Молодежь, таким образом, автоматически занимала рабочие места своих отцов. Похожее положение сохранялось
вплоть до 30-х гг. XX в. Продолжительность жизни росла, но не слишком быстро, а социальные катаклизмы (войны, в первую
очередь) серьезно прореживали ряды старших. Такая картина хорошо изучена и документирована и в странах Запада
(например, во Франции) (9), и в России/СССР (10). Достаточно сказать, что средняя продолжительность жизни даже в
Европейской части России (СССР) в 1896-1897 гг. достигала лишь 32 лет, а в 1926-1927 гг. - лишь 44 лет (11).
Естественно, это создавало дефицит трудовых кадров, обеспечивало быструю вертикальную мобильность молодежи,
"взрослый мир" не видел в молодых экономических конкурентов, а напротив, приветствовал раннюю профессиональную
социализацию молодежи (из молодых людей, родившихся в России в 1906 г., к 16 годам работала уже треть, а к 20 – почти
все юноши поголовно (12)). Сегодня ситуация разительно изменилась -- в том числе и в России. Сегодня у двадцатилетних
живы и работают не только оба родителя, но нередко и деды. Еще в 1970 г. поколение тех, кто родился в 1935-1939 гг. (тех,
кому сегодня 60), было заметно многочисленнее, вопреки обычной практике, чем поколение родившихся в 1965-1969 гг.
(сегодняшних 25-летних) (13). При наблюдаемом сокращении общего числа рабочих мест "взрослые" вовсе не
заинтересованы в том, чтобы молодежь составляла им профессиональную конкуренцию. Не обладающий достаточным
жизненным и производственным опытом, сегодняшний молодой человек оказывается конкурентоспособен на рынке труда,
только если он ГОРАЗДО ЛУЧШЕ ОБРАЗОВАН. Между тем, система образования в России разрушена. Причем разрушена на
всех ступенях -- начиная со школы и кончая вузом, о чем известно всем, кто преподает (хотя вот председатель Госкомвуза
г-н Кинелев, например, не краснея утверждал, что наоборот, в целом все хорошо и с каждым годом становится лучше (14)).
Г-н Кинелев, умалчивая о том, что затраты на высшее образование сократились в России более чем в 6 раз, гордо
рассказывал, например, что число преподавателей увеличилось в вузах на 14 тыс., в том числе докторов наук стало на 6 тыс.
больше, а профессоров и доцентов -- на 9 тыс. Это - количественные характеристики, а качественные? Ведь ни для кого не
секрет, как снизились в последнее время требования к диссертантам! Любой из читающих эти строки без труда назовет до
полудюжины заведомых дураков, ставших в последние годы кандидатами, а то и докторами наук (как поют сегодня студенты
МГУ: "У нас доцент бывает лишь тупой, у нас завкафедрою может стать любой!").
Между тем, даже если высшая школа как-то останется "на плаву", это будет обесценено все более откровенным коллапсом
среднего образования. О тяжелейшем состоянии начальной и средней школы у нас за последние годы написано очень много,
но никакая "гласность" ситуацию не улучшила. Школа продолжает медленно, но неуклонно деградировать и разрушаться,
теряя преподавательские кадры, получая все меньше денег на свое содержание, лишившись качественных программ
образования и не охватывая уже всех детей школьного возраста. (Еще в 1994 г. на слушаниях в Госдуме говорилось, что вне
средней школы оказались 1,5 млн. детей, а сколько сейчас? -- 3 млн.? 4? 5? Неизвестно.) Не случайно одна из последних
публикаций о состоянии средней школы в России -- целая полоса в "Московском комсомольце" -- названа "Апокалипсис
сегодня" (15). Из этой статьи, кстати, можно почерпнуть интересную статистику: МИНИМАЛЬНАЯ потребность российской
школы в 1995 г. составила 4 200 млрд. рублей, профинансировано же 2 568 млрд. -- чуть больше половины. За такие вещи,
вообще-то говоря, надо отдавать под суд военного трибунала -- по статьям 64, 68 и 69 сразу.
