Встреча: Статья

	От	Кактус
	К	Кактус
	Дата	11.05.2010 00:56:17
	Рубрики	Управление & методология;

DE CORPORE 2: METROPOLIS

Стр. 249 – 261.

Перевод выписок из интересного отступления в книге, посвященного среде обитания современного человека – глобальному городу. Комментарий попробую написать на этой неделе.

The metropolis might be considered first the skeleton and spinal cord of the multitude, that is, the built environment that supports its activity, and the social environment that constitutes a repository and skill set of affects, social relations, habits, desires, knowledges, and cultural circuits.
Метрополис может рассматриваться в первую очередь как скелет и спинной мозг множества, то есть он создает среду которая поддерживает его активность, основывает вместилище и искусное сочетание аффектов, социальных отношений, обычаев, страстей, знаний и культурных сфер.

We understand the metropolis instead as the inorganic body, that is, the body without organs of the multitude.
Мы понимаем метрополис как неорганическое тело, то есть тело без органов множества.

In the era of biopolitical production the metropolis increasingly fulfills this role as the inorganic body of the multitude.
В эпоху биополитического производства метрополис все больше и больше выполняет эту роль как неорганического тела множества.

When we focus on production, in fact, we arrive at a more [250] precise and suggestive analogy: the metropolis is to the multitude what the factory was to the industrial working class. The factory constituted in the previous era the primary site and posed the conditions for three central activities of the industrial working class: its production; its internal encounters and organization; and its expressions of antagonism and rebellion. The contemporary productive activities of the multitude, however, overflow the factory walls to permeate the entire metropolis, and in the process the qualities and potential of those activities are transformed fundamentally. We begin tracking down these changes by considering in turn the activities of the multitude in each of these domains: production, encounter, and antagonism.
Когда мы сосредотачиваемся на производстве как факте, мы достигаем этим больше точных и внушительных аналогий: метрополис для множества то, чем была фабрика для индустриального рабочего класса. Фабрика учреждала в предшествующую эпоху в первую очередь место и взаимосвязь условий для трех главных деятельностей индустриального рабочего класса: это производство, это внутренние встречи и организация, и это возрастание противостояния и сопротивления. Современная производящая деятельность множества, однако, выходит за пределы фабричных стен проходя через весь метрополис, и в процессе качество и потенциал такой деятельности фундаментально меняется. Мы начали отслеживать эти изменения обсуждая последовательно деятельность множества в каждой из этих сфер: производство, встречи и противостояние.

The metropolis, then, is entirely inserted in and integral to the cycle of biopolitical production: access to the reserve of the common embedded in it is the basis of production, and the results of production are in turn newly inscribed in the metropolis, reconstituting and transforming it. The metropolis is a factory for the production of the common. In contrast to large-scale industry, however, this cycle of biopolitical production is increasingly autonomous from capital, since its schemas of cooperation are generated in the productive process itself and any imposition of command poses an obstacle to productivity. Whereas the industrial factory generates profit, then, since its productivity depends on the schema of cooperation and the command of the capitalist, the metropolis primarily generates rent, which is the only means by which capital can capture the wealth created autonomously. Urban real estate values are thus in large part expressions of the common or what economists call the «externalities» embedded in the surrounding metropolitan terrain.
Метрополис, таким образом, полностью включает и объединяет круг биополитического производства: дает доступ к резервам общества включенным в базу производства, и к результатам производства, в свою очередь вновь включенным в метрополис, заново устанавливает и изменяет их. Метрополис есть фабрика по производству общества. В отличие от крупной индустрии, однако, круг биополитического производства становится все больше и больше независимым от капитала, так как его схема кооперации сама себя создала в процессе производства и любое приписывание командной позы лишь помеха продуктивности. Тогда как индустриальная фабрика генерирует прибыль, значит тогда ее продуктивность зависит от схемы кооперации и руководства капиталиста, метрополис преимущественно генерирует ренту, которая есть единственное средство присвоения капиталом богатства произведенного независимо от него. Цены на городскую недвижимость большей частью отражают общество или то что экономисты называют «облики» включенные в окружающую городскую местность.

