Igor Ignatov сообщил в новостях
следующее:124934@kmf...
> >Американскими советологами была изучена огромная масса материалов об
СССР. По странному стечению обстоятельств мне выпало читать некоторые из
их книг (и немало просмотреть). Одной из распространенных (если не
сказать господствующей) является теория о том, что русские (и частично
другие народы СССР) <и>другие - не в анатомическом смысле, а в
психологическом. Упрощенно говоря, статистически достоверно по-другому
отвечают на социологические опросы, чем граждане США (за исключением
некоторых изолированно живущих общин). Употребляемый для описания
отличий термин "моральный мазохизм" неудачен - ибо в русском языке,
кроме некоторого содержательного смысла, несет значительную
отрицательную эмоциональную составляющую (гораздо меньшую - если не
отсутствующую в английском). Скорее стоило бы перевести "морал
масохисм", "Руссиан славе соул" и т.д. как "долготерпимость" или
"притерпелость" (выражение Пастернака). Книги советологов написаны либо
отстраненно (как астроном о звездах), либо даже с некоторым сочувствием
к жителям СССР. Они пытаются описать эту разницу, чем именно русские -
другие (а некоторые - и объяснить ее). Можно считать их объяснения
малоубедительными, а терминологию оскорбительной, но отрицать само
явление трудно. В английском языке <и>нет пословицы "Смиренных духом
Господь спасает", "От судьбы не уйдешь" и других аналогичных из собрания
В.Даля, их даже трудно адекватно перевести. Американцу надо объяснять
смысл плаката "Родина-мать зовет", ассоциация своей страны с матерью, а
жителей с верными сынами в других культурах не самоочевидна! (на
аналогичном плакате в США изображен Джордж Вашингтон). У нас есть слово
"судьба", а в США - нет, обычные переводы фате или дестины не столь
всеобъемлющи, относятся к более ограниченным ситуациям и занимают
относительно небольшое место в англоязычных культурах (и их суммарная
частота употребления гораздо меньше, чем русского слова "судьба"). А раз
нет слова "судьба", то нет и стоящего за ним смыслового понятия, нет
фатализма. Как перевести "чему бывать, того не миновать", чтобы
американец понял?
>
> Советологи, которыx Вы читали, наверно, очень наивные. Все народы
"другие" - по отношению друг к другу.
>
есть и неидеологизированные гуманитарии и среди них - хорошие
исследователи ,называется это на новоязе"этнолингвистика". У нас -группа
Апресяна, ориентирующаяся на труды признанного авторитетеа -Анны
Вежбицкой.
В архиве форума несколько отрывков об этом. Ищется по "Вежбицкая"
> Насчет fate & destiny - ето, на мой вгляд, Ваша субьективная
интерпретация. Фате именно и означает, что судьба и уботребляется в
таком же, если не еще более "фатальном" контексте. Не то, чтобы етим
словом сыпали в каждом втором предложении, но оно, мягко говоря, не
редкое. Есть немало другиx слов, связанныx с фатальным контекстом -
fateful events, things that meant to be or to happen, etc.
>
> А уж что касается ограниченного места слова "destiny", то тут одно
"manifest destiny" чего стоит. Перевести б-во предложенных Вами
переговорок тоже довольно несложно.
>
> Ето я к тому, что мы такие же "американологи", как те исследователи -
советологи. Не там копаете, на мой взгляд.
>
>
(цитаты)
В числе прочего Вежбицкая выделяет в русскоязычном сознании
"неагентивность" и любовь к морали. "Неагентивность - ощущение того, что
людям неподвластна их собственная жизнь, что их способность
контролировать жизненные события ограничена... Любовь к морали -
абсолютизация моральных измерений человеческой жизни, акцент на борьбе
добра и зла (и в других, и в себе), любовь к крайним и категоричным
моральным суждениям". Между прочим, последний тезис дает основания
рассматривать нравоучительную риторику Данилы Багрова ("Брат-2"),
обращенную к англоязычным персонажам, как изысканную метафору,
обозначающую восстание языка, лингвистический бунт, спровоцированный
экспансией чуждой речевой и мыслительной культуры, а вовсе не как
косноязычную болтовню леворадикального и даже фашистского толка
...
