Первые месяцы 2014 года обернулись для России крупнейшей геополитическй катастрофой со времен развала Советского Союза. Украинское руководство во главе с президентом Виктором Януковичем, отказавшимся в прошлом году подписать соглашение об ассоциации было низложено, в Киеве произошел государственный переворот, и Украину, вторую по значимости после РСФСР республику в бывшем СССР и самого важного в стратегическом плане для Москвы государства СНГ, возглавило новое правительство радикально западнического и откровенно анти-российского толка. Впервые со времен обретения Украиной независимости, в Киеве, в исторической “матери городов русских” о России открыто заговорили как о военном противнике. Под вопросом оказался нейтралитет украинского государства. Путь к западным границам России для стран-членов НАТО был открыт. Свергнутый пресидент Украины В.Янукович, председатель СБУ А.Якименко, зампред Верховной Рады И.Калетник и другие государственные деятели, на которых Россия только недавно возлагала надежды в противостоянии с Западом, спешно бежали из страны. Иные общественные и политические деятели, подозреваемые в связях с Россией вроде активистов Павла Губарева (Донецк) И Антона Давидченко (Одесса) были арестованы новыми властями Украины. Россия оказалась во все сужающемся кольце международной изоляции, на грани полномасштабной экономической войны с Западом. Тем временем, в Москве и других российских городах царило почти праздничное настроение, прилив народного патриотизма достиг такого накала, что с верноподданическими заявлениями выступил даже фрондирующий брат либерального российского вице-премьера Аркадия Дворковича. Столица чествовала главного виновника торжества – президента Владимира Путина. Главу государства, провальная политика которого позволила Западу одержать победу на Украине и загнать Россию в угол. Сюрреалистическая сцена напоминала своеобразный пир во время чумы. Как бы не замечая катастрофического поражения на Украине, российский социум умилялся тому, что отечественному руководству все же удалось сохранить status quo по Черноморскому флоту и сменить жовто-блокитный стяг на российский триколор в Симферополе. Для того, чтобы понять как и почему Россия оказалась в нынешней критической ситуации, необходимо вернуться в 1990-е гг., сыгравшие ключвую роль в формировании политического сознания Путина и его ближайшего окружения.
Перед пришедшим к власти в России после отставки Бориса Ельцина в 2000 г. Владимиром Путиным и его командой изначально стояла неразрешимая задача. С одной стороны, российский правящий класс, извлекая львиную долю своих доходов из экспорта сырья, ориентировался на Запад, предпочитая вкладывать свои ресурсы в заграничную недвижимость, размещать капиталы на счетах западных и оффшорных банков, и посылать своих детей учиться в западные школы и ВУЗы. С другой стороны, тот самый Запад, на который ориентировалась отечественная элита, осуществлял планомерную политику, направленную на постепенное ослабление и ликвидацию российского государства. Продвижение НАТО на восток, косвеная поддержка западными державами чеченских сепаратистов на Кавказе и спровоцированная Вашингтоном и его европейскими союзниками гражданская война в Югославии не оставляли в намерениях Запада по отношению к Москве никаких сомнений. Последовавший через несколько месяцев после Приштинского броска скандал вокруг Mabetex И BoNY, приведший к скорому устранению семьИ Ельцина от власти наглядно проиллюстрировал какими методами влияния Запад обладает в отношении российского руководства. Круг замыкался. Запад угрожал России, а значит и российской элите, чей статус и процветание, желала она того или нет, зависели от сохранения ею контроля над страной и ее природными богатствами. Однако, российская элита не была способна адекватно отвечать на вызовы Запада. т.к. ориентировалась на него как в материальном плане, так и в психологическом. Этим обьясняются известные казусы российской внутренней И внешней политики 2000-х – начала 2010-х, когда официальная анти-западная риторика казалось бы успешно совмещалась с отдыхом российских чиновников и олигархов в Монте-Карло и Куршавеле и даже открытием отделения правящей партии (“Единой России”) в Лондоне.