Biopolitical production is transforming the city, creating a new metropolitan form.
Биополитическое производство трансформирует город, создает новые формы столиц.

Today, finally, the biopolitical city is emerging. With the passage to the hegemony of biopolitical production, the space of economic production and the space of the city tend to overlap. There is no longer a factory wall that divides the one from the other, and «externalities» are no longer external to the site of production that valorizes them. Workers produce throughout the metropolis, in its every crack and crevice. In fact, production of the common is becoming nothing but the life of the city itself.
Сегодня, наконец, появляется биополитический город. С переходом гегемонии биополитического производства, пространство экономического производства и пространство города тяготеют к наложению. Недолго фабричные стены что разделяли одну форму от другой, и «облики» недолго выглядели местом производства и обеспечивали устойчивый рост цен. Рабочие производят сквозь метрополис, сквозь каждый его излом и трещину. Фактически продукт общества становится ничем иным как жизнью самого города.

In addition to the immersion in the common produced by and productive of social life, another quality defines the metropolis: [252] the unpredictable, aleatory encounter or, rather, the encounter with alterity.
В дополнение к погружению в общественное производство как и продуктивность общественной жизни, другое качество определяет метрополис: непредсказуемые, случайные встречи, или скорее, встреча с изменчивостью.

As Baudelaire demonstrates in the context of the metropolis, the common and unforeseen encounters are mutually necessary.
Как Бодлер показывает в контексте метрополиса, общество и непредвиденные встречи взаимно необходимы.

Today, however, the circuits of communication and social cooperation are becoming generalized across the planet. Rural life is no longer characterized by isolation and incommunicability. There are, of course, different intensities of the common, but the lines of division have increasingly less relation to urban or rural environments.
Сегодня, однако, сфера коммуникации и общественной кооперации стала ведущей на планете. Деревенская жизнь недолго характеризовалась замкнутостью и необщительностью. Там, конечно напряженности в обществе различны, но линия разделения все меньше и меньше проходит между городом и его деревенским окружением.

The importance of these studies is to demonstrate, even in conditions of extreme adversity, what the poor can do, how they can produce the common and organize encounters.
Что важно в этих уроках, они показывают что даже в условиях крайней нужды бедняки могут сделать, как они могут производить общество и организовать встречи.

The concept of encounter we have used thus far as characteristic of the metropolis, however, is merely passive and spontaneous. In order for the metropolis to be for the multitude what the factory was for the industrial working class, it must be a site not only of encounter but also of organization and politics. This could be a definition of the Greek concept of polis: the place where encounters among singularities are organized politically. The great wealth of the metropolis is revealed when the felicitous encounter results in a new production of the common - when, for instance, people communicate their different knowledges, different capacities to form cooperatively something new. The felicitous encounter, in effect, produces a new social body that is more capable than either of the single bodies was alone.
Концепт встречи мы используем здесь и далее как характеристику метрополиса, однако, только встреч пассивных и спонтанных. В структуре где метрополис для множества играет ту же роль что фабрика для индустриального рабочего класса, он должен быть местом не только встреч но также организации и политики. Это может быть определено так же как греческий концепт полиса: место где встречи между неравновесностями организованы политически. Главное богатство метрополиса обнаружится когда результатом счастливых встреч станет новый продукт общества – когда, например, люди соединят их различные знания, различные способности для совместного создания чего-либо нового. Счастливые встречи, в результате производят новое социальное тело с большими возможностями чем единичные тела по отдельности.

The politics of the metropolis is the organization of encounters.
Политика метрополиса это организация встреч.