К тому же наша школа с 1984 г., со времен "алиевской" школьной реформы, переживает период бесконечных экспериментов
и реформирований. Чудо, что она вообще еще как-то функционирует. Накануне "алиевской" реформы в 1982 г. на всех
международных конкурсах советские школьники заняли первые места. Сегодня Россия скатилась на 8-9 места (16). Завтра не
будет и этого. Но если материальные проблемы школы можно решить финансовыми вливаниями -- было бы желание (сейчас
у властей такого желания нет), то КРИЗИС СИСТЕМЫ ВОСПИТАНИЯ ассигнованиями не разрешить. Между тем, в России
разрушена до основания система воспитания. Традиционное представление о том, что педагогика есть сочетание
образования и воспитания, ошельмовано как "коммунистический тоталитаризм", хотя этот "коммунистический тоталитаризм" в
формулировках, употреблявшихся советской педагогикой, известен со времен Аристотеля. Сегодня в России педагогика
редуцирована до дидактики. Похоже, само слово "воспитание" находится под запретом -- судя по тому, что оно (и
производные от него) изгнаны из официальных документов Минобраза и Госкомвуза. Такие вещи тоже не бывают случайны.
Запрет на воспитание, сведение педагогики до чистой дидактики блокирует у школьников способность к восприятию
философских систем (поскольку воспитание рождено философией), препятствует формированию личности. Вне воспитания
невозможна успешная дидактика, ибо теряется мотивация образования. Единственной причиной для получения знаний
остается в этом случае материальная заинтересованность, но школьнику-подростку, не способному еще к долговременному
прогнозированию, трудно связать между собой высокий имущественный и социальный статус с успехами в образовании. Тем
более, что окружающая действительность ярко демонстрирует ему, что богатство и образованность не просто не связаны
друг с другом, а напротив, работники умственного труда, интеллигенты массовых профессий оказываются практически
нищими.
Вопреки штампам антисоветской пропаганды, перешедшим уже на уровень массовой культуры и обыденного сознания, при
"врагах культуры -- большевиках" и даже при "недоучке-семинаристе Сталине" часто существовала четкая корреляция между
уровнем образования и зарплатой, например, молодых рабочих, и это побуждало их учиться, повышать свой
образовательный уровень (17). Сегодня, когда нигде не учившийся рэкетир "зарабатывает" больше, чем десять профессоров
-- и об этом все знают - обесценивается образование как институт вертикальной мобильности в обществе. Более того, если
уголовники все откровеннее оказываются на верхах общества (в первую очередь в бизнесе), очевидно, образование и
воспитание становятся препятствием для социального роста, поскольку криминализированные "верхи" отторгают от себя
воспитанных и образованных как ЧУЖДЫХ себе (как "лохов" и "фраеров"). Очень показательна в этой связи одна история,
рассказанная газетами в прошлом году. Молодой человек "из хорошей семьи" получил престижное ныне экономическое
образование и быстро устроился бухгалтером в какую-то солидную фирму, но вскоре загрустил. Родители от него ничего не
могли добиться, пока однажды он не исчез и не был найден потом за городом, нашпигованный пулями. Позже выяснилось,
что "солидная фирма" принадлежала бандитам, а юный бухгалтер не захотел (побоялся?) участвовать в каких-то махинациях.
Тогда бандиты-капиталисты вывезли его за город и при общем собрании сотрудников показательно расстреляли из
автоматов – с целью устрашения остальных.
Возвращаясь к классификации Charles'а Reich'а, нелишне сказать, что именно уголовный мир в России является
традиционным носителем "сознания-один", и именно этот мир - наряду с американским "масскультом" и даже в союзе с ним -
оказывает сегодня мощное идеологическое воздействие на умы детей и молодежи. Маргарет Мид, кстати, описывает
варианты общества, где моделью поведения для молодежи служат представители в целом чуждой ей культуры.