Метаязык Анны Вежбицкой позволяет описывать на молекулярном уровне не
только слова данного языка,но и основные императивы данной культуры
"Сценарии того, как думать"
-----------------------------------
Одним из самых характерных для англо-американских"правил мышления"
является постулат"позитивного мышления"
Например, американский сценарий
....хорошо часто думать что-то вроде
"я могу сделать что-то(очень)хорошее"
"сценарии того как хотеть"
--------------------------------------
англо-амерский
.. каждый может говорить другим что-то вроде
" я хочу этого я не хочу этого"
так говорить хорошо
Хорошо гооворить другим людям что-то вроде
" я хочу знать что ты хочешь"
японский сценарий настаивает на противоположном
я не могу говорить другим людям что-то вроде
" я хочу этого , я не хочу этого"
...
=======
1 Падучева Е. Феномен Алены Вежбицкой. - В кн.: Вежбицкая А. Язык.
Культура. Познание. М., 1997, стр. 21.
2 Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание, стр. 34.
> >[1] Даниел Ранцоур-Лаферриере, "Тхе славе соул оф Руссиа - морал
масохисм анд тхе цулт оф суфферинг", НЫ, 1995 - "Рабская душа России.
Проблемы нравственного мазохизма и культ страдания", М.,
Арт-Бизнес-Центр, 1996
http://www.spasibo.ru/full/books/52363.html
Семантические универсалии и описание языков
Вежбицкая А.
Издательства: Языки русской культуры
Год выпуска: 1999
780 стр., 1 иллюстр., 70*100/16 Пер. с англ. А. Д. Шмелева под ред. Т.
В. Булыгиной
В книге собран ряд работ Анны Вежбицкой, в совокупности иллюстрирующих
различные аспекты применения языка элементарных концептов и
семантических универсалий к всестороннему описанию языка и культуры. На
основе эмпирических сопоставительных исследований Вежбицкая
демонстрирует "духовное единство человечества", которое манифестируется
в многообразии конкретных реализации. В частности, в книге
рассматриваются такие темы, как грамматическая семантика, анализ
ключевых концептов различных культур, культурно обусловленные сценарии
поведения.
В исследовании 1985 берет свое начало важная для последующего творчества
Вежбицкой идея <культурных стереотипов>, во многом определяющая
семантическую структуру того или иного языка. Эта идея затем развивается
в таких ее работах, как Прагматика культурного взаимодействия
(Cross-cultural pragmatics: the semantics of human interaction, 1991),
Семантика, культура и познание (Semantics, culture and cognition, 1992),
Понимание культур через ключевые слова (Understanding cultures through
their key words: English, Russian, Polish, German, Japanese, 1997),
Эмоции в разных языках и культурах (Emotions across languages and
cultures: diversity and universals, 1999) и др. Обращается внимание, в
частности, на специфические для каждого языка, непереводимые или плохо
переводимые понятия (такие, как русские судьба или душа). В то же время,
по глубокому убеждению Вежбицкой, несмотря на внешнее разнообразие
языков и культур, человечество обладает несомненной культурной
общностью, которая позволяет постулировать универсальный семантический
метаязык и заставляет Вежбицкую вновь и вновь возвращаться к идее
семантических примитивов.
...
---
и ещё без связи со средой обитания (например рассмотрение форм обращения/вежливости в разных языках по контрасту: скандинавские/японский или даже хотя бы английский/французский или по близости - немецкий/английский)
вчера общались с одним немцем (родом из Нюрнберга), обосновавшимся здесь (женился на нашей - "там они могут без меня" - это его ответ на вопрос почему он выбрал как ПМЖ Россию) - неплохо говорит по-русски
вот такие интересные моменты (его суждения):
1. немцы после 2-ой мировой получили большую травму (как нация, "от того, что натворили" (у него обда деда воевали, один погиб)), потеряли национальную самоидентичность, потому сильно американизировались (% полного населения, феминизм, стирание половых различий, фактич. отсутствие нац. культуры: кино ("разве что Фасбиндер, которого смотреть невозможно, но это искусство"), литература и т.п.)