It should be clear at this point that the organization of encounters in the metropolis is not only a political matter but also immediately an economic one. Joyful encounters are economically significant acts and, in fact, are in many respects the pinnacle of the biopolitical economy. In them the common is discovered and the common is produced. This gives us a new view of the slogan we proposed earlier: the metropolis is to the multitude what the factory was to the industrial working class. The organization of the joyful encounters of the multitude corresponds to the productive deployment of workers on the factory floor, in cooperative teams, clustered around specific machines, or coordinated in the sequences of the assembly line; but the biopolitical production of wealth - and here is the central point - must be grasped from the other side, not from the perspective of capital but rather from that of the multitude. Capital, in fact, is not able to organize joyful encounters in the metropolis but can only capture or expropriate the common wealth produced. The multitude must organize these encounters autonomously and put into play the kind of training required for a politics of the metropolis. In the mid-1960s in the context of the Black Power movement, when the major U.S. cities were becoming predominantly black, Grace and James Boggs proposed a similar politics of autonomous organization of the metropolis with the slogan «The city is the black man's land.» Urban revolts under the banner of autonomy, in fact, were a prime motor leading to the crisis of the industrial city along with, eventually, the crisis of U.S. hegemony. But today urban revolts, though still strongly defined by race, are no longer led by those industrial figures. When metropolitan production is embedded in capitalist valorization, urban uprisings present original elements that herald new forms of organization, just like the first industrial worker strikes, which set off epidemics of sabotage against factories and their machines.
По этому пункту должна быть ясность что организация встреч в метрополисе это не только политическое дело но также непосредственно экономическая задача. Счастливые встречи есть экономически значимый акт и фактически во многом касается кульминационного пункта биополитической экономики. В этом общество совершает открытия и общество производит. Это дает нам новый взгляд на лозунг который мы предлагали раньше: метрополис для множества то же что фабрика для рабочего класса. Организация счастливых встреч для множества соответствует производительному раскрытию рабочего в фабричном цеху, в кооперативной команде, сгруппированной вокруг специфической машины, или координирующей последовательность соединяющих линий; но биополитическое производство богатства – и здесь центральный пункт – должно быть понято с другой стороны, не как взгляд со стороны капитала, а скорее со стороны множества. Капитал фактически не может организовать счастливые встречи в метрополисе но может только захватывать или присваивать богатство произведенное обществом. Множество должно организовывать такие встречи самостоятельно и ввести в игру несколько практик обязательных для политики метрополиса. В середине 1960-х в контексте движения Черной Силы, когда главные города США становились преимущественно черными, Грайс и Джеймс Боггс предлагали подобную политику независимой организации метрополиса под лозунгом: «Город – земля черных.» Городской бунт под знаменем автономии, фактически, был первым мотором, приведшим к кризису индустриальные города и соответственно, в конечном счете, к кризису гегемонии США. Но сегодня городской бунт, даже сильно определенный расовыми мотивами, недолго руководствуется такими индустриальными образами. Когда продукция метрополиса включена в капиталистическую стабилизацию через рост цен, городской мятеж представляет оригинальные элементы которые провозглашают новые формы организации, в точности похожие на первые забастовки индустриальных рабочих, которые начинались как эпидемия саботажа против предприятий и их машин.

The multitude, however, is never allowed freely and peacefully to manage the organization of the metropolis. In addition to the common and encounters, the metropolis is defined also and perhaps most significantly by antagonism and violence. One last [257] etymology highlights this face: in ancient Greek, metropolis is the «mother city» that dominates and controls the colonies.
Множество, однако, никогда не позволяет легко мирно управлять организацией метрополиса. В дополнение к обществу и встречам метрополис определяет также и возможно более многозначительно противостояние и насилие. Одна прошлая этимология подчеркивает этот лик: в древней Греции метрополис есть «мать городов» которая подавляет и контролирует колонии.

In addition to these hierarchies, however, we need also to see those that exist within every metropolis, sometimes in extremely close proximity, among different neighborhoods and within each. This is a geography of intensities and thresholds, like those maps of the heat of the earth's surface as seen from space.
В дополнение к этой иерархии, однако, нам нужно также видеть здесь существующее в каждом метрополисе глубоко скрытое сходство, между различными районами и внутри них. Это география интенсивностей и порогов напоминающая карты температуры земной поверхности как они видятся из космоса.

The divisions of the metropolis are constantly produced and enforced economically by rent and real estate values. Gentrification is one weapon that creates and maintains social divisions, reproducing in every metropolis on a smaller scale the global hierarchies and inequalities.
Разделение в метрополисе постоянно воспроизводится и усиливается экономически через ренту и цены на недвижимость. Реконструкция есть одно из орудий создания и поддержания социального разделения, воспроизводится в каждом метрополисе на малейших уровнях глобальной иерархии и различия.