Показательно, что первым в ряду таких вариантов заимствования модели поведения "со стороны" М. Мид называет
подражание со стороны молодежи поведению победителей -- в завоеванном ими обществе (18)! В таких случаях вполне
возможно восприятие молодежью поведения более примитивного, более отсталого, чем поведение отцов. При этом
молодежь не утрачивает своей функции "социального бульдозера" -- и это влечет за собой деградацию общества. Не
случайно в качестве одного из примеров М.Мид называет Израиль. В 40-е гг. среди переселенцев в молодое еврейское
государство из европейских стран (ашкенази) непропорционально высоко было число работников умственного труда --
преподавателей, деятелей искусств, медиков и т.п. В то же время объективно страна нуждалась не в музыкантах и
психиатрах, а в солдатах, шоферах, продавцах, крестьянах. Новые поселенцы вынуждены были заниматься не свойственным
им делом, переориентироваться на более примитивные профессии -- и неумение заменялось энтузиазмом. Для их детей
идеалом стали сефарды ("марокканцы", йемениты) -- необразованные, отсталые, но соответствующие по профессиональным
навыкам тогдашним интересам еврейского государства. В результате выросшие дети ашкенази уже не понимали духовных
запросов своих отцов, дети профессоров были уже лавочниками, общий культурный уровень понизился до того удручающего
провинциализма, который поражает всякого, кто посещает Израиль.
Положение "осажденной крепости", постоянного конфликта с арабским окружением препятствовало деградации израильской
молодежи до уровня "сознания-один" -- точно так же, как дальнейшей деградации Израиля препятствовало его положение
стратегического союзника США и "форпоста Запада на Ближнем Востоке". Россия вовсе не стратегический союзник США и не
является "форпостом Запада". Россия -- потенциальный соперник, в ослаблении которого Запад, конечно, максимально
заинтересован. Единственным вариантом гарантированно слабой России может быть только "вестернизированная" Россия,
молящаяся на American Way of Life. Уже сформировавшиеся поколения, конечно, поголовно не переделать (19), но можно
попробовать это сделать с молодежью - тем более что сегодня правящий режим в России этому не препятствует. В
результате мы наблюдаем практикуемую на государственном уровне ЮНОФОБИЮ ПОД ВИДОМ "ПОНИМАНИЯ ПРОБЛЕМ
МОЛОДЕЖИ". Молодежи ханжески говорят: "Да-да, мы понимаем твои тяжкие проблемы, вот тебе, страдалец, "кислота", вот
тебе, бедняга, презерватив, вот тебе понятный даже идиоту триллер или "ужастик", вот тебе максимально облегченные
учебные программы, вот тебе ширпотреб, вот тебе право на субкультуру, вот тебе попса (упаси боже, никакого социального
рока -- это уже было, это политически опасно!), вот тебе прокладки "carefree", вот тебе "марс" и "сникерс" -- "делай что
хочешь", "надо жить играючи!". Только оставайся вот таким: необразованным дураком-потребителем, а мы тебя будем
хвалить, поддерживать и всем говорить, что такое состояние - единственно возможное. "Дурака лелеют, дурака заботливо
взращивают, дурака удобряют... Дурак стал нормой, еще немного - и дурак станет идеалом, и доктора философии заведут
вокруг него восторженные хороводы. А газеты водят хороводы уже сейчас. Ах, какой ты у нас славный, дурак! Ах, какой ты
бодрый и здоровый, дурак! Ах, какой ты оптимистичный, дурак, и какой ты, дурак, умный, какое у тебя тонкое чувство юмора,
и как ловко ты решаешь кроссворды!.. Ты, главное, только не волнуйся, дурак, все так хорошо, все так отлично, и наука к
твоим услугам, дурак, и литература, чтобы тебе было весело, дурак, и ни о чем не надо думать... А всяких там вредно
влияющих ... скептиков мы с тобой, дурак, разнесем (с тобой да не разнести!)..." (20).
Сегодня постоянно слышишь и читаешь сетования на "аполитичность молодежи". Да, молодежь (даже наиболее
образованная часть -- студенчество) в массе своей социально пассивна и аполитична. А какой еще она может быть, если ей
методично навязывается потребительская модель жизни? Потребитель, разумеется, социально пассивен и аполитичен. Для
него вся "политика" вытесняется в экран телевизора, превращается в часть того, что Ги Дебор называл "обществом
зрелища". Причем весь "взрослый мир" (включая оппозицию) фактически приветствует такое развитие событий, дружно
восхваляя "гражданское общество". Между тем, "гражданское общество" -- это вовсе не общество социально активных
граждан, как по недоразумению (дезориентированные самим термином) думают наши политические деятели, "гражданское
общество" -- это общество обывателей.
А обыватель в принципе аполитичен. Но даже и наиболее активная часть молодежи оказывается вынужденно аполитичной.