2. стало оскорбительным обращаться фройляйн (аналогично - как у американцев/англиканцев - мисс) - надо только фрау... - по той же причине, что в штатах (кстати - во Франции обращение mademoiselle - скорее комплимент ("вы очаровательны и молодо выглядите") - сошлись с ним на том, что в Европе это сейчас единств. нация, сохранившая себя - м.б. отчасти из-за их антиамериканизма)
3. кино - крутят только голливудский ширпотреб
4. Оч. много турок - в Берлине оч. много турок - пожалуй, половина; ассимиляции с немцами абсолютно никакой нет - они даже едва говорят по-немецки (в отличие от, например, имеющейся ассимиляции во Франции с арабами и неграми)
5. обсуждали ещё различие понимания в языках - сильно меняется от времени внутри одной страны - напр., как говорили в германии в начале 70-х - сейчас так не говорят (аналогично - у нас...) - в т.ч. происходит и
некий сдвиг в значениях слов (хотя в определ. сфере - опошления языка - сдвиг значений - типа "я готов и собран" (ich bin ganz ung fertig - с моих слабых познаний в немецком) - уже звучит почти неприлично, а когда-то - это было вполне литературное выражение)
Сами формы языка внутри одной культуры/носителей языка сильно меняются достаточно быстро и много есть общих тенденций, так что делать глобальные выводы лучше осторожно.
Даже значения слов "терпеть/терпимость/притерпеться" - тоже меняются...
это адрес магазина где книжки продавали два года назад, когда шел
разговор о Вежбицкой.. Видно, все распродали. У меня три книжки
Вежбицкой, летом читал. Нравится. Вводная популярная статья во всею эту
тему Юлии Латыниной - она хорошо написала про основную затею
Вежбицкой -"алфавит человеческих мыслей" на основе трех
дестяков"семантических примитивов" - тоже есть , даже в е-виде, найду
выложу
>
> > https://vif2ne.org/nvz/forum/archive/47/47096.htm ...
> ...
>
> без конкретных примеров не оч. информативно
>
> и ещё без связи со средой обитания (например рассмотрение форм
обращения/вежливости в разных языках по контрасту:
скандинавские/японский или даже хотя бы английский/французский или по
близости - немецкий/английский)
>
Она лингвист, но не узко-цеховой,хотя и не надевает на себя маску
универсального "культуролога". ПРосто тщательно и мощно копает свой
огород,знает и любит языки , в том числе русский.
два отрывка из ее работ. Только имейте в виду, что _это_ "вынуто" из
середины всей конструкции и имеет целью полемически обозначить и выпукло
выразить основную позицию А.Вежбицкой - в данном случае с "монцентрами"
англосаксами, всякими хомскими-пинкерами. А сама разработка и
усовершенствование "алфавита" и потом верчение этого"кубика рубика" - в
других работах,на некоторые ссылки я дал
Людям, хорошо знающим два разных языка и две разные культуры (или
более), обычно очевидно, что язык и образ мышления взаимосвязаны (ср.
Hunt & Benaji 1988). Подвергать сомнению наличие такой связи на основе
мнимого отсутствия доказательств - значит не понимать, какова природа
доказательств, которые могли бы быть уместны в данном контексте. Тот
факт, что ни наука о мозге, ни информатика не могут ничего сказать нам о
связях между тем, как мы говорим, и тем, как мы мыслим, и о различиях в
образе мышления, связанных с различиями языков и культур, едва ли
доказывает, что таких связей вовсе нет. Тем не менее среди одноязычных
людей, равно как и среди некоторых специалистов по когнитивной науке
распространено категорическое отрицание существования такого рода связей
и различий.
Один из примеров такого отрицания, особенно обращающий на себя внимание,
дает нам недавно вышедший лингвистический бестселлер, написанный
психологом из Массачусетского технологического института Стивеном
Пинкером, чья книга "Языковой инстинкт" (Pinker 1994) превозносится на
суперобложке как "великолепная", "ослепительная" и "блестящая", а Ноам
Хомский восхваляет ее (на суперобложке) как "чрезвычайно ценную книгу,
весьма информативную и очень хорошо написанную". Пинкер (Pinker 1994:
58) пишет:
Как мы увидим в данной главе, нет никаких научных данных,
свидетельствующих о том, что языки существенным образом формируют образ
мышления носителей этих языков. Идея, что язык формирует мышление,
казалась правдоподобной, когда ученые ничего не знали о том, как
происходит процесс мышления, и даже о том, как можно это исследовать.