Since biopolitical production requires autonomy, as we saw earlier, capital becomes increasingly external to the productive process, and thus all of its means to expropriate value pose obstacles and destroy or corrupt the common. Capital becomes, perhaps paradoxically, a barrier to the production of wealth. The indignation and antagonism of the [259] multitude is thus directed not only against the violence of hierarchy and control but also in defense of the productivity of the common and the freedom of encounters. But where exactly can this productive multitude rebel? For the industrial workers the factory provides the obvious site: the boss is in your face, the machines can be sabotaged, the plant occupied, production interrupted, and so forth.
Так как биополитическое производство требует автономии, как мы видели раньше, капитал становится все более и более внешним по отношению к процессу производства, и так все его возможности присвоить ценности становится препятствием и уничтожает или отравляет общество. Капитал становится, возможно парадоксально, барьером для производства богатства. Возмущение и противостояние множества таким образом не только против насилия иерархии и контроля но также на защиту продуктивности общества и свободы встреч. Но где точно может это сопротивление продуктивности множества? Для индустриального рабочего фабрика предусматривает очевидное место: начальник перед ним, машины можно сломать, завод захватить, производство прекратить, и так далее.

It seems that the multitude in the metropolis has no comparable site for its rebellion and thus risks venting its rage in a void, but in recent years we have witnessed a series of metropolitan jacqueries that experiment with solutions to this problem. The piqueteros in Argentina beginning in 2001, for example, develop in literal terms our analogy between the factory and the metropolis: unemployed workers, who have no factory gates to block, decide instead to «picket» the city, blocking streets, obstructing traffic, bringing the metropolis to a halt. The piqueteros tested, in other words, a kind of wildcat strike against the metropolis. The Bolivian battles over water and gas in 2000 and 2003, which we analyzed in Part 2, developed similar tactics, frequently blocking the highway that links the major cities. At the peak of the struggle in 2003, the rebellious multitude descended from El Alto, the poor, predominantly indigenous suburb that encircles La Paz, and occupied the city center and its exclusive white neighborhoods, overflowing the barriers of racial segregation and wealth, creating panic among the elites.
Это показывает что множество в метрополисе не имеет сопоставимого места для сопротивления и таким образом есть риск прорыва его ярости в пустоту, но в недавние годы мы видели серию метрополитических жакерий которые проверилиразрешима ли эта проблема. Движение пикетерос в Аргентине начавшееся в 2001, например, развивалось в буквальных терминах нашей аналогии между фабрикой и метрополисом: незанятые рабочие, которые не имели фабричных ворот чтобы их заблокировать, решили вместо этого пикетировать город, перекрывать улицы, прекращать движение, приводить метрополис к параличу. Пикетерос проверили, другими словами, вид забастовки без разрешения профсоюза против метрополиса. Боливийские битвы за воду и газ в 2000 и 2003 которые мы анализировали в части 2 развили подобную тактику периодического блокирования шоссе что соединяют главные города. На пике борьбы в 2003 сопротивление множества перешло от Эль Альто, бедного подчиненного туземного пригорода который окружает Ла Пас, и заняло городской центр с его исключительно белыми обитателями, перетекло барьеры расового разделения и богатства, вызвало панику элиты.

The metropolitanization of the world does not necessarily just mean a generalization of structures of hierarchy and exploitation. It can also mean a generalization of rebellion and then, possibly, the growth of networks of cooperation and communication, the increased intensity of the common and encounters among singularities. This is where the multitude is finding its home.
Метрополизация мира не обязательно точно предполагает генерализацию структур иерархии и эксплуатации. Можно также иметь в виду генерализацию сопротивления и затем, возможно, рост сетей кооперации и коммуникации, возрастание интенсивности общества и встреч между неравновесностями. Там множество найдет свой дом.

Комментарий - Кактус 12.05.2010 17:04:31 (798, 7146 b)

"наш ответ западу- про коммунальное устройство мегаполиса". Дроздов

Пуденко Сергей

12.05.2010 22:49:15 (884, 6729 b)

Re: наш ответ западу

Кактус

13.05.2010 12:33:31 (722, 2244 b)

Re: наш ответ...