О какой политической активности может идти речь в стране, где вся политика превращена в "борьбу под ковром в Кремле",
где, как очевидно любому, все политические изменения находятся на кончике пера президента, а если ты попробуешь
проявить политическую "инициативу снизу" -- ответом тебе будет омоновская дубинка? И вообще, в последние годы наш
"политический класс", насквозь коррумпированный, удивительно алчный, погрязший в скандалах (от балаганных до
уголовных) сформировал у нормального человека отвращение к себе. По правилам той "политики", которая предлагается
официально, естественно, молодежь играть не хочет. Другие же правила -- "незаконны" и влекут за собой репрессалии.
Говоря об аполитичности молодежи, мы имеем дело в реальности с двумя одновременно существующими формами "отказа от
политики" -- во-первых (к сожалению, в большинстве), с обычной обывательской аполитичностью, а во-вторых, с БОЙКОТОМ
политики в той форме, в какой она навязывается молодежи. Второе -- это уже вариант политического выбора.
Аполитичность молодежи -- это лишь часть более общего явления, которое можно назвать "конфликтом поколений".
Официально у нас его нет. В советский период тоже "не было". Реальный молодой человек -- хиппи, рокер или шпана (в
данном случае неважно) -- рассматривался советской официальной пропагандой как случайный "вывих", а "нормой" считался
полностью лишенный всех признаков молодости зализанный и рано полысевший комсомольский деятель -- карьерист и
приспособленец. Но все же вне стен райкомов комсомола и интервью в программе "Время" "взрослый мир" и молодежь
говорили хотя бы на взаимопонятном языке.
Сегодня нет и этого. Многие ли даже из нестарых (35-летних, скажем) людей понимают, что такое "таска", "гонщик", "ганжа"
или, скажем, "козлить"? В принципе, в обществе должен поддерживаться некий диалог поколений (пусть даже в форме
спора). В России сегодня "отцы" и "дети" не общаются и не слышат друг друга. Они говорят на разных языках, смотрят
разные фильмы, слушают разную музыку, читают разные тексты (если вообще читают). "Дети", собственно, ни о чем не
спрашивают "отцов", а "отцам" и некогда отвечать (они "бабки заколачивают"), и нечего ответить (свои собственные
ценности, наследие "советской цивилизации" они поспешно отвергли и оплевали, а новых в развернутой форме не
приобрели, да, собственно, в рекапитализируемой России эти ценности не могут играть прежней социальной роли, ибо теперь
это ЦЕННОСТИ ОТРИЦАНИЯ, то есть оппозиционные ценности).
Конфликт поколений фактически создавался руками взрослых - тогда, когда ставилось под запрет воспитание, тогда, когда
разрушалась система молодежного досуга, внешкольного образования и воспитания, рекреационная система. Вся эта система
(начиная с "дворцов пионеров", детских библиотек и клубов и кончая пионерскими лагерями, самодеятельными студиями и
даже ДОСААФ) в принципе была социальным институтом, при помощи которого молодежи передавалось как общественное
знание, так и система культурных ценностей. Разрушив этот институт, "взрослый мир" превратил в "коллективного
воспитателя" Голливуд, захвативший вчерашние клубы по интересам и превративший их в видеосалоны, и Уголовный мир,
переоборудовавший спортивные залы в базы тренировок своих боевиков. Соответственно, идеалом для молодежи должен
стать человек с пистолетом -- либо герой триллера, либо "вор в законе" (отечественный кинематограф, впрочем, уже
успешно соединил в одном образе эти две фигуры). Оплевав предшествующую жизнь, культуру и ценности, поколение
"отцов" само полностью себя дискредитировало и подорвало свой авторитет. В начале "перестройки" ее "прорабы" с
гордостью называли себя "шестидесятниками". Сегодня это - бранное слово. И то, что сами "шестидесятники" не хотят этого
понимать, и, если их критикуют, разворачивают в ответ в подконтрольной им mass media кампанию травли, -- ничего не
меняет. Этот конфликт поколений не перешел еще на стадию открытого сознательного противостояния ("1968 года"), но
такой стадии, как выяснили западные исследователи молодежного движения, предшествует стадия "разрыва поколений"
(generation gap). Вот этот "разрыв" мы сейчас и наблюдаем.