Теперь, когда знают, как следует мыслить о мышлении, стало меньшим
искушение приравнивать его к языку только по той причине, что слова
легче пощупать руками, нежели мысли (58).
Конечно, в книге Пинкера нет никаких данных, свидетельствующих о
возможной связи различий в мышлении с различиями языков,- но непонятно,
чем он доказывает, что "таких данных нет". Начать с того, что он не
рассматривает никаких языков, кроме английского. Вообще эта книга
отличается полным отсутствием интереса к другим языкам и другим
культурам, подчеркнутым тем фактом, что из 517 работ, включенных
Пинкером в библиографию, все работы - на английском языке.
Свое осуждение теории "лингвистической относительности" Пинкер
высказывает без обиняков. "Она неверна, совершенно неверна", -утверждает
он (57). Он высмеивает предположение что "фундаментальные категории
действительности не наличествуют в реальном мире, а налагаются культурой
(и потому могу быть подвергнуты сомнению...)" (57), и даже не
рассматривав возможность того, что если некоторые категории могут быть
врожденными, то другие могут в самом деле налагаться культурой. Oн также
полностью отвергает взгляды, высказанные Уорфом (Whorf 1956) в
знаменитом отрывке, заслуживающем того, чтобы его привести опять:
Мы расчленяем природу в направлении, подсказанном нашим родным языком.
Мы выделяем в мире явлений те или иные категории и типы совсем не
потому, что они (эти категории и типы) самоочевидны; напротив, мир
предстает перед нами как калейдоскопический поток впечатлений, который
должен быть организован нашим сознанием, а это значит в основном -
языковой системой, хранящейся в нашем сознании. Мы расчленяем мир,
организуем его в понятия и распределяем значения так, а не иначе в
основном потому, что мы - участники соглашения, предписывающего подобную
систематизацию. Это соглашение имеет силу для определенного речевого
коллектива и закреплено в системе моделей нашего языка. Это соглашение,
разумеется, никак и никем не сформулировано и лишь подразумевается, и
тем не менее мы участники этого соглашения; мы вообще не сможем
говорить, если только не подпишемся под систематизацией и классификацией
материала, обусловленной указанным соглашением (213).
Конечно, в этом отрывке немало преувеличений (как я постараюсь показать
ниже). Тем не менее никакой человек, действительно занимавшийся
межкультурными сопоставлениями, не станет отрицать того, что в нем
содержится и немалая доля истины.
...
"Можно простить людей, переоценивающих роль языка", говорит Пинкер
(Pinker 1994: 67). Можно простить и людей, недооценивающих ее. Но
убеждение, что можно понять человеческое познание и людскую психологию в
целом на основе одного английского языка, представляется близоруким,
если не совершенно моноцентричным.
Поле эмоций представляет собою хорошую иллюстрацию ловушки, в которую
можно попасть при попытке выявить универсалии, свойственные всем людям,
на основе одного родного язы
...
6. Ключевые слова и ядерные ценности культуры
Наряду с "культурной разработанностью" и "частотностью", еще один важный
принцип, связывающий лексический состав языка и культуру,- это принцип
"ключевых слов" (ср. Evans-Pritchani 1968 [1940], Williams 1976, Parian
1982, Moeran 1989). На самом деле эти три принципа оказываются
взаимосвязанными.
"Ключевые слова" - это слова, особенно важные и показательные для
отдельно взятой культуры. Например, в своей книге "Семантика, культура и
познание" (Semantics, culture and cognition, Wierzbicka 1992b) я
попыталась показать, что в русской культуре особенно важную роль играют
русские слова судьба, душа и тоска и что представление, которое они дают
об этой культуре, поистине неоценимо.
Нет никакого конечного множества таких слов в каком-либо языке, и не
существует никакой "объективной процедуры открытия", которая позволила
бы их выявить. Чтобы продемонстрировать, что то или иное слово имеет
особое значение для некоторой отдельно взятой культуры, необходимо
рассмотреть доводы в пользу этого. Конечно, каждое подобное утверждение
потребуется подкрепить данными, но одно дело данные, а другое -
"процедура открытия". Например, было бы смешно критиковать Рут Бенедикт
за особое внимание, которое она уделила японским словам gin и on, или
Мишель Розальдо за ее особое внимание к слову liget языка илонго на том
основании, что ни та, ни другая не объяснили, что привело их к
заключению, что указанные слова стоят того, чтобы на них
сосредоточиться, и не оправдали свой выбор на основе каких-то общих
процедур открытия. Важно, привел ли Бенедикт и Розальдо их выбор к
существенным идеям, которые могут оценить другие исследователи, знакомые
с рассматриваемыми культурами.