Первое десятилетие нового века оказалось для России относительно спокойным, хотя и не безоблачным. Во многом благодаря скачку цен на энергоносители и занятости США и их союзников в конфликтах на Ближнем Востоке, Россия получила некоторое время и возможности для национальной консолидации и укрепления государства. Комбинацией военного вмешательства, достижения компромисса с частью сепаратистов и дарования широчайшей автономии Грозному, Чечня была возвращена в состав России и обстановка на южных рубежах страны в значительной мере стабилизировалась. Была выстроена новая конфигурация отношений между олигархами и государственным аппаратом, призванная защитить и закрепить итоги приватизации 1990-х, отлучив от принятия решений наиболее дестабилизирующие и непредсказуемые элементы. Началось перевооружение российской армии.
Первым серьезным проявлением нового внешнеполитического курса Москвы стала твердая позиция Кремля против развязывания Вашингтоном войны с Ираком. Российское выступление было облегчено схожей позицией ключевых игроков в ЕС – Германии и Франции, и ряда других европейских стран, стремившихся предотвратить новую американскую авантюру на Ближнем Востоке. Дальнейшее хорошо известно: США оккупировали Ирак, отношения между трансатлантическими союзниками вскоре нормализовались, а уже в следующем, 2004-ом году на Украине произошла т.н. оранжевая революция, приведшая к власти в Киеве прозападного президента Виктора Ющенко и показавшая неспособность России эффективно влиять на политические процессы в соседней Украине.
Украина представляла для Запада особый интерес. Геополитическое положение, промышленный потенциал и близкие связи с Россией “второй советской республики” делали ее первоочередной целью для американских стратегов. В Советском Союзе украинцы занимали второе место в триумвирате титульных восточнославянских народов, представители которых занимали ключевые посты в партийно-государственном аппарате и определяли судьбы страны. Подход Москвы к решению украинского вопроса был аналогичен национальной политике по отношению к другим народам, получившим свои союзные И автономные республики. Советский патриотизм успешно совмещался с национальным патриотизмом, с гордостью за победы И свершения предков. Советский строй не отрицал национальную самобытность населяющих страну народов, а с официальной точки зрения являлся своеобразной вершиной их национального опыта. Советский украинский патриотизм давал украинцам возможность сохранить наследие своих предков, включив таких видных деятелей украинской культуры как Тарас Шевченко, Леся Украинка, Иван Франко и др. в национальный пантеон. Советская идеология подчеркивала связи выдающихся национальных деятелей с Россией и русским народом, тщательно ретушируя их имидж, изымая из их наследия анти-российские и другие неудобные моменты. Украинский советский патриотизм пополнялся блистательной сагой о Ковпаке, о героических украинских партизанах, о советских украинских полководцах от Семена Тимошенко до Андрея Еременко, обеспечивших рука об руку со своими русскими братьями победу СССР над фашистской Германией в Великой Отечественной Войне. Фоном для воспитания И поддержания украинского советского патриотизма было развитие украинского национального кинематографа, продолжение украинской литературной, театральной, музыкальной традиции. Такой многовекторный подход обеспечивал широкую поддержку советского руководства украинским населением и выбивал почву из-под ног антисоветских украинских националистов.
С развалом СССР, Запад, при посредстве ориентирующихся на него местных постсоветских политических элит, приступил к разрушению советского идеологического простраства. В случае Украины, это означало деконструкцию комплиментарного России советского украинского патриотизма и его замену на анти-российский украинский национализм с сопутствующей ему героизацией и сакрализацией активных борцов с советской властью и исторической Россией от Симона Петлюры до Степана Бандеры и Романа Шухевича.