Вообще же проблема "ответственности профессоров" -- это отдельная важная (и тщательно замалчиваемая "взрослым
миром") проблема. Если "бунтари 68-го года" писали на стенах Сорбонны "Профессора, вы устарели!", то сегодняшние
студенты скорее будут писать "Профессора, вы лизоблюды!".
В качестве показательного примера приведу историю со студентами философского факультета МГУ, которые, взяв у меня из
рук журнал "Свободная мысль", вдруг хором взвыли "У-у, Пал Семе-е-еныч!" и сразу вернули журнал, заявив, что ни за что
его читать не будут. А на вопрос "почему?" объяснили, что там-де в оглавлении П.С. Гуревич, а П.С. Гуревич у них преподает
и рассказывает студентам, каким недоумком был, например, Маркс и какие замечательные учения, скажем, психоанализ или
протестантский персонализм. При этом требует от студентов чтения своих трудов последних лет, например, какой-то статьи
об "уникальности человека", которая заканчивается филиппикой против материалистов и восторженным пересказом Библии.
А они идут в библиотеку (в поисках этих статей) и обнаруживают там кучу работ того самого П.С. Гуревича советского
периода, где он, напротив, доказывает, как велик Маркс и как убоги разные буржуазные и, в частности, "иррациональные"
мыслители. "Одни названия чего стоят! - перебивая друг друга, с сарказмом говорили студенты. - "Буржуазная пропаганда в
поисках теоретического обоснования" (понятное дело, поиски бесполезны -- нет у нее никакого теоретического обоснования),
"Возрожден ли мистицизм?" (ясное дело, нет), "Спасет ли мессия?" (конечно, не спасет)".
Не думаю, что П.С. Гуревич -- это какой-то "монстр". Думаю, что, напротив, это рядовой, обычный, наиболее
распространенный случай. Здесь надо либо собрать и сжечь предыдущие труды наших профессоров (что уже попахивает
фашизмом), либо им надо честно покаяться перед молодежью: ведь они уже скоро 10 лет убеждают своих студентов, что во
всех наших бедах виноваты марксизм, КПСС и Советская власть. А раз так, почему же они не боролись с марксизмом, КПСС и
Советской властью, а наоборот, всеми силами их поддерживали и теоретически укрепляли? Поразительно, но мне известен
лишь один случай чего-то вроде публичного покаяния -- со стороны докторов экономических наук Александра Бузгалина и
Андрея Колганова (21) -- а ведь им-то, убежденным марксистам и известным противникам режима Ельцина, каяться надо бы
в последнюю очередь!
Помимо тех наших профессоров, вызывающих презрение у молодежи, которые любят рассказывать, что они всегда понимали
"сатанинскую сущность" советского режима, есть еще одна многочисленная категория, которая, впрочем, тоже не вызывает
у своих студентов никакого уважения. Это те, кто оправдывает свой сегодняшний антикоммунистический конформизм и
вчерашний просоветский конформизм тем, что они якобы искренне во все верили и лишь в период "перестройки"
"коллективно прозрели".
Говоря иначе, эти люди открыто признаются в своей профессиональной некомпетентности и неспособности мало-мальски
самостоятельно мыслить. По логике вещей, им надо отказываться от своих званий, постов и степеней и уходить в монастырь
или уж, как минимум, не преподавать. И уж во всяком случае и те, и другие должны бы отказаться от своих диссертаций (и,
следовательно, научных степеней), защищенных в советский период, как от написанных в рамках "методологии
идеологического тоталитаризма". Но что-то никто этого не сделал, даже "либеральные" экономисты Е. Гайдар и Г. Явлинский,
разрабатывавшие в своих кандидатских диссертациях "теоретические вопросы социалистической экономики" – той самой,
которую они сегодня квалифицируют как "антинаучную", "противоестественную", "насильственно навязанную" и т.п.
Следовательно, и их "труды" были антинаучными!