Кактус

28.06.2010 13:58:28 (809, 966 b)

Ответить на сообщение

Автор	Кактус	Время	11.05.2010 00:56:17
Тема	DE CORPORE 2: METROPOLIS
Рубрики	Управление & методология;

Тема

Поместить в корень <s> </s> <pre> </pre> <li>

>Стр. 249 – 261.

>Перевод выписок из интересного отступления в книге, посвященного среде обитания современного человека – глобальному городу. Комментарий попробую написать на этой неделе.

>The metropolis might be considered first the skeleton and spinal cord of the multitude, that is, the built environment that supports its activity, and the social environment that constitutes a repository and skill set of affects, social relations, habits, desires, knowledges, and cultural circuits. 
> Метрополис может рассматриваться в первую очередь как скелет и спинной мозг множества, то есть он создает среду которая поддерживает его активность, основывает вместилище и искусное сочетание аффектов, социальных отношений, обычаев, страстей, знаний и культурных сфер.

>We understand the metropolis instead as the inorganic body, that is, the body without organs of the multitude. 
> Мы понимаем метрополис как неорганическое тело, то есть тело без органов множества.

>In the era of biopolitical production the metropolis increasingly fulfills this role as the inorganic body of the multitude. 
> В эпоху биополитического производства метрополис все больше и больше выполняет эту роль как неорганического тела множества.

>When we focus on production, in fact, we arrive at a more [250] precise and suggestive analogy: the metropolis is to the multitude what the factory was to the industrial working class. The factory constituted in the previous era the primary site and posed the conditions for three central activities of the industrial working class: its production; its internal encounters and organization; and its expressions of antagonism and rebellion. The contemporary productive activities of the multitude, however, overflow the factory walls to permeate the entire metropolis, and in the process the qualities and potential of those activities are transformed fundamentally. We begin tracking down these changes by considering in turn the activities of the multitude in each of these domains: production, encounter, and antagonism. 
> Когда мы сосредотачиваемся на производстве как факте, мы достигаем этим больше точных и внушительных аналогий: метрополис для множества то, чем была фабрика для индустриального рабочего класса. Фабрика учреждала в предшествующую эпоху в первую очередь место и взаимосвязь условий для трех главных деятельностей индустриального рабочего класса: это производство, это внутренние встречи и организация, и это возрастание противостояния и сопротивления. Современная производящая деятельность множества, однако, выходит за пределы фабричных стен проходя через весь метрополис, и в процессе качество и потенциал такой деятельности фундаментально меняется. Мы начали отслеживать эти изменения обсуждая последовательно деятельность множества в каждой из этих сфер: производство, встречи и противостояние.

>The metropolis, then, is entirely inserted in and integral to the cycle of biopolitical production: access to the reserve of the common embedded in it is the basis of production, and the results of production are in turn newly inscribed in the metropolis, reconstituting and transforming it. The metropolis is a factory for the production of the common. In contrast to large-scale industry, however, this cycle of biopolitical production is increasingly autonomous from capital, since its schemas of cooperation are generated in the productive process itself and any imposition of command poses an obstacle to productivity. Whereas the industrial factory generates profit, then, since its productivity depends on the schema of cooperation and the command of the capitalist, the metropolis primarily generates rent, which is the only means by which capital can capture the wealth created autonomously. Urban real estate values are thus in large part expressions of the common or what economists call the «externalities» embedded in the surrounding metropolitan terrain. 
> Метрополис, таким образом, полностью включает и объединяет круг биополитического производства: дает доступ к резервам общества включенным в базу производства, и к результатам производства, в свою очередь вновь включенным в метрополис, заново устанавливает и изменяет их. Метрополис есть фабрика по производству общества. В отличие от крупной индустрии, однако, круг биополитического производства становится все больше и больше независимым от капитала, так как его схема кооперации сама себя создала в процессе производства и любое приписывание командной позы лишь помеха продуктивности. Тогда как индустриальная фабрика генерирует прибыль, значит тогда ее продуктивность зависит от схемы кооперации и руководства капиталиста, метрополис преимущественно генерирует ренту, которая есть единственное средство присвоения капиталом богатства произведенного независимо от него. Цены на городскую недвижимость большей частью отражают общество или то что экономисты называют «облики» включенные в окружающую городскую местность.

>Biopolitical production is transforming the city, creating a new metropolitan form. 
> Биополитическое производство трансформирует город, создает новые формы столиц.

>Today, finally, the biopolitical city is emerging. With the passage to the hegemony of biopolitical production, the space of economic production and the space of the city tend to overlap. There is no longer a factory wall that divides the one from the other, and «externalities» are no longer external to the site of production that valorizes them. Workers produce throughout the metropolis, in its every crack and crevice. In fact, production of the common is becoming nothing but the life of the city itself. 
> Сегодня, наконец, появляется биополитический город. С переходом гегемонии биополитического производства, пространство экономического производства и пространство города тяготеют к наложению. Недолго фабричные стены что разделяли одну форму от другой, и «облики» недолго выглядели местом производства и обеспечивали устойчивый рост цен. Рабочие производят сквозь метрополис, сквозь каждый его излом и трещину. Фактически продукт общества становится ничем иным как жизнью самого города.

>In addition to the immersion in the common produced by and productive of social life, another quality defines the metropolis: [252] the unpredictable, aleatory encounter or, rather, the encounter with alterity. 
> В дополнение к погружению в общественное производство как и продуктивность общественной жизни, другое качество определяет метрополис: непредсказуемые, случайные встречи, или скорее, встреча с изменчивостью.

>As Baudelaire demonstrates in the context of the metropolis, the common and unforeseen encounters are mutually necessary. 
> Как Бодлер показывает в контексте метрополиса, общество и непредвиденные встречи взаимно необходимы.

>Today, however, the circuits of communication and social cooperation are becoming generalized across the planet. Rural life is no longer characterized by isolation and incommunicability. There are, of course, different intensities of the common, but the lines of division have increasingly less relation to urban or rural environments. 
> Сегодня, однако, сфера коммуникации и общественной кооперации стала ведущей на планете. Деревенская жизнь недолго характеризовалась замкнутостью и необщительностью. Там, конечно напряженности в обществе различны, но линия разделения все меньше и меньше проходит между городом и его деревенским окружением.

>The importance of these studies is to demonstrate, even in conditions of extreme adversity, what the poor can do, how they can produce the common and organize encounters. 
> Что важно в этих уроках, они показывают что даже в условиях крайней нужды бедняки могут сделать, как они могут производить общество и организовать встречи.

>The concept of encounter we have used thus far as characteristic of the metropolis, however, is merely passive and spontaneous. In order for the metropolis to be for the multitude what the factory was for the industrial working class, it must be a site not only of encounter but also of organization and politics. This could be a definition of the Greek concept of polis: the place where encounters among singularities are organized politically. The great wealth of the metropolis is revealed when the felicitous encounter results in a new production of the common - when, for instance, people communicate their different knowledges, different capacities to form cooperatively something new. The felicitous encounter, in effect, produces a new social body that is more capable than either of the single bodies was alone. 
> Концепт встречи мы используем здесь и далее как характеристику метрополиса, однако, только встреч пассивных и спонтанных. В структуре где метрополис для множества играет ту же роль что фабрика для индустриального рабочего класса, он должен быть местом не только встреч но также организации и политики. Это может быть определено так же как греческий концепт полиса: место где встречи между неравновесностями организованы политически. Главное богатство метрополиса обнаружится когда результатом счастливых встреч станет новый продукт общества – когда, например, люди соединят их различные знания, различные способности для совместного создания чего-либо нового. Счастливые встречи, в результате производят новое социальное тело с большими возможностями чем единичные тела по отдельности.

>The politics of the metropolis is the organization of encounters. 
> Политика метрополиса это организация встреч.

