Сегодня мы предлагаем продолжение беседы с Олегом Романько, который расскажет нашим читателям об особенностях национального коллаборационизма в Крыму.
Вот она какая, эта правда
Олег Валентинович, не так давно в московском издательстве «Яуза-пресс» вышла книга Владимира Полякова под названием «Страшная правда о Великой Отечественной войне: Партизаны без грифа “секретно”». Какую «страшную правду» открыл ее автор?
Прочитав о партизанском движении на территории Крыма в интерпретации г-на Полякова, я ничего нового для себя не нашел. Все эти факты известны уже давно. Например, из несколько устаревшей, но, все-таки, классической монографии А. Басова о Крыме в период Великой Отечественной войны. Или – недавних работ А. Мальгина, Е. Мельничука и В. Пащени. Поэтому, с научной точки зрения, никакой актуальности в его работе просто нет.
Но, может быть, там присутствует общественно-политическая актуальность?
Согласен, но заслуги г-на Полякова в этом нет. Тема партизанского движения актуальна для нашего общества уже сама по себе, так как связана с проблемой коллаборационизма и национальными отношениями – еще более актуальными темами. И г-н Поляков не зря посвятил отдельную главу так называемому татарскому вопросу. Суть этой главы – опровергнуть «миф» о коллаборационизме крымских татар или, во всяком случае, показать его незначительность в сравнении с тем же русским коллаборационизмом. В общем, такая тенденция явно прослеживается. Но, на мой взгляд, разобраться в этом автору «страшной правды» так и не удалось. Попытавшись опровергнуть этот «миф», он запутался сам и запутал своих читателей. Причина – абсолютное незнание и непонимание базовых фактов такого сложного явления, как коллаборационизм.
А был крымско-татарский коллаборационизм, факт которого сейчас активно отрицается?
Безусловно! Коллаборационисты были у всех народов и, кстати, не только у тех, которые находились на оккупированной территории. Имелись они и у крымских татар, что подтверждает масса источников. В данном случае речь о другом: каковы количественные и качественные показатели деятельности тех, кто сотрудничал с нацистами.
Можно ли на основе анализа количественных показателей назвать тот или иной коллаборационизм массовым?
Многие историки, и я в их числе, считают, что массовый коллаборационизм – это относительное понятие. Есть специальные исследования по данному вопросу, где указывается, что в любом сообществе на оккупированных территориях активные антагонисты составляли где-то процентов по десять с каждой стороны. Активные противники советской власти становились коллаборационистами. А активные сторонники шли в партизаны и подпольщики. Вот они и боролись между собой за основную массу населения, которая была объектом их влияния: политического, военного, пропагандистского и т.п.
Если же говорить о крымско-татарском коллаборационизме, то следует отметить, что на определенном этапе он выразился в более концентрированном виде, чем остальные подобные проявления. И, фактически, до конца осени 1943 г. являлся одной из опор оккупационного режима, как в военном, так и в политическом плане. Конечно, активные противники советской власти были во всех национальных группах, проживавших в Крыму. Однако, ни русские, ни украинские, ни армянские, ни болгарские коллаборационисты не имели такого значения, как их крымско-татарские «коллеги».
Цифра и факты
Вы озвучили нашим читателям численность коллаборационистов среди разных народов Советского Союза. В германских силовых структурах было 310 тысяч человек из числа русских, 250 тысяч украинцев, 50 тысяч белорусов, 17 тысяч крымских татар и так далее. Если взять данные последней предвоенной переписи и перевести абсолютные значения в относительные, то получится, что доля коллаборационистов среди русских составила 0,31%, среди украинцев — 0,89%, среди белорусов — 0,95%.
Национальный состав Крыма, по переписи 1939 года, был таким: русские — 558481 человек, татары — 218879, украинцы — 154129 и т.д. Приведите, пожалуйста, цифры, характеризующие этнический коллаборационизм среди жителей Крыма в годы Великой Отечественной войны.
В целом, можно говорить о таких цифрах. 3 тыс. – в украинских формированиях, 4 тыс. — в батальонах РОА, 7 тыс. – в частях Восточных легионов (в них, например, входили армяне) и 1 тыс. — в казачьих подразделениях. Наибольшее количество военных коллаборационистов дали крымские татары. В историографии проблемы их численность оценивается в 15–20 тыс. человек. Я предпочитаю пользоваться усредненной цифрой — 17 тыс.
На оккупированных территориях в целом и в Крыму – в частности были созданы разные коллаборационистские организации и всевозможные вооруженные формирования. Можно ли сказать, что они имели национальный характер?