Разумеется, есть профессора, которые до сих пор говорят студентам, что "все было правильно". Но они воспринимаются
студенческой массой как "мастодонты". Таким "невымершим динозавром" считают студенты МГУ, например, Ричарда
Косолапова. В результате молодежь приходит к нелестному для "взрослых" выводу: умные профессора -- приспособленцы,
трусы и лжецы, а честные профессора -- глупые и "упертые" догматики. Сегодня мы наблюдаем как бы соединение двух
конформизмов и двух поколений конформистов: советского (застойного) и эпохи кризиса (подросткового). Удачно вписались в
неокапиталистическую российскую действительность вчерашние комсомольские конформисты. Сегодня они (еще не старые,
40-х - 50-х гг. рождения) заняли "теплые местечки" на верхах социальной структуры. А сегодняшние 10 -- 12-летние, которые
не помнят и не знают никакой другой жизни, чей жизненный, интеллектуальный и моральный горизонт сужен до "комка" и
"видака", не подозревают о том, что есть какие-то иные варианты жизнеустройства. И чем дольше продлится такая "жизнь в
духовном гетто" для новых конформистов, тем спокойнее себя будут чувствовать "старые" -- до тех пор, пока молодежь
интеллектуально не способна с ними конкурировать, они "незаменимы". Удивительно, но "старые конформисты" все чаще
ругают "молодежь", возмущаясь ее "ленью", "необразованностью", "бездумностью", "криминальным менталитетом" и
"безобразным" нежеланием с утра до ночи за гроши "пахать" на них, "старших". Можно подумать, что такой мир, мир
духовно-образовательного гетто, подростки создали для себя сами, вроде героев романа Уильяма Голдинга "Повелитель мух"!
А ведь известно, что без специального ВОСПИТАНИЯ, без МЕХАНИЗМОВ ПЕРЕДАЧИ КУЛЬТУРНОГО НАСЛЕДИЯ, ВЫСШИХ
ЦЕННОСТЕЙ "детский мир" не способен создать никакой другой культуры, кроме примитивной ("культуры шпаны", культуры
уголовного мира, которая воспроизводит социокультурные механизмы первобытного общества (22)).
Если взять сегодняшнего типичного подростка, жертву воздействия "массовой культуры" и "рыночной экономики", и показать
его любому детскому психологу или педологу начала века, тот недрогнувшей рукой поставил бы ему ПСИХИАТРИЧЕСКИЙ
диагноз: "moral insanity" (23) (на русский этот термин переводился по-разному: моральное безумие, моральное
помешательство, нравственное помешательство, моральная дефективность). С конца 20-х -- начала 30-х гг,. по счастью,
всем стало ясно (в том числе под активным воздействием советской педагогики и детской психиатрии (24)), что никаких
детей, страдающих moral insanity, в природе нет, а "морально дефективные" дети на самом деле -- дети педагогически
запущенные и жившие в антисоциальной среде. Однако и сегодня никто не скажет, что педагогически запущенный и
развивавшийся в антисоциальной среде ребенок не нуждается в медико-психологической (психиатрической) помощи. Но если
число таких детей и подростков доходит, как сейчас, до 70 -- 80 – 90 %, то это уже НОВАЯ СОЦИАЛЬНАЯ НОРМА.
В принципе, возможно существование общества, основанного на такого рода "норме", где добродетелям уголовного мира
придан общегражданский статус. Существуют теоретические модели таких обществ, отраженные даже в художественной
литературе - как блестящий пример можно привести "Цивилизацию статуса" Роберта Шекли (25). Если это уголовное
общество становится "нормой", то "ненормальными", "преступниками" становятся те, кто не хочет интегрироваться в такое
общество. Мне кажется совершенно излишним изыскивать моральные или какие-либо еще оправдания действиям тех, кто не
хочет превращаться в часть общества уголовников. Скорее, такие оправдания должны искать для себя те, кто не борется
активно с сегодняшним режимом. Но в "дыре" между поколением "старых" приспособленцев и подрастающим поколением
"новых" оказались две возрастные группы, которые невозможно стопроцентно интегрировать в новую систему и которые
имманентно враждебны ей -- даже если эта враждебность не проявляется открыто, активно и в политических формах.
Во-первых, это люди, чье мировоззрение сформировалось в период "позднего застоя" и которые сознательно выбрали путь
отказа от интеграции в брежневскую систему. Являясь духовными наследниками "бурных шестидесятых", они, даже внешне
сохраняя лояльность "новой России", не могут принять ее -- и даже на уровне семьи обречены продуцировать новые
оппозиционные кадры. Поделать с этим ничего нельзя, разве только физически истребить их всех поголовно -- а это
несколько миллионов человек. К тому же, еще до "перестройки" они путем проб и ошибок смогли создать несколько
"неформальных" социальных структур, которые, как выяснилось, принципиально неуничтожимы силовыми методами и
запрограммированы на полную регенерацию с "нуля" (26).
