|
|
От
|
Дмитрий Ниткин
|
|
|
К
|
Pout
|
|
|
Дата
|
12.02.2002 17:06:30
|
|
|
Рубрики
|
Прочее;
|
|
Тогда дополню.
http://www.hist.msu.ru/Departments/HisTheory/Ed2/kurgst2.htm
Выступление д.и.н., проф. В.А. Федорова (Исторический факультет МГУ):
...
Оригинальное по форме и содержанию исследование Л.В. Милова будит мысль читателя и не может не вызывать с его стороны свои суждения и выводы. Так, в книге Л.В. Милова блестяще доказано важное, едва ли не решающее, влияние природно-географического фактора на состояние земледельческого хозяйства. Вместе с тем исторический опыт России и других стран показывает, что в связи с ростом агротехнического уровня земледелия под воздействием процесса индустриализации состояние земледелия уже меньше зависит от капризов погоды, а при применении новых удобрений – и от качества почвы. Следовательно, природно-географический фактор в этих новых условиях уже не играет такой самодовлеющей роли, как при экстенсивном характере земледелия. Заметим также, что экстенсивное ведение хозяйства (не за счет повышения его агротехнического уровня, а за счет расширения площадей) требовало больше угодий на душу населения. Отсюда “аграрное перенаселение” при сравнительно (с развитыми европейскими странами) низкой плотности населения, проблема “малоземелья”, обострение аграрного вопроса в России. Отметим и такой немаловажный фактор – роль неземледельческих промыслов в крестьянском хозяйстве, особенно в северных и центрально-нечерноземных губерниях, в которых крестьянин не мог обеспечить свое существование только за счет земледелия.
...
Выступление д.физ.мат. наук Г.В.Гивишвили:
...
1.Пытаясь защитить выдвигаемое им положение об исключительно неблагоприятных для ведения сельского хозяйства природно-климатических условий, которыми “одарила” Россию суровая “мачеха-природа” (особенно в сравнении с таковыми в западной Европе), автор почему-то ограничивается анализом ситуации в российском нечерноземье, “забывая” об обширном поясе земель, издавна входивших в состав исторического ядра России и протянувшимся от Новгорода и Пскова через Смоленск и Брянск к Курску, Орлу, Воронежу и Рязани. Иначе говоря, он искусственно ( и даже “насильственным”) образом исключил из рассмотрения территорию, почти равную территории Франции, при том отличающуюся по-западноевропейски мягким (по уверению автора) климатом западных регионов России, и превышающую западноевропейские стандарты качества почв в южных, черноземных ее областях. Можно ли признать такое сопоставление с Западной Европой (в которой, кстати говоря, соседствуют засушливая Испания с “влагообильной” Англией, каменистая Швейцария с низинными Нидерландами) корректным? Ответ очевиден.
Если бы автор не счел для себя обременительным включить в свой анализ западные и юго-западные земли России, и данные по ним сравнил бы с таковыми для остальной ее территории, полученная информация сказала бы гораздо больше об истинном соотношении причинно-следственных связей в контексте влияния среды на показатели “ совокупного прибавочного продукта”. Только в этом случае различия в конечных результатах (имей они место), могли бы быть объяснены различиями в исходных (природно-климатических) условиях, поскольку технология агропроизводства в обоих регионах были бы схожими, определяемыми особенностями национальных традиций получения “прибавочного продукта”.
3.Теми же крайне суровыми условиями географической среды объясняет автор живучесть крестьянской общины с обычаями ее землеустройства, с ее “несравненно более важной”, чем в Западной Европе, ролью в организации земледельческого производства”. Между тем климат Индии, Китая, тропической Африки в целом действительно более благоприятный для ведения сельского хозяйства не расшатывал или “разлагал”, (как следовало бы по логике автора) а, напротив, предавал общинному землепользованию на территории этих стран-континентов устойчивость еще большую, чем в России. Вплоть до нынешнего столетия традиции общинного землепользования преобладали во всем мире, кроме Запада, насчитывая много тысячелетнюю историю, уходящую корнями в эпоху неолитической (аграрной) революции. Они и сегодня господствуют на Востоке, в частности и в России – в виде колхозов, “благополучно” возрожденных большевиками в целях противодействия развитию частной собственности на землю.
5. Другой причиной приведшей к развитию крепостничества (по сути – рабовладения) стало экспансионистская политика самодержавия, начало которой положил Иван Грозный. “Присоединение к Москве Великого Новгорода закончилось массовой ликвидацией огромного количества вотчин, выселение их бывших владельцев в другие районы страны, и насаждением в новгородских землях почти сплошь поместной формы землевладения” – признает автор. Так завершилась не завершившись, прервавшись, развитие феодализма, (реального, а не придуманного безвестным социал-демократом) в России. Между тем, автор признает и то, что в “поместье … организационно-экономическая роль самого помещика почти незаметна, низка агрикультурная активность высок уровень эксплуатации … преобладают признаки запустения… В вотчине, наоборот, очень активна деятельность господствующего сектора хозяйства … запустение проявляет себя слабее населена она гораздо больше… В целом, вотчинная форма хозяйства обнаруживает гораздо более мощные потенции развития, чем поместье”.
Тем не менее, московские государи пошли на принесение экономики в жертву политическим амбициям, а поступившись рыночными (феодальными) принципами хозяйствования, они обрекли на рабство своих поданных. Так что закабалению русского крестьянина способствовала не столько своеобразие климата, сколько своеобразие внешней политики царизма. Пытаясь оправдать последнюю, автор объясняет потребность страны в деспотической власти ссылками на борьбу с монголо-татарским игом, на внешнюю опасность, а потом и на экономическую целесообразность, странным образом не замечая явного противоречия собственному же выводу, касающегося прямых выгод вотчинной формы хозяйства перед помещичьей.