Продолжаем вместе с Сергеем Кара-Мурзой читать школьный учебник по обществознанию. Напомним, во время одного из семинаров Центра, посвященного кризису обществоведения в постсоветской России, кто-то заметил, что стоило бы подвергнуть критическому анализу школьные учебники обществознания: они пишутся более понятно и просто, чем труды академиков, их читает множество учителей и учеников, возникает, пусть неявно, какая-то дискуссия. Для начала это — хороший учебный материал.
«Я по семейным обстоятельствам внимательно изучил один учебник, и, кажется, могу начать этот экспериментальный проект. Очень не хочу обидеть авторов учебника — критиковать несравненно легче, чем самому писать такую книгу. Постараюсь выразиться ясно — и не сорваться в болото занудливых придирок.
В общем, сформулирую замечания к учебнику «Обществознание» (8-й класс общеобразовательных учреждений). Выпущен издательством «Просвещение» в 2012 году (3-е издание) под грифом Российской академии наук и Российской академии образования в серии «Академический школьный учебник». Рекомендован Министерством образования и науки Российской Федерации. Руководитель авторского коллектива Л. Н. Боголюбов, академик РАО».
Сергей Кара-Мурза
10. Сфера духовной жизни
После глобализации в учебнике рассматривается «сфера духовной жизни». Вызывает недоумение тот факт, что этому сложному понятию не дано самого простого содержательного объяснения. Что же такое «сфера духовной жизни» человека? Можно было перечислить те проявления нервной системы человека, которые относятся к категории духовных?
Смысл понятия сужается, оно сводится к духовной культуре, но и здесь не понятно, по какому критерию перечисленные виды ценностей культуры относятся к духовной.
В учебнике сказано: «Созданием, сохранением, распространением ценностей духовной культуры непосредственно занято немало людей различных профессий. Это и учителя, и библиотекари, и музейные работники, и ученые в самых разных областях знания. Кроме того, в этой сфере трудятся писатели, художники, артисты, музыканты».
Это дезориентирует учеников — «созданием, сохранением, распространением ценностей духовной культуры» заняты не работники 7-8 профессий, а все люди, до одного. Это — всеобщий общественный труд. Крестьянин на пашне совершает интенсивную духовную работу — как говорится, его труд имеет литургическую компоненту. Есть латинская пословица: «Пахать — значит молиться» (Arar es orar, исп.).
А создавать язык — не духовная работа? Хлебников писал: «Словотворчество, опираясь на то, что в деревне, около рек и лесов до сих пор язык творится, каждое мгновение создавая слова, которые то умирают, то получают право бессмертия, переносит это право в жизнь писем. Новое слово не только должно быть названо, но и быть направленным к называемой вещи».
Дальше о культуре пошли совсем невразумительные рассуждения. Сказано, например: «Освобождение общества от господства одной идеологии привело к тому, что россияне получили широкий доступ ко всему многообразию достижений человечества без каких-либо ограничений».
Это утверждение — как раз идеология невысокого качества. Жалко школьников. Во-первых, убого само представление СССР — «освобождение общества от господства одной идеологии…». Не может в гетерогенном обществе, причем с таким сложным национальным составом, быть «господства одной идеологии». Это наивный миф. Структура идеологической основы любой социокультурной группы и любого поколения всегда отличалась от основы других групп, хотя они перекрывались и имели комплекс общих идей. Но к концу 1950-х годов в ходе развития советского общества сложилось несколько идеологических направлений, которые уже сильно различались и конфликтовали. Именно сейчас, за 25 лет реформ, спектр идеологических концепций в российском обществе резко обеднел и хаотизировался, он представляет собой ризому — бесструктурную внутренне противоречивую кашу.
Во-вторых, утверждение, будто, россияне, освободившись от советской идеологии, «получили широкий доступ ко всему многообразию достижений человечества без каких-либо ограничений», просто нелепо. Доступ ко всему многообразию достижений человечества ограничен множеством барьеров, гораздо более существенных, нежели идеология исторического материализма. Не будем даже перечислять эти внешние и внутренние барьеры — без них мы бы не были сами собой (и вообще были бы не людьми, а монстрами).
Дальше начинаются стенания. Оказывается, в потоке достижений человечества без каких-либо ограничений, «захлестнувшем Россию, встречаются не только шедевры и безусловные культурные ценности. При невысоком уровне художественных запросов некоторой части общества немало низкопробных и малохудожественных поделок заполнили культурное пространство». Оказывается, в глубоком культурном кризисе, в который погрузилась Россия в результате культурной травмы, разрушения ценностной матрицы общества и развала всей инфраструктуры воспитательной деятельности, виновата «некоторая часть общества», имеющая невысокий уровень художественных запросов. Не стыдно ли сваливать вину с больной головы реформаторов на контуженную ими голову населения!
