // International Strategic Studies. — Beijing, 04.06.04. — Р. 31.
16. Ibid. P. 33.
17. Ibid. P. 35.
18. Zhaunghzi, S. New and Old Regionalism: The SCO and Sino-Central Asian Relations // The Review of International Affairs. — Summer, 2004. — Vol. 3, No. 4. — P. 606.
19. Huasheng, Zh. New Situation in Central Asia and Shanghai Cooperation Organization // China and Asia’s Security. — Singapore, 2005. — P. 27.
20. htpp//english.people.com.cn, 24.09.02.
Статья опубликована в научном издании «Перспективы укрепления казахстанско-индийского партнерства».–Алматы: Казахстанский институт стратегических исследований при Президенте Республики Казахстан, 2006.
Архив (Внешняя политика)
