В догонку к записке о молодежной политике - комментарий
Записка о проблемах молодежной политики, похоже, была воспринята как подборка всем известных фактов. Во основном так и есть, хотя периодически это надо повторять. Но есть и новые состояния, которые пока остаются в тени, хотя давно уже надо было бы их обсудить. Здесь я считаю полезным снова прочитать выдержки из двух пунктов.
1. В 1980-е годы появилось новое понятие – прекариат. Пролетариат сжался, рождается новый класс, не привязанный производственными отношениями ни с предприятиями капитала, ни с учреждениями государства (см. [33-35].
Вот описание «прекариата» Г. Стэндингом, автором книги 2011 г.: «Он состоит из множества необеспеченных людей, живущих непо¬нятной жизнью, работающих в случайных и постоянно меняющихся местах без всяких перспектив профессионального роста; прекариат — это миллионы разочарованных мо¬лодых людей с образованием, которым совершенно не по душе то, что их ждет впере¬ди; миллионы женщин, сталкивающихся с жестоким обращением на депрессивной ра¬боте; постоянно растущая армия тех, кто отмечен клеймом преступника на всю жизнь; миллионы “нетрудоспособных” и мигрантов по всему миру» (см. [35]).
Я в 1986-1990 гг. наблюдал становление этого класса в Испании – от студентов, а потом лиценциатов, ищущих нормальную работу, а потом поденную работу (с контрактом на 1 день!). В 1988 г. я был свидетелем всеобщей забастовки, вызванной разрешением заключать «мусорные контракты». Зрелище всеобщей забастовки в большом городе (Мадриде) потрясает, это сюрреализм. В России это и голову ни к кому не пришло бы. Это был первый конфликт прекариата – образованной молодежи без перспектив. Потом они приспособились, но общество чувствует, что под ним шевелится тектонический субстрат.
Теперь это шевелится в России, но знать об этом почти никто не хочет. Кстати, террористы с мессианскими идеями генерируются именно прекариатом. Из этого класса вербуют и боевиков-интеллектуалов, которые разгромили уже несколько арабских стран. Ими же шантажируют ЕС.
Ж.Т. Тощенко приводит такие данные о российском прекариате: «Согласно данным всероссийского исследования “Жизненный мир россиян” (РГГУ, окт. 2014 г., 1800 чел., 8 регионов страны), почти 50% указали, что их образование не соответствует выполняемой работе или затруднились ответить на этот вопрос… Из свыше 80 млн трудоспособного населения 38 млн россиян непонятно где заняты, чем заняты, как заняты, в результате чего условия жизни, их доходы не отражаются в официальных статистических данных» [34].
О.И. Шкаратан и др. представили данные опросов в России за 1994-2013 гг.: «Приватизация ознаменовала отказ от гарантий занятости и переход к новым рыночным правилам игры, к которым многие работники не были готовы. Кризис занятости, который сегодня мы называем прекаризацией трудовых отношений, стал проявляться на первых порах существования новой России и сохранился в модифицированной форме в наши дни…
Прекаризация – опасный процесс распространения социальной ситуации прекариата на всё более широкие слои общества, меняющий его облик как целого. Слой прекариата в России существует, причем в зоне риска оказываются достаточно большие слои населения. К зоне риска можно отнести порядка 27% работающего населения» [36].
Итак, слой прекариата в России «меняет облик общества как целого». Это – совершенно новая проблема для всех и во всех планах жизнеустройства.
Эта новая социальная структура разрушает институты в целом очень богатой Западной Европы. У нас этот процесс просто замаскирован «простыми» кризисами. Но в среде выпускников вузов, которые ежегодно выпускают 800 тыс. дипломированных «специалистов», гуманитариев и обществоведов, очень хорошо виден безнадежный страх перед будущим. Из выпускников с дипломом «социолога» работу по специальности находят 2%.
2. Второй фундаментальный сдвиг в российском обществе, чреватый угрозами:
Н.Е. Тихонова в 2014 г. высказала фундаментальные суждения: «Почти половина населения не испытывает к бедным ни сочувствия, ни жалости, ни тем более уважения. Более того – в российском обществе идет постепенное, но четко прослеживающееся ухудшение отношения к бедным. Так, за последние 10 лет среди россиян резко (более чем в полтора раза) сократилось число сочувствующих бедным и резко (тоже более чем в полтора раза) увеличилась доля тех, кто относится к ним не лучше и не хуже, чем ко всем остальным. Почти втрое выросла за этот период и доля относящихся к ним безразлично… Бедные как специфическая социальная группа, заслуживающая какого-то особого отношения, все дальше отодвигаются на периферию сознания наших сограждан. А это значит, что помощь бедным как таковым, как особой социальной группе, все больше уходит из актуальной для большинства населения "повестки дня".
Российская бедность очень многолика, неоднородна и чувствительна к инструментам ее измерения. Однако у нее есть свое "ядро" – это представители хронической бедности, состоящие наполовину из выходцев из "социальных низов", а наполовину – из представляющих собой выходцев из вполне благополучных слоев населения "новых бедных". Однако их бедность также приобрела уже застойный характер, и это не только ведет к накоплению у них дефицита текущих доходов, но и меняет их круг общения и менталитет. Начавшееся в массовом масштабе межпоколенное воспроизводство бедности не только резко усложняет борьбу с бедностью, но и ставит на повестку дня вопрос о начавшемся формировании культуры бедности в России. Особенно остро стоит этот вопрос применительно к представителям застойной и межпоколенной бедности.
Ситуация с бедностью в России является следствием тех структурных и институциональных ограничений, которые существовали для низкоресурсных групп населения в последние десятилетия и к которым буквально в последние годы добавились культурные ограничения, связанные с начавшимся процессом стигматизации и дискриминации бедных. Когда отношение к бедным определяется уже не самим фактором бедственного положения конкретного человека, а причинами его бедности, то помощь этой особой социальной группе все больше уходит из актуальной для большинства населения страны "повестки дня", а сами бедные в сознании большинства россиян все больше приобретают "периферийный" статус. Если учесть все то, о чем говорилось выше, можно утверждать – процесс превращения бедных как нижнего сегмента российского общества в социально исключенных, в его "периферию" уже прошел точку невозврата» [47].
3. Из этих двух и еще нескольких подобных новых качеств нашего общества и государства я пришел к выводу, что система среднего образования принципиально неадекватна социальной и культурной сферам. Образование структурировано государственными стандартами, а их основные постулаты и требования не только закладывают в сознание учащихся ложные образы и установки, но и отталкивают подростков от этого общества, гонит их в какую-то мерзкую пучину. Школа, да и вуз заставляют их быть возмущенными фарисеями, которым некуда податься.