>It should be clear at this point that the organization of encounters in the metropolis is not only a political matter but also immediately an economic one. Joyful encounters are economically significant acts and, in fact, are in many respects the pinnacle of the biopolitical economy. In them the common is discovered and the common is produced. This gives us a new view of the slogan we proposed earlier: the metropolis is to the multitude what the factory was to the industrial working class. The organization of the joyful encounters of the multitude corresponds to the productive deployment of workers on the factory floor, in cooperative teams, clustered around specific machines, or coordinated in the sequences of the assembly line; but the biopolitical production of wealth - and here is the central point - must be grasped from the other side, not from the perspective of capital but rather from that of the multitude. Capital, in fact, is not able to organize joyful encounters in the metropolis but can only capture or expropriate the common wealth produced. The multitude must organize these encounters autonomously and put into play the kind of training required for a politics of the metropolis. In the mid-1960s in the context of the Black Power movement, when the major U.S. cities were becoming predominantly black, Grace and James Boggs proposed a similar politics of autonomous organization of the metropolis with the slogan «The city is the black man's land.» Urban revolts under the banner of autonomy, in fact, were a prime motor leading to the crisis of the industrial city along with, eventually, the crisis of U.S. hegemony. But today urban revolts, though still strongly defined by race, are no longer led by those industrial figures. When metropolitan production is embedded in capitalist valorization, urban uprisings present original elements that herald new forms of organization, just like the first industrial worker strikes, which set off epidemics of sabotage against factories and their machines. 
> По этому пункту должна быть ясность что организация встреч в метрополисе это не только политическое дело но также непосредственно экономическая задача. Счастливые встречи есть экономически значимый акт и фактически во многом касается кульминационного пункта биополитической экономики. В этом общество совершает открытия и общество производит. Это дает нам новый взгляд на лозунг который мы предлагали раньше: метрополис для множества то же что фабрика для рабочего класса. Организация счастливых встреч для множества соответствует производительному раскрытию рабочего в фабричном цеху, в кооперативной команде, сгруппированной вокруг специфической машины, или координирующей последовательность соединяющих линий; но биополитическое производство богатства – и здесь центральный пункт – должно быть понято с другой стороны, не как взгляд со стороны капитала, а скорее со стороны множества. Капитал фактически не может организовать счастливые встречи в метрополисе но может только захватывать или присваивать богатство произведенное обществом. Множество должно организовывать такие встречи самостоятельно и ввести в игру несколько практик обязательных для политики метрополиса. В середине 1960-х в контексте движения Черной Силы, когда главные города США становились преимущественно черными, Грайс и Джеймс Боггс предлагали подобную политику независимой организации метрополиса под лозунгом: «Город – земля черных.» Городской бунт под знаменем автономии, фактически, был первым мотором, приведшим к кризису индустриальные города и соответственно, в конечном счете, к кризису гегемонии США. Но сегодня городской бунт, даже сильно определенный расовыми мотивами, недолго руководствуется такими индустриальными образами. Когда продукция метрополиса включена в капиталистическую стабилизацию через рост цен, городской мятеж представляет оригинальные элементы которые провозглашают новые формы организации, в точности похожие на первые забастовки индустриальных рабочих, которые начинались как эпидемия саботажа против предприятий и их машин.

>The multitude, however, is never allowed freely and peacefully to manage the organization of the metropolis. In addition to the common and encounters, the metropolis is defined also and perhaps most significantly by antagonism and violence. One last [257] etymology highlights this face: in ancient Greek, metropolis is the «mother city» that dominates and controls the colonies. 
> Множество, однако, никогда не позволяет легко мирно управлять организацией метрополиса. В дополнение к обществу и встречам метрополис определяет также и возможно более многозначительно противостояние и насилие. Одна прошлая этимология подчеркивает этот лик: в древней Греции метрополис есть «мать городов» которая подавляет и контролирует колонии.

>In addition to these hierarchies, however, we need also to see those that exist within every metropolis, sometimes in extremely close proximity, among different neighborhoods and within each. This is a geography of intensities and thresholds, like those maps of the heat of the earth's surface as seen from space. 
> В дополнение к этой иерархии, однако, нам нужно также видеть здесь существующее в каждом метрополисе глубоко скрытое сходство, между различными районами и внутри них. Это география интенсивностей и порогов напоминающая карты температуры земной поверхности как они видятся из космоса.