Деградация культуры, в том числе массовой, учебник представляет как открытие науки, как будто это не видно даже слепому. Сами авторы учебника не могут изложить ситуацию «своими словами» и ссылаются на каких-то специалистов: «Многие специалисты по современной культуре (!) с горечью говорят о засилии жестокости, насилия, криминальной романтики, секса на экранах телевизоров, кинотеатров и в книжно-журнальной продукции. Все эти “произведения” отнюдь не способствуют развитию духовности. Отсутствие цензуры кое-кто принял как сигнал к открытию всех “шлюзов” перед пошлостью и низкими вкусами».
Пошлым можно назвать само это рассуждение. «Отсутствие цензуры кое-кто принял как сигнал»! Не «кое-кто», а все приняли как сигнал, ибо именно этим и были «открыты все шлюзы», для этого цензура и отменялась. Цензура — это запреты, отменяется цензура — можно выражаться нецензурно.
Культура и есть система запретов. Звери, в которых по какой-то причине возникли искры разума, ввели цензуру — и превратились в людей. Вот мысль американского философа К. Лэша: «Ядро любой культуры стоит на ее “запретах” (“глубоко впечатавшихся вето, выгравленных в превосходных и правдивых символах”)».
Что тут наводить тень на плетень!
И в чем видят авторы учебника кризис нашей культуры? В мелочах — в жестокости, насилии, криминальной романтике и пр. А кризис культуры — это кризис ее философских оснований. В центре любой национальной культуры — ответ на вопрос «что есть человек?» Вопрос этот корнями уходит в религиозные представления, но прорастает в культуру. На это надстраиваются все частные культурные нормы и запреты.
Кризис культуры возникает, когда в нее внедряется крупная идея, находящаяся в непримиримом противоречии с другими устоями данной культуры — люди теряют ориентиры, путаются в представлениях о добре и зле.
И вот авторитетные деятели культуры России стали убеждать общество, что «человек человеку волк», а элита гуманитарной интеллигенции — прямо проповедовать социальный расизм. Это и есть червь, прогрызающий всю ткань нашей культуры.
Внедрение в массовое сознание антропологической модели социал-дарвинизма велось как специальная программа. Целью ее и было вытеснение из мировоззренческой матрицы народа прежнего, идущего от православия и стихийного общинного коммунизма представления о человеке. Не знают этого авторы учебника или не хотят этого объяснить ученикам? Они направляют социализацию юношей по ложному пути, воспитывают из них не граждан, а манипулируемого «человека массы».
Школа уже наполнена учебными пособиями, составленными на базе новой антропологической модели. Михаил Шатурин, преподающий в Канаде, пишет: «Прошлой зимой был в России и внимательно сравнил “Родную речь” прошлого года со старой советской. Был очень удивлен, увидев, что современная — гораздо хуже, хоть составлена из кусочков несомненно ЛУЧШЕЙ литературы. Все просто: в былые времена были идеологические цели, ради них детям читали и грустные, и страшные истории (тема — «Жизнь детей до Революции»). Сейчас говорят, что идеология упразднена, огорчать детей больше незачем («...зрелищем смерти, печали//Детское сердце грешно возмущать», как говорил генерал у Некрасова). И вот из разных (и впрямь замечательных!) авторов надергали кусочков, которые вместе должны составить мир без горя и слез. Изо всей русской (!) литературы ухитрились извлечь только один мотив — безмятежность.
Сравнение этих двух хрестоматий в селе Поперечном Кемеровской области показывает, что у половины местных ребятишек родители пьют по-черному. Далеко не все приходят в школу сытые. Одному местному мужику прошлым годом понадобилось поехать забрать своего ребенка из Иркутска, а денег на дорогу (больше 2-х тысяч) у него, понятно, не было. Взаймы тоже никто не дал: в совхозе живых денег уже давно не видели. Ну, он покрутился-покрутился и повесился (а может и по пьяному делу, кто ж разбирать станет!). И вот этим-то детям предписано читать стихи и истории из “одного счастливого детства”. Какой же ложью должно им после этого показаться всякое искусство! Получается, что русской литературе до них тоже нет дела — если ты нищ и слаб, ты не нужен никому, даже Некрасову с Тургеневым. И вообще, надо стремиться к положительным эмоциям, где только можно извлекать все тот же ”fun”. Наверное, это и есть новая идеология».
Тяжелое следствие (и причина) кризиса культуры — легитимизация преступника. Сращивание «светлой» культуры с культурой уголовной — одна из самых драматических сторон культурного кризиса России последних тридцати лет. Это — особая сторона современной национальной трагедии. Академик В.Н. Кудрявцев, говоря о «нравах переходного общества», уже на первом этапе реформ предупреждал, что «преступная субкультура — не экзотический элемент современных нравов, а опасное социально-психологическое явление, способное самым отрицательным образом воздействовать на многие стороны общественной жизни».
Вот о чем надо было предупредить учеников 8-го класса, говоря о кризисе культуры.