Как можно обосновать утверждение, что то или иное слово является одним
из "ключевых слов" некоторой культуры? Прежде всего, может понадобиться
установить (с помощью или без помощи частотного словаря), что слово, о
котором идет речь, представляет собою общеупотребительное, а не
периферийное слово. Может также понадобиться установить, что слово, о
котором идет речь (какой бы ни была общая частота его употребления),
очень часто используется в какой-то одной семантической сфере, например
в сфере эмоций или в области моральных суждений. Кроме того, может
оказаться нужным продемонстрировать, что данное слово находится в центре
целого фразеологического семейства, подобного семейству выражений с
русским словом душа (ср. Wierzbicka 1992Ь): на душе, в душе, по душе,
душа в душу, излить душу, отвести душу, открыть душу, душа нараспашку,
разговаривать по душам и т. д. Может быть, возможно будет также
показать, что предполагаемое "ключевое слово" часто встречается в
пословицах, в изречениях, в популярных песнях, в названиях книг и т. д.
Но дело не в том, как "доказать", является ли то или иное слово одним из
ключевых слов культуры, а в том, чтобы, предприняв тщательное
исследование какой-то части таких слов, быть в ее стоянии сказать о
данной культуре что-то существенное и нетривиальное. Если наш выбор
слов, на которых следует сосредоточиться, не "внушен" самим материалом,
мы просто будем не в состоянии продемонстрировать что-то интересное.
Использование "ключевых слов" в качестве метода изучения культуры может
быть подвергнуто критике как "атомистические изыскания, уступающие
"холистическим" подходам, направленным на более общие культурные модели,
а не на "случайно выбранные отдельные слова". Возражение такого рода
может имеет силу по отношению к некоторым "исследованиям слов", если эти
исследования действительно представляют собою анализ "случайно выбранных
отдельных слов", рассматриваемых как изолированные лексические единицы.
Однако, как я надеюсь показать в данной книге, анализ "ключевых слов"
культуры не обязательно должен вестись в духе старомодного атомизма.
Напротив того, некоторые слова могут анализироваться как центральные
точки, вокруг которых организованы целые области культуры. Тщательно
исследуя эти центральные точки, мы, возможно, будем в состоянии
продемонстрировать общие организационные принципы, придающие структуру и
связность культурной сфере в целом и часто имеющие объяснительную силу,
которая распространяется на целый ряд областей.
Такие ключевые слова, как душа или судьба, в русском языке подобны
свободному концу, который нам удалось найти в спутанном клубке шерсти:
потянув за него, мы, возможно, будем в состоянии распутать целый
спутанный "клубок" установок, ценностей ожиданий, воплощаемых не только
в словах, но и в распространенных сочетаниях, в устойчивых выражениях, в
грамматических конструкциях, в пословицах и т. д. Например, слово судьба
приводит нас к другим словам, "связанным с судьбою", таким как суждение,
смирение, участь, жребий и рок, к таким сочетаниям, как удар судьбы, и к
таким устойчивым выражениям, как ничего не поделаешь, к грамматическим
конструкциям, таким как все изобилие безличных дативно-инфинитивных
конструкций, весьма характерных для русского синтаксиса, к
многочисленным пословицам и так далее (подробное рассмотрение этого см.
в Wierzbicka 1992b). Подобным же образом в японском языке такие
ключевые слова, как enryo (приблизительно 'межличностная сдержанность'),
(приблизительно 'долг благодарности') и omoiyari (приблизительно
'бенефактивная эмпатия'), могут привести нас в сердцевину целого
комплекса культурных ценностей и установок, выражаемые среди прочего, в
общепринятой практике разговора и раскрывающих целую сеть
культуроспецифичных "культурно-обусловленных сценариев"3 (ср.
Wierzbicka, in press a).