Одновременно, Россия активно приступила к разработке И воплощению собственной версии национального строительства. Приняв во внимание в целом безуспешные поиски “национальной идеи” в ельцинские 90-е, новое российское руководство решило использовать американский опыт для выстраивания патриотической идеологии в неолиберальной России. Американская консервативная идеология, обеспечивающая победы републиканским кандидатам в течении нескольких десятилетий строилась на трех китах: экономическом неолиберализме с его культом свободного рынка, патриотизме и церковности с присущим ей социальным консерватизмом. В середине 2000-х американский политолог Томас Франк в своей книге “Что не так с Канзасом?” дал популярное обьяснение этому феномену. Консервативная идеология сочетала анти-социальную экономическую политику с аппеляцией к традиционным ценностям. Люди, испытывающие патриотические чувства, стремление к защите и сохранению традиционных семейных ценностей, противники легализации гомосексуальных “браков” и абортов, голосуя за кандидатов отстаивающих их позиции, хотели они того или нет, тем самым поддерживали ударяющие по их собственному карману неолиберальные реформы, сокращайщие социальные расходы государства.
Кит неолиберализма идеально подходил для периферийной капиталистической экономики новой России. Американский патриотизм с его культом конституции и отцов-основателей был заменен на российскую версию, базирующуюся на дореволюционных и белогвардейских ориентирах. Из советского опыта бралось то, что можно было встроить в новую идеологическую конструкцию. Сталин был уже не большевиком и борцом за коммунизм, а эффективным менеджером И борцом с большевиками, победу в Великой Отечественной Войне советские воины одержали не столько под руководством партии, сколько при поддержке священнослужителей и т.д. Кит американской церковности, полагающийся в основном на последователей протестантских и евангельских течений, был заменем на русское Православие, с Московской Патриархией в роли надежной опоры государственной власти.
Отличительной чертой дореволюционной и белогвардейской идеологии, ставшей частью официальной и полуофициальной пропаганды в России было специфическое восприятие Украины и украинцев. Питаясь трудами белоэмигрантских историков вроде Николая Ульянова и их современных последователей, она отказывалась видеть в украинцах – сложившуюся историческую общность, отдельный народ со своей самобытной традицией, языком, и культурой. В выделении большевиками национальных республик и автономий украинцам и представителям других народов, они видели не имперский гений советской власти, обьединившей под красными знаменами развалившуюся Российскую империю, а безудержное потакание национальному самодурству предателей и инородцев. Внедряемый Киевом с подачи Запада украинский национализм антироссийского толка, с его мифами о древнем украинском этносе, порабощении Украины Россией и голодоморе как геноциде украинского народа, был встречен со стороны Москвы новым изводом русского национализма, отрицающего и высмеивающего все украинское. Нашла коса на камень.
За десятилетие прошедшее со времен оранжевой революции в Киеве, Россия, как показывают последние события, не только не смогла укрепить свои позиции на Украине, но и потеряла те рычаги влияния, которые ранее находились в ее распоряжении. Отказываясь воспринимать украинский народ как сложившуюся историческую общность и напрямую вести с ним диалог в рамках публичной дипломатии, Москва практически израсходовала огромный кредит доверия к России, оставшийся у большинства украинцев после развала Советского Союза.
В то время, как США и другие западные державы назначали в качестве послов на Украину опытных дипломатов, адекватно понимающих цели и задачи своей миссии, Москва воспринимала Киев как место длй ссылки опальных чиновников от бывшего ельцинского премьера Черномырдина до погоревшего на “монетизации льгот” министра Михаила Зурабова. В то время, как в США и Канаде действовали исследовательские центры и институты, занимающиеся Украиной, российское руководство не посчитало необходимым создать не одного центра исследований Украины, стратегически важного соседнего государства на границе с более чем 40-миллионным населением. Несколько специалистов занимающихся Украиной в Институте СНГ едва ли могли удовлетворить потребности государства при принятии ключевых решений. Для сравнения, изучению даже самого ближайшего союзника и соседа США - Канаде - посвящены специальные программы в ряде престижных американских университетов, действует Американская ассоциация исследования Канады и другие организации. Пока российское руководство вело кулуарные переговоры с украинскими олигархами, а российские обыватели делились анекдотами об украинских "салоедах" и проститутках, США и их союзники вели последовательную работу по воспитанию нового поколения украинской элиты, внедрению агентов влияния в украинские органы власти, командный состав вооруженных сил и спецслужб.