Если говорить о таких организациях, которые создавались на этнической основе, то это, безусловно, национальные комитеты. В Крыму за период с 1941 по 1944 г. были созданы украинские, армянские, болгарские и крымско-татарские национальные комитеты. Причем, только последние, в силу разных причин, могли играть значительную роль. И это, несмотря на все ограничения, которые наложила на них немецкая оккупационная администрация. Что же касается русских национальных комитетов, о которых пишут некоторые некомпетентные историки, то они созданы не были. Нельзя считать «русским» и местное самоуправление, так как, во-первых, там работали люди разных национальностей (те же крымские татары), а во-вторых, эти органы в своей повседневной деятельности никогда не руководствовались установками русской национальной доктрины, в какой бы то ни было форме.
Если же проанализировать военный коллаборационизм, то следует признать, что единственными национальными формированиями в прямом смысле этого слова, которые были созданы из жителей полуострова, были крымско-татарские роты и батальоны. Городскую и сельскую полицию нельзя называть русской или украинской. Это все очень условно, потому что немцы называли и татарские батальоны украинскими, так как они были в системе органов правопорядка рейхскомиссариата «Украина». Но эти подразделения, конечно, не были украинскими в этническом плане!
Такая же ситуация и с батальонами РОА. Во-первых, их было не много (до пяти), и они существовали всего лишь три-четыре месяца. Во-вторых, серьезного участия в боевых действиях эти батальоны не принимали. В-третьих, их связь с генералом Власовым весьма условна, допускаю, что он об этих подразделениях вообще не слышал. Осенью 1943 г. батальоны РОА частью расформировали, частью «разбавили» другими частями, якобы тоже русскими. Но и после этого они не имели национального характера. Просто пишущие об этом дилетанты не знают сути вопроса.
А вот крымско-татарские роты и батальоны имели практически однородный этнический состав. Сейчас говорят, что в них служили не только крымские татары. Это так, в эти части, главным образом на командные посты, попадали и русские, и украинцы. Однако их было очень немного, и наличие этих офицеров никак не влияло на однородность этнического характера этих частей. Далее, была в крымско-татарских ротах и батальонах и своя специфика, которая также позволяет говорить об их отличии от прочих коллаборационистских частей. Это: и активная роль мусульманского духовенства в жизни крымско-татарских добровольцев, и использование национальной символики во время присяги. Ничего подобного в других формированиях, созданных из крымчан, не было.
А судьи кто?
То есть «страшную правду», открытую якобы читателям, можно назвать «страшной неправдой»? По крайней мере, в той части, где отрицается крымскотатарский коллаборационизма. Вы, кстати, писали в своей рецензии на эту книгу (желающие могут ознакомиться с ее полным текстом в электронном виде по этой ссылке), что «в принципе, содержание книги можно уместить в одной фразе: «Все рядовые партизаны – хорошие и героические, все их центральное руководство – плохое и некомпетентное, а лучше всех партизанили крымские татары, которых потом необоснованно депортировали». Тем не менее, данный подход является явно недостаточным, чтобы проанализировать такое сложное явление, как советское партизанское движение вообще и его крымская составляющая — в частности». Вот вы сейчас заявите, что Поляков не владеет методологией, а он на вас в суд подаст.
В ответ на мое мнение о своей «страшной правде» г-н Поляков написал «открытое письмо», где пообещал этого не делать, так как верит, что из меня еще получится хороший исследователь (смеется). А вообще, если говорить серьезно, то это, конечно, надо было додуматься, чтобы писать такие письма и упоминать суд, когда речь идет о научной рецензии. Критика – общепринятая процедура в научном сообществе. И если г-н Поляков претендует на звание ученого, то пусть привыкает к критическим замечаниям в свой адрес, пусть даже и нелицеприятным.
Желаем вам дальнейших успехов в научной деятельности, а научному сообществу хотим пожелать просто правды, которая базируется на цифрах и фактах, а не на эмоциях и псевдоистории.
Справка «КВ»
Олег РОМАНЬКО — крымчанин, уроженец Евпатории. Доктор исторических наук. Специалист по проблеме коллаборационизма и межнациональным отношениям в годы Второй мировой войны. Автор множества публикаций о коллаборационизме, в том числе монографий, изданных на разных языках и в разных странах: Мусульманские легионы третьего рейха. Мусульманские добровольческие формирования в германских вооруженных силах (1939–1945); Мусульманские легионы во Второй мировой войне; Коричневые тени в Полесье. Белоруссия 1941–1945; Легион под знаком Погони. Белорусские коллаборационистские формирования в силовых структурах нацистской Германии; Немецкая оккупационная политика на территории Крыма и национальный вопрос (1941—1944); Иностранные формирования Третьего рейха; Крым под пятой Гитлера. Немецкая оккупационная политика в Крыму 1941–1944 гг. и т.д.