Второй такой возрастной группой оказалось "поколение ранней перестройки", чье идеологическое и социокультурное
формирование завершилось в конце 80-х гг. Явившись расширенным и несколько "сниженным", "омассовленным" вариантом
"поколения Системы", "поколения дворников и сторожей", оно параллельно с усвоением достижений старших братьев быстро
активно включилось в социальные, культурные и политические процессы "ранней перестройки" и оказалось изначально
нацелено на гораздо более жесткую оценку действительности, на предъявление к ней высоких социальных и моральных
требований.
Творческий труд представляется этой группе более важным, чем внешнее благосостояние. Зачастую они сами прекрасно
осознают невозможность своего включения в "капиталистическую Россию" - тем более в роли "шестерок" новой
криминальной буржуазии. Очень убедительно об этом написал лидер петроградских анархо-коммунистов и председатель
Петербургского комитета "Студенческой защиты" Фред Щербаков (27).
Культурный и образовательный уровень этих двух возрастных групп, идеологическая и социальная направленность их
активных представителей, да и просто уровень притязаний и система представлений о "нормальном" мире и образе жизни не
дают им возможности без моральных и психологических травм вписаться в сегодняшнюю Россию. Тем более что
устанавливаемые сверху "шаблоны культуры" и модели поведения не просто чужды им (они чужды значительной части
населения), но УНИЗИТЕЛЬНЫ и агрессивно ОСКОРБИТЕЛЬНЫ. Литература, которую они привыкли читать (часто рискуя
попасть под репрессии) заменена чудовищной по качеству "пульп-массой", макулатурой в ярких обложках. Кино, которое они
привыкли смотреть, вытеснено с экранов откровенно десятисортной голливудчиной и отечественной "подражательской"
продукцией. Театр, которым они занимались и который смотрели (экспериментальные студии, как правило), убит новым
строем. Живопись, которой они занимались и "потребителем" которой они были, оказалась не нужна обществу нуворишей, а
сами живописцы вынуждены делать и продавать "китч а-ля рюсс", чтобы прокормить себя (естественно, на подлинное
творчество не хватает ни времени, ни сил). Рок-музыка, которая была своеобразным символом этих возрастных групп и
которая воспринималась ими в ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ как СОЦИАЛЬНАЯ музыка, как МУЗЫКА ПРОТЕСТА (28), была вытеснена
китчем, "попсой", а вчерашние "братья-бунтари" (а отчасти и кумиры) оказались купленными на корню шоу-бизнесом и
деградировали до откровенной кабатчины, как Б. Гребенщиков и Ю. Шевчук, а то и просто скатились до проституированного
существования "телекулинара", как А. Макаревич. Эта эволюция вчерашних вождей, кстати, болезненно переживается их
бывшими "братьями по бунту" и инициирует ненависть к "предателям". Не менее психотравмирующе воспринимается ими и
то, что система образов "поколения протеста", тщательно разработанная ими для "опознания своих" и демонстрации вызова
"чужим", полностью заимствована "массовой культурой" и превращена в чисто декоративный элемент шоу-бизнеса. Именно
представители "поколений протеста" стояли у основ единственной действительно массовой радикальной молодежной
организации -- профсоюза "Студенческая защита" – и участвовали в крупнейших после октября 1993 г. беспорядках в
Москве. Поскольку средства массовой информации позорно замолчали эти события (что, кстати, случайным быть не может),
позволю себе вкратце изложить суть происшедшего.
Первые беспорядки имели место 12 апреля 1994 г. В них участвовало до 3 тыс. студентов. Беспорядки начались стихийно,
когда власти демонстративно проигнорировали пикет официальных студенческих профсоюзов перед "Белым домом". Тогда
студенты устроили марш на Кремль и, вступая периодически в уличные схватки с ОМОНом и милицией, дошли до Кутафьей
башни, где основная часть демонстрантов была рассеяна, но несколько сот студентов прорвались через Александровский сад
к ГУМу, а затем, опять-таки сломав кордон ОМОНа, через ГУМ на Красную площадь.