>The divisions of the metropolis are constantly produced and enforced economically by rent and real estate values. Gentrification is one weapon that creates and maintains social divisions, reproducing in every metropolis on a smaller scale the global hierarchies and inequalities. 
> Разделение в метрополисе постоянно воспроизводится и усиливается экономически через ренту и цены на недвижимость. Реконструкция есть одно из орудий создания и поддержания социального разделения, воспроизводится в каждом метрополисе на малейших уровнях глобальной иерархии и различия.

>Since biopolitical production requires autonomy, as we saw earlier, capital becomes increasingly external to the productive process, and thus all of its means to expropriate value pose obstacles and destroy or corrupt the common. Capital becomes, perhaps paradoxically, a barrier to the production of wealth. The indignation and antagonism of the [259] multitude is thus directed not only against the violence of hierarchy and control but also in defense of the productivity of the common and the freedom of encounters. But where exactly can this productive multitude rebel? For the industrial workers the factory provides the obvious site: the boss is in your face, the machines can be sabotaged, the plant occupied, production interrupted, and so forth. 
> Так как биополитическое производство требует автономии, как мы видели раньше, капитал становится все более и более внешним по отношению к процессу производства, и так все его возможности присвоить ценности становится препятствием и уничтожает или отравляет общество. Капитал становится, возможно парадоксально, барьером для производства богатства. Возмущение и противостояние множества таким образом не только против насилия иерархии и контроля но также на защиту продуктивности общества и свободы встреч. Но где точно может это сопротивление продуктивности множества? Для индустриального рабочего фабрика предусматривает очевидное место: начальник перед ним, машины можно сломать, завод захватить, производство прекратить, и так далее.

>It seems that the multitude in the metropolis has no comparable site for its rebellion and thus risks venting its rage in a void, but in recent years we have witnessed a series of metropolitan jacqueries that experiment with solutions to this problem. The piqueteros in Argentina beginning in 2001, for example, develop in literal terms our analogy between the factory and the metropolis: unemployed workers, who have no factory gates to block, decide instead to «picket» the city, blocking streets, obstructing traffic, bringing the metropolis to a halt. The piqueteros tested, in other words, a kind of wildcat strike against the metropolis. The Bolivian battles over water and gas in 2000 and 2003, which we analyzed in Part 2, developed similar tactics, frequently blocking the highway that links the major cities. At the peak of the struggle in 2003, the rebellious multitude descended from El Alto, the poor, predominantly indigenous suburb that encircles La Paz, and occupied the city center and its exclusive white neighborhoods, overflowing the barriers of racial segregation and wealth, creating panic among the elites. 
> Это показывает что множество в метрополисе не имеет сопоставимого места для сопротивления и таким образом есть риск прорыва его ярости в пустоту, но в недавние годы мы видели серию метрополитических жакерий которые проверилиразрешима ли эта проблема. Движение пикетерос в Аргентине начавшееся в 2001, например, развивалось в буквальных терминах нашей аналогии между фабрикой и метрополисом: незанятые рабочие, которые не имели фабричных ворот чтобы их заблокировать, решили вместо этого пикетировать город, перекрывать улицы, прекращать движение, приводить метрополис к параличу. Пикетерос проверили, другими словами, вид забастовки без разрешения профсоюза против метрополиса. Боливийские битвы за воду и газ в 2000 и 2003 которые мы анализировали в части 2 развили подобную тактику периодического блокирования шоссе что соединяют главные города. На пике борьбы в 2003 сопротивление множества перешло от Эль Альто, бедного подчиненного туземного пригорода который окружает Ла Пас, и заняло городской центр с его исключительно белыми обитателями, перетекло барьеры расового разделения и богатства, вызвало панику элиты.

>The metropolitanization of the world does not necessarily just mean a generalization of structures of hierarchy and exploitation. It can also mean a generalization of rebellion and then, possibly, the growth of networks of cooperation and communication, the increased intensity of the common and encounters among singularities. This is where the multitude is finding its home. 
> Метрополизация мира не обязательно точно предполагает генерализацию структур иерархии и эксплуатации. Можно также иметь в виду генерализацию сопротивления и затем, возможно, рост сетей кооперации и коммуникации, возрастание интенсивности общества и встреч между неравновесностями. Там множество найдет свой дом.

Ё Ж Й Ч Ш Щ Э Ю Я ё ж й ч ш щ ы ь э ю